355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Яна Завацкая » Про жизнь и про любовь (СИ) » Текст книги (страница 5)
Про жизнь и про любовь (СИ)
  • Текст добавлен: 25 сентября 2016, 22:55

Текст книги "Про жизнь и про любовь (СИ)"


Автор книги: Яна Завацкая



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

– Слушай, а давай с Риштом поговорим? – предложила Ашен. Дана молчала. В черных глазах блестели жемчужинки слез.

– Давай правда, а? – принялась Ашен развивать свою идею, – ведь это же его профессия, в конце-то концов. Он для этого здесь и сидит, чтобы решать всякие душевные проблемы.

– Можно и Меро сказать, – заметила Ивик.

– Да ну, Меро еще под арест отправит, – возразила Ашен, – надо к психологу. Он же не имеет права наказывать. Так что… поговорит, и все.

Меро не отправит, – сказала Ивик, и подумала – почему, собственно? Она безотчетно доверяла куратору группы, и почему-то знала, что вот если бы она так сделала – Меро не дала бы ей дисчасы. Ведь ясно же, что человеку плохо… но на самом деле всякое может быть. Мало ли, что Меро сочтет нужным сделать!

Пожалуй, Ашен права. Им еще ни разу не приходилось сталкиваться с Риштом, психологом квенсена. Кто его знает, что за человек? Но почему бы не обратиться за помощью? Ведь уходить из квенсена Дана не хочет… или…

– А ты хочешь остаться в квенсене? – спросила Ивик. Дана шмыгнула носом.

– Хочу… наверное. Не знаю.

В квенсен направляют не по желанию, по выбору комиссии. Но кто же откажется от такого шанса? Ведь это же такая гордость, такая честь! Ивик вздохнула. Какая уж там гордость… Честно говоря, Дана права – тяжело уже так, что и не надо такой чести и радости. Если это такой ценой… не надо. Сама Ивик не хотела бросать квенсен, но лишь потому, что чуть ли не с боем вытребовала себе право в нем учиться, и теперь было бы невыносимо стыдно вернуться…

– Тогда пойдем, – решила Ашен, – надо же что-то делать, Дан. Не сидеть же так! Хочешь, я сбегаю договорюсь с Риштом?

Психолог был на месте и согласился принять Дану сразу же. Ивик поняла, что с уроками на завтра ничего не получится. Пойти сейчас в комнату самоподготовки было уже совсем невозможно. Они с Ашен примостились в «уголке отдыха» неподалеку от кабинета психолога. Ивик с наслаждением развалилась на мягком диванчике, созерцая аквариумных рыбок в мерцающем свете, среди подводных стеблей и гротов.

Подумать только, еще недавно ей казалось, что в тоорсене тяжело. Нет, там тоже было по три пары ежедневно, и задавали уроки, и были еще внеклассные занятия. И общественная работа. И все-таки можно было хоть каждый день вот так сидеть где-нибудь… просто вылезти через дыру в заборе и гулять по лесу. Играть. Ивик вдруг подумала, что уже очень давно ни во что не играла. Да и не хочется как-то…

Наверное, детство кончилось. Вот так оно и бывает.

– Смотри, какой клоун, – показала Ашен.

– Эта рыбка, что ли? Сине-желтая?

– Ага… классный аквариум, между прочим. Морской…

Круглая яркая рыбка скользнула между розовыми складками кораллов.

– Ты еще знаешь, как они называются…

– У меня подруга увлекалась, – объяснила Ашен, – у нее был аквариум в школьном биоцентре. Сейчас она учится в академии, на биолога, аслен.

Лучше бы и меня сразу отправили в академию, подумала Ивик. Здесь ведь все равно ничего не выйдет… рано или поздно сломаюсь вот как Дана. Или вообще просто ничего у меня не получится. Ее снова охватил страх. А почему она решила, что сможет быть гэйной? Если уже сейчас, во время учебы, ей так тяжело? И ничего не получается. Снова всплыли мамины пророчества – в самом деле, какая это глупость, почему она решила, что сможет?

