Текст книги "Красный Петух"

Автор книги: Ян Гийу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

На этой встрече группы "Киловатт" рассматривались два главных вопроса. Первый касался новой волны покушений на британские гостиницы и британских туристов, предпринятых IRA в последние две недели. Второй – тенденций, вызывавших все больше опасений: связи между тем, что в Западной Германии называлось "третьим поколением террористов", и двумя или тремя группами во Франции и Бельгии, которые начали пропагандировать нечто вроде "террористического интернационала" и войны против НАТО во Франции, Бельгии и Западной Германии. Совсем недавно на парижской улице был убит американский полковник, а организация "Прямые акции" гордо заявила о своей причастности. Французский полковник, представлявший на встрече французскую разведку, а по существу шеф "второго бюро", почти полностью состоящего из корсиканцев, намекнул, что его люди внедрены к террористам и вскоре можно рассчитывать на широкомасштабный удар. Он надеется, что это выведет на след бельгийской террористической группы.

Вопрос Нэслюнда, касавшийся убийства шведского офицера безопасности, и работа по выслеживанию предполагаемых палестинских убийц стояли в конце повестки дня.

Но за два приятно проведенных в Версале дня – французы взяли на себя заботы о еде и напитках – Нэслюнд, как и надеялся, провел массу неформальных и доверительных встреч со своими израильскими коллегами.

Израильтяне убедили его в том, что убийство связано с операцией, которой еще не было, то есть с тем самым "планом Даал"; и поскольку еще не найдено никаких следов операций, хорошо продуманных группировками Ясира Арафата в рамках ООП, следует начать поиски в другом месте, направив усилия против возможных акций, планируемых какой-нибудь оппозиционной группой палестинцев, поддерживаемых Ираном или Ливией. Речь, скорее всего, идет о Ливии.

Примерно то же самое думали и подчиненные Нэслюнда, так что они не узнали ничего нового, когда тот вернулся из Парижа: фактов слишком мало. И в окружении Нэслюнда пришли поэтому к совершенно верному выводу, что израильтяне рассказали ему гораздо больше, хотя Нэслюнд по какой-то причине о деталях сообщать не захотел.

* * *

Карл уже провел в своей тюрьме почти сорок восемь часов, когда человек, назвавшийся Мишелем, пришел к нему в сопровождении молодых, хорошо вооруженных мужчин.

Они спешили и нервничали. Отправляться в путь следовало немедленно. Карл попросил было разрешение побриться, поменять одежду и принять душ, но из этого ничего не вышло. На него тут же надели темные очки и спустили на два этажа, а потом поместили в нечто, что должно было быть кузовом небольшого пикапа. Затем уже знакомое петляние по улицам. По шуму Карл догадывался, что они проехали центральную часть Западного Бейрута, потом снова вернулись на окраину города. Когда машина остановилась, его провели через двор и, вероятно, какую-то строительную площадку, поскольку он спотыкался о доски и груды камней.

Двое шли по бокам и вели его под руки. Они миновали ворота или арку, затем оказались на узкой открытой лестнице. Эхо от шагов и голосов подсказывало Карлу, что они поднимаются по лестнице недостроенного высотного дома.

Затем вошли в дверь, судя по коротким возгласам множества людей, хорошо охранявшуюся. Карл подумал, что охранники проверяют друг друга. Он, кроме того, слышал шелест бумаги, которую, вероятно, кто-то читал.

В коридоре с него сняли очки. Он действительно был в недостроенном высотном доме. Они прошли много будущих квартир без дверей и без напольного настила. Но все окна коридора и выходящих в него квартир были заколочены на случай воздушных налетов. Карл разглядел, что свет извне сюда не проникал, а освещение в коридоре было минимальным.

– Место мы выбрали специально для этой встречи, – прошептал за его спиной человек, назвавшийся Мишелем.

