Текст книги "Про жизнь и про любовь (СИ)"

Автор книги: Яна Завацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Христианство? У них оно раньше было. Но потом как-то сошло на нет. Потеряло авторитет и постепенно совсем исчезло. На самом деле, оно исчезло не само, конечно. Но с какого-то момента любая проповедь о Христе стала считаться признаком дейтрийской агрессии. И правда, раньше наши миссионеры там работали. Вообще же у них много разных религиозных сект и течений, многие во что-нибудь верят. Только христианство с некоторых пор считается запрещенным – из-за Дейтроса.

Потом Керш интересовался, есть ли у Ивик вопросы.

– Скажите, – как-то решилась она, – вы же видели… "Письмо незнакомому брату". Это правда – ну про этого гэйна, который перешел на их сторону?

– Не знаю именно про него. Возможно, это и ложь. Но вообще такое бывает. Может быть. Некоторые дейтрины переходят на сторону противника. Ну обычному нашему человеку там светит только государственное иждивение, но там и иждивенцы живут намного лучше, чем мы здесь. Удобнее, скажем так, богаче. А для гэйна там есть работа. Поэтому они и стремятся захватить наших в плен – чтобы мы производили маки, индивидуальные образцы, которые дарайцы станут копировать.

– Но… этим оружием потом убивают наших же?

– Именно. Но некоторых это не останавливает. А некоторые… – Керш помолчал, – просто не выдерживают пыток. Или боятся казни… и потому совершают предательство.

– Хессин, вы говорили, что в Дарайе же нет смертной казни.

– Конечно, нет. Их просто высылают на остров гнусков. Знаешь, как гнуски убивают?

Ивик передернуло.

– И пытки у них тоже запрещены. Это называется лечебными мероприятиями.

Керш помолчал.

– Понимаешь, Ивенна… когда перед тобой стоит выбор – операция без наркоза на нервных узлах… или благополучная, очень сытая счастливая дальнейшая жизнь… Понимаешь?

Ивик молчала.

– Но многие, как известно, выбрали смерть. Почему-то. Среди дейтр мало предателей, Ивенна. Они есть, бывают. Но их мало.

Ивик сидела, слушая размеренный, спокойный голос директора. Ощущая его тепло, касание крепкой и твердой руки. Она не злилась и не обижалась на этого человека.Даже более того, она стала чувствовать к нему благодарность. С ней до сих пор никто не говорил вот так. Как со взрослой, почти равной, только по чину ниже. И в то же время – лично и только с ней одной. Как с человеком.

И надо признать, до сих пор никто не проявлял к ней столько внимания. Хотя директор ни о чем ее не спрашивал. Просто читал лекции.

И все равно Ивик не могла забыть того, что произошло. "Надо стараться прощать зло, которое вам причинили", – так говорил священник. Когда Ивик думала о том случае, вспоминала – обида жгла до слез. Она по-прежнему не понимала, как можно так поступать с живым человеком. И за что? Что уж такого непоправимо страшного она сделала? Неужели она хуже всех? Ведь в квенсене обычно вообще не применяют таких наказаний.

Нет, понять этого она не могла. Ею по-прежнему владело ощущение полной своей чужеродности этому миру, где такое возможно.

Но простить? Это она могла. Это было даже легко – слушая спокойный голос Керша ("Так вот, Ивенна…"), она просто не в состоянии была на него сердиться.

Занятия продлились до Рождества. А потом Ивик уехала домой на каникулы.

Ей с трудом удалось отбрыкаться от навязчивых предложений мамы «потереть спинку». Ивик прочно закрыла щеколду в ванной (в их доме была такая роскошь, одна на пять семей), и долго, с удовольствием мылась. Спину все еще пощипывало от горячей воды. Но это было ничего. В квенсене в принципе существовал только душ, и то по большей части холодный.

И надеть нормальное платье – платье! Темно-красное с длинными рукавами! – было невыразимо приятно.