Взгляд Ивик упал на портреты, которые галереей тянулись вдоль этажа. До самого Зала Славы. В Зале выставляли портреты и памятные стенды погибших квиссанов и выпускников квенсена. Места там не хватало. Некоторые – старые портреты – вынесли в коридор. На введении в военную историю первокурсников уже несколько раз водили в Зал Славы и сюда. Рассказывали. Ивик запомнила некоторых из погибших героев. Прямо перед ней висел портрет Шела иль Вана, он давно уже погиб, еще до Нового Дейтроса, и не в квенсене – но был его выпускником. Парень лет двадцати, волосы полностью сбриты, лысые виски, берет, темные глаза поблескивают, смотрят прямо. Шел иль Ван остался в Медиане прикрывать отступление товарищей, один, против нескольких десятков дарайцев, спас своих и погиб. Ивик перевела глаза на следующий портрет. Лица она не помнила, но имя подписано крупными буквами – Лен иль Аррос, и от этого имени ее передернуло, она хорошо помнила эту историю. Тоже очень старую, десятилетней давности. Лен был квиссаном, четверокурсником. Попал в дарайский плен в Килне. Несколько дней выдерживал пытки. Его мертвое, обезображенное тело нашли распятым на бревенчатой стене килнийской хижины, руки и ноги прибиты гвоздями. Ивик помнила, как подобные истории рассказывали в тоорсене, тогда это было интересно, красиво, вдохновляюще… и совершенно не касалось их обыденной жизни. Теперь все воспринималось иначе. Этот Лен тоже когда-то зубрил тактику, математику и химию, преодолевал полосу препятствий, зевая и ежась, выползал по утреннему холоду на построение.

Еще один портрет. Девушка, даже скорее, молодая женщина, Инья иль Риго. В одиночку удерживала на Тверди, в Килне, укрепление в бою с дарайцами. Не в Медиане, где один гэйн стоит двадцати врагов – на Тверди. Удерживала два дня, до прихода своих. И даже выжила тогда – погибла позже, в каком-то очередном бою.

Полоса портретов тянулась до самого конца коридора. Ивик вздохнула. Посмотрела на Ашен.

Вот Ашен – она правильно попала сюда. Наверное. Ее родители – герои. И сама она такая же. Спокойная, сильная, уверенная в себе. Она сможет.

– Ты чего, Ивик?

– Знаешь что? – Ивик говорила с трудом, – мы ведь не вытянем все это… не знаю, как Дана. Я не смогу.

– Ну ты еще давай! – недовольно буркнула Ашен, – одной идиотки мне мало…

– Понимаешь, – Ивик мотнула головой в сторону портретов, – они все – герои. И вы. Настоящие. А я…

Она умолкла. Комок подкатил к горлу, не давал вымолвить ни слова.

Это ведь воображать легко. Думать, вот я, мол, смогу. Вот я бы тоже… да. В воображении она много раз прыгала с проклятого моста. Подходила к краю. Садилась. И не глядя вниз, на бушующий холодный поток, соскальзывала.

А когда на самом деле там сидишь, на холодных и склизких досках, пальцы судорожно сжимают цепочку – ничего сделать невозможно, просто ничего. Ноги немеют, мышцы отказываются слушаться. Вот так же и здесь. Это думать легко. С мамой спорить – мол, справлюсь, мол, подумаешь. А на самом деле? Ей уже невыносимо тяжело, а ведь это только начало…

– Да, да, – сказала Ашен, – конечно же, а ты не герой. Штаны с дырой.

– Вы сильные…

Сейчас Ивик как никогда отчетливо понимала – ничего из того, что сделали эти ребята, глядящие с портретов, она не сделает никогда. Это выше ее воли и желаний. Это невозможно. Есть вещи, просто физически невозможные.

А тогда зачем она здесь?

Она не Дана, конечно, вытерпеть все это она может. Предположим, она чему-то научится… Но ведь когда придется воевать по-настоящему – все это будет, наверное, гораздо тяжелее, чем сейчас. И более ответственно. И что тогда? Все кончится просто ужасно – она подведет всех, например, и это будет такой позор… лучше, гораздо лучше было бы ей стать простой медар или аслен, лечить людей или изучать бактерии под микроскопом.

Может, лучше уже прямо сейчас сдаться? Наверняка ей пойдут навстречу. Пойти к хессу иль Рою, поговорить…

– Прекрати, – Ашен сжала ее локоть, – хватит чушь нести. Сильных нет. Нет сильных, понимаешь?