В другом конце коридора вдоль стен были навалены мешки с песком для защиты от возможного огня гранатометов. Через проход в высокой двойной стене из мешков с песком они вошли в комнату. За одним из обычных на Ближнем Востоке письменных столов из коричневого пластика под дерево сидел Абу аль-Хул. В комнате были два охранника, каждый на своем стуле у своей стены, примерно в четырех метрах друг от друга. Абу аль-Хул сидел у торцовой, узкой стены, а перед его столом стояли два стула.

Даже если бы комната и была забита народом, подумал Карл, все равно трудно было бы не угадать, кто тут носил кличку Сфинкс и был шефом одной из лучших на Ближнем Востоке служб безопасности и разведки.

Абу аль-Хул не поздоровался, он лишь жестом показал на один из стульев перед собой. Карл сел, также не протягивая руки. Абу аль-Хул был седой, коротко остриженный, крепко сбитый человек лет шестидесяти. Глаза скрыты за темными очками, на жестком лице выделялись по-восточному изогнутый нос и большой рот, не привыкший улыбаться.

Человек, назвавшийся Мишелем, сел рядом с Карлом и некоторое время сидел молча. Потом Абу аль-Хул медленным движением снял с себя очки. Он оказался синеглазым.

– Я – Абу аль-Хул, – сказал он низким и меланхоличным баритоном.

– Я – Карл Хамильтон, офицер шведской службы безопасности, и я рад, что получил возможность встретиться с вами, – ответил Карл.

Абу аль-Хул какое-то время изучал его твердым синим взглядом, не отвечая, затем через стол протянул ему, небольшой листок бумаги.

– У нас есть определенные косвенные сведения, что наш самый компетентный враг – вы же знаете, у нас много врагов – планирует покушение на кого-то из нашего руководства здесь, в Бейруте. Лично я, без сомнений, мог бы быть такой целью. Согласно нашей информации, эти планы могут иметь скандинавскую связку. Как вы это расцениваете, господин Хамильтон? – монотонно, едва шевеля губами, спросил Абу аль-Хул.

– Я не знаю об этом ничего, и у нас нет никаких сведений на сей счет, – осторожно ответил Карл.

– Подумайте, может быть, вы сами входите в эту группу? Ваша связь со Скандинавией бесспорна. И, как вы понимаете, эти два дня, когда вы были нашим гостем, мы посвятили проведению некоторой проверки, – продолжил Абу аль-Хул тем же ровным тоном.

Карл задумался. Он почувствовал какое-то облегчение, потому что это, действительно и без всякого сомнения, была именно та встреча, которую он ждал, а не путешествие во мрак неизвестности – такая мысль не раз приходила ему в голову. Но если теперь они почему-то решили, что он участвует в какой-то операции, направленной против руководства ООП, то положение Карла по меньшей мере тревожно. Однажды такая операция имела место, о ней Карл хорошо знал, поскольку был в Бейруте как раз тогда, когда израильская группа коммандос ворвалась в квартиру к трем высшим руководителям ООП и расстреляла их там.

– Я, конечно, не могу знать, какую проверку вы осуществляли, но у меня нет причин беспокоиться по этому поводу, – ответил Карл медленно, стараясь не нервничать.

– Вы можете каким-нибудь образом доказать, мистер Хамильтон, что вы не участвуете в подобной операции? В таком случае мы сможем договориться и в дальнейшем.

– А что, собственно, вы хотите, чтобы я доказал?

– Что вы не подосланный убийца, например.

Абу аль-Хул оставался спокойным, но четверо мужчин, находившихся в комнате, напряженно всматривались в Карла.

Карл лихорадочно искал выход. Разговор принял более неприятный оборот, чем он даже мог себе представить. Возможно, это всего лишь стандартный прием на допросе – пытаться уговорить допрашиваемого, что "это знают все" и так далее, но, с другой стороны, если палестинцы почему-либо не поверили ему, то время начнет бежать, как в песочных часах. Карл принял решение и сразу же начал атаку, хотя потом он так и не смог объяснить себе, почему поступил именно так.

