Текст книги "Я — МОЛОТ ПРОТИВ ВЕДЬМ"
Автор книги: Яна Розова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Но сейчас Паша явно темнил, он что-то знал о Ванечке, и это могло оказаться весьма важным для нее самой. Поэтому Света потребовала рассеять туман, и немедленно.
– Ладно, – притворно неохотно согласился Седов. – Только пообещай, что пробудешь со мной до утра!
– Нет, – Света решительным жестом отвергла сделку. – Ты же знаешь, что я не могу!
– Скоро сможешь! – Павел многозначительно поднял свои, будто выгоревшие на солнце, брови. – Фирсов твой убил человека. Своими руками убил! Алексея Маловичко, знаешь такого? Конечно, знаешь! Ты же с ним на одном курсе училась. Маловичко имел кое-какие гадкие факты о твоем муженьке. Хочешь знать, какие?
Света медленно опустилась на стул. Ноги у нее подкосились. Ответить Павлу Света не могла физически.
«Неужели это правда? – подумала она с ужасом. – Что же я Маринке скажу?»
– Так вот, – продолжал Седов не без скрытого злорадства. – Это Фирсов дал интервью Маловичко. То самое, из-за которого начались все неприятности нашего мэра. Он постарался чуть-чуть помочь Володченко потерять свой пост на этих выборах. А точнее – уступить рыбное местечко. Фирсов сказал, что это сатанинская секта убила женщин в качестве жертв дьяволу и сожгла церкви. И, дескать, вся местная элита в этой секте состоит! Мои бывшие сотрудники дунули искать организацию приспешников дьявола, а Маловичко выследил умника, накинувшего тень на плетень. Потом стал того шантажировать. Фирсов и убрал его, не долго думая!
– Паша, это не может быть правдой! – прошептала Света.
– Может, милая! – некоторое злорадство слышалось в голосе Седова. – Я сообщил куда надо о делишках Фирсова. И, поверь, не мучаюсь угрызениями совести. Ты будешь со мной!
Света испытала странный приступ раздражения, несвойственный ей в обычных условиях:
– Я не переходящее красное знамя! – резко ответила она. – Я буду сама с собой. Если даже я расстанусь с мужем, это не означает, что я пойду жить к тебе.
Седов наморщил нос. Он был похож на кошку, которая долго гналась за жирной мухой, но та улетела. Он с досадой махнул рукой и обнадежил сам себя:
– Там видно будет!
Поостыв, Света поняла, что совсем растерялась. Что ей делать, если арестуют Ванечку? А если конфискуют имущество? Кто будет платить за Маринкино блестящее образование и кто обеспечит будущее дочери? Не говоря уже о душевной травме, которую получит ребенок, узнав, что ее отец – убийца!
– Паша, а это точно?
– Я видел фото.
Света тихо заплакала, но не из-за Ванечки, а потому, что страшилась перемен. Где-то в глубине души она почувствовала, что приступ раздражения против Павла не случаен. Он уже сыграл в ее жизни знаковую роль, вторгся в нее, прошелся по привычным вещам, небрежно разбросав то, что составляло саму ее прежнюю жизнь. Подсознательно Света обвиняла Седова во всем, что случилось, казня гонца за плохую весть.
Однако и Паша был недоволен ее реакцией. Он боролся за ее жизнь, проводя это расследование, а она жалеет о своем идиоте муже, которому с удовольствием изменила! Влюбленные смотрели в разные стороны. Света справилась со слезами и закурила. Паша мрачно заметил:
– Ты уже не интересуешься ходом расследования!
– А надо? – спросила она. – Все, что я узнаю, ужасно, и с каждым днем новости все хуже!
– Мне кажется, – Седов был саркастичен, – что последняя новость оказалась самой ужасной для тебя. Хуже смерти твоих подруг и хуже угрозы твоей жизни. Я ведь ищу того, кто охотится за тобой!
– Хорошо, – смирилась Света, как привыкла смиряться с мнением других. – Извини, кажется, я тебя обидела! Но, возможно, ты не заметил – моя жизнь рушится.
– Я мог бы предложить тебе другую...
– Мне не надо...
Пашу убивал такой тон. Ссориться с женщиной, на которую он был готов молиться, не доставляло ему удовольствия. Более того, он с удивлением почувствовал боль, которую причиняли ему слезы Светы по мужу, ее холодность и весь этот разговор в целом. Он помолчал немного, собираясь с силами, и ласково улыбнулся любимой.
– Давай поужинаем! – предложил он миролюбиво.
Света согласилась, и они пошли на кухню.
После ужина любовники оказались в постели. Павел – потому что страстно желал этого, а Света, потому что хотела отсрочить момент, когда она скажет, что между ними все кончено. Теперь они лежали молча. Седов дремал, отогнав от себя беспокойные мысли. Света потянулась через него за пачкой «Мальборо», небрежно брошенной на прикроватную тумбочку.
– Что? – спросил он не открывая глаз.
– Паша, – робко начала Света, вертя в руках зажигалку и сигарету. – Паш, я хочу тебе кое-что сказать...
– Что? – повторил он выныривая из дремы. – Что-нибудь случилось?
– Да. То есть, нет, но... – она закурила, выдохнула дым и решительно объявила: – Я больше не буду с тобой встречаться!
– Почему?
Света не решалась взглянуть в его глаза, но по голосу Паши поняла, что он потрясен.
– Потому что я не привыкла к такому...
– К какому?
– Ну, Паша, я не хочу долго говорить. Дай, я просто уйду!
Он медленно поднялся с кровати, сообразил, что стоит голый перед женщиной, которая хочет стать ему чужой. Которая отвергла его, которой он не нужен. Стал одеваться, стараясь не думать, как будет жить дальше, когда из его жизни уйдет сияние.
Света все сидела на остывшем ложе любви, курила, наблюдала за ним, ожидая каких-то слов. Она видела, что причинила боль этому милому парню, и теперь испытывала вину и облегчение одновременно. Надо было уходить. Она тоже поднялась, нашла трусики, брюки, все снятое второпях, разбросанное по дороге от кухни к комнате. Ей было немного грустно при мысли, что ничто не повторится.
– Паша, – снова робко позвала она. – Паша, не сердись на меня! Я не могу жить в двух измерениях. Ты очень хороший...
– Просто уходи, – ответил он безлично.
– Паша... – она, уже полностью одетая, вернулась в комнату, где он стоял возле открытого окна, подставив горящее, будто обожженное словами Светы, лицо порывам холодного осеннего воздуха. Услышав свое имя, Павел нервно дернулся и вдруг сорвался, заорал, резко развернувшись к Свете.
– Что? Что ты здесь делаешь? Уходи! – потом добавил тише, но с раздражением и болью: – Уходи, оставь меня в покое!
– Ладно, но ты зря злишься, – Света не хотела расставаться в таком тоне. – Это бы все равно кончилось. Я не уйду от мужа, из его семьи. Даже если его посадят, не уйду. Пойми, я теперь живу только для Маринки! Если я сейчас брошу Ванечку, то его родители сочтут меня предательницей. А если уйду к тебе, то скажут: пусть твой новый муж и заботится о твоем ребенке!
– Ладно, иди.
Он снова отвернулся и говорил без всякого выражения, но Света хотела услышать его обычный голос, ей надо было, чтобы он понял ее и не осуждал. Сейчас, только сейчас, она поняла как это важно для нее.
– Паша, – она снова присела на кровать. Седов стоял возле окна на фоне серого заката, ветер играл его рыжими непокорными волосами. В комнате царил полумрак, и слова Светы от этого звучали весомей. – Прости меня, прости! Я не любила тебя по-настоящему, ты это знаешь! А ты еще будешь счастлив. Ты прекрасный мужчина, ты достоин, чтобы тебя любили. Я не могу, прости!
Седов решительно обернулся, все-таки ему было что сказать на прощание. Так будет правильно.
– Как же ты жить будешь? – спросил он.
– Как и раньше...
– Я не хотел тебе говорить... Но надо, чтобы ты была готова к новому повороту событий. Без меня. Еще я хочу, чтобы ты знала, что я не мщу тебе.
– Ты о чем?
Павел еще помедлил, но промолчать не сумел:
– Фирсов и есть убийца твоих подруг.
Света не ожидала от мужчины, подарившего ей столько искренней нежности, такой откровенной подлости. Неужели он думает, что замарав ее мужа, сможет заставить ее остаться?!
– Ну, так ты меня точно не удержишь! – Света сверкнула глазами и выскочила из квартиры Седова.
На следующее утро Павел проснулся абсолютно разбитым. Если говорить честно, то он безобразно напился после ухода Светы. Напился до безумия, просто никогда так не пил, как в эту ночь.
«Она ушла! – стучало у него в мозгу. – Она не верит мне!»
Седов никогда не считал себя крупным специалистом в криминологии. Он не любил детективы. Его не интересовал психологический портрет убийцы. В милиции он оказался случайно, привык к своей профессии, проработал сколько сумел и ушел. Ушел, потому что больше не мог смотреть на людское горе. А людская злоба и жадность показались ему, в какой-то критический момент, неисчерпаемым колодцем. Вроде бы, взяли убийцу, вора или насильника. Меньше должно теперь стать зла в мире, но нет! Назавтра появляется следующее дело с еще более кошмарными преступлениями! Снова ищем отморозков, ловим, сажаем и снова где-то убийство, ограбление, изнасилование. Замкнутый круг, сизифов камень!
В охранной фирме преступления Седова не касались. Он только сопровождал клиента или его груз по назначению и шел домой. Отойдя от прежних дел, Паша успокоился, стал нормально спать по ночам. Поэтому, когда отец Сергий попросил бывшего следователя распутать клубок, тот поначалу собирался вежливо отказаться. Согласился лишь из дружбы и природной мягкости характера. Некоторое время он бодренько выяснял обстоятельства пожаров, надеясь все-таки, что официальное расследование догонит и перегонит его в скором будущем. Потом встретил Свету, потерял свое сердце и понял, что ей грозит опасность. Тогда и только тогда, впервые в жизни, он почувствовал настоящий вкус охоты.
Второй, серьезный этап расследования он начал с проверки данных об исчезновении Китаевой, Черкасовой, Напханюк и Бочкаревой. Этим он занялся, после первого разговора со Светой.
Выяснилось следующее: никто из родственников, друзей и знакомых пропавших женщин не знал толком, куда они подевались. Были какие-то отговорки, но толком – ничего: ни адресов, ни телефонов. Женщины сами предупреждали о том, что скоро должны уехать на несколько месяцев и просили не беспокоиться. Стало ясно – они исчезали по одной, накануне пожаров в церквях, и Седов уже не сомневался, что именно их расчлененные и обгоревшие трупы находили на пепелищах.
Седову удалось выяснить одно перспективное обстоятельство: незадолго до исчезновения в жизни каждой из женщин появлялся мужчина ее мечты. Сначала Павел не мог найти доказательства появления принца в случае с Ирой, но после разговора с любопытными прихожанками Храма Успения Пресвятой Богородицы узнал и о переменах в личной жизни Иры.
Всех четверых парней свидетели описывали по-разному.
Знакомый Иры – простоватый симпатичный и скромный молодой человек. Чуть выше среднего роста, худощавый. Довольно интересный эпизод вспомнил профессиональный побирушка по имени Виталий, постоянно находившийся у церкви. Он Иру знал довольно хорошо, иногда они перекидывались парой слов, а уж подаяние от нее он всегда получал весьма щедрое. Так вот, он видел, как незадолго до исчезновения Ира усаживала в такси молодого мужчину, кашлявшего кровью. Кажется, он был болен туберкулезом. Паша покружился немного вокруг этой ниточки, но ничего не нашел.
«А ведь симуляция болезни могла быть только поводом, чтобы привлечь внимание Китаевой!» – подумал Седов.
Приятеля Гели один раз видела ее сотрудница, Виктория Василенко. Они с мужем были в ресторане, и туда пришла Черкасова в сопровождении стильно одетого, бритого наголо мужчины. Он вел себя вызывающе, а когда ему не понравилось обслуживание, плеснул на официанта коньяком и помахал у него перед носом зажигалкой, обещая поджечь в случае невыполнения заказа. У Виктории с Гелей были натянутые отношения, и свидетельница не поздоровалась с сотрудницей. Кажется, Геля и не заметила чету Василенко.
Итальянец, который ухаживал за Натальей Напханюк, с придыханием описывался всей женской половиной офиса «Полиграфии». Он был высок, строен, красив. Черные волосы, черные брови вразлет, быстрая улыбка. Все отметили, что он плохо говорил по-русски, зато все время повторял итальянские слова и даже что-то напевал.
Василий Мамедов, чья визитка осталась у секретарши Сони Бочкаревой, выглядел так: молодой, уверенный в себе, вальяжный, даже манерный. Русые волосы, серые глаза, правильные черты лица. Дорогая одежда, дорогая машина.
И все же, Павел, поразмыслив, решил, что это один и тот же человек. Такие вещи как возраст, рост и комплекция изменить трудно, а именно они у всех четверых мужчин совпадали. Просто этот парень неплохой актер, владеющий искусством преображения внешности. Так он и описал убийцу Свете. Впрочем, в тот момент он уже определился с основным подозреваемым.
А начало всему Седов взялся искать в далеком прошлом, в студенческом шабаше на Вальпургиеву ночь десять лет назад. Посылом ему служила простая логическая цепочка: пятеро подруг увлекались средневековьем во время учебы в институте и писали дипломы по одному и тому же инквизиторскому трактату. Четверых из них убили, а перед смертью пытали, применяя почти настоящие средневековые орудия пыток. Кадры, присланные маньяком Свете, только подтвердили правильность выбранного им направления.
Павел почитал для себя пресловутый «Молот ведьм» и убедился, что эти бредни запросто могут свести с ума человека с нестабильной психикой.
«Или послужить источником для продуманного костюмированного преступления!» – такое соображение пришло ему в голову чуть позже.
А вот Света, кстати, сама говорила, что Ванечка – большой любитель почитать. Он находит себе очередного кумира, вроде того же Ницше, и начинает всех вокруг долбить своими цитатами. Чтоб ему не увлечься милой книжицей? Особенно, если это может принести выгоду.
Как раз в тот момент, когда Седов подбирался к выработке конкретной версии, он узнал, что мужа его сестры убил Фирсов. Таким образом, появилась версия мотива для зверских убийств и поджогов. Он забросил другие направления в расследовании и стал активно интересоваться личностью своего соперника. Вскоре Паша наткнулся на ряд фактов, дающих простор сыщицкому воображению.
На имя Фирсова были сняты две очень интересные квартиры. Обе до сих пор оплачены, но там никто не живет. В первой, по улице Гагарина, были обнаружены отпечатки пальцев Иры Китаевой, а во второй – отпечатки Ангелины Черкасовой. Вот отпечатков самого Фирсова или кого-нибудь еще не было, то есть, они были уничтожены. Первая квартира больше ничего не сообщила о себе, а во второй нашли много странных предметов: ящики с бутафорским оружием, бутафорской взрывчаткой, театральными костюмами и гримом. Судя по следам в пыли, покрывавшей комнату, отсюда вытащили еще несколько таких же ящиков.
Затем Седов выяснил, что серый «Мерседес» Фирсова регулярно покидал свою стоянку накануне дат убийств. К сожалению, охранники в подземном гараже менялись регулярно, и вспомнить, точно ли сам Фирсов брал свой автомобиль, они не могли.
Фирсов играл в театральной институтской студии.
Фирсов знал итальянский язык.
Фирсов был худощав и выглядел лет на двадцать пять – тридцать.
Фирсов был знаком со всеми жертвами лично.
Наконец, главное, мотив! Мотив был самый реальный! Фирсов рвался к власти, а его оппонентом являлся очень уважаемый человек, притом доказавший, что он может успешно руководить городом на деле. По-видимому, Ванечка знал о причастности Петра Володченко к некому сообществу, интересующемуся сатанизмом. Но доказать это было очень трудно, да и что там такого шокирующего в этой секте? Павел был уверен, что сатанизм воспринимается богатыми мужиками просто как декорация, щекочущая нервы, и ничего больше. А если что и всплывет, то мэр живенько замнет такой малюсенький скандальчик. Вот убийства с поджогами церквей не замять! А стоит только мяукнуть в одной подворотне о причастности Володченко к секте убийц и вандалов, как его карьера рухнет вмиг.
Фирсов сотворил страшное для того, чтобы избавиться от политического соперника. Потом пустил кое-какую информацию в прессу. Кстати, Седов, не без удовлетворения, узнал, что некая Лана Житкевич, ставшая ныне главным редактором «Алхимика», состоит в интимных отношениях с Иваном Павловичем Фирсовым. И все в редакции это знают! В связи с этим обстоятельством Паша не раз задумывался о планах Фирсова относительно собственной жены. Насколько реальна угроза ее жизни? Нет ли у преступника плана под шумок избавиться от супруги, заодно попасть в ряды пострадавших от рук гадких сатанистов и получить возможность узаконить свои отношения с любовницей?
С другой стороны, Фирсов фактически уже добился поставленной цели – Володченко сошел с дистанции еще до предвыборного забега. Зачем бы теперь ему убивать свою жену? Убийцу и поджигателя разыскивают как в детском стишке: «Ищут пожарные, ищет милиция...» Стоит ли рисковать?
И все бы у Ванечки сошлось и выгорело, но вот только у Маловичко случилось несчастье: его дочери понадобилась дорогая операция, и он решился шантажировать «сатаниста». Фирсов, понимая, что Маловичко может сорвать его планы, да еще и копнуть глубже, до самых обгорелых трупов, убивает журналиста. Конечно, никогда бы его не поймали на этом, при его-то уме и способностях! Вот только случай распорядился так, что жена Маловичко оказалась сестрой Павла Седова. Гродин – маленький город!
Казалось бы, Паша сделал все как надо. Он нашел «поджигателя», защитил любимую женщину, восстановил справедливость. Но червь сомнений точил его изнутри. Оставалось несколько вопросов, горстка несовпадений и вполне осязаемое ощущение промаха...
После ухода Светы, после ее слов, он скорее почувствовал, чем осознал умом, что позволил чувствам затмить доводы разума. Следовало задать себе самый правильный из возможных вопросов: насколько Фирсов был действительно виноват, а насколько этого хотел Паша?
Сегодня утром можно и нужно было подумать еще раз, набело. Но для начала надо было избавиться от похмельного синдрома. Ничто так не помогало привести себя в норму, как холодный душ, кофе, сигарета и много работы. Расположившись на кухне с чашечкой кофе и дымя «Мальборо», вкус которого будоражил воспоминания сердца и тела, Павел открыл свой органайзер, проверяя забытые в спешке дела.
«Сейчас подчищу хвосты и поеду к Фирсову, поговорю!» – принял он самоотверженное решение. Надо поискать еще или, на худой конец, убедить себя в своей правоте!
Запись в его блокноте гласила, что на сегодня была перенесена встреча с директором Гродинского драматического театра Веселовским, который уезжал куда-то в то время, когда Павел искал его, чтобы поговорить об институтском шабаше.
Тогда, пару недель назад, он успел встретиться с некоторыми танцорами из ансамбля, приглашенного организаторами студенческого вечера для придания зрелищности их мероприятию. За десять лет почти все разъехались кто куда, в Гродине остались лишь трое танцоров. Они описали праздник, как помнили его, но ансамбль состоял не из студентов исторического факультета. Танцоры не знали тех, кто участвовал в шабаше лично, и не могли рассказать ничего особенно интересного.
Встретился Седов и с Маслаковым, ведущим программы вечера. Однако тот ничегошеньки не смог вспомнить из-за глубокого многолетнего погружения в белую горячку. Тогда Павел нашел кое-кого из однокурсников Светы. Поговорив с ними, создал для себя более или менее ясную картину вечера. Упустил он тогда только Симоняна, убывшего за кордон на отдых, и Веселовского, проводившего свой отпуск в санатории, где-то на водах. Кстати, и Симонян, наверное, тоже уже вернулся!
Седов допил кофе, принял душ и направился в театр.
В огромном кабинете директора Гродинского Художественного царила эстетическая пустота, оживленная лишь несколькими афишами спектаклей этого сезона. Директор сидел в своем кресле и, когда вошел рыжий сыщик, привстал, протянув ему руку.
– Здравствуйте! Чем обязан? Вы частный детектив?
Веселовский немного шепелявил, а может, и картавил тоже. Паша очень удивился услышав дикцию ведущего, некогда, гродинского актера. Внешность Веселовского тоже была маловыразительна и весьма потрепана немилостивым временем.
– Я, – начал Паша, интуитивно выбрав почти дружеское настроение для беседы, – уже не сыщик, знаете ли. У меня просто милицейское прошлое. А сейчас меня попросили немного помочь в одном расследовании. Так что вы не обязаны отвечать на мои вопросы!
– Да? А о чем спрашивать будете? – поинтересовался актер чуть игриво, предлагая жестом присесть на стул с протертой обивкой, стоявший напротив директорского стола.
– О делах давно минувших дней, – ответил в тон ему Седов.
– Поконкретнее можно?
– Нужно! – Павел дружелюбно улыбнулся и спросил: – Это вы вели драматический кружок в Гродинском Педагогическом?
– Да, – с достоинством кивнул собеседник.
– А Ваню Фирсова помните?
– Конечно! – оживился Веселовский. – Прекрасно помню. Тем более, что он теперь персона заметная. Блестящая карьера! И блестящее актерское дарование. Надо было только работать над собой, день и ночь работать, и получился бы талантливый актер. А он выбрал иной путь и тоже очень преуспел.
– Да-да, – лицемерно согласился Седов. – А вот характер у него какой был в то время?
– Немного раздражительный, я бы сказал. – припоминал актер. – И вообще он был достаточно избалован папиными возможностями. Ленив, амбициозен. Но добр, порядочен, обязателен...
– Вы помните, какое мероприятие устроили на Вальпургиеву ночь однокурсницы Фирсова? Десять лет назад. Десять с половиной, – уточнил Павел.
– Да! Ой, помню! – невесело рассмеялся Веселовский. – У меня тогда случился нервный припадок прямо на сцене. Должен объяснить, что с детства обладаю возбудимой психикой. В юности сильно мучился, врачи считали, что это эпилепсия. Потом решили назвать мою болезнь нервной и редкой. А когда мне лет тридцать стукнуло – припадков почти не стало. И уж на сцене – никогда такого не было! Но, на самом деле, я не пью. Совсем не пью, ни грамма. А тогда выпил! И понесло меня! Такое орал – вспомнить страшно.
– А вот кое-кто утверждает, что вы выкрикивали настоящие магические заклинания. Такие, как на черных мессах произносят сатанисты.
– Ну... – актер отвел глаза. Он явно хотел бы помолчать на эту тему.
– Вы можете не отвечать, – успокаивал его сыщик. – Но если скажете, никто ничего не узнает. Я понимаю, вся эта бурда в прессе! Не хотите быть связанными с сектой.
– А я уже связан. – признался Веселовский. – Рано или поздно, кто-нибудь вспомнит, что это я начинал. Только тогда это была всего-навсего шутка. Просто сборище парней, которые хотели повыпендриваться. Потом сборище превратилось в частный клуб для скучающей элиты. Но к тому времени меня там уже не было. Вот так, изобретая ритуал для этой опереточной секты, я и узнал все эти заклинания. Почитал то, се, добавил этого, того! А когда припадок начался – стал выкрикивать заклинания. Зря я выпил тогда!
– А почему пили?
– Сдуру! Решил, что так будет веселее. Студенческая вечеринка, все такое. У меня до того случая припадков не было несколько лет, я и выпил! Пацаны из кружка предложили. Ваня тот самый, Фирсов, и еще армянчик там был, приятель его.
– Игорь Симонян?
– Нет, не Игорь... Как-то по-другому... Герман – не Герман! – он посмотрел в сторону, вспоминая, и вдруг воскликнул: – Да! Гарик его звали!
Седов уже развесил уши, надеясь на продолжение мемуаров, но Веселовский замолчал. Замолчал и как-то скис. Паша почуял неладное.
– Василий Андреевич, – вкрадчиво произнес он. – О чем задумались?
– Да, так...
– Мне кажется, – доверительным тоном завел Седов, – что на той вечеринке, на шабаше мистика какая-то творилась. Вот произошло там нечто, так мне кажется. Только не все это заметили. Но вы-то актер, творческая личность, у вас особый дар замечать нечто в поведении людей, запоминать, чтобы потом использовать в своих ролях! Вот у меня случай был в милицейской еще практике: убили человека! Никто не видел как. Я со свидетелями, не поверите, два месяца бился! Ничего не помнят. И тут нахожу случайно еще одного, видевшего как произошло убийство. А он – актер! И вот этот актер все мне рассказал! Ну, все, понимаете? И все приметы, и откуда вышел, и куда пошел. Так я потом убийцу в два счета поймал!
Веселовский слушал байку не прерывая, но и не выражая никаких особых позывов выложить то, что его глодало. Паша уже было собрался придумать что-нибудь еще, как актер поднял голову и заговорил:
– Я бы рассказал вам, что такое вспомнил, но не уверен, было ли это на самом деле.
– А вы расскажите, и мы попробуем с вами понять. – убеждал собеседника Седов.
– Я тогда не в себе был... – начал Веселовский медленно. – После припадка меня отнесли в аудиторию, где оставили свои вещи танцоры. Там был мальчик. Он, кажется, что-то читал. Меня трясло и я проваливался в беспамятство. Мне правда тогда очень плохо было. Мерещилась чертовщина. Вроде бы снова шабаш разыгрываем, я снова ведущий, главный жрец. И снова этого мальчика приносим в жертву. – актер помолчал, а потом сказал такое и таким тоном, что у Паши поползли по телу мурашки: – А потом пришел сам дьявол и изнасиловал мальчика. Ребенок плакал, звал сестру, маму, папу! А дьявол все насиловал его и насиловал! И ржал и матерился!
– Кто это был?
– Мне показалось...
– Фирсов! – не выдержал Паша.
– Нет! – Веселовский недоуменно глянул на сыщика. – Нет. Дьявол вселился в этого Гарика!
После разговора с Веселовским Паша снова раскис. Сведения, полученные от припадочного актера, если не разбивали, то, во всяком случае, подтачивали его уверенность в виновности Фирсова.
Вот только что же он узнал? Начало всей правды или только бессмысленные сведения? Бредил Веселовский в тот момент или правда видел изнасилование? Надо искать этого Гарика, но он ведь не признается! Может, снова ребят попросить проверить, что там с этим Гариком было за десять лет? Ведь если он педофил и гомосексуалист, то как-то себя проявлял? Может, наследил где?
Хотя, возможно, он и не педофил и не гомик. Света говорила, что он приставал к Ире Китаевой перед вечером в институте. Да и саму Светку обхаживал прямо при муже!
Просто есть такой тип придурков – натворят дерьма по пьяни и забудут. Паша видел такое на своем веку. Такие персонажи шокировали его чуть ли не больше матерых преступников, понимающих что они совершили. Эти же, вроде Симоняна, понятия не имеют о чувстве вины. Если такие попадались, то после недолгого запирательства начинали лить горькие слезы, дескать, не ведал, что творил! Только это не раскаяние, это – попытка разжалобить ментов. На самом деле они обычно думают: «А, мелочи какие, ну, трахнул мальчишку, так что теперь?»
Все-таки надо его проверить. Если сделал так один раз, то не исключено и повторение подвига в другое время, в другом месте.
Вдруг Паше пришло на ум: Симонян же встретился с Федей! Прямо на глазах у Павла! Как же насильник не испугался прийти в дом жертвы? Ну, положим, он не знал, что Федя приехал. Так ведь и не смутился, не испугался, когда увидел его! Разве что, он ничего не помнил из событий десятилетний давности. Тогда, совершая свое похабное и страшное дело, Симонян был здорово пьян и нанюхался той травки, что сам подсыпал в курительницы. К тому же, он мог и не знать, что изнасиловал именно брата Светы Клюшкиной! Узнать в двадцатилетнем мужчине маленького мальчика нелегко. Федя тоже промолчал, вот только, смотрел странно на Гарика. И странно отвел глаза. Вспомнил? Весьма вероятно, но этот взгляд – единственное подтверждение словам Веселовского. Больше ничего.
«Господи, что же пережил ребенок тогда? – запоздало ужаснулся Павел. – Это же травма на всю жизнь! И Света, судя по всему, ничего не знает. Он не рассказал? Он оставил это в себе? А потом погибли его родители, потом он учился за границей, где, конечно, был чужим. Каждый русский там чужой! Ребенок нес в себе такой ужас – и не мог и не хотел поделиться. Боже, боже, у него же все внутри отравлено, все перевернуто. Его принесли в жертву на ведьминском шабаше сестра и ее подруги, потом, будто бы Бог отказался от души мальчика, он подвергся надругательству, потом погибли его мама и папа. Он потерял свой дом, семью, свою жизнь, наконец. Так это и есть он?»
Седов вернулся домой, чтобы поесть и спокойно подумать. Он был очень взволнован новым оборотом событий и чувствовал, что на этот раз не ошибается. А ведь если убийца подруг Светы не ее муж, то и мотив убийств другой. Маньяки, то есть, люди, маниакально помешанные на какой-нибудь идее, не останавливаются на полпути. Если он убил четверых из своей «целевой группы», то уж пятую не пощадит никогда. Надо действовать!
Пока жарилась яичница, набрал привычный рабочий номер и поговорил несколько минут. Ему рассказали, что тот самый Гарик Симонян, которым он так интересуется, был убит неделю назад в своей квартире. Симонян сам открыл убийце дверь, даже угощал его водочкой, которую весьма уважал. Гость задушил хозяина своими руками и, самое странное, сунул Гарику перед смертью в задний проход бутылку из-под выпитой на двоих водки. Нашли труп только вчера, когда пришла бывшая жена Гарика и открыла дверь своим ключом. Из квартиры ничего не пропало, чужих отпечатков пальцев не нашли. Вот так! Прямо как на квартирах, снятых на имя Фирсова, где Паша уже успел побывать.
А ведь есть вероятность, что кто-то просто подставляет Ванечку, как называла мужа любимая Павлом женщина. Хотя почему «кто-то»? Имя уже известно, хоть еще и не произнесено вслух.
Седов слегка побледнел, услышав о бутылке. Эта пикантная деталь, смысл которой для сотрудников уголовного розыска остался загадкой, была для Павла как сломанная ветка на лесной тропе. Он получил еще одно доказательство того, что гнался не за тем зверем.
И все же Паша не потерял аппетита, правда и поесть нормально ему тоже не удалось. Как только парящая яичница легла перед ним в тарелку, задребезжал телефон. Паше сообщили, что его желает видеть сам Иван Павлович Фирсов, находящийся сейчас в кабинете следователя прокуратуры Гродинской области.
Кое-как прожевав свой обед, Седов рванул к зданию прокуратуры. Там его беспрепятственно пропустили в здание и проводили к месту встречи с задержанным Фирсовым. Ванечка сидел, развалившись, на хлипком стуле и поджидал человека, обеспечившего ему пребывание в предварительном заключении, несмотря на депутатскую неприкосновенность. Павел ожидал услышать оскорбления, но Фирсов ничего такого не учудил. Он мирно поздоровался и заговорил вполне человеческим голосом:
– Павел Петрович, я обращаюсь именно к вам, потому что случилось нечто страшное.
– Что случилось? – сухо поинтересовался Седов.
– Пропала моя дочь. – беспокойство проступило на обычно надменном лице Фирсова. – Жене я ничего не говорил. Света с Маришкой общаются по электронной почте, и жена еще не в курсе. Я обычно звоню Маринке на мобильный телефон раз в неделю. По четвергам. Вчера меня арестовали, и я не смог ей позвонить, а попросил сделать это своего адвоката. Он выполнил мою просьбу, но ему ответил совершенно посторонний человек. Он сказал, что нашел аппарат моей дочери на улице и спросил, куда его теперь отнести. Тогда адвокат позвонил в пансион. Воспитатель Маринки сообщил, что за ней приехали и забрали ее домой, предъявив письменное разрешение родителей. Там у них есть специальная форма документа, если ее не заполнить, то ребенка не отдадут посторонним.
