Текст книги "Сгорать от любви (и от стыда) (СИ)"
Автор книги: Яна Шарм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Глава 26
Искра в больничной палате
Воздух в больничной палате был густым и специфическим – едкая нота антисептика перебивала запах больничной гречневой каши и мужского пота, смешанного с едва уловимым, въедливым душком гари, который, казалось, навсегда впитался в кожу и волосы ее обитателей.
Четверо пожарных, включая Сергея, разместились на койках и принесенных табуретках, закусывая скромный больничный ужин принесенной Викой домашней ветчиной и солеными огурцами. Атмосфера была уставшей, но по-мужски бодрой – ребята потихоньку оттаивали и приходили в себя после адского вызова, и присутствие Вики, их «штатной хранительницы» и почти что талисмана, действовало на всех умиротворяюще.
– Вик, а передай-ка своему мужу соль, – лениво, растягивая слова, протянул Игорь, с замысловатой белоснежной повязкой на голове, придававшей ему вид пирата.
Вика, не задумываясь, потянулась за пластмассовой солонкой и передала ее Сергею, который сидел на соседней койке, с наслаждением потягивая горячий чай из термоса.
– Держи, муж.
В палате на секунду воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным пиканьем аппарата за спиной у одного из ребят. Сергей медленно, с притворной недоверчивостью повернул к ней голову, и в его усталых, исчерна-красных от бессонницы и дыма глазах заплясали знакомые веселые, озорные чертики.
– А с каких это пор я твой муж, Искорка? – спросил он, нарочито медленно, и по палате прошелся сдержанный, одобрительный смешок. – Мы что, я что-то пропустил? Меня что, без сознания в ЗАГС возили, пока я этих олухов из-под завала вытаскивал? – он кивнул на Игоря.
Вика покраснела, почувствовав на себе взгляды всех присутствующих, но смущаться было уже поздно.
– Ну, я же твой тыл, – парировала она, поднимая подбородок. – Фактически жена. Только без официального штампа в паспорте. И без кольца, – она покрутила перед его носом своим безымянным пальцем с насмешливой торжественностью.
– А-а-а, понимаю, – с преувеличенной, комичной серьезностью кивнул Сергей, почесывая щетину. – То есть, чтобы я стал настоящим мужем, а ты настоящей женой, мне нужно… что? Исправить это досадное упущение? Пора, значит, сделать тебя законной?
Палата замерла в предвкушении. Ребята перестали жевать, уставившись на них, как на самый интересный сериал.
– Ну, вообще-то, да, – выпалила Вика, и тут же смущенно опустила глаза в свою кружку, понимая, в какую западню она себя загнала, но уже не в силах и не желая отступать.
– Проблема-то в чем? – с наигранным огорчением развел руками Игорь. – Со штампом – ерунда, в ЗАГС сходим. А вот с кольцом, да, засада. Ювелирные-то все закрыты. Не достанется тебе, Вик, бриллиантов.
Сергей смотрел на Вику, и его взгляд из шутливого, озорного, постепенно становился нежным, глубоким и невероятно серьезным. Он что-то искал глазами по палате, его взгляд скользнул по тумбочке, по подоконнику, и, наконец, остановился на металлической проволоке, скреплявшей сломанную ручку того самого термоса, что она принесла ему.
– Э-э-э, Серега, ты чего задумал? – недоуменно спросил один из ребят, молодой парень с перевязанной рукой.
Но Сергей уже не слушал. Ловкими, точными движениями своих сильных, исчерна-закопченных и в нескольких местах перевязанных пальцев он открутил кусок упругой проволоки и начал методично, с невероятным терпением, придавать ей форму. Все в палате, включая заглянувшую на шум дежурившую медсестру, завороженно наблюдали за этим действом. Слышался лишь тихий скрежет металла.
– Ну что ж, – тихо сказал Сергей, и в его сорванном, хриплом голосе снова зазвучали те самые стальные, командные нотки, что ведут людей в огонь. – Раз магазины закрыты, а кольца нет… придется импровизировать. По-пожарному.