– Вы желаете слишком многого, – сказал он, потягиваясь и зевая, словно очень устал, потом улыбнулся, и когда руки его вытягивались в стороны и все еще находились на середине пути, он выдернул из-под себя стул и схватился за дуло автоматического карабина ближайшего охранника, дернул его к себе одной рукой, а сам метнулся в противоположном направлении и в полную силу стукнул локтем в диафрагму застигнутого врасплох телохранителя. Затем мгновенно разрядил оружие, знакомое по тренировкам, и направил его против второго охранника, находившегося по другую сторону, но в том же направлении, где сидел человек, который назвался Мишелем, и издал звуки, имитирующие стрельбу: "так-так-так".

Второй охранник застыл от неожиданности. А тот, которого он ударил, лежал на полу и слабо постанывал.

– Вот так, – сказал Карл и направил свой АК-47 на Абу аль-Хула, который так и не изменил выражения лица, не двинул ни головой, ни рукой и вообще никак не отреагировал на быстрый выпад Карла. – Может быть, так я докажу вам. Вы все еще живы.

И осторожно положил АК-47 на письменный стол перед Абу аль-Хулом, наклонился над лежавшим, помог ему подняться и попросил прощения. Затем вновь сел на свой стул. Человек, назвавшийся Мишелем, поднялся с пола и спокойно сел возле Карла.

Абу аль-Хул слабо улыбнулся. На любом другом лице эту улыбку вряд ли можно было бы заметить, но на лице человека, названного Сфинксом, она была несомненной.

– Хорошо, – сказал Абу аль-Хул, – вы умеете брать инициативу в свои руки, мистер Хамильтон, и я это одобряю. Но не из-за недоверия, а просто из чистой предосторожности именно это оружие было не заряжено. Как я и говорил, мы провели кое-какое расследование, и оно привело нас в Калифорнию, если вы понимаете, о чем я говорю...

– Нет, не понимаю, – ответил Карл и потянулся к автоматическому карабину на письменном столе, но никто из находившихся в комнате не остановил его. Он вытащил магазин. Тот оказался пустым. Он положил карабин обратно на письменный стол.

Абу аль-Хул даже не улыбнулся.

– Я хочу, чтобы вы сначала услышали несколько моих версий, мистер Хамильтон, но это не только мое частное мнение, а мнение всей ООП. Полагаю, вы готовы выслушать меня?

Карл кивнул.

"Джихаз ар-Разед" не слышал даже намеков на то, что в Стокгольме должна была произойти какая-нибудь операция. А сенсационное убийство шведского полицейского безопасности вызвало бы слухи и переполох в палестинских кругах, и в таком случае они действительно были бы ответственны за него. А сейчас уже прошло более недели после этого события...

Невозможно исключить, что то или иное арабское государство тайно что-нибудь и готовило, например Сирия, но даже и в этом случае кое-что дошло бы до нас.

Это была всего-навсего информация. А если перейти к политической стороне дела, то ни у сумасшедшего полковника в Ливии, ни еще меньше у ООП не было повода устраивать шумиху в Швеции. Это была бы и стратегическая, и политическая ошибка, поскольку каждая операция, как хорошо ее ни планируй, все равно большой риск. Если бы было совершено убийство полицейского службы безопасности и убийцу схватили, то все равно цена убийства полицейского несоизмерима с тем, что они хотели сделать.

Однако вполне вероятно, что израильтяне могли задумать такую операцию по двум причинам. Во-первых, мишень самой операции тактически и стратегически достаточно важная, и не так уж трудно было представить себе, кого в таком случае это могло бы касаться. Во-вторых, они почти уверены, что палестинцы могли бы взять на себя ответственность за это, шведская служба безопасности невольно сможет прикрыть их отход.

Это не только теоретические или пропагандистские рассуждения врага Израиля. Над этим действительно стоит подумать.

– Вот как, – сказал Карл со смешанным чувством любопытства и раздражения той искусственной паузой, которая очень напоминала Нэслюнда дома, в Стокгольме, – а почему, позволю себе спросить?

Абу аль-Хул все еще держал руку на папке и смотрел Карлу прямо в глаза.

