Текст книги "Из России с любовью (СИ)"

Автор книги: Яна Кельн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Глава 1. Вот ты какой, цветочек аленький.  

Дверь в комнату резко распахивается, и ее полумрак разрезает луч яркого электрического света. Парень, сидящий за компьютером и тщательно изучающий дорожки ровных черных букв на мониторе, обернулся на раздражитель и скривился. К учебе он сегодня уже не вернется. В комнату быстрым шагом вошел второй молодой человек. Дверь за ним захлопнулась с громким стуком, вновь отрезая неуместный сейчас поток света. Он подошел к мальчику за компьютером, быстро наклонился и поцеловал. Нагло, жадно и требовательно, но ему никто не ответил. Мальчик отвернулся, сохранил изменения в документе и закрыл его, полностью сосредотачивая внимание на нарушителе его спокойствия.

– Что ты хочешь? – более грубо, чем было необходимо, спросил он.

– М-м-м, ты же знаешь ответ на этот вопрос, – беловолосый юноша, как кот, потерся головой о подбородок мальчика.

– Дилан, убирайся, – прошипел он, резко оттолкнулся ногами от пола и откатился от брата на безопасное расстояние.

Дилан Харрисон выпрямился, брат скрылся от его горящего взора за полоской голубоватого свечения в темном углу. Но это не значит, что ему удастся там окончательно спрятаться. Дилан знал, что это игра, уже порядком надоевшая, но неизменно присутствующая каждый раз, когда он хотел затащить брата в постель.

– Генри, – парень приблизился к беглецу, наклонился, опираясь руками о подлокотники кресла, – Ты же знаешь, где все закончится, прекрати ломать комедию. Марш в койку, – выдохнул он в лицо, что было зеркальным отражением его собственного.

Бледная кожа, что, казалось, светилась в темноте, синие пронзительные глаза, насыщенного цвета, аккуратный носик и губы, обычные, не тонкие и не пухлые. Поражал только их цвет, ярко-розовый, будто накрасили увлажняющей помадой с нежным оттенком. Сейчас они соблазнительно блестели от влаги из-за того, что Генри нервно проводил по ним языком, стараясь держать себя под контролем. Над верхней губой, с левой стороны, маленькая темно-коричневая точка, еще одна родинка под правым глазом.

– Родители…, – простонал Генри Харрисон, прикрывая глаза ладонью.

– Отец только что звонил, – Дилан небрежно помахал дорогим телефоном в воздухе, – их не будет дома сегодняшней ночью. Иди сюда.

Реакции на приглашение Дилана не последовало, упрямый братец так и остался сидеть, утопая в своем кресле и закрывая половину лица. Губы его шевелились, он что-то шептал, но расслышать и понять что, парень не мог, да и не хотел. Манящие губы Генри его сейчас волновали только как объект для поцелуев. Он с силой дернул брата за руки и упал на кровать, что так уместно оказалась слева от него. Генри не устоял и полетел следом. Миг, и он уже вжат в мягкое одеяло телом Дилана. Губы брата накрывают его губы в требовательном поцелуе, а синие омуты с наслаждением следят, как широко распахиваются его глаза. Генри попытался что-то сказать, но вместо этого получилось невразумительное мычание, дернулся, чтобы скинуть с себя близнеца, но не смог и сдался на милость победителя.

Свет от монитора освещал две фигуры, барахтающиеся на кровати. Генри еще раз попытался отстранить брата, толкая его раскрытыми ладонями в грудь. Но Дилана уже ничто не могло остановить, потушить пожар, съедающий заживо, могла только близость этого парня. Он просунул руку под голову и дернул за волосы на затылке, зажимая в кулаке короткие пряди и не давая Генри возможности отвернуться. Дилан смотрел на своего брата-близнеца, друга, любовника, человека, ближе которого на свете нет, и быть не может, и в его взгляде читалась снисходительность и насмешка. Потому что парень знал, что Генри нужно хорошенько встряхнуть, чтобы добиться реакции, а когда в нем просыпалась страсть, он мог быть шокирующе горячим. Но эту страсть прежде стоило разбудить. Он еще раз поцеловал Генри, на этот раз нежно и мягко, провел кончиком языка по губам, прося приоткрыть рот и уступить, откинуть стыд и жесткий самоконтроль, который стал для обоих близнецов второй кожей. Генри тяжело вздохнул и позволил брату скользнуть в рот, а Дилан словно этого и ждал, с победным рыком принялся осваивать отвоеванную территорию. Оперся руками на кровать, с обеих сторон от головы брата, прижал его еще сильнее, бесстыдно потираясь пахом о его пах, ласкал языком, касался неба, зубов, заигрывал с языком Генри, приглашая того, наконец, принять участие в игре. Самообладание младшего близнеца вспыхнуло и осыпалось горсткой белого пепла, разум туманился от наслаждения, распадаясь на множество маленьких частиц, которые были не в состоянии сформировать ни единой целой мысли. Тело выгнулось навстречу ласкам, прося о большем, руки обвили шею Дилана, притягивая ближе.

Но Дилан не смел торопиться. Эта ночь в их полном распоряжении, и он хочет насладиться каждым мгновением, каждым вздохом и стоном. Братья целовались долго, смакуя каждое движение губ и языков, то лениво и медленно, то позволяя страсти вспыхнуть вновь, и тогда поцелуи превращались в грубые, почти укусы, терзающие губы до крови.

– Хочешь? – Дилан на мгновение оторвался от сладких губ, чтобы лизнуть родинку.

– Да! – вырвалось у Генри само собой.

– И почему тогда тебя всегда приходится так долго упрашивать?

Дилан снял домашнюю футболку с брата, обнажая белую кожу, плоский живот с упругими мышцами, россыпь родинок, словно любимого посыпали шоколадной крошкой и две бусинки ярко-розовых сосков. Он провел теплыми ладонями по телу, начиная от плечей и заканчивая полоской, где проходила грань спортивных штанов из мягкой ткани.

– Ты нарочно надо мной издеваешься? – проворчал Генри, ерзая под братом, который еще несколько секунд назад казался заведенным до предела, а сейчас сидел на нем и совершенно спокойно рассматривал тело, которое в любую секунду может увидеть в зеркале, стоит только задрать одежду или подойти к тому обнаженным.

– Нет, хороший мой, сегодня я вознагражу нас за примерное поведение, – хохотнул Дилан.

Его губы прихватили мочку уха, язык скользнул по нежной коже шеи. Генри застонал и выгнулся, шея была его слабым местом, каждый миллиметр являлся эрогенной зоной, брат знал и с удовольствием пользовался. Дилан с упоением проложил дорожку поцелуев по торсу парня, рывком снял штаны, оставляя брата обнаженным. Восхитительный контраст. Белое тело на темно-сиреневых простынях в ласке серебристо-голубого света.

Промедление Дилана заставило брата всхлипнуть в нетерпении. Он знал, что его сейчас ждет и от предвкушения этой необычайно любимой ласки в виртуозном исполнении старшего близнеца, Генри едва сдерживал себя, чтобы не сорваться на мольбу. Так давно не было даже откровенных прикосновений, что он уже забыл, как Дилан умеет убеждать.

Волна ни на что не похожих ощущений прокатилась по телу Генри, как только брат все же снизошел до него, она размазывала разум, плавила тело. Сильные руки, удерживающие бедра на месте, чтобы не вскидывались навстречу горячему рту, Дилан любил сам задавать ритм, любил вести и доминировать в их постели, Генри ничего не оставалось делать, как подчиняться брату. Его губы и гибкий умелый язык творили невообразимые вещи, любая проститутка удавилась бы от зависти, понаблюдав за минетом такого класса. Генри стонал, каждый раз пытаясь заглушить стон ладонью, но они все равно прорывались, оглашая комнату. Его жег стыд, как и всегда, когда они с Диланом переступали за черту братских отношений. Но отказаться от острого, необузданного, запретного наслаждения не могли. Дилан прекрасно знал о моральных терзаниях брата, его самого они не волновали, единственное чего парень опасался это то, что об этом узнают родители. Но и от них ревностно берег этот секрет только из-за душевного спокойствия Генри. Дилан усердно двигал головой, смотря на брата из-под косой челки. А тот уже уплывал в сказочную страну, голова запрокинута, стоны не сдерживаются, руки комкают одеяло. Бастион пал. Парень ухмыльнулся, насколько это возможно было с членом во рту. Миг и солоноватая жидкость горячим потоком разливается на языке.

Как только Генри замолк, Дилан подтянулся и поцеловал свою восстанавливающую дыхание жертву в губы, длясь с ним вкусом его же спермы. Жертва. Да, именно так всегда и считал Дилан, когда развращал брата в постели. Генри был слишком правильным на фоне беззаботного брата, для которого нормы морали и нравственности – пустота, и не более. Но к любому замочку можно подобрать ключик. Ключик, который открыл не только сердце, но и тело брата, Дилан подобрал давно. Но его личная любовь и боль каждый раз разыгрывала целый спектакль, чтобы потом страстно и самозабвенно орать под ним, разводя ноги, как шлюха со стажем.

– Генри, ты такой хорошенький, когда кричишь. Такой славный, когда кончаешь подо мной, – нахально шептал Дилан в ушко краснеющего брата.

– Отвали, – Генри отвернулся от ухмыляющегося брата и сглотнул, чтобы избавится от привкуса спермы, которым наградил его Дилан.

– Спасибо за благодарность, малыш, – притворно обиженно хмыкнул Дилан и перебрался на другую сторону от брата, чтобы вновь быть к нему лицом.

Генри закрыл глаза. Стыд, его снова сжигал дикий стыд за каждый звук, слетающий с его губ, за каждое пошлое движение брата. Но оттолкнуть Дилана было невозможно. Вероятно, потому что в глубине души он сам не хотел его отталкивать, просто не так легко переступить через нормы и правила, принятые обществом. И если то, что он гей, Генри принял легко, этим сейчас никого не удивишь, то не братскую любовь и желание к брату парень отрицал до сих пор, не смотря на то, что уже больше трех лет делил с Диланом постель.

Его руки сами потянулись к старшему близнецу, погладили нежную кожу под футболкой, медленно расстегнули джинсы, обвились вокруг шеи, притягивая к себе. Генри коснулся губ, робко и нежно, так, как умел только он. Дилан тут же застонал в нетерпении, сам отстранился, скинул одежду и вернулся к брату полностью обнаженным. Генри осторожно и медленно, словно впервые изучал, ласкал тело брата. Поцелуи не прекращались, они целовались вновь и вновь, утопая в ощущениях нежности и осторожности, смешанных с грубостью и животной страстью. Таковы были близнецы. Таковы были их натуры. Огонь и лед.

Генри обхватил плоть брата рукой и украдкой покосился на нее. Дилан всегда баловал его минетами, но ведь он сам не обязан этого делать или обязан? Генри снова терзался вопросом «быть или не быть?». Но в итоге решился. Дилан ждал, хотел и жаждал, он знал. Парень вздохнул и оторвался от губ, чтобы скользнуть в сторону и поцеловать за ухом, прикусить мочку, бесстыдно провести языком по всему уху, толкнуть в грудь и опрокинуть на спину, наклониться, вылизать ямку пупка, спуститься ниже, потереться о лобок, который всегда гладко выбрит, хотя Генри и не понимал этой причуды брата, провести языком по длинной напряженной плоти и, наконец, погрузить ее в рот целиком, чтобы оглохнуть от протяжного и пошлого стона близнеца. Молча отдаваться процессу Дилан не умел, секс с ним всегда сопровождался громким звуковым сопровождением. Генри только скривился и целиком погрузился в свое занятие, стараясь доставить брату, как можно больше удовольствия.

– Все, малыш, стой, – Дилан вцепился в его белую челку и потянул на себя, вынуждая выпустить мокрую плоть изо рта.

Генри послушался, снова потянулся к губам, покорно позволил себя уложить и приласкать рукой вновь твердую плоть. Дилан снова исчез на долю секунды. Но Генри даже не заметил его отлучки, парень уже жаждал куда большего, чем просто минет. Его выгнуло дугой, когда он, наконец, почувствовал тонкий цитрусовый аромат и прохладные скользкие пальцы Дилана около входа в тело. Брат усмехнулся и всунул сразу два, срывая с губ Генри жалобный стон, превращающийся в скулеж, длинные пальцы впились ногтями в руку Дилана, но тот не обратил никакого внимания, двигая пальцами внутри. Ему нравилось так, он хотел, чтобы Генри чувствовал его. Понимал, что с ним делают и кто с ним это делает, поэтому не мог удержаться от легкой боли, которую с удовольствием причинял брату.

Дилан коснулся закушенных губ Генри, поцеловал нежно, слизывая капельки крови и умоляя расслабиться, открыться, позволить большее. И Генри позволял. Толчок и они едины. Одно дыхание на двоих, два одинаковых тела, сливающихся в единое целое. Словно зеркальная гладь вдруг бесследно исчезла, и отображение человека слилось с реальным существом, и уже не понять, кто есть кто. Стоны в унисон и гармоничные движения, раз за разом уносящие в ту даль, откуда возвращаются только с криком умопомрачительного удовольствия на губах. Генри откинул свою стеснительность, потому что все было слишком. Слишком хорошо, слишком горячо, слишком жарко, слишком сладко, слишком необходимо, слишком страстно…. Господи! Как много этих слишком!

– Мой малыш, – прошептал Дилан в белобрысую макушку, поглаживая брата по животу.

– Заткнись, – прошипел Генри, лелея и взращивая чувство стыда.

Дилан послушно заткнулся, чувствуя, как брат начинает злиться. Парень только мысленно вздохнул, принимая уже привычное окончание бурного постельного удовольствия, осторожно высвободился из-под тела Генри, оделся и молча ушел.

Дом спал. Слуги может и слышали, что происходило в одной из детских комнат, но проверять никто не прибежал. Правильно, иначе с самого утра получили бы расчет. Дилан спустился по лестнице и вышел на заднее крыльцо большого двухэтажного дома. Сел на ступеньках и закурил. Перед глазами в тень деревьев тонкими серебристо-серыми линиями уходили садовые дорожки. Распустившиеся ночные цветы источали нежный аромат и светились бледным белым светом. Легкий ветер шумел в кронах деревьев, заставляя листву поведать миру свои тайны и секреты.

Красиво. Безусловно. Только Дилан не замечал этой красоты. Он чувствовал только никотиновую горечь на языке, такая же болью давила душу, заставляя последнюю истерично рыдать. Все, как всегда. Пора уже привыкнуть к холодности Генри. Но, черт возьми, почему каждый раз так больно?!!!

Недокуренная сигарета яркой вспышкой улетела в темноту небольшого парка. Близнецы, два отражения одного человека, единой сути, две половинки одной души. Черта с два! Схожи они только внешне. Больше ничего общего между братьями нет.

Дилан, импульсивный, темпераментный, взрывоопасный, развратный и пошлый, знающий, что он бесценен и на его пьедестал может подняться исключительно Генри. Не привык негде получать отказ, упорен в своих целях. Методы неважны, главное результат. Любит жизнь и все, что она дарит, любит риск и движение. Сдержан в своих суждениях, но порывист в страстях. Безумно любит брата не братской любовью, но не чурается измен. Его слишком много, он слишком всеми любим.

Генри, спокойный, где-то скромный, любящий одиночество, человек, никогда не идущий на открытый конфликт, но способный припомнить даже мелкую подлость много лет спустя. Любит одиночество, никого не подпускает к себе, обидчивый. Старается быть благородным, но при необходимости без зазрения совести ударит ножом в спину. Дилан его проклятье, его наказание, которое он избегает, но не может убежать далеко. Он словно лошадь на поводке, которая бегает по кругу арены, не имея возможности взвиться на дыбы и умчаться на свободу.

Близнецы…Они всегда вместе, дома, на учебе, в узком кругу друзей, в своих чувствах, в своих потребностях…

Дилан вскочил на ноги и со злостью пнул стену. Но злость не ушла, а к мерзкому настроению прибавилась еще и тупая боль. Нет, так невозможно. Резкий рывок двери, быстрый подъем на второй этаж. В комнате Генри темно, компьютер погас. Брат лежит, свернувшись клубком на одной стороне кровати. Ведь ждет, поганец. Нелепая улыбка выползает на лицо. Дилан сбрасывает одежду и забирается под одеяло, целует затылок, смешно фыркая от волос, что щекотали нос. Генри расслабляется, растекается лужицей, когда руки брата обнимают. Глаза закрываются сами собой, на душе мир и покой. Он рядом, дарит тепло и уже можно не думать о том, что было некоторое время назад. О том постыдном желании тела, да и чего уж врать, души, которое необходимо удовлетворять.

– Я люблю тебя, – шепчет Генри первым, понимая, что снова обидел брата своим поведением.

– И я люблю тебя.

Дилан уже не злиться, он как всегда все простил. В конце концов, у каждого из них есть свои слабости. Генри же прощает ему измены, так почему ему не простить скверный характер братца? Ведь так нужно иногда идти на уступки.

Разбудили Дилана крики внизу. Парень с трудом разлепил глаза, прислушался. Кричали родители. Часы на телефоне показывали шесть часов утра, солнце еще только раскрашивало небо в яркие краски, но не осмеливалось заглянуть в окно спальни. Дилан быстро вскочил и натянул на себя штаны. Родители могли бы понять то, что мальчики спят в одной кровати, близнецы всегда были очень близки, но вот объяснить им, почему парни в постели абсолютно голые, будет весьма затруднительно. Дилан вновь прижал к себе так и непроснувшегося брата, уткнулся ему в шею и попытался уснуть, но скандал набирал обороты, мешая провалиться в приятную, мягкую негу.

Дилан чертыхнулся, выбрался из-под теплого оделяла, Генри поморщился и повернулся на другой бок, шаря по кровати в поисках пропажи, никого не нашел, но так и не вынырнул из царства снов. Сейчас Генри Харрисона не разбудила бы и внезапно начавшаяся атомная война.

Старший близнец тихо, как мышка вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь, несколько осторожных шагов и перед парнем развернулось целое сражение. Внизу, в гостиной, что больше была похожа своей обстановкой на выставочный зал в музее интерьера, ссорились родители. Мать металась по просторной комнате, словно разъяренная фурия, смахивая дорогие статуэтки, пачкая каблуками дорогих дизайнерских туфель иранский ковер ручной работы. Прическа белокурой женщины растрепалась, непослушные локоны выскользнули из замысловатой укладки и торчали в разные стороны. Дилан никогда не видел мать в такой ярости.

– Я не потерплю этого ублюдка в своем доме! – припечатала женщина.

– Он не будет жить здесь! – кричал мужчина.

Лицо мистера Харрисона от злости пошло красными пятнами, жилка на шее пульсировала, кулаки были сжаты. Но мужчина не слишком яростно отстаивал свою точку зрения, опускал глаза в пол, избегая встречаться взглядом с синими, дикими, как у кошки, глазами жены, он чувствовал за собой вину, но и пойти на поводу у каприза жены не мог. Джошуа Харрисон и так задолжал этому человеку слишком многое, чтобы лишать его шанса на отличное будущее.

– Конечно, не будет, я не пущу его даже на порог! – холодно, но уже спокойно произнесла Тиана.

– Прошу, тебя, потерпи один вечер, – попросил мистер Харрисон.

Но мать на его просьбу только снова разразилась гневной тирадой. Дилан почувствовал, как сердце сжимается в тугой комок от страха, что этот скандал может закончиться разводом. Он никогда не видел такого, родители всегда были сдержаны и холодны в своих спорах, не срываясь на крики и оскорбления в адрес друг друга. По спине пробежал колючий холодок, проникая своими тонкими острыми лапками в самую глубь, дотрагиваясь до души, заставляя ее биться в панике.

– Мам, пап! – голос предательски дрожал и был жалок, в нем отразились все переживания, которые терзали Дилана, глаза жгли предательские слезы.

Родителей вид всклокоченного перепуганного старшего сына не впечатлил.

– Дилан, иди спать! – рявкнул отец, взял маму под руку и протащил женщину мимо сына в свой кабинет.

Мальчик бросился в комнату к брату, с разбегу залетел под одеяло и все же всхлипнул, вытирая слезы руками.

– Что случилось? – Генри соизволил открыть глаза и теперь отнимал руки брата от лица, пытаясь заглянуть в глаза.

– Они ругаются, – Дилан порывисто обнял брата и потянулся к губам за поцелуем.

Генри сразу же понял, что брат говорит о родителях, но в его душе их скандал не нашел никакого отклика. Детство закончилась, впереди новая жизнь, которая предполагает отдельную жизнь от родителей, поэтому последние вольны делать со своей личной жизнью все, что им заблагорассудиться. Но Дилан принял все слишком близко к сердцу. Генри оторвался от припухших после ночи губ, сцеловал слезы, замотал брата в одеяло и утянул того на подушки, чтобы снова уснуть. Ведь утренний сон, он самый сладкий.

Проснулись мальчики уже далеко за полдень. Солнце заливало всю комнату, проникая через большое окно, на котором не было занавесок. В помещении стало невыносимо жарко и душно. Дилан выпутался из кокона, в котором едва не зажарился, разлохматил руками мокрые от пота волосы. Встал и ушел в свою комнату, Генри только проводил его ленивым взглядом. Ему тоже крайне необходим был душ. Парень встал, распахнул окно, впуская теплый ветерок, который мгновенно обласкал его, высушивая обнаженную влажную кожу. Генри развернулся и направился в ванную комнату. Со стен спальни на него смотрели множество лиц, знакомых и незнакомых. Фотокарточки в разнообразных стилях и концепциях в беспорядке украшали комнату. Фотография – хобби Генри, которому он посвящал все свое свободное время. Ему и сейчас захотелось сфотографировать парня, что отобразился в большом гладком зеркале в полный рост. Высокий, с немного худощавой, но жилистой и крепкой фигурой, красивое благородное лицо и аристократическая бледность. Прекрасен. Генри фыркнул. Проще сфотографировать Дилана, чем возиться со своим отражением.

***

Середина лета. Удушающая жара соседствовала с высокой влажностью. Но когда черный кабриолет несется по улицам Лондона и встречный ветер треплет белокурые волосы близнецов, становится легче. Глаза обоих парней спрятаны за стеклами очков. У Дилана они отливают серебристо-синим, в цвет его футболки. У Генри просто черные, классической формы, для того, чтобы выдержать весь его стиль.

Стеклянная дверь, настолько чистая и прозрачная, что могло бы показаться, что она отсутствует вовсе, если бы не длинная овальная металлическая ручка. Посетители кафе встретили близнецов тишиной и приглушенными голосами. Дилан криво усмехнулся. Беата здесь. Парень быстро пробежался взглядом и наткнулся на прекраснейшую девушку, с наслаждением выпускающую колечки дыма в потолок. Она сидела на высоком барном стуле, лицом к окну. Изящно выгнутая спина, грация и пластика, достойная королевы в каждом ленивом жесте. Черные, как смоль волосы спускаются до самой попки, обтянутой дорогими белыми джинсами, где закручиваются крупными кольцами. Солнце играет в них, переливаясь, длинная челка закрывает лицо девушки, сидящей боком к входу в кафе. Но Дилан знал, оно прекрасно, в форме сердечка, с крупными зелеными яркими глазами, полные губы, всегда обозначенные бесцветным блеском, курносый носик, одно из крыльев которого украшено скромным бриллиантиком.

– Привет, может, перейдем за столик, – предложил Генри, обходя девушку с другой стороны.

– Идем, – безразлично кинула Беата и улыбнулась второму близнецу.