И тогда он, ко всеобщему изумлению, медленно, преодолевая боль в уставших до дрожи мышцах и ноющую ломоту в боку, сполз с койки и, придерживаясь за железный бортик, опустился перед ней на одно колено.
В его протянутой ладони лежало самодельное, слегка кривое, но старательно свернутое в виток и скрученное на конце проволочное «произведение искусства». Оно блестело под люминесцентными лампами, как самый драгоценный металл.
Он поднял на нее глаза, и в них не было ни капли шутки или сомнения. Только чистая, обжигающая правда.
– Виктория, моя Искра. Ты – самый сложный, самый ответственный и самый счастливый вызов в моей жизни. И я хочу, чтобы он длился вечно. До последнего нашего вздоха. Выходи за меня. Стань моей настоящей, официальной, единственной и неповторимой женой. И не только женой. Стань моей жизнью. Официально.
В палате стояла гробовая, абсолютная тишину, которую через секунду взорвал оглушительный, радостный рев.
– ДАВАЙ, ВИКА! СОГЛАШАЙСЯ! – проорал Игорь, вскочив с койки и не обращая внимания на собственную повязку.
– МУЖИК ВСТАЛ НА КОЛЕНО! ТАКОГО НЕ ПРОПУСТИ! – подхватили остальные, заглушая пикание аппаратуры.
– РОДИМЫЙ, ДА КАК ОН ТЕБЯ ЛЮБИТ-ТО!
Вика смотрела на это нелепое, кривое проволочное кольцо, на его уставшее, почерневшее, но сияющее такой безграничной любовью и надеждой лицо, на этих взрослых, видавших виды, уцелевших в настоящем аду мужчин, которые кричали, свистели и хлопали, как мальчишки на стадионе. И она поняла, что большей, настоящей, выстраданной романтики в ее жизни не было и, наверное, никогда не будет. Это был ее Оскар. Ее «спасибо». Ее вечность.
Слезы абсолютного, безоговорочного счастья выступили у нее на глазах и покатились по щекам, оставляя чистые дорожки на запыленной коже.
– Да, – сказала она громко, перекрывая всеобщий гам. Ее голос звенел, как колокол. – Да, Сергей! Конечно, да! Тысячу раз да!
Сергей с торжествующим, сияющим видом, будто только что потушил самый сложный пожар на свете, бережно нацепил ей на палец проволочное кольцо. Оно было огромным, болталось и тут же съехало набок, но для нее оно было прекраснее и дороже всех бриллиантов Cartier в мире.
– УРААА! НЕВЕСТА! – взревела палата, и грохот, казалось, содрогнул все здание больницы.
И тут ребятня, забыв про ушибы, ожоги и ссадины, дружно, с криками «Горка! Горка для жениха!», подхватила Сергея и принялась с радостными воплями подбрасывать его к потолку его же собственной больничной палаты.
– Осторожно, вы же! Он же еще не отошел! Ребра! – смеясь сквозь счастливые слезы и пытаясь их остановить, кричала Вика, прижимая к груди руку со своим смешным и бесценным кольцом.
Сергей, летая под казенным больничным потолком, в облаке всеобщего ликования, смотрел на нее – свою невесту, свою Искру, свою женщину с дурацким проволочным кольцом на пальце, и понимал простую и великую истину.
Самое большое счастье – это не в том, чтобы избежать огня. А в том, чтобы знать, что тебя всегда ждут после него. А самое прочное и драгоценное кольцо – то, что выковано не в ювелирной мастерской, а в горниле общей жизни, испытаний, боли, потерь и вот такой, дурацкой, непредсказуемой и самой настоящей на свете любви.
Глава 27
Клятва и пламя
Церковь была наполнена не просто гостями, а их самым верным тылом. С одной стороны шеренгой стояли братья-пожарные в отутюженной парадной форме, с другой – подруги Вики и немногочисленные, но дорогие ей родственники. Воздух был густым от аромата ладана и свежих пионов, любимых цветов Вики. В одном из первых рядов, на пуговице пиджака старого друга семьи, гордо восседал рыжий кот Марс, тот самый, с которого когда-то началась их история. Он вылизывал лапу с видом полнейшего довольства, будто и он причастен к этому великому дню.
Когда Вика в простом, но изысканном платье цвета слоновой кости, с открытыми плечами и тончайшей кружевной фатой, пошла к алтарю, все замерли. Но она не видела никого, кроме него. Сергея в строгом костюме, который сидел на его мощных плечах так же естественно, как и боевая форма. Его взгляд, горячий и влажный, был прикован к ней, и в уголках его глаз собрались лучики морщинок от сдерживаемой улыбки.
Они стояли друг напротив друга, держась за руки, и слова священника о таинстве брака тонули в грохоте их сердец. Но когда пришла пора давать клятвы, тишина стала абсолютной, и был слышен лишь трепет пламени свечей.
– Вика, моя Искра, – начал Сергей, и его голос, низкий и четкий, был слышен под самыми сводами. – Я клянусь быть твоим мужем. Не только в радости, но и в борьбе. Не только в спокойные дни, но и когда мир будет гореть вокруг. Я клянусь всегда возвращаться к тебе, через огонь и воду, потому что мое сердце останется с тобой. Ты – мой главный тыл и мой вечный огонь. Я люблю тебя.
Слезы покатились по щекам Вики, но она улыбалась, и эти слезы были чистой радостью.
– Сергей, мой Тигр, – ее голос дрожал, но был твердым, наполненным безграничной нежностью. – Я клянусь быть твоей женой. Ждать тебя не со страхом, а с верой. Быть твоим домом, твоим покоем и твоей страстью. Я клянусь всегда зажигать для тебя свет в окне и в душе. Ты – мое дыхание и моя сила. Я люблю тебя.
Когда он надел на ее палец обручальное кольцо – простое, из белого золота, но сменившее ту самую проволоку, – по залу прошел сдержанный вздох умиления. А когда священник объявил их мужем и женой, и Сергей, не в силах больше сдерживаться, притянул ее к себе и поцеловал с такой страстью, что у Вики подкосились ноги, тишину взорвал оглушительный рев.
– Горка! Горка для молодых! – кричали пожарные, и через секунду они уже подхватили Сергея и Вику и принялись подбрасывать их к расписному потолку под веселые возгласы и аплодисменты. Даже Марс, вспорхнув с пиджака, удивленно уставился на это действо, громко мурлыча.
* * *
Свадьба гуляла шумно и душевно в уютном ресторанчике у озера. Тосты были бесхитростными и искренними, танцы – зажигательными, а объятия – крепкими. Алена, подруга Вики, не могла нарадоваться, глядя на ее сияющее лицо.
– Наконец-то ты по-настоящему живая, – прошептала она, обнимая ее.
Поздно вечером, когда последние гости разошлись, они остались одни в своем доме, который снимали вместе последние несколько месяцев. Тишина после шума показалась им благословением. Они стояли посреди гостиной, все еще в свадебных нарядax, глядя друг на друга как бы заново. В камине, который Сергей сложил своими руками, уже потрескивали, начиная разгораться, первые поленья.
– Миссис Орлова, – с придыханием произнесла Вика, примеряя новое имя. Оно звучало на ее устах как самая сладкая музыка.
– Миссис Орлова, – повторил Сергей, и его глаза вспыхнули тем самым огнем, который она так любила. – Моя жена.
Он подошел к ней, и его пальцы потянулись к молнии на ее платье. На этот раз его движения были не стремительными, а бесконечно медленными, наслаждающимися каждым мгновением, каждым шелестом ткани. Тонкая ткань соскользнула с ее плеч и упала на пол мягким облаком. Он смотрел на нее, стоящую только в шелковых трусиках и подвязках, озаренную светом от камина, и его дыхание перехватило.
– Ты самая красивая женщина на земле, – прошептал он, и в его словах не было лести, лишь констатация факта.
Он снял пиджак, галстук, рубашку. Его мускулистое тело, покрытое шрамами и синяками – летопись его опасной работы, – было для нее самым желанным зрелищем. Он подвел ее к кровати, и они опустились на нее, погружаясь в облако простыней.
Его поцелуи были одновременно нежными и требовательными. Он исследовал ее тело, как драгоценность, которую ему наконец подарили навсегда. Его губы скользили по шее, спускались к груди, заставляя ее стонать и выгибаться навстречу его жаркому рту.
И тут его взгляд упал на белую повязку на ее бедре, оставшуюся после недавней царапины. Он посмотрел на нее с хищной, но бесконечно любящей улыбкой, наклонился и аккуратно, только зубами, подцепил край пластыря. Он оторвал его, и легкое жжение от этого движения заставило ее вздрогнуть. Затем его горячий, влажный язык прошелся по чувствительной коже под повязкой, заливая огнем крошечную ранку, исцеляя ее своим прикосновением.
– Сергей… – простонала она, уже теряя контроль, ее пальцы впились в его волосы.
В ответ он лишь низко зарычал, и его сильные руки вцепились в ее бедра. Он резко стянул с нее шелковые трусики, и его лицо оказалось так близко к самому ее центру. Его дыхание обожгло ее влажную, горячую плоть.
– Я ждал этого весь день, – прохрипел он, и его голос был густым от желания. – Всю жизнь.
И он впился в нее ртом с такой яростью и такой нежностью, что мир для Вики перевернулся. Его язык был мастерским и безжалостным, он знал каждую ее точку, каждую реакцию. Она вскрикивала, ее бедра сами просились навстречу ему, она была полностью в его власти, и это было самым сладким и долгожданным пленом.
Когда она достигла пика, содрогаясь в немом крике, сотрясаемая волнами наслаждения, он не стал медлить. Он вошел в нее одним мощным, уверенным движением, заполнив ее собой полностью. Он не был сейчас пожарным, тушащим пламя. Он был самим огнем, и она горела вместе с ним в едином, всепоглощающем пожаре страсти.
Их ритм был диким, первобытным, полным обретения друг друга уже на новом уровне – уровне мужа и жены. Он шептал ей на ухо хриплые, полные любви и похоти слова: «Ты вся моя… навсегда… моя жена…», а она отвечала ему объятиями, в которых была вся ее жизнь, и шепотом: «Люблю… никому не отдам… мой…»
Измученные, счастливые, покрытые легкой испариной, они лежали в объятиях друг друга, слушая, как их сердца постепенно успокаиваются, сливаясь в один ритм. За окном шумела ночь, а в камине уже весело потрескивал огонь, отбрасывая на стены танцующие тени.
– Я люблю тебя, женушка, – выдохнул Сергей, целуя ее в макушку, его рука лежала на ее талии, владея ею с безраздельной нежностью.
– Я люблю тебя, муженек, – улыбнулась она в ответ, чувствуя, как по ее щеке скатывается счастливая слеза. Она прижалась лбом к его груди, слушая ровный стук его сердца. – Знаешь, о чем я думаю?
– О чем? – его голос был ленивым и довольным.
– О том, что это наш мир. Наш дом. – Она провела рукой по его груди. – Здесь твои книги на полке, мои эскизы на столе, наш общий чайник, который ты вечно забываешь выключить… И этот огонь в камине. Он как наш семейный огонь. Не тот, что губит, а тот, что согревает. Мы его зажгли сегодня, и теперь наша задача – никогда не дать ему потухнуть.
Сергей повернулся на бок, чтобы лучше видеть ее лицо, озаренное пламенем. Он провел пальцем по ее щеке.
