Текст книги "Грань силы (СИ)"

Автор книги: Яков Рябов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Бросившись к двери, он прижался к металлу спиной и замолотил по нему руками.

– Да завались ты! – рявкнул с акцентом Мехмет и бросился на Константина с заточкой.

Видно было плохо.

И всё же Константин смог перехватить его руку и намертво вцепился в неё пальцами. Мехмет вырывался. Он дёргался, толкал и бил Константина свободной рукой, однако высвободить своего орудия так и не смог. А Константин в то же время бил его в ответ. У него оставались лишь голова и ноги. Но даже так он сумел зарядить Мехмету коленом в пах и хорошенько приложился лбом по его круглому носу.

Слева вспыхнула боль.

Выше груди, но ниже ключицы. Заточка таки нашла свою цель. Рана вышла несмертельной, но очень болезненной.

– Охрана! Охрана, мать вашу! – продолжал орать Константин, борясь с Мехметом у самой двери.

Но ни тревоги, ни криков в ответ не последовало.

Рядом суетился Чупа, однако ввязываться в драку не спешил.

Константин снова ударил Мехмета головой, после чего нацелился на его печень. Несколько быстрых ударов кулаком заставили кавказца согнуться, и Константин, добавив с колена в грудь, оттолкнул его в сторону «параши».

И именно в этот момент подскочил Чупа.

Самый мелкий и самый, чтоб его, удачливый.

Константин просто не успел на него среагировать.

Вторая заточка впилась ему в правый бок, и боли она вызвала куда больше, чем первая. Константин даже не удержался от вскрика.

А Чупа её ещё и прокручивал.

Стиснув зубы, Константин схватил его за волосы и, что было сил, впечатал лицом в дверь. Чупа завизжал, как девчонка, и повалился на пол, стискивая руками голову.

А слева вновь налетел Мехмет. Он придавил Константина к стене и принялся долбить своими тяжеленными кулаками. В том числе и по местам с заточками.

Картинка перед глазами тонула в чёрных и белых всполохах, а из лёгких вышибло весь воздух. Возможно, Константин пару раз даже ненадолго отключился.

Подловив Мехмета на очередном замахе, он всадил ему в уже травмированный нос локоть. Мехмет завыл и попятился, но не успел сделать и двух шагов. Быстрой подсечкой Константин вновь отправил его на пол.

Боль была невыносимая. Особенно сбоку. И крови из этой раны лилось очень много.

– Охрана! – в который же раз рявкнул Константин, прижимая рану одной рукой.

Заточка у плеча уже куда-то выпала, а вот под рёбрами вошла глубоко и потому держалась до сих пор. И Константин хорошо понимал, что лучше её сейчас было не доставать. От этого кровотечение могло только усилиться.

А меж тем на ноги начал подниматься тот, кто всё это и начал. Лёха.

Не желая вступать в очередное противостояние, Константин тут же к нему подскочил и пинком сбил обратно набок. Правда, и сам при этом не смог устоять. Боль его всё же подкосила.

Константин упал рядом.

Понимая, что просто валяться нельзя, он отполз к дальней стене и уставился на своих сокамерников ненавидящим взглядом. Состояние у всех было плачевное. Но всё же не настолько, как у него.

Медленно, но с пола поднялась вся троица. Чупа с Лёхой едва стояли, опираясь друг на друга, а вот Мехмет даже предпринял попытку вновь на Константина напасть. Но резкий пинок в голень заставил его остепениться. И Константину не пришлось для этого даже вставать.

Хотя он сейчас в любом случае не смог бы этого сделать.

– С*чий убл*док! – процедил сквозь зубы Мехмет.

– На х*й пошёл, гнида! – не остался в долгу Константин. – Не сомневайтесь, в Аду я дождусь каждого и лично на кол посажу!

– Вот не вы*бывайся, а? – подал голос Лёха. – Ты бы поступил так же, окажись на нашем месте.

– Утешай себя, подстилка! – выдал в ответ Константин и даже в него плюнул.

Но, к сожалению, не попал.

– Ну что, Соловей, будет последняя песня? – вопросил Мехмет с кривой и залитой кровью улыбкой.

И Константин бы ему ответил, если бы не резко усилившаяся в боку боль.

Это был конец.

Константин понимал это очень хорошо. И он это принимал. Другого исхода у его жизни быть попросту не могло.

Константин сожалел лишь о двух вещах. О том, что не смог забрать всех троих вместе с собой, и о том, что так её в итоге и не навестил. Особенно о последнем. Это было очень важно. Важнее абсолютно всего в этом проклятом мире.

«Прости», – извинился он про себя, представляя её такое суровое, но такое доброе лицо.

А затем весь мир содрогнулся.

________________________________________________

1) Преподобный, "Доброе утро";

2) Ария, "Ночь короче дня".

Глава 3

Камеру трясло так сильно, что Лёха с Чупой тут же повалились на пол. Мехмет устоял, но для этого ему пришлось вцепиться в железные нары. И даже так он чуть не упал.

– Чё за х*йня?! – выпалил он, в панике оглядываясь по сторонам.

И Мехмет явно собирался выкрикнуть что-то ещё, но тут камеру озарила бледно-голубая вспышка.

Константин зажмурил глаза, ибо свет этот был слишком ярким, чтобы на него смотреть. К счастью, продлилось свечение совсем недолго. Буквально одно мгновение. Но мгновения этого хватило, чтобы заключённых в камере стало меньше.

Одновременно отзвучали почти девичий крик Чупы и неразборчивое ругательство Лёхи.

В глазах Константина всё ещё танцевали блики, но тем не менее даже он видел, как фигура Мехмета рухнула вниз, разделённая на две части. Разрез проходил чуть выше таза. И на лице уже покойника застыло полное непонимание. Ровно то самое чувство, которое испытывали все, кто его смерть лицезрел.

Константин, Лёха и Чупа ошалело уставились на труп своего сокамерника. Тряска прекратилась, но Чупа всё ещё тихо попискивал. Константин поднял взгляд повыше и понял, что разрубило не только Мехмета. Разрубило всю, что б её, камеру. Пышущий жаром раскалённый разрез виднелся и на стенах, и на запертой стальной двери, из-за которой теперь отчётливо доносились разрозненные крики.

Константин с Лёхой переглянулись.

– Су… – только начал выдыхать ругательство Константин, как вдруг вспышка вернулась.

Или это была уже другая.

На первых порах было довольно сложно определиться, ибо Константина вновь ненадолго ослепило. А когда зрение к нему наконец вернулось, то население камеры вновь сократилось. Теперь это был Леха. Отрубленная часть его головы подкатилась к левой ноге Константина.

Чупа заверещал ещё громче, а Константин даже осознавать происходящее не успевал. Боль от ран слишком сильно отвлекала и замедляла мыслительный процесс.

«Кто? Что? Почему? Как?» – проносились у него в голове вопросы, которым так и не находилось ответа.

Вновь пришла тряска, и Константин почувствовал, как холодная твердь начала из-под него уходить. Буквально. Пол, на котором он лежал, опускался вниз.

Константин попытался что-то сделать.

Он не знал, что конкретно, однако дёрнулся всем телом и вытянул в сторону левую руку. Но всё было тщетно. На две секунды его поглотило это тянущее чувство падения, вслед за чем пришла боль от тяжёлого удара. Удара спиной о провалившиеся куски бетона.

Зрение опять пропало, однако на сей раз его заволокла чистая и непроглядная тьма. И боль. Как же было больно…

Константин предпринимал попытки вздохнуть, но лёгкие будто сжало невидимыми тисками. Ни единой толики воздуха не могло в них проникнуть. Раны горели, голова гудела, а спина ныла так, что хотелось вырвать собственный позвоночник.

И всё же Константин был жив. Ведь мёртвые боли не чувствовали.

Он не был уверен, но, вроде бы, перевернулся на левый бок, что таки позволило ему вернуть себе дыхание. Да, болезненное и неуверенное. Но достаточное, чтобы не умереть от удушья.

Вскоре вернулось и зрение. Тоже чрезвычайно далёкое от идеала, однако его хватило, чтобы Константин понял, где теперь был. Тюремная камера. Но другая. Не его. Та, что находилась ровно одним этажом ниже.

Чупа тоже был здесь. Мёртвый. Из его расколотого черепа медленно вытекала кровь. Остальные также не выжили. Те, кого в этой камере содержали. Абсолютно все лежали мёртвые. По крайней мере, Константин не видел у них ни малейшего признака жизни.

И, если он не собирался к ним присоединиться, нужно было что-то делать.

Закусив нижнюю губу, Константин перевернулся на живот и с едва сдерживаемым стоном поднялся на четвереньки. Боль, тошнота и головокружение. Они были чрезвычайно против каких-либо действий с его стороны. Но Константин их не слушал. Он должен был встать. Сейчас же.

И он встал.

Опираясь на чью-то покорёженную кровать, он встал и шатающейся походкой зашагал к двери. На тёмном металле виднелся след от одной из вспышек. Константин прислонил руку и толкнул дверь без особой надежды, что она откроется. Но она открылась. Пришла в движение как раз по линии среза.

Константин слегка тряхнул головой, силясь прогнать боль и головокружение, но сделал этим только хуже. Его сразу же чуть не вырвало. Назойливый ком поднялся к самому горлу, и Константину пришлось очень постараться, чтобы его сглотнуть. Но он справился. И, сдержав неуместный позыв, Константин двинулся вперёд. Туда, где вовсю исторгались исполненные паники крики.

В коридоре творился сущий Ад.

Иначе это было просто не описать.

Затуманенный и плавающий взгляд Константина выхватывал образы людей и тех, кто людьми точно не являлся. Первые кричали и бегали, ища выхода, а вторые за ними охотились. Мимо Константина пробежал какой-то немолодой мужик, а следом за ним пронеслось нечто, напоминающее лысую собаку. Кроваво-красную и с изливающимся из пасти огнём.

Убежал мужик недалеко.

Его догнали всего в полудюжине метров от Константина, повалили на пол и, сжигая заживо, принялись есть. Вой стоял просто нечеловеческий. И прошло не менее десяти секунд прежде, чем он затих окончательно. А Константин всё это время стоял на месте и был не в силах что-либо предпринять. Его парализовало. Парализовал страх, непонимание и сильнейшее неприятие увиденного.

Этого не могло быть.

То, что он видел, просто не могло происходить на самом деле.

Однако оно происходило.

Огнедышащая собака продолжала рвать на части уже мёртвое тело, а чуть дальше усеянная шипами змея обвивала безуспешно пытавшегося с ней бороться охранника. Снова крики, снова кровь, и снова образы, которые не поддавались хоть какому-то разумному объяснению. И так по всему коридору. А Константин стоял в самом центре этого безумия..

Из оцепенения его вывела очередная тряска и сопровождавший оную грохот взрыва.

Потолок в нескольких местах обвалился и один из его обломков придавил по-прежнему грызущую труп собаку. Константин понадеялся, что насмерть, но дожидаться и проверять не стал. Он посильнее зажал рану на правом боку и рванул вперёд.

Каждый шаг отдавался такой болью, что хотелось кричать во всё горло. Но Константин терпел. Криков в тюрьме и так уже было предостаточно. К тому же он совсем не хотел привлекать к себе внимание тех созданий, мимо которых пробегал. Шипованная змея на мгновение, казалось, повернула к нему свою алую голову, но оставлять уже пойманную добычу не стала. А на её верещащую жертву Константин предпочитал не смотреть вовсе.

Впрочем, ужасов у него на пути хватало и помимо этих двоих. И далеко не на все из них получалось закрывать глаза.

Щупальца, пасти, клыки и когти. А также хвосты. Невозможные в своей смертности хвосты. Константин видел их и отказывался понимать. Но что понимал он прекрасно, так это кровь.

Кровь. Кровь. И кровь.

Она была просто повсюду. Хлестала из разорванных глоток, стекала по трещинам в стенах и заливала ходящий ходуном пол. А также вытекала из ран самого Константина. И тем быстрее, чем отчаяннее он от всего бежал.

Левую ногу кольнула боль. Новая и очень-очень острая.

Константин опустил взгляд и увидел, что к нему что-то присосалось. Будто пульсирующий плод или, быть может, недопустимо крупная и уродливая пиявка. Её нужно было сорвать. Немедленно. Константин понимал это очень хорошо, однако ничего не мог сделать. Чтобы избавиться от неё требовалось остановиться. А остановка для него сейчас была почти равносильна смерти.

Поэтому Константин бежал.

Он не знал, как смог преодолеть коридор. Банально не помнил. Сохранились отдельные урывки, вроде разорванного на много частей Виталика или едва не схватившей Константина лапищи, но в целостную картину они не собирались. Ужас, боль и смерть в пересмешку с кровавым месивом. Вот, собственно, и всё.

В какой-то момент Константин оказался на лестнице.

Он вбежал на неё через выбитую кем-то дверь.

Преодолев первый пролёт, Константин не удержал равновесие и, врезавшись плечом в стену, припал на одно колено. С его губ срывалось сбивчивое дыхание, сердце колотилось так, что билось о грудную клетку, а повсеместная боль лишь продолжала нарастать. Константин перевёл взгляд на ту дрянь, что прицепилась к его ноге, и ему показалось, что она стала больше. Пульсирующий комок плоти, с которого на пол капала неизвестная жёлто-зелёная жижа. Выглядело всё это до того отвратительно, что Константину даже прикасаться ни к чему не хотелось. Но лихорадочно размышляющий мозг всё же подсказывал, что ничего хорошего дальнейший контакт с этой гадостью ему точно не сулил. Поэтому он глубоко вдохнул и протянул руку.

Но сделать ничего не успел.

Снова что-то громыхнуло и всё здание заходило ходуном.

Даже опираясь о стену, Константин всё равно не удержался и завалился набок. А следом он увидел, как побежали трещины по лестнице сверху. Инстинкты сработали быстрее мыслей. Константин просто вытолкнул себя на ступеньки и скатился по ним вниз.

Он кричал.

Всякий раз, как боль в ранах усиливалась из-за столкновений, Константин не сдерживался и издавал громкий возглас, пока где-то позади него раздавались звуки обрушения. А потом тишина. Абсолютная и всепоглощающая. И ещё тьма. Полное отсутствие даже намёка на свет.

Лишь боль оставалась непреходящей.

И именно она же и помогла Константину очнуться.

Он лежал на полу. Непосредственно у основания лестницы. Это было чётко понятно, потому что лицом он был развёрнут к тому, что от этой самой лестницы осталось. Гора покорёженного металла и камня.

Тело совсем не хотело слушаться. Константин попробовал пошевелить руками и ногами, но те болели так сильно, что малейшее напряжение мышц тут же отзывалось агонией. Крики не стихали. Чужие, не Константина. Он кричать уже не мог. Ему и дышать-то еле удавалось.

Но он всё равно пополз.

Куда-нибудь. Хоть куда-то.

Константин уже плохо понимал, что, зачем и почему он делает. Просто была твёрдая уверенность в том, что нужно двигаться. Иначе смерть. А умирать Константин не хотел. Ещё нет. Ему ещё оставалось, что в этом мире сделать.

Константин дополз до дверного проёма и вцепившись руками в коробку медленно поднялся на ноги. Это было тяжело. Чрезвычайно тяжело. Ничего более тяжёлого Константину в жизни ещё не приходилось делать. Тело ныло, раны пылали, а голова грозилась в любой момент просто взорваться, будучи не в силах всё это стерпеть.

И тем не менее Константин принял вертикальное положение.

Он вышел в длинный коридор и, не видя ничего дальше нескольких метров, побрёл вперёд. Здесь тоже были люди. И нелюди. Вроде бы. Константин уже с трудом отличал одних от других. К общему гвалту добавились звуки выстрелов. То ли очень близко, то ли совсем далеко. Константин не знал и не понимал. Он просто шёл. Один медленный шаг за другим.

Кто-то толкал его.

Кто-то даже царапал или кусал.

Но всё это казалось мелким и несущественным. Нужно было идти. Дальше. Вперёд. В никуда.

Его схватили за плечо и развернули.

– Еб*нат, ты куда прёшь?! – проревел кто-то в униформе и с каской. Лицо было слишком расплывчатым, чтобы его рассмотреть. – Поворачивай назад! Там!..

Что там, Константин так и не узнал. На остановившего его человека, если это был человек, напало размытое нечто и увлекло куда-то в сторону. Послышались чавкающие звуки и истошные крики. Константин опустил глаза в попытке выяснить, что же там творилось, но видел лишь какие-то сгустки непонятно чего. Сильно выделялся красный цвет, но большего вычленить не получалось. Поэтому Константин отвернулся и побрёл прочь.

Коридор казался бесконечным.

Констани шёл по нему уже целую вечность, но конец или хотя бы поворот так и не появлялись. А сил оставалось всё меньше. И ко всему прочему ещё добавился жуткий, продирающий до самых костей, холод.

Что-то вновь громыхнуло.

Да так сильно, что весь мир утонул в буйстве красок, а Константин потерял всякую связь с хоть чем-то устойчивым. Пол, стены и даже потолок. Всё это сгинуло, оставив его падать. Или лететь. Или просто растворяться.

У Константина остались только мысли. Неясные, несвязные и мешающие сами себе. Но они всё же были. Мысли о боли и о неизбежном конце.

Мысли о сожалении…

Когда слух и зрение вновь начали возвращаться, Константин понял, что всё-таки умер и попал в Ад. Самый настоящий. Не метафорический и не аллегорический. А тот самый.

Повсюду полыхал огонь и бродили жуткие твари. Взор Константина стал на удивление чётким, так что он видел их всех очень хорошо. Некоторые походили на крылатых коней с шестью копытами и черепами волков вместо лиц. Другие навевали мысли о склизких морских обитателях с клювами и щупальцами. Только плавали они прямо в воздухе. И в бесчисленных глазах их горел алый свет.

Но виднелись среди всего этого многообразия форм и размеров фигуры, что обладали признаками человека. Всего две из, наверное, сотни.

Первая гордо возвышалась и сжимала в руке охваченный голубым пламенем меч. Из её лба росли длинные изогнутые рога, а за спиной виднелись громадные кожаные крылья. И всё же лицо её было человеческим. Ненавидящим и презирающим. Но человеческим.

Девушка.

Демоница.

Напротив неё на коленях также сидел демон. Без рогов и крыльев, но с хвостом. Весь синий и покрытый шерстью. Безоружный. В руках у него покоился лишь некий сосуд с чем-то поблёскивающим багряным цветом.

На обоих демонах совершенно точно была одежда. И оба они определённо разговаривали.

– … правда надеялся сбежать от меня в другие измерения?.. – донёсся до Константина едва различимый голос демоницы. – От меня?

Синий демон ей что-то ответил, и демоница, гневно скривившись, ударом наотмашь резанула ему левую руку.

Демон сжал зубы, но не закричал.

– … найдём каждого из вас… – вновь различил Константин часть фразы демоницы. – … за всё ответите…

Демон, по предплечью которого медленно растекался огонь, вызывающе усмехнулся.

– Я отвечаю только перед Богом, – твёрдо произнёс он с явным немецким акцентом. – Только он имеет право судить меня.

– Твой Бог умрёт, – заявила демоница, повысив голос. – Так же, как и все остальные.

Она угрожающе подняла меч и тот запылал ещё ярче. Настолько, что у Константина заболели глаза. Но он не стал их закрывать. Он их даже не зажмурил. Константин же уже был мёртв. И то, что он сейчас видел, отныне было его единственной реальностью. Наказанием за все свершённые грехи. Он просто обязан был на это смотреть.

– Делай, что задумала, – без намёка на страх проговорил синий демон. – Я точно знаю, что будет ждать меня после смерти.

Его лицо было спокойно. Это было лицо того, кто ни о чём пред концом своей жизни не сожалел.

Константину даже стало немного завидно. Хотел бы и он уйти вот так. С полной уверенностью в том, что ты делал. Без колебаний и без сомнений.

– Можешь ли ты сказать то же самое о себе? – спросил у демоницы демон.

И настал её черёд усмехаться.

– Мне это ни к чему, – уверенно ответила она, занося над головой меч. – Ведь я буду жить вечно.

Губы демона изогнулись в улыбке. Не злой. Но и уж точно не доброй.

Он поднял голову и заглянул демонице прямо в глаза.

– Все вы так говорите, – произнёс он. – И всё же умираете один за другим. Прямо, как твой брат.

Это стало последней каплей. Лицо демоницы исказилось такой бешенной яростью, какая могла быть только у подлинного исчадия Ада. Она вцепилась в рукоять обеими руками и направила пылающий клинок вниз.

И ровно за миг до своей гибели демон поднял перед собой сосуд.

Удар. Вспышка. Боль.

А потом всё пропало.

Абсолютно всё.

Глава 4

– Дорогие сограждане, – обратился Пётр ко всем, кто сейчас стоял перед ним, а также смотрел или только слушал прямую трансляцию. – Прошло уже три месяца с чудовищного теракта в Новосибирске, унёсшем жизни моего брата и ста девяноста семи сотрудников Новосибирского авиационного завода. Общее число пострадавших же достигло четырёхсот семидесяти двух, – напомнил он, назвав предельно точные цифры. – Невозможно преувеличить боль от этой трагедии. Вне всяких сомнений, это был один из самых чёрных дней в нашей современной истории.

Пётр говорил медленно и размеренно. Почти безэмоционально. Но в словах его звенела сталь.

– Тогда, вынужденно приняв мантию Верховного лидера Евразийской Федерации, я пообещал вам, что сделаю всё возможное и невозможное, дабы найти и покарать каждого, кто причастен к этому преступлению, – продолжил Пётр, позволяя холодному зимнему ветру разносить речь по всей Красной площади. – И сегодня я готов продемонстрировать вам результаты.

Пётр мельком глянул себе за спину и убедился, что на большом плазменном экране появилась картинка.

Простая гранитная стена, у которой с закованными в наручники руками стояли семь человек. Шесть мужчин и одна женщина. На всех без исключения виднелись следы побоев. У третьего мужчины слева отсутствовал левый глаз, а единственная женщина нервно поджимала к себе руки с вырванными ногтями. По краям экрана всплыли фотографии лиц каждого из семёрки, а также их полные имена и возраст.

– Эти семеро принимали непосредственное участие в подготовке и реализации теракта, – продолжил Пётр, вновь обратив взгляд к толпе перед собой. В первых рядах, разумеется, стояли представители прессы, что активно всё записывали, снимали и фотографировали. – По итогам проведённого расследование было выявлено следующее. Граждане Петров, Вавилов, Бондаренко и Николаев, будучи членами террористической группировки, известной как «Братство», отвечали за подготовку самодельных взрывных устройств и их доставку к территории завода. Граждане Сергеев и Михин, являясь сотрудниками завода, вступили с Братством в сговор по идеологическим соображениям и, получив от них СВУ, установили заряды в критических узлах производства для нанесения максимального ущерба. Гражданка Скобелева за денежное вознаграждение выполняла роль водителя транспортного средства, на котором Сергеев и Михин покинули предприятие в день теракта.

Бесчисленные разговоры и перешёптывания заполонили пространство, а лица собравшихся отражали полный спектр эмоций. Одни демонстрировали безразличие, другие – понимание и поддержку, третьи – недоумение и даже осуждение. Пётр подмечал всех.

– Вина каждого из них полностью доказана, – чётко обозначил Пётр. – Материалы расследования уже должны быть опубликованы на сайте Следственного комитета. Любой желающий может с ними ознакомиться и лично убедиться в том, что никаких сомнений в виновности этих людей нет и быть не может. Также опубликован и приговор состоявшегося вчера судебного заседания, где всех семерых приговорили к высшей мере наказания.

Пётр выдержал совсем короткую паузу.

– И сейчас прямо на ваших глазах приговор будет приведён в исполнение.

Отгремели выстрелы, и Пётр даже не стал оборачиваться, чтобы на их последствия посмотреть. Он и так знал, что все виновные понесли заслуженное наказание. Это было предельно ясно по переменившимся у собравшихся выражениям и серии почти синхронных вздохов. В то же время сам Пётр внешне оставался абсолютно спокоен. Ни единый мускул не дрогнул на его металлическом лице.

Усилившийся ветер погнал в сторону до того медленно падающий снег, и Пётр дождался, когда этот порыв закончится.

– К сожалению, на свободе по-прежнему остаются заказчики и организаторы данной трагедии, – признал он, чуть сильнее сжав края своей дубовой трибуны. Лакированное дерево тут же поддалось и с тихим треском продавилось внутрь. – Но слово, что я дал вам, остаётся в силе. Мы найдём всех и каждого и заставим их ответить за свои преступления. Мы будем преследовать террористов везде, где бы они ни скрывались и как бы ни пытались от нас убежать. В аэропортах, на вокзалах, в подвалах и даже в их собственных сортирах.

Впервые Пётр позволил своим эмоциям слегка просочиться в голос. Самую малость. Но это всё равно было заметно.

– Никто не уйдёт от возмездия, – подытожил он, пока за его спиной всё продолжали транслироваться трупы казнённых.

Следом Пётр изрёк ещё несколько предложений, касающихся текущей ситуации, а также в общих чертах обозначил дальнейшие меры, направленные на борьбу с терроризмом в целом и с членами Братства в частности. Под конец же своей речи он решил ответить на поступавшие к нему отчёты об усилении волнений в обществе, которые связывались с резко возросшей активностью силовых структур.

– Мне известно, что многие находят действия сотрудников органов правопорядка и органов госбезопасности в последние месяцы слишком жёсткими и даже переходящими некие границы дозволенного, – объявил он, медленно обводя глазами собравшихся. – Разумеется, если кто-то из них нарушает ваши законные права, вы должны немедленно сообщить об этом в соответствующие инстанции и добиваться в отношении себя справедливости. Не стоит бояться и сомневаться. Перед законом все равны. В том числе и я.

Вновь завыл холодный ветер, от которого многие поёжились.

– Однако, – продолжил Пётр, – я всё же прошу вас проявить понимание и снисходительность. Наша страна сейчас находится в состоянии войны. Войны с террористами. Войны с теми, кто желает возвращения старых порядков, когда всё человечество было вынуждено пресмыкаться перед так называемыми богами. Это не вопрос политических взглядов, моральных норм или личных убеждений. Это вопрос выживания. Сдержанность и сострадание могут привести к тому, что события Ультиматума повторятся вновь. Вспомните, скольких мы тогда потеряли. Вспомните, чем нам пришлось пожертвовать. Вспомните, – медленно повторил Пётр это слово, – и задумайтесь, а не стоит ли проявить терпение и дать людям, оберегающим ваши жизни и свободы, просто делать свою работу.

На этих словах Пётр закончил. Он ещё выделил пятнадцать минут, чтобы ответить на вопросы журналистов, после чего попрощался со всеми собравшимися и в сопровождении охраны направился обратно в Кремль. Его поступь отдавалась гулким эхом по коридорам, и многочисленные сотрудники спешно прижимались к стенам, дабы не мешать ему пройти.

Вернувшись в свой кабинет, Пётр выделил три часа на работу. У главы крупнейшего в мире государства её всегда хватало в избытке. Пётр не спал, не ел и вообще не испытывал какой-либо физической усталости, однако даже ему было крайне тяжело успевать делать всё, что от него требовалось. День ото дня он лишь больше поражался тому, как его старший брат Михаил со всем этим управлялся. Пётр нёс на себе бремя власти всего три месяца, но ему уже казалось, что вскоре его несокрушимое тело попросту сомнётся под её тяжестью.