На Смену Года пришли бабушка и дедушка, и папина сестра тетя Стай с тремя двоюродными братцами Ивик и трехмесячной двоюродной сестрой. Они должны были спать в гостиной на полу, на матрацах. А пока гостиная вся сияла от золотой и серебряной мишуры, развешанной еще к Рождеству, свет самодельных свечей отражался в бокалах и вазах. И еды на столе было полно. Салаты, мясные шарики, сырные слоенки, колбаски, запеченные яблоки в тесте. Папа разливал вино, и теперь Ивик тоже налили бокал. Вино оказалось сладким и легким. Ивик сразу выпила его, как газировку, с удивлением подумав, что в прошлом году вино казалось ей мерзким, и она лишь из принципа его допила понемногу. Поставив пустой бокал, Ивик поймала на себе изучающий мамин взгляд.

– Ты хоть закуси, – мама протянула ей сырную слоенку.

Ричи с мальчишками тети Стай бесились в спальне – отсюда было слышно.

– Ивик, на-ка, возьми! – вдруг окликнул ее папа. Подал ей клори.

– Ивик у нас гэйна, – с гордостью сказал он, – а гэйны все талантливые. Давай, Ивик, сыграй что-нибудь!

Ивик взглянула на отца. Ей показалось, что она впервые его видит. Смешные залысины на лбу, длинный нос с бородавкой, очки. Какой он, в сущности, милый и хороший человек!

Но все затихли и смотрели на свою гэйну. Ивик смутилась, опустила голову. Пальцы привычно пробежали по струнам. Что спеть-то? Бой на синей реке… Любовь моя, пока мы вдвоем… Нет, все это не подходит. Ивик перебирала в памяти разные песни – вроде так много их, а что выбрать? Вдруг ей в голову пришла старая песенка.

Как-то в пути, темнотою измучен,*

Песенке, песенке был я научен,

Песенке в несколько строк.

Чтоб напевать по пришествии тени,

В ветре хотений, в тумане смятений,

Падая с ног…

Кто не умрет, тот в Тебе не родится,

Зернам бояться ли тьмы?

В меленке черной

Мелются, мелются бедные зерна,

Мелется, мелется Божья пшеница,

Мелемся мы.

Песня понравилась. Но больше петь ее, слава Богу, не просили. Взрослые разговаривали о чем-то своем, Ивик убрала клори. Мама придвинулась к ней.

– Ты чего, мам? – спросила девочка. Мама была какая-то непривычно тихая. Другая. Хотя за эти дни она уже успела пару раз выступить в своем любимом стиле и по-прежнему порывалась опекать дочь.

– Доченька, ты так изменилась.

– Ну… я расту, наверное.

– Но у Ани было не так. Совсем не так. Когда она училась в Академии, она очень скучала по дому. Приезжала, и мы с ней обнимались… Она была такая домашняя. Уже потом, когда вышла замуж, она повзрослела. А ты… тебе еще только тринадцать. Ну четырнадцать. Что там делают с вами в этом квенсене? Ивик… скажи честно – вы уже участвовали в боях?

– Нет. Честно, нет.

"Но ведь будем", подумала Ивик. И что она скажет тогда?

Стали бить часы. Все подняли бокалы, встречая новый год. Ивик снова, как в детстве, ощутила бесконечное удивление. Вот сейчас, в этот миг ей волшебным, непостижимым образом становится четырнадцать. И Дане, Ашен, Чену, Марро, Скеро – им всем теперь четырнадцать. А Ричи семь. Только малышка Шина на руках тети Стай еще не так уж выросла, до трех лет ведь считают только месяцы. А все дейтрины становятся в один миг старше на год. Как это может быть, Ивик никогда не понимала. Впрочем, и сам момент Смены Года – вот был один год, и раз – уже другой – тоже всегда ее очаровывал и был совершенно непонятен. В этом есть какая-то тайна! Ивик быстро выпила свой бокал.

Свечи озаряли лица. Большой свет выключили, и огоньки плясали, отражаясь в глазах, в стеклах папиных очков, в посуде. Ивик почувствовала себя странно. В первый раз она смотрела на своих родных как бы со стороны. И со стороны они были милыми, очень милыми. Толстенькая тетя Стай с младенцем на руках. Бабушка с седой косой, закрученной на затылке. Дед, высокий, очень худой, с почти лысой головой, он смеялся и что-то громко говорил, держа в руке полупустой бокал. Мама – тщательно одетая, с тщательно закрученными и подкрашенными темными волосами, в косметике, выглядящей почему-то чужеродно и трогательно, в сочетании с "гусиными лапками" у глаз и дряблой уже кожей на шее. Папа… Да ведь это и есть Дейтрос, подумала Ивик. Он очень маленький. Мой. "Моя планета так мала". Все они выжили когда-то и продолжают выживать и сейчас. Ей вдруг захотелось плакать от странного, щемящего чувства.

