Текст книги "Сгорать от любви (и от стыда) (СИ)"
Автор книги: Яна Шарм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Глава 19
Тень прошлого
Свобода была сладкой, как спелый персик, и такой же хрупкой. Вика шла по солнечной улице, наслаждаясь каждым моментом. В сумке покачивался бумажный пакет с двумя еще теплыми круассанами – Сергей обожал их с утренним кофе, и она любила это маленькое ритуальное удовольствие. Она улыбалась прохожим, ловила на своем лице теплые осенние лучи и чувствовала, как внутри расправляются давно забытые крылья. Она была легкой. Свободной. По-настоящему счастливой.
И это счастье было таким ярким, таким беззащитным, что оно, казалось, ослепляло тех, кто остался в тени. Тень по имени Дмитрий.
Он вышел из-за угла элитного бутика, словно материализовался из самого ее прошлого, из того мира, который она с таким трудом покинула. Он выглядел… иным. Не безупречным и холодным, а каким-то потертым, почти потрепанным. Его дорогой костюм, обычно сидевший на нем как влитой, был слегка помят, галстук ослаблен. Но самое страшное были глаза – в них бушевала не привычная уверенность, а буря обиженной, детской ярости и непрожитой боли.
– Виктория, – его голос прозвучал резко, как щелчок бича, перекрывая уличный шум и щебет птиц.
Она замерла, инстинктивно сжимая в руке бумажный пакет. Хруст бумаги отозвался в тишине, наступившей внутри нее. Сердце на мгновение ушло в пятки, заставив похолодеть кончики пальцев, но потом она выпрямила спину. Она больше не была его женой. Она не должна была бояться.
– Дмитрий, – кивнула она, стараясь сохранить спокойствие, хотя каждый нерв был натянут. – Я не думала, что мы… когда-либо еще увидимся.
– Что мы случайно встретимся? – он перебил ее, делая два быстрых шага вперед, сокращая дистанцию до неприличной. От него пахло дорогим, терпким парфюмом, но сквозь него пробивался едкий, кисловатый запах – возможно, несвежего вина или просто пота. – Я подождал. Знал, что ты где-то тут крутишься. В этом… районе, – он с откровенным презрением окинул взглядом фасады обычных жилых домов, замызганный асфальт и играющих на площадке детей.
– Что тебе нужно? – спросила она, чувствуя, как по спине бегут ледяные мурашки. Это был уже не тот сломленный, уставший муж, с которым она говорила в их бывшей гостиной. Это был раненый, загнанный в угол зверь, готовый к атаке.
– Мне? – он горько, беззвучно рассмеялся, и этот звук был страшнее крика. – Мне нужно понять. Объясни мне, как умная, образованная женщина меняет смартфон последней модели на дешевую подделку? Как променивает пентхаус с видом на Неву на съемную конуру в спальном районе? Как меня… – его голос дрогнул, выдав настоящую боль, – меняют на какого-то грязного, вонючего пожарного, который тушит чужие помойки?
Последние слова он выкрикнул, и несколько прохожих замедлили шаг, оборачиваясь. Вика почувствовала, как горит лицо, но не от стыда, а от вспыхнувшего в ней гнева, чистого и яростного.
– Он не грязный пожарный, – прошипела она, сама удивляясь своей храбрости. – Он герой. Настоящий мужчина. В отличие от тебя, который привык измерять все деньгами, квадратными метрами и стоимостью галстука!
– Настоящий? – Дмитрий фыркнул, но в его глазах, помимо ярости, читалась паника. Он терял ее, и терял навсегда, безвозвратно, а это било по его самолюбию и гордыне сильнее, чем по сердцу. – Он тебе что, на руках носит? Цветы дарит? Говорит, что ты у него одна-единственная? Это все сказки для глупых, несостоявшихся баб, Виктория! Жизнь – это партнерство! Стабильность! А не прыжки по помойкам и подвалам в поисках дешевых острых ощущений! Ты играешь в любовь, как девочка-подросток!
