Текст книги "Одиночество в глазах (СИ)"

Автор книги: Яна Рейнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Если не хочешь столкнуться со стеной непонимания со стороны близких и погрязнуть всеми фибрами души в лапах одиночества, не раскрывай всю правду о себе. Не доставай с глубины сердца подводные камни. Не открывай душу нараспашку перед кривыми взглядами недоброжелателей. Не сыпь солью откровения в глаза – не поймут, заплюют, раздавят, затопчут, сотрут в порошок, сожгут дотла.

Если ты отрываешься от мнения толпы и выходишь за рамки строгих правил, тебя с головой окунают в грязь презрения. Ты становишься главным объектом насмешек и ничтожных слухов, потому что нарушаешь законы ожидания. Ты – белая ворона, которую хлещут по спине плетью осуждения. Ты – серый отшельник, который хватается за собственные мысли как за спасательный круг. Ты – тусклая тень, которая блуждает в лабиринтах сомнений без права на возвращение.

– Ты нас опозорил! – Глория с вытаращенными глазами кричит на сына, захлебываясь горькими слезами. Она готова распороть сына пополам своим свирепым взглядом. – Как долго ты собирался скрывать от нас … такое? – голос светловолосой женщины неумолимо дрожит, ломается, распадаясь на сотни ошметков.

– Я не хотел скрывать, – глаза Тарьея устремлены в пол. Он нервно переминается с ноги на ногу, сгорая под убийственным взглядом матери. Он не вынесет её слёз. – Я просто знал, что вы не поймете.

– Ты всегда был примерным мальчиком, хорошо учился, – от виноватого тона сына Глория воспламеняется с новой силой, нервно теребя в руках мокрую тарелку. Стопки вымытой посуды качаются в такт её лязгающему голосу. – Ты проучился в университете целых два года, радовал нас каждый день успехами, а сегодня ты появляешься дома с таким заявлением и просто рушишь свои планы.

– Ваши с папой планы, мам, ваши, – хрипло вздыхает Тарьей и растерянно пятится к стене, чувствуя на себе испепеляющий взгляд матери. Воздух накалён до предела, и, кажется, Глория готова в любую секунду зарядить ему смачную пощёчину, чтобы выбить из сына всю дурь. – Вы распланировали мою жизнь по минутам. Вы постоянно принимали за меня все решения, не давая мне права голоса. Вы не заметили, что я вырос. Не заметили, каким я стал, – Тарьей намеренно выделил слово «каким», от чего лицо Глории пошло пятнами.

– Замолчи! Я не хочу этого слышать! – женщина отрицательно качает головой, закрывая уши руками. Из её трясущихся рук выскальзывает тарелка и с грохотом разбивается на полу на десятки осколков. Каждый осколок впивается Тарьею в самое сердце, оставляя кровавые раны. – Мы с отцом делали все возможное, чтобы у тебя было хорошее будущее.

– Вы с отцом можете меня ненавидеть, – цедит Тарьей, собирая с пола обломки. Острый фарфор больно впивается в кожу, оставляя на пальце порезы. Капли крови обжигают кожу, пурпурным ядом разъедая глаза. Сандвик не чувствует боли – лишь дробный звук капающей крови смешивается с душераздирающими всхлипываниями матери. Он вкладывает в слова последние силы: – Но это не изменит того, что я – гей.

– Перестань это повторять! – рычит сквозь слёзы Глория, сметая со стола мокрую посуду. Тарьей засыпает её каменным градом слов, выбивая почву из-под ног. Женщина мертвой хваткой цепляется за ворот черной рубашки сына и начинает судорожно трясти за плечи, будто пытаясь заставить забрать его слова обратно. – Я не хочу слушать этот бред!

Сандвик сглатывает ком в горле и нетерпеливо высвобождается от железных рук матери. Мучительные слёзы щиплют глаза, наматывая вокруг шеи петлю. На кафельном полу валяются обломки тарелок, от белизны которых рябит в глазах. Тарьей безмолвно окидывает кухню смутным взглядом, упрямо обходя глазами силуэт матери. Глория застыла в беспомощном молчании, повернувшись к сыну спиной. Она больше не может смотреть на сына, потому что не хочет засыпать его новой дозой ругательств. Не может обвинять его в неведомом преступлении, которого тот не совершал. Не может выносить его дрожащего голоса и смятения в глазах. Тарьей не виноват. Глория любит своего кровинку слишком сильно, но не готова принять его откровение. Не сейчас. Не сегодня.

Тарьей изучает глазами каждый сантиметр комнаты, время от времени задерживая взгляд на знакомых предметах. Столько приятных воспоминаний связывают его с этим местом. Круглый бежевый стол, за которым он каждое утро завтракал свежеиспеченными булочками с вишневым джемом, распивая любимый черный кофе. Лучезарная улыбка, которую Глория дарила ему каждый день, когда тот возвращался с учебы. Широкий подоконник, с которого Тарьей любил рассматривать сквозь окно открывающиеся красочные виды вечернего Бергена. Подростку дико нравилось наблюдать за людьми, которые в спешке разбегались по улицам, как муравьи. Его радовали беззаботные лица прохожих, которые увлеченно беседуют и заливаются звонким хохотом, не боясь показаться смешными или глупыми.

Сандвик берет в руки заранее собранную дорожную сумку, натягивает на голову кроваво-красную бейсболку и покидает дом, оглушительно хлопая дверью. Он оставляет Глорию на кухне в глухом одиночестве на растерзание жгучим мыслям. Женщина нервно ерошит пальцами пшеничные волосы, которые электрическим зарядом бьют по плечам. Гулкий звук захлопывающейся двери раскатами грома проносится в её голове. Она закрывает лицо руками и опускается на пол, в море белых ошметков.

Тарьей знал, что родители не поймут, не примут, не одобрят. Самые необходимые вещи были заранее закинуты в сумку. Парень ждал подходящего момента несколько месяцев. Подлый страх сдавливал горло клещами после того, как его друзья узнали правду и бесстыдно посмеялись над ним. «Педик», «гомик», «пидарас» ‒ в нескончаемом списке ругательств это были самые безобидные словечки, которыми его оплевали с ног до головы, как дерьмом. Если бы родители знали, каких усилий ему стоило ходить в университет последние месяцы. Терпеть колкие издёвки однокурсников. Слушать перешептывания и смех за спиной. Избегать осуждающих взглядов, буравящих спину. Сандвик никогда бы не подумал, что его так называемые «друзья» окажутся всего лишь кучкой бесчеловечных ублюдков и гомофобов. На улице идёт двадцать первый век, а ты по-прежнему должен опасаться косых взглядов и насмешек в свой адрес, если нарушишь избитые правила морали.

Тарьей исступленно бьёт кулаком по рулю, смахивая с ресниц застывшие слезы. Перед глазами в который раз всплывают гнетущие воспоминания прошлой ночи. Раздражение в глазах матери, больно ударяющее под дых. Озлобленный тон, вливающийся кислотой в легкие. Рваные вздохи вперемешку с рыданиями, которые кромсают сердце острым ножом в кровавое месиво. Благо, что вчера отец остался на ночном дежурстве, потому сейчас бы Сандвик ехал из этого города не только с невыносимой ношей боли на сердце. Роберт мог бы запросто раскрасить его бледное личико парой-тройкой синяков. Нет, отец никогда не поднимал на него руку, но в порыве гнева от него можно было ожидать всего, чего угодно. За такое любой мужчина с подобным стальным характером и жесткими принципами, как у Роберта, мог бы хорошенько отметелить своего сынка без зазрения совести. Суровость и несокрушимость костром полыхали в глазах отца каждый раз, когда Тарьей говорил ему хоть слово поперек. В этот раз Сандвику все не сошло бы с рук так просто, как, к примеру, свежая вмятина на его старенькой тойоте после очередной стычки с недоброжелателями. Незамедлительно покинуть свой дом было единственно правильным решением парня за последнее время.

Тарьей нервно жмёт на педаль газа, впиваясь пальцами в руль. Его взору открывается лишь бесконечная дорога, которая манит и одновременно пугает. Серая поволока неба колет в глаза, но блондин не собирается останавливаться, пока не преодолеет черту Бергена. Пока указатель не останется за спиной на расстоянии десятков километров. Пока в груди не перестанет нестерпимо жечь. Пока из мыслей не испарится яд мучительных воспоминаний. Пока прохладный воздух, прорывающийся сквозь опущенное стекло, не очистит сжатые легкие. Пока голова не перестанет быть такой тяжёлой, как железный котелок.

Сандвик отчетливо понимает, что бежит от самого себя. Пытается укрыться от проблем под покровом другого города. Пытается стереть из задворков памяти людей, которые его предали и облили грязью. Пытается начать новую жизнь – с чистого листа, как пишут в сопливых романах. Пытается быть честным с собой, перестав, наконец, отрицать очевидное. Никто и ничто не сможет изменить того, что Тарьей Сандвик, 18-летний студент с грузом запутанных проблем за плечами, – гей. Возможно, он избрал такой сложный путь неосознанно. Возможно, в жизни был переломный момент, который парень упустил из виду, но после которого внутри что-то щелкнуло, переключая все рычаги и меняя направление. Но Сандвику плевать, был ли он таким с детства или стал под влиянием каких-то немаловажных событий. Блондин не собирается ни о чём жалеть. Ему просто нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что все придётся строить с нуля: образование, работу, увлечения и взаимоотношения.

Противная мелодия мобильного телефона вырывает парня из всепоглощающего болота мыслей. Он хватает левой рукой телефон, даже не глядя на экран, и резко жмет на кнопку принятия вызова. Затуманенные глаза по-прежнему сверлят лобовое стекло, тщательно следя за дорогой.

– Это Тарьей? – протягивает знакомый грубый голос почти что по слогам. Тарьей пошатывается в кресле, ощущая легкое облегчение.

– Да, Марлон, это я, – Сандвик отвечает коротко и максимально сдержанно, чтобы прогнать неотступную дрожь. Огонёк свободы загорается где-то в глубине души, одаривая надеждой.

– Ты скоро будешь в Осло? – бодро восклицает Марлон. В его голосе сквозит неисчерпаемая теплота, и это разряжает атмосферу колющего напряжения в машине Тарьея.

– Через минут сорок, – бросает Тарьей, сдавленно вздыхая. Он все крепче обхватывает пальцами руль, до посинения костяшек, не в силах избавиться от страха, который комом подкрадывается к горлу. Блондин так внимательно вслушивается в каждое слово знакомого, будто решается его судьба. Хотя на самом деле так и есть. Именно от окончательного вердикта Лангеланда зависит его будущее. Сандвик с горем пополам выдавливает из себя самый главный вопрос: – Ты выполнил мою просьбу?

– Да, Тарьей, – решительно заявляет Марлон, и от гулкого звука его голоса Сандвику кажется, что перепонки в ушах в любой момент могут лопнуть. Дыхание сбивается до предела, а мысли спутываются в узел. – Ты сможешь временно пожить у меня, а потом, когда найдёшь постоянную работу, снимешь себе жильё.

– Спасибо, – шепчет Тарьей с откровенным восторгом, впираясь спиной в сидение со звериной силой. Он расплывается в блаженной улыбке и, закрывая глаза, кладет трубку. Он словно погружается в какое-то наркотическое опьянение: в сердце палящими волнами клубится ощущение свободы. Впервые за долгое время удача повернулась к нему лицом.

Сизый небосвод алыми лепестками роз озаряет узорчатый рассвет, закрашивая непроглядную тьму яркими красками. Спутанные песочные волосы Тарьея ерошит вкрадчивый ветер, укрывая шею гроздьями мурашек. Парень поднимает взгляд на небо и робко улыбается лишь уголками губ, замечая багровые вспышки на ковре непроглядной тьмы. Близится осеннее утро, которое станет отправной точкой в его новой жизни, в которой больше не будет места обидам, слезам и боли. Сандвик резко бьет по тормозам, достает из сумки фотоаппарат и выходит из машины. Он не может проехать мимо такого живописного вида. Не может не запечатлеть бирюзово-серое небо, присыпанное блестками утреннего света. Один щелчок фотоаппарата вызывает в сердце парня кипящую радость. Тарьей Сандвик – все тот же юноша, который до безумия обожает фотографировать. Все тот же неисправимый романтик, который любит группу «Nas». Все тот же парень с одиночеством в глазах.

========== Глава 2. Рассыпаясь на осколки ==========

Комментарий к Глава 2. Рассыпаясь на осколки

Hurts – Illuminated

Ты больше не тонешь в океане страха, грязные лапы которого затягивали в толщу темных вод сомнений. Ты барахтаешься неумело и растерянно, но побеждаешь себя и выплываешь на поверхность, чтобы шагнуть в новую жизнь. Ты веришь, что избавился от железных оков прошлого на шее, которые преграждали твой путь. А, может, ты просто шёл в никуда? С затуманенными глазами брёл по пыльной дороге под названием «Жизнь», сбивая ноги в кровь, рассыпаясь на осколки, выжимая из себя остатки сил. Был ли в этом глухом скитании какой-то смысл? Оправдать надежды родителей – да. Верить в себя и достигать желаемого – нет.

Если ты идёшь с закрытыми глазами, то прибудешь ли ты когда-нибудь к месту назначения? Нет, потому что ты завернут в кокон разрушающих мыслей и слишком захвачен болью, чтобы обратить внимание на людей, которые готовы протянуть руку помощи. Которые готовы сгладить тоску в твоих глазах одной беглой улыбкой. Которые владеют невероятным талантом находить нужные слова в нужный момент, открывая тайным ключом твою душу и защищая ее от давления коварных демонов реальности. У них свет волнами исходит изнутри, как слепящие лучи солнца. Не отворачивайся от солнечных людей: они могут изменить твою жизнь, они могут сделать тебя счастливым, если ты позволишь.

– Теперь это будет твоя комната, – Марлон любезно проводит Тарьея внутрь, отворяя прямо перед его носом пепельно-серую дверь. Блондин мнется на пороге, теребя козырек красной бейсболки, и растерянно смотрит на Лангеланда. Брюнет подозрительно хмурит брови, следя за реакцией новоиспеченного соседа. Перепуганное лицо Тарьея смущает его не на шутку.

– Спасибо, – робко бубнит Сандвик, словно себе под нос, игнорируя немой вопрос на лице Марлона. Беззаботная радость, которая играла на его лице улыбкой каких-то сорок минут назад, по необъяснимой причине улетучилась со скоростью света, как только Сандвик переступил порог чужого дома. Здесь было, на удивление, уютно и чисто, хотя Лангеланд и упоминал о том, что живёт без родителей. Потому, что в комнатах сочно пахло свежестью, а мебель была вычищена до блеска, можно было безошибочно понять, что женская рука этого дома касалась.

Марлон задумчиво чешет лоб, взглядом приглашая блондина войти. Тот мелкими шагами добирается до кровати, усаживаясь на светло-голубое покрывало, от которого за версту несет стиральным порошком. Тарьей практически не слушает длинную тираду Лангеланда, который увлеченно размахивает руками, расписывая чуть ли не каждый предмет в комнате. Сандвик лишь нервозно качается на кровати, поджав под себя ноги, и блуждает глазами по спальне. Комната, которую Марлон выделил для него, оказалась довольно просторной и светлой, хотя окно было крохотным. Желтые занавески показались ему смешными, почти детскими. Молочные стены создавали особую атмосферу тепла и спокойствия, в которой Сандвик сейчас так остро нуждался. Ему был необходим свой уголок, как глоток свежего воздуха. Он слишком долго чахнул под опекой родителей, слепо следуя их планам шаг за шагом. Пожалуй, пришло время вылезти из ямы, в которую превратилась его жизнь за последние месяцы.

– Я совсем забыл тебя предупредить, – внезапно Марлон прихлопывает себя по колену, устремляя на Тарьея виноватый взгляд. Блондин удивленно таращит на него глаза и замирает в немом ожидании, с трудом вырываясь из омута головокружительных мыслей. – Я живу не один, а с друзьями. Точнее, со своей девушкой и с другом. Надеюсь, тебя это не смутит.

– Вообще не проблема, чувак, – отрицательно качает головой Тарьей, отфутболивая из-под ног дорожную сумку. Слабая улыбка на лице Марлона радует блондина, но он четко понимает, что своим изучающим взглядом может напугать парня. А смотрит он на брюнета не так «натурально», как хотелось бы. Не стоит пугать новоиспеченных соседей своей ориентацией.

– Моя девушка вернется с работы через час, тогда я и позову тебя к ужину и заодно познакомлю со всеми, – весело тараторит Марлон, хлопая Сандвика по плечу. Его глаза неприлично ярко сияют, прямо как бенгальские огни, и это умиляет Тарьея. Больше всего на свете он боялся стать обузой своему давнему знакомому, хотя и не переставал надеяться, что тот все-таки не откажет ему в помощи.

С Лангеландом Тарьей познакомился в прошлом году на фотовыставке своего теперь уже бывшего парня, и между ними завязалась длительная переписка, которая переросла в дружбу на расстоянии. Марлон прекрасно знал об увлечении Сандвика фотоаппаратом, поэтому неоднократно приглашал его на выставки известных фотографов в Осло, чтобы они могли потусить вместе и пробежаться по знаменитым городским окрестностям. Ночью Осло выглядел особенно загадочным и живописным. Хитрая судьба подкинула более чем удачную возможность посетить старого друга, к сожалению, при плачевных обстоятельствах. Лангеланд, как преданный друг, с радостью вызвался помочь, что было как нельзя кстати.

– Отлично, – кивает в ответ Тарьей, и через мгновение Марлон безмолвно исчезает за дверью. Он понимает, что другу сейчас тяжело, поэтому не спешит доставать его расспросами. Они не настолько близки, чтобы кидаться друг к другу с объятиями и плакаться в жилетку. Рано или поздно наступит момент, когда Сандвик сможет объяснить, почему сбежал из дома практически без вещей. Почему решил переехать в другой город. Почему бросил университет, в котором учился два года. Почему совершенно перестал улыбаться. Почему перестал щебетать не умолкая. Почему плечи так сильно осунулись, а глаза глубоко запали.

Тарьей облегченно вздыхает, когда густую тишину нарушает звук захлопывающейся двери. Он знает, что Марлон озадачен его внешним видом – помятый, усталый, задумчивый и грустный. Но парень сейчас не готов делиться проблемами, которые мертвой хваткой вцепились в глотку и не дают свободно дышать. Беспокойство Лангеланда читается в каждом содрогании мускулов на лице, в каждом движении, в каждой натянутой улыбке. Мысль о том, что в ничтожной жизни Тарьея ещё остался друг – единственный человек, на которого можно положиться, – вселяет надежду, которая теплой дрожью вливается под кожу. Он не один.

Сандвик пытается отвлечь себя от бессмысленных раздумий раскладыванием вещей в шкафу, хотя раскладывать, как на деле оказалось, почти нечего. Две теплые толстовки, три футболки с необычными принтами и несколько пар брюк, среди которых синие потрепанные джинсы. Когда на кону стоит твоё будущее, особо не остается времени на детальное изучение гардероба и собирание чемоданов. Тарьей, не разуваясь, раскидывается на кровати, мысленно ругая себя за чрезмерную придирчивость к выбору одежды, и медленно погружается в сон. Он искренне надеется, что сможет выспаться. Впервые в этом месяце.

******

Тарьей просыпается от лязгающего звука мобильного телефона, который яростно бьёт по барабанным перепонкам, и буквально подрывается на кровати. Блондин не знает, сколько времени проспал, но понимает, что позволить себе закрыть глаза на пару минут было неудачной затеей. Он неохотно берет в руки телефон и сдавленно вздыхает, замечая на экране горящее слово «Мама». Сердце сжимается в комок, превращая кровь, пульсирующую по венам, в жидкий лед. Стальными иглами под кожу колет неоправданный страх. Сандвику не хватает смелости, чтобы ответить на звонок. Может, родители переосмыслили сложившуюся ситуацию? Может, они наконец осознали, что совершили безумную ошибку? Может, они готовы простить и принять его настоящим, без притворных иллюзий и надежд? Нет, родители никогда не смогут наступить себе на горло и закрыть глаза на общепринятые законы. Им плевать на то, что на дворе двадцать первый век, и каждый человек в праве самостоятельно вершить свою судьбу без контроля общества. Они верят только в то, во что им удобно верить.

Сандвик с досадой сбрасывает вызов и откладывает телефон на прикроватную тумбочку. Он удобнее размещается на кровати, на ходу снимая с себя обувь, и закрывает глаза. В груди предательски щемит сердце, напоминая о последнем разговоре с матерью. Наверное, она ещё ночью все рассказала отцу, и теперь они разыскивают Тарьея, чтобы как можно строже его наказать и посадить под домашний арест. Раньше, когда блондин творил немыслимые глупости, это спасало ситуацию. Только вот семейство Сандвик так и не осознало до конца, что их горячо любимый сын давным-давно вышел из подросткового возраста. Может, они просто отказываются это понимать, но от правды не убежишь. Перед Тарьеем настежь открыта дверь во взрослую жизнь, только вот почему-то он не решается пересечь порог. В прошлом его держит многое, как бы горько не было это признавать. То, что принуждает его рассыпаться на осколки, по-прежнему не отпускает, удерживая за руки и за ноги скрипящими цепями.

Телефон прерывисто пищит, оповещая о новом сообщении, но Сандвик наперед знает, кто так настойчиво пытается с ним связаться. Родители не успокоятся, пока не получат ответ, и вполне могут поднять на уши весь Берген. Это было бы в их стиле. Тарьей тянется за телефоном, преодолевая жгучую боль, сковывающую мышцы. Усталость не перестаёт о себе напоминать, и блондин в который раз даёт себе обещание выспаться этой ночью. Перед глазами все плывёт, как в тумане, но парень протирает глаза и пытается разобрать слова:

«Сынок, перестань игнорировать наши звонки. Ты не можешь так поступать с нами…

А какое родители имели право поступать с ним так лицемерно? Втаптывать в грязь обидными словами. Доводить до сумасшествия криками отчаяния. Переворачивать душу вверх дном. Тарьей не виноват, что его выбор крайне отличался от мнения родителей. Не виноват, что не оправдал их надежд. Не виноват, что его настоящая сущность проявилась не сразу.

…Мы с отцом переживаем, потому что ты не ночевал дома. Где ты? Нам нужно поговорить, возвращайся домой».

Возвращайся домой? Разве можно называть домом место, в котором тебя презирают и ненавидят? Где от тебя шарахаются, как от прокаженного. Где тебя готовы придушить, лишь бы заставить подчиниться своей воле. Обитель зла. Темный склеп. Адская пустыня. Это не семейный очаг.

Тарьей трет подушечкой большого пальца по сенсорному экрану, словно пытается стереть каждое слово, которое кислотой оседает в глазах и выжигает душу. Гадкая ложь плескается в каждой строчке, превращаясь ни во что большее, чем просто грязь или гниль. Пустые обещания, не имеющие под собой никакой почвы здравого рассудка. Родители просто хотят вернуть его, чтобы заставить стать другим. Чтобы сломить его пополам, как сухую ветку. Чтобы иссушить его чувства, которые связывают невидимой нитью с реальностью. Чтобы переплавить его разум на свое усмотрение, как куски железа. Но Сандвик не собирается становиться игрушкой в их руках. Он больше не поверит их словам. Он больше не даст себя в обиду.

«Мам, я в порядке. Я остановился в Осло у друга, но я не вернусь домой. Прости»

Тарьей смаргивает слезу и резко нажимает кнопку «Отправить». Кажется, зудящая боль в груди медленно утихает, а пальцы перестают дрожать. Изумрудные глаза темнеют – их заполняет пустота и разочарование. Но блондин понимает – рано или поздно тяжесть в груди окончательно исчезнет, а черную страницу жизни сменит белая. Просто нужно немного времени, чтобы вернуть веру в себя и начать сначала.

– Тарьей, иди ужинать! – за дверью гремит знакомый голос Марлона, и Сандвика словно пронзает вспышка молнии. Он совершенно утратил счёт времени.

Парень нерешительно заходит на кухню, краем глаза рассматривая своих новоиспеченных соседей. Они шумно что-то обсуждают, грозясь друг другу кулаками, а Марлон захлебывается от смеха. Когда ребята замечают смущенного Тарьея, застывшего в центре кухни возле круглого стола, все немедленно замолкают. Напряженная атмосфера в комнате накаляется до предела, но никто в течение минуты не решается нарушить загустелую тишину.

Рыжеволосая девушка лет восемнадцати беззастенчиво исследует Сандвика глазами, заставляя его жутко краснеть, как 15-летнюю школьницу. Кажется, такая удивительная искренность и простота забавляют незнакомку, потому что она даже не пытается скрывать широкую улыбку. У Тарьея сбивается дыхание до потемнения в глазах, потому что он чувствует себя подопытной крысой под микроскопом.

Тощий блондин с короткой стрижкой рассматривает лицо Сандвика пристальным взором, изучая чуть ли не каждый участок его кожи. Такой повышенный интерес к своей персоне кажется Тарьею прежде всего странным, может, даже немного подозрительным. В какой-то момент незнакомец начинает буквально пожирать его глазами, и Марлон вовремя это замечает. Он толкает блондина в плечо и непонимающе хмурит свои густые брови. Сандвик мысленно уже наделил старого друга кличкой «Бровастик».

– Меня зовут Лиза, приятно познакомиться, – приветливо протягивает руку рыжеволосая и расплывается в щедрой улыбке, от которой у Тарьея бегут мурашки по коже. Он, подобно натуралу, невольно начинает завидовать Марлону (отхватить такую девушку явно было непросто), но тут же отгоняет от себя дурную мысль, улыбаясь в ответ Лизе.

– Я – Карл, – ухмыляется блондин, игриво подмигивая Тарьею, от чего тот практически неподвижно падает на ближайший стул. Лиза опирается головой на плечо Марлона, и они одновременно начинают громко хохотать во все горло. Сандвик почти уверен, что Карл тоже гей.

– Не пугай нашего нового соседа, – Лиза отмеряет Карла испепеляющим взглядом, на что тот реагирует вспышкой бурного смеха. Сандвик по-прежнему находится в замешательстве, но скупая улыбка неожиданно проскальзывает на его губах.

Карл внимательно следит за каждым движением Тарьея, пока Лиза и Марлон обмениваются милостями. Блондин чувствует на себе пронзающий взгляд Эггэсбо, и его бросает в жар. Мысли путаются, а ледяной ком в горле не дает спокойно отвечать на вопросы Тейде. Мучиться парню приходится недолго, потому что в самый неподходящий момент у Карла звонит телефон, и тот с недовольным вздохом выходит в коридор.

– Мне казалось, что такими темпами он меня съест, – растерянно заявляет Тарьей, кивая в сторону Карла, и смахивает со лба бисеринки пота. Его дыхание постепенно приходит в норму, и острое ощущение неловкости полностью отступает. Марлон и Лиза незаметно переглядываются между собой, отмечая зримые изменения в поведении Тарьея. Идея стать друзьями всей компанией перестает им казаться такой заоблачной.

– Звонил мой друг из агентства – Хенрик, – совершенно непринуждённо лепечет Карл, вальяжной походкой возвращаясь в комнату. Его лицо сияет, как начищенный таз, а в глазах танцуют хитрые искорки. Тарьей нетерпеливо вслушивается в мягкий звук его голоса, потому что этот парень явно что-то задумал. Поймав на себе любопытные взгляды соседей, Карл добавляет: – Кажется, мы нашли работу для нашего маленького фотографа-симпатяги.

========== Глава 3. Маленький мальчик ==========

Комментарий к Глава 3. Маленький мальчик

the neighbourhood – 93 to infinity

toby randall – rockabye (cover)

P.S. Автор официально объявляет, что вышел из запоя – вдохновение снова у меня в кармане. Спасибо за это очень хорошим людям :3 (они меня поняли)

Окружающие видят тебя таким, каким ты позволяешь себя видеть. Замкнутым отшельником с потухшими глазами, который не вызывает ничего, кроме жалости и недоверия. Или маленьким мальчиком с разбитым сердцем, которого все норовят обогреть и приласкать, как выброшенного на улицу котенка. В болоте жалости невозможно удержаться на плаву достаточно долго: не успеешь и глазом моргнуть, как вязкие воды презрения затянут тебя на дно. Люди не способны терпеть человека, которого ломает от отчаяния и боли. Сначала они делают жалкие попытки протянуть тебе руку помощи. Но когда ты с треском проваливаешься и падаешь, они переступают через тебя и идут дальше, чтобы грешным делом ты не утянул их за собой. Безжалостный закон выживания, которому, к сожалению, следует большинство.

Когда ты начинаешь склеивать осколки сердца воедино, кромсая острым стеклом пальцы, за спиной вырастают широкие крылья. Твоя душа возрождается из пепла, исцеляя израненное сердце. Ты становишься решительнее и храбрее, пресекая одной лишь улыбкой утомительные страхи, бурлящие внутри. Гложущая боль уступает место силе, которая заполняет все тело теплом. Человек забывает о страданиях, отдаваясь целиком и полностью поступкам, которые в корне меняют его судьбу. И тогда приходит осознание, что можно справиться с любыми трудностями, победить самые мучительные страхи, когда в жизни появляется нужный человек. С ним ты больше никогда не будешь чувствовать себя маленьким мальчиком с тяжелой судьбой, потому что его пронзительные глаза навеки вытравят из сердца боль.

– Поверни подбородок вправо и прикрой глаза, – темноволосый мужчина недовольно вертит в руках фотоаппарат, пристально следя за каждым движением модели. Фотосессия длится почти полчаса, но Магнусу так и не удалось запечатлеть хотя бы парочку годных кадров. Хенрик подозрительно рассеянный и озадаченный весь день: на его лице отчетливо играет нервозность, искажая обычно несокрушимое лицо гримасой страха. Фотографа ужасно напрягает присутствие одного приставучего блондина по имени Карл, который то и дело мельтешит у него за спиной, отвлекая Холма пустыми разговорами. Магнус мысленно доходит до последней точки кипения, но, стиснув зубы, продолжает работать.

Хенрик послушно выполняет указания фотографа, пытаясь сосредоточить взгляд только на объективе. Пшеничные залакированные волосы переливаются под пеленой яркого света, который очерчивает его тёмный силуэт. Обостренное вниманием лицо отражает холодное спокойствие, прорезаясь иглами суровости лишь на скулах. Черный облегающий костюм контрастирует с задним фоном, таким слепяще-белым, что напрочь разъедает глаза. Снимки определенно получились бы качественными, если бы Холм собрался и перестал обращать внимание на своего неумолкающего друга.

Пухлые губы плотно сжаты, будто Холм боится нарушить важность момента. Пленительные сапфировые глаза не блестят, а воспламеняются неистовым интересом от каждой новой вспышки камеры. Каждый щелчок пробуждает желание раствориться в снимках, как в океане, стать частью особенной истории, которую создаешь сам. Бесконечный трёп Карла, который трётся за спиной фотографа, почти его не напрягает. Ему хочется в это верить, потому что завалить третью в его жизни фотосессию он не имеет никакого права. Директор агентства не закроет глаза даже на малейшую ошибку, потому что моделям без непосредственного опыта никто потакать не станет, ни при каких обстоятельствах.

Хенрик Холм вступил в ряды моделей год назад волей случайности. Он учился на третьем курсе в университете на факультете актерского мастерства, попутно подрабатывая официантом в одной уютной кофейне Kaffebrenneriet, и даже не мечтал о модельном бизнесе. Однажды на него обратила внимание директор известного модельного агентства в Осло «ManiaModels», Камилла Ларсен, и предложила работу. Хенрик считал себя далеко не красавцем, скорее невзрачной тенью в большом городе, хотя никогда не был обделён вниманием, как девушек, так и парней. Не взирая на издёвки друзей, он не стал отказываться от столь выгодного предложения и до сих пор ни капли не пожалел о своём поступке. Ему никто не обещал золотые горы и не засыпал деньгами с первых дней работы. Все начиналось с примитивной рекламы одежды и скромного жалования, а закончилось дорогостоящим контрактом и подиумом.