Текст книги "Как это было"
Автор книги: Ян Ларри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Подземные коммунисты
В тот же день ребята побывали в поле, где пахали батраки кулаков, побывали на мельнице, где работали два батрака, заглянули в кулацкие дворы, переговорили с пастухами на выгоне, а кое-кого из батраков перехватывали на дорогах.
– Федоров зовет… Зайди, дяинька, вечерком!
– Чего ему?
– Не знаю, дяинька. Важное дело какое-то!
– Гм…
– Так зайдешь, дяинька? Ладно, там увидим!
Определенного ответа никто из батраков не дал, однако вечером к Федорову на огонек сошлись все деревенские батраки. Они расселись по лавкам и молча сидели, худые и жилистые, с обветренными лицами, одетые в заплатанные зипуны. Никто из батраков даже не поинтересовался узнать, зачем их пригласили. Они сидели, хмурые и неразговорчивые, покуривая цыгарки и трубки-носогрейки, равнодушно глядя перед собой.
В избе стало сине от табачного дыма. Много цыгарок было спалено, но никто еще не сказал ни слова, не задал ни одного вопроса, а когда Федоров отодвинул стол и кашлянул в кулак, батраки, точно сговорившись, затушили трубки, придавили пальцами цыгарки и сняли шапки.
– Братцы, – сказал Федоров, – собрались мы тут вся голь-шмоль канпанья. Ни кола ни двора ни у кого. Где приткнулся – там и дом, что ни камень – то подушка. Про себя скажу, у меня хоть и крыша над головой и земли надел, а только и я недалеко ушел от вас. Лежит моя земля, а ты ее хоть кусай, хоть катайся по ней. Без лошади не много наработаешь. Однако вы слышали, поди, закрутил я тут с ребятами дельце одно, вроде бы подходящее?
Слушатели одобрительно покачали головой.
– Дело подходящее, однако артель наша – один другого меньше. И организоваться нельзя. Думали мы тут, думали, и пришли к одному: порешили перетянуть к себе таких же бедолаг, как вот я например. Дело, говорю, наше верное, стоит оно на правильном пути. Дело это раздувай только. А там – в два года перевернем все вверх дном.
Федоров с увлечением начал говорить о том, что можно сделать на этой земле, если дружно приняться за работу, говорил о выгодах коллективного труда, о раскрепощении от кулаков, о будущих дворцах и машинах, которые помогут людям в их тяжелой работе.
– Все это будет, – кричал Федоров, – но только надо сейчас потуже подтянуть животы. Хорошего первое время не ждите. Обманывать не хочу. Может и похуже придется, чем у кулака, но даром-то ничего не дается. Пока избу строишь – в лесу потеть приходится, да зато уж к зиме в тепле сидеть будешь.
Собравшиеся помолчали. Потом Юся Каменный, батрак Прокофия, прозванный так за свою несокрушимую силу, кашлянул и сказал:
– А жрать-то чего будем?
– Жрать, – задумался Федоров: – насчет жратвы конечно туговато будет. Однако при расчете ваши хозяева обязаны вроде бы уплатить хлебом. Такой ведь в деревне уговор.
– Такой-то такой, – сказал старый пастух Кузя, а только на много ли хватит нашего хлеба? До новины не протянешь! На месяц самое большое, и то поди не хватит. И опять же никакого приварка нет.
– Рыбу будем есть! – крикнул из угла Сенька.
Кузя строго посмотрел на Сеньку, однако ничего не сказал.
– Кабы хлеба хватило перебиться – оно конечно, – вставил свое словцо Купцов – батрак с мельницы.
– Хватит, – уверенно сказал Федоров и стукнул для убедительности ладонью по столу, – первое время перебьемся как-нибудь, а там глядишь, помощь от государства получим… Как только начнем дело делать – тут же примем устав колхозный, а колхозу бесприменно в кредит монету дают и даже трактор можно получить… Трактор конечно нам ни к чему потому – земли кот наплакал, однако это я говорю к примеру…
– А жить где? В твоей избе, чать, не поместимся всем кагалом!
– Это пустое, – махнул рукой старый солдат Никешка Кривой: – летом самое разлюбезное дело хуть в землянке хуть в шалаше. А к зиме может дворец построим.
«Дворец» здорово рассмешил всех.
– Вона хватил куда!
– Забавник этот Никешка!
– А что, – развеселился старый солдат, – дворец конешно небольшой: в землю – дыра, а из земли – труба, на манер блиндажа, а в дыре сиди, вроде бы, как хозяин путный.
Собравшиеся захохотали:
– Ну, уж этот Никешка скажет.
– Вострый солдат. За словом в карман не полезет.
– А говорит верно, – почесал голову Кузя, – оно хуть и землянка, а только в этой землянке-то ты сам себе хозяин. По-мне так: уж лучше в землянке жить хозяином, чем во дворце на кухне из милости спать.
– Что ж, – сказал Юся Каменный, – терять нам, кроме лаптей, нечего. Попытка – не пытка, а попробовать горького до слез не мешает. Не знаю, кто што надумал, а я сыграю.
– И-эх, пики-козыри, – мотнул головой старый солдат, – сдавай Федоров.
– Утро вечера мудренее, – надел шапку Кузя, – спать надоть, а там поглядим!
Батраки поднялись с лавок, домовито застегнули зипуны:
– Досвиданьичка пока…
– Так как же? – спросил Федоров.
– А так же. Кто захочет – найдет тебя.
И ушли.
* * *
В Егорьев день, когда по деревне гуляли пьяные и надрывалась ливенка, приехал Кандыбин. Он успел по дороге к Федорову пропустить несколько чарок «горькой», и от того был красный и веселый.
– Беда, – закричал Кандыбин, увидев у федоровского дома столпившихся «канпаньонов», и захохотал. – Обратно корешки-то прислали. Пусть, грят, зайцев кормят.
– А ты толком говори, – потемнел лицом Федоров, протягивая Кандыбину руку.
– Толком?.. Можно и толком, – стал серьезным председатель. Он присел на завалинку и вытянул из кармана толстую пачку денег.
– Вот он толк-то! – помахал деньгами перед носом «канпаньонов» Кандыбин.
– Наши?
– Ух, деньжищ-то.
– Сколько их тут?
– Сколько? – переспросил Кандыбин и, подмигнув лукаво, произнес с расстановкой: – Семь-десят во-семь рубликов. Да письмо еще.
Вот он толк-то! – помахал деньгами перед носом.
Федоров на радостях схватил Катьку и подбросил ее вверх:
– Ур-р-ра!
– Ну, Кандыбин, спасибо тебе… Заходи. Приказывай, чем угощать тебя!
Кандыбин усмехнулся.
– Должок пока что отдай! А там сосчитаемся!
Деньги, полученные за корни аира, здорово подняли настроение «канпаньонов», но более всего обрадовало их письмо, о этом письме заведующий аптечным складом писал:
«Аир нами получен в удовлетворительном состоянии. Желательно получить корни сонной одури майского сбора, цветы ландыша, можжевельника (верхушки веток). В июне просим заготовить для нашего склада листья дурмана, полынь, листья сонной одури, листья белены, цветы бузины и цветы липы. Мы хотели бы знать, в каком количестве можете вы поставлять на склад перечисленные лекарственные травы. Высылайте своего представителя для заключения с нами договора».
Федоров несколько раз перечитывал это письмо и наконец сказал:
– Здорово!
После этого он достал листок бумаги и карандаш и некоторое время занимался какими-то вычислениями, а когда сунул карандаш и бумагу в сундук, лицо Федорова выражало полное удовлетворение.
– Вот, значится, дело какое! – весело сказал он, рассматривая Кандыбина так, как будто увидел его впервые. – Деньги, что ты нам дал – возвращаем с поклоном, а только и двух лет не пройдет, как будет здесь, в этом месте, то исть в деревне нашей… Будет, говорю, социализм… Насчет запашки ты говорил – так ни черта не вышло… Ну, и чорт с ней, с запашкой, а только этим дела не остановишь. Никто теперь не остановит нас…
Утром к Федорову пришли девять батраков. А к вечеру вся деревня узнала, что Федоров с гольтепой и неразумными ребятами, которых отцы плохо лупцевали за пустомыслие, организуют не то артель не то чортову коммунию.
Кулачье, от которых в самую горячую пору ушли батраки к Федорову, рвали и метали.
– Народ мутит! Мальцев вишь не хватает ему, так батраков прихватил!
– Морду ему надо бить за такие штуки!
– Скулы свернуть подлецу мало!
Но больше всего интересовались тем, где и как будут жить коммунщики. Любопытство это удовлетворял словоохотливый, веселый Никешка Кривой:
– Под землей станем жить. На манер кротов подземных!
Сказанные Никешкой в шутку слова покатились по деревне, словно горох по току:
– Под землю уходят!
– Подземная коммуния, чтоб им ни дна ни покрышки!
– Вроде-бы, подземные коммунисты.
И многие при этом ухмылялись:
– Пущай, пущай! Посмотрит только, што из этого выйдет.
– Чорт в ступе выйдет! – орали кулаки.
– А может, и толк будет! – задумчиво роняла беднота.
Но то, что вышло из федоровской затеи, вскоре удивило всю деревню.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Таинственный портрет
Над полями качался жаркий майский день. Глазам было больно от света и зноя. Все живое притаилось в тени от жары, одни только ласточки мелькали неустанно.
В этот знойный час по дороге, залитой солнцем, медленно двигалась группа крестьян, волоча за собой тележку, нагруженную домашним скарбом. Впереди выступал Федоров. Он нес на плечах огромную корзину с кроликами, цепко охватив ее большими, потными руками. За ним шагали ребята с клетками в руках. В клетках беспокойно возились молодые кролики. По бокам телеги выступали шесть батраков с корзинами кроликов на плечах. Никешка Кривой, Кузя и Юся Каменный волокли тележку с мешками зерна, картофеля и круп. От жары у всех взмокли рубахи.
– Стой! – захрипел Кузя. – Куда гоните? На пожар что ли? Рубахи аж к спинам пристают.
Но Кузю никто не поддержал.
– Ничто! Валяй дальше, – хрипели Никешка и Каменный.
Федоров мотнул головой и прибавил шагу.
Кузя выругался, но так как никто не обратил на него внимания, он сконфуженно забормотал:
– Ну, и черти. С вами, видать, не отдохнешь лишнего часу!
За поворотом дороги, сквозь просветы деревьев, блеснуло синью и солнцем далекое озеро. Федоров зашагал быстрее. Юся Каменный заржал по-лошадиному и повлек за собой тележку и «пристяжных». Кузя побежал вприпрыжку.
– Эх, ведь разобрало его, дубину! – ругался Кузя, прыгая через камни. Передок телеги подталкивал Кузю в спину, заставляя его бежать, не замедляя хода. Обильный пот лился со лба на глаза и стекал по мокрому носу на усы и бороду.
С озера потянуло прохладой.
– А ну, пошел быстрее. Хозяин овсом накормит! – этими словами Никешка подхватил постромки и рванулся вперед. Тележка, поднимая пыль, быстро покатилась под-гору.
– Озеро! – закричали ребята.
Перед глазами раскинулась водная ширь, ослепительно сверкая синью под солнцем. Зеленый луг, покрытый густым ковром трав и цветов, дышал полынью и медуницей. Никешка снял картуз с головы, подставляя голову под палящие лучи солнца, и зажмурился, словно кот:
– Благодать!
Через луг прошли к перелеску, на незапаханную полосу Федорова. На берегу залива выбрали удобное место, свалили на землю мешки, поставили корзины и клетки с кроликами в тень.
В знойный час медленно двигалась группа крестьян.
Несколько человек с топорами направились в перелесок, и скоро стук топоров полетел над озером.
Работа спорилась. Юся Каменный, багровый и мокрый, взмахивал топором и одним ударом отсекал молодые ели от корней. Ребята чистили деревья от веток. Федоров и Никешка рубили жерди пополам, затесывали концы и с силой вгоняли шесты в землю. Остальные заполняли пространство между шестами плетнем.
Не прошло и двух часов, как на берегу озера вырос обширный загон. Тогда открыли корзины и клетки и по загону весело запрыгали кролики.
– Эва, радуются как! – усмехнулся Кузя, вытирая рукавом пот со лба.
Устроив кроликов, Федоров отрядил ребят и Сережку за гусями. Остальные начали устраивать навес для мешков с зерном, а когда пригнали гусей, все бросили работу и смотрели на гусят, которые впервые за свою жизнь должны были плавать. Гусыни с гоготом кинулись в воду. Гусята, смешно переваливаясь, побежали за матками, на минуту остановились перед водой, заметались по берегу и, попискивая от страха, вошли в воду.
– Эк, заработали! – закричал Сережка. – Держи, держи их! – и затопал ногами.
Гусята шныряли из стороны в сторону, отчаянно загребали лапками, но увидев, что вода не так уж страшна, как им показалось с первого раза, они подняли головы и уже уверенно поплыли за матками, ныряя, отряхиваясь и разбрызгивая воду по сторонам.
– Эти не утонут, – усмехнулся Рябцов.
К вечеру на полосу Федорова перетащили все имущество, все зерно, лопаты, борону и плуг. Никешка развел костер и начал варить кулеш. Вокруг костра растянулись на траве ребята – Кузя, Миша Бондарь, Сережка и Пронин. Федоров с Каменным бродили по берегу.
– К ночи пожалуй надо загнать гусей, – беспокоился Федоров. Но Каменный решил, что на одну ночь гусей можно оставить на озере.
– Одичать могут! – хмурился Федоров.
– Ничто! За одну ночь ничего им не сделается!
А когда кулеш был готов, все уселись вокруг котла. Никешка вытащил деревянную ложку и стукнул по краю котла.
– Тащи с мясом! – захохотал старый солдат.
Все засмеялись. И только Федоров нахмурился.
– Зубоскал, – покачал он головой, – все сразу хочешь! А сразу-то и Москва не строилась…
– Это безусловно, – сказал Сережка, черпая ложкой пустой кулеш.
После ужина начали укладываться спать.
Заснули поздно. Многие ворочались с боку на бок, раздумывая о том, какая будет жизнь и заживут ли они лучше, чем жили у кулаков. Вместе со всеми остались и ребята, но с непривычки ночевать на свежем воздухе, они спали плохо.
* * *
Мишка вскочил ни свет, ни заря. Было еще темно. Вокруг стрекотали кузнечики. Над лесом, за озером, поднималась багряная заря. Мишка розыскал среди спящих Костю и Пашку и, разбудив их, предложил им поудить рыбу.
– Пока все спят – на уху в два счета натаскаем!
Костю послали за удочками. Мишка и Пашка начали искать червей, а когда над озером просветлел край неба и по воде потянулись туманы, ребята сидели в камышах, выдергивая свистящие лески из воды, выкидывая на мокрую от росы траву красноперых окуней, золотистых лещиков, язей и плотву.
Перед рассветом началось движение.
Первым проснулся Никешка. Вскочив с земли, он побрел к озеру умываться. Увидев ребят и трепыхающуюся по берегу рыбу, Никешка остановился и лениво почесал живот.
– Вот тебе и на, – сказал Никешка, направляясь к ребятам, – я-то думаю, к чему бы мне попа во сне видеть?! Оказывается, – к ухе!
Никешка подошел к озеру, нагнулся, плеснул пригоршней воды в лицо, вытерся подолом рубахи и, вытянув из кармана складной нож, принялся чистить рыбу.
На рассвете ели уху. Юся Каменный обсасывал косточки и покрякивал:
– Важно… Ей-богу, важно!
Похвалили уху и все остальные.
После завтрака Федоров закурил и сказал:
– Теперь, значится, должен я сказать вот что. Гусей в нашем хозяйстве имеется сто двадцать. Старых конечно не считаем. Старых вернуть придется; да за каждого старого по два гусенка придется отдать. Стало-быть остается нам чистых 89 штук. Кроликов у нас 56 штук. Хлеба хватит на два месяца. Разной крупы – месяца на три… Деньгами мы имеем… всех капиталов… сто четырнадцать рублей и 36 копеек. Это, так сказать, хорошо. Однако земля не запахана и вообще… Конечно плуг у нас имеется, борона, к примеру сказать тоже есть, а лошади безусловно нет и не предвидится… Вот значится…
Федоров бросил папиросу на траву и притоптав окурок сапогом поднялся с земли:
– Работать надо… Здорово надо будет работать… Может с кровью все достанется, однако без работы ни чорта не выйдет… Вот уха к примеру. А ухой – во как можно кормиться… Стало-быть ребята пущай возьмут на себя рыбу, а мы безусловно все остальное… Теперь дело такое значится: есть у нас конечно деньги. Для общего хозяйства деньги не малые… Однако надо рассудить, на какую надобность затратим мы капитал?
– Что ж – сказал Кузя, – деньги твои, ты и рассуждай.
Федоров покачал головой.
– То-то, что не мои… Наших денег, то исть ребячьих и моих, семьдесят один целковый, да другие внесли сорок три рубля тридцать шесть копеек… Ну, а как решили мы жить сообща, стало быть выходят деньги общие и расходы по ним должны сообща обсуждаться.
– Корову надо бы, – сказал Кузя.
– Лучше лошадь! – крякнул Сережка-гармонист.
– Овец бы, – робко вставил Рябцов, который ни копейки не внес в общий котел и потому не считал себя вправе давать советы.
Федоров повернулся к Кузе.
– Корову, говоришь? А на кой ляд она?
– Вот на! Какие ж мы хозяева, когда без коровы будем?
– Пустое говоришь! Одна корова на всех – все равно без пользы. А насчет лошади, так скажу прямо: прокорм дороже станет, потому земли у меня кот наплакал. Овец конечно не вредно было бы развести, однако дело наше такое, надо закупать то, что сразу пользу может дать. Мое мнение такое: закупить на все деньги гусей, породистых кроликов и корму… От гусей к примеру можно осенних цыплят получить, а кролики до зимы успеют еще два помета дать.
– Будет ли толк-то?
– Будет, – уверенно сказал Федоров, – жил когда я в городе, так там в больницу заходить случалось… Доктор в больнице этой разговорился как-то со мной… Ну конечно раз больница – стало-быть и больные, а если больной человек, так давай ему нежную пищу. Ну, вот и говорит мне доктор: для больного, грит, кроличье мясо – самое разлюбезное дело… И деньги большие дают за мясо кроликов… Доктор конечно седой, однако польза от него может быть большая. А с гусями до столовых податься можно. Там их с руками оторвут… В кооператив опять же… И еще взять к примеру пух от кроликов – раз, от гусей – два, мясо – три и тому подобное. Пока что кроликов да гусей надо разводить, а там посмотрим, как быть…
После недолгих разговоров было постановлено купить на все деньги гусей, кроликов и корму. В город решили послать Федорова. Ему же поручили узнать насчет объединения в артель, а Мишка попросил его поговорить подробнее с заведующим аптечным складом.
* * *
В полдень Федоров ушел.
Весь этот день работали, устраивая, удобное жилье. Сначала думали строить настоящий дом, но постройка дома потребовала бы много денег, времени и леса.
– С лесом заест. Вот главное! – озабоченно вздыхал Рябцов.
С лесом было действительно скверно.
После того, как устроили загон для кроликов, на делянке Федорова осталось всего лишь пять больших сосен.
– Из этого леса дома не выстроишь! – чесал в затылке Сережка-гармонист.
– А землянки ежели наладить? – предложил Никешка..
Миша Бондарь махнул рукой.
– Землянки-то, чать, тоже дерева требуют.
– Это безусловно! – поспешил согласиться Никешка.
– Может надел имеется у Федорова?
– Надел-то есть, да только двенадцать верстов до наделу! На чем бревна возить будешь?
– А на кроликах! – захохотал Никешка.
– То-то что на кроликах!
Миша Бондарь в раздумье посмотрел на сосны и сказал:
– А что ежели эти сосны спилить на сажень от комеля, а сверху положить досок?
– Ну?
– А бока-то, как? Продувать ить будет!
– Бока плетнем, да глиной уделать можно!
– Что ж, предложение дельное! – обрадовались коммунщики.
Работа закипела. Не прошло и часу, как от сосен остались одни стволы немногим выше человеческого роста.
Ребята работали вместе со всеми, не покладая рук, в то же время беседуя между собой.
– Меня, – говорил Пашка, – отец драть будет вечером. Бабка говорила.
– За что?
– А с коммунщиками чтобы не путался.
– Ого! – воскликнул Сема, – а у меня наоборот: мене батька слова против не говорит. Ты, грит, ешь там, а домой только спать приходи, а работать заставят, не работай.
Постройка жилья подходила к концу.
Пространство между стволами заделали ветвями и размоченной глиной. Сверху положили горбуши, оставив только проход для будущей трубы. Жилище вышло неказистое, однако в нем было сухо, оно могло предохранить от непогоды и жары. Единственным недостатком был низкий потолок. Но на это никто даже внимания не обратил.
Работа успешно продвигалась к концу.
Никешка из сучьев и жердей сколотил топчаны и поставил их к стенам. Ребята притащили хвою, которую положили на топчаны вместо матрацов. Эти постели покрыли армяками. Рябцов усыпал пол чистым озерным песком, а Миша Бондарь приколотил к стенке портрет какого-то человека в очках и с бородкой.
– Кто это, Маркс что ли? – поинтересовался Кузя.
– Ну, Маркс! Сказал тоже. У Маркса борода будет погуще и сам он костью пошире опять же…
– Кто ж это такой будет? – задумчиво протянул Никешка, рассматривая портрет.
– Да я и сам не знаю, – сознался Бондарь. Тут это у кулака одного случилось служить. Ну, проработал стало быть у него два месяца и того… начал просить, чтобы договор заключить. Просил я его честью, а он шум-скандал устроил. Короче говоря, выгнал меня взашей, а заместо платы вот этот портрет кинул в лицо. Плюю, грит, на все законы ваши и ногой на портрет наступил. Вот, грит, жалуйся ступай! Ну конечно подобрал я этот патретик и ушел.
– В суд бы надо подать!
– Это безусловно. Председатель того совета тоже советовал мне судиться, да только до городу надо ехать 70 верстов. Подумал я, подумал, да и плюнул.
– Дела-а-а! – покачал головой Юся. – И однако может быть с какой-нибудь гидры снято?
– Раз кулак ногами топтал патрет, должно быть с хорошего человека сделан рисунок, – рассудил резонно Никешка.
Так появился на стене первого жилища коммунщиков портрет, который впоследствии чуть-было не устроил им крупную неприятность.
Если бы знали батраки, чей портрет глядит на них со стены, они конечно выбросили бы его вон, втоптали бы в грязь ногами. Однако никто из них не знал других портретов, кроме Маркса и Ленина, поэтому на стене остался висеть портрет незнакомца, который посматривал на батраков колючими, змеиными глазами.