Текст книги "Сиракузовы против Лапиных"

Автор книги: Яков Длуголенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

6. Михайла Михайлович пишет книгу

Но я не мог усидеть дома. Я пошёл к Михайле Михайловичу посмотреть, как он выглядит, если уже знает, что контурные карты исчезли. Но он писал книгу.

Тут уже сидели оба Сиракузова, которые, вероятно, тоже пришли посмотреть на Михайлу Михайловича.

– Шшш… – сказала мне жена Михайлы Михайловича, наша Бронислава.

Она с Сиракузовыми грызла семечки.

Я сел рядом и, если включить сюда Сиракузовых, мы теперь вчетвером стали грызть семечки и наблюдать, как Михайла Михайлович пишет книгу.

– Первую главу приканчивает, – шёпотом сказала Бронислава.

Мы кивнули, продолжая есть.

На столе перед Михайлой Михайловичем лежали старинные и нестаринные книги, из которых он, вероятно, делал выписки о нашем городе.

Вот он обмакнул перо, вот поднёс его к бумаге, но передумал.

Пошевелил губами.

Посмотрел в книгу.

Отложил перо.

Я ещё ни разу не видел, как пишут книги.

Вдруг Михайла Михайлович повернул голову, заметил, что мы, все четверо, во главе с Брониславой, перестав есть, на него смотрим.

– Ну что вы на меня смотрите? – спросил он и засопел, а его круглое лицо выразило страдание. – Думаете, легко писать, когда вокруг сопят и смотрят?.. Кажется, я взялся не за своё дело… – Он вздохнул и вдруг оживился. – Я откопал тут любопытное свидетельство… Как ты думаешь, – повернулся он к Брониславе, – некий человек по фамилии Сиракуз мог иметь отношение к вашим Сиракузовым?..

– Очень просто мог, – сказала Бронислава.

– Тогда надо проверить по инвентарным книгам бабушки Василисы… жил ли тут в семнадцатом веке такой Фома Сиракуз, по прозванью Неверный…

– Почему неверный? – удивились Сиракузовы.

– А потому что он всегда и во всём, наверно, сомневался…

– А-а, – удовлетворённо сказали Сиракузовы.

– И поплатился за это: предсказал судьбу самозванному царевичу Лжедмитрию…

– Это какому Лжедмитрию, – сразу оживились Сиракузовы, – который хотел воцариться в Москве?

Потому что, кажется, это был единственный царевич, про которого они знали.

– Тому самому, – ответил Михайла Михайлович. – До похода на Москву он остановился в Монетке. А поскольку среди монеткинцев Фома слыл самым прямым и неподкупным, да ещё к тому же умеющим предсказывать судьбу, Лжедмитрий и решил выяснить, достанется ли ему московский престол… «Достанется», – ответил Фома. И Лжедмитрий уже было обрадовался. «Да вот только ненадолго», – продолжал Фома… – Михайла Михайлович улыбнулся, а Сиракузовы твёрдо сказали:

– Наш это был Фома, наш… У нас многие прямые и неподкупные, а некоторые даже умеют отгадывать судьбу: заранее всё знают…

Бронислава посмотрела на них и неожиданно прыснула, а Михайла Михайлович спросил:

– Если у вас в роду все такие провидцы, то ответьте мне, пожалуйста, на два вопроса…

– Ну? – сказали Сиракузовы.

– Стоит ли мне писать эту книгу?..

– Стоит, – твёрдо сказали Сиракузовы, – если даже не получится, всё равно интересно…

Бронислава возмущённо замахала на них руками, а Михайла Михайлович продолжал:

– И второй вопрос. Не получите ли вы завтра по контрольной двойку?

– Это за контурные карты? – спросили Сиракузовы.

Я замер.

– За контурные карты, – сказал Михайла Михайлович.

– Не, – ответили Сиракузовы, – не получим.

Михайла Михайлович удивился и велел на всякий случай повторить задание.

Мы вышли.

– Понял? – сказали Сиракузовы. – У нас все в роду ясновидцы!..

Я хотел ответить, что не ясновидцы они, а жулики, но тут увидел на дороге бабушку Василису.

Вероятно, нам с Сиракузовыми одновременно пришло в голову завладеть инвентарными книгами бабушки, потому что мы бросились к ней и потянули её в разные стороны.

– Бабушка, – торопливо говорил я, понимая, что, если сейчас не перетяну её на свою сторону, её перетянут немедленно Сиракузовы, – а я решил писать книгу!

– У кого что, – отбиваясь, говорила бабушка, – а у меня ремонт…

– Бабушка… – опять начал я.

Но Сиракузовы меня перебили.

– Что ты пристаёшь к бабушке? – сказали они. – Просто стыдно! Пожилой человек, а ты… – И начали сами: – Ты бы отдала нам, бабушка, свои инвентарные книги…

«Ну, всё, – подумал я, – сейчас отдаст…»

– Зачем? – удивилась бабушка.

– Тоже писать книгу! – объявили Сиракузовы.

– Нет, – сказала бабушка, – четыре человека не могут писать одну и ту же книгу. Я уже обещала Михайле Михайловичу…

И прошла в наш дом.

– Ну, съели? – сказал я Сиракузовым.

7. Бронислава переубеждает Михайлу Михайловича

– Ты знаешь, – сказал Михайла Михайлович, – всё-таки инвентарными книгами бабушки Василисы надо пользоваться с большой осторожностью…

– Это почему? – тут же обиделась Бронислава.

– А потому, что некоторые ваши семейные предания не выдерживают критики. Известно, что фельдмаршал Кутузов не курил, а он у вас прикуривает с помощью вашего семейного кресала…

– В минуту сильного волнения фельдмаршал мог закурить, – сердито ответила Бронислава. – Это во-первых. А во-вторых, я всегда знала, что ты плохо относишься к нашей семье!..

– Помилуй бог, как говорил Суворов! – сказал Михайла Михайлович. – Я чудесно отношусь к вашей семье!

Но всякие нападки на наши семейные предания прекратил.

8. Контурные карты (продолжение)

В пятницу в классе только и шли разговоры, что про контурные карты.

Сиракузовы говорили, что карты эти не скупили, а похитили, и весь вопрос только – кто. И смотрели на меня.

Наш отличник Ватников тоже считал, что похитили: чтобы лишить его, Ватникова, ещё одной заслуженной пятёрки.

– Я давно знаю, – говорил Ватников, – что я у многих – как бельмо на глазу…

«Уж точно», – подумал я и хотел сказать об этом Ватникову, а заодно Сиракузовым, что не нужны мне их дурацкие карты, но тут в класс вошёл Михайла Михайлович, шумно опустил на стол портфель и сказал, чтобы мы достали карты.

На мгновение в классе воцарилась мёртвая тишина. А потом, как по команде, все заорали: Сиракузовы хором – про шпионов, Ватников – про свою несостоявшуюся пятёрку, остальные про то, что карт нет.

Только я молчал.

– Алёша, – сбитый всем этим с толку, сказал Михайла Михайлович, – объясни мне: что здесь происходит?

Я объяснил.

Даже изобразил в лицах, как ходил к Ферапонту Григорьевичу, и как Ферапонт Григорьевич лазал по всему магазину, и как огорчился, когда увидел, что карт нет.

– А где они? – огорчаясь вместе с Ферапонтом Григорьевичем, спросил Михайла Михайлович, посмотрел на Сиракузовых и, вероятно, вспомнил про их вчерашнее предвидение.

– Не знаю, – сказали.

Потому что не я ведь заведовал магазином.

После уроков мы всей гурьбой пошли к Ферапонту Григорьевичу: впереди шагал Михайла Михайлович (и я подумал, что на этот раз Ферапонту Григорьевичу придётся туго), замыкали шествие оба Сиракузова.

Ферапонт Григорьевич как раз отпускал мебельной фабрике авоську скрепок.

Увидев всех нас, он радостно улыбнулся и попросил обождать немного. Наконец со скрепками всё было улажено.

– Чем могу… – начал ещё более радостно Ферапонт Григорьевич, но Михайла Михайлович одним шевелением брови остановил его.

– Товарищ Каменев, – сурово сказал он, – вы ведь прекрасно знаете.

– Знаем, – ответил Ферапонт Григорьевич, – знаем, товарищи, но помочь, увы, не можем ничем. Скупили ваши карты. Третьего дня, кажется… – И торжественно добавил: – Но в понедельник я новые привезу. А вообще с торгующей организацией надо заранее договариваться…

Мы слушали, открыв рты.

– Так, так, – многозначительно сказал Михайла Михайлович и посмотрел на нас, ожидая нашей поддержки. – Значит, вот так сразу скупили, двести штук, в один день?

– Очень интересно, – протянул Михайла Михайлович, – кто же это был: Колумб? Или в ваш магазин заходил будущий Америго Веспуччи?..

Мы захохотали.

– Не могу твёрдо сказать, – спокойно ответил Ферапонт Григорьевич, – но, может быть, это был и Америго Веспуччи. Дело в том, что скупивший был в маске.

Мы ахнули. Думаю, Михайла Михайлович тоже ахнул, но не подал вида. Он только посильнее опёрся о прилавок и заглянул внимательно Ферапонту Григорьевичу в глаза.

Тот отвёл глаза в сторону.

– Я не знал, что у тебя будет контрольная, – примирительно и мягко сказал он.

– Не знал… – с чувством произнёс Михайла Михайлович. – Так знай теперь!

И вышел из магазина.

Мы остались стоять.

«Ну, всё, – подумал я, – теперь они навечно поссорятся…»

– А вам что, дети, надо? – приветливо спросил Ферапонт Григорьевич.

И тут наш отличник, наш Митя Ватников, спросил охрипшим от волнения голосом:

– А может… это правда был Америго Веспуччи?..

– Не убеждён, – со вздохом ответил Ферапонт Григорьевич.

И мы по одному начали выходить из магазина.

9. Наши угрозы осуществляются

Вечером Сиракузовы доказывали дома, что это я подбил Ферапонта Григорьевича спрятать куда-нибудь карты, потому что я – всем известно – этих карт боюсь (будто они не боялись!).

– Он на этом не успокоится, – говорили Сиракузовы. – Они нам ещё свет выключат, а потом дом снесут!

– Кто? – отрываясь от газеты, спросил Сиракузов-старший.

– Лапины!

– Уфф… – сказал Сиракузов-старший. – Это невозможно: я вас выпорю! Мне уже на работе докладывают: Лапины ловят Сиракузовых, а Сиракузовы ловят Лапиных…

Он ещё что-то хотел добавить, и тут погас свет.

– Ну?! – заорали Сиракузовы.

– Что – ну? – шаря в потёмках, отвечал Сиракузов-старший.

– Ведь выключили!

– Выключили-выключили… Будто до их угроз никогда не выключали.

Тут появилась мама-Сиракузова и сказала, что на кухне перегорели пробки.

Пробки вставили.

Младшие сели немного пристыженные: такого поворота они никак не ожидали.

– Тут есть интересная заметка, – снова надевая очки, сказал Сиракузов-старший. – Роза написала… «О перспективах жилищного строительства в нашем городе»… Это я тебе говорю, Маша.

– Я слушаю, – сразу сказала мама-Сиракузова.

– По генеральному плану… – начал Сиракузов-старший и вдруг замолчал.

– Я слушаю, – сказала мама.

Но Сиракузов-старший молчал.

– Видишь ли… – наконец сказал он и покосился на младших.

Те с интересом ждали.

– Ожидается большое… эээ… строительство. Часть деревянных домов снесут…

– И наш тоже? – подняла голову мама.

– Тоже.

– Ну?! – сразу заорали Сиракузовы. – Что мы говорили?! Они давно про это грозились… И вот теперь – начали!..

– Но они свой дом тоже снесут, – попробовал утешить их Сиракузов-старший.

Но младших это уже не волновало.

И то, что на нашей улице будут новые дома, это их тоже не волновало.

– Как палку искать, так все бросились! – говорили они. – А как дома сносят или карты исчезают…

– Уфф… это какой-то кошмар, – сказал Сиракузов-старший. И вдруг рявкнул: – Пишите заявление!

– ?

– На моё имя. В установленном порядке.

Сиракузовы-младшие, опешив, глядели на своего папу.

– Поскольку вы несовершеннолетние, дайте на подпись трём ответственным лицам, скажем: Михайле Михайловичу, тётке Розе и… бабушке Василисе. Этого, я думаю, будет достаточно. У вас есть вопросы?

– Нет, – сказали Сиракузовы.

И поскорее побежали к Михайле Михайловичу, чтобы вместе с ним писать заявление, поскольку он больше всех пострадал с контурными картами.

10. Заявление

Сначала Михайла Михайлович не хотел участвовать. Он ссылался на то, что не держит ничью сторону, а в истории с контурными картами ему многое уже понятно: он получил необходимые разъяснения от Ферапонта Григорьевича: карты действительно скупили, он видел чек, но скупивший пожелал остаться неизвестным.

– Зато нам непонятно! – сказали оба Сиракузова.

И, атакуемый с трёх сторон (оба Сиракузова плюс присоединившаяся к ним Бронислава), Михайла Михайлович сдался.

– Пишите, – сказал он и, ероша волосы, начал ходить по комнате. – «Начальнику милиции города Монетки подполковнику Сиракузову от его детей…» Написали?

– Написали, – с готовностью ответили оба Сиракузова.

– «Заявление. Настоящим ставим вас в известность, что тёмная история с контурными картами потихоньку начинает проясняться…»

– Да где она проясняется?! – заорали оба Сиракузова:

– Пишите, – сурово потребовал Михайла Михайлович, – или я не дам свою подпись.

Бронислава, сидевшая в своём углу, неожиданно хихикнула.

– Написали, – подозрительно глядя на неё, ответили Сиракузовы.

– «Как удалось выяснить путем косвенных улик, скупивший не был ни Колумбом, ни известным мореплавателем Америго Веспуччи…»

– Конечно, не был, – охотно согласились оба Сиракузова. – Но кем он был?

– «Невыясненными в этой истории остаются два момента, – не моргнув глазом, продолжал Михайла Михайлович, – а именно: имел ли право продавец писчебумажного магазина Ф. Г. Каменев продавать что-либо гражданину в маске – не нарушает ли это правила торговли, и кем был тот гражданин?..» Написали?

– Написали, – с готовностью ответили оба Сиракузова.

Бронислава вдруг засмеялась и, повалив по дороге стул, выскочила из комнаты.

Михайла Михайлович свирепо посмотрел в её сторону.

– Ну-с, давайте на подпись, а потом можете идти к бабушке и тёте Розе.

И подписал наискось: «Мих. Мих., не возражаю».

К тётке Розе они попали сразу, едва сказали секретарю, что несут бумагу на подпись. Тётя Роза была депутатом, и мало ли с какой просьбой могли обратиться к ней юные пионеры.

– А, – увидев обоих Сиракузовых, приветливо сказала тётя Роза и отодвинула папку. – Чему обязана вашим посещением?

Но Сиракузовы молчали. Они увидели в углу стол, на котором стоял игрушечный город.

– Что это? – спросили Сиракузовы.

– Макет, – ответила тётя Роза. – Макет нашего города. Лет через двадцать пять.

Сиракузовы переглянулись и, сунув тётке Розе заявление, коротко сказали:

– Вот.

Тётка Роза прочитала.

– Удивительно, – сказала, – во всех вот таких историях фигурирует почему-то фамилия Каменев…

– Хо! То ли ещё будет, – сказали Сиракузовы. – Ещё неизвестно, что дальше будет!..

Это не понравилось тётке Розе.

– Где я должна поставить свою подпись? – сухо спросила она.

– Вот здесь, – сказали Сиракузовы.

И тётка Роза размашисто написала: «Тов. Каменев! Не вносите сумятицу в правила торговли! Р. Каменева».

11. Контурные карты (окончание)

Последней должна была поставить свою подпись бабушка Василиса. Когда Сиракузовы влезли в автобус и увидели, что следом с большой корзиной влезаю я, это неприятно поразило их, они сразу поняли, что я тоже еду к бабушке Василисе. Да ещё с большой корзиной. Зачем?

– Поворачивай, – сказали мне Сиракузовы.

Но я прошёл мимо и сел со своей корзиной за спиной шофёра.

Это ещё больше подействовало на Сиракузовых. Они поняли: начни они пихаться, я бы сразу сказал об этом шофёру.

Две остановки мы ехали молча. Сиракузовы напряжённо дышали мне в затылок. Наконец на третьей остановке они заговорили:

– Ты куда едешь, к бабушке Василисе?

– К бабушке Василисе, – сказали.

– Отскочи! – сразу оживились Сиракузовы. – Это наша бабушка. Она носит фамилию Сиракузовых. И она нас любит.

Я хотел сказать, что это наша общая бабушка, и ещё неизвестно, кого она больше любит, но тут в моей корзине заворочалось и зашуршало, и Сиракузовы сразу забыли про бабушку.

– Что это? – уставились они на меня.

– Кролики, – сказал я.

– Бабушке Василисе?

– Бабушке Василисе.

– Тьфу ты, а мы думали, ты едешь за инвентарными книгами!

Я объяснил, что кролики – подарок дяди Бориса, он давно обещал их бабушке и ещё обещал обои, и вот теперь дарит кроликов. Думает, бабушка свяжет ему за это к зиме тёплые носки и рукавицы.

– А обои тоже дарит? – не слушая, ревниво спросили Сиракузовы.

Они надеялись, что, может быть, мы не всё ещё подарили бабушке и, таким образом, они тоже что-нибудь подарят.

– Тоже, – сказал я. – И не только подарили, но уже и обклеили. Ферапонт Григорьевич достал.

– Ты тоже обклеивал? – спросили Сиракузовы.

Мне очень хотелось сказать, что тоже, но я честно сказал, что это они без меня сделали.

Но Сиракузовы всё равно приуныли: я, по крайней мере, вёз кроликов, а они, кроме заявления, ничего бабушке не везли.

– Покажи кроликов, – убито сказали Сиракузовы.

Я показал.

Они запустили в корзину руки и долго чесали у кроликов за ушами.

– Слушай, – наконец сказали они, – а давай это будет наш общий подарок, а?

Я сразу понял, насколько важным было предложение, которое сделали мне Сиракузовы. От моего ответа зависели теперь и мир, и война.

– Нет, – наконец сказал я Сиракузовым и прикрыл кроликов.

И Сиракузовы тяжело задышали.

– Ладно, – сказали они, – тогда мы припрём вас…

И сунули мне под нос заявление.

– Вы помешались на заявлениях, – сказал я.

– Нам не заявление дорого, – ответили Сиракузовы, – а правда. Истина, иначе говоря.

– Я бы тоже мог написать заявление про кресало, – сказал я.

– Конечно, мог, – передразнили Сиракузовы. – Да что толку, если мы не брали этого кресала!..

Я мрачно посмотрел на них (мрачно потому, что приедут родители – и доказывай им, что не я брал это кресало!).

До самого бабушкиного дома мы хранили угрюмое молчание.

Едва мы (я со своими кроликами и Сиракузовы со своим заявлением) вошли в дом, сразу поняли: в бабушкином доме что-то неладно. Мы только не могли понять: что?

Посреди ослепительно светлой комнаты стояла бабушка Василиса с охапкой цветов в руках, а от всех четырёх стен исходило на бабушку голубое сияние.

– Проходите, – радушно сказала бабушка, – я вот думаю, куда поставить цветы.

«В вазу», – хотели сказать Сиракузовы, но, приглядевшись, только и сказали:

– Бабушка…

Потому что сияние, которое мы увидели, исходило не от обоев, а от бывших контурных карт, которые стали теперь обоями.

Я быстро сел и выпустил кроликов.

– Браво! – сказала бабушка, а потом, приглядевшись, добавила: – Но если он думает, я буду вязать ему тёплые носки из этих кроликов, то ошибается: это мясные, а не пуховые кролики… Так и передай…

– Бабушка… – во второй раз начали Сиракузовы.

Но она не дала им вставить и слова.

– Вижу, вам кролики тоже нравятся. Это естественно. Но только недалёкие люди могут думать, что кроликам не нужно травы…

– Да мы не про кроликов! – взорвались Сиракузовы. – Мы про обои! Где ты их взяла?!

– Что значит – взяла? Купила! – удивилась бабушка. – В магазине у Ферапонта Григорьевича, разумеется. Других там не было. Теперь-то они всем нравятся…

– Да ведь это контурные карты, бабушка! – со стоном сказали Сиракузовы. – Значит, это ты была в маске?! Значит, это ты пожелала остаться неизвестной?!

– Я? Возможно, – откликнулась бабушка. – Ферапонт Григорьевич что-то говорил мне об этом. Но я ведь не сильна в географии. Главное, я подумала, что нравятся… Да и вы на досуге сможете изучать географию…

– Да при чём здесь география? Маска где? – потребовали Сиракузовы.

Я поскорее вышел, чтобы нарвать травы для кроликов.

– Ну? – появляясь следом, сказали Сиракузовы. – Обманули бабушку? Обещали обои, а что подсунули? С таким, как ты, мы даже чай пить не останемся… А ещё кричишь: мы фамилию позорим!..

Тем не менее, они что-то уносили сухим пайком в кулёчке.

– Никто ей ничего не подсовывал, – сказал я. – Вы же слышали. Она сама выбирала.

Сиракузовы хмуро молчали. Что они могли ответить?

– Ну, а ты знал, что у неё контурные карты?

– Нет, – сказал я. – Я даже думаю, она не надевала никакой маски. Можете, кстати, съесть своё заявление.

Эта моя последняя реплика их окончательно доконала. Они пробормотали что-то насчёт того, что я, мол, за это ещё отвечу и что они, мол, ещё запихнут меня в грузовик, а потом ушли.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1. Верин омлет и мой грузовик

Грузовик, которым грозили Сиракузовы, был не действующим.

Два раза в неделю уроки труда проходили у нас на автобазе. Дядя Борис нам это устроил. И грузовик он нам тоже устроил. До этого мы делали бумажные салфетки. Но потом наш учитель труда вообще уехал – и мы остались даже без салфеток. И тогда Михайла Михайлович пригласил на общественных началах дядю Бориса и Брониславу.

Никогда не забуду, как я перерезал ленточки перед этим грузовиком.

Это был старый-престарый грузовик – таких смешных мы никогда раньше не видели, и, чтобы он куда-нибудь поехал, его надо было сначала несколько лет ремонтировать: мало того, что он был без стёкол, – у него ещё не хватало одного колеса: вместо колеса была подставлена чурка.

– Нет, – сказал Ватников, – лучше делать бумажные салфетки…

И мы не могли с ним не согласиться.

– В общем, одноногая руина, – определили Сиракузовы.

И тут дядя Борис, заметив, что мы всё ещё разглядываем грузовик, решил, что это хорошее предзнаменование (усмотрел в этом нашу заинтересованность), и, потирая лысину, радостно спросил:

– Ну как?

А мы смотрели, как он потирает лысину, и думали, когда он примется за свою козлиную бородку.

– Рухлядь, – сказал Ватников.

– Ватников! – строго одёрнул его дядя Борис. – Не забывайте, что вы находитесь в автопарке, на уроке труда, здесь не привыкли к таким выражениям. А что касается «рухлядь» или «не рухлядь», то мы его… – тут дядя Борис похлопал грузовик, – поднимем.

– Не поднимем, – ответили Сиракузовы.

Но дядя Борис почесал бороду и сделал вид, что не расслышал.

– Ватников! – снова строго спросил он. – Что вы делали на предыдущих уроках?

– Труда? – спросил Ватников.

– Конечно, не балета…

– Бумажные салфетки, – пролепетал Ватников.

Дядя Борис дал нам возможность в это вслушаться.

– А я вам предлагаю делать грузовик! Есть разница?

– Есть, – снова пролепетал Ватников.

– Вот именно, есть… каждому ясно… – Дядя Борис снова причесал бороду. – Буду говорить прямо и без дипломатии: автомеханиками я вас не сделаю, но чему-нибудь научу. Это не значит, что мы отремонтируем грузовик за одно воскресенье. Но отремонтируем. Может, полгода на это ухлопаем… На сегодня всё. Я вас отпускаю. Как говорится, крепко держи баранку, шофёр… Обоих Сиракузовых и одного Лапина прошу остаться.

Мы остались.

– Предупреждаю, – строго оглядев нас, сказал дядя Борис, – если оба Сиракузова будут отвинчивать гайку, которую завинчивал Лапин, или, наоборот, Лапин будет отвинчивать гайку, которую завинтили Сиракузовы, всем троим оторву головы. Вся эта ваша война не распространяется на мой грузовик. Ясно?

Он словно предчувствовал, что они собираются запихнуть меня в грузовик.

– Ясно, – буркнули оба Сиракузова.

– И тебе ясно? Тогда хорошо.

Когда я пришёл домой, тётя Роза и Наташа сидели за столом и кашляли. В комнате стоял чад.

– Вера делает задание, – пояснила тётя Роза. – По домоводству.

И тут только я вспомнил, что у Веры сегодня тоже задание. Бронислава им устроила.

– Что она делает? – спросил я.

– Омлет, – коротко ответила тётя Роза.

– На четырёх человек, из четырёх яиц, – пояснила Наташа.

Я подсчитал быстро: нас выходило четверо.

И тут в комнату вошла Вера с омлетом в руке.

В другой руке у неё была оценочная тетрадь по домоводству.

– Омлет! – объявила Вера.

Я сразу увидел: четырем человекам тут делать нечего: это был жалкий куличик неопределённого цвета.

– Вот это? – спросил я.

– Вот это, – сказала Вера.

Я строго посмотрел на тётю Розу, потом на Наташу и попросил дать мне поваренную книгу.

Но они даже не сдвинулись с места.

– Надо посмотреть, что там пишут, – сказал я. – Проверить рецептуру… Яйца положила?

– Положила, – ответила Вера. – И яйца, и молоко.

– А где молоко? – спросил я.

– А ты что, не видишь? – обиделась Вера.

– Ешь, – посоветовала мне Наташа. – Довольно, стыдно издеваться над человеком.

Я стал есть и съел всё, чтобы никого не обидеть.

– Кто будет ставить оценку? – деловито спросила Вера.

– Вероятно, тот, кто ел, – ответила тётя Роза.

Вера протянула мне оценочную тетрадь по домоводству, и в графе «Мнение ближайших родственников» я поставил: «Меняю два ваших омлета на четыре наших грузовика».

– Это не мнение! – хором закричали Вера и Наташа.

– Это мнение, – успокоила их тётя Роза. – Этим он приравнивает два наших омлета к своим четырём грузовикам…