Он внезапно схватил ее за локоть. Его пальцы, сильные и привыкшие сжимать только дорогую ручку или руль, впились в ее кожу с такой силой, что она ахнула от боли и неожиданности.
– Я не позволю тебе разрушить нашу жизнь, все, что мы строили, ради этой… этой интрижки! Ты одумаешься. Ты вернешься. И я… я все прощу. Мы сможем начать все сначала.
В его словах не было ни капли любви или тоски. Лишь уязвленный, гипертрофированный эгоизм и панический страх оказаться не тем, кого бросают, а тем, кого бросили. Она смотрела на его перекошенное гримасой гнева лицо и не видела в нем того человека, за которого выходила замуж. Видела лишь чужого, озлобленного мужчину.
– Дмитрий, отпусти меня, – сказала она ледяным, не терпящим возражений тоном, который, казалось, удивил его самого. – Наша жизнь уже разрушена. И разрушила ее не я и не Сергей. Ты разрушил ее своим равнодушием, своей холодностью, своим молчаливым презрением ко всему, что нельзя купить. Я не вернусь. Никогда. Ты слышишь?
Она резко дернула руку, высвобождаясь из его хватки. На ее нежной коже остались красные, болезненные следы от его пальцев.
– И если ты еще раз подойдешь ко мне, попытаешься меня остановить или, не дай Бог, навредить ему, – она посмотрела ему прямо в глаза, и в ее взгляде он прочитал не детскую решимость, а стальную, взрослую волю, – я немедленно подаю заявление о преследовании. У меня есть свидетели, – она кивнула в сторону замешкавшихся прохожих. – И у меня есть адвокат. Ты же не захочешь громкого скандала, правда? Это очень плохо для репутации успешного бизнесмена. Инвесторам не нравятся истории с полицией.
Он отшатнулся, словно ее слова были ударом хлыста по лицу. Его уверенность окончательно рухнула, сменившись растерянностью и злобой. Его идеальный, выстроенный по линейке мир трещал по швам, и он не знал, как его склеить, ведь в его наборе не было клея под названием «искренние чувства».
Она развернулась и пошла прочь, не оглядываясь. Ее колени предательски дрожали, адреналин бил в виски, но спина была прямой, а подбородок высоко поднят. Пакет с круассанами она сжимала так сильно, что бумага промялась и порвалась.
Дойдя до угла, за которым его уже не было видно, она прислонилась к холодной стене дома, чтобы перевести дух. Только сейчас она позволила себе задрожать. Доставая телефон, она заметила, что ее пальцы не слушаются, пляшут по стеклу. Она не хотела его пугать, но он должен был знать. Должен быть готов.
Вика: Только что встретила Дмитрия. Он поджидал меня. Он не в себе, агрессивный, угрожал. Будь осторожен. Я в порядке, просто нервничаю.
Ответ пришел почти мгновенно, будто он держал телефон в руке, ожидая.
Сергей: Где ты сейчас? Точный адрес. Не двигайся. Я уже выезжаю.
Она улыбнулась сквозь подступающие к горлу слезы облегчения. Не потому, что было страшно. А потому что он, не задавая лишних вопросов, не требуя объяснений, уже мчался к ней. Он был ее щитом, ее крепостью. И она, в свою очередь, была его.
Они стояли на пороге новой, незнакомой бури. Но на этот раз они были готовы встретить ее вместе, плечом к плечу. И тень прошлого, какой бы длинной и навязчивой она ни была, не могла затмить свет их общего будущего. Они не просто любили друг друга. Они стали командой. А команда, как знал Сергей, способна противостоять любому огню.
Глава 20
Прикосновение против тени
Дверь в их квартиру была для нее не просто деревянным щитом, а настоящими вратами в крепость, где за стенами из его любви и силы были бессильны любые угрозы. Еще не успев закрыть ее за собой, щелкнув замком, она услышала его тяжелые, быстрые, уверенные шаги. Сергей стоял посреди гостиной, без телефона в руках, без отвлекающих факторов. Весь его вид, от напряженной позы до сфокусированного взгляда, кричал: «Я тут. Я весь тут для тебя. Я – твоя стена».
– Вика, – одним своим низким, грудным голосом он смог передать целую гамму чувств – и немой вопрос, и приглушенную тревогу, и готовность немедленно броситься в бой.
Она бросила помятый пакет с круассанами на пол, и они, жалкие и ненужные, покатились под стул. Не было ни секунды на раздумья – она буквально впорхнула в его распахнутые объятия, вжавшись в его мощную, надежную грудь. Теперь, в полной безопасности, дрожь, которую она с таким трудом сдерживала на улице, вырвалась наружу – мелкая, неконтролируемая, идущая из самой глубины.
– Он… он схватил меня за руку, – выдохнула она, пряча лицо в теплом изгибе его шеи, вдыхая его спасительный запах – кожи, мыла и чего-то неуловимо домашнего. – Так сильно… Говорил такие гадости… про тебя, про нас, что мы живем на помойке… Он не понимает. Он думает, что я сошла с ума, променяв «идеальную» жизнь на это.
Ее слова лились торопливым, сбивчивым потоком. Она рассказывала про его помятый, почти затрепанный вид, про едкий запах дорогого алкоголя, смешанный с потом, про его глаза – не холодные, а полные настоящей, животной ненависти и отчаяния. Сергей слушал, не перебивая, не комментируя. Его большие, теплые ладони медленно, ритмично водили по ее спине, от лопаток до талии, успокаивая, согревая, возвращая к реальности.
– Он сказал… что я разрушаю нашу жизнь, – ее голос дрогнул, и она прижалась к нему еще сильнее. – А я ему сказала, что наша с ним жизнь была уже давно руинами, которые он не желал замечать.
Сергей осторожно отстранился, всего на несколько сантиметров, чтобы посмотреть ей в глаза. Его взгляд был твердым, ясным и невероятно спокойным, как гладь озера перед рассветом.
– Ты сделала все правильно, Искра моя, – он произнес это новое, родившееся из самой сути их встречи прозвище с такой нежностью и гордостью, что у нее защемило сердце и перехватило дыхание. – Ты была смелой. И сильной. Сильнее, чем сама думаешь. Ты мой храбрый маленький огонек, который не боится никакого ветра.
– Но он может быть опасен, – прошептала она, вглядываясь в его лицо, ища в нем подтверждения своим страхам. – Не для меня… а для тебя. Он видит в тебе угрозу своему самолюбию.
– Пусть попробует, – уголок его губ дрогнул в подобии улыбки, но в глазах не было и тени юмора, только холодная, отточенная сталь. – У меня теперь есть ради чего быть осторожным. И ради кого драться, если понадобится. Ты – моя тыловая граница, Искорка. И я ее защищаю до последнего вздоха.
Его слова не просто успокоили ее. Они, словно искра, упавшая в сухую траву, разожгли в ней что-то иное, давно дремавшее. Острый, жгучий, почти животный порыв. Желание не просто убежища и слов, а полного, физического слияния. Стремление сжечь в жарком пламени плоти весь тот холодный ужас, что принес с собой Дмитрий. Забыть о тени прошлого в ослепительном свете настоящего.
– Сергей… – она подняла на него глаза, полные уже не страха, а мольбы и решимости. – Пожалуйста… Просто забери меня. Сделай так, чтобы я чувствовала только тебя. Твои руки. Твое дыхание. Больше ничего.
Он понял ее без единого слова. Его взгляд потемнел, наполнившись той самой первобытной, всепоглощающей страстью, что всегда сводила ее с ума и делала его таким опасным и таким желанным. Он не стал ничего говорить. Просто наклонился, и сильные руки обхватили ее под коленями и спиной. Он поднял ее на руки, как перышко, не обращая никакого внимания на тупую, протестующую боль в своем еще не зажившем ребре.
– Для тебя, Искорка, у меня всегда найдется и время, и силы, – прошептал он губами у самого ее уха, неся ее в спальню, и от его низкого голоса по коже побежали мурашки.
Он опустил ее на прохладную поверхность их общей кровати, и его руки сразу же, без прелюдий, нашли молнию на ее платье. На этот миг не было места нежности или долгой подготовке. Это была буря, сметающая все на своем пути. Он срывал с нее одежду, а она помогала ему, ее пальцы лихорадочно расстегивали пуговицы на его простой хлопковой рубашке, рванула ее с плеч. Им обоим отчаянно нужно было не ласка, а подтверждение. Подтверждение того, что они живы, что они здесь, вместе, что они выбрали друг друга вопреки всему, и что их связь сильнее любых угроз и теней прошлого.
Его губы были жаждущими, почти грубыми. Он целовал ее, как тонущий целует глоток воздуха, – с отчаянием и благодарностью. Его руки, шершавые от работы и все еще хранящие следы ожогов, исследовали ее тело не как драгоценность, а как свою законную, кровную территорию, которую пытались осквернить. И она отдавалась этому полностью, отвечая ему той же яростью, той же потребностью заявить о своем праве. Она впивалась ногтями в мускулистую кожу его спины, кусала его губы до крови, шепча его имя, смешанное с новым, диким прозвищем:
– Сергей… мой Тигр… Я твоя… понимаешь? Вся твоя… Никогда ничья больше…
Когда он вошел в нее, это было не плавное, нежное погружение, а стремительный, властный захват. Вскрик, вырвавшийся из ее груди, был полон и короткой боли, и невероятного, всепоглощающего облегчения. Он начал двигаться с мощным, неумолимым ритмом, и каждый его толчок был словно отчеканенная клятва, вбиваемая в самое ее нутро: «Я здесь. Я с тобой. Никто и никогда не отнимет тебя. Никто».
Она обвила его ногами, притягивая его глубже, навстречу, встречая его резкие, властные движения с такой же силой и отчаянием. Мир сузился до размера их сплетенных тел, до хриплых стонов, смешивающихся с тяжелым, прерывистым дыханием, до соленого пота, который делал их кожу скользкой и еще более чувствительной. Она смотрела ему в глаза, темные и почти черные от страсти, и видела в них не только желание, но и ту самую стальную, несгибаемую решимость, что делала его героем в огне. Только теперь этот герой был ее. Полностью. Безраздельно.
Ее оргазм накатил внезапно, сокрушительной, ослепляющей волной, вырвав из горла долгий, сдавленный, почти болезненный крик. Он, почувствовав, как ее тело судорожно сжимается вокруг него, с глухим, торжествующим стоном обмяк, изливая в нее всю свою накопившуюся ярость, страх, облегчение и бесконечную, дикую нежность.
Они лежали, сплетенные, как корни деревьев, пытаясь отдышаться, приходя в себя. Ее голова лежала на его здоровом плече, его рука все так же крепко, почти властно обнимала ее за талию. Дрожь прошла, унесенная бурей. Осталось только приятное, глубинное, катарсическое истощение и чувство абсолютной, непоколебимой защищенности.
– Никто не разлучит нас, Искорка, – тихо, но с железной уверенностью проговорил он, целуя ее мокрые от пота и слез волосы. – Никто и никогда. Это я тебе обещаю. Как пожарный.
– Я знаю, мой Тигр, – прошептала она в ответ, уже почти проваливаясь в глубокий, исцеляющий сон, чувствуя, как его сердце бьется в такт ее собственному. – Я знаю…
И в этот самый момент, когда покой, тяжелый и заслуженный, начал мягко опускаться на них, окутывая одеялом безопасности, в входную дверь раздался резкий, настойчивый, отрывистый стук. Не звонок. А именно стук – тяжелый, нетерпеливый, не сулящий ничего хорошего. Стук, который врезался в тишину, как нож.