– Ну да…

– Это моя мама говорит, – спокойно сказала Ашен. Ивик примолкла. Кейта иль Дор?

– Она всегда говорит, что сильный человек – это тот, о слабости которого знает только он сам.

– Но я не могу, – Ивик заплакала, – понимаешь, Дана вот устала… а я не то, что устала. Я просто про себя знаю, что не смогу. Я всегда была… я не такая, как все, понимаешь? Я хуже всех. Трусливая. Никчемная. У меня все из рук валится…

Мама была права, с ужасом и раскаянием думала Ивик. Она была права, а я ей не верила.

– Я не то, что обычная – я хуже других. И если я сейчас не уйду, то потом вообще будет плохо. Все это всплывет. Все увидят, что я не могу…

Ивик говорила и говорила. Она плакала, хлюпала носом, вспоминала всю свою жизнь – с самой первой ступени, с марсена, – как она всегда отличалась от других, причем в худшую сторону, как ничего у нее не получалось, как она всех подводила… Ашен смотрела на нее с непонятной жалостью. Наконец Ивик замолчала, всхлипывая. Ашен протянула ей платок.

– Спасибо, – пробормотала Ивик, вытирая нос.

– Знаешь что, – задумчиво сказала Ашен, – по-моему, надо попробовать. Все равно надо.

– Ты думаешь? – с сомнением спросила Ивик.

Ашен не возражала ей. Не говорила: ты сможешь, у тебя все получится, ты сильная. Ашен верила Ивик. Воспринимала всерьез.

Может быть, поэтому ее слова и звучали так убедительно?

– Думаю, да, – кивнула Ашен, – комиссия ведь не ошибается. Раз направили, значит у тебя есть коэффициент сродства, ты можешь стать гэйной. Если не получится… Ну ведь весь Дейтрос от этого не погибнет, правда? Будет неудача, ее можно пережить. Так а если ты сейчас уйдешь – вообще всю жизнь будешь жалеть.

Дверь в кабинете психолога вздрогнула судорожно. Потом медленно отворилась. Девочки замолчали, глядя, как Дана появляется в дверном проходе, шагает через порог, оборачивается и говорит что-то, тонкая рука прикрывает дверь, и еще поддергивает ее, чтобы закрыть надежнее.

Дана подошла к подругам. На лице – высохшие дорожки слез.

– Ладно, извините, – сказала она, – столько времени на меня потратили… пошли, нам еще к завтрашнему сочинение писать.

Ивик выросла в субтропиках, в Шим-Варте никогда не бывало снега, а сейчас только что закончился сезон дождей. Квенсен Мари-Арс располагался в умеренном поясе, и впервые в жизни Ивик видела настоящую осень – с золотыми, алыми, рыжими, как в Лайсе, кронами деревьев, с листопадом, и настоящий холод уже давал себя знать. Но во время занятий она почти не замечала того, что творится вокруг. Когда замечать – во время кроссов, когда пот заливает глаза, и думаешь только о том, чтобы удержаться на ногах любой ценой? В выходные первокурсники старались в первую очередь отоспаться, во вторую – наверстать домашние задания.

И вот теперь у Ивик была полная возможность наблюдать осень – только осень уже и кончилась. Деревья почти полностью облетели, голые ветви, как сети антенн, чернели на фоне блеклого неба. Земля под ногами покрылась мелкой ледяной изморосью, проскальзывала под ботинками – к этому Ивик уже успела привыкнуть. На дворе стоял настоящий галдеж, квиссаны ждали автобусов. Ивик засмотрелась на мальчишек впереди – Марро и Нэш сцепились опять из-за чего-то и лупили друг друга, тихо, чтобы не заметило начальство.

– Папа, – вдруг тихим восторженным голосом сказала Ашен. И сорвалась с места. Помчалась через двор, лавируя в толпе, и бросилась на шею высокому гэйну с проседью в черных волосах… ого, ничего себе, это шеман! – отметила Ивик. В прежней, штатской жизни это не имело бы никакого значения, подумаешь, одна большая восьмиконечная звезда на плече – но сейчас! Высшее звание гэйна. Она невольно вытянулась в струнку, хотя до шемана было далеко, и не мог он ее видеть. И не просто шеман, а Эльгеро иль Рой. Великий гэйн. Отец Ашен. Бывает же такое! Ивик представила, как расскажет дома и девчонкам о том, что дружит с дочерью Эльгеро иль Роя…

Хотя вряд ли это произведет на кого-то впечатление.

– Холодно, – пожаловалась Дана, пытаясь спрятать ладошки в рукавах формы. Безуспешно. Ивик виновато взглянула на подругу. Как она должна чувствовать себя? Ашен встретилась с отцом. Ивик и вообще весь сен едет домой. А у Даны нет дома, нет никого – не к кому ехать. Родители Верта тоже умерли, но он вырос у тетки и едет к ней. А у Даны… А Дана и на каникулы остается в квенсене.

Но подруга не выглядела расстроенной. Глядела весело, только носик покраснел от холода.

Ашен пробилась сквозь толпу, великий Эльгеро шагал за ней и наконец приблизился к девочкам. Ивик с Даной вытянулись, во все глаза глядя на шемана. Вслед за Эльгеро подошел третьекурсник, девочки знали его – брат Ашен, Дэйм. Дэйм не был похож на сестру. Он пошел в отца, высокий, стройный парень, разве что коротко стриженные волосы посветлее оттенком.

– Ну здравствуйте, квиссы, – улыбнулся Эльгеро. Ивик машинально вскинула руку к козырьку.

– Вольно, – сказал Эльгеро, – так что, Ашен, познакомишь меня с подругами?

– Ага, – лицо Ашен сияло, – это вот Ивик. Это Дана. А это мой брат, девчонки – Дэйм.

Рад познакомиться, – солидно сказал третьекурсник и протянул руку Ивик. Та робко пожала ее. Дэйм повернулся к Дане, и наблюдательная Ивик заметила, как вздрогнуло и слегка изменилось его лицо. Он даже руку сначала убрал. Но потом протянул снова. И Дана протянула свою, неприлично уставившись в лицо Дэйма.

– И я рад, – сказал шеман, – Ашен писала мне о вас. Ивенна… – он пожал руку девочки, – Дана.

Ивик не слышала, что еще говорил Эльгеро, хотя преданно смотрела ему в лицо – ей было слишком неловко, она покраснела, и внутри надувалась от гордости, ведь не каждому дано поздороваться за руку с самим Эльгеро иль Роем!

– Автобус пришел! Кто на Варту! – закричали сзади, Ивик вздрогнула, вскинула на плечо свой мешок и стала прощаться с девочками.

От аэродрома она добралась сама – подумаешь, какие-то пять километров пешком! После автобуса и ужасного вертолета, где ее в итоге все-таки вырвало – даже лучше пройтись по свежему воздуху. Тем более, здесь было еще тепло, Ивик расстегнула куртку, и лишь перед самым поселком снова привела себя в порядок, поправила берет.

После Дня Памяти каникулы были небольшими, всего пять дней. День Памяти в квенсене отмечали так же, как везде, как Ивик привыкла с детства. Тот страшный день, когда погиб прежний мир Дейтроса, когда темпоральный винт отправил в небытие целую планету. После него несколько десятков лет выжившие дейтрины кое-как жили в изгнании, пока не был найден новый мир. Этот. Новый Дейтрос. Но День Памяти – он будет всегда. Ведь нельзя же забыть свои корни. И нечестно это было бы по отношению к миллиардам погибших тогда людей.

В квенсене показывали памятные съемки Старого Дейтроса, была Минута Молчания в строю, были старые дейтрийские песни. Пожалуй, единственное, что было иначе, чем везде – хессин иль Рой произнес еще речь перед строем (большая часть квенсена, больше полутысячи ребят, стояли на поле. выстроенные по сенам, в большом каре). И в речи той говорилось о дарайцах. О том, что агрессия дарайцев – единственная причина гибели Старого Дейтроса. О том, что страшное темпоральное оружие было направлено против Земли, Тримы, и герои, Рейта и Кларен иль Шанти, пожертвовали родным миром, чтобы спасти Землю. Дарайцы не остановились тогда перед тем, чтобы уничтожить все население Тримы – или же все население Дейтроса, составлявшее тогда почти два миллиарда людей. Мы, гэйны, каждый день сталкиваемся со злодеяниями дарайцев, мы знаем цену этим нелюдям. Важно, чтобы мы никогда не забывали о том, с кем нам приходится воевать. От кого мы спасаем Дейтрос…

Все это было для Ивик достаточно абстрактно. Про гибель старого Дейтроса, про вину дарайцев, она давно уже все знала – это с вирсена каждому известно.

Сейчас ее волновало другое. Впервые, пожалуй, с того момента, как началась учеба, Ивик почувствовала себя счастливой.

Она шла по улицам Шим-Варта, знакомые пока не попадались навстречу, но наверняка кто-нибудь ее видел, кто-нибудь знал. Ивик шла в новенькой парадке, в сером берете, в зеленой, хорошо подогнанной куртке, с нашивками "к" – квисса – на плечах. В штанах с серыми лампасами, в высоких, удобных ботинках на тяжелой подошве. Оружия только не хватало, не полагалось ей пока. Но это, в конце концов, неважно! Важно то, что она – квисса. Она гэйна. Вот так, и пусть они все думают, что хотят.

Ивик воображала, как будет рассказывать ребятам во дворе о квенсене. Родителям. Братишке. Квенсен – совершенно другая жизнь, там все иначе. Ей хотелось рассказать каждую деталь, она припоминала какие-то мелочи, и сейчас та выматывающая, невыносимо тяжкая жизнь, постоянная боль в мышцах и от набитых синяков, постоянный тяжелый труд – все это выглядело в другом свете. Ивик сама чувствовала, как изменилась. Ей было легко идти, спина стала прямой и ровной, походка – уверенной. Она могла бы так пройти десяток километров и не устать. Исчез страх. Исчезла неуверенность в себе, вечные опасения – теперь она чувствовала себя здесь – своей. Не чужой, не посторонней. Она гэйна и будет защищать этот город и этот мир.

Подумать только, что в минуту слабости она едва не захотела бросить квенсен! Об этом, конечно, Ивик никому рассказывать не собиралась.

Ей теперь очень хотелось увидеть своих – и чтобы они увидели ее, как она изменилась, повзрослела, и с уважением слушали бы ее рассказы о том, как живут и тренируются в квенсене.

Ивик свернула в родной двор. Белая цепь одноэтажных бараков, тянущаяся до самого леса. В сотне метров впереди – еще один ряд бараков. Между ними – сушится белье на веревках, в песочницах возятся малыши, ребятишки раскачиваются на канатах и качелях, играют в ножички, войну или прятки, бабушки на скамейках вяжут и обмениваются свежими сплетнями…

Вот здесь, меж этими двумя рядами бараков, Ивик выросла. Здесь и был ее родной дом.

Странно – она не была-то здесь всего десять недель. А кажется – прошли годы…

Досадно, что во дворе почти никого не было. У входа сидела подслеповатая бабушка Шарья, Ивик нарочно громко поздоровалась с ней, бабушка ответила.

– Здравствуй, здравствуй… да ты, что ли, дочка Тэм?

– Да, это я, – ответила Ивик. И постучала в двери. Мама возникла на пороге. И, не оценив небесной красоты серо-зеленой парадки, немедленно заключила дочь в объятия.

– Ивик! Наконец-то! Доченька!

А где все? – спросила Ивик, улыбаясь. Оказывается, она соскучилась по маме.

– Папа работает сегодня, а Ричи где-то носится, – объяснила мама, – а что ж ты не позвонила? Мы бы тебя встретили…

– Да ну, – отмахнулась Ивик, – что мне, трудно самой дойти…

– Ну пойдем, пойдем, я как раз довариваю обед…

Ивик сидела в маленькой кухоньке, привычной с детства, сбросив свой вещмешок и аккуратно положив на него берет. Мама поставила перед ней тарелку супа и теперь сидела рядом, забрасывая дочь вопросами.

Когда Ивик настояла в Педсовете на том, что сейчас же, немедленно уедет в квенсен, мама была шокирована. Но потом написала ей сама, первая, и вроде бы сейчас от этой обиды не осталось следа. Похоже, мама смирилась с неизбежным и теперь даже отчасти гордилась тем, что вот ее дочь – будущая гэйна.

Или Ивик так казалось.

Она воображала, что мама будет внимательно слушать, и можно будет рассказывать негромким голосом, взрослым, суровым тоном о трудовых буднях квенсена, о кроссах и тренировках, об оружии, о ребятах из сена. Но выходило совсем не так.

– А моетесь вы там где? Душ есть?

