Текст книги "Собрание сочинений. Том третий"

Автор книги: Ярослав Гашек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

Разговор с горжицким окружным начальником

Боюсь., как бы горжицкий окружной начальник на меня не прогневался. Но что поделаешь! Напиши я, что дело было в Колине, Кутной Горе или Чешских Будейовицах, обиделись бы тамошние окружные начальники. Но всей Чехии и Моравии они, за малым исключением, похожи друг на друга, как родные братья, разве что у одного брюшко побольше, а у другого поменьше. Итак, займемся сегодня окружным начальником из Горжиц.

* * *

Горжнцкий окружной начальник вызвал к себе редактора местной газеты. Накануне вечером он небрежно сказал своему чиновнику:

– Завтра в десять утра доставьте ко мне этого редактора.

Ночью полицейские вытащили редактора из теплой постели и отвели в участок. В десять часов утра его препроводили в кабинет окружного начальника. Перепуганный редактор был без воротничка (ночью ему не дали много времени на сборы) и придерживал брюки, так как подтяжки у него отобрали, чтобы он не повесился. У него был вид человека, сорвавшегося с виселицы.

Окружной начальник стоял перед ним, как воплощенное могущество, и с высоты своего величия грозно взирал на ничтожного червяка-редактора.

«Боже мой, – подумал редактор, косясь на огромный живот окружного начальника, затянутый в форменное сукно с блестящими пуговицами, – если он с разбегу притиснет меня к стене, я буду раздавлен, как букашка».

А начальник все еще сверлил глазами редактора, понимавшего, что этот взгляд означает: «Ты в моей власти, червяк, прихлопну – и нет тебя».

Это была борьба двух миров. Борьба государственности с ничтожеством. Борьба слона и козявки… Козявка – вот оно, то нужное слово, которое искал начальник.

– Вы козявка, пан редактор! Что вы там написали в последнем номере своей газеты под рубрикой «Советы и указания заботливым хозяевам»? Чего стоит вот этот ваш перечень лучших сортов фруктовых деревьев? Из яблонь вы рекомендуете зимний «золотой пармен» и пишете, что во Франции он называется «рен-де-ренет». Потом рекламируете «бель-де-боскоп» и «фондант-де-буа» – «лесную красавицу». Потом американскую грушу «айдаго» и английскую «уайльдер-эрли». Это же государственная измена! А почему вы рекомендуете французскую сливу? Нам все известно, господин редактор! Вы рекламируете также зеленый ренклод «Вашингтон» американского происхождения. Характерно, что вы умалчиваете об австрийских сортах. Почему вы не пишете, как хороши тирольские яблоки? А потому, что про себя вы думаете: «Да провались они совсем, эти тирольцы». Ибо это народ, который готов жертвовать жизнью за нашего всемилостивейшего монарха. Почему вы не рекомендуете «кассельский ренет»? Потому что знаете, что Кассель – немецкий город, а вы хотите поражения нашим немецким союзникам. Поэтому-то вы игнорируете и «гравенштейнскую яблоню», ибо девиз гравенштейнских гусаров гласит: «Für Gott, Kaiser und Vaterland»! [122]122
  За бога, кайзера и отечество ( нем.).


[Закрыть]Разумеется, вам не нравится слива графа Альтана, – ведь граф Альтан был австрийским генералом, а у вас одно на уме: черт бы побрал всех австрийских генералов. вместе взятых. Поэтому, повторяю, вы рекомендуете французские и американские сливы, английские груши и яблоки и хотите, чтобы ваши читатели только и думали: «Когда же наконец Франция, Америка и Англия намнут бока Германии и Австрии?»

