Текст книги "Архимаг (СИ)"

Автор книги: Ян Бадевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава 3

На четвёртый день мы решили выйти из многомерности, чтобы сбить потенциальных преследователей. Бродяга не мог перемещаться в обычном пространстве, поэтому мы зависли в нескольких метрах от земли. Две трети гостиной выдвинулись из корпуса, закруглились и открыли панорамный обзор на нескончаемую степь.

Солнце располагалось там же, где и всегда.

Словно его прибили.

Можно вынырнуть в любой точке Бескрайней Пустоши и не понять, где находишься. Везде всё одинаково. Ландшафты с незначительными вариациями копируют друг друга.

Я подумал о чудовищных расстояниях.

Не знаю, сколько миллиардов километров преодолел Бродяга, и можно ли подобные дистанции измерять в километрах. Быть может, надо переключиться на парсеки или световые годы. Опять же, не факт, что эта вселенная не обладает собственной топологией. Никак не связанной с реальным космосом.

Всё, что я знал о земной технике, говорило о том, что домоморф невозможен. Мы нарушали законы физики, да и магии, если честно. Что у него за двигатель такой? Почему мы не нуждаемся в заправке, источнике энергии? Вряд ли Бродяга пользуется эфиром, хотя…

– Бродяга, – позвал я. – Как ты работаешь?

– Вопрос не совсем понятен.

– Ну, я хочу сказать, где твой источник энергии? Ты функционируешь на энергии ки?

– Большинство фактов о технологиях, по которым меня создавали, относятся к скрытым. Их разглашать нельзя, это часть действующих ограничений.

– Он не скажет, – отмахнулся Иванов. – Так его запрограммировали Предтечи.

– Получается, ты не имеешь власти над своим домоморфом.

– Я бы так не сказал. Существуют протоколы, которые Бродяга обойти не в состоянии. Но его преданность хозяину безусловна. Это часть нашей сделки с Администратором.

– А если ты будешь действовать вразрез с интересами Предтеч?

– Хороший вопрос, – барон уважительно кивнул. – Я не знаю.

По просьбе Иванова Бродяга создал открытую террасу, шезлонги и журнальный столик. Предварительно я вошёл в дальний транс, обследовал окрестности и убедился в том, что рядом нет опасных хищников. Ближайший Разлом находился километрах в тридцати от нас, и вокруг портала активности монстров не наблюдалось.

Щурясь на вечное солнце и слушая цикад в траве, я думал о том, насколько далеко мы выбрались за пределы Фронтира. И насколько, в сущности, ничтожна освоенная людьми зона, внутри которой ползают жуки Мобильных Крепостей и укрепляются наскальные форпосты.

Вообще, странный мир.

Нет полноценных горных систем, но есть отдельные возвышенности. И древние кратеры вулканов. При этом никто не видел извержений, да и сейсмической активности в Пустоши нет.

Почему везде степь?

Откуда и куда текут реки?

Где моря и крупные озёра наподобие нашего Байкала?

Если вдуматься, вся реальность Пустоши какая-то искусственная, необъяснимая. Я вот, к примеру, вырос на планете, где магия в порядке вещей. И там всё это достигло такого размаха, что привычные землянам науки и технологии вообще не развивались. Или находились в зачаточном состоянии. А может, наше общество более молодое, кто знает… Но даже у нас существовала география, формирование рельефа и погода чем-то объяснялись.

В РИ учёные спорили годами о природе Пустоши и законах, которым подчиняются её экосистемы. Так ни к чему и не пришли. Религиозные фанатики, наделяющие Предтеч божественными свойствами, списывают всё на волю богов. Дескать, Древние сотворили Пустошь по своему разумению, и это надо принять. Были в информаториуме и труды философов, из которых следует, что Пустошь существует исключительно в нашем воображении. Правда, неясно, откуда в таком случае берутся разломные материалы, кремчуг и твари, которых переделывают отступники…

Я же считаю Пустошь своеобразной Изнанкой, по которой можно путешествовать. Бесполезное пространство, единственный смысл которого – связывать воедино миллионы миров.