– Ну что-то вроде… краны…

Ивик решила умолчать о том, что теплой воды в тех кранах не бывает – сейчас, в отличие от фантазий, она понимала, что маме обо всем лучше не говорить. Мама, чего доброго, еще воспримет это как повод к написанию жалоб на плохое содержание детей…

– Что за краны? А спальня на сколько человек? Сколько мальчиков в сене? Там хоть следят за тем, чтобы вы поменьше общались с мальчиками?

– Мама, – простонала Ивик, – какие мальчики? Ты думаешь, нам до того?

– Я знаю, до чего бывает дело в этом возрасте! У вас гормоны начинают играть, тут только следи! Смотри, Ивик, в подоле мне не приноси, предупреждаю! Сначала надо получить образование, а потом думать о любви!

О Господи, мысленно сказала Ивик, проглатывая ложку супа. Вкусного, надо заметить.

– А как вас там кормят?

– Нормально, – Ивик решила не распространяться и о том, что весь первый месяц у нее подводило живот от голода. Сейчас уже почти привыкла к этому состоянию. Кормили не хуже, чем в тоорсене, но организм при нагрузках требовал гораздо больше…

– Ты похудела, вроде бы.

– Так это же хорошо, – сказала Ивик, – ты же говорила, что мне надо похудеть.

– А здесь вроде поправилась, – мама сжала ей бицепс, действительно, окрепший, Ивик едва сдержалась, чтобы не ойкнуть – как раз на этом месте ей позавчера поставили синяк.

Пожалуй, лучше при маме и не снимать рубашку, чтобы не вызывать лишних комментариев… Надо же, а Ивик казалось, можно будет погордиться этими синяками.

– Мы много тренируемся, – объяснила Ивик, – мышцы.

Мама покачала головой.

– А нормальные-то хоть занятия у вас есть? Или вы только мышцы качаете?

Все возвращалось на круги своя. Ивик почувствовала, что рассказывать о квенсене уже и не очень-то хочется.

– Мам, я пойду, погуляю? Диссе, наверное, приехала уже…

Подумав, Ивик сняла форму и натянула старенькое цветастое платье с широкими рукавами до локтей.

Выпендриваться как-то расхотелось. Ничего не изменилось. Будь она хоть трижды взрослой, квиссой, даже гэйной, наверное, никогда ничего не изменится. В квенсене одна жизнь, здесь – совсем другая. Никому здесь не интересно то, чем она теперь живет.

Интересно только маме, но уж лучше бы она совсем ни о чем не спрашивала. Чем такой интерес – лучше никакого.

Диссе действительно уже приехала. В ее блоке, как всегда, царила кутерьма, куча братишек-сестренок, крикливая мама. Ивик подождала подругу у двери. Диссе выскочила из квартиры и бросилась ей на шею.

– Здорово! Наконец-то! Ну как ты там?

– Ничего, а ты как?

Диссе не слишком изменилась. Все та же девчонка в аккуратном, но несколько застиранном стареньком платье, симпатичная, длинноногая, ловкая. Теперь Ивик и в себе не чувствовала больше никаких изменений. Она снова слегка робела перед бойкой подругой.

– Зайдем за Каном?

– Пошли.

Кан был третьим из их дворовой компании, кто в этом году закончил тоорсен. Его направили учиться на инженера тяжелого машиностроения, аслен. Кан тоже оказался дома. К тому времени, как он вышел, компанию уже окружила стайка ребят и девочек помладше. Так бывало каждый год. Ивик вдруг подумала, что на будущий год ей уже и не захочется играть с детьми. Те, кто заканчивал тоорсен, ненадолго сохраняли детские привычки. Где бы они ни учились – очень быстро становились взрослыми. У старших ребят была своя компания, свои дела.

Это они трое пока сидели на крыше веранды, в окружении восторженной ребятни. Диссе оживленно рассказывала о столице.

– Пал очень, очень большой город… кто-нибудь там был?

– Не-а, – забормотали ребята. Шари-Пал, столица Нового Дейтроса, располагался в южном полушарии – не очень-то наездишься.

– Огромный! Вы представляете, пешком даже за час не пройдешь. Там сейчас строят метро. А так по улицам ездит автобус, не как у нас, а постоянно. Каждые четверть часа. Там почти двести тысяч человек. Самый большой город Дейтроса! А какие дома в центре!