Прочтите внимательно свою статью «Какие почвы хороши для отдельных разновидностей ячменя?» Вы пишете, что в Чехии лучше всего возделывать французский сорт, так называемый «шевалье». Стало быть, Чехия и Франция! Отлично! Понимаем, в чем тут дело, да и всякий поймет. В статейке «Любителям цветов» вы рекомендуете красные, синие и белые пеларгонии, то есть запрещенное славянское трехцветие. А что означает ваша заметка «Чилийская селитра – лучшее удобрение для картофеля»? Уж не хотите ли вы лишить нашу империю важнейшей составной части пороха? «…При посадке картофеля на тощих почвах селитру можно засыпать прямо в ямки…» Мы вам посадим! Мы вас проучим, молодой человек! А это что за фраза: «…Подмороженные фрукты надо быстро использовать, так как они легко загнивают и покрываются плесенью…» Мы отлично понимаем, кого вы разумеете под гнилым фруктом. Вы подрываете основы, милостивый государь! О том, как действуют ваши статейки, свидетельствует вот это письмо полицейского вахмистра из Воданча:

«Осмелюсь обратить внимание императорско-королевской окружной канцелярии на статью в «Горжицких новостях» «Использование квасцов». Там написано: «…Иногда на крыжовнике и смородине появляется множество маленьких гусениц, которые в несколько дней могут уничтожить все листья и плоды». В нынешние трудные времена подобная фраза может возбудить панику в нашем садоводческом крае, и я полагаю, что за нею скрываются определенные политические цели.

В этом же номере есть заметка «Как откипятить пожелтевшее белье», а сразу под ней «Коротко о производстве чернил». Сочетание этих двух цветов каждому бросается в глаза и явно имеет целью выставить в смешном виде черно-желтое знамя империи.

Вообще газета лишена всякого патриотизма и лояльности. В заметке «Мокрая обувь» есть фраза: «Сняв мокрую обувь, лучше всего наполнить ее сухим овсом». Позволю себе указать, что это – прямое подстрекательство к уклонению от реквизиции овса…»

– Вот каковы дела, милейший! Сами видите, куда вы катитесь.

Окружной начальник умолк и уставился на козявку-редактора. Это была страшная минута, когда слон мог раздавить несчастного пигмея. Но слон переступил через него. Окружной начальник открыл ящик стола и, вынув оттуда пачку листов, торжественно вручил ее редактору.

– Верноподданнические и лояльные чувства должны воодушевлять каждую вашу статью. Я составил здесь несколько хозяйственных советов и указаний, вполне созвучных моменту. Они должны появиться в следующем номере. Можете идти.

Дома смятенный редактор развернул статьи и прочел:

«Дешевый предсказатель погоды. Повесьте на стену открытку с портретом всемилостивейшего монарха. Вбейте ему в голову гвоздик. На гвоздике укрепите короткую нитку, к ее свободному концу подвяжите небольшой пучок цыплячьего или гусиного пуха, окрашенного в черно-желтые цвета. Отметьте черточкой на открытке место, где находится пучок. Если предстоит хорошая погода, пучок поднимется к самому носу его величества императора. Если будет дождь, он опустится ниже, чем был».

«Дешевый воск для прививок к дичку черенков можно приготовить из 50 граммов еловой смолы и 250 граммов говяжьего жира. Смешайте в растопленном виде, прибавьте 26 граммов густого скипидара и помешивайте до тех пор, пока не пропоете дважды наш австрийский гимн».

«Чтобы молоко летом не скисало, положите в него листок дикорастущего хрена и трижды возгласите славу нашему обожаемому монарху».

Прочитав это, редактор взял желтую веревку и повесился на черной печной трубе.

Идиллия в Мариновке

В Мариновке было несколько пленных австрийских офицеров, завзятых австрофилов. Говорили они между собой исключительно по-немецки. В город их не отпускали, и вот, заброшенные, под конвоем дюжины солдат-татар, они ждали смерти императора Франца-Иосифа. От нечего делать капитан Трейделенберг нарисовал девицу в рыцарских доспехах с мечом в руке и австрийским орлом сзади. Взгляд у нее был до того скорбный, что приходивший но вечерам солдат – проверить, все ли на месте, всегда крестился, гляди на нее, – очевидно, принимал за икону.

Под картинкой была подпись: «Heil, Grossösterreich!» [123]123
  Слава великой Австрии! ( нем.).


[Закрыть]. Вскоре, правда, картинку пришлось снять, так как она стала средоточием большого количества клопов. Эпизод этот внес кое-какое разнообразие в жизнь офицеров.

Разнообразие внес и уход от них повара-чеха из 8-го полка ополчения. Он никогда не отличался разговорчивостью, а тут взял и ушел в чешские легионы. Событие вывело их из равновесия.

Капитан Трейделенберг заявил, что когда доберется до него в Австрии, то повесит собственными руками по нескольким причинам – за то, что повар изменил отечеству, и за то, что теперь неизвестно, кто будет им варить кнедлики и печь булочки.

Так и протекала их жизнь в тоске и унынии. Поручик Бергенгольд потехи ради написал через Красный Крест в Австрию с просьбой прислать какое-нибудь развлекательное чтение. Через несколько месяцев пришла посылка с такими книгами: «Über die asiatische Cholera», «Die Heilquelle und das Klima in Pfalz», «Das Wochenbett und die physische Erziehupg der Kinder in den ersten Jahren», «Dogmatische Predigten» [124]124
  «Об азиатской холере», «Лечебный источник и климат Пфальца». «Послеродовой период и физическое воспитание детей младшего возраста». «Догматические проповеди» ( нем.).


[Закрыть], и комплект журнала венских шляпников за два года.

Это было такое занимательное чтение, что инициатора две недели не замечали, с ним не разговаривали, а капитан Трейделенберг собрался вызвать его после войны на дуэль.

И тут эту отчаянную скуку разрядило известие о смерти императора Франца-Иосифа.

– Ну на конец-то, – вздохнул капитан Трейделенберг, с большим трудом, по слогам, прочитав об этом в русских газетах.

Скептически настроенный подпоручик Валашек заметил, что пока не стоит об этом говорить, возможно, это обычная газетная утка. Но когда прочли сообщение о похоронах, капитан Трейделенберг не выдержал и воскликнул:

– Как я рад, что это правда. Теперь нам предстоит обсудить это событие. И я, господа, приглашаю вас сегодня после обеда на собрание, на котором мы обсудим и решим, как должным образом отпраздновать событие, то есть, я хотел сказать, как нам на него откликнуться. Прошу, господа, привести в порядок мундиры и почистить сапоги.

И они отправились на собрание. Глаза светились радостью, – наконец-то хоть что-то вместо ужасной скуки! И когда заговорил капитан Трейделенберг, лица приняли приятное выражение.

Капитан Трейделенберг начал многозначительно и удачно:

Из-за смерти императора Франца-Иосифа мы оказались, как я бы сказал, в комичной ситуации, ведь нам следовало бы воскликнуть: «Король умер, да здраветвует король!», потому что – чего нам заниматься трупом, я хотел сказать – покойником, вы меня понимаете. Я думаю, что мы поступим лучше всего, если через покойника перейдем к повестке дня, потому что я никакой не оратор. От нас зависит, как мы отпразднуем это радостное, я хотел сказать – комичное известие, как договоримся вести себя в этом несчастном случае, чтобы продемонстрировать, что даже в плену мы не забыли о нем, и мы, я бы сказал, телом и душой рядом с его телом как австрийские патриоты и офицеры. Прошу вносить предложения.

Слова попросил поручик Бергенгольд, тоже оправдываясь, что он не оратор. Он выразил удивление, что капитан Трейделенберг, собравший всех на собрание, не предложил, как следовало бы отпраздновать событие. А то он очень умный, что можно было заметить вчера.

– А что можно было заметить вчера? По-моему, это к делу не относится, – отозвался капитан.

– Тогда скажите мне, пожалуйста, куда вы дели мою зубную щетку, которую взяли у меня? Куда вы ее засунули, а потом ко всем приставали, не видели ли они ее? Так и с покойным всемилостивейшим монархом. К чему вы притянули его труп, а теперь не знаете, что делать?

Капитан Трейделенберг ударил себя в грудь:

– Господа, я вижу, вы взволнованны. Как может поручик Бергенгольд в эту торжественную минуту говорить о таких сугубо личных вещах, которые больно затрагивают любого из нас. Ну на что бы это было похоже, если б я сейчас начал выяснять, куда поручик Берген гольд дел мою банку с гуталином, которую во вторник взял из моей комнаты!

– Это какая-то ужасная ошибка, господа, я никакого гуталина у господина капитана Трейделенберга не брал, это сделал прапорщик Раумер, который курит мои сигареты и вообще паразитничает.

Прапорщик Раумер встал, побледнел и нервно произнес:

– Я попрошу!.. Я требую удовлетворения, как того заслуживает моя оскорбленная честь!

Капитан Трейделенберг вытер пот со лба и заговорил примирительным тоном:

– Господа, неужели вы способны ссориться в эту прекрасную, я хотел сказать – скорбную минуту, когда вся Австрия плачет, конечно, плачет…

Поручик Бергенгольд перебил его:

– Разрешите, – и, повернувшись к бледному прапорщику, спросил: – Ты хочешь получить удовлетворение прямо сейчас или после войны?

Он сказал это таким свирепым голосом, что прапорщик прошептал:

– После войны.

– Господа, – заговорил капитан Трейделенберг, – я предлагаю продолжить. Поскольку не поступило никаких конкретных предложении, я предлагаю, чтоб в доказательство этого несчастья мы носили на правом рукаве черную повязку, которая будет свидетельствовать о нашем патриотическом образе мыслей. Кроме того, мы должны присягнуть на верность новому государю, что можно будет сделать завтра после обеда.

– Все это прекрасно, – возразил подпоручик Клаузнер, – а как зовут нового государя?

– Чтоб не забыть, нового государя зовут Карл. Предлагаю провозгласить ему славу.

– Пардон, закричал старик Аренс, майор, – кому вы хотите кричать «ура», если даже не знаете, который это будет Карл по счету! Карл Первый или Карл Шестой? Вот вы собрались присягать. И что? Присягнем Карлу Шестому, а он, к несчастью, окажется Карлом Первым. Получится, мы изменники, я бы в таком случае сразу застрелился. Ничего себе сюрприз вы хотите мне подстроить.

– Нам, в конце концов, неважно, который он Карл, – заметил капитан Трейделенберг, – слава богу, есть чем развлечься, я хотел сказать – заняться. Я еще раз предлагаю провозгласить славу Карлу, не все ли нам равно, какой Карл будет императором? И повязать на правую руку черную повязку в доказательство нашей скорби по поводу смены на троне. Кто против?

Руку поднял один лишь майор Аренс и упрямо заявил, что не может кричать «ура» черт знает кому. А насчет черной повязки он не возражает, но хочет обратить внимание, что с этим следует подождать, пока не придет официальное распоряжение из военного министерства через посредство Красного Креста.

* * *

Однако не так-то просто было носить черную повязку в лагере военнопленных в Мариновке, поскольку в город их не отпускали, а больше негде было взять материала на повязки.

Тогда к начальнику лагеря была послана депутация в составе поручика Бергенгольда и прапорщика Раумера, немного говоривших по-русски.

Когда они сообщили капитану Шувалову, что умер австрийский царь, капитан сперва сказал:

– Ничего не понимаю.

А потом, чтоб отвязались, сказал, что воскресить он им его не сможет.

– Франц-Иосиф очень карошая австрийская царь, – объяснил поручик Бергенгольд, – очень карошая, и, как помери, нам нада сем аршин черной полотно.

– Не понимаю, ничего не понимаю, – ответил капитан Шувалов, и прапорщик Раумер продолжил:

– Франц-Иосиф тот [125]125
  умер (от нем. todt).


[Закрыть], пожалуйст, сем аршин черной полотно, великая парь, сем аршин черной полотно.

– Идите с богом, какой с вами разговор, – приветливо сказал капитан Шувалов, пожимая плечами, и, повернувшись к конвоиру, приказал:

– Отведи их в их казарму, помешались они, что ли.

– Слушаюсь, ваше благородие!

На этом аудиенция кончилась.

По дороге назад конвойные хлебнули горя с этими двумя офицерами. Останавливаясь перед каждой лавкой, они твердили:

– Франц-Иосиф тот, пожалуист, сем аршин черном полотно, великая царь, сем аршин.

– Иди! – заорал на него сопровождающий. – Иди, что с вами такое? Какая вы сволочь вместе с вашим царем!

– Пожалуйст, Франц-Иосиф помери.

– Хорошо, черт побери вашу губернию, помешались немножко, надо вам отдохнуть.

Так и получилось, что господа в Мариновке не носили траура по Францу-Иосифу – черных повязок на рукаве, на что неделю спустя обратила внимание графиня Реверетта-Валтари, член миссии Австрийского Красного Креста, развозившая по лагерям военнопленных теплые набрюшники для офицеров и выяснявшая степень их лояльности.

Позже она подала рапорт о замеченной ею нелояльности непосредственно в министерство.

А в тот день дюжина солдат из татар, несших охрану лагеря, до поздней ночи обсуждали происшествие, и если бы вы спросили кого из них, что он судит о Франце-Иосифе, вам ответили бы:

– Хороший царь, длиной семь аршинов [126]126
  Аршин равен 0,71 м.


[Закрыть]и всегда ходил в рубашке из черного полотна. А когда помер, двое из этой австрийской сволочи спятили.

Примечания

В третий том Собрания сочинении Ярослава Гашека включены произведения, созданные писателем в 1913–1917 годах.

В эти годы произошли значительные изменения в жизни и творчестве Гашека.

С начала первой мировой войны Гашек – солдат австро-венгерской армии, призванный сражаться за интересы австрийской монархии, против которой боролся он пером всю свою жизнь. Вскоре он – военнопленный, добровольно сдавшийся русским. Затем – снова солдат, на этот раз чехословацких частей, легионов, сформированных из чешских и словацких военнопленных, чтобы выступить на фронте бок о бок с русскими солдатами против австро-германских войск. И наконец, после Октябрьской революции Гашек, порвав с легионами, открыто занявшими контрреволюционные позиции, переходит на сторону Советской власти.

Первое время, после того как распалась семья Гашека и жена Ярмила с новорожденным сыном ушла к родителям (май 1912 г.), он отправился странствовать по Чехии. По существу, Гашек оставался странником и по возвращении в Прагу, – не имея постоянного пристанища, он скитался по ночным кабакам, ночевал у приятелей и случайных знакомых.

Зимой 1912 года Гашек сначала сотрудничал в журнале «Свет звиржат» («Мир животных»), который редактировал Гаек, но летом 1913 года снова отправился путешествовать, на этот раз со своим старым приятелем – писателем Зденеком Матеем Кудеем.

Свои странствования они продолжили и летом следующего года. З. М. Кудей описал их позднее в книгах «Хорошо путешествовать вдвоем» и «Хорошо путешествовать вдвоем, втроем – хуже» (1913 и 1927 годы).

Немало событий, связанных с этими путешествиями, вошло и в рассказы Гашека.

С началом войны образ жизни Гашека не изменился, а в январе 1915 года он был призван в армию и направлен в 91-й пехотный полк, расквартированный в Чешских Будейовицах.

Незадолго до мобилизации Гашек успел сыграть с пражскими полицейскими властями свою очередную «гашковину» (как называл его проделки Йозеф Лада). В ноябре 1914 года, ночуя в гостинице «У Вальшу», он так записался в книге для постояльцев: «Ярослав Гашек, купец, уроженец города Киева, прибыл из Москвы». Как «русский шпион», он был доставлен в полицейский участок, где заявил, что просто хотел проверить, насколько в тревожное, военное время бдительна пражская полиция. «Проверка» обошлась ему в пять суток ареста.

Творческое наследие Гашека последних предвоенных и первых военных лет представляет собой очень пеструю картину. Здесь много рассказов, посвященных юношеским странствованиям, непосредственные отклики на летние путешествия 1913, 1914 годов.

В творчестве военных лет заметно уменьшилась доля сатиры, и это понятно: жестокая цензура военного времени буквально «вымела» из печатной продукции малейший намек на сатиру. Если в 1913 году Гашек еще мог опубликовать, например, сатиру-гротеск на государственные органы безопасности («Полицейский комиссар Вагнер»), обличающий австрийскую армию рассказ «Из записок австрийского офицера» и ряд острых политических карикатур («В венгерском парламенте» и др.), то в 1914–1915 годах политическую сатиру Гашека представили лишь два рассказа: «Сказка о мертвом избирателе» и «Букетик незабудок на могилу национально-социальной партии». В основном же это были комические путевые приключения, рассказы о детях и о животных.

В рассказах о животных, чаще всего юмористических, нередко звучат автобиографические нотки – ощущение бесприютности, неприкаянности, оторванности от общества.

Несмотря на неустроенность жизни, Гашек много работал. К началу первой мировой войны он напечатал свыше девятисот рассказов, фельетонов и очерков, написал книгу «Политическая и социальная история партии умеренного прогресса в рамках закона» и (совместно с Франтишеком Лангером и Йозефом Махом) ряд коротких сатирических представлений для участников собрания партии умеренного прогресса в рамках закона.

К этому времени он был уже автором нескольких книг: сборника стихов «Майские выкрики» (1903) (вместе с Л. Гаеком), сборников рассказов: «Бравый солдат Швейк и другие удивительные истории» (1912), «Хлопоты пана Тенкрата» (1912), «Гид для иностранцев и другие сатиры» (1913) и вышедшего уже во время войны сборника «Моя торговля собаками» (1915).

В своих очерках, статьях, рассказах и фельетонах Гашек отразил важнейшие проблемы современной ему Чехии, создал своего рода сатирическую энциклопедию, жизни чешского народа в преддверии первой мировой войны.

Начало войны привело к небывалому росту антиавстрийских настроений в Чехии. Массовое симулянтетво, дезертирство, саботаж, переход на сторону русских как отдельных солдат и офицеров, так и целых войсковых частей были ответом народных масс на насильственное вовлечение их в войну против русского народа, в котором они с незапамятных времен видели своего брата и с которым связывали свои надежды на освобождение от австрийского гнета.

Гашек в своем личном отношении к войне и в творчестве отразил этот общенародный протест. Он не раз заявлял друзьям (Л. Гаеку, Э. А. Донгену), что, если его призовут в армию, он не будет сражаться «во славу австрийского оружия», а при первом же удобном случае перейдет к русским.

После мобилизации Гашек всячески саботировал военную службу.

По дороге на фронт, во время остановок, на отдыхе, Гашек писал стихи. Это были или лирические грустные раздумья о судьбе солдата, об оставленных близких («Дорога на ноле боя»), или короткие стихотворные юморески отклики на события полевой жизни («В резерве», «Поэма о вшах», «Плач вольноопределяющегося» и др.). Стихи Гашека пользовались у солдат большой популярностью, их переписывали и в письмах отправляли домой. Благодаря этому они и сохранились. Все гашековские фронтовые стихи были переписаны его сослуживцем, фельдфебелем Яном Ванеком.

Гашек недолго пробыл в армии, но здесь он получил возможность изучить антивоенные настроения чешских солдат, отношение к ним австрийского офицерства. В армии познакомился он и с героями своего будущего романа «Похождения бравого солдата Швейка», которые нередко выступают в нем под собственными именами.

Мысль о добровольном переходе к русским не оставляла Гашека, и 24 сентября 1915 года, во время наступления русских войск у Хорупан, он, вместе со Страшлипкой, денщиком поручика Лукаша, сдался в плен.

Гашек попал в лагерь Дарница под Киевом, затем в Тоцкое около Самары и был горько разочарован в том приеме, какой оказала царская Россия добровольно идущим к ней в плен «славянским братьям». Переполненные людьми грязные бараки, холод, голод, болезни, издевательства царских чиновников – таковы были условия жизни в этих лагерях.

Весной 1916 года, когда Гашек узнал о формировании на территории России сербских и чешско-словацких воинских частей для выступления вместе с русскими войсками против Австро-Венгрии, он вступил в ряды чехословацких легионов и в начале июня, в составе батальона добровольцев, прибыл в Киев.

Первое время Гашек работал писарем полковой канцелярии, писал фельетоны в газету киевской группы Союза чехословацких обществ в России «Чехослован», а вскоре стал ее штатным сотрудником.