– Бродяга, – неожиданно спросил я. – Ты знаешь, как выглядят Предтечи?

– Ростислав, ты хочешь получить ответ, основанный на исторических документах?

Голос домоморфа прозвучал, казалось, из пустоты.

– Я хочу правдивый ответ. Ты создан Древними. Неужели в твоей памяти не сохранились образы творцов?

– Не сохранились, – сообщила машина. – Но есть достоверные источники. В том числе добытые в колониях самих Предтеч. Как описания, так и изображения.

– И что из них следует? – заинтересовался я.

– Да ничего, – вмешался в разговор барон. – Я уже сотни раз задавал эти вопросы Бродяге. Всякий раз одно и то же. Предтечи отказались от стандартных тел, научились себя изменять и достигли полной свободы самовыражения. Были среди них летающих твари, живущие в многомерности и похожие на клубок переплетённых жгутов или щупалец. Были подводные исполины, смахивающие на монстров, а не на разумных существ. Отсюда, кстати, растут ноги всех этих жутких прибрежных культов, создающих глубинные святилища. Говорят, в некоторых медвежьих углах до сих пор практикуются человеческие жертвы.

– Допустим, – кивнул я. – Но были же прототипы?

– Базовая форма, – подтвердил домоморф. – Все источники утверждают, что большинство обитателей колоний придерживались стандартного облика. Это было законом. Сохранившиеся записи доказывают, что базовая форма была продиктована необходимостью уживаться в однотипных внутренних пространствах колоний и пользоваться бытовыми системами забытых городов.

– Бытовыми системами? – переспросил я.

– Механизмы, предназначенные для комфортной жизни, – пояснил Бродяга. – Исследования показали, что все бытовые приборы Древних сливались в единую систему и подчинялись полуразумным вычислительным центрам…

– Ты имеешь в виду Администратора? – перебил я. – Искусственный разум?

– Не совсем, – мягко поправил Бродяга. – Администратор считается слепком личности одного из Предтеч. Я, например, таковым слепком не являюсь. Администратор – даже не машина в общепринятом понимании. Это дух, привязанный к механике Предтеч, но снабжённый рядом ограничений. Он автономен, но до определённой степени. Обладает свободой выбора, но в пределах поставленных Древними задач.

– Я хочу знать, с кем мы встретимся в конце пути, – задумчиво смотрю на безоблачное степное небо. – Может, это гигантские осьминоги. Или пауки какие-нибудь.

Иванов хмыкнул:

– Сомневаюсь, что они тебя испугают.

– И всё-таки.

На журнальном столике из ничего соткалась картина. Миниатюра в деревянной рамочке. Я аж умилился, глядя на такое оформление.

– Точная реконструкция, – сообщил домоморф.

Взяв картину, размерами сопоставимую с фотографией в альбоме, я всмотрелся в изображённое на ней существо. Бродяга специально вписал Древнего в интерьер гостиной, чтобы мы получили представление о габаритах. Что сказать… Теперь я понимаю, почему в моём мире отголоски легенд демонизировали этих персонажей. Крупные, в два человеческих роста, с широкой грудной клеткой, ярко выраженными мышцами. Вроде бы, прямоходящие. Но я бы не рискнул сравнить этих тварей с человеком. Череп выдаётся назад, а челюсти напоминают пасть хищной рыбы. Глаза спрятаны под мясистыми надбровными дугами. Видимых признаков растительности нет. Зато в наличии дыхательные отверстия вместо носа, некое подобие серой чешуи, островерхие уши и когти на руках. Пальцев в общей сложности шесть. Вид свирепый, но облачён Древний в своеобразные одежды, смахивающие на туники или халаты, вдетые друг в друга. С красивым узором, но без пуговиц или каких-то видимых застёжек.

– Рептилоиды, – хмыкнул Иванов. – Ксеноморфы.

– Ты о чём? – я рассматривал изображение, запоминая детали.

– Да так. Забудь, это мифология моей реальности.

Веяло от существа чем-то запредельно… нет, не отталкивающим и не жутким. Скорее, чуждым.

– Учти, они могут измениться, – добавил барон. – Так они выглядели тридцать тысяч лет назад, на Земле. Может, они адаптировались к нашим условиями. Может, они теперь вообще – муравейник.