– Как Дом Культуры? – спросила Вета. Да, пятиэтажный Дом Культуры был выше всех зданий в Шим-Варте.

– Больше, ты что! Пятиэтажки там везде. У нас и трента пятиэтажная, а я живу на четвертом этаже.

– Вот это да!

– А я на третьем, – вставил Кан, – у нас четыре этажа в тренте.

– А в центре, в центре – там у нас целый ряд домов, я снимки покажу, по 16 этажей!

– Ух ты!

– Ого!

– А так разве бывает?

– Конечно, – важно ответила Диссе, – а еще там мороженое везде дают. На любой Базе! И жаренки, и все, что хочешь. Конфеты. Ну только по норме, конечно…

– И что, прямо каждый день можно мороженое брать? – не поверила Вета.

– Да запросто. И колбаса там бывает. И мясо всегда есть. Вообще там по-другому все…

– В Варте тоже хорошо, – сказал Кан, – у нас База прямо напротив школы. И кино там же. Мы каждую неделю в кино ходим… А после занятий купаться, на пляже загорать, так здорово! Там же озеро соленое, Варталин.

– Мы ездили на Варталин, – сказал маленький Тейр.

– А мы после занятий с девчонками ходим в парк, – сказала Диссе, – или на базу, у нас там знаете, какая одежда есть! А косметика! Выдают, конечно, немного, по норме, но там просто есть на что посмотреть, выбрать. Купаться тоже ездим, но на автобусе. Еще у нас там танцы были, летчики приходили из военной школы…

– Как это вы успеваете все, – пробормотала Ивик. Да, оказывается, не так уж ей и повезло. У людей вон какая счастливая, интересная жизнь! Новые большие города, новые впечатления… Интересно, а чего она вообще так радовалась, когда ее взяли в гэйны?

По сравнению с квенсеном и Шим-Варт кажется большим городом.

Вета, самая бойкая из малышей, посмотрела на нее.

– Ивик! А ты-то где учишься?

– В квенсене, – ответила она. А рассказывать было и не о чем – там ведь даже ближайший населенный пункт в десяти километрах. Это место даже никак и не называется, Мари-Арс, и все тут.

– Тяжело, наверное? – спросила Диссе, с сочувствием взглянув на нее. Ивик кивнула.

– Да ничего, жить можно. А у вас много учат?

– Да уж побольше, чем в тоорсене, – мрачно сказал Кан.

– Да, зубрежки много, конечно, – вздохнула Диссе, – и еще математику тоже надо учить… химию.. я думала, уже теперь специализация, а это все тоже знаешь, как спрашивают…

– Знаю, – усмехнулась Ивик.

Ей совершенно ничего не хотелось больше рассказывать. Да и что? Впечатлений, как у Диссе, да и у Кана, у нее не было. Квенсеном никто особо не интересовался. Может быть, конечно, это просто ее характер – вот Скеро бы на ее месте рта не закрывала, и только ее бы все и слушали. Но зачем это нужно? Если бы Ивик спросили – она бы рассказала. А так – зачем?

– А пошли на речку, – предложил Кан, – посмотрим, как там шалаш стоит, не растащили еще? Может, костерчик сделаем.

– Стоит, не растащили! Пойдемте! – поддержала Вета. Вся компания сорвалась с места, ребята дружно посыпались с крыши веранды вниз. Ивик обычно слезала по столбику, задерживая всех. Она подбежала к самому краю и мимолетно удивилась – чего было бояться? Здесь не выше, чем стенка на Полосе. Легко спрыгнула вниз, спружинила. Кажется, никто не заметил ее достижения, но Ивик внутренне похвалила себя и поняла, что все-таки – изменилось многое.

Пусть даже этого никто не замечает, и на это всем плевать.

И это здорово, что она учится в квенсене.

После каникул учиться стало легче.

И не только потому, что напряженный ритм жизни вошел в привычку. Квиссанов слегка разгрузили. Теперь тренировки по трайну и вообще занятия после обеда проводились только три раза в неделю. Соответственно, три вечера освободилось. И в эти свободные часы ввели занятия, которые можно было выбрать по собственному желанию.