Они разместились за одним из круглых столиков, ожидая остальных членов их компании. Зеленые глаза девушки, с нарисованными кошачьими длинными стрелками, скользили по близнецам. Ни у кого не поворачивался язык назвать братьев одинаковыми. Они были разные во всем, исключая разве что их внешность. Генри сдержанный и холодный, как кусок айсберга, нелюдимый. Парень предпочитал классический стиль в одежде и сегодняшний день не стал для него исключением. Светлые брюки с идеальными стрелками и белая рубашка с коротким рукавом. Ничего лишнего, ни единой побрякушки, ни единого штриха, выбивающегося из общей концепции имиджа. Дилан, напротив, живой, легкодоступный, смотрящий с высока на всех. В его стиле всегда творился «художественный беспорядок», но это безумно ему идет. Сегодня парень одет в голубые джинсовые бриджи с драными концами, синюю футболку с серебристым рисунком и джинсовую жилетку. Его запястья украшает множество браслетов, а на шее висит тонкая золотая цепочка с кулоном в виде солнца. Он и сам был солнцем, для многих. Для нее. Беата давно была влюблена в Дилана, еще с тех школьных времен, когда позволила себе пустить его в свою постель, и попыталась стереть «голубизну» парня. Не получилось. Харрисон так и остался приверженцем секса с мужчинами. Но девушка все равно не могла вычеркнуть его из своего сердца. Причин было много. Главная из них заключалась в том, что Беата считала Дилана достойным себя. Ее никогда не привлекали парни, которые заглядывают в рот и выполняют каждое желание. Она хотела для себя мужчину, который будет опорой, а не вонючей лужей под ее каблуками. Их с Диланом объединял эгоистичный, потребительский подход к жизни. Эти двое искренне считали, что все вокруг им обязаны по гроб жизни. Циничные, жестокие, не задумывающиеся о своих поступках и их последствиях. Он был ее второй половинкой, способный подарить все, о чем девушка мечтает. Но, к сожалению, сам оставался для нее недосягаемой мечтой.

Дилан не скрывал то, что любит секс, но секс исключительно с парнями, которые, к слову сказать, с удовольствием укладывались в его койку. Парень позиционировал себя, как человека, который не умеет любить и постоянно находится в активном поиске. Никто не знал о его любви, сильной, безудержной, страстной, запретной, которая принадлежала его брату-близнецу.

Генри напротив демонстрировал всем окружающим, что его не интересуют отношения и их блага ни с кем, ни с девушками, ни с парнями. Но тайно отвечал брату взаимностью, с трудом и моральными терзаниями, но все же делил с Диланом постель.

Дверь пафосного кафе отворилась вновь, чтобы впустить в прохладное нутро еще двоих парней. Высокий, черноволосый красавец Коуди Стондэлл и Эван Броуди, мальчишка с золотисто-русыми волосами, ростом ему по плечо. Парни обвели ленивыми взглядами посетителей и, увидев своих друзей, присоединились к ним.

– Привет, чего скучаем?

Коуди, как всегда, был весел и бодр. Казалось, что его не сможет огорчить ничто в этой жизни. Никто уже и не помнил, как этот парень, который был старше всей компании лет на пять, вписался в их круг. Просто однажды он появился и остался насовсем.

– Ждем исключительно тебя и твое чувство юмора, – отозвался Дилан.

Беата лучезарно улыбнулась, даря парням свою самую очаровательную улыбку, не задумываясь, какой отклик она находит в сердце одного из них. Генри проигнорировал их появление, не отрывая взгляда от своего планшетника.

– Какие новости? – Эван упал на стул возле Дилана и скользнул рукой по ноге парня.

– Что-то могло произойти за один день? – хмыкнул Генри, все так же, не отрывая взгляда от плоского экрана.

Эвана он недолюбливал. Причин было много, одной из которой частый секс Броуди и Дилана, кроме этого его раздражала женственность парня, его манера речи и капризное поведение. А сучностью своей натуры, он мог легко конкурировать с Беатой.

– Мальчики, мне скучно, – девушка надула полные губки и обвела печальным взглядом компанию ее мужчин.

– Развлечемся? – Дилан обвел хитрым синим взглядом всю компанию, и остановился на Коуди.

Знал, что весельчак и балагур поддержит даже самую бредовую его идею.

– Каким образом? – Коуди уловил внимание к своей персоне.

– М-м-м, устроим потрахушки в торговом центре?

– Вам, шлюховатая особа, все еще мало? – презрительно бросила Беата, давя в себе бурю злости.

Ее бесило неиссякаемое желание Дилана заниматься сексом со всеми, кто привлекателен и имеет член между ног.

– Мне мало не бывает, воздержание еще до добра не доводило. Люди становятся злые и ядовитые без секса, – усмехнулся Дилан, глядя в глаза своей бывшей любовнице.

– Не могу с тобой не согласиться, живой пример тому твой брат, вот уж кто не отличается приятным нравом, – злобно прошипела та.

Генри даже бровью не повел. Он Беату воспринимал исключительно, как глупую куклу, не более. А что взять с барби, если у нее в голове только луковицы искусственных волос вместо мозгов? Правильно, ничего.

– А мне идея Дилана нравится! – воскликнул Коуди, раздевая Беату жадным взглядом.

– Дерзайте, мальчики! – хлопнула девушка в ладошки, – А мы понаблюдаем.

– Не-е-е, – скривился брюнет, – я не люблю мальчиков, ты же знаешь. Может, ты составишь мне компанию? – парень игриво изогнул бровь и наклонился к собеседнице.

Та не ответила, только откинула волну шелковистых волос за спину и показала парню средний палец, выражая свое мнение по поводу его предложения.

– Хороший маникюр, в какой салон ходишь? – серьезно спросил брюнет.

Беата скривила губы и запустила в парня комком грязных салфеток, тот ловко увернулся и послал львице воздушный поцелуй.

– Вы решили проблему с жильем? – подал голос Эван, обращаясь к близнецам.

– Нет еще, – буркнул Генри и бросил яростный взгляд на брата, который никак не решался подойти к родителям с этим вопросом.

Парни окончили школу и поступили в один университет, на один факультет, но новое учебное заведение находилось на другом конце Лондона. Из дома туда добираться крайне неудобно, жить в общежитии не хотелось. Поэтому близнецы хотели поговорить с отцом о том, чтобы он купил им отдельную квартиру. Убраться подальше от пристального внимания, была заветной мечтой юношей. Но Дилан постоянно откладывал этот разговор, а Генри…. Генри не обладал таким даром убеждения, как его брат.

– Чего тяните? – спросил Броуди, внимательно всматриваясь в синие глаза Дилана.

Для этого парня у него был другой вопрос. Дилан и Эван частенько проводили время вместе, и Эван хотел знать, продолжаться ли их отношения после начала учебного года. Но Дилан всячески избегал говорить на эту тему. Ему было все равно. Эван был лишь тем, кого можно было время от времени с удовольствием трахнуть, не более. И от утраты этого человека, Дилан ничего не терял. Тем более, когда у них с Генри будет своя квартира, никто кроме брата ему будет не нужен. Беспорядочные половые связи канут в лету и останутся только приятным воспоминанием. Ведь у него будет Генри, его Генри. Любимый, любовник, друг, брат.

– Ты часто разговариваешь с родителями? – ответил вопросом на вопрос Харрисон.

– Нет, нужны они мне, – фыркнул Эван.

– Тогда зачем задаешь глупые вопросы? – Дилан поднес к губам остывшую чашку кофе и сделал глоток.

– Это, кстати, тебя вообще не касается, – медленно и четко произнес Генри.

Эван удивился тому, сколько неприкрытой злости было в его голосе, а Дилан мысленно восторжествовал. Ревнует. Все-таки братец ревнует. Все его постоянные измены были лишь для того, чтобы услышать от Генри слова, которые запретили бы Дилану заглядываться на сторону, беспорядочно менять партнеров, но младший близнец делал вид, что ему все равно. Генри обычно безразлично пожимал плечами и говорил: «Делай, что считаешь нужным, это твоя жизнь». От этих слов Дилану хотелось придушить придурка собственными руками. Он хотел уничтожить ту ледяную стену, что воздвиг между ними Генри, но каждая его попытка была обречена на провал. Дилан не мог достичь цели ни уговорами, ни красивым ухаживанием, ни обидой и болью, которую порой специально причинял брату.