Я положил картину на столик, и она растворилась.

Протоматерия, детка.

Мы провели в Пустоши ещё десять часов. Выспались по очереди, надышались степным воздухом. Вжух поохотился на мелких зверушек. Проветрили все помещения и в целом передохнули.

А затем продолжили путь.

* * *

– Мы приближаемся, – сообщил Бродяга.

С момента нашего вылета прошло восемь дней.

Должен признать, Иванов подготовился к путешествию ничуть не хуже боцмана Мобильной Крепости. По его приказу домоморф вырастил большие холодильные камеры, заполнил их продуктами с приличными сроками хранения. Кроме того, у нас были крупы, чай и кофе. Овощи и фрукты мы поели в первые же дни экспедиции.

Что касается электричества, воды и прочего, то и здесь ощущалась продуманность. У Иванова имелись генераторы, работающие на бензине, замкнутая система баков и фильтров, хитроумная канализация. Всё фильтровалось, перерабатывалось, циркулировало. Ни одна капля драгоценной жидкости не пропадала попусту. Понятия не имею, откуда выкопались эти технологии, но слышал, что одна из жён барона – внеранговая морфистка… А это значит, что мой попутчик промышлял шпионажем в чужих снах.

За время нашего странствия мы трижды выходили в Пустошь.

Больше нас никто не преследовал.

Кроты и иные инфернальные твари на пути следования домоморфа не попадались.

И вот наступил день, когда машина возвестила о достижении цели. Я в этот момент доедал пельмени с очень вкусным кавказским соусом, Вжух забрасывал в пасть рыбу, а Иванов тренировался в своём додзё, где он проводил уйму времени. В отличие от меня этот тип не пренебрегал холодным оружием, и владел клинками в совершенстве. Как мне кажется, даже почище Бронислава.

– Сколько времени осталось? – поинтересовался я.

Ответить Бродяга не успел – нас вышвырнуло из многомерности.

Я не шучу.

Просто почувствовал – движение прекратилось.

Мы ели в столовой, защищённой от внешнего мира полным отсутствием окон. Бродяга вмонтировал в стены видеопанели, по которым транслировались проносящиеся вдали ландшафты. Реки, поля, кромки лесных массивов. Крыши деревенек, высотки больших городов. Возникала полная иллюзия поезда. Словно сидишь в вагоне-ресторане и мчишься по европейской части России.

– Бродяга, что случилось?

Домоморф не ответил.

Впервые за время нашего с ним знакомства.

Я насторожился.

Нырнул в дальний транс, выбрался за пределы нашей механической скорлупы и понял, что веретено находится в Пустоши. Вот только… Мне удалось понять не сразу, что не так в этой части равнины, а потом я догадался.

Разлом.

То есть, РАЗЛОМ.

Километрах в десяти от нас вращалась исполинская спираль, смахивающая на галактику. И эта спираль превышала по площади всё, что я видел. Даже Врата, распахнутые Администратором, не шли ни в какое сравнение с этой аномалией.

В столовую ворвался барон.

– Бродяга сломан.

– Этого не может быть, – покачал я головой.

– Он не отвечает на команды, включая мысленные, – голос Иванова был спокойным, но я чувствовал напряжение. – Не перестраивается. Ни одна система не работает.

– Ты разбираешься в его устройствах?

Барон наградил меня яростным взглядом.

А в следующую секунду на нас обрушился ГОЛОС.

– Кто вы такие, почему явились сюда и откуда у вас наша жилая капсула?

Голос сотрясал пространство, проникал в мысли, от него невозможно было укрыться. Речь была русской, но этот язык был извлечён из нашей памяти.

Иванов хотел что-то сказать, но я остановил его взмахом руки.

Главным переговорщиком назначили меня – вот и буду нести ответственность.

– Мы – послы.

– Человек, ты дерзнул явиться сюда, воспользовавшись расширенной вселенной. Подступы к нашему миру блокированы, перемещения тут запрещены. Люди служат нашим врагам, и я имею право тебя уничтожить.