Его публицистические статьи этого периода, а также рассказы и фельетоны носят агитационный характер, неравноценны в художественном отношении и зачастую представляют лишь исторический интерес. Наиболее значительные помещены в настоящем томе: «Судьба пана Гурта», «Итог военного похода капитана Альзербаха». Рассказы, обличающие австрийскую монархию и ее карательные органы («Повесть о портрете императора Франца-Иосифа I» и др.), примыкают к довоенной сатире Гашека; писатель удачно продолжает в них традиционное для него совмещение гротескного и бытового планов и широко использует возможности, появившиеся в связи с отсутствием австрийской цензуры.

Самое крупное произведение Гашека этих лет – повесть «Бравый солдат Швейк в плену», изданная Славянским издательством (Библиотечка «Чехослована») в Киеве в 1917 году. Речь в ней идет, собственно, о дофронтовых и фронтовых мытарствах Швейка перед тем, как он оказался в русском плену.

Реакционное командование легионов, воспользовавшись сложной обстановкой на фронтах для натравливания легионеров на большевиков, обвиняло их в разложении армии, в союзе с немцами и пр.

Дезориентированный этой клеветнической пропагандой, Гашек не сразу понял смысл и значение Великой Октябрьской революции, в частности, ее значения для борьбы чешского и словацкого народов за свою независимость.

Но сила идей Октября, его растущее влияние на втянутые в войну народы заставили его вновь и вновь задуматься над тем, что принесла с собой революция.

В откликах Гашека на политические процессы в Чехии с конца 1917 года появляются новые мотивы, свидетельствующие о понимании им роли рабочего класса в национальной революции (статья в «Чехословане» 26.11 к 24.12. 1917 «Процесс 39 чешских кузнецов», «Черно-желтые святки чешского рабочего»).

На многое открыла ему глаза и предательская политика командования, все явное переходившего на контрреволюционные позиции и (задолго до открытого мятежа) стремившегося превратить легионы в ударную группу интервентов и белогвардейщины.

Но решающую роль в политическом созревании Гашека, ставшего впоследствии коммунистом, комиссаром Красной Армии, и в определении им своего места в развернувшейся классовой борьбе сыграло вступление советских войск в Киев (8.2.1918) и установление на Украине Советской власти. Новая среда, в которой очутились легионеры, их непосредственное общение с людьми, совершившими революцию, новые представления и понятия, которые они с собой принесли, перестройка всей жизни на новых началах – все это было лучшей политической школой для обманутых буржуазной националистической пропагандой людей.

Перед войной и в первые военные годы (1913–1915) Гашек печатался главным образом в социал-демократической прессе: газете «Право лиду» («Право народа») и воскресном приложении к ней «Дельницка бесидка» («Чтение для рабочих»), в сатирическом журнале «Копршивы» («Крапива»), в рабочих календарях и сборниках – «Дельницки родинны календарж» («Рабочий семейный календарь»), «Сборник младеже социальне-демократицке» («Сборник социал-демократической молодежи»).

В 1913 году он публиковал немало юморесок в журнале «Свет звиржат». Сотрудничество в ряде остальных журналов и газет «(«Карикатуры», «Злата Прага», «Гумористидне листы» – «Юмористическая газета»), «Светозор» («Кругозор») и другие, носило эпизодический характер.

Ряд рассказов был написан Гашеком специально для вышедшего в 1913 году в издательстве Гейды и Тучека сборника «Гид для иностранцев и другие сатиры».

Как и в предыдущие годы, Гашек нередко прибегал к псевдонимам. Так, например, в 1913 году все свои юморески для журнала национально-социальной партии «Карикатуры» он подписывал только псевдонимами. Под наиболее значительными политическими статьями, опубликованными до 1918 года в России, он подписывался д-р Владимир Станко.

Настоящее Собрание сочинений Я. Гашека опирается на чешское 16-томное Собрание сочинений (1955–1973), по тексту которого сделаны новые переводы и для третьего тома. По нему сверены переводы прежних лет. Частично использованы и примечания к этому изданию.

Многие произведения, помещаемые в настоящем томе, были опубликованы на русском языке в сборниках Я. Гашека «Бравый солдат Швейк готовится к войне» (М.-Л., 1931), «Избранные юморески» (М., 1937) (переводы М. Скачкова и П. Богатырева); «Рассказы и фельетоны» (Гослитиздат, 1960), «Крестный ход» (Политиздат, 1964), и главным образом в 5-том ном Собрании сочинений Гашека («Правда», 1966). Около сорока рассказов переводится на русский язык впервые, часть рассказов публикуется в новых переводах.

Переводы выполнены по следующим томам Собрания сочинений Я. Гашека:

Črty, povídky a humoresky z cest (sv. 1). SNKL, Praha, 1955.

Loupežný vrah před soudem (sv. 2), SNKL, Praha, 1958.

Dědictví po pánu Šafránkovi (sv. 3). Československý spisovatel, Praha, 1961.

Zrádce národa v Chotěboři (sv. 4). Československý spisovatel, Praha, 1962.

Fialový hrom (sv. 5). SNKL. Praha. 1958.

Utrpěni pána Tenkráta (sv. 6). Československý spisovatel, Praha, 1961.

O dětech a zviřatkách (sv. 7). SNKL, Praha, 1960.

Galerie karikatur (sv. 8). Československý spisovatel, Praha, 1964.

Dobrý voják Švejk před válkou a jiné podivné historky (sv. 10). SNKL, Praha, 1957.

Májové vykřiky (sv. 11). Československý spisovatel, Praha, 1972.

1913

Гид для иностранцев в швабском городе Нейбурге. Экспедиция вора Шейбы. Борьба за души. – Сб. «Гид для иностранцев и другие сатиры», 1913.

Новый год храброго зайца с черным пятном на брюшке. – «Свет звиржат», 1.1.1913.

Закрытое заседание. – «Дельницка бесидка», 5.1.1913.

Как я спас жизнь одному человеку. – «Гуморястицке листы» («Юмористическая газета»), 10.1.1913.

Стр. 36. … полторы тысячи крон и все по два геллера, – Одна крона равнялась ста геллерам.

Барон и его пес. – «Свет звиржат». 1.2.1913.

О запутавшейся лягушке. – «Свет звиржат». 15.2.1913.

Как Балушка научился врать. – «Дельницка бесидка», 2.3.1913.

Рассказ основан на детских воспоминаниях Гашека.

Стр. 47. « Святой Войтех» – еженедельный клерикальный журнал, выходил в Оломоуце с 1905 г.

О курочке-идеалистке. – «Свет звиржат», 15.3.1913.

Доброе намерение отца бедняков. – «Карикатуры», 21.3.1913.

Благотворительное заведение. – «Дельницка бесидка», 23.3.1913.

Хулиганство библиотекаря Чабоуна. – «Гумористицке листы», 4.4.1913.

Стр. 61. Богнице– психиатрическая лечебница в Праге.

В венгерском парламенте. – «Карикатуры», 10.4.1913.

ТисаИштван (1861–1918) – венгерский государственный и политический деятель, лидер так называемой национальной партии труда, объединявшей наиболее реакционные круги венгерской буржуазии и помещиков.

Кобыла Джама. – «Свет звиржат», 15.5.1913.

Стр. 63. Стромовка– парк в Праге.

Надьканижа и Кёрменд. – «Беседы лиду», 26.4.1913.

Стр. 64. Народная партия, – Здесь имеется в виду католическая венгерская партия. Земли короны святого Стефана– то есть Венгрии. Стефан I Арпад (970–1038) – первый венгерский король, основатель династии Арпадов, католической церковью был причислен, к лику святых.

Стр. 65. Нотар– здесь – представитель власти на местах.

Стр. 67. Людвик. – Речь явно идет о венгерском короле Людвике (Лайоше II), погибшем в битве с турками в 1526 г. под Могачем.

Когда цветут черешни. – «Гумористицке листы», 2.5.1913.

После коронации. – «Свет сполеченский» («Общественная жизнь»), 8.5.1913.

Рассказ был откликом Гашека на события, связанные с освобождением Албании от турецкого ига. Несмотря на провозглашенную на Лондонской конференции послов великих держав 20 декабря 1912 г. независимость Албании, ее народ не получил желаемой свободы.