Текст книги "Как это было"
Автор книги: Ян Ларри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Ласточка, которая медведь
Теперь было ясно, что хозяйничать придется не легко.
– Это еще цветочки, – сказал Никешка, – а чем дальше, тем хуже будет. Кулачье – оно постарается. Увидит, на ноги начнем становиться – тогда держись только.
Никешка набил трубку махоркой и закурив сплюнул в костер.
– Помню началась это Октябрьская революция. Батрачил я в ту пору в селе Суходолы. Богатое было село. Кулаков, что собак нерезанных. Ну, конечно началась революция. А тут именье под боком… Сам граф как понюхал, чем пахнет – так в тот же вечер в одном бельишке смылся из именья. А его имущество безусловно делить начали. Все поделили. Остался бык племенной. Никак поделить невозможно. Что делать? А про артели или колхозы в те поры еще и слуху не было. Так что б вы думали? Настояло кулачье, чтобы утопить быка. Пущай, грят, никому не достанется… Вот ведь какое отродье жадное!.. Ну, а тут вскоре из города комиссия приехала колхоз открывать. Скот племенной у кулаков поотбирали, да передали бедноте да батракам.
– Стало-быть ты уже был в колхозе?
– То-то, что дурак был. Хотел значится вступить, а хозяин мой пугать начал. То да се. Одним словом – отговорил меня. Ничего, грит, все равно не выйдет. Лодыри, грит, собрались.
– А вышло?
– Спервоначалу будто и пошло у них все, как по маслу. А после началось. То хлеб вытопчет скот, то пожар случится, а то еще скот весь подох от какой-то причины. Кто проделывал – неизвестно, а только вскоре колхоз распался. Самые лучшие наделы и выпас к кулакам перешли, а тут и постройки заодно растащили. Вот какие дела были.
– Что ж, – сказал Федоров, – с кулаками не миновать и нам воевать. Сейчас, как на пустую затею смотрят, а расправим крылья – повоевать придется.
– Бесприменно схлеснемся с этими гадами! – произнес Юся Каменный. – А федоровскому дому в первую очередь гореть… Послушал бы, как они тебя костят…
* * *
Столкнуться с кулаками пришлось вскоре. Закончив посев, коммунщики начали хлопотать в сельсовете о передаче им под выпас большого луга, который каждый год за три ведра водки выкашивали кулаки.
В тот день, когда обсуждали это дело, на сход пришли подвыпившие мужики и подняли такой крик, что на всю деревню их было слышно.
– Мирской выпас, – орали подпоенные кулаками, – как хотим, так и воротим!
– Нет нашего согласия!
– К чортовой матери! Пускай болото осушат и пользуются!
– Коли так – поделить лучше!
Особенно старались те, кто привык из года в год устраивать «вспрыскивание» выпаса.
– Ишь, ловкачи какие! Им только дай!
– А они что дали?
Нажить надо!
– Не давать и только! Нет нашего согласия!
Федоров побагровел, жилы на его шее набрякли и посинели, рот нехорошо скривился в сторону.
– Дай слово! – прохрипел Федоров, обращаясь к Кандыбину.
Председатель молча кивнул головой. Федоров встал и подошел к столу. Увидев его, крикуны подняли невообразимый шум.
– К чорту!
– Долой!
– Помещи-и-к!
– Фью-ю-ю!
Федоров перегнулся через стол, губы его дрожали от гнева. Со всего размаха он саданул кулаком по столу и, покрывая шум голосов, заорал:
– Гарлопа-а-а-ны!
Сход опешил. Передние ряды откатились назад.
– Ну? Наорались? А теперь я скажу.
Сдерживая себя Федоров сказал, стараясь говорить спокойнее:
– Меня перекричать трудно… У меня глотка пошире вашей будет. Кого хошь переору. Да только дело тут не такое, чтобы орать. Мирской, говорите, выпас? Ладно! Поделить хотите? Ладно! А только какая вам польза от раздела? По аршину на хозяйство урвете?.. Сам знаю, что расчета нет дележку устраивать. Стало-быть что же? Стало-быть выходит, не землю хлопочете?.. Выпасом ведь все равно кулаки пользуются… Ну, а я так скажу: считаете вы себя людьми, а за рюмку водки готовы всякую пакость устроить. Вам что – выпить и только, а нам с этим выпасом – целая жизнь… Подумайте-ка над этим.
Тут встал председатель совета Кандыбин и сказал:
– Дело такое, товарищи. Федоров и батраки с нашей деревни организовали артель птицеводную. По закону какой-нибудь выпас представить мы им обязаны. А тем паче, что других артелей нет и выпасом этим никто не пользуется, а у них под рукою он.
До вечера шумел сход, однако большинством голосов выпас был передан коммунщикам.
По этому случаю разговоров в деревне было не мало, а тут еще новость прокатилась по деревне. Филька привез из города бумагу, по которой силантьевские гуси были объявлены племенными.
– Еще артель сбивают, – передавали бабы у колодца, – Филька-то Силантьев с бумагой приехал. А вчера Прокофий да другие богатеи собранье проводили, чтобы свою артель устроить.
Начатое Филькой дело с гусями пошло получше, чем у коммунщиков. Кулаки быстро сообразили, какую выгоду можно получить из этого дела, а передача выпаса коммунщикам заставила их торопиться. Шесть кулаков, во главе с Прокофьем и Силантьевым, в несколько дней сколотили свою артель и сумели привлечь в это дело не только середняков, но и часть бедноты.
– Пустая была бы затея, – не взялись бы, – рассыпались кулаки, – а зевать нечего. Не такое время, чтобы зевать. Сегодня эти лодыри выпас забрали, завтра, того гляди, – штаны снимут…
На кулацкую удочку клюнуло несколько хозяйств.
– Что ж, – рассуждали многие, – хозяева они крепкие, не то что Федоров. У того, кроме блох, никакой скотины… Не выйдет у него, так хвостом вильнет да и был таков. Побирайся тут после. А это уж серьезные хозяева. Зря деньги не выкинут.
Однако большинство крестьян осталось в стороне, выжидая дальнейших событий. За последние дни, когда посев был закончен на огородах, коммунщиков стали посещать любопытные; заглядывали в шалаш и усмехаясь молча покачивали головами.
Некоторые, посмеиваясь в бороды, пытались шутить:
– Зима, придет, – прохладно будет у вас.
А в деревне говорили одно:
– Ни чорта не выйдет.
Слухи эти докатывались и до коммунщиков, но у них в эти дни шла горячая работа, и на все слухи, как сказал однажды Никешка, плевали они с самого мая и до конца года.
Коммунщики начали строить зимнее жилье. Но в первый же день перед ними встали десятки затруднений. Лес для постройки отвели в 10 верстах от «летней дачи», как в шутку называли свой шалаш коммунщики. А таскать на себе бревна было делом невозможным.
– Придется лошадей нанять, – сказал Кузя.
– На какие шиши наймешь-то?
Ребята предложили отвезти в город высушенные травы и коренья, тем более, что заготовка цвета липы уже подошла к концу. За эту мысль ухватились горячо, но тут попросил слова Миша Бондарь.
Улыбаясь словно человек, который выиграл тысячу рублей по займу, Миша сказал:
– Траву отвезти надо. А только на эти деньги предлагаю купить чего-нибудь для хозяйства…
– Удумал ведь что-то! – догадался Никешка.
Бондарь улыбнулся.
– Выдумка нехитрая.
– Ну, ну, выкладывай!
– И выкладывать нечего. Мое мнение такое: сплавить лес по воде до озера, а с озера на буксир, да лодками подтянуть к берегу. Деньги-то, как видите, сами в карман просятся!
– Вот химик-механик! – хлопнул Бондаря по колену Никешка. – И дело кажись проще пареной репы, а мы тут головы ломаем.
На другой день началась работа в лесу. Коммунщики с топорами и пилами отправились в лес, а к вечеру на озере появились ребята верхом на бревнах. По зеркальной глади засновали лодки, и к берегу на отмель потянулись покрытые корою стволы.
Два дня гнали лес по речке. У шалаша выросли козлы. Запели пилы, застучали топоры, весело зашуршали рубанки, выбрасывая, свежую остро-пахнущую стружку.
Два дня гнали лес по речке.
Федоров уехал в город с лекарственными травами. А когда через два дня он вернулся обратно с Тарасовым, около шалаша лежали первые венцы уже нового сруба. На этот раз Федоров привез двадцать штук гусей и десяток кроликов.
– Разных пород набрал, – как бы оправдывался Федоров, – теперь у нас какие угодно и гуси и кролики. Смотреть надо будет, чтобы не перемешивались, а уж как пойдут, – держись район!
– Между прочим, – сказал Федоров, обращаясь к ребятам, – просили прислать сушеной земляники. Хо-ро-шая цена на эту штуку. Пуда два если отправим, так, глядишь, самых породистых свиней завести можно…
– Хлеба надо было бы купить хоть мешок, – пробурчал Кузя.
– А что?
– Ничего! Жрать скоро нечего. Полмешка муки-то осталось. А крупы и того меньше.
Федоров смутился:
– Может перебьемся как? Может на картошке? А? Уж больно порода хорошая попалась!
– Порода – породой, а жрать тоже ить надо, то сказать: работаем, как волы, а кроме кулеша, да ухи ничего не видим.
– Это безусловно, – подтвердил Никешка, пища воздушная у нас, однако хозяйство растет, можно бы и гуськом кое-когда побаловаться.
– Породистыми-то? – ужаснулся Федоров, – да мы их, дядя, яйцо к яйцу подбирали. Что ни птица, то – порода.
– На то она и порода, чтобы есть ее, а не в зубы смотреть.
– Я не согласен, – нахмурился Федоров, – пища наша конечно ни к чорту, однако и это не резон, чтобы корни под колосом грызть… Забирайте уже лучше сапоги мои новые да пиджак с брюками. Уж лучше их проедим. А хозяйство разорять не годится…
Тарасов при этих словах крякнул и, положив руку на плечо Федорова, сказал спокойно:
– Хороший хозяин… Сам такой и люблю таких.
– Что твоя любовь! – отмахнулся с досадой Федоров.
– А ты выслушай сначала, чего сказать я надумал!
Тарасов оглядел всех, снял шапку с головы и положил ее на траву.
– Значит такое дело, – погладил он бороду, – присматриваюсь я к вам полтора месяца, и вижу: взялись вы всерьез. Голые конечно, однако зубастые. По работе вижу. Пахали на себе, а у меня сердце радовалось. Это, думаю, хозяева.
– К чему ты, дядя? – прищурился Рубцов.
– К тому, что вступить к вам желаю!
Коммунщики переглянулись.
– Не врешь? – вскочил на ноги Федоров.
– Коли вру, пущай умру! – усмехнулся Тарасов. – Принимаете, что ли?
Никешка широко растопырил руки и от избытка чувств полез к Тарасову целоваться.
– Дорогуша! Вот удружил-то! Я себе думаю, наставленье он собирается читать насчет жратвы, а он с помощью пришел.
Крепкие рукопожатия растрогали Тарасова. Он моргал добрыми глазами и горячо пожимал всем руки. Ребята сидели в стороне и улыбались. Но никто из них не рискнул протянуть Тарасову руку.
«Руки еще поломает медведь этот!» – думали про себя ребята.
– А с хлебом проживем! – надел шапку Тарасов и, поднимаясь на ноги, добавил:
– Три мешка муки и два мешка крупы разной – все, что имею, – считайте своим… Сколько надо, столько завтра и забирайте. Ну, а устроим избу, переберусь со всеми потрахами и сам… Завтра к утру помогать приеду.
Когда Тарасов ушел, взволнованный Федоров сказал:
– Вот оно! Трогается деревня… Первая ласточка прилетела!
– Медведь это первый, а не ласточка! – засмеялся Никешка. – Вона руку-то мне как пожал. И сейчас не могу очухаться!
Нашествие красных галстуков
Привезенные первыми 20 крольчих дали приплод в 218 крольчат. Теперь в вальерах резвилось четыре сотни молодых и старых кроликов. Уход за кроликами взяли на себя ребята, однако с работой справлялись они с большим трудом, тем более, что много времени уходило у них на сбор ягод.
Взрослые почти совсем не помогали ребятам. Строились новое жилье, новые птичники и крольчатник. Неподалеку от озера было отведено место в триста-четыреста квадратных метров. Его обнесли изгородью и устроили в нем небольшие сарайчики, которые образовали, как любил говорить Никешка, гусиную улицу. Сарайчики старательно обмазали глиной, а внутри устроили выдвижные днища и подвесные кормушки.
На островке вырос небольшой крольчатник для самцов и молодняка. Всех же остальных пришлось перевести в другое место, так как островок к этому времени кишмя кишел кроликами.