– Потому что пистолет, о котором вы спрашивали, прибыл к вам из Израиля, – ответил он тем же спокойным тоном.

– Как вы можете это доказать, русские ведь не поставляют оружие Израилю, – недоверчиво заметил Карл. – Хорошее объяснение, если бы оно было правдоподобным. Как его можно проверить?

Пистолет Токарева № АРР-4576543 принадлежал майору 23-й моторизованной пехотной бригады Рашиду Абделю Хаму аль-Холейли. Он был ранен и взят в плен в боях на Голанских высотах в октябре 1973 года. В январе 1974 года этот майор вошел в группу сирийцев, обмененных на израильских пленных под наблюдением Красного Креста на границе перемирия в Кунейтре. Как и другие пленные, он был передан безоружным, это естественно. У сирийских офицеров служебное оружие прикрепляется к форме кожаным ремнем или латунной цепочкой, так что можно уверенно сделать вывод, что он не мог потерять пистолет, когда его ранили. Значит, он попал в руки израильтян, и, значит, в случае со шведским сотрудником безопасности убийца мог быть израильтянином.

– Проблема, само собой разумеется, в том, что эти данные находятся, как бы это выразиться, в сфере палестинских интересов, – сказал Карл.

Абу аль-Хул кивнул почти незаметно, ожидая, что Карл будет продолжать.

– Я бы хотел знать, могу ли я каким-либо образом проверить достоверность этих данных?

– Мы, конечно же, размышляли над этим вопросом, – ответил Абу аль-Хул задумчиво, – это нелегкая проблема. Вы, мистер Хамильтон, насколько я знаю, достаточно хорошо ориентируетесь в политической ситуации на Ближнем Востоке и в нашей борьбе против сионистских и других врагов, не правда ли? В таком случае начнем с того, что вы знаете: Сирия не совсем то государство или, точнее, тот режим, который любит и поддерживает нас. И если вы обратитесь за этими сведениями к сирийскому режиму, то я хочу лишь попросить вас в таком случае не намекать им, что источник вашей информации – мы. Ибо тогда нет никакой уверенности, что они подтвердят все это, не так ли? У Сирии нет повода защищать Израиль во имя Всевышнего и Милосердного. Есть возможность таким путем получить позитивный результат, но это мы предоставим вам. А сейчас пойдем дальше и посмотрим, можем ли мы сделать наше сотрудничество еще более плодотворным. Вы слышали что-нибудь о "Божьей мести"?

Карл отрицательно покачал головой.

Абу аль-Хул прервал свой рассказ и заказал турецкий кофе. Меньше чем через тридцать секунд один из охранников возвратился с латунным кофейником классической формы и тремя маленькими чашечками, которые он подал поочередно сначала Абу аль-Хулу, потом Карлу и затем уже человеку, назвавшемуся Мишелем.

– "Божья месть" – это спецотдел в Моссаде, который создан в период, когда Голда Меир была премьер-министром Израиля. Расцвет его деятельности пришелся на начало 70-х годов, а его стратегия включала два направления. Первое – убийства палестинских интеллектуалов в Европе. Прежде всего не тех, кто так или иначе связан с военными операциями, а интеллектуалов, которые занимались пропагандой, журналистикой, поэзией, литературой. Длинный ряд убийств, последовавших вслед за этим, показал, что это дело рук очень опытной команды. Второе – стремление изобразить дело таким образом, будто убийства совершаются соперничающими палестинскими группами и, следовательно, якобы сами палестинцы убивают друг друга.

Один израильский генерал, близкий друг Голды Меир – Арон Замир, руководил этой деятельностью до 1973 года, вплоть до своей первой большой неудачи. Это было связано с историей в городе Лиллехаммер в Норвегии. То, что был убит не тот человек, как говорится, не так уж и страшно. Но то, что полдюжины оперативных работников попали в тюрьму, было катастрофой, поскольку для их освобождения требовалось решение норвежского суда. Все кончилось тем, что Арона Замира, который, между прочим, сам был на месте преступления в Норвегии, уволили, а отдел прекратил свою деятельность.