Глава 21
Линия фронта
Стук в дверь был тяжелым, настойчивым, как удар кувалды по хрустальной вазе их только что обретенного покоя. Тишина разлетелась на осколки. Сергей замер на секунду, его тело, расслабленное и умиротворенное после страсти, мгновенно преобразилось. Каждый мускул напрягся, плечи расправились, спина выпрямилась – он превратился в готовую к бою, собранную пружину. Он встретился взглядом с Викой – в ее глазах читался испуг, но не паника, а скорее горькое разочарование от того, что прошлое не желает отпускать.
– Не двигайся, – тихо, но твердо приказал он, его голос снова обрел тот низкий, собранный тембр, каким он отдавал команды в огне. – Ни звука.
Он накинул на плечи первый попавшийся под руку халат, даже не завязывая его на поясе, и босиком, бесшумно, как большой кот, направился к входной двери. Вика привстала на кровати, кутаясь в простыню, сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухим стуком в висках.
Сергей щелкнул замком и резко, одним движением, распахнул дверь, заняв собой весь проем.
На пороге, в тусклом свете коридорной лампы, стоял Дмитрий. Он был бледен, как полотно, его всегда безупречная прическа была растрепана, словно он несколько раз проводил по ней дрожащими пальцами. Галстук болтался на шее, а в глазах, налитых кровью, плясали чертики настоящей, неконтролируемой ярости и отчаяния.
Его взгляд скользнул по Сергею – по его голой, влажной от пота груди, перехваченной халатом, по перевязанной руке, по влажным темным волосам – и все его лицо исказилось гримасой такой чистой, неприкрытой ненависти, что, казалось, воздух вокруг зарядился электричеством.
– Где она? – прошипел Дмитрий, его голос сорвался на хрип. Он пытался заглянуть в квартиру через могучее плечо Сергея. – Я знаю, что она здесь! Верни мне мою жену!
– Убирайся, – ответил Сергей ровным, стальным тоном, не повышая голоса. Он стоял непоколебимо, как скала, заполняя собой весь проем, становясь живым, дышащим щитом. – Сейчас же.
– Я сказал, где она⁈ – Дмитрий повысил голос до крика, его изящные, ухоженные пальцы сжались в беспомощные, трясущиеся кулаки. – Моя жена! Ты спрятал в своей конуре мою жену, ублюдок!
– Твоей жены здесь нет, – Сергей не двигался, не моргал. Его абсолютное, ледяное спокойствие было оскорбительнее и страшнее любой агрессии. – Здесь моя женщина. И если ты еще раз посмеешь прийти сюда и пугать ее, нарушать ее покой, мы с тобой поговорим на том языке, который ты, кажется, забыл. На языке силы.
Дмитрий закатил истеричный, беззвучный смешок, и его плечи затряслись.
– Твоя женщина? Это та, что пару месяцев назад готовила мне ужин при свечах и спала в моей постели под шелковым одеялом? Та, что клялась в верности перед Богом и людьми? – он сделал резкий, неосмысленный выпад вперед, попытавшись грубо толкнуть Сергея в грудь, но тот даже не пошатнулся, лишь еще более по-хозяйски уперся согнутой в локте рукой в косяк двери, блокируя вход. – Ты что, наивно думаешь, она с тобой надолго? Она играет в спасение! Ей надоела ее спокойная, обеспеченная жизнь, вот она и нашла себе дикаря, пожарного пса, для острых ощущений! Как только она наиграется в Золушку, как только поймет, что здесь ей не на что купить даже эти ее дурацкие круассаны, она вернется! Вернется туда, где ей по-настоящему место! Ко мне!
В этот момент из спальни вышла Вика. Она не стала одеваться, лишь накинула сверху на простыню его большую, старую футболку с каким-то стершимся логотипом. Ее волосы были всклокочены, губы запеклись от его страстных поцелуев, а на шее краснел свежий засос. Но взгляд ее был абсолютно трезвым, ясным и холодным, как лед.
– Мое место здесь, Дмитрий, – сказала она тихо, но так отчетливо, что было слышно каждое слово, каждую букву. – В этой «конуре». С этим «псом». И я уже никогда не буду твоей. Никогда. Ты мне просто чужой человек.
Увидев ее в таком виде – разгоряченную, дышащую другим мужчиной, облаченную в его одежду, с отметинами его страсти на коже, – Дмитрий словно сорвался с цепи. Последние остатки самообладания покинули его.
– Ах ты шлюха! – выкрикнул он, и мелкие брызги слюны вылетели с его перекошенных губ. Его лицо стало пунцовым. – Нашла себе героя в тельняшке! Посмотри на себя! Ты вся от него лоснишься, пахнешь им, как уличная потаскушка! Ты думаешь, он тебя любит? Да он тебя трахнул из жалости, дура бестолковая! Из жалости к брошенной жене!
Сергей сделал шаг вперед. Всего один. Но этот шаг, тихий и стремительный, заставил Дмитрия инстинктивно, по-трусливому отпрянуть назад, в полумрак коридора.
– Еще одно слово, – голос Сергея стал тише, почти интимным, но от этого только смертельно опасным. В его глазах вспыхнули те самые зеленые искры, что видели настоящий ад. – Одно оскорбление в ее адрес. Одно. И ты уйдешь отсюда не на своих ногах. Я тебя лично свяжу и вынесу на помойку, где тебе, по-твоему, и место. Понял меня, «успешный»?
Они стояли друг напротив друга – разъяренный, трясущийся от бессилия, теряющий последние остатки лица бизнесмен и спокойный, как утес в бушующем море, пожарный. Исход этой немой схватки был предрешен с самого начала, и Дмитрий, наконец, это с болезненной ясностью осознал. Его ярость стала уступать место леденящему душу осознанию полного, сокрушительного поражения. Он проиграл. Не в суде, не в финансовых спорах, а здесь, на пороге этой убогой, по его мнению, квартиры, проиграл тому, кого он считал ниже себя.
Он с последним, жгучим приступом ненависти посмотрел на Вику, потом на Сергея, впивая в себя картину их единства.
– Вы оба… вы оба еще пожалеете об этом, – прошипел он, его голос внезапно сдулся, став хриплым и пустым. Он отступал в тень коридора, как призрак. – Это еще не конец. Я обещаю.
– Для тебя – конец, – бросил ему вдогонку Сергей, его слова прозвучали как приговор. Он захлопнул дверь, повернул ключ, щелкнув замком на два оборота, и повесил цепочку.
Он обернулся к Вике. Она стояла посреди комнаты, дрожа мелкой дрожью, но не от страха, а от колоссального выплеска пережитых эмоций – ярости, стыда, жалости и облегчения. Он подошел и просто, без слов, обнял ее, прижав к своей голой, все еще горячей груди, чувствуя, как бьется ее сердце.
– Всё, Искра, всё, – шептал он, его губы касались ее виска. – Он кончился. Он больше не придет. Я не позволю.
– Он так… так унизительно о тебе говорил, – выдохнула она, вжимаясь в него, цепляясь пальцами за его халат, как за якорь. – Такие гадости… а я не смогла… я не нашла слов…
– Пусть говорит. Слова – это всего лишь шум, – он гладил ее по волосам, по спине, укачивая. – Пустой звук. Они не могут потушить наш огонь. Никогда. Он просто уголь, который мы вышвырнули за порог.
За закрытой, надежной дверью они не услышали последний, полный бессильной ярости, удар кулака о бетонную стену, сдавленный стон от боли и унижения. Но они знали – линия фронта была пройдена. Война была объявлена. И на кону было их общее, выстраданное счастье. Но теперь они стояли на одной стороне этой линии. Плечом к плечу. Готовые защищать свой очаг до конца.