Переносить этот голос было непросто.

Но я отрегулировал ментальную защиту, и стало немножко комфортнее.

– Кто ты? – спросил я. – Назови себя.

– Зови меня Азатиллиатом, Стражем Пределов.

– Моё имя Ростислав! Тебя должны были предупредить о нашем визите. Я представляю интересы Земли, где вы оставили наместником Администратора.

– Ты пользуешься нашими машинами, человек! – пророкотал Страж Пределов.

Как же я не люблю невидимых противников…

– Это мой домоморф, – вмешался барон. – И вы его сломали.

– Машина переведена в спящий режим, – ответил Древний. – С ней всё в порядке.

– Страж, – я посмотрел в потолок, обдумывая каждое слово. – Мы явились по важному вопросу. Живой Хаос угрожает всем, и Предтечи должны быть заинтересованы в его уничтожении. Пропусти нас. Я хочу встретиться с теми, кто принимает решения.

– Люди ничтожны, – последовал ответ. – Вы не можете справиться с Живым Хаосом.

– Администратор думает иначе, – терпеливо возразил я. – Шанс на ликвидацию этой проблемы существует. Чтобы рассказать об этом, мне надо встретиться с вашим лидером. С тем, кто принимает решения.

– Я должен получить дополнительные инструкции, – произнёс Древний. – Ждите.

Глава 4

Конструкт экзекутора

Супрема

Отец Бронислав пригнулся, чтобы войти в низкий проём допросной камеры. Любят экзекуторы проработать антураж, этого у них не отнять.

Паладина встретил жутковатого вида каменный мешок.

Воображение сразу нарисовало тёмные века, замок какого-нибудь европейского барона, выточенные в скале пещеры, используемые заплечных дел мастерами…

Отступник был распят на вращающемся деревянном приспособлении, его лицо освещал неровный свет потолочной лампы. Всё-таки лампа, а не факел, ухмыльнулся про себя Бронислав.

Приблизился к заключённому.

Замер, скрестив руки на груди.

Пленник смотрел на Бронислава с неприязнью, в глубине его глаз плескалось страдание, перемешанное с ужасом. В углу комнаты шевельнулась тёмная фигура – экзекутор Йенс. Десятая ступень посвящения, один из самых изощрённых морфистов планеты. Конечно, создаваемые экзекутором сны имели свою специфику. Неокрепшему разуму делать там нечего, это полный край.

– А вы тут неплохо устроились, ваше величество, – произнёс Бронислав.

Король Фредерик, бессмертный датский правитель, молчал.

Ждал продолжения.

– Вы знаете, кто я? – вкрадчиво поинтересовался Бронислав.

– Разумеется, – растрескавшиеся губы пленника разлепились. Король разговаривал тихо, но с достоинством. – Отец Бронислав, цепной пёс Ордена Паладинов.

– Слава бежит впереди меня, – хмыкнул Бронислав. – Что ж, вы уже в достаточной мере насладились нашим гостеприимством, ваше величество. Пора поговорить о деле.

– Нет у меня с тобой никаких дел, – отрезал король.

– Явное заблуждение, – Бронислав был подобен скале. – И роковое для вашей династии.

Фредерик вздрогнул.

Бронислав отметил про себя признак слабости и продолжил:

– Вот я смотрю на вас, Фредерик, и знаете что приходит в голову?

Король не ответил.

– Зачем. – Продолжил Бронислав. – Зачем человеку вашего положения, удерживающего власть… сколько? Лет двести, наверное…

– Двести шестнадцать, – поправил король.

– Верно, – кивнул Бронислав. – Двести шестнадцать лет вы единолично правите Данией. Вступили в Евроблок, но это ничего не меняет. Так вот, зачем? Вас должен целиком и полностью устраивать существующий миропорядок. Инквизиция обеспечивает интересы таких, как вы. Мойры стоят на страже вашего спокойствия. И что вас не устраивало? Лобстеры недостаточно сочные?

– Тебе не понять, – огрызнулся собеседник.

– А я попробую.

Под сводами камеры наступило тягостное молчание.

– Бронислав, а тебе не приходило в голову, что перед лицом Кормчих все мы – обычная грязь? – Внезапно заговорил пленник. – И ты, и я. Все, кого мы любим. Никто не защищён. Создай любую гвардию, захвати любой артефакт – всё это не изменит правил игры.

Паладин внимательно слушал.

– Однажды я встретил женщину, – в голосе короля прозвучала горечь. – Хотел сделать её своей королевой… А потом выяснилось, что она происходит из семьи отступника. Эти уроды не просто отредактировали судьбу её отца, они показательно исковеркали линии всех родичей. Чтобы он видел. Понимаешь, Бронислав?

Паладин ответил не сразу.

– Я знаю, о ком вы говорите, ваше высочество. А вам известно, что Род этого человека разрабатывал смертоносный вирус, способный уничтожить человечество? Две трети его, как минимум.

Король пожал плечами.

– Вы этого не знаете, – сказал Бронислав, – потому что факт засекречен.

– Не думаю, что участвовали все.

– Ваша несостоявшаяся супруга участвовала, – Бронислав смотрел на Фредерика жёстко, без капли жалости. – Она отвечала за эксперименты над животными и… людьми. Честно говоря, не думаю, что она видела разницу.

– Не смей! – вскричал король. – Не смей так о ней говорить!

– Смею, – заверил Бронислав, – потому что обладаю фактами. А теперь, ваше величество, мы перейдём к сути моего предложения. Ваша судьба уже решена, в неё внесены соответствующие изменения. Запущен необратимый процесс. Но вы можете спасти своего наследника, принца Альберта, и всех, кто вам дорог. Династия перестанет существовать, ваш Род отправится в изгнание. Но все выживут и получат шанс на грядущее возвышение. Если, конечно, не повторят ваших ошибок.

– И как я могу тебе верить?

Бронислав хмыкнул:

– Да всё просто. У вас нет козырей, ваше величество. Долго молчать вы не сможете, у нас большой опыт в развязывании языков. Умрёте и потащите за собой на дно весь Род. А так – хоть какая-то альтернатива.

Король уставился на Бронислава тяжёлым взглядом.

– Чего ты хочешь, инквизитор?

– Имена, связи. Я знаю, что за вашими решениями в этом веке стоял один из тронутых. Знаю, что там целая организация. Сдаёте мне всех – выигрываете будущее для своей семьи.

* * *

По внутреннему времени Бродяги прошло три с половиной часа.

Все бытовые приборы функционировали исправно, свет включался, вода текла из кранов. Сам домоморф при этом не вступал с нами в диалоги, не перестраивал интерьеры и не выполнял приказы. Значит, чужие блокировали не все механизмы, а только их часть.

Наконец, голос прогрохотал:

– Разрешение на визит получено. Машина, которую вы называете домоморфом, останется здесь, чтобы гарантировать вашу честность. Проход только для посла.

От такого поворота охренели все.

Прежде всего я.

– Я должен выйти из машины? – переспрашиваю, уже догадываясь об ответе. – А мои спутники останутся здесь?

– Совершенно верно, – пояснило окружающее пространство.

Здорово.

Демоны что угодно могут выкинуть. Особенно в том случае, если увидят во мне божественную кровь. Иванов – тёмная лошадка. Парень мировой, но если ему взбредёт в голову свалить без меня… Понятия не имею, как отсюда выбираться. Чтобы попасть к земным Вратам, надо знать направление и уметь ориентироваться в Пустоши. Бродяга справился, но у меня нет в голове компьютера и радара.

И тут я вспомнил, что с бароном остаётся Вжух.

Посылаю питомцу нужные образы, и тот быстро всё схватывает. Дескать, присмотрю. И сделаю всё, что от меня зависит, если этот тип попытается улизнуть.

Я, конечно, не уверен, что Вжух справится.

Дар Иванова выходит за грани разумного, тем более он на своей территории.

В мои размышления вмешался Древний:

– Пока ты не вернёшься, Гримаун, системы домоморфа будут отключены. Никто не сможет покинуть эти земли без тебя.

Бросаю взгляд на Иванова.

Мой спутник ничего не говорит, но я понимаю, что бросать меня в мире Предтеч он не собирался. Я хорошо разбираюсь в людях, не тот случай.

– Что ж, – я встаю с кресла. – Придётся идти одному.

– Бродяга, выпусти нашего гостя, – попросил барон.

Домоморф, разумеется, не ответил.

За панорамным окном гостиной образовалась терраса, в дальней части которой я увидел выход на лестницу. Мы всё ещё парили над степью, не касаясь земли.

– Меч не возьмёшь? – уточнил Иванов.

– Сомневаюсь, что он мне поможет.

На террасе повеяло ароматами разнотравья. Лёгкий ветерок тронул мою кожу, принёс давно забытые воспоминания о боевых походах.

Лестница спускалась прямо в траву.

Металлическая, в один пролёт.

Простые штаны, ботинки, рубашка. Никаких вещей, оружия. Всё это мне казалось бесполезным, никчёмным. Отойдя на десяток шагов от домоморфа, я обернулся и увидел странную картину. Зависшее над степью обтекаемое веретено серебристого цвета, со вставками окон и выдвинутой террасой. Возникало чувство, что машина держится на одном-единственном лестничном пролёте, но то была оптическая иллюзия.

Хотя…

Почему мне это кажется странным?

Не менее дико выглядит вращающая рукавами масляная спираль с радужным переливом, вмонтированная в предзакатное небо. Гигантская вертикальная спираль. Будто украденная чужая галактика, прибитая к небосклону невидимыми гвоздями.

Я двинулся в сторону спирали.

Трава вымахала по пояс, зелёные стебли хлестали по рукам, идти было непросто. Чутьё подсказывало, что в окрестностях хищников не наблюдается.

– Сейчас ты войдёшь в портал, – раздался всепроникающий голос. – Там тебя встретят, посол. Выполняй все инструкции, не отклоняйся от маршрута.

– Есть ограничения по времени? – уточнил я.

– Никаких. Пока мы не придём к соглашению.

По мере приближения к порталу я понимал, что это – не обычный Разлом. И вообще не Разлом. Передо мной простирались именно Врата, но их внешний вид отличался от гейтов, к которым я привык. Никаких сооружений, укреплений, боевых машин, охраняемого периметра. Обсидиановых шпилей тоже нет. Да и полярное сияние классических Врат резко контрастировало с рукавами радужной «галактики».

И всё же мне показалось, что справа, на фоне сумеречного неба вырисовываются очертания… Башни? Обелиска? Чего-то зыбкого, грозного и внушающего опасения. Возможно, именно там и засел Древний, выдернувший нас из многомерности и взявший под контроль Бродягу.

Напитав мышцы силой, я ускорился.

Сначала перешёл на быстрый шаг, затем побежал.

Врата находились слишком далеко, а Страж Пределов не удосужился подпустить нас поближе. Если топать в обычном ритме, можно убить полдня, чтобы достичь портала.

Я ожидал, что Древний сделает мне замечание или попытается остановить, но окружающее пространство осталось безучастным.

Я вбежал в спираль – и мир перевернулся.

Воздух сгустился до состояния черной смолы, обволакивая кожу ледяной липкостью. На миг я ослеп – не от тьмы, а от вспышек чужого света, пронзающего веки. Когда зрение вернулось, я стоял на мостовой, вымощенной плитами цвета запёкшейся крови.

Город.

Он вздымался в ночи, как кошмар, вырезанный из реальности. Башни – нет, не башни – выросты из черного камня, испещренные мерцающими прожилками, уходили ввысь, теряясь среди клубящихся туч. Их очертания были неправильными, будто архитектор страдал от припадков безумия, скрещивая готику с чем-то… живым. Окна – если это были окна – пульсировали тусклым бирюзовым светом, словно за ними шевелилось что-то огромное и неспешное.

Над всем этим висело небо.

Не то, что я знал.

Звезды здесь были чужими. Они складывались в узоры, напоминающие то ли руны, то ли оскалы чудовищ. Две луны – одна мертвенно-белая, с сетью чёрных трещин, другая – багровая, как затянувшийся шрам – плыли в разных направлениях, отбрасывая на город двойные тени. Они не освещали, а искажали, растягивая очертания зданий в неверных пропорциях.