– Ивик, ты покушай еще, ты так похудела, – мама стала подкладывать ей еще салата, – давай-давай, покушай!

Обет гэйна приносили по традиции на втором курсе. Не случайно.

Принесение обета было делом, в общем, довольно муторным и растягивалось на неделю – потому что второкурсников много, а обет приносит каждый индивидуально. До сена иль Кон очередь дошла уже на второй день. Во дворе построили несколько сенов, приносящих обет сегодня, а также старшие сены, которые курировали младших. Шел снег, поэтому для богослужения во дворе установили навес.

Как обычно, во время службы Ивик витала мыслями где-то далеко. Никогда не удавалось сосредоточиться. Вообще молиться она могла по-настоящему только одна, и только когда есть настроение. А оно бывает редко. В основном, когда уже совсем с ног падаешь.

Потом квиссаны один за другим стали подходить к знамени, установленному рядом с большим Распятием и бормотать слова клятвы. Ивик почти ничего не слышала. Потом очередь дошла до нее, и она вдруг испугалась. Испугалась так, что даже руки и ноги стали чужими, и она едва не споткнулась, выходя из строя. Отработанные навыки все же спасли, кое-как она дошагала до знамени. И здесь только, когда сердце немного отпустило, на Ивик вдруг навалилось осознание – того, чего, собственно, она боялась.

"Обратного пути нет".

Может быть, это было глупо, нестерпимо глупо, но Ивик четко ощущала – обратного пути не будет. Произнесенные слова что-то изменят, окончательно и бесповоротно. Отнимут у нее возможность выбора. То есть, конечно, предать можно, это можно сделать всегда – только это будет предательство. Со всеми вытекающими для души последствиями.

Нежный алый шелк знамени касался ее лица.

– Я, Ивенна иль Кон, – начала она дрожащим голосом, – перед Богом-Отцом всемогущим…

…собственно, уже поздно. Выбор она сделала давно, вцепившись руками в красную ленту, сползающую с плеча. Правда, тогда она даже не представляла – ЧТО ей придется выбирать…

– …в верности моей Родине, Дейтросу. Клянусь всегда следовать учению святой Церкви, строго выполнять законы Дейтрийского сообщества, требования уставов гэйна, приказы…

Колени Ивик дрожали. Дело не в боли, не в лишениях, не в опасности. На нее смотрели сотни глаз – и большая часть из них недоброжелательно и с насмешкой. На нее внимательно смотрел Керш иль Рой. Так же внимательно, как тогда, Ивик передернуло от этой мысли. На нее смотрел Риш, наблюдатель Верса, который на допросах в директорском кабинете так виртуозно доказывал, что не такой твари, как она, защищать Родину, да и есть ли у нее эта Родина, и что это такое…

Перед лицом всех этих людей, из которых почти никто не любил ее. Которых она и сама не любила.

– …достойно исполнять долг гэйны, мужественно защищать свободу и независимость Дейтроса и Тримы, прародины Христианства, Божественные святые реликвии, жизнь и достоинство дейтринов.

Да поможет мне Бог всемогущий в нерушимом соблюдении этой клятвы, – облегченно закончила Ивик. Священник коснулся крестом ее лба, благословляя.

Ивик выпрямилась. Теперь ей стало легче. Что-то было бесповоротно отброшено и решено. Теперь – по сути это все равно, это безразлично, как все они к ней относятся, и что ей еще предстоит. Она зашагала назад и заняла место в строю.

Почти сразу после обетов началось боевое патрулирование Медианы.

Квиссаны были подготовлены к встрече с противником. По крайней мере так считалось. Хотя Ивик в этом была далеко не уверена.

Первые месяцы патрулировать их посылали вместе со старшими. Ивик поставили в пару к девочке с четвертого курса, шестнадцатилетней Росси. Марта попалась кому-то из другого сена, но Ивик это сейчас уже не волновало. Свою влюбленность в Марту она вспоминала с улыбкой. Влюбленность прошла. Росси ей тоже нравилась, невысокая, спокойная, очень деловая девушка.

