Текст книги "Сиракузовы против Лапиных"

Автор книги: Яков Длуголенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

2. Первые сообщения о велогонке

Сиракузовы всё-таки не вняли предупреждению дяди Бориса. И поплатились.

Запихивая меня в грузовик, Сиракузов Павел прищемил себе палец. До утра он держал его в холодной воде, а утром побежал в травматологический пункт.

Вообще Павел был трусоватым человеком, и его никакими силами не затянуть бы в травматологический пункт, но тут надо было проверить, осуществится ли наша угроза: пустят ли его в травматологический пункт. И ради этого можно было пожертвовать пальцем.

В то утро в травматологическом пункте дежурила Наташа. Она как раз прокипятила инструменты и раскладывала их теперь на подносике: самые страшные она убирала назад, а самые, по её мнению, симпатичные выставляла вперёд.

Она знала уже, как действуют на травмированного человека никелированные инструменты.

И тут в кабинет, хромая, вошёл Сиракузов Павел. То есть он мог войти обыкновенно, но ему казалось, что хромая войти лучше.

Это напугало Наташу.

– Что случилось? – подбегая, спросила она.

– Травма, – сказал Сиракузов и протянул палец. – Вот здесь. Прищемило. – Но не стал уточнять, как именно и почему прищемило.

Наташа немного успокоилась.

– Микробов много, – разглядывая палец, сказала она.

– Где? – удивился Сиракузов.

– Под ногтями.

– Ты давай лечи травму! – обиделся Сиракузов.

Наташа вымыла ему обе руки дезинфицирующим раствором, а заодно – палец.

– Теперь потерпи, – сказала она.

– Резать будешь? – догадался Сиракузов и уставился на подносик, где лежали кривые инструменты: любым из них спокойно можно было отрезать палец.

«Надо было идти в детскую поликлинику, – тоскливо подумал Павел. – Там наверняка инструменты поменьше…»

Наташа взяла ножницы и одним движением вскрыла болячку.

– Всё? – изумлённо спросил Сиракузов.

– Всё, – бинтуя, сказала Наташа.

– Ну, а если бы я, к примеру, сломал ногу? – спросил Павел.

– Зачем? – удивилась Наташа.

– Ну, так… ради интереса, – сказал Павел. – Тоже бы залечила?

– Тоже, – сказала Наташа. – Я ведь обязана лечить. В этом состоит моя работа.

– Да-а… очень интересная работа, – сказал Павел.

Когда он вышел на улицу, то прежде всего увидел меня.

– Ну? – сказал он, злорадно помахивая забинтованным пальцем. – Был в вашем травматологическом пункте…

– И что? – глупо спросил я.

– А ничего, – нахально ответил Сиракузов. – Залечили. Ногу бы сломал – тоже залечили бы. Не имеют права…

И пошёл, помахивая пальцем.

Вечером я сказал Наташе, что надо бы отправить этого Сиракузова в детскую поликлинику: пусть бы его там лечили, потому что у него не настоящая травма, а это он, меня запихивая, прищемил палец.

– Всё равно, – сказала Наташа. – Я была обязана его лечить, и я буду лечить, невзирая на лица.

– Да какие же это лица?! – воскликнул я. – Особенно у Павла?

– А что же у него? – заинтересованно спросила Вера.

– Рожа, – охотно сказал я.

– Рожа не рожа, а у врачей есть клятва. И они обязаны лечить.

– Какая клятва? – удивился я.

– Древняя, – ответила Наташа. – Я сама её только недавно выучила. – И, положив руку на учебник по травматологии, торжественно сказала: – Получая высокое звание врача и приступая к врачебной деятельности, я торжественно клянусь: все силы и знания посвятить охране и укреплению здоровья человека, быть всегда готовым оказать ему помощь, внимательно и заботливо относиться к любому больному, хранить доверенную врачебную тайну. Верность присяге клянусь пронести через всю свою жизнь… Вот какая клятва. Древний медицинский работник Гиппократ придумал. Так неужели ради тебя и твоих Сиракузовых я буду нарушать её?

Я сидел, открыв рот. Я и не подозревал, что Наташа знает какую-либо клятву.

– Но ты ведь ещё не врач? – наконец сказал я.

– Буду, – убеждённо ответила Наташа.

– Очень хорошая клятва! – сказала Вера. – Не нарушай её!

– Если бы ваш Гиппократ имел дело с Сиракузовыми, – сердито сказал я, – он бы давно отказался от своей клятвы.

– Никогда в жизни! – ответила Наташа и, сердитая, вышла из комнаты.

Тогда я пошёл домой и принялся за Веру.

– Аксель, – строго сказал я, – в последнее время ты мне становишься подозрительной: третий раз подряд ходишь с Сиракузовыми в кино. На кого ты работаешь?

– На тебя, – сразу сказала Вера.

– А зачем же тогда ходишь в кино?

– По твоему заданию, сказала Вера.

– Да по какому такому заданию?! – возмутился я. – Ты должна была проникнуть к Сиракузовым – это верно. Вытащить их из двоек. Узнать их планы и куда они дели кресало, а не ходить с ними в кино. А ты что узнала? Что ты узнала?..

– Сиракузовы собираются на Олимпийские игры, вот что я узнала! – торжественно сказала Вера и посмотрела на меня, ожидая, какая будет реакция.

Признаться, я оторопел.

– Или на чемпионат мира, – поправилась Вера.

– Врут твои Сиракузовы! – возмущённо сказал я. – Их и близко туда не подпустят! И я просто удивляюсь: как можно работать с таким легковерным разведчиком, как ты!

– Да это не наши Сиракузовы собираются, – терпеливо втолковывала мне Вера, – а те… велогонщики, из Ленинграда… Это мне наши Сиракузовы сказали…

Я сразу вспомнил генеалогическое дерево и веточку, на которой сидели эти Кеша и Виктор.

– Всё равно врут, – убеждённо сказал я. – Те тоже никуда не собираются.

– А транспарант, который рисовала тётя Роза? – поразмыслив, спросила Вера.

– Какой транспарант?

– «Привет участникам многодневной велогонки!» Я думала, ты знаешь…

– Да откуда мне знать?! – сказал я и помчался разыскивать тётю Розу.

Я нашел её у плиты: она стряпала, а Наташка ела.

– Перестаньте есть! – сказал я.

– А что? – в один голос спросили они, а Наташа уронила один блин обратно.

– Сиракузовы едут, оказывается, на Олимпийские игры, а я ничего не знаю!

– Газеты читать надо, тогда узнаешь, – сказала Наташа. – Или спросил бы у Сиракузовых – они знают. Но пока эти ленинградские Сиракузовы ещё никуда не доехали, и доедут ли, этого я тоже не знаю…

– Почему? – удивился я: все всё знали, только я один ничего не знал.

– В Белебелковском районе они уже задавили курицу… А если посмотреть на их фотографии, то и подавно…

Белебелковский район находился совсем рядом. Следовательно, велогонка приближалась.

– Им надо смотреть под ноги, – сказал я, – тогда доедут. А то как сядут на велосипед, так ни о чём не думают…

– Верно, – сказала Наташа и протянула мне газетную фотографию, и я впервые увидел обоих востроносеньких Сиракузовых: в одинаковых шапочках, на одинаковых велосипедах, они рулили куда-то, как обречённые.

– Судя по фотографиям, – печально сказала тётя Роза, – их превратили в настоящих галерников… Те, правда, вёслами работали, а эти педалями…

– Никто их ни в кого не превращал, – сказал я. – Они с самого начала такие были.

– Нет, это гонка их измотала. Я, правда, их с трёх лет не видела, но, чувствую, измотала. Надо хоть, чтоб они у нас отдохнули…

– Пусть не садятся на велосипеды, если не могут, – сурово сказала Наташа.

– Так ведь заставляют, – ответила тётя Роза.

– Кто заставляет? – не понял я.

– Сидеть на велосипеде, – ответила тётя Роза.

Наташа засмеялась, а потом сухо пояснила, что велогонка – дело добровольное: хочешь – участвуй, а хочешь – иди пешком, так что напрасно жалеет тётя Роза Сиракузовых: каждый получает своё.

– Не дойти им, – сказала тётя Роза. – Вон у Кеши колено разбито…

– Дойдут, – твёрдо сказал я. – Залечат. Весь наш травматологический пункт на Сиракузовых работает.

Наташа сердито посмотрела на меня, хотела что-то сказать, но промолчала.

3. Велогонка

Утром, идучи в школу, мы увидели транспарант, про который говорила Вера: транспарант натягивали над площадью.

– Ну, дела! – радостно сказал нам Коля, обращаясь не то ко мне, не то к Вере. – Подвалило так подвалило! – Коля был в тренировочном костюме – руководил установкой транспаранта. – Они пройдут через наш город!..

– Кто? – будто не зная, спросил я.

– Да Сиракузовы! Оба! – радостно сказал Коля.

Но я не видел причин, чтобы радоваться. Эти мифические Сиракузовы, которые жили в Ленинграде и которых мы только теперь впервые увидели на фотографии, могли оказаться при ближайшем рассмотрении кривобокими или криворукими, а у нас и так хватало родственников. Кроме того, кривобокие или криворукие, но это были родственники Сиракузовых, мы же, Лапины, при любом раскладе медаль не получали. А в третьих, я не забыл ещё, как Коля со своими Сиракузовыми отлучил нас от лодочной станции и при этом даже не чувствовал себя виноватым.

«Ничего, – думал я, – скоро дядя Борис женится на твоей маме и перетащит тебя на нашу сторону. Ты даже не подозреваешь, что фактически уже завербован…»

– Возможно, – продолжал ничего не подозревающий Коля, – они остановятся в нашем городе. Они ведь не могут целый день вертеть педалями!..

– А им что, нужны педали с бензиновым моторчиком? – спросил я, потому что именно на таких педалях мама и папа поехали в отпуск.

– Я тебя сейчас стукну, – пообещал Коля. – Но не буду. Уже создан штаб. И знаете, кто председатель?

– Кто? – спросила Вера.

– Я, – скромно сказал Коля. – Но вы ведь, наверно, опаздываете в школу?..

– Опаздываем, – сказал я.

– Ну, ничего, – сказал Коля. – Скажете: вешали транспарант…

– Нехорошо лгать, Коля… – На всякий случай я отскочил в сторону, но он, кажется, не собирался меня стукнуть: он просто переключился на Веру.

– Так вот, уже создан штаб…

– И ты председатель штаба, – сказала Вера.

– Не я один, – запротестовал Коля. – У меня ещё есть помощники: Сиракузов-старший, например, и тётя Роза…

Но тут к Коле подбежали трое из его помощников – два штангиста с мебельной фабрики и один спринтер с молокозавода, и мы так и не узнали, за что отвечают в штабе Сиракузов и тётя Роза.

– Заходите ко мне после школы! – крикнул нам Коля. – Я вам доскажу! – И принялся со своими помощниками распутывать длинную верёвку, к которой были подвешены оградительные флажки: такие флажки ставят, когда ремонтируют улицу.

– А ведь это хорошо, – сказала вдруг Вера, – что мы познакомимся наконец с этими Сиракузовыми…

– Не вижу ничего хорошего, – сказал я. – Нам вполне хватает наших Сиракузовых…

– Но ведь те нам тоже родственники?..

– Ещё более дальние, чем наши Сиракузовы, – сказал я. – И потом, если бы я сел на велосипед и прямо с Окулининой горы въехал в наш город, вы бы меня встречали?

– Не знаю, – честно сказала Вера.

– А их встречают. Даже вешают транспаранты и натягивают флажки.

В классе Сиракузовы показывали всем, как работают настоящие гонщики. Для этого они сидели верхом на швабре и крутили несуществующие педали.

– Весь город держится на Сиракузовых, – говорили они. – Это будет наша вторая олимпийская медаль. В тысяча девятьсот шестом году мы уже одну завоевали. На скачках.

– Я на твоей стороне, – на всякий случай шепнул мне Ватников, – но будто бы буду с ними…

И снова отскочил к Сиракузовым.

Судя по всему, Сиракузовы уже считали, что олимпийская медаль у них в кармане. И обещали её каждому (подержать, разумеется), кто придёт к финишу приветствовать победителей – Сиракузовых.

На меня они даже не посмотрели.

От обиды и огорчения я сел не на свою нарту.

«Хорошо же, – подумал я, – ещё неизвестно, придут ли ваши Сиракузовы к финишу… На фотографии вид у них был очень неважный… И к тому же они задавили курицу…»

И я уже представлял себе, как оба Сиракузовых (в наручниках) дают показания представителям милиции, а около их велосипедов дежурит вооружённый часовой.

Но тут в класс вошёл Михайла Михайлович, прогнал обоих Сиракузовых со швабры, сказав (к моей радости), что верхом на швабре ездят только оборотни и ведьмы, и начал урок географии.

– Сегодня, – сказал он, – мы будем говорить не только о географии, но и о велогонке…

В классе сразу оживились, а Сиракузовы начали подталкивать друг друга локтями.

– Давайте назовём районы и области, где уже побывали велогонщики, и покажем эти районы на карте. Кто хочет?

– Мы! – разом вскочили Сиракузовы.

– Давайте, – сказал Михайла Михайлович.

Оба Сиракузова набрали побольше воздуха и, перебивая друг друга, начали:

– По нашей области идёт велогонка!

– Так, – сказал Михайла Михайлович.

– В жёлтой майке лидера – наш Виктор Сиракузов! В майке самого активного гонщика – наш другой Сиракузов!

– Подождите, – сказал Михайла Михайлович.

– Но это ещё не всё! – запротестовали Сиракузовы. – Среднечасовая скорость – сорок километров! В гонке участвуют сто тридцать спортсменов, у некоторых не выдержали нервы! Вот теперь всё!..

– Что – всё? – не понял Михайла Михайлович и уставился на Сиракузовых.

– Про гонку, – объяснили Сиракузовы.

– Да вы подойдите к карте! – рассердился Михайла Михайлович. – То, что вы гордитесь успехами своих родственников, это хорошо, но покажите теперь нам районы, которые они преодолели. – И протянул им указку.

– Зачем? – отодвигаясь в сторону, подозрительно спросили Сиракузовы.

– Что – зачем?

– Зачем показывать?

Стало ясно, что никаких таких районов, по которым проносились Сиракузовы, они не знают.

– Печально, – взглянув на них, сказал Михайла Михайлович, – можно подумать, что скорость, с которой они едут, важнее всего остального… А вы тоже не знаете?

Мы тоже не знали.

Михайла Михайлович пожал плечами, подошёл к карте и стал сам показывать районы и области, по которым прошли велогонщики, какие животные и полезные ископаемые в этих районах водятся, что даёт сельское хозяйство и какую продукцию выпускают заводы, какие и где есть древние памятники, и получалось, что если бы гонщики так не торопились, увидели бы всё это своими глазами.

– У кого есть какие вопросы? – положив указку, спросил Михайла Михайлович.

Я поднял руку.

– Вы вошли в штаб? – спросил я.

– Куда? – не понял Михайла Михайлович.

– В штаб по встрече велогонщиков…

– А! Нет, – сказал Михайла Михайлович, – но если вас это интересует, я могу сказать, кто вошёл.

Нас, разумеется, это интересовало.

И тогда он перечислил нам всех, кто получил в этом штабе хоть какую-нибудь должность.

Самым главным, как мы уже знали, был в этом штабе Коля: он осуществлял общее руководство, а также должен был произнести приветственную речь (написать эту речь поручили Михайле Михайловичу, но в штаб почему-то не выбрали). Первым Колиным заместителем назначили Сиракузова-старшего: как представитель милиции, он должен был отвечать за безопасность движения и общий порядок.

Тётя Роза и Ферапонт Григорьевич (он тоже не вошёл в штаб, был назначен тёти-Розиным заместителем) отвечали за культмассовую работу: должны были ознакомить гонщиков с нашим городом, показать им наши достопримечