Текст книги "Соврати меня (СИ)"
Автор книги: Яна Лари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Глава 15. Бог с тобой
– Какое ещё желание? Мир, о чём ты?
Интонации неразличимы, слышимость, как сквозь вату. Это кровоток шумит в ушах, бурлит и плавит жилы. Я мягко сжимаю изящные скулы, не позволяя отстраниться и оставляя сантиметры между нашими губами. Сомневаюсь... Хотя нет, ни черта я уже не сомневаюсь. Вдыхаю запах клубничного блеска и гул в ушах достигает пика, из-за чего кажется, что промедление разорвёт меня на части.
– Отпусти меня, паучонок.
Маша медленно моргает, бледнея как снег. Понимает, к чему я веду. Сейчас определённо дошло. Во взгляде стоит тот же застарелый ужас, с каким она смотрела на жужжащую в моих руках машинку. Пытается отшатнуться, но я крепче сдавливаю пальцами мокрые щёки. Фарфоровая кожа мерцает россыпью дождевых капель. В испуганных глазах отражается лицо Димы. Хоть он далеко, я всё равно вижу в них не себя, а его, что справедливо и логично, но сейчас злит не на шутку.
– Не надо, Мир...
– Надо. Мне надо.
Склонившись, ворую то, что предназначено вовсе не мне, заведомо осознавая, что отклика на свои действия не получу. Она сильно напугана. Не так нужно было и не сейчас, да мне уже всё равно. Машины губы с привкусом летнего дождя: мягкие, но неподатливые. Целую их с остервенелой жадностью. Требую ответа, принуждаю, не в силах смириться с отказом.
Маша несколько мгновений продолжает стоять неподвижно, затем упирается холодными узкими ладонями мне в грудь, отталкивает. По крайней мере пытается оттеснить. Хотелось бы разочароваться, но мне нравится. Я хочу её – непокорную, чужую. Теряю голову, свободной рукой в беспорядке шаря по напряжённой спине. Сминаю ладонью упругие ягодицы, царапая кожу острыми краями пайеток. Силой прижимаю к гудящему паху. Мне бы остановиться. Наш принудительный поцелуй, давно лишившийся всякой бережности, свинцом расходится по венам, льдом сковывает мышцы и только сердце отчаянно жаждет продолжения. Голос разума молит остановиться, колет меж рёбер напоминанием о последствиях, кричит, что никакой радости от краденного получить не удастся, что может быть лучше – в тысячу, в миллион раз ярче. Я всё понимаю, и всё равно, физически просто, не могу оторваться.
Сознание возвращается с новым ударом грома. Старый пирс вибрирует под нашими ногами.
– Ты... что на тебя нашло? – дёрнувшись, точно попавшая в сети рыбка, Маша с силой толкает меня в грудь. Ошарашенное лицо от прилившей крови покрывается алыми пятнами.
Я никак не комментирую свой порыв, не реагирую на попытки вырваться из хватки моей правой руки. Кое-как стаскиваю с себя пиджак и накидываю его на голову паучонка, затем заключаю её в тесное кольцо своих объятий.
– Видишь, что ты со мной делаешь? Поверь, Диму колбасит примерно так же...
– Даже не начинай! Пусть Дима мягкий, но он благородный и рассудительный. А ты что устроил?! Испорченный деньгами мальчишка! Ни стыда в тебе, ни совести.
В голосе дрожит упрёк, но взгляд абсолютно стеклянный. Ещё не пришла в себя. Да здравствует спасительный шок.
– Где я, а где совесть? До тебя только сейчас дошло? – подставляю разгорячённый лоб дождю. – Помолчи и дай мне договорить. Не знаю, чем ты так ослеплена или какие цели преследуешь, что скоро алтарь вашим отношениям поставишь, но, прежде, чем начнёшь ему молиться, хоть ненадолго включи мозги и, вместо того, чтобы сравнивать нас, возьми, да подумай – кто ты и кто он.
– Замолчи. Смирись уже! Что бы ты ни сказал, наше доверие тебе не разрушить. Дима не станет притворяться. Он просто не умеет.
– Он не умеет, а вот ты зачем-то пытаешься. И зачем-то пытаешься закрыть глаза на то, что его родители за год о вас не узнали. Год, Маша! Не многовато ли?
– Ты бредишь, я с семьей Исаевых знакома почти столько же, сколько с тобой – выскальзывает она из моих рук. Я не пытаюсь удержать. Кураж уступает место усталому безразличию.
– Знакома в качестве кого – падчерицы моего отца? Не спорю, как бедная сиротка ты всех устраиваешь.
Зло хохотнув, направляюсь к машине.
– Я не сиротка, – рычит она мне в спину. – У меня есть мать!
– Вот именно. У тебя где-то есть мать, породниться с которой никто в здравом уме не согласится. Предложи Диме, чтоб представил тебя в качестве своей девушки, убедишься.
– Ты нечисть, – дрожит всхлипом за треском молнии. – Моральный урод.
– Ещё какой.
– Не все люди сволочи, но тебе обязательно нужно опустить каждого на свой уровень.
Клинический случай.
Хотя, оно и к лучшему – не нужно будет делать чёртов выбор.
– Ладно, паучонок, ты меня раскусила, – колюче усмехаюсь, обнимая себя руками за плечи. Лето летом, а дождь никто до комфортной температуры не подогрел. – Больше я между вами не лезу. Любите друг другу мозги сколько влезет, я умываю руки. Дай только до дома тебя довести, и поеду каяться перед Димой.
Дождавшись, когда Машка хлопнет дверью, завожу мотор и выезжаю на дорогу. Сосредоточенно смотрю перед собой, наслаждаясь последними моментами близости. Она почти сразу сердито отворачивается к окну, сжимая мне сердце редкими всхлипами. Ад какой-то. С меня хватит, пора прекращать это безумие.
Бог с тобой, золотая рыбка! Твоего мне откупа не надо...
Глава 16. Проблема только в нас двоих.
Маша
Выходные после гонки проходят в раздумьях над бесконечной вариацией одного и того же вопроса – а что если? Что если Мир не из вредности высмеивает мои надежды на будущее с Димой? Что если Дима, как и я, подходит к отношениям ответственно и просто не хочет торопить события? Продолжать в том же духе можно сколько угодно, но число ответов останется равным нулю, потому что правда выясняется только опытным путём.
На журнальном столике уже не первый день лежит коробка с телефоном, которую оставил Мир пока я принимала душ. Естественно, обнаружив следы чужого присутствия, я первым делом заперла все окна в доме и только затем осмотрела свой новый девайс. Смотреть там было особо не на что. Возможная цена и навороты меня не интересуют, а единственным вбитым в него номером, подписанным "Братец Мир", я твёрдо намеренна никогда не воспользоваться. Зато часто порываюсь набрать по памяти номер Димы, чтобы извиниться за слабохарактерность, ведь он с самой ночи гонок безрезультатно осаждает мой дом.
Вот и сейчас, смотрю на цифры и снова стираю. Отношения в которых постоянно присутствует чувство вины действительно нездоровы. Не хватало начать оправдываться за банальную потребность привести свои мысли в порядок, а помня о поразительной способности Димы всегда выходить сухим из воды, это произойдёт уже на первых минутах разговора.
Трель дверного звонка заставляет меня встрепенуться и решительно сбежать по ступенькам вниз. Если что-то выяснять, то только глядя в глаза. К тому же добровольное заточение вместо искомой ясности ума вызывает лишь желание побиться головой о стену. Вероятно так и попадают в психушку.
– Малыш... – за дверью действительно стоит Дима. Сердце на миг сводит от его вида: пшеничные волосы растрёпаны, скулы покрыты светлой щетиной, внешние уголки глаз опущены ниже обычно, а взгляд настолько потерянный, что с видимым трудом отрывается от порога. – Маш, прости меня. Я не должен был позволять ему увезти тебя. Не злись, моя хорошая, очень тебя прошу.
Хочу улыбнуться в ответ и не получается.
Устало качаю головой.
Проблема не в посторонних. Проблема только в нас двоих.
– Я не злюсь, – шагаю вперёд, но только для того, чтобы он не смог протиснуться в дом. – Почему ты так решил?
– Твой телефон третий день отключен, что ещё я должен был решить?
– Я его сменила, – сухо рвётся с языка. – Вместе с номером. Только и всего.
Я вздрагиваю, когда Дима мягко обхватывает ладонями моё лицо.
– Что с тобой происходит, Маш? – он нежно поглаживает большими пальцами кожу у меня под глазами, хмурится. – Мир тебя чем-то обидел?
– Мы сейчас будем говорить о твоём друге? – голос против воли приобретает дребезжащие нотки. Надо бы успокоиться и взять себя в руки, иначе внутренняя дрожь разрушит всю видимость самообладания, но Дима порывисто склоняется к моим губам. И это его сокрушительный промах. – Перестань!
Дыхание сбивается. В последний момент упираюсь ладонями в крепкую грудь.
Второй раз я не дам застать себя врасплох.
– Маш, ты чего?
– Ничего! – пытаюсь подавить застрявшее в горле ощущение, которое обычно является предвестником слёз. – Если хочешь обсудить своего шибанутого друга, который чуть не довёл меня до сердечного приступа, то смело иди... мимо.
– Мир заверяет, что тебя стошнило прямо на платье и вам пришлось ехать сразу домой. Я это хочу обсудить, – говорит он с нажимом. – Ты сделала по-своему, но почему-то осуждаешь меня. Малыш, я честно предупредил, что так может случиться. Ты у меня такая хрупкая, уязвимая...
– Хватит! – я рассеяно прикасаюсь к губам, чувствуя, как вспыхивает моё лицо, при воспоминании о том, чем на самом деле закончились гонки. Жёсткие пальцы Мирона словно наяву снова сминают тонкое платье, впиваются в бёдра, мешая мыслить связно. – Стой, где стоишь, – опережаю попытку Димы приблизиться. – Меня не от скорости тошнит. Меня тошнит от вас обоих.
– Маш, да что я такого сделал?
– Лучше спроси, чего ты не сделал, – заглядываю ему в глаза. – Кто ты и кто я, да?! Наследник самого Исаева и обычная студентка журфака, у которой из ценных бумаг, только блокнотик с заметками. Когда ты собираешься рассказать о нас родителям?
Я, наконец, сбрасываю камень, который с лёгкой подачи Мира давит мне на сердце, а Дима меняется в лице, словно тот упал ему на ногу. Неловкость добавляет жара моим горящим ушам, когда он делает несколько шагов назад, сжимая рот в твёрдую линию.
– Они знают, Маша, – он тяжело дышит, играет желваками. – Не знаю, кто и зачем забивает дурью твою светлую голову... Почему ты вдруг начала ставить под сомнение мои чувства? Да если бы я хотел просто секса, я бы давным-давно тебя напоил и наутро поставил бы перед фактом! Но я не тороплю. Не рассказываю, чего мне это стоит. – Дима неожиданно резко подаётся вперёд, обхватывает мои плечи и припечатывает к стене. – Ты знаешь, каково это, когда в тебе гудит каждый сосуд?
На короткое мгновение губы обжигает поцелуем, не таким, как обычно – словно я фарфоровая кукла, а злым, отчаянным, но Дима практически сразу возвращает себе самоконтроль.
– Дим, ты... – опускаю голову, не в силах смотреть ему в глаза.
– Они знают, Маша, – повторяет он жёстко сквозь сорванное дыхание. – Через три недели родители вернутся с Майорки, сама убедишься. Если моего слова тебе стало недостаточно.
– Не обижайся, – к горлу подкатывает тугой ком, каждое слово даётся труднее предыдущего. Непросто подвергать сомнению искренность того кто, в отличие от меня самой, ещё ни разу не дал повода для недоверия. – Я просто пытаюсь понять, зачем ты со мной?
– Затем, что рядом с тобой мне море по колено и единственное, чего я не смог бы, это отказаться от тебя, – Дима коротко целует меня в лоб, а я невольно призываю всю свою интуицию, силясь распознать в его голосе фальшь. В итоге лишь усугубляю собственное чувство вины, которое он безжалостно заколачивает в меня хриплым шёпотом: – А ты, Маша? Что для тебя наши отношения? Думаешь, где-то трава зеленее? – кивает он в сторону забора Арбатовых. – Так сходи, проверь. Ну же! Хватит рвать мне душу. И повод искать не нужно, проведаешь больного брата. Боже! Не верится, что ты заставляешь меня через это проходить, говорить неприятные вещи, выбирать...
– Хватит, остановись, – внутренности скручивает таким резким спазмом, что голос сипнет. Мне хочется извиниться за то, что чувствовала с другим, за то, что позволила другому, только это значит вогнать разделивший нас клин ещё глубже. Молчание душит чувством собственного ничтожества. Пытаюсь увести разговор в нейтральную плоскость, но за каким-то чёртом спрашиваю совсем другое. – Что с ним?
– Простыл где-то, – Дима говорит очень тихо.
– Понятно, – натягиваю на онемевшие губы улыбку, теряясь под его проницательным взглядом.
Это невозможно, но ощущение такое, будто он видит в моих глазах недавний ливень и то, как Мир накрыл меня своим пиджаком.
– Дашь знать, когда разберешься в себе.
Мне не хватает воздуха, чтобы его окликнуть. Растерянно смотрю в спину удаляющегося Димы и признаю, что не могу ничего сказать в своё оправдание.
Что ж, я никогда не умела скрывать эмоций.
В гардеробной снимаю с вешалки пиджак сводного брата. Он чист и выглажен, но, повинуясь какому-то совершенно неподконтрольному себе порыву, зарываюсь носом в жёсткую стойку воротника. Закрываю глаза и снова вижу Мирона. Его настойчивые губы, бесстыжий взгляд. Это больше нервирующе, чем приятно, больше смятение, чем страх. Я веду себя глупо. Он делает меня такой. Дима прав, нужно вовремя выкидывать из своей жизни всё лишнее, иначе в свалке ненужных деталей главное затеряется так глубоко, что можно вовек не отыскать.
Не давая себе опомниться, срываюсь к соседнему коттеджу. Шум сердцебиения заглушает торопливые шлепки босоножек по тротуарной плитке, но перед массивной резной дверью моя решимость в значительной степени угасает. До боли закусываю край нижней губы, потому что сумерки не время для визитов к одиноким парням. Особенно к таким, которые предпочитают лечиться виски и даже будучи в трезвом уме способны выкинуть что угодно. Например, силой взять то, что им не принадлежит, как это случилось на причале.
Отмахнувшись от назойливых мыслей, прерывисто вздыхаю и надавливаю на кнопку звонка. Трель по ту сторону двери проносится по венам кипятком, вызывая малодушное желание развернуться и задать стрекача пока ещё есть такая возможность.
Тревога гонит меня прочь и она же удерживает на месте. Мир достаточно безответственен, чтобы запустить болезнь, а простуда достаточно коварна, чтобы за это отыграться. Мне нужно убедиться, что сын воспитавшего меня в любви отчима в порядке. Не съест же он меня в самом деле? Наверное.
Глава 17. Прятки
В доме Мирона нет.
Дверь оказалась незапертой, я заглянула в каждую комнату на обоих этажах, но обнаружила только одинокого сверчка. И чуть не сбила ополовиненную бутылку виски, почему-то оставленную на полу в проходе.
Ведомая уже не столько тревогой, сколько любопытством, иду на плеск донёсшийся со стороны бассейна. Маловероятно чтобы Мир решил сбить жар, окунаясь в прохладную воду. Это как минимум абсурдно, ведь сумерки давно остудили полуденный зной. С другой стороны, подобная придурь вполне в его духе.
Бассейн к моему недоумению пуст. Изумрудная подсветка освещает каждый его сантиметр и глядя на то, как облетевшие лепестки жасмина колышутся на поверхности воды, напрашивается вывод, что больной, благополучно завершив водные процедуры, скорее всего, уже заливает в себя какую-нибудь благородную микстуру многолетней выдержки.
Со стороны беседки доносится негромкая музыка. Та же композиция, что и у меня на рингтоне – Hey You. Это открытие неожиданно вызывает прилив одобрения. Не так безнадёжен братец Мир, как я о нём привыкла думать.
Однако за столом снова ни души. Растерянно мотаю головой, силясь разглядеть среди декоративных кустарников рослый силуэт сводного брата. Не мог же он испариться? Я совершенно точно слышала плеск и, кажется, даже дьявольский смех Арбатова.
Треск и шелест с правой стороны привлекают моё внимание к разделяющей наши дома ограде. Территория залита мягким светом садовых фонарей, позволяя во всех деталях разглядеть продирающегося прямиком через клумбу Мирона, на котором, помимо тёмных плавок, только кое-где налипшие на мокрую кожу листья. Вид смуглого атлетически сложенного мужского тела заставляет меня нервно засопеть.
Не глядя отправляю пиджак на кучу сваленных на скамейке вещей. Ну его в зад, я на такое не подписывалась.
– Машенька, я знаю, что ты где-то рядом, – вдруг заговаривает Мир, поигрывая гибким прутиком, но смотрит, слава богу, в противоположную беседке сторону. – Выходи, моя сладкая девочка, иначе мне придётся тебя как следует выпороть.
Моё замешательство стремительно приобретает оттенок тревоги. Единственная связная мысль в голове – это осознание того, что Арбатов спятил, а двухметровый забор мне нипочём не преодолеть. Мозг бешено работает над поиском места, где можно затаиться и идея влезть на ближайшую яблоню выглядит тем привлекательнее, чем нетерпеливее хлещет прутик по его ладони.
– Машу-у-уль... – вкрадчивый голос будто бы смакует каждую букву моего имени. – Считаю до пяти, и лучше бы тебе меня не дразнить.
Взволнованно переплетаю пальцы, стискивая их так, что становится больно.
Больной. Ненормальный. Маньяк!
– Оди-и-ин...
Стараясь производить как можно меньше шума, переступаю широкую скамейку и бочком протискиваюсь через поросли жимолости, высаженной вокруг беседки живой изгородью.
– Два-а-а...
Песня доигрывает, оглушая тишиной. Я замираю вместе с последними аккордами, гадая не слишком ли громко дышу.
Ой, нет. Он оборачивается. Впивается внимательным взглядом в стол, осматривает каждый из подпирающих кровлю столбов. Неторопливо разминает шею...
Его плотоядная улыбка заставляет сжиматься внутренности. Жуть какая. Мне никак не удаётся вспомнить, сколько человек может продержаться без воздуха, но даже перспектива задохнуться сейчас пугает меньше нетрезвого Арбатова, делающего решительный шаг в мою сторону.
Как можно более плавно пячусь назад, пока не упираюсь спиной в ствол раскидистой яблони. Треск ветки под ногой раскатом грома сотрясает мои нервы, и сразу же гаснет за тихой игрой гитарных струн. Песня начинается сначала.
– Три-и-и...
Я зажмуриваюсь.
– Ах вот ты где, – звучит сквозь звонкий девичий смех.
Выдыхаю и распахиваю глаза. Несколько раз моргаю, пытаясь прийти в себя, а затем со скрипом осознаю, что нас здесь, оказывается, трое.
– Мне нужно было отойти, – со стороны неосвещённой бани походкой супермодели идёт высокая шатенка. Однако, поравнявшись с Мироном, не останавливается, а горделиво вплывает в беседку, разворачивается спиной к моему укрытию, и только затем тянет красивым грудным голосом: – прости, дружок, третий бокал был лишним.
– Плохая девочка, – лениво пропускает он гибкий прутик между пальцами свободной руки, проводит им вдоль острых скул девушки, щекочет изящную шею, спускает к груди. – Раздевайся, отшлёпаю.
Я нервно облизываю губы. Интересно, Мир долго будет меня тролить, если я сейчас вывалюсь из зарослей жимолости? Да что гадать – вечность как минимум.
Вот это влипла, так влипла.
– Не забывайся, красавчик.
– С чего бы?
– Я могу и передумать.
– Не передумаешь, Машенька, – самодовольно улыбается он, останавливаясь перед своей ночной гостьей, и мне решительно не нравится то, как многообещающе это звучит.
Моё укрытие позволяет видеть происходящее во всех деталях. Шатенку, полулежащую на столе, и нависающего над ней Мира. Если он оторвёт глаза от выреза её платья и посмотрит вперёд, то в образовавшемся в жимолости лазе может встретиться со мной глазами.
Насмешливый взгляд, складка между бровями, тёмная родинка на ключице – всё это видно так отчётливо, что невидимый ток пробегает под кожей, разгоняя кровь горячими толчками. Зачем-то прикасаюсь к губам, вспоминая требовательный натиск губ Мирона и это вдруг сладко отдаёт в низ живота, а страх только взвинчивает пикантность положения. Сейчас, когда я надёжно скрыта тенью, близость сводного брата не кажется чем-то опасным, наоборот – взгляд как завороженный ловит каждое его движение. Вот длинные пальцы сжимают колени девушки, медленно раздвигают их в стороны, затем с нажимом скользят вверх по бёдрам, ныряют под подол короткого платья. Дима никогда не трогал меня там, и мне неожиданно становится любопытно, какие ощущения она сейчас испытывает. Так любопытно, что вспыхнувший интерес подавляет даже какое-то собственническое чувство, царапнувшее глубоко в груди.
Вот ещё, глупость какая. Ни в одной из возможных версий будущего я не вижу своего взбалмошного недородственника в качестве возможной замене Диме. Бред.
– Я же говорил, не передумаешь, – ухмыляется Мир, стягивая с её стройных ног полоску чёрного кружева. – Такие горячие штучки всегда знают, чего хотят.
– Правильно, знают, – приподнимает она бёдра, помогая ему задрать ткань своего платья к талии. – Поэтому я сейчас с тобой, а не с другим. Так что постарайся не оплошать.
Ну нет. Они что, собираются заняться любовью прямо здесь?! А мне, что теперь делать? Я и без того чувствую себя ужасно, ибо разум реагирует на ситуацию осуждением, а тело – постыдно полыхает в ожидании продолжения.
– Ты сейчас со мной, только потому что у меня дикий стояк на твоё имя, – хрипит Мир, ловко стягивая платье через её голову. – И на шикарные сиськи, пожалуй, тоже...
К моему удивлению, шатенка вместо того чтобы обидеться, грациозно ложится спиной на стол, позволяя нам обоим как следует разглядеть свои выдающиеся формы. Я едва дышу от странной зависти, при виде того, как смуглые пальцы Мирона расходятся веером по жемчужно-белым полушариям её груди. Это так естественно, правильно и... больно.
Неожиданно Мир отстраняется, и завороженная происходящим, я ощущаю укол разочарования. Пусть я неопытна, но имею кое-какое представление, чем могут заниматься мужчина и женщина. Что правда те видео, которые пару раз подсовывал мне Дима не идут ни в какое сравнение с трепетом от реальной картинки. Это всё равно что без последствий побывать на чужом месте.
Есть всё-таки что-то волнующее в подглядывании – не столько страх попасться, сколько перспектива не попасться. У меня кончики ушей пекут от стыда как обожженные, а я всё равно не хочу, чтобы он останавливался. И понимаю ведь! Понимаю, что если продолжу смотреть, завтра не буду знать, куда прятать глаза, но никакие силы не заставят мой взгляд оторваться от жилистых рук, спускающих вниз тесные плавки. Я никогда раньше не видела вживую голого парня, и теперь схожу с ума от потребности это исправить.
Ох, мама... Я знала примерно что именно увижу, но то ли природная неловкость, то ли подлая мысль, кого так бесстыже разглядываю, заставляет меня на миг сомкнуть веки и рефлекторно сжать бёдра. Я точно буду гореть в аду. Уже полыхаю.
Тихий шелест возвращает моё внимание к сводному брату. Мир в этот момент бросает под ноги серебристый квадратик фольги и раскатывает прозрачный латекс по всей длине напряжённого члена. Когда он вклинивается между длинных широко разведённых ног своей гостьи, у меня внутри всё переворачивается. Потом ещё раз. И ещё – в такт жёстким шлепкам соприкасающихся тел.
– Маша...
Его хриплый стон бьёт по телу откликом такой мощи, что я неловко ударяюсь спиною о ствол. А вот и кара небесная не заставила себя ждать – несколько твёрдых незрелых яблок, с невообразимым грохотом прокатившись по крыше, падают мне на голову. Почти так же больно, как эхо его толчков внутри меня.
– Красавчик, мы разве здесь не одни? – звучит немного отстранённо.
– Ветер, – следует уверенным ответом.
Не веря своему везению, размыкаю зажмуренные веки... чтобы встретиться глазами с Арбатовым.
Вряд ли он может разглядеть что-то помимо нечёткого силуэта – это они резвятся на самом свету, в то время как я притаилась в тени – но смотрит Мир прямо мне в душу. Мгновение его растерянности, затем короткий взгляд в сторону – туда, где на скамейке лежит злосчастный пиджак, и по губам сводного брата проскакивает злая ухмылка. Понял – осознаю, едва держась на подкосившихся ногах.
В нём что-то перемыкает. Во мне что-то перемыкает. Мы словно остаёмся вдвоём, наедине со взвившемся в воздухе томлением. Не в состоянии сбежать от происходящего, во все глаза наблюдаю, как он наматывает длинные волосы моей тёзки на руку, открывая себе доступ к покорно выгнутой шее. Касается губами белой кожи, нарочито медленно скользит языком к ключицам, прикусывает острые плечи, и всё это вызывающе глядя прямо на меня. И всё это находит во мне острый ответ.
Слушая стоны и рычание, видя как чужое тело извивается и вздрагивает под его натиском, я испытываю только выматывающий голод. Нет больше ни робости, ни страха, одна потребность дотянуться до чего-то жизненно важного. И есть в происходящем какое-то извращённое удовольствие, что-то такое, что заставляет поверить, будто это моя грудь колышется вверх-вниз с каждым резким толчком бёдер Мира, будто это меня он разрывает изнутри, выбивая из горла хриплые стоны. Так бесстыдно, так горячечно сладко, так мучительно. Я обмираю, наблюдая, как кто-то другой получает то, чего мне сейчас хочется больше всего на свете. Это она ласкает пальцами его гибкое разгорячённое тело, она выгибается под сильными руками. А я... Я только и могу, что крепко зажимать рот ладонью, чтобы не стонать в унисон с чужими криками, теряя последние остатки гордости.
– Да! – практически кричит девушка, запрокидывая раскрасневшееся лицо. – Ты монстр, красавчик... Просто космос...
Мир кусает губы, удерживая мой взгляд, пугающе красивый в мягком свете фонарей, желанный до слёз сбегающих по пылающим щекам. Темп его движений становится хаотичным, когда он толкается вперёд ещё несколько раз, прежде чем резко остановиться и что-то зло выдохнуть сквозь зубы, отчего мне становится тесно в собственном теле, а из горла рвётся тоскливый всхлип. Кажется, ему сейчас достаточно до меня просто дотронуться и я разлечусь на атомы ко всей многочисленной чёртовой родне.
Мир переводит дыхание, затем отстраняется, возится с плавками, надевает спортивные штаны. Что-то делает в телефоне, отсюда не видно что, да и неважно сейчас. Всё неважно. Перед глазами лёгкая пелена, меня колотит от пульсирующей боли в промежности. Худшего наказания за глупость не придумать.
– Я вызвал такси, – беззаботным тоном сообщает Мир, ныряя головой в вырез черной борцовки. – На сборы от силы пара минут, тебя там в клубе парень должно быть обыскался.
– Ты бы мог занять его место, красавчик, – мелодично смеётся красотка, натягивая платье.
– Серьёзно? – кривит он угол рта в нахальной ухмылке. Даже голову поворачивает в её сторону. – Тогда давай знакомиться! Меня зовут Евпатий. Один момент, уточню, когда жена с дочерьми прилетает. Должна была на рассвете, время ещё есть.
– Говнюк, – хмыкает она, забирая со скамейки клатч.
– Моё второе имя, – салютует Мир, провожая гостью весёлым взглядом.
Едва стук каблуков затихает за углом дома, я осторожно пробираюсь обратно в беседку. Меня подташнивает от стыда и шатает от неудовлетворённости. Не отрывая глаз от пола, пытаюсь прошмыгнуть к бассейну.
– Стоять, – рявкает Мир, хватая меня за локоть, затем прижимает к себе так тесно, словно я его собственность. – Всё рассмотрела, маленькая извращенка, м? И что прикажешь с тобой делать?
– Отпусти, – выдыхаю взволнованно сквозь зубы, чувствуя, как от жара его тела земля уходит из-под ног.
– Даже не надейся.