Воздух был насыщен запахом – металла, влажного камня и чего-то ещё, чего я не мог определить. Что-то сладковато-гнилостное, щекочущее ноздри и заставляющее сжиматься желудок.

Где-то вдали, за поворотом улицы, раздался звук – не голос, не шаги, а нечто среднее между скрежетом и шёпотом. Я замер, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

«Добро пожаловать», – казалось, прошептали стены.

Но никто не вышел меня встречать.

Город ждал.

И наблюдал.

Присмотревшись, я осознал, что меня смущает. Не только пропорции и архитектура на стыке биомеханики с мегаломанией. Отсутствие живых существ. Город был пустынным, безжизненным. Окна домов, если их так можно назвать, не светились. Я не слышал звуков. Возникло ощущение вымершего поселения… но нет.

Город был живым.

– Добро пожаловать в Бастион, – со мной заговорили здания, мостовая, каждый камень. Заговорили тихо, но снова возникло ощущение, что голос слышится в голове. – Это наделённый разумом Город-Охотник, он сожрёт тебя, если почует неладное. Или воспримет приказ.

Передо мной из ночных теней сплелось новое существо.

Древний возник из самой тьмы – не шагнул, не вышел, а сложился из чёрных складок пространства, будто ночь сама сжалась в форму. Предтеча был вдвое выше меня, его силуэт вытягивался неестественно, словно тень, брошенная под косым углом.

Сначала я разглядел одежду – нечто вроде длинного, ниспадающего плаща, сотканного из призрачной ткани. Материя шевелилась сама по себе, то сжимаясь, то расползаясь, как дым. Под складками угадывались очертания тела – узкого, угловатого, с чем-то змеиным в изгибах.

Затем – лицо.

Если это можно было назвать лицом.

Вытянутый овал, покрытый тёмной, почти чешуйчатой кожей. Глаза – узкие, вертикальные зрачки, мерцающие холодным жёлтым светом, как у рептилии, застигнутой в темноте. Ни носа, ни рта – только гладкая, безликая плоскость ниже глаз. Но когда оно заговорило, пространство под подбородком раздвинулось, обнажив ряд тонких, почти прозрачных щупалец, шевелящихся в такт словам.

– Гримаун.

Голос был низким, многослойным, словно несколько существ говорили в унисон, слегка расходясь во времени.

– Ты опоздал.

Я не стал оправдываться.

– Меня не предупредили о сроках.

Щупальца под подбородком сжались, затем снова разошлись.

– Следуй.

Оно развернулось – не всем телом, а частями, будто его кости были гибкими, как у змеи. Плащ взметнулся, и на мгновение я увидел спину – не гладкую, а покрытую чем-то вроде вторичных конечностей, спрятанных под тканью. То ли крылья, то ли дополнительные руки, свёрнутые в плотные жгуты.

Мы двинулись вперёд, но через несколько шагов пространство изогнулось.

Воздух загустел, стены домов поплыли, растягиваясь в бесконечные чёрные полосы. Я почувствовал, как что-то давит на виски – не боль, а скорее нарастающее осознание, что мир вокруг – всего лишь тонкая плёнка, и сейчас она порвётся.

И порвалась.

День.

Я зажмурился от внезапного света. Когда открыл глаза – передо мной был уже другой город.

Красное солнце висело в небе, как раскрытый глаз. Его свет не согревал – он обжигал, неестественно яркий, заставляя тени сжиматься у основания зданий. Воздух был сухим, пахнущим пеплом и озоном.

Город простирался передо мной – уже не готический кошмар, но не менее чуждый. Здания здесь были монолитными, словно вырезанными из единого куска чёрного камня. Их стены искрились – не отражали свет, а поглощали его, отливая глубоким багровым оттенком.

А в центре…

Оно.

Здание, которое нельзя было назвать ни дворцом, ни храмом. Оно нарушало пропорции – слишком высокое, слишком узкое, слишком неправильное. Его стены сужались кверху, но не в пик, а в нечто плоское, будто верхушка была срезана чем-то невообразимо острым. По поверхности ползли узоры – не высеченные, а живые, словно под камнем шевелились черви.

– Цитадель Первого Слова, – прошипело существо, не оборачиваясь.

Его тень, падающая на мостовую, была не его.

Она шевелилась сама по себе.

– Они ждут.

Мой разум зацепился за это «они».

Похоже, со мной будут вести переговоры несколько Предтеч. Не король или представитель этих демонов, а некий совет.

Да уж, чужеродность этого мира просто зашкаливает.

Жутко представить, из чего и во что эволюционировали Предтечи за миллионы лет своего существования.

Врата Цитадели разверзлись перед нами беззвучно – каменные плиты не сдвинулись, а растворились, как дым в воде. За ними зиял проход, обрамленный пульсирующими венами, вросшими в стены. Эти жилы бились в такт неведомому ритму, излучая тусклое лиловое свечение.

Древний скользнул вперёд, его плащ перетекал по ступеням, словно жидкая тень. Я последовал, чувствуя, как воздух внутри здания густеет, наполняясь запахом статики и чего-то древнего – как страницы фолиантов, пролежавших в склепе тысячелетия.

Лестница вела вверх по спирали, но ее геометрия обманывала глаз – пролёты то сужались до щели, то разверзались в пустоту, где внизу клубился туман, мерцающий, как гниющее светлячковое болото. Стены были покрыты барельефами, но не из камня – из чего-то, напоминающего застывшую плоть. Сюжеты на них двигались, перетекали друг в друга, изображая то ли историю, то ли пророчество: города, рушащиеся в бездну, существа со слишком многими конечностями, сплетающиеся в ритуальном танце, и нечто в центре всего – чёрное, бесформенное, но осознающее.

Наконец, мы достигли двери.

Она была круглой, как иллюминатор, но по краям ее обрамляли щупальцеобразные наросты, сжимающиеся и разжимающиеся в медленном, мерзком ритме. Древний приложил к поверхности не руку, а один из скрытых под плащом придатков – и створки распустились, как ужасный цветок, открывая проход в зал.

Зал Совета.

Мое дыхание застряло в горле.

Пространство внутри было шире, чем позволяли наружные стены Цитадели – стены раздвигались в бесконечность, теряясь в туманной дали. Потолка не было – вместо него зияла воронка из чёрных облаков, кружащихся вокруг кроваво-красной точки, похожей на недоразвитое солнце.

Но главное – окна.

Их было три, и каждое показывало разный мир.

Первое – океан из жидкого металла, где вдали извивались тени существ, похожих на угрей, но слишком больших, слишком сложных по строению.

Второе – пустыню из костей, где ветер шевелил черепа, складывая их в узоры, напоминающие письмена.

Третье – ничто. Абсолютную черноту, в которой иногда вспыхивали звёзды, но не круглые – угловатые, как кристаллы.

И перед этими окнами они ждали.

Трое Древних.

Первый сидел на чем-то вроде трона, но трон был живой – масса бледных, переплетённых конечностей, медленно шевелящихся под ним. Сам он напоминал человека, но только если бы человека растянули – слишком длинные руки с лишними суставами, лицо без рта, с закрытыми веками. Но когда он повернул голову, веки разошлись, открывая не глаза – провалы, в которых мерцали крошечные галактики.

Вторая парила в воздухе, не касаясь пола. Её тело было прозрачным, как стекло, но внутри переливались органы – не человеческие, а геометрические, кристаллические. Её голова вращалась медленно, без остановки, и на каждом «лице» были разные черты – то женские, то звериные, то нечто вовсе без формы. У меня было инстинктивное понимание, что передо мной тварь женского пола, хотя это не казалось очевидным.

Третий…

Он был ближе всего к кошмару.

Массивный, неправильной формы, словно несколько существ спаялись в одно. Его кожа (если это была кожа) шевелилась, как поверхность кипящей смолы, временами открывая глаза, рты, когти, которые тут же исчезали. У него не было ног – вместо них щупальца, уходящие в пол, сливаясь с самим зданием.

– Гримаун.

Их голоса слились в один – звук, от которого задрожали кости.