Под новый крольчатник было отведено место около выпаса на холмах. Это был луг, покрытый диким укропом и одуванчиками, самой любимой пищей кроликов. Небольшой ручей протекал вдоль луга, впадая в озеро. Свежая сочная трава обещала обильный подножный корм, несколько молодых березок бросали на землю тень. Это место обнесли изгородью, которую хорошо промазали глиной. Через несколько дней, когда глина затвердела, изгородь стала такой твердой, что кролики скорее поломали бы зубы, чем могли бы прогрызть ее.
В новом загоне появились солидные навесы из досок-горбушей, а под навесами в несколько рядов встали клетки для разных пород кроликов.
Подвигалась к концу и постройка жилого дома. Но этот дом совсем не походил на обычные дома. Федоров настоял на том, чтобы вместо дома строить теплый сарай, куда на следующий год можно было бы поставить скот.
– Для жилья – другой поставим. Да такой, что весь район ахнет.
Федорова поддержали Тарасов и Юся Каменный.
По плану, составленному Федоровым, все помещения разделили на шесть комнат. Кроме одной большой комнаты, в которой сложили печь, все остальные соединились длинным коридором и были расположены в одном ряду. В этих комнатах решено было хранить хлеб, корм, сено и разные припасы на зиму. Здесь же должна была помещаться лошадь Тарасова.
После постройки жилья и пристроек начались полевые работы. Нужно было окучивать картофель, пропалывать кормовую свеклу и морковь. А тут еще предсельсовета Кандыбин прибавил работы.
Заглянув как-то к коммунщикам, он предложил им взять под землю расположенные неподалеку от выпаса тальники, от которых упорно отказывались крестьяне, так как тальники были густо усеяны кряжистыми пнями.
Коммунщики сначала отказались:
– Какая ж это земля, когда на ней пней, что зубов во рту.
Но Бондарь уговорил всех согласиться.
Кандыбин ушел. Миша Бондарь прищелкнул языком и сказал:
– Дурни! Да рази от этого можно отказываться?
– В пнях же она вся! Чего ж тут хорошего?
– То и хорошо!.. Я вот работал в позапрошлый год неподалеку от одного совхоза, так там тоже была вся земля в пнях. А совхоз взял ее и такой урожай снял в первый год, что не поверите, ежели скажу… По сто восемьдесят пудов пшеницы собрали…
– На пнях-то? – усумнился Кузя.
– Зачем на пнях? Пни повыдергали как миленьких… Пригнали два трактора, и пошла работа! Цепью пень обмотают, потом подведут трактор, зацепят и айда вперед. Трактор рванет, и пень будто зуб гнилой вылетает.
– Ну, то трактором…
– Можно и без трактора, – сказал Бондарь, – жарища сейчас стоит немоверная. Все будто порох. Приложи спичку, и запылает. При такой погоде ежели окопать пни да подпалить их, – в два дня выгорят.
Предложение Бондаря приняли. А через несколько дней над тальниками выросли черные столбы дыма, которые встали над землей, точно дымящийся чудесный лес.
* * *
Пять гектаров земли дымились целую неделю с утра и до утра.
Однажды во время этой работы над полями пронеслась неслыханная еще в деревне песня. Молодые голоса пели:
Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы, пионеры, дети рабочих,
Близится эра светлых годов,
Клич пионера: всегда будь готов!
К озеру шла группа ребят.
Будем расти мы дружной семьею,
Всегда готовы к труду и бою.
Близится эра светлых годов
Клич пионера: всегда будь готов!
– Какие ж это будут? – полюбопытствовал Кузя и, выпрямив спину, повернулся в сторону незнакомых ребят.
– Может шефы ваши? – догадался Никешка.
Мишка и Пашка не вытерпели. Сорвавшись с мест, они кинулись на дорогу.
Издали было можно видеть, как они, прыгая через пни, остановились перед группой ребят. Мишка и Пашка смешались с толпой. Размахивая руками, они начали о чем-то разговаривать, показывая в сторону тальников.
– Дружки, видать, – сказал Никешка, почесывая пятерней живот.
– Сюда идут! – закричал Васька.
Вскоре можно было различить красные галстуки и веселые лица молодых парнишек, одетых по-городскому. Федоров сдернул с головы шапку и, помахивая ею воздухе, гаркнул:
– Будь готов! – и тотчас же нестройный крик голосов полетел над тальниками:
– Всегда готов!
– Пионеры, – сказал Федоров и, повернув голову в сторону Васьки и Кости, добавил:
– Ну, эти научат вас уму-разуму. Зубастые, разбойники, растут.
Красный флаг поплыл к тальникам.
Тем временем пионеры подошли к коммунщикам. Вперед вышел молодой парнишка лет 14 и заговорил, точно книжку читал:
– Товарищи! Мы, пионеры горбазы, узнав через нашу газету «Ленинские искры» о строительстве социализма в вашей деревне, приехали сюда с целью… то есть… приехали сюда…
Парнишка спутался и заговорил другим тоном:
– Одним словом, мы узнали, что ребята организовали здесь птичник. Вот. А поддержки, как нам известно, ни с какой стороны. Вот и приехали. Помочь кое-чем, если сможем.
– А вам привезли инкубатор! – не вытерпел кто-то из пионеров.
Первый пионер оглянулся назад, сдвинул строго брови, но, увидев растерянные глаза товарища, рассмеялся:
– Этот Андрюшка вечно выскакивает, где его не просят.
Торжественная встреча была сорвана. Тогда в дружественной и приятельской беседе, смеясь и перебивая друг друга, гости сообщили о том, как узнали они о птичнике, как собрали деньги и как решили взять шефство над ребятами.
Федоров подтолкнул Мишку вперед и шепнул ему на ухо:
– Ну, рассказывай им. Да не будь таким деревенским. Ну!
Однако Мишка, как и другие маленькие коммунщики, конфузился и поминутно краснел.
– Да вы их к себе пригласите, – сказал Федоров, – хозяйство покажите, ухой угостите. Что вы как деревенские стоите? – И обращаясь к пионерам засмеялся: – Сыпьте, хлопцы, на нашу дачу. Отдохнете там и заодно потолкуете. Пашка, показывай дорогу…
Когда пионеры и маленькие коммунщики ушли, Юся Каменный сказал с озабоченным видом:
– Слыхали про инкубатор-то?
– Про инкубатор как будто явственно было сказано, – кивнул головой Кузя.
Никешка бросил мотыгу и присел на пенек.
– В карманах, что ли, у них инкубатор? Ребята для вежливости сказали или может сами не понимают, к чему такое слово. А вы и развесили уши. Чать инкубатор-то рублей триста стоит… Откуда у малых детей такие капиталы могут быть!
Но Федоров был другого мнения о пионерах.
– Что за слово инкубатор, эти ребята знают. Будь покоен. А насчет средств – тоже помолчать надо. Ты не смотри, что ростом они малы. Муравьи еще меньше, а гляди какие дворцы себе строят. Дело не в росте, а в том, что кучей они действуют. Их ведь, что песку на озере. По копейке сложатся, – хозяйство наше купят… А про инкубатор ежели сказали, – стало быть надо завтра сарай строить под эту машину.
– Да где ж он у них? В кармане? – не унимался Никешка.
– Может и в кармане. Может складной такой. Ты что знаешь? Я вот в городе насмотрелся на них… Серьезные ребята. На ветер слова не выбросят.
Тем временем на берегу озера началась оживленная беседа городской пионерии с деревенскими ребятами. Вначале маленькие коммунщики конфузились своих бойких гостей, но вскоре освоились и рассказали им всю историю птичника и крольчатника. Рассказ Мишки то-и-дело прерывался возгласами пионеров.
– А кто этот Филька?
– Кулацкий сын!
– Ну, ну, дальше!
– Зазвал он меня, – повествовал Мишка, – за сарай и дал по зубам. Чтобы значит я не говорил никому о деле.
– Вот негодяй! – воскликнул Андрюша Уткин, краснощекий пионер с удивительными голубыми глазами. Эти глаза блуждали где-то, словно Андрюша потерял что-то или о чем-то позабыл и никак не может вспомнить.
– А недавно Филька гусей возил в город и бумагу получил: дескать племенные у него гуси. Артель сейчас они организуют. Отец его и другие еще…
– Из кулаков?
– Больше из кулаков!
Андрюша Уткин покраснел и, заикаясь, сказал:
– Ну, ребята, этого так нельзя оставить.
– Да не мешай ты! Сиди!
Андрюша притих, но во время рассказа Мишки несколько раз открывал рот, пытаясь вмешаться в повествование. Андрюшу поминутно одергивали, и наконец он притих и сидел, не шевелясь, слушая нехитрый рассказ Мишки.
– Ну, а все-таки вы победили! – не вытерпел Андрюша, когда Мишка закончил рассказ. – Ведь это теперь все ваше? – спросил он, показывая на новые постройки и вальеры, в которых прыгали кролики.
– Наше, – твердо сказал Мишка, – а только до победы еще на жеребце скакать надо. Федоров говорит, – слезы это, а не хозяйство.
Так в разговорах с гостями прошло около часу. Потом все направились осматривать новое жилье, крольчатник и птичник. Сходили в избу к Федорову, где помещалась сушильня.
Больше всего понравились гостям кролики, тем более, что гуси очень грубо обошлись с голыми ногами трех гостей, оставив на память о себе здоровые синяки.
Осмотрев хозяйство, закусили печеной в золе горячей картошкой, после чего Мишка предложил гостям поудить рыбу.
– Вот хорошо-то! – обрадовался Андрюша.
С такой же радостью было встречено это предложение и всеми остальными ребятами.
– Сетями ловить? – осведомился Андрюша.
Мишка мотнул головой.
– Не… сетями тут нельзя. Все озеро в корягах.
Пионеры оказались заядлыми удильщиками. Во время ужения рыбы Мишка вспомнил очкастого и его совет о разведении окуней в Займищенском озере. Он рассказал об этом пионерам и добавил:
– Если бы и вправду можно было пустить в то озеро рыбу, так там сетями за милую душу ловить можно.
Сообщение Мишки заинтересовало пионеров. Андрюша Уткин попросил слова и взволнованно сказал:
– Ну, ребята, этого дела нельзя так оставить!
И тут же предложил переправить часть рыбы в Займищенское озеро.
– Да, посиди ты на месте! – сказал рябой пионер Кротов, подсекая подлещика, и, выбросив у его на берег, передразнил Андрюшу.
– Ну, ребята, этого дела так нельзя оставить!
– Что ж, ты съагитировать думаешь окуней: так и так мол, товарищи окуни. Поскольку вас неудобно ловить здесь сетями, перейдите, пожалуйста, в соседнее озеро.
– Ребята, – закричал возмущенный Андрюша, – Кротов опять глупости говорит!
За Андрюшу вступился Мишка.
– Рыбу не хитро перетащить… Утром мелкоту можно корзинками наловить в камышах, а перенести в ведрах – пустое дело.
– Ну, вот видишь! – торжествующе посмотрел на Кротова Андрюша.
Кротов хотел что-то ответить, но в это время на берегу появился Федоров.
– Будь готов! – закричал он весело.
– Всегда готов! – со смехом гаркнули пионеры.
– Ну, а ежели готовы, – раздевайтесь и айда купаться!
С шутками и смехом все разделись и один за другим полетели в нагретую воду озера. Визг, уханье и крики понеслись над озером и раскатились эхом по всей водяной шири. Федоров уплыл на середину и оттуда пускал могучее:
– Го-го-го-го!
Тем временем подошли и остальные коммунщики. Сбросив одежду, они кинулись, поднимая фонтаны брызгов, в воду и подняли веселую возню с ребятами. Один Никешка стоял в стороне, поджимая ногу, как гусь, и, плеская воду на волосатую грудь, поеживался да покрякивал:
– Ух, хорошо! Ну, и вода! Прямо молоко парное.
Потом развели костер и начали варить уху. Пионер Маслов, которого в школе за красный нос дразнили «Сургучом», отобрал штук шесть подъязков и попросил соли.
– Я вас угощу сейчас копченой рыбой! – сказал Маслов, потроша рыбу.
Коммунщики переглянулись.
– Ну, ну! Попробуем, угости!
Маслов засучил рукава, ловко втер соль в подъязков, вытащил из кармана кусок бичевки, нанизал рыбу на бичевку и, взяв из костра несколько пылающих сучьев, развел в стороне другой костер. Над костром поставил треногу и к треноге прицепил связку рыбы.
– А сейчас. – сказал Маслов, – давайте чего-нибудь сырого, чтобы дыму было побольше.
Мишка схватил охапку сучьей, подбежал к озеру и сунув сучья в воду, кинул охапку на костер. Густой дым столбом поднялся к небу.
Пока варилась уха и коптилась рыба, гости и хозяева разговаривали обо всем, о чем только можно говорить после купанья, в ожидании хорошего ужина.
Федоров обратился к пионерам и сказал:
– Вы бы того… этого… Ребят наших сорганизовали в пионеров… Мы хоть сами и неорганизованные, а вот ребятам это надо. Пусть уж они будут по-настоящему советские.
Андрюша взволнованно попросил слова и, не ожидая разрешения, сказал заикаясь:
– Ну, ребята, этого дела нельзя так оставить! Я предлагаю организовать всех без исключения.
Никешка захохотал.
– Верна! Принимайте и меня в пионеры. Ножницы только подарите. Бороду состричь.
Коммунщики захохотали.
– Ну, вострый же этот Никешка. И где он язык, дьявол, точит?
Андрюша покраснел:
– Вас я не говорю в пионеры… Вас в партию надо…
– Эва! – усмехнулся Рябцов, – тут до партийной ячейки три дня скакать – не доскачешь. Может кто и рад бы записаться, а куда подашься?
– Но… Это очень странно! – удивился Андрюша, – раз вы не кулаки, значит надо в партии состоять. Как же без организации? Ведь это же очень трудно!
– Безусловно трудно, – кивнул головой Федоров, – но только такое дело еще не ушло от нас… А ребят вы устройте. Ребят непременно надо в пионеры.
– Ни к чему нашим ребятам пионерство, – рассердился Никешка. – Работают они с прилежаньем, работы в невпроворот, а касательно того, чтобы под барабан ходить, – пустяковина это.
– Вот неправда-то! – всплеснул руками Андрюша, но Кротов перебил его:
– Вы, дядя, ошибаетесь! – сказал он и, посматривая исподлобья на Никешку, повел речь о пионерах.
Был Кротов красой и гордостью пионеров горбазы. Говорил он хотя и не очень красноречиво, но так увлекательно, что можно было его слушать не уставая.
И Кротов не ударил в грязь лицом. Спокойно и не торопясь он разъяснил задачи пионеров, рассказал про обычаи и кончил свою речь так:
– Мы помогаем друг другу. И это не слова. Мы услыхали вот, что где-то в глухой деревне ребята устроили птичник. Никто из нас этих ребят и в глаза не видел, а как только узнали мы, что помощь им нужна, – сразу же и собрали эту помощь. Правда ребята эти не пионеры, но по всему видно, что они пионерами будут.
– Да хоть завтра! – сказал Мишка.
– А по мне хоть и сейчас! – тряхнул головой Пашка.
– Ну, вот, – просиял Кротов, – завтра же и устроим все это дело.
Андрюша, воспользовавшись перерывом, поднял руки вверх и торопливо сказал:
– Относительно помощи. Ну, вот… Привезли инкубатор. В сельсовете оставили. Тащить тяжело. Лошади не было. Очень хороший инкубатор. Керосиновый нагрев. Можно лампами.
Пока к Андрюше тянулась рука, чтобы одернуть его, все это он выпалил не переводя духа. И откровенно говоря, сорвал всю торжественную передачу инкубатора, о чем так долго и горячо говорили пионеры перед поездкой. Но Андрюшин залп доставил большую радость всем коммунщикам.
Никешка подмигнул глазом и, крякнув от удовольствия, протянул Андрюше руку.
– Это да! Это шефы!
Андрюша растерянно оглянулся по сторонам, как бы спрашивая: можно ли пионеру при таких обстоятельствах подавать руку, но так как все смеялись, он решительно пожал негнущуюся ладонь Никешки и сказал:
– Сейчас можно, по-моему!
Тем временем закипела уха. В край котла застучали ложки, а когда в котле показалось показалось дно, Маслов снял с треноги копченую рыбу и предложил угощаться. Сам он не стал есть копченку. Может быть потому, что боялся собственной стряпни, а может быть не хотел лишать удовольствия других. Но как бы то ни было, копченая рыба понравилась всем. Кузя, старательно обглодав голову, бросил ее в костер и, вытерев рот рукавом, сказал:
– Скусная, дьявол. Надо будет такую практику почаще иметь!
Над озером сгустилась мгла. Большие майские жуки с гуденьем носились в воздухе.
В деревне кто-то пьяным голосом тянул «мы беззаветные герои»…
Высоко над головами загорались пушистые звезды. И ночной ветер тихо шевелил камыши.
Дымя туманами, дышала мощная грудь земли, и к этой земле припали ребята, засыпая крепким сном.