Выкладка обычная для Медианы – шлинг на пояс, "Клосс" за плечи и десантный нож на случай боя на Тверди, газовая маска, аптечка индивидуальная, келлог и куча разных мелочей. Проверив снаряжение Ивик, Росси слегка улыбнулась.

– Ну что? Страшно?

– Немножко, – сказала Ивик.

– Да не боись, ничего там нету такого.

На самом деле Ивик не могла бы точно сказать, чего боится. Даже не боится – волнуется. Смерти? Нет, она почему-то была уверена, что не умрет. И не будет ранена, и не попадет в плен. В общем, об этом она не думала. Ее пугала сама встреча с дарайцами. И хотелось встретиться, и страшно это было. А сможет ли она все делать, как надо – вот что самое кошмарное… Как она поведет себя в реальной ситуации? В настоящей. Ведь тут-то все и решится. И проверится, чего ты вообще стоишь.

Хотя в патруле очень редки боевые столкновения.

И в самом деле, все прошло как по маслу. Дарайцев даже видно не было. Ивик ходила вслед за Росси по Медиане. Иногда они отдыхали, присев на камешки. Потом снова – обходы своего участка. Границы его определялись с помощью келлога, заранее настроенного. Дежурство длилось двенадцать часов, затем можно было отоспаться и еще немного отдохнуть. Всего на сутки они выпадали из учебного процесса. Такие дежурства бывали два раза в месяц. Медиана бесконечна, они охраняли лишь ту зону, из которой можно было попасть в район квенсена и еще нескольких окружающих поселков. Главным образом, квенсен и его окрестности. Уже в Лансе была собственная боевая часть гэйнов.

Патрулировали вдвоем, потому что и время было спокойное. Дарайцы как-то мало атаковали. В более трудные времена в патруль уходили трое или четверо.

По выходным второкурсников стали отпускать в Ланс. Вернее, не то, что отпускать, а возить. Постоянного сообщения между квенсеном и Лансом не существовало, дойти пешком или на лошади за 50 км все равно невозможно. Но желающих возили на собственном квенсеновском автобусе. Конечно, второкурсники рвались в город – для них это было в новинку. Хотя Ланс показался Ивик дырой еще меньше и беднее Шим-Варта. Может, потому что здесь и природа не такая яркая. Деревья зимой и большую часть весны еще голые, и даже когда одеваются в листву, листва эта блеклая, узенькая, и цветы неяркие. Шим-Варт по крайней мере украшен великолепной субтропической зеленью, зимой мохнатая яркая хвоя, а весной – сочные широкие листья, раскидистые кроны, пышное цветение… Ланс выглядел по сравнению с югом бедно и убого. Но Ивик нравилось в Лансе.

Они с Даной и иногда Ашен ходили в кино. Брали жаренки и мороженое. Обследовали город. Приятно было ходить по улицам в форме, на них поглядывали с уважением. С ними заигрывали взрослые гэйны, которые тоже часто попадались на улицах. Дана, оказывается, умела лихо их отбривать. Штатские парни подходили редко.

В одном дворе они как-то обнаружили высокие качели, и частенько заходили туда с Даной. Ивик всегда любила качаться. Это похоже на полет. Высоко-высоко в небе, дух захватывает. Она уже пыталась взлететь в Медиане, и это получалось, но плоховато. Надо еще тренироваться. Взрослым гэйнам это как нечего делать, они даже превращаться могут во что угодно.

Они стояли на разных концах доски, и приседали по очереди. Взлетая ввысь, Ивик видела перед собой счастливое до самозабвения, смеющееся лицо Даны. И как она сгибает ноги, приседает, выпрямляется – и потом наступает очередь приседать Ивик. ТолькоДефф в наплечной полукобуре тяжело хлопал по боку, когда она почти переворачивалась вниз головой. Приходилось отрывать одну руку от штанги и придерживать пистолет. – Давай отдохнем! – крикнула Ивик. У нее уже начала голова кружиться. Доска раскачивалась все медленнее. Наконец Дана спрыгнула на землю, а вслед за ней Ивик. И только тут девочки увидели, что за ними наблюдают. Рядом с качелями стоял высокий старик в длинном расстегнутом пальто. Видно, уже очень старый, слегка сгорбленный. Он курил сигарету и с интересом смотрел на Дану с Ивик.

– Эй, гэйны! Вам который год?

– Нам четырнадцать, – сказала Дана.

– А вы поесть не хотите?

Девочки переглянулись. Какой же квиссан откажется поесть?

Старик повел их к себе. Он приволакивал одну ногу. Видно, что-то старческое. Дома у него оказалась жена, шустрая полненькая бабушка, она ходила, опираясь на трость, но как видно, все по дому успевала. Она тут же выставила на стол две миски, наполненные вкусным горячим супом.

Старик, Шон иль Вирин, оказался бывшим гэйном. Он ни о чем не расспрашивал девочек, да и сам говорил немного. Болтала все больше бабушка Кейта, ее звали Кейтой, как маму Ашен. У них было, оказывается, двенадцать детей. Сама бабушка Кейта работала оператором на заводе, аслен. Из двенадцати детей трое гэйнов, и двое из них давно погибли. Остальные живут хорошо, свои дети у всех. Всего шестьдесят восемь внуков, и уже есть правнуки.

– Ого! – сказала Дана, – а как вы их запоминаете?

– А я всех помню, – гордо сказала бабушка Кейта, – на Рождество каждому хоть маленький, да подарочек. Хоть одну плетенку, да обязательно подарим. А как же? Ты кушай, кушай… Дана, да? Какая ты худая, одна кожа да кости.

– Жилы, старая, жилы – возразил старик Шон, – гэйну жилы нужны. Будь уверена, сил у них хватает. Хотя нынешние "Клоссы", вроде полегче, у вас теперь 72е, кажется…

Ивик хотела подтвердить, что да, 72е у них "Клоссы", но прикусила язык.

– А у нас были 54е, они потяжелее. Когда я учился. Да и недавно совсем… вот в Лайсе. Помню, было нашествие гнусков. Тогда я, кстати, служил под началом самого Эльгеро иль Роя.

Девочки переглянулись.

– Что, слышали?

– Конечно, – сказала Дана, – его дочь с нами учится.

– Вот как? Иль Рой, он да… И как я слышал, ваш директор из одного сена с ним. И Кейту иль Дор тоже я видел. Даже в операции на Триме как-то участвовал, мы ее объект защищали. Нас туда перебросили.

На прощание бабушка Кейта насовала им плетенок с рисом. Их потом ели всей спальней, и даже Скеро ела.

В это время мать Ашен Кейта иль Дор только что вернулась с Тримы. Впервые за много месяцев у нее была возможность спокойно побыть с мужем и младшим сыном, восьмилетним Вэйном, названным так в честь деда, тоже великого гэйна. Собственно, Вэйн тоже всю неделю проводил в тоорсене, и только на выходные приходил домой.

Но Эльгеро сейчас располагал некоторым временем. На Триме было затишье. А Кейта и вовсе на две недели взяла отпуск – следовало сделать дома ремонт, и она собиралась осуществить кое-какие творческие планы.

Они ужинали вместе, каждый день. Эльгеро рассказывал Кейте о детях – в последнее время у нее не было возможности их видеть.

– Я, пожалуй, съезжу в квенсен как-нибудь. Скажешь Туче? Дико соскучилась по Ашен.

– У Ашен крышу совсем снесло. Думаю, скоро помолвка.

– А почему снесло крышу? Хороший мальчик.

– Хороший, – согласился Эльгеро, – но на мой взгляд, 14 лет – это рановато, чтобы решать свою судьбу.

– Эль, но она же гэйна! Странно, что я тебе это говорю. Ведь это у нас на Земле не приняты такие ранние браки. А здесь… И еще у гэйнов!

– Ну до окончания квенсена все равно никаких браков. Да, ты права, конечно, у нас тоже уже в квенсене большинство нашло невест-женихов. Не знаю, – сказал Эльгеро, – может, это ревность у меня? Ведь дочка-то у нас одна только.

– Ну хочешь еще рожу? – улыбнулась Кейта, – вот закончим операцию…

Эльгеро безнадежно махнул рукой.

– Эти операции никогда не закончатся.

– А как вообще дела у Ашен?

Кейта стала убирать посуду. Она довольно хорошо готовила, и это нравилось Эльгеро. Часто готовила триманские блюда, ведь она и выросла на Триме, так уж получилось. Эльгеро с удовольствием смотрел на крепкую фигурку жены. Надо было бы, наверное, ей помочь, но у него слишком гудели ноги. Последние сутки он провел на ногах, без отдыха. Ашен… Он вдруг вспомнил.

– У нее-то ничего. А ту девочку, которая у нас была, помнишь? Дану. И еще Ивик, тоже ее подруга.

– Да, конечно, помню. Ивенна. Очень милая девочка. И Дана тоже.

Эльгеро стал рассказывать о случившемся. Кейта бросила посуду, села рядом с ним, подперев голову руками и все больше мрачнела.

– Ну как видишь, от Верса их удалось избавить. Обеих. О Дане, собственно, вообще никто не знает, кроме меня и Тучи.

– Ой, какие же вы все-таки сволочи, – мрачно сказала Кейта.

– Сволочи? Да. Ты про Ивик? А варианты были, Кей? Посадить ее под арест – квиссану это все равно что раз плюнуть, сама знаешь. Выпороть, как в школе? Ему надо было доказать, что он не относится к этому, как к детской шалости. Надо было поставить наблюдателя в такое положение, чтобы тот элементарно не мог прийти с наручниками и забрать девочку. Нет, Туча как раз все правильно понял. Ты сама не соображаешь, что ли? Может, лучше было отдать ее в Верс? Там, конечно, такого не делают… там делают другое.

– Да-да, ты прав. Ты всегда прав, – буркнула она, – вы гнусные сволочи, но Ивик все это простит, как я понимаю.

Кейта вздохнула.

– Что-то мне все это напоминает…

– Триму?

– Россию. Только вы, пожалуй, все же поумнее, действительно. Потому у Дейтроса есть шансы выжить.

– Приятно слышать, что ты все поняла.

– Но Дана? – вдруг сказала Кейта, – Там ведь все еще хуже. Там ведь отец. Ты подумай только, а если бы с тобой такое?

Эльгеро хмыкнул.

– Ну в этом не было бы ничего удивительного. В Версе попадаются идиоты, жаждущие крови, тебе ли этого не знать. Да, такое могло бы случиться и со мной. И с кем угодно. Верс все равно нужен, ты только вспомни этого Инзу! И шпионов-то ведь на самом деле полно. И диверсий.

– Да, но как бы отнеслась к этому Ашен! Ты только представь… У этой девочки никого нет. Вообще. Это ее единственный родной человек, и его расстреляли.

– Ну да, конечно, я согласен с тобой. А что делать?

– Что? Да хотя бы выяснить все. У тебя же есть там в Версе… Кто там у тебя, иль Ран? Он мог бы помочь. В архив пустить, например.

– Ну не знаю, – сказал Эльгеро, – а чем это поможет?

– И я не знаю, – ответила Кейта, – не знаю. Но я уверена, что попробовать надо.

– Хорошо, – легко согласился Эльгеро, – тогда я завтра ему позвоню. Ты хочешь сама этим заняться?

– Да, – решительно сказала Кейта, – я займусь.

Эльгеро положил ладонь на ее руку. Кейта вздрогнула от теплого тока и взглянула в глаза Эльгеро. Я люблю тебя, сказала она глазами. А я-то тебя как сильно люблю, ответил язгляд Эльгеро.

– Пойдем, – прошептала Кейта. И они встали одновременно, как бы сросшись в единое тело, и так, обнявшись, пошли в комнату, где сумерки уже совсем сгустились, и не надо было включать свет.

– Отдых, – сказала Росси. Они уселись прямо на землю, на серую почву Медианы. Казалось, земля покрыта не то песком, не то мелкой щебенкой. Ивик ущипнула себе горсточку мелких комков. Перетерла между пальцами, «щебень» просыпался мягкой, почти невидимой пылью. Что это за вещество? Кроме него, в Медиане и нет ничего реального. Только вот эта пыль – из нее состоят и камни, и почва. И виртуальные образы. Но что это за пыль? Откуда она? Состав, говорят, довольно обычный – силикаты какие-то…

Ивик легла на спину, глядя в серое небо. Здесь небо не такое красивое, как на Тверди. Нет ни звезд, ни облаков. Но Ивик нравилось небо Медианы. Оно успокаивало – всегда одинаковое, равномерно-серое. Может, своим постоянством успокаивало.

– Ты уж совсем, – осуждающе заметила Росси. Ивик села.