Ивик знала, что Ашен неплохо рисует (видимо, унаследовала способности от матери). Ашен и на уроках иной раз развлекала подруг тем, что рисовала шаржи на ребят и преподавателей. Ничего не было удивительного в том, что дочь Кейты иль Дор стала посещать художественную студию квенсена. А вот талант Даны оказался неожиданным. Выяснилось, что Дана – уже состоявшийся и одаренный юный музыкант. Напряжение первых недель было таким сильным, что девочка ни разу не вспомнила о привезенной с собой скрипке, а вот теперь инструмент был торжественно извлечен из камеры хранения, и Дана занялась любимым делом. Она играла на скрипке не то с трех лет, не то с четырех, и могла играть часами. В школе она училась спустя рукава, насколько это возможно, работы никакой не любила, но скрипку как работу и не воспринимала. Дана могла просто так сидеть и без конца пиликать, пиликать какое-то трудно дающееся место, повторять его сотни раз, что, конечно, надоедало окружающим, но саму Дану это нисколько не смущало. Зато она играла так, что можно было заслушаться. Казалось, не было ни одной известной, классической вещи, которую Дана не могла бы исполнить. Знала она даже произведения некоторых композиторов Тримы – Моцарта, например, или Паганини. Но особенно Дана любила импровизировать. Она могла и сочинять музыку. Дважды в неделю она занималась теперь с преподавателем музыки, одним из взрослых гэйнов, которые служили в боевой части квенсена, одновременно давая ребятам уроки. Он, правда, сказал, что вряд ли сможет многое дать этой девочке – у нее до того были слишком хорошие учителя, да и сама она играла на совершенно взрослом уровне. По субботам Дана занималась в струнном оркестре квенсена, где сразу стала первой скрипкой.

Но таких, как Дана, больше не было среди первокурсников. Да и вообще одаренных в чем-то одном и уже что-то умеющих – было меньшинство. Марро писал стихи. Маленькая Намис, правая рука Скеро, неплохо играла на клавире. Сама Скеро блистала сразу несколькими талантами, да и желаний разных у нее было много. Она стала посещать скульптурную мастерскую, где лепили кукол, литературный клуб – Скеро, оказывается, писала короткие рассказы и сказки, и учиться играть на клори. Кроме этого, еще и в один из полных дней Скеро все-таки выкроила время для участия в школьном театре. Непонятно, как она все это успевала – но ведь это же Скеро… что же тут удивляться?

А большинство ребят, Ивик была в их числе, еще ничего толком не умели, да и не знали, чего хотят. Ивик в тоорсене охотно пела в хоре. Начала учиться играть на клавире, но маме очень не понравилась эта идея – теперь Ивик понимала, почему. Но в хоре петь ей очень нравилось. Хотя голос не был сильным, Ивик никогда не солировала. Теперь она решила учиться играть на клори. Это и музыка, и можно аккомпанировать пению, а ведь Ивик уже пробовала сочинять песенки. Правда, дурацкие. Никому особенно и не пела их – так, для себя.

С ней занималась одна из четверокурсниц, Виста иль Тер, отличная клористка. Уроки были два раза в неделю, в оставшееся время Ивик иногда пыталась позаниматься самостоятельно, но чаще всего безуспешно. Времени было все равно очень мало.

Начались спецзанятия – то, что собственно отличало гэйнов от остальных каст, и от гэйн-вэлар. Занятия в Медиане. Вела их сама Меро иль Лав, куратор группы.

– Поднимите руки, – велела она, – кто уже выходил в Медиану?

Ивик сначала решила, как всегда, скрыть это дело. Детям в Медиану выходить запрещалось. Если бы кто узнал – в школе бы меньше, чем поркой, точно не обошлось. Оно и понятно – в Медиане легко наткнуться на дарайцев, да мало ли еще на что. И несмотря на эти опасности и даже на запрет, Ивик нередко выходила в этот странный мир, промежуток между мирами – слишком уж тянуло ее туда. И показывала этот мир Диссе – единственной, кто знал ее тайну. Диссе говорила, что кроме Ивик, никто не умеет туда ходить. Да и не пробовал. Но Ивик никогда не придавала этому значения, мало ли… Тен, например, ушами умеет шевелить – ну и что?

А вот болтать о своих походах в Медиану не следует. Это она усвоила прочно. Маме сболтнула один раз по малолетству, и это был единственный раз, когда мама ее по-настоящему больно отлупила.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю