Текст книги "Сиракузовы против Лапиных"

Автор книги: Яков Длуголенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

9. Застрельщики Сиракузовы

Утром, впервые после долгого перерыва, вызванного ссорой, мы опять пошли в школу вместе с Сиракузовыми.

– Сегодня мы всю ночь не спали, – сообщили нам Сиракузовы.

– А что? – спросила Вера.

– Думали, – ответили Сиракузовы. – Музей открывать надо, вот что, – сказали Сиракузовы.

Мы с Верой даже остановились. О возможности открыть свой собственный музей мы с Верой никогда не думали.

– А то что получается? – продолжали Сиракузовы. – Приезжий человек Михайла Михайлович пишет книгу, думает, а мы про наш город совершенно не думаем.

– Да ведь у нас экспонатов нету, – сказала Вера.

– А кресало? – сказал я. – Его любой музей возьмёт!

– Может, и возьмёт, – сказали Сиракузовы, – только мы его не отдадим. Давайте что-нибудь другое поищем.

И тут мне пришло в голову:

– Есть другое, есть! – сказал я. – Марка!

И объяснил про марку банки Лафонтена, которую получил от Ферапонта Григорьевича.

– Ну вот, один экспонат уже есть, – сказали Сиракузовы.

И застенчиво добавили, что хотели бы найти ещё одну Царь-пушку, и хотя они понимают, что другой такой пушки нет, но всё-таки. Она им очень нравится.

– Нет, с пушкой ничего не выйдет, – сказала Вера. – Она стоит в Москве, и всего одна.

– Мы знаем, – печально сказали Сиракузовы.

И тогда мне захотелось хоть как-то подбодрить их.

– Нету пушки, найдём рыцаря! – сказал я.

– Какого рыцаря? – оживились Сиракузовы.

– С конём, – сказал я.

– Нет, – печально ответили Сиракузовы, – их почему-то всегда в болотах находят, а у нас болот даже нету.

Мы всё шли и шли, а Сиракузовы всё становились печальнее и печальнее, и мы просто не знали, что с ними делать. И тут Вера сообразила, чем можно расшевелить Сиракузовых: она сказала, что хорошо бы найти столько экспонатов, чтобы они сначала заняли весь класс, потом все коридоры, а потом и всю школу.

– А учиться где будем? – уже не так уныло спросили Сиракузовы.

– А нам другую школу построят, – ответила Вера. – А до тех пор каникулы сделают.

– Во! – сразу оживились Сиракузовы. – Хорошо бы!

Вот они какие были, эти Сиракузовы: ещё месяц в школе не проучились, ещё ни одного экспоната не нашли, а уже думали про перерыв!

Зато в школу они пришли в более хорошем настроении.

10. Бронислава защищает Михайлу Михайловича

Надо сказать, что Михайла Михайлович не только писал книгу, он ещё вёл и другую общественно полезную работу: руководил самодеятельностью в нашем Доме культуры. И даже играл иногда эпизодические роли. Так, после одного спектакля он всякий раз приходил с шишкой на голове, так как его партнёр по пьесе бухгалтер Кучин, игравший Ивана Грозного, каждый раз ударял его посохом – ручкой швабры.

В этот трагический момент мы с Сиракузовыми всегда были на стороне Михайлы Михайловича.

Однажды Бронислава нас спросила:

– Как фамилия того человека, который всё время бьёт Михайлу Михайловича по голове?

– Кучин, – ответили Сиракузовы. – Он работает бухгалтером на молокозаводе.

Сиракузовы всегда всё про всех знали.

– Покажите мне его без грима, – задумавшись на секунду, сказала Бронислава.

Через несколько дней мы пошли на рынок за картошкой, и Сиракузовы в очереди показали Брониславе этого Кучина: он стоял впереди нас.

Бронислава тут же начала к нему продвигаться.

– Кучин? – продвинувшись, спросила она.

– Кучин, – ответил бухгалтер.

– В театре играете?

– Играю, – улыбнувшись, ответил бухгалтер и с интересом посмотрел на Брониславу, полагая, что она – его почитательница.

– Если вы ещё раз в четвёртой картине так ударите Михайлу Михайловича, – сказала Бронислава, – я вас ещё похуже отделаю! – И для удобства уже переложила авоську в левую руку.

В очереди переглянулись, а Кучин побледнел.

– Но позвольте, – сказал он. – По пьесе полагается…

– Не позволю, – ответила Бронислава и, смерив ещё раз бухгалтера взглядом, встала в очередь.

То ли это подействовало, то ли ещё что, но с тех пор Михайла Михайлович после спектаклей с шишкой не приходил.

После пятого урока Михайла Михайлович сказал нам:

– К завтрашнему дню принести с собой вёдра и тряпки. Вы, Сиракузовы, вёдра, а вы, Ватников и Лапин, тряпки.

– Всё ясно, – сразу сказали Сиракузовы, – опять генеральная уборка.

Но Михайла Михайлович с сожалением посмотрел на них и сказал:

– Эх, какие вы всё-таки без полёта люди, Сиракузовы. Генеральная уборка… Музей открывать будем!

– Как? И вы тоже?! – спросили Сиракузовы.

Михайла Михайлович на них удивлённо уставился, а я закричал:

– Да ведь Сиракузовым это давно пришло в голову! Когда мы ещё только шли в школу, они уже об этом говорили!

– Да? – ещё больше удивился Михайла Михайлович. – Значит, нам одновременно пришло в голову, и я вас напрасно обругал. Выходит, вы застрельщики.

– Конечно, застрельщики, – сказали Сиракузовы.

11. Экспонаты

Чулан, который нам выделили под музей, мы быстро привели в порядок. Теперь дело было за экспонатами.

По мнению Михайлы Михайловича, первая группа экспонатов должна была представлять доисторическое прошлое нашего города, незафиксированное никакими письменными документами, поскольку никаких письменных документов в то время ещё не было, – нам надо было узнать, что было прежде на месте нашего города: море, озеро или тропический лес.

Второе. Первые письменные упоминания о нашем городе. Какие были развиты ремёсла. Как развивалась торговля. С кем воевал и от кого защищался наш город (городской архив, исторические свидетельства, иные источники).

Третье. Татаро-монгольское нашествие. Хан Батый и неподатливая Монетка (городской архив, исторические свидетельства, другие источники).

Четвёртое. Лжедмитрий и отношение простых монеткинцев к Лжедмитрию (городской архив, исторические свидетельства, другие источники).

Пятое. Петровское время (по материалам городского архива, другим источникам, инвентарным книгам бабушки Василисы).

Шестое. Недавнее прошлое и теперешнее настоящее нашего города. Участие в революционном движении. Великая Отечественная война. Послевоенное развитие. Замечательные люди нашего города (материалы городского архива, газеты, свидетельства очевидцев, документы и реликвии, полученные в дар от горожан, инвентарные книги бабушки Василисы).

Седьмое. Будущее нашего города (по материалам архитектурной мастерской тётки Розы).

– Конечно, легче искать материалы о теперешнем настоящем нашего города, – сказал Михайла Михайлович. – Они есть, практически, в каждом доме. Труднее с недавним прошлым. Известно, например, что наш механический завод был в начале века маленьким кустарным предприятием и выпускал граммофоны, а теперь что выпускает?..

– Веялки и сеялки, – сказали Сиракузовы.

– Вполне современные, – подчеркнул Михайла Михайлович. – Вот бы и найти первый такой граммофон и поместить рядом с фотографией современной сеялки. В общем, работы хватит. И постепенно все разделы нашего музея заполнятся. Ну, кто что себе выберет? – спросил Михайла Михайлович. – Кто за что будет отвечать?

Нам с Сиракузовыми очень хотелось отвечать за замечательных людей нашего города.

– Жребий нужно кинуть! Жребий! – заорали Сиракузовы.

Кинули жребий.

Нам выпало отвечать за недавнее прошлое нашего города.

– Ну, всё. Граммофон искать будем, – безнадёжно сказали Сиракузовы.

12. Дядя Борис взрывает Сиракузовых изнутри

Но неожиданно во вторник вечером настроение у них заметно улучшилось. Я это понял сразу, едва они стукнули по забору палкой.

– Ну, – сказали Сиракузовы, – теперь, оказывается, многие ищут граммофоны.

В руках у них был мешок и ещё нечто вроде багра.

– Кто – многие? – спросил я, думая, зачем им мешок и багор.

– Ну, все историки-исследователи, – сказали Сиракузовы, – если они занимаются недавним прошлым своего города. И знаешь, где они их ищут?

– Где? – спросили.

– На свалке! – торжественно сказали Сиракузовы. – Потому, что некоторые дураки их туда выбрасывают, а они…

– Ну, да. Конечно, – сказал я. – Некоторые дураки выбрасывают, а другие ищут! За кого вы меня принимаете, Сиракузовы?

– Да честное слово! – Они прямо чуть не плакали. – Мы бы сами не поверили, если бы не прочитали. На вот, читай.

Они протянули мне журнал (это был «Юный техник»), и я, всё ещё сомневаясь, прочитал:

«С большей вероятностью можно предсказать сегодня находку древнего корабля викингов, чем первой пишущей машинки, которая появилась, как известно, всего восемьдесят – девяносто лет назад. Но специалистов, занимающихся историей развития современной техники, интересует сегодня и обычная пишущая машинка. Кому-то пришла в голову счастливая мысль позвать на помощь археологов. И археологи, к удивлению специалистов, обратили свои взоры на городские свалки. По их мнению, там можно было найти интересующие историков экспонаты. И действительно: первые же поиски дали удивительные результаты: был найден первый эдисоновский фонограф, первые радиолампы, образцы первых пишущих машинок, граммофонные записи с голосами знаменитых певцов начала века и даже прадедушка современных автомобилей – самодвижущаяся коляска…»

Я посмотрел на Сиракузовых.

– Ну, понял теперь? – спросили Сиракузовы.

И тогда, сунув багор в мешок, мы отправились на городскую свалку.

Но мы так и не дошли до места наших предполагаемых раскопок, потому что увидели дядю Бориса, который сидел на крылечке тёти-Галининого дома и, привалившись плечом к столбику, спал. Борода его покоилась на большой охапке цветов. Я узнал эти цветы: они были из бабушки-Василисиного огорода.

– Спит! – приглядевшись, ахнули Сиракузовы.

«Будет взрывать», – сообразил я, хотя цветы совсем не походили на бомбу.

Меж тем заинтересованные Сиракузовы отложили мешок в сторону и начисто забыли про раскопки.

– А что он тут делает? – подозрительно спросили они меня.

– Спит, – сказал я.

– А почему? – спросили Сиракузовы.

– Устал, – сказал я.

На мой взгляд, уже не надо было взрывать Сиракузовых.

Но тут дядя Борис открыл глаза, посмотрел на обоих Сиракузовых, подвинулся немного в сторону и сказал:

– Садитесь. Я не сплю. Жду, когда будет принято одно очень важное решение. А куда вы собираетесь?

– На раскопки, – застигнутые врасплох, ответили Сиракузовы.

Дядя Борис оглядел мешок:

– С мешком?

– С мешком, – ответили Сиракузовы.

И тогда мы пояснили ему, куда и зачем собираемся и что думаем найти на городской свалке: может, автомобиль, а может, граммофон, а может, если повезёт, и первый фонограф Эдисона.

– Не знаю, как в Америке, – сказал дядя Борис, – а у нас свалку регулярно убирают, и ничего вы там не найдёте. А что касается граммофона, – тут он почесал бороду, – такой граммофон стоит на чердаке у бабушки Василисы. Я даже думал починить его, да руки не дошли.

Мы ахнули, а дядя Борис опять как ни в чем не бывало почесал бороду.

– Такой граммофон, который нам нужен? – спросили Сиракузовы.

– По-моему, – ответил дядя Борис. – А что касается автомобиля, то вы, братцы, уже его чините.

– Кто чинит? – не поняли Сиракузовы.

– Вы. На автобазе.

– Грузовик?! – ахнули Сиракузовы.

– Грузовик. Первая советская грузовая машина АМО. Ей без малого пятьдесят лет.

Дядя Борис ещё что-то хотел добавить, но тут окно в доме раскрылось и появились тётка Галина и Коля.

– Дядя Борис, – сказал официально Коля, – можете войти в наш дом.

Дядя Борис суетливо дёрнул себя за бороду.

– Вот оно, начинается, – сказал он.

И прошёл в дом.

Так за один вечер, ещё не начав раскопки, мы нашли два экспоната из недавнего прошлого нашего города: граммофон и грузовик АМО, а дядя Борис взорвал Сиракузовых изнутри: Коля разрешил ему жениться на своей маме, тётке Галине.

Когда я вернулся домой, Вера сказала, что пришло письмо от Кеши.

– Ну? – обрадовался я (я всегда верил, что Кеша нам напишет). – Где же оно?

– У Наташи, – сказала Вера. – Только она не даёт его.

– Почему? – удивился я.

– Говорит, что личное.

– Что значит – личное? – возмутился я.

– Ну, что это лично ей. От Кеши.

– А нам? – сказал я.

– А нам нет, – мрачно ответила Вера.

И я подумал, что все они одинаковые, эти Сиракузовы: сначала наобещают, а потом не делают.

13. Паника в доме

Дней через пять стали приходить первые телеграммы. Сначала принесли четыре штуки. Во второй день – двенадцать. А на третий – двадцать семь.

Родственники сообщали, что они приедут.

– Да кто их звал?! – ничего не понимая, вопрошал Сиракузов-старший.

– Какой организационный комитет? – вторил ему мой отец.

Они вертели в руках телеграммы и непонимающе смотрели друг на друга.

Всё это происходило у нас в доме, где по сигналу тревоги собрались все Сиракузовы, оба Зарынкина, тётка Галина со своим сыном Николаем, бабушка Василиса (её привёз на машине дядя Борис), Наташа, тётя Роза, моя мама, Вера, а в углу со своей неизменной фуражкой в руках разместился скромно Ферапонт Григорьевич.

– Это мы, – сказали Сиракузовы-младшие, – организационный комитет.

– В этом году, – пояснил я, – исполняется трёхсотдвадцатипятилетие нашей фамилии.

– Откуда вы это взяли? – несколько сбавив тон, заинтересованно спросил Сиракузов-старший.

– Высчитали, – сказал я. – Если первое упоминание о нашей фамилии относится к временам Лжедмитрия, то легко подсчитать.

– А ведь верно! – встрепенулась вдруг бабушка Василиса и, чтобы мы не поняли, добавила по-немецки: – У нас растёт достойная смена. Они ещё не раз постоят за честь нашей фамилии!

– Пожалуй, я им поставлю пятёрку по истории, – сообщил всем Михайла Михайлович.

Пётр и Павел скромно потупились, а мой отец сказал:

– Что ж, мы действительно можем гордиться своей фамилией.

– Мы тоже, – немедленно возразил ему Сиракузов-старший. – Однако где мы их всех разместим?

– В гостинице, – сказал я.

– Значит, я должен выселить других постояльцев? – спросил Сиракузов-старший.

– Человек пять – шесть я могу взять к себе, – сказала тётка Галина.

– Это не выход из положения, – возразил папа. – Ты пятерых, мы пятерых, они пятерых, бабушка Василиса десятерых. А куда остальные сто девяносто два?

Все посмотрели друг на друга, а Михайла Михайлович вдруг хлопнул себя по лбу и сказал:

– В школу! Летом освободится школа, и мы разместим их в классах! Так все туристы делают!

– К нам не туристы едут, а родственники, – сухо возразил мой отец.

– Мы их должны принять по-человечески. А где мы возьмём в школе столько кроватей?

Все снова замолчали и стали смотреть на нас: мол, видите, что вы здесь устроили?

Я подумал, что сейчас они нас выпорют. Тогда я сказал:

– Для женщин и детей мы поставим за нашим домом палатки. А мужчины пусть лезут на сеновал.

– Мы полезем! – закричали Сиракузовы.

– Придётся съездить в воинскую часть и попросить три большие палатки. И потом, я надеюсь, не все ещё приедут, – сказал Сиракузов-старший.

И тут свой голос подала Бронислава. Она спросила, где все будут обедать.

– У тебя в столовой, – сказал Михайла Михайлович.

– В три смены? – спросила Бронислава.

Все наши женщины немедленно зашумели и сказали, что не допустят этого: возьмут отпуск и будут по очереди готовить.

– А обедать мы будем ходить… – сказала моя мама, и Ферапонт Григорьевич за неё докончил:

– На Окулинину гору.

Так была благополучно разрешена в этот вечер ещё одна проблема.

14. Лодочная станция

О том, что Ферапонт Григорьевич, надев морскую фуражку, пригласил тётку Розу прокатиться на лодке, Сиракузовы узнали от меня последними.

– На какой лодке? – сильно побледнев, спросили Сиракузовы. – На «Ласточке»?

Я, ничего не подозревая, ответил, что, вероятней всего, на «Ласточке», и тогда Сиракузовы, отчаянно крикнув:

– Мы её продырявили! – бросились на лодочную станцию.

А я побежал следом, думая, какие они жуткие люди, эти Сиракузовы: ведь они для меня её продырявили.

Когда мы прибыли, наполненная водой «Ласточка» уже сидела на мели недалеко от берега, а в «Ласточке» сидели друг против друга Ферапонт Григорьевич и тётка Роза.

Ферапонт Григорьевич ругался с матросом Сёмой.

– Ты какую нам дал лодку?! – гневно кричал он матросу Семёну.

– Целую! – отвечал испуганный Сёма.

– Значит, по-твоему, это мы её продырявили?

Я никогда ещё не видел Ферапонта Григорьевича таким беспощадно злым.

– Сейчас я за вами приеду! – отвечал Сёма и пытался отвязать спасательную лодку, но морской узел не поддавался.

– Вот что вы наделали! – сказал я Сиракузовым.

Те подавленно молчали.

– Можешь сидеть на месте, – сказал Ферапонт Григорьевич Семёну.

И вдруг, подхватив тётку Розу на руки, смело шагнул с ней за борт.

– Жива. Очухалась, – сказали про тётку Сиракузовы.

И точно: тётка Роза, уцепившись за шею Ферапонта Григорьевича, подавала признаки жизни.

А Ферапонт Григорьевич, как пожарный, выносящий из огня ребёнка, торжественно шёл с тёткой Розой к берегу.

Наконец тётка Роза спрыгнула с рук, и тут Ферапонт Григорьевич чихнул.

– Ты простудишься, – заботливо сказала тётка Роза.

– А ты? – в свою очередь сказал Ферапонт Григорьевич.

И, не обращая на нас и на утопленную лодку внимания, Ферапонт Григорьевич и тётка Роза отправились сушиться к бабушке Василисе.

И тут я дал каждому из Сиракузовых по затрещине.

А в воскресенье мы помогали переезжать тётке Розе к бабушке Василисе. Туда же переезжал со своим чемоданом, одним глобусом и морскими картами Ферапонт Григорьевич.

Бабушка Василиса сказала, что на старости лет с ними ей будет веселее.

15. Глава пятнадцатая и последняя

Через месяц Михайла Михайлович стоял на пороге нашего чулана-музея, но войти туда не мог. Похоже, что мечта Суракузовых сбывалась: музей покидал чулан, некоторые экспонаты вылезли уже в коридоры и собирались затопить всю школу.

– Пожалуй, – сказал сам себе Михайла Михайлович, – больше экспонатов пока не надо.

И тут появились Сиракузовы с выклянченным у бабушки Василисы граммофоном в руках.

16. Послесловие

Я хотел было поставить точку, но тут пришло письмо от Кеши, и я понял, что повесть о славных Сиракузовых и Лапиных на этом не кончается.

Кеша писал: «Ты горюешь, что у нас в роду не было ещё космонавтов. Так не горюй: будут. Наташа, которая только сегодня ко мне благополучно доехала, тоже так считает. Передай привет всем Сиракузовым и Лапиным. Держитесь друг за друга.

Ваш Кеша».

Я показал это письмо Сиракузовым, и они сказали:

– А ты что думаешь? Наши Сиракузовы – Лапины ещё звёзды будут осваивать. Вот увидишь!

И я представил себе новых Сиракузовых – Лапиных, которые, надев скафандры, осваивают потихонечку ближние к нам звёзды. А мы, связавшись с ними из Монетки по телерадиосвязи, их спрашиваем:

– Ну, как дела?

И они нам отвечают:

– Всё в порядке!