Текст книги "Одиночество в глазах (СИ)"

Автор книги: Яна Рейнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Сандвик неожиданно зажмуривается и резко захлопывает крышку ноутбука, отодвигая его в сторону. Лиза следит за каждым его движением и в недоумении хмурит брови, но по-прежнему молчит. Парень нервно ерошит свои пшеничные волосы и переводит взгляд в окно. Грудь судорожно вздымается, а по коже пробегает едва ощутимая дрожь. Зелёные остекленевшие глаза соседа пугают Тейде, но она не решается нарушить сухую тишину, которая раздирает горло. Тарьей устало перемещается на край кровати, освобождая место для девушки. Лиза умилённо улыбается и забирается на кровать, усаживаясь рядом с блондином.

– Нет, Камилла звонила вчера, – хрипло отвечает Тарьей, робко поворачивая голову к Лизе. Та увлечённо слушает, впитывает каждое слово, и на её молочно-белом лице читается понимание. Голос парня садится с каждым новым словом, но он собирает остатки сил, чтоб хотя бы не выходить за рамки вежливости. – Она берёт меня на работу.

Лиза не показывает застывшего в глазах изумления, но Тарьей совершенно не выглядит счастливым, рассказывая ей последние новости. Его жизнь налаживается, но юный фотограф совершенно не ощущает облегчения. Наоборот, тяжесть в груди и угрюмые мысли нагоняют только паршивое настроение, которые упорно затягивает его в болото депрессии. Все трудности, от которых он бежал, сломя голову, по необъяснимой причине меркли, когда речь заходила об одном малознакомом ему парне. Осознание того, что Сандвик незаслуженно оттолкнул человека, который хотел узнать его поближе и, возможно, даже стать ему другом, разъедало его сердце изнутри. Блондин начинает беспомощно тереть виски пальцами, ощущая сверлящую боль. Одиночество? Бессилие? Нет, мучительное чувство вины.

– Тогда что с тобой? – Лиза мягко касается плеча Тарьея и смотрит на него с неприкрытым волнением. Парень начинает дрожать, и Тейде лишь боязливо водит пальцами по его спине, пытаясь помочь ему расслабиться. Она практически не знает этого мальчишку, но не может спокойно наблюдать за его страданиями. Марлон ведь тоже дико переживает.

– Лиза, по-моему, я оттолкнул хорошего человека, – протягивает Тарьей и приглушённо вздыхает. Лизе кажется, что в его глазах замерзают слёзы, но она лишь молча продолжает смотреть, бережно сжимая его плечо. Неужели этот парень снова перестанет улыбаться? Хотя за то время, что он провёл в их квартире, улыбающимся Сандвика видели раза два, не больше. По истечению нескольких дней соседей даже перестало это смущать.

– Если ты говоришь о Карле, то он отходчивый, – улыбается Лиза, пытаясь поймать в потускневших глазах соседа хоть искру надежды, но тот лишь безмолвно смотрит в пустоту. Тарьей практически не слышит слов Тейде: уши режет приглушённый стук его сердца, дыра в котором разрастается всё больше. Сандвик задыхается от чувства вины и не знает, как исправить ошибку.

– Я говорю о друге Карла, Хенрике, – содрогается Тарьей, чувствуя привкус горечи на губах от одного лишь упоминания имени того самого парня, образ которого крепко засел в подкорке его сознания. Сандвик ловит на себе вопросительный взгляд Лизы и деревянным голосом добавляет: – Да, ты всё правильно поняла. Я – гей.

– Я догадывалась, – кивает Лиза, не обращая внимания на смущение Тарьея. Заявление соседа не стало для девушки особым открытием, потому что она с первого дня заметила, какие неоднозначные взгляды пускает Сандвик в сторону её парня. Марлон лишь недовольно отмахнулся, когда Тейде озвучила ему свои подозрения, но теперь стало ясно, что определённый смысл в них всё-таки был. Предположения Карла по поводу мальчишки оказались далеко не шуточными: его гей-радар функционирует успешно.

– Именно из-за этого я и сбежал из дома, – внезапно выдаёт Тарьей, и сам удивляется своей безрассудной откровенности. Но он почему-то доверяет Лизе, хотя плохо её знает, впрочем, как и других обитателей квартиры. Он сглатывает тяжелый ком в горле и продолжает: – Мои родители и друзья не приняли меня таким.

– Тебе не стоит стесняться своей ориентации, что бы кто не говорил, – решительно протягивает Лиза, поглаживая Тарьея по плечу. Тот с широко распахнутыми глазами слушает её и замечает, что навязчивый страх, клокочущий внутри, постепенно отступает. Ему становится легче, потому что груз прошлого на плечах перестаёт казаться таким непосильным. Сандвик понимает, что вокруг него ещё остались люди, которым можно открыться. – Бери пример с Карла: он чувствует себя совершенно свободно, хотя часто забывает о понятиях меры и приличия.

Тарьей прыскает от смеха и закрывает ладонями лицо, разгорячено качая головой. Пшеничные взлохмаченные кудри накрывает капюшон толстовки, и его бледное лицо исчезает под серой тканью. На алых губах Лизы вспыхивает блаженная улыбка, и она довольно хлопает Сандвика по плечу, восторгаясь своей удачей. Тейде пробила железную скорлупу, под которой скрывался настоящий, солнечный, облик этого парнишки. Такому симпатяге совершенно не к лицу потухшие глаза и скривленные в немой обиде губы. Лиза наслаждается его заливистым смехом и погружает Тарьея в крепкие объятия. Сандвик удивлённо выгибает бровь, но ничего не говорит – он вдыхает жасминовый запах волос Лизы и постепенно расслабляется, размякая в руках девушки.

– Кхм… простите, если помешал, – внезапно в дверях появляется Карл, поражённо тараща глаза на соседей. Он точно не рассчитывал стать свидетелем такой умилительной картины после того, как его новый друг не показывал носа с комнаты последние три дня. Тарьей моментально отскакивает от рыжеволосой при виде Эггесбо, и румянец рассыпается на его щеках багровой вуалью. По неизвестной причине резкое появление Карла заметно напугало Сандвика, но это был беглый страх, который сменяет глухая досада. Сосед невольно заставляет Тарьея вспомнить о Хенрике, и его непослушное сердце снова скрипит от боли.

– Ты никогда не научишься входить без стука? – наигранно фыркает Лиза, переводя на друга недовольный взгляд. Тот хитро ей подмигивает, но внимание сосредотачивает на Тарьее, который смущённо поправляет толстовку и не смотрит на него.

– Я всего лишь хотел передать Тарьею, что его через два часа ждут на работе, – подмечает Карл с покорной улыбкой, прислоняясь плечом к стене. Эггесбо задумчиво сверлит Тарьея глазами, замечая нервную дрожь его сухих точеных пальчиков, и невольно закусывает губу. Ему нравится каждый изгиб ангельского лица блондина, каждая чёрточка на его поджатых губах, каждая искорка в его изумрудно-янтарных глазах, каждый взмах ресниц. Но Карл не имеет малейшего права на этого парнишку, потому что сияние его глаз обращено не к нему. Приятное тепло разливается по телу от одного лишь робкого взгляда Тарьея, но Эггесбо игнорирует неистовое пламя в груди и бросает напоследок: – Не буду отвлекать вас, голубки.

*****

– Я думал, ты даже в дом меня не пустишь, – виновато бормочет Хенрик, попутно стягивая с себя белые кроссовки. Песочные волосы беспорядочно разметаются в разные стороны, джинсовая куртка сползает с правого плеча, а ледяные глаза косятся в сторону Карла, который направляется в сторону кухни. Холм выглядит запыхавшимся и взвинченным, но Эггесбо не собирается так легко его прощать за один лишь горестный взгляд его пронзительных голубых глаз – не помешает немного его помучить.

Хенрик отряхивает помятые черные брюки и выискивает взглядом Карла. Он беспокойно мечется по кухне, словно не обращает внимания на друга, который по-прежнему мнётся в коридоре, не решаясь пройти в комнату. Холм прокручивает в голове вымученные слова извинения, которые продумывал последние три дня, но сердце подозрительно быстро стучит и выбивает из головы разумные мысли. Предательский страх комом подступает к горлу, и Хенке нервно сглатывает, задерживая взгляд на полу.

Резкий щелчок разрезает загустелую тишину в доме, и за пепельно-серой дверью показывается силуэт Тарьея. Карл бросает в его сторону лихорадочный взгляд, но через мгновение снова возвращается к кофе-машине. Сандвик закидывает на плечи тёмно-коричневый рюкзак, застёгивая молнию олимпийки, и направляется в сторону выхода. На бледноватом лице проскальзывает слабая улыбка, и он спокойно бросает Карлу на прощание: «Увидимся!» Худые ноги Хенрика врастают в пол, как корни деревьев, когда он слышит до боли знакомый робкий голос. Он чувствует себя рыбой, безжалостно выброшенной на берег во время жары: задыхается, засыхает, расплавляется, умирает. Холм не может сдвинуться с места, словно каменная статуя, и ждёт своего смертного приговора. Как он мог забыть, что Тарьей живёт в одной квартире с Карлом? Как?

Хенрик слышит его вкрадчивые шаги и шарканье брюк. Он мысленно представляет, как Тарьей с неловкой улыбкой смотрит на него и заливается краской, как смешно морщит нос и звонко хохочет над его неприличными шутками, как задумчиво крутит в руках любимую красную бейсболку, рассуждая о жизни. Хотя нет, Холм ничего не знает о его жизни и теперь уже никогда не узнает, потому что Сандвик попросил держаться подальше. Осознание горькой правды больно ударяет под дых, и Хенрик боится рухнуть на пол от безысходности. Он совершенно не знает этого парня, но его выразительные зелёные глаза с сизой дымкой грусти крепко засели в его голове, утягивая его в водоворот пустоты и горести.

Холм долгое время не хотел серьёзных отношений после того, как его жестоко предали, но этот солнечный мальчик зажёг в нём надежду. Глупо? Банально? Похоже на сказку? Может быть. Но так бывает: ты встречаешь человека, который ни капли не похож на безликие тени, что тебя окружают. В его глазах болото боли, рассадник страха, но свет пламенными потоками льётся изнутри – из сердца. Он не боится показаться смешным в своей застенчивости и растерянности, не пытается быть лучше остальных или следовать мнению толпы. Ему не нужно быть лучше – он просто самый лучший, хотя и не подозревает об этом.

Тарьей ощущает знакомый аромат духов в комнате и подозрительно оглядывается по сторонам. Пьянящая смесь лаванды, мёда, табака, кипариса и сандала, которая невидимым облаком закрадывается в лёгкие, оседая на их оболочке горячими капельками. Сандвик жадно вдыхает сладостный запах и через секунду натыкается глазами на Хенрика. Он стоит посреди комнаты с опущенными плечами и сверлит взглядом пол, нервно сжимая пальцы в кулаки. Тарьей мысленно умоляет его взглянуть на него хоть краем глаза, чтобы дать возможность окунуться в студёное море родных глаз, чтобы увидеть его лучистую улыбку, чтобы снять острое напряжение. Холм чувствует на себе буравящий взгляд, но заставляет себя держаться до последнего и пройти к Карлу на кухню. Эггесбо раздосадованно наблюдает за парнями, побелевшими как полотно, которые застыли в противоположных концах комнаты, и не решается проронить хотя бы слово.

Сандвик дрожит всем телом, и равнодушие Хенрика отравляет его душу. Два часа назад он убедил себя в том, что его жизнь налаживается, что всё изменится в лучшую сторону, но теперь все надежды рассыпались с треском. Сердце снова даёт трещину, рана открывается с невыносимой режущей болью, и парень вновь проваливается в бездну одиночества. Тарьей глотает слёзы и просто пробегает мимо Хенрика, боясь столкнуться взглядом с леденящим океаном в его глазах. От Холма веет свинцовой обидой и холодом, и Сандвик стискивает зубы от горького отвращения к самому себе. Но всё равно случайно задевает Хенке плечом. Но всё равно буравит его испуганными глазами, ища надежду в поникшем лице. А Хенрик на него не смотрит – сжимает пальцы до побеления костяшек, прикусывает губу до крови, но не смотрит. Потому что он должен держаться подальше.

– И что это, чёрт возьми, было? – возмущается Карл, ставя прямо перед носом Хенрика чашку с горячим кофе. Холма удивляет, что в его глазах не плещется обида, смешанная с ненавистью, – напротив, Эггесбо выглядит разочарованным. Хенке трясущейся рукой подносит чашку к губам и боится посмотреть другу в глаза. Он может сорваться прямо сейчас.

– Херня всё это, забудь, – мычит себе под нос Хенрик и надпивает глоток крепкого кофе. Перед глазами по-прежнему стоит фигура Тарьея, растераянного и разбитого, но Холм не понимает, почему тот грустит. Ему тяжело скрываться от пристального взгляда изумрудных глаз, когда от Сандвика за километр несёт разъедающей тоской. Холм поклясться готов, что ещё бы минута – и он бы набросился на Тарьея с объятиями, лишь бы выдворить гримасу грусти с ангельского лица. Хенрик отгоняет от себя мучительный образ и вспоминает о Карле: – Я пришёл сюда, чтобы извиниться.

– Я злился на тебя очень сильно, но теперь понял, что это бессмысленно, – громко вздыхает Карл и усаживается напротив Хенрика. Тот сидит мрачнее тучи и смотрит в одну точку, не моргая. Такое поведение кажется Эггесбо до жути знакомым, но он не собирается терпеть такие фокусы лучшего друга. Блондин простил его за попытку увести у него из-под носа Тарьея, но у всего этого было одно простое объяснение. – Я знаю, почему ты вдруг решился отбить у меня парня.

– Я просто хотел защитить мальчишку от тебя, – отмахивается Хенрик и выдавливает из себя слабую улыбку. Он усиленно пытается спрятать дрожь в голосе и не выдать себя с потрохами. От вездесущего взгляда Карла скрыться не так просто, потому что тот начинает давить на все рычаги управления. – Ты бы его использовал, а потом бросил.

– Хенке, ты меня совсем за идиота держишь? – раздражается Карл. В его глазах плескается гнев, но голос звучит чугунно-глухим. Эггесбо безошибочно может уличить Хенрика во вранье, потому что слишком хорошо выучил его за два года дружбы. Ломающийся мрачный голос и бегающие глазки его не обманут. – Я видел, как ты на него смотришь. Просто признай, что он тебе понравился.

Хенрик отставляет в сторону чашку и начинает лихорадочно тереть пальцами лоб, чтобы не видеть требовательного взгляда Карла. Он понимает, что бессмысленно скрывать от друга то, в чём не хочет признаваться самому себе. Для Эггесбо расколоть его – как два пальца об асфальт. Карл осторожно подходит к Хенке со спины и накрывает его плечи теплыми ладонями, разминая их. Холм прикрывает ледяными ладонями лицо, потому что на душе так гадко и пусто, что выть хочется. Он снова и снова вспоминает Тарьея, который уже второй раз от него сбежал. Почему Хенке позволил этому мальчику залезть в самое сердце и разрушить каменные стены, которые он упорно выстраивал вокруг него? Почему Хенрик не может перестать думать о нём который день? Почему не может протянуть без его глаз?

– Да ты влюбился, чувак, – непроизвольно Карл даёт одним предложением ответы на все вопросы, которые третий день расплавляют мозг Холма. Эггесбо колошматит непослушные волосы Хенрика и победно улыбается. В очередной раз одним махом достал все подводные камни, которые душили лучшего друга. У Карла появилась другая навязчивая идея – сделать Холма счастливым, потому что он-то определённо знает больше, чем его друг. И только ему известно, что не один Хенрик мучается и ходит с кислой миной. Эггесбо опускается на стул и слегка хлопает блондина по плечу: – Я не в курсе, что Тарьей тебе сказал, но знай: он не вылезал из своей комнаты почти три дня после твоей фотосессии, поэтому вам однозначно стоит поговорить. Беги за ним, идиот!

========== Глава 6. Я не хотел тебя потерять ==========

Комментарий к Глава 6. Я не хотел тебя потерять

Staind – Something To Remind You

Dead By Sunrise – Walking In Circles

Poets of the Fall – Moonlight Kissed

P.S. Я даже не заметила, как глава получилась такой большой, поэтому мне нужно увидеть ваше мнение. Загляните на огонёк https://vk.com/rainy_hurt_fanfiction

Когда в застывшую холодную комнату попадает сверкающий луч солнца, занавес темноты с треском спадает, оставляя за собой кружевную пелену света и тепла. Лучиком солнца в жизнь сломленного, отчаявшегося человека приходит другой человек, который способен выжечь беспощадные страхи, высушить жгучие обиды, стереть пульсирующую боль, вытрясти неизлечимую пустоту. После встречи с ним ты обретаешь давно забытый смысл жизни, находишь в себе силы наслаждаться каждым новым днём, замечаешь скрытые краски в обыденных вещах, возвращаешь способность чувствовать и любить. Близкий человек не даёт тебе упасть или сбиться с пути, потому что отныне дорога у вас одна на двоих.

Ты привязываешься к солнечному человеку без сопротивления и тягостных сомнений. Ты смело смотришь в его глаза, ища в них поддержку и понимание. Ты держишь его за руку, чтобы не потерять палящий огонь его сердца. Ты улыбаешься ему самой щедрой улыбкой, чтобы он не переставал сомневаться в твоих чувствах. Ты невесомо касаешься его губ, потому что боишься разрушить ореол его душевной чистоты. Ты оберегаешь его от губительного влияния окружающего мира, в котором враг выдаёт себя за друга и расставляет под ногами капканы. Ты ценишь каждую минуту, проведённую с ним, потому что не чувствуешь себя живым без него. Ты просто не хочешь терять его, потому что твоя горькая жизнь рухнет без солнца, твоего солнца.

Тарьей с досадой смотрит на отдаляющийся автобус и прекращает бег. Он тяжело дышит и чувствует клокотание сердца внутри, которое сильными ударами крошит грудную клетку на острые ошмётки. Кожа по-прежнему покалывает от жуткой дрожи, а перед глазами горит до боли знакомый силуэт Хенрика. Прерывистое дыхание никак не возвращается в норму, и Сандвик понимает, что виной этому точно не двухминутный бег. Он прокручивает в голове проклятое воспоминание, где Холм впервые был таким равнодушным и отрешённым. Мимолётное соприкосновение плечами окатило Тарьея ледяной водой с ног до головы. Кровь в жилах замерзает, превращаясь в жидкий свинец. Слёзы замерзают, размазываясь снежной изморозью на щеках. Губы замерзают и трескаются при столкновении с пронизывающим ветром.

– Тарьей, стой! – в спину горячей волной ударяет надрывный оклик, и Сандвик вздрагивает от звука родного голоса. Он слышит нарастающий шум в ушах: сигналы машин, болтовня прохожих, стук его трепещущего сердца. Тарьей впечатывается жесткой подошвой кроссовок в асфальт и не решается повернуться.

Через минуту Хенрик настигает Тарьея возле пустой остановки и резко останавливается прямо за его спиной. Сандвик слышит его сбитое дыхание и обречённо закрывает глаза. Он не хочет пугать Холма своим мрачным видом, но радость вскипает в сердце, потому что тот помчался следом за ним, несмотря на обиду. Хенрик не выдержал мучительного молчания, которое дымной тучей нависало над ним и Тарьеем последние три дня. Сандвик нервно растирает ладонями и без того измятое лицо и медленно поворачивается, утыкаясь взглядом себе под ноги.

– Я не могу отпустить тебя в таком состоянии, – недовольно качает головой Хенрик, рассматривая лицо блондина. Он замечает, что Тарьей нервничает: ресницы дрожат, губы сжаты почти до крови, а руки и вовсе спрятаны за спиной. Холму приятно осознавать, что юный фотограф разделяет его чувства, мучается не меньше его самого, но невыносимо больно видеть мальчишку таким поникшим и уставшим. Недосып прорезается свинцовыми кругами под глазами, и это вгоняет Хенрика в ступор. Он точно не такого результата добивался.

– Я опоздаю на работу, – бормочет себе под нос Тарьей, но Холм отчётливо слышит каждое его слово. Хенрик растерянно засовывает руки в карманы тёмно-зелёной куртки и не знает, как растормошить поникшего Сандвика. Тот совершенно не идёт на контакт, а лишь блуждает в своих мыслях где-то далеко отсюда. Новый укол режущей боли пронзает сердце, когда Хенке замечает на полыхающих щеках парня засохшие слёзы.

– Удели мне пять минут, – настаивает на своём Хенрик, наблюдая за Тарьеем. Холм чувствует, что тот боится смотреть ему в глаза, будто нашкодивший ребёнок, и на стальном лице пробегает скупая улыбка. Сандвик винит себя в том, что оттолкнул Хенке, но в силу неопытности не находит нужных слов для извинения. В голову сбредает одна сентиментальная хрень, которая больше подходит для дешёвой мелодрамы, чем для серьёзного разговора. Хенрик театрально прокашливается в кулак и с трудом привлекает внимание парнишки: – Поедешь на другом автобусе.

– Я тебя слушаю, – подводит глаза Тарьей, тревожно сцепляя губы. В дрожащем голосе леденеет страх, смешанный с волнением, и Сандвик готов упасть на асфальт, чтобы не видеть пытливого взгляда Хенрика. Тот буравит его своими искрящимися глазами, будто высчитывает количество вздохов, и водит ботинком по асфальту. Ему нравится видеть Тарьея взвинченным и краснеющим, потому что понимает, что причина его смущению – только он.

– Почему ты всегда смущаешься, когда я смотрю на тебя? – восклицает Хенрик, любопытно заламывая бровь. Тарьей бросает на него короткий взгляд и снова смотрит себе под ноги, будто не расслышал вопроса. Холм задал безобидный вопрос, хотя в мыслях крутились иные слова. Сандвик смутился ещё больше, вжимая голову в плечи, и по привычке облизал языком губы. Он нервничает и даже не подозревает, насколько его замешательство заводит Хенрика.

– Ты об этом хотел поговорить? – хмурится Тарьей, недовольно скрещивая руки на груди. Он пытается говорить как можно увереннее и сдержаннее, но мучительный ком вьётся в горле юлой, выбивая из лёгких последние остатки кислорода. Хенрик небрежно отшучивается, но выглядит напряженным, как натянутая струна, и это тревожит Сандвика. Холм бежал за ним неспроста, и Тарьей с опаской ждёт продолжения разговора.

– Нет, тебе не кажется странным, что двое малознакомых людей, вместо того, чтобы пообщаться поближе, отталкивают друг друга? – Хенрик требовательно смотрит на Тарьея, подняв брови вверх. Скупая улыбка касается его губ, но в голосе трещит ощутимая обида, которая ранит Сандвика в самое сердце. У Холма молнии искрят перед глазами от поникшего вида мальчишки. Им обоим хочется под землю провалиться от страха, но несколько минут разговора, пускай и такого плоского, сейчас для них слаще мёда.

– Видимо, один из них – грёбанный придурок, который боится подпускать к себе людей, – Тарьей издаёт нервный смешок и засовывает руки в карманы. Ледяная дрожь прошибает всё тело, и он боится спугнуть Хенрика. Но тот не шевелится – молчит, слушает и сверлит глазами. Сандвик кривит губы в несмелой улыбке и добавляет: – Ты обязан его простить.

Хенрик расплывается в заразительно-весёлой улыбке, лукаво поднимая брови. Его полотняное лицо оживает, вспыхивая солнечными искрами в глазах. Ледяной океан оттаивает, растекаясь ярко-голубыми теплыми волнами. Тарьей перестаёт чувствовать горечь во рту от недостатка слов и прошибающую дрожь, парализующую всё тело: он ныряет в этот зовущий океан с головой без зазрения совести. Он не боится, что студёные воды затянут его на дно. Он не утонет, пока лучистая улыбка не исчезнет с лица Хенрика.

– Тебя не за что прощать, – шепчет Хенрик. Он откидывает на затылок волосы, которые теребит ветер, и неторопливо подступает к Тарьею, который не может отвести от него глаз. Сандвик издаёт приглушённый вздох и застывает перед блондином, как ледяная скульптура. – У тебя всё в глазах написано.

– И что же там написано? – тянет почти по слогам Тарьей, изнывая под прожигающим взглядом Хенрика. Тот видит каждый проблеск грусти в изумрудных глазах Сандвика, каждую чёрточку боли на его лице, каждую ниточку пустоты в его притворной улыбке. Холм узнаёт в парнишке самого себя, того, кем он был год назад – потерянный, разочарованный, беспомощный призрак, который по уши погряз в страданиях без желания выпутаться.

– Одиночество, – выдаёт на одном дыхании Хенрик, и его голос деревенеет. Отчаянная тоска проскальзывает за поволокой хрипоты и больно ударяет Тарьею в лоб. Сандвик судорожно пошатывается на ногах, потому что его пугает трескуче-сухой голос Хенке, в котором тлеет слишком много боли. Холм не просто видит его насквозь: он принимает его опасения и горечь, оттого что ему всё знакомо не понаслышке.

– У меня в жизни есть некоторые трудности, с которыми я пытаюсь бороться, – соглашается Тарьей, нервно почёсывая затылок. Он чувствует неспокойное дыхание Холма, которое палящей волной обливает ему лицо, и в который раз заливается краской. Сандвик, не поднимая глаз, чувствует улыбку на лице Хенрика и понимает, что скрывать истинную причину смущения становится просто бессмысленно.

– У тебя это плохо получается, потому что ты закрылся от людей, – протягивает Хенрик с напряжённой улыбкой. Тарьей вновь убеждается в том, что Холм редко улыбается по-настоящему. Ослепительная улыбка – оружие в борьбе с самим собой, защитная маска, под которой скрывается много внутренних демонов. Сандвику безумно хочется узнать этого парня лучше, потому что он чувствует неукротимое притяжение, которое не похоже на физическое влечение. Хенке будто читает мысли Тарьея и с грустью добавляет: – И от меня в том числе.

– Я понимаю, что ты хочешь найти общий язык и всё такое, а я только всё порчу, – виновато вздыхает Тарьей, исподлобья поглядывая на Холма. Хенрик сдержанно молчит и не засыпает колкими обвинениями, но Сандвика пожирает чувство вины. Он уколол Хенке наигранным безразличием и цинизмом, потому что не смог совладать с навязчивыми страхами. Одиночество не просто погрузло в его глазах: оно корнями проросло в сердце.

– Нет, просто не отталкивай меня! – вскрикивает Хенрик, переводя взгляд на руки Тарьея. Он больше не прячет их за спиной, они больше не дрожат, и Холм сам не знает, хороший ли это знак. Сандвик перестаёт нервничать рядом с ним и неловко отводит глаза в сторону. Хенке ощущает его прожигающий изумрудный взгляд, и грусть на лице мгновенно растворяется, перетекая в лёгкую улыбку. Первая настоящая улыбка за последние три дня.

Тарьея не удивляет заявление Хенрика, и он мысленно благодарит его за удивительную отходчивость. Сандвику было тяжело протянуть без тёплой улыбки парня, без его шутливых подтруниваний и заразительного позитива. Три дня между ними лежала пропасть молчания, которая отравляла их обоих. Тарьей не мог объяснить, почему так сильно привязался к Холму за такое короткое время – они были знакомы без году неделю, практически ничего друг о друге не знали, виделись редко. Огонь в ледяных глазах зацепил Сандвика не на шутку, хотя он не был одним из тех влюбчивых парней, у которых чувства, как и партнёры, довольно переменчивы. Была ли это любовь с первого взгляда? Нет. Просто Тарьея притягивало к Хенрику магнитом, будто их связывала невидимая нить. Сам мальчишка не понимал, хорошо это для него или плохо, поэтому испугался новых чувств. Сработала защитная реакция – оттолкнуть Хенке. Едва не потеряв Холма, Тарьей решил узнать его получше, с опаской впуская в своё сердце. Он сомневался, нагружал себя угнетающими размышлениями, но не хотел отказываться от чувств, которые за считанные дни заполнили пустоту в его душе.

– Хорошо, – кивает Тарьей, выдавливая несмелую улыбку. Хенрику нравится наблюдать, как его малыш краснеет и смотрит в пол. В такие моменты он лишний раз убеждается, что не может отпустить этого солнечного мальчика. Золотистые искорки в его зелёных глазах навеки в подкорке сознания Холма, робкая улыбка запечатлена на сердце неистребимым пятном.

– Так просто? – удивлённо поднимает брови Хенрик, не веря собственным ушам. Он не понимает, куда делся тот зажатый мальчик, который минуту назад мялся на месте, не находя нужных слов для ответа. Похоже, Холм влияет на него гораздо сильнее, чем может показаться на первый взгляд. – И ты не будешь снова от меня убегать?

– Вообще-то буду, вот мой автобус, – губы Тарьея выгибаются в щедрой улыбке, и Хенрика прожигает насквозь яростным пламенем, расплывающимся по коже мелкой дрожью. Он не может сдерживать улыбки, когда его мальчик светится от счастья. Холм гордится, что ему ловко удаётся разогнать тоску Тарьея, и совершенно не стыдится называть его в мыслях коротко, ласково – «Мой».

– Ладно, увидимся завтра на вечеринке, – выдаёт Хенрик и спокойно разворачивается, якобы собираясь уходить. Недоумение на лице Тарьея хлещет его по спине, но на самом деле Холм так быстро не уйдёт. Ему всё ещё есть, что сказать Сандвику.

– Что ещё за вечеринка? – спрашивает Тарьей звонким голосом и заинтересованно косится на Хенрика. Тот победно улыбается и наконец поворачивается к Сандвику лицом. Когда Хенке смотрит на песочные кудряшки, выбивающиеся из-под бейсболки блондина, мысли спутываются в клубок. Сердце бьётся через раз, а сапфировые глаза снова темнеют. Тарьей спиной движется к подъехавшему автобусу, но с Хенрика глаз не сводит.

– Тебе нужно знать только то, что ты идёшь со мной, – выкрикивает вслед парнишке Хенрик и радостно машет рукой, когда дверь автобуса закрывается прямо у того перед носом. Тарьей изумлённо таращит на него глаза и не может вымолвить и слова, потому что Холм всё равно его не услышит. Теперь ему видна лишь его спина, но Сандвик не отрывает пристального взгляда. Почти не дышит, будто Хенке может в любой момент обернуться и вычислить его хитрую игру. Но тот неожиданно подпрыгивает на месте и резко ускоряет шаг. Тарьей тихо хохочет и усаживается на освободившееся место.

*****

– Хенке, перестань нервничать. Тарьей просто пошёл в туалет и сейчас вернётся, – Карл отпивает глоток пива и ободряюще хлопает Хенрика по плечу. Он нервно впивается пальцами в кожаную обивку дивана и не может спокойно усидеть на месте, пока Сандвика нет рядом. Каждая минута длиною в вечность, и если Тарьею приятно повышенное внимание со стороны Холма, то Карла его поведение откровенно раздражает.

– Я не хочу, чтобы он столкнулся с твоей сестрой, – рычит сквозь зубы Хенрик и устремляет взгляд на танцпол, где в бурном ритме двигается толпа пьяных фигур, которые в таком безнадёжном состоянии слабо походят на талантливых моделей. Холм презренно ухмыляется и продолжает рыскать глазами по залу в поисках Тарьея. Ему с трудом верилось, что тот может сидеть в туалете больше десяти минут.

Хенрик прочно ухватился за эту вечеринку, как за удачную возможность наладить отношения с Тарьеем. Вчерашним разговором с мальчишкой Холм остался доволен, но этого было недостаточно для укрепления дружбы. Химическое притяжение, завязавшееся между ними со дня знакомства, можно было называть дружбой лишь для отвода глаз. У Хенке были серьёзные намерения, о которых Сандвик мог разве что догадываться, но он не собирался торопить его. Алкоголь мог немного расслабить Тарьея, отодвинуть в сторону дурные мысли, чтобы тот наконец обратил внимание на одного соблазнительного блондина, который буквально сходит по нему с ума со дня первой встречи. Встреча с бывшей девушкой не входила в планы Холма, потому что от Терезы можно было ожидать всего, что угодно, кроме дружеской беседы с Сандвиком. Навязчивая мысль, что девушка может настроить Тарьея против него, больно резала сердце Хенке ножом.