– Он не погаснет, Искра. Пока мы дышим, пока я возвращаюсь к тебе, а ты зажигаешь для меня свет. Это мое главное обещание. Я буду подбрасывать в этот огонь дров каждый день. Всю жизнь.
Она потянулась к нему для поцелуя, медленного и глубокого, в котором был вкус будущего.
– И я тоже. Всегда.
И в этой тишине, в их первом совместном доме, где каждая вещь была частью их общей истории, горел самый главный огонь – огонь их семьи, который теперь ничто не могло потушить. А на ковре у камина, свернувшись клубочком, сладко посапывал рыжий кот Марс, хранитель их нового очага.
Эпилог
Самый главный огонь
Депо пожарной части №… пахло, как всегда, бензином, свежевымытым полом и мужчинами, пахнущими ветром и дымом. Но сегодня к этому знакомому коктейлю добавился новый, совершенно невероятный аромат – сладкий, молочный, пахнущий детскими щечками и нежностью.
Дверь распахнулась, и в проеме появилась Вика. На руке у нее, уверенно устроившись на бедре, сидела маленькая девочка лет двух с хвостиками-пружинками и огромными, папиными карими глазами, которые с любопытством обшаривали огромное помещение с блестящими машинами.
Тишина, царившая секунду назад, взорвалась оглушительным ревом.
– МАШКА ПРИЕХАЛА!
Казалось, огромные, неуклюжие в своем обмундировании мужчины внезапно потеряли всю свою суровость. Они столпились вокруг Вики и девочки, как большие добрые медведи вокруг котенка.
– Дай я! Дай я подержу!
– Осторожно, Петрович, ты ей бородой все лицо поцарапаешь!
– Смотри-ка, на Серегу вылитая! Такие же глаза-угольки и брови домиком! Настоящий орленок!
Машка, дочка Сергея и Вики, не пугалась. Она уже привыкла к этому шумному, гостеприимному миру. Она доверчиво потянулась к блестящей застежке на форме дяди Игоря, а потом, смеясь, схватила его за оттопыренное ухо.
– Ой, взяла в плен! – завопил Игорь, комично закатывая глаза. – Помогите, братцы, сил нет устоять!
В этот момент из-за красного бока машины вышел Сергей. Увидев жену и дочь, его лицо, уставшее после ночного дежурства, озарилось такой улыбкой, перед которой меркли все огни мира. Он подошел, и толпа пожарных почтительно расступилась, давая дорогу отцу.
– Ну что, бандиты, не напугали моих девочек? – хрипло пошутил он, но его взгляд, полный обожания, был прикован к дочери.
Она, увидев его, просияла и протянула к нему маленькие ручки.
– Папа-па-па!
Сергей взял ее на руки, подбросил высоко-высоко, заставив ее заливисто рассмеяться, и прижал к себе, уткнувшись носом в ее нежную шею, вдыхая родной запах.
– Вот кто приехал к папе! Моя главная начальница!
Он посмотрел на Вику поверх головы дочери, и в этом взгляде была вся их история – нелепая встреча на дереве, тайные свидания, буря расставаний и скандалов, и вот это тихое, абсолютное счастье.
– Что, не выдержала без меня? – спросил он Вику, подмигивая. – Всего-то двенадцать часов разлуки.
– Катастрофа, – с улыбкой парировала она. – Полный развал. Каша сама себя не варит, игрушки не убираются, а без твоего храпа ночью – непривычно тихо. Мы соскучились по нашему пожарному. И Машка хотела срочно показать папе новый шедевр.
– О, серьезно? Надо немедленно изучить! – Сергей усадил дочь на капот пожарной машины, как на трон. – Ну-ка, показывай, художник наш. Что это у нас? – Он взял из ее рук листок, испещренный оранжевыми и желтыми каракулями.
– Это па-па-па! – объяснила Машка, тыча пальчиком в самый большой оранжевый круг. – И о-гонь!
– Точно, это же я в боевке! – с комичной важностью заключил Сергей. – Шедевр. Повесим в кабине начальника караула, пусть завидует.
В это время Игорь, не теряя времени, достал телефон.
– Так, семейство Орловых в сборе! Давайте, все в кадр! Улыбочки! Машка, смотри на птичку!
Он снял короткое видео: могучий Сергей в задымленной форме, с сияющей дочкой на руках, и Вика, прижавшаяся к его свободному плечу, с лицом, на котором застыли мир, нежность и безграничная любовь. На заднем плане – улыбающиеся, подмигивающие, сгорбленные над парой лица его братьев-пожарных.
– Выложу в наш чат, пусть все завидуют! – провозгласил Игорь.
– Только подпиши: «Наш боевой расчет пополняется. Готовим смену. Орленок уже в строю!» – крикнул кто-то сзади.
Все засмеялись. Машка, подхватив общее веселье, захлопала в ладоши.
Сергей обнял Вику за талию и притянул к себе, создав их маленький, нерушимый мирок посреди шумного депо, среди металла и мужества.
– Спасибо, – тихо сказал он ей, и его голос дрогнул от переполнявших его чувств. – За все. За нее. За нашу жизнь. За то, что терпишь мое ворчание по утрам и мои закопченные боевки в прихожей.
– Это тебе спасибо, – прошептала она в ответ, положив ладонь ему на грудь, точно над сердцем. – За то, что научил меня не бояться огня. И за то, что каждый день, возвращаясь, приносишь с собой не пепел, а тепло.
Он покачал головой, глядя на дочь, которая теперь пыталась надеть огромную пожарную каску дяди Игоря, съехавшую ей на нос.
– Ты ошибаешься, Искра. Это ты научила меня разжигать другой огонь. Тот, что не спалит дотла, а согревает даже в самую стужу. Тот, ради которого так хочется возвращаться домой.
Их «дом» был их вселенной. Это была та самая квартира, где на полке стояли его толстые справочники по пожарной безопасности и ее альбомы с эскизами. Где на холодильнике магнитами крепились ее наброски и его служебные грамоты.
Где по вечерам, устроившись на огромном диване, они втроем смотрели мультики, и Сергей, притворяясь спящим, тайком наблюдал, как Вика, укачав на руках уснувшую Машку, напевает ей колыбельную. Где на кухне всегда кипел чайник, а в гостиной, в той самой печи, что он сложил своими руками, всегда горел огонь – не яростный и опасный, а умиротворяющий и живой.
И они стояли так, в самом сердце его мира, окруженные своей семьей – и кровной, и боевой. Самый главный огонь, который им удалось разжечь, горел не в печи и не в пожаре. Он горел здесь – в их общем доме, в прочном сплетении их рук, в счастливых глазах их дочери и в тихом, ровном биении двух сердец, нашедших друг в друге вечное пристанище.
Отблеск другого очага
Квартира Дмитрия была безупречной. Стекло, хромированный металл, дизайнерская мебель с острыми углами, стоившая как годовой доход того пожарного. Ничего лишнего. Ни пылинки, ни случайно брошенной на стул вещи, ни детского носка, закатившегося под диван. Тишина здесь была иной, чем в том доме с Викой – не теплой и наполненной шепотом и смехом, а звонкой, гулкой и пустой. Как в выставочном зале перед открытием, где все готово для зрителей, которые так и не придут.
Он стоял у панорамного окна, с бокалом выдержанного виски в руке, и смотрел на ночной город. Его город. Покоренный, подчиненный, предсказуемый. Но сегодня эта предсказуемость не приносила удовлетворения. Дела шли в гору, последняя сделка принесла миллионы, его уважали и боялись конкуренты. Но за этими победами не стояло ничего, кроме цифр на счету. Не было того дикого, пахнущего дымом счастья, что светилось на том проклятом фото.