Однако он не жаловался, не перекладывал свои обязанности на других и ни малейшей мысли не допускал о том, чтобы всё бросить. Он Распутин. Благополучие Евразийской Федерации являлось его прямой обязанностью. Это была его ответственность. И Пётр не собирался ею пренебрегать.

Отчёты, доклады, постановления, приказы, законы и иные нормативно-правовые акты, нуждавшиеся в его личной подписи. Пётр внимательно изучал всё это и визировал только в тех случаях, когда был с написанным полностью согласен. Если же он чего-то не понимал, то тут же требовал разъяснений. И если оные его не устраивали, то документ немедленно разворачивался и отправлялся на доработку. Безотносительно к тому, откуда он изначально поступил.

По истечении же третьего часа Пётр, завершив очередное совещание, поднялся из-за стола и быстрым шагом покинул свой рабочий кабинет. Его целью стал служебный лифт, ведущий к подземным комплексам на территории Кремля, доступ к которым имел лишь очень ограниченный круг лиц. Позади и впереди него, как и всегда, следовали вооружённые мужчины, присутствие которых было скорее данью формальности, нежели реальной необходимостью. Если бы вдруг перед Петром возникла угроза, способная ему навредить, эти люди ничего не смогли бы с ней сделать. Только бесславно умереть.

Лифт покачнулся и даже тихо скрипнул, когда вся пятёрка оказалась внутри. Общая масса пассажиров была близка к предельной, и почти половину от этой величины вносил Пётр. Вес его тела из органического металла достигал четверти тонны.

Спуск был довольно долгим. Но виной тому стала не недостаточная скорость самого лифта, которая соответствовала всем необходимым стандартам, а глубина, на которую Пётр с охраной погружались. Сотни метров. Это место должно было остаться целым даже в случае прямого попадания в Кремль ядерного заряда. Хотя защищались в первую очередь отнюдь не от человеческого оружия. Существовали в мире вещи куда страшнее и разрушительнее. Или, вернее, существовали такие личности.

Раздался звуковой сигнал, освинцованные двери раскрылись, и Пётр вышел в длинный и хорошо освещённый белый коридор. На него тут же уставились мельтешащие туда-сюда люди в медицинских и исследовательских халатах, чьи взгляды Пётр полностью проигнорировал. Двигаясь подобно ледоколу в арктических водах, он одним своим присутствием заставлял всех расходиться и уступать ему дорогу. Один бедолага так с этим торопился, что даже пролил на себя горячий кофе и грубо выругался как раз в тот момент, когда Пётр проходил рядом с ним. Лицо его вмиг побледнело, а глаза широко раскрылись. Но Пётр ничего не сказал. Лишь скользнул по нему мимолётным взглядом и прошёл дальше.

Из-за спины раздался полный облегчения протяжённый выдох.

Пётр знал, куда шёл, а потому, несмотря на общие размеры комплекса и местами излишнюю запутанность его коридоров, очень быстро прибыл к пункту своего назначения. Остановившись перед большим стеклом, что было задёрнуто занавеской с другой стороны, он повернулся к двум сотрудникам Главного управления охраны. Они стояли у закрытой двери полутора метрами левее и оба вытянулись в струну, успев отдать Петру честь.

– Я хочу посмотреть, – коротко сказал он, и один из мужчин спешно проговорил соответствующий приказ в висящую на пиджаке рацию.

Занавеска тут же отъехала в сторону, а взгляду Петра открылось нечто среднее между лабораторией и медицинской палатой. Куча дорогого оборудования, почти полдесятка специалистов во всё той же белой униформе и одна кровать с одним же пациентом.

Лицо Петра оставалось беспристрастным.

Он молча смотрел вперёд, вылавливая под обилием бинтов и ожогов знакомые с детства черты своей младшей сестры. И сделать это было очень нелегко. Ведь осталось их совсем немного.