– А че?

– Ну че.. не на пляже все-таки.

Ивик вздохнула. Огляделась вокруг – во всех направлениях Медиана была пуста.

Сколько уже ходим – ни разу не видели противника. Да и мало кому еще довелось повоевать, подумала Ивик, повезло только Скеро (ну конечно же!), Дирзе и Лену. Да и те больше хвастались, кажется. Хотя кто их знает…

– Скучно, – сказала она.

– Храни нас Бог от развлечений, – отозвалась старшая. Внезапно – это было первое, что увидела Ивик – ее лицо резко побледнело. Словно выцвело вмиг. Росси мгновенно опустила микрофон – как старшая патруля, она носила за ухом радиотелефон. Теперь, видно, ей что-то туда, в наушник говорили. Росси медленно кивнула и сказала.

– Есть. Три минуты.

Ивик была уже на ногах.

– За мной, – Росси взмахнула рукой. Перед ней в воздухе появилось стандартное виртуальное средство передвижения, "лошадка" – так это называли, а похоже было больше всего на седло мотоскара с заостренной вперед лукой. Ивик поспешно создала и себе "лошадку", вскочила в седло. Они уже рванули с места, Росси крикнула.

– Прорыв. На участке Таля. Это рядом с нами. Человек двадцать. Надо прикрыть, пока…

Кто ходит с Талем? Ивик приникла к луке седла, вбирая ветер, свистящий вокруг. Не из нашего сена, уж точно… В случае прорыва младшего посылают на Твердь за подкреплением, а старший остается прикрывать. Значит, там один Таль сейчас… Ивик смутно знала этого парня, брата Росси по сену. Невысокий парнишка, кряжистый такой, его бочонком, кажется, дразнили.

Ведь сейчас, вот прямо сейчас они увидят дарайцев… и стрелять ведь придется! Ладонь Ивик скользнула по "коже" седла – она вдруг стала совершенно мокрой. Шендак! Кто тянул ее за язык… скучно ей стало, видите ли!

"А если у меня ничего не получится?"

Сначала она увидела, как Росси протягивает вперед правую руку, и словно в сказочном фильме, от ее руки распространяется зеленое свечение. Огромный круг в спектральной рамке. Этот круг растет, закрывая уже полнеба… И лишь тогда Ивик увидела сверху поле боя, и одинокого квиссана, почти неразличимого в серой полевой форме, приникшего к камням, и серые же силуэты дарайцев впереди, рассыпанной за камнями цепью. И на эту цепь сверху опускалось зеленое свечение, созданное Росси. Но круг не накрыл дарайцев, изломался еще в воздухе, растворяясь, превращаясь в ничто – сработала дарайская защита.

– Ивик, клещи! Ты справа! Пошла! – крикнула Росси. Ивик поняла ее – не зря же тактику учили – успела чуть-чуть погордиться собой, что так здорово сразу все поняла, помчалась на "лошадке" вперед, и лишь оказавшись почти в эпицентре боя, сообразила наконец выставить хотя бы стандартный щит. Вовремя – пущенный пучок сине-золотых молний вонзился в щит, растворяясь в нем. Ивик сделала в воздухе мертвую петлю, развернувшись лицом к противнику. Теперь они втроем закрывали пространство, Таль сзади, Ивик справа и Росси слева. Впереди залегли дарайцы. Ивик успела еще чуть-чуть порадоваться, что так удачно, прямо как по учебнику, выполнила маневр. И тут дарайцы пошли в атаку.

Это было, в общем, неудивительно и типично для их тактики. Дарайцы отлично понимали, что скоро появится подкрепление, и последний шанс прорваться на Твердь в районе квенсена – это атаковать сейчас. Это Ивик тоже понимала. Но она перестала думать о чем-либо, и у нее затряслись руки – потому что дарайцы как-то вдруг оказались слишком уж близко к ней.

Ей даже показалось, она видит их лица… Несколько человек, стремительно скользящих низко над землей, кажется, прямо на нее…

Их надо убить.

Все очень просто. Ее же учили. Сосредоточиться и убить. Ивик выпрямилась, чуть расставив ноги и пустила с рук целую порцию "железных стрел".

Стрелы блеснули в воздухе, пронеслись сверкающей тучей, дальше Ивик не видела ничего, а когда туча рассеялась, стало видно, что ни один из дарайцев не поражен. И они идут дальше, прямо на нее… или не совсем на нее? Ивик выхватила шлинг. Метнула. Нет, далеко еще. Она выпустила "синее пламя", "змеевик", "лезвие" – все было тщетно… абсолютно бесполезно. Отчаявшись, Ивик снова метнула шлинг, и сейчас же пламя вспыхнуло рядом с ней, она быстро и умело погасила его "водопадом", теперь дарайцы атаковали, а Ивик защищалась, и с этим у нее все было нормально. Она вся дрожала… Сознание бессилия – хуже всего. Она ничего не может… ничего. Внезапно сзади раздался резкий воющий звук, словно авиабомба, и сверкающие синие нити разрезали воздух. Несколько дарайцев упало, остальные, видно, сумевшие защитить себя, бросились назад. Ивик снова метнула шлинг, потому что надо же делать что-то, но и в этот раз не попала.

Все было кончено. Ничего изменить нельзя.

Страх и напряжение схлынули. Живых дарайцев не оставалось больше – все они ушли на Твердь, но там их задержат. Лишь несколько убитых валялось впереди, болталось в воздухе чье-то облачное тело, стянутое петлями шлинга. Росси подошла и деловито сожгла облачко. Если его обладатель еще был жив, то жить ему осталось недолго.

Ивик вся дрожала. Кончился бой. Ее первый бой. И в этом первом бою она вела себя… да нормально она себя вела, подумала Ивик. Просто у нее ничего не получилось.

Так всегда. Она старалась, ей хотелось быть не хуже других, ей очень хотелось… но у нее опять ничего не вышло.

– Спасибо, девчонки, – сказал Таль. Росси хлопнула его по плечу.

– Не за что. Ну мы пошли к себе на участок…

– Давай… спасибо.

Росси оглянулась на Ивик.

– Возвращаемся. За мной.

Больше Ивик никто ничего не сказал. То ли не заметили, с надеждой подумала она. Росси, наверное, не заметила, она с другой стороны была. То ли просто… что тут говорить?

Ночью Ивик не могла уснуть. Такого в квенсене у нее не бывало. Обычно спать хотелось всегда и сильно, отрубались мгновенно. Трудно было проснуться, но заснуть – ни в коем разе.

А вот теперь спать она не могла.

Раз за разом перебирала в памяти картины боя. Смутные вдали силуэты дарайцев… Это она первый раз в жизни видела живых дарайцев. Самое странное то, что они, в сущности, очень похожи на людей. Более того, они и есть люди. Даже не поймешь издали, что дарайцы. Руки, ноги, серая камуфляжка. Все, как у нас. Нет, Ивик, конечно, в курсе, что дарайцы – тоже люди, но увидеть это своими глазами…

Это совсем другое.

И наверное, это ее и остановило.

Это – то же самое, как прыгнуть с крыши или с моста. В воображении – пожалуйста, сколько угодно. В реальности… Вот этим и отличается бой в Медиане от боя на Тверди. Из автомата убить легко. Даже ребенок может нажать на спуск. Из автомата можно убить даже случайно.

Только пальцем шевельнуть.

А вот там – пожалуйста, можешь создавать красивые, яркие образы, даже очень оригинальные…

Только если ты не готов убивать, это оружие будет безвредным.

Это даже хуже, чем прыгать с моста. Сейчас, пожалуй, Ивик откуда угодно могла бы прыгнуть. Преодолевать себя, сопротивление тела, она давно уже научилась.

Здесь – сопротивляется дух. Не сознание. Что-то глубже и серьезнее, чем она не может управлять. Не умеет. И никогда, Ивик понимала – никогда не научится.

Конечно, все как-то учатся. Говорят. У всех получается. Но ей же всегда не везет. У нее – всегда так.

Она особенно не хвасталась тем, что побывала в бою – хотя это пока удалось немногим из сена. Наверное, все подумали, что из скромности. Росси, возможно, и правда не видела ничего. Таль, наверное, видел, но ничего не сказал. Может, что-нибудь подумал… но вряд ли пойдет рассказывать, какая она неумеха.

Господи, и она еще возмущалась по поводу политики… ей еще Дейтрос не нравился… да как она вообще может думать о таких вещах? Она, ничтожество…