Социальные сети он давно удалил, считая их помойкой и пустой тратой времени. Но старый, почти забытый аккаунт, созданный когда-то для слежки за инсайдами конкурентов, все еще существовал. Его пальцы сами, будто против его воли, движимые потаенным мазохизмом, вывели знакомое имя. Алена С., подруга Вики. Та самая, что обожала выставлять всю свою жизнь напоказ.
И он нашел.
Всего одно фото, сделанное, судя по всему, в кафе. Вика. Она смеялась, запрокинув голову, и в этом смехе не было и тени той вечной, застывшей, подобранной улыбки, что была с ним. Рядом сидел Он – тот пожарный, Сергей. Он не смотрел в камеру, он смотрел на Вику. И в его взгляде было столько простого, почти животного обожания и абсолютного, спокойного обладания, что у Дмитрия свело скулы так, что хрустнули зубы.
Но это было не самое страшное. Самым страшным был маленький розовый конвертик в сильных, загорелых руках Сергея. В нем, прикрывшись крошечным кулачком, спал ребенок. Их дочь.
Дмитрий откинулся от экрана, будто обжегшись. Он сделал большой глоток виски, но дорогой, выдержанный алкоголь не смог прогнать внезапную, острую горечь, подступившую к горлу.
Ребенок. Они с Викой говорили об этом. Вернее, он говорил.
«Подождем, Вик. Сначала я выведу компанию на новый уровень, потом купим дом за городом, создадим идеальные условия. Все должно быть вовремя и правильно. Ребенок – это серьезно».
«Вовремя» так и не наступило. Одна бизнес-пятилетка сменила другую. «Правильные условия» оказались ненужными тому, кто в розовых трусах с пони полез спасать кошку на дерево. Она нашла того, с кем не нужно было ждать. Кто готов был разжечь очаг сразу, без чертежей, сметы и стратегического плана развития на двадцать лет вперед. Из того, что было под рукой: из страсти, верности и простого человеческого тепла.
Он никогда не признался бы в этом вслух, но он представлял себе девочку. Маленькую, с упрямыми кудряшками, как у Вики в юности. Он покупал бы ей самых дорогих кукол из парижских бутиков, строил бы для нее песочницу из итальянского мрамора и водил бы в лучшую, самую элитарную школу города. Он создал бы для нее идеальный, безопасный, стерильный мир в золотой клетке.
А этот… этот пожарный, наверное, будет качать ее на колене, пахнущем дымом, учить завязывать пожарные узлы вместо бантиков и смеяться с ней над глупыми мультиками. И от этой мысли Дмитрию стало невыносимо больно. Не потому, что это плохо или недостойно. А потому, что это – живое. Настоящее. Та самая жизнь, которую он отложил на «потом» и в итоге проиграл тому, кто жил «сейчас».
Он закрыл ноутбук с таким щелчком, что звук гулко отозвался в пустоте. Звонкая тишина снова обволакивала его, давя на барабанные перепонки. Он был успешен, богат, у него была красивая, блестящая спутница – владелица арт-галереи, с которой было комфортно, интеллигентно и не стыдно появиться на любом светском мероприятии. Они обсуждали современное искусство и вина, их отношения были еще одной частью его безупречного имиджа.
Но в этой стерильной, выставочной квартире не пахло ни молоком, ни детским кремом, ни пирогом, который испекли просто потому, что захотелось. И он с внезапной ясностью осознал, что никогда уже не будет пахнуть.
Дмитрий допил виски, поставил бокал на идеально отполированную столешницу, не оставив и следа, и пошел в спальню, где его ждала такая же безупречная, холодная кровать. Ему предстоял важный переговор завтра. Нужно было выспаться, быть в форме.
Но он знал, что будет спать плохо. Его идеальный, выстроенный по линейке мир дал трещину, и сквозь нее прорывался навязчивый, живой образ. Он будет видеть во сне беззаботный смех женщины, которая когда-то была его женой, и маленькую девочку с чужими, полными доверия глазами, которая могла бы стать его дочерью, но теперь навсегда была чужой.