Но, как считал Абу аль-Хул, эта деятельность сейчас возобновилась. По почерку убийство палестинского представителя в Социалистическом интернационале Хиссама Сартави, без сомнения, очень напоминает работу "Божьей мести", причем два обстоятельства указывают на это: технически операция проведена превосходно, и все было представлено так (это говорится и в исторических работах), будто стреляли друг в друга сами палестинцы и что якобы палестинцев, стоявших за переговоры, убивала кровожадная фаланга, которая всегда хотела иметь решающее влияние на них.

Но была и существенная разница. Ошибка в Лиллехаммере состояла в том, что в операцию втянули слишком много любителей. Убийцы сбежали, они ведь были настоящими профессионалами, поступавшими в таких вот ситуациях уверенно, а те, кому надо было обеспечить операцию, попались.

Фиаско в Лиллехаммере стало очень чувствительным ударом для Израиля. Но убийство Хиссама Сартави они осуществили уже без помощи любителей. А во времена Бегина, несколько лет назад, Арон Замир был прощен и вновь стал шефом в Моссаде.

– Поэтому, – закончил свои рассуждения Абу аль-Хул, – я приложил часть материалов о "Божьей мести" и Ароне Замире к данным об истории с пистолетом Токарева. Мне было приятно начать сотрудничество со шведской службой безопасности. Если вы захотите новых контактов с нами, мы всегда пойдем на них, а если мы узнаем еще что-нибудь связанное с убийством в Стокгольме, мы сообщим вам лично, мистер Хамильтон.

Абу аль-Хул поднялся, протянул руку, похожую на медвежью лапу, и крепко пожал руку Карла.

Человек, назвавшийся Мишелем, осторожно вывел Карла из комнаты вниз по длинному коридору в темноте. Наконец они подошли к двери с новыми мешками песка и новыми вахтерами.

"Мишель" коротко сказал что-то охране по-арабски, и потом они сами спустились по лестнице. Казалось, что в темных очках уже надобности не было. Они осторожно пробрались через строительные завалы перед почти готовым высотным домом, где проходила встреча, подошли к единственной ожидавшей их машине, каждый со своей стороны, и сели на заднее сиденье. Шофер завел мотор, не ожидая команды "Мишеля". Они вновь направились к центру города.

– Меня зовут Хуссейни, Рашид Хуссейни, – сказал человек, называвший себя до этого Мишелем, и протянул руку. – Твои вещи и все остальное в твоем номере, мы высадим тебя за квартал от гостиницы. Я взял на себя смелость приобрести для тебя билет на самолет, вылетающий завтра после обеда. Ты найдешь билет на самолет и подтверждение об оплате гостиницы у себя в номере. Мы сможем пообедать вместе до твоего отлета?

– С большим удовольствием, – ответил Карл.

– Муна или я заедем за тобой около часу дня. Захвати тогда и нашу одежду, ладно? Что ты предпочитаешь: мясо, рыбу или раков?

– Лучше рыбу и раков.

Через четверть часа Карл вошел в гостиницу, взял ключ от своего старого номера так уверенно, будто он вернулся после небольшой прогулки. Ведь номер был тот же.

Он принял душ, вымыл голову и побрился. На ночном столике все еще стояла неоткрытая бутылка виски, купленная в самолете; она стояла на том же самом месте, повернутая этикеткой внутрь – так, как он и поставил ее сначала. В дорожной сумке лежали нижнее белье и чистые рубашки, а брошюры по компьютерной технике остались на тех местах, где он их положил. В гардеробе висели костюм и пальто. Ничего не исчезло. Он бродил по комнате с полотенцем на бедрах и пытался понять, как им удалось точно восстановить порядок в комнате, после того как все было куда-то вывезено. Неужели перед тем, как забирать вещи, они засняли все полароидной камерой?

Он откупорил бутылку виски, взял стакан для чистки зубов из ванной комнаты, наполнил его и лег на кровать с папкой бумаг, полученных от Абу аль-Хула. Данные о сирийской истории пистолета Токарева, начиная с пленения сирийского майора, были краткими и заняли меньше страницы машинописного текста.

Остальное составляли выжимки длинного оперативного анализа израильской акции в Лиллехаммере в 1973 году, явно из какого-то архива. Были и приложения с различными выводами, однако не особенно интересными и новыми. Но Карлу показалось несколько странным, что эта акция, словно призрак, вновь напомнила о себе, хотя все материалы о ней были и дома, в их собственных архивах. Ну конечно, интересно прочесть и то, что другая сторона говорит о ней. Анализ палестинской разведывательной службы начинался с краткого воспроизведения хода событий.

21 июля 1973 года в 22.40 марокканский гражданин Ахмед Бухики с женой вышел из автобуса у Фурубаккен, недалеко от Лиллехаммера. Когда он с женой, которая, между прочим, была на девятом месяце, направились к дому, их обогнала взятая напрокат светлая машина марки "мазда" с поддельными номерами. Машина остановилась, из нее вышли двое мужчин и подошли к паре. Оба вытащили по пистолету, заставили жену отойти и несколько раз выстрелили в Бухики. Тот упал. Затем они стали стрелять в лежавшего и сделали в общей сложности четырнадцать выстрелов с близкого расстояния. Все ранения, кроме одного, были серьезными или смертельными.

Затем мужчины сели в свою машину и уехали. Так произошло это убийство.

Поскольку оба израильских агента были опытными офицерами Моссада, из отдела по спецоперациям, а точнее, из отдела, называемого "Божья месть", то способ их действий вызывает удивление. Количество выстрелов свидетельствует о том, что оба опустошили свои пистолеты калибра 7,62 прямо на месте.

Тут сразу несколько вопросов. Зачем надо было делать четырнадцать выстрелов, зачем оставаться на месте и, вымещая злобу, затягивать операцию, рискуя, что много людей потом смогут опознать их?

И зачем было засыпать место преступления патронными гильзами? И почему пистолеты, а не револьверы?

Палестинский аналитик приходит к таким выводам, пытаясь ответить на собственные вопросы. Способ действия, при котором делается выстрел за выстрелом в уже убитого человека, нельзя расценить как поступок профессионала, поскольку тут явно верх взяли чувства ненависти или личной мести.

Иными словами, убийство совершено так, что оно должно было походить на "акт арабской мести", и чтобы усилить впечатление, использовалось не израильское оружие.

В течение нескольких последующих дней оперативным отделом было схвачено несколько второстепенных лиц. Шесть человек различных национальностей, в том числе и еврейской: Мариан Гладникофф, 1943 года рождения, шведка; Сильвия Рафаэль, родилась в 1957 году в Южной Африке; Абрахам Гемер, родился в 1937 году, вероятно, в Австрии; Дан Аэрбель, родился в 1937 году в Дании; Цви Стейнберг, родился в 1943 году, вероятно, в Израиле; и Микаэль Дорф, родился в 1947 году в Голландии.

Все они были осуждены и получили не более чем символическую меру наказания за убийство, квалифицированное как "непреднамеренное". Через год-полтора всех их выпустили из норвежских тюрем.

Из схваченных никто не играл в этой операции какой-либо значительной роли, все они были любителями. Когда взяли шведку и датчанина, которые, кстати, ехали вернуть взятые напрокат машины, они тут же стали от всего отпираться, пытаясь выгородить себя.

Таким образом, Моссад воспользовался смешанной командой из любителей ездить на машинах, взятых напрокат, разносить газеты, звонить по телефону и выполнять некоторые простые задания по наблюдению. И именно такие любители и попались, а хорошо обученная часть команды смылась в Швецию, чтобы оттуда добраться до Израиля.

Если бы схваченные были профессионалами, они вообще ничего не сказали бы на допросах, и тогда их не смогли бы осудить, а скандал, очевидно, удалось бы замолчать.

С чисто оперативной точки зрения интересно то, что убитый вообще не имел никакого отношения к палестинскому движению. Он работал официантом в Лиллехаммере с тех самых пор, как переехал в Норвегию. Израильтяне же посчитали его серьезной целью лишь потому, что некоторые "любители" видели, как один арабский турист, приехавший из Осло в Лиллехаммер, пару раз беседовал с Бухики; и этого оказалось достаточно.

Анализ операции показался Карлу весьма легкомысленным из-за странного смешения "любителей" и "профессионалов".

Оперативным шефом этой акции был известный офицер Моссада по имени Густав Пистауэр. Его ближайших помощников называли "Майк" и "Франсуа", их распознать не удалось. А руководителем операции был и, вероятно, давал указания относительно способа расстрела сам Арон Замир, шеф "Божьей мести".

И для израильтян, и для других урок из случившегося прежде всего в том, что вмешивать любителей в операцию такого объема и такого направления глупо.

Палестинский аналитик продолжал расследовать все дело с той же последовательностью.

Карлу незачем было читать дальше. Жирной чертой он подчеркнул несколько слов, а в одном месте поставил на полях восклицательный знак. Речь шла о калибре оружия убийства – 7,62 мм. Это необычный калибр для пистолета, более типичный 7,65 мм, например у "вальтера", которым оснащена шведская полиция.

Но 7,62 – это же калибр пистолета Токарева. Другие виды оружия можно практически исключить. Убийцы воспользовались "Токаревым". И это доказывает, что они были израильтянами.

Палестинский анализ, который Карл держал сейчас в руках, был сделан много лет назад, задолго до того, как интерес к оружию Токарева всплыл вновь в связи со скандинавским убийством.

Карл почувствовал легкий озноб. Он заказал телефонный разговор с Фристедтом в Стокгольме, которого ему пришлось ждать всего четверть часа.

Разговор был коротким, но не только из-за желания сократить государственные расходы.

– Привет, – начал Карл. – У меня возникли некоторые проблемы с первыми деловыми контактами. Но все образовалось и даже сверх ожидания. Мы можем продать больше, чем рассчитывали. Я приеду домой завтра вечером, самолет вылетает в 16.30 по местному времени.

Фристедт лишь что-то прохрюкал в ответ, вроде того: мол, хорошо. И оба положили трубки.

Карл залез под одеяло и, положив руки под голову, стал глядеть в темноту. С Хамра-стрит доносилась бесконечная симфония автомобильных гудков.

Зачем они разрядили свои магазины в уже мертвого человека?

Он заснул, так ничего и не додумав до конца, и спал скверно, без снов.

* * *

Несколько утренних часов он бродил по большим книжным магазинам в центре города, которые очень хорошо помнил еще по первой поездке в Бейрут. В те времена бейрутские книжные магазины были самыми лучшими на Ближнем Востоке. Сейчас выбор книг, конечно же, был не тот, но все же и не так беден, как можно было бы ожидать. Непонятно, как книготорговцам это удавалось. Фрахтовались ли для этого пароходы, которые заходили в «христианские» гавани? А как потом это переправлялось в Западный Бейрут? Грузовиками до Дамаска или самолетами?

Карлу показалось, что доля религиозной литературы по крайней мере удвоилась. А свежих американских, английских и французских изданий о последних войнах на Ближнем Востоке было столько, что Карл не верил собственным глазам. Он купил несколько книг на английском языке о палестинских либо влиятельных военных и политических мусульманских организациях в Ливане.

Его везде принимали за американца, и это было естественно, поскольку он говорил на том же английском, что и другие студенты в Сан-Диего. Но никто не относился к нему с опаской, по крайней мере заметить это было нельзя. Он решил, что люди просто думали так: он – журналист, притом американский журналист в Бейруте, и поэтому едва ли приверженец американской и израильской политики на Ближнем Востоке. По крайней мере, Карл догадывался, что именно поэтому продавцы книжных магазинов или уличные торговцы напитками не относились к нему враждебно.

Когда он вернулся в гостиничный номер, там его поджидала Муна, на этот раз без пистолета. Она попросила его оставить багаж в номере и спуститься в темно-зеленый "фиат", который она оставила за квартал от гостиницы. Они поехали по Корнишен вдоль берега, мимо больших одиноких скал в глубине моря, напоминавших древние замки крестоносцев. День был тихий, ласковый, легкая дымка над морем.

– Обними меня, но сначала покажи паспорт, меня зовут, как ты знаешь, Муна, и я медицинская сестра, – сказала она быстро, когда они приближались к первому контрольно-пропускному пункту по дороге на юг. Над головой проревел "Боинг-707" авиакомпании МЕА, низко пролетевший над ними; полеты возобновились.

Карл протянул через Муну свой паспорт милиции Амаля, он играючи поцеловал ее в щеку. ("Не переигрывай", – прошептала Муна с притворным раздражением.)

Через полчаса они въехали в небольшую деревушку у моря и свернули в какой-то проулок. Вылезли из машины и, пройдя несколько безлюдных дворов, оказались в довольно просторном доме из желтого кирпича, очевидно брошенном, вышли на большую, защищенную стеной террасу, за которой начинался пологий спуск к морю. Тут их ждал роскошный ливанский обед – красные маленькие рыбешки-фри ("Султан Ибрагим"), оливки, пита-хлебцы, лябне (ливанский йогурт), нарезанная зелень, хумус (крем из турецкого горошка), гриль из хвостов лангустов, средиземноморские раки, крупные рыбины, похожие на окуней, запотевшие бутылки минеральной воды и ливанское розовое вино.

За столом сидели Рашид Хуссейни и два молодых человека, вернее, охранники лет двадцати, оставившие свои автоматические карабины в четырех-пяти метрах от стола у стены террасы.

Рашид встал им навстречу, сердечно пожал руки и представил молодых людей – Мусу и Али.

– Мне показалось, что тут будет приятнее и менее опасно, чем в каком-нибудь ресторане, в Бейруте так много глаз и ушей, – сказал Рашид, когда они сели за стол.

– Но это же, собственно, не ваша территория? – удивился Карл.

– Нет, – ответила Муна, – это территория Амаля, но здесь они не ищут "Джихаз ар-Разед", так как заняты поисками нас в самом городе.

– Хотя трудно быть полностью уверенным, – улыбнулся Рашид, пряча глаза за дымчатыми очками. – Ну а если они все-таки явятся сюда, то мы одолжим тебе какое-нибудь оружие. Но они этого не сделают, очко в нашу пользу. Когда все-таки ты уехал из Калифорнии?

Казалось, Рашида не очень-то это и занимало, спросил вроде бы просто так, элегантно и ловко водружая горку хумусового крема на кусочек хлеба.

– А почему ты думаешь, что я приехал из Калифорнии? – отпив немного вина, вопросом на вопрос ответил Карл, стараясь казаться безразличным.

– Ванг Ли, – коротко бросила Муна.

– А кто этот Ванг Ли, черт возьми? – удивился Карл, накладывая на свою тарелку жареных рыбешек.

– Твой портной в Сан-Диего, – улыбнулась Муна. – Мы изучили твою одежду миллиметр за миллиметром. В подкладке твоих брюк есть кое-что интересное: и кармашки для патронов калибра 38, насколько мы поняли, и небольшой карман, куда ты имеешь обыкновение засовывать пистолет неизвестной нам марки.

– Расскажите, что все это значит, – пробурчал Карл, – какой Ванг Ли?

Ванг Ли был владельцем китайской прачечной, в которой одежду Карла приспосабливали к его нуждам. Но он, кроме того, вшил в нее и короткий китайский стишок на счастье. По всей вероятности, просто ради фирмы. На листке со стихами стоял – Ванг Ли ведь был не только китайцем, но и американцем – и небольшой знак фирмы, носящей его имя. Вот так они и добрались до Сан-Диего. Остальное не очень-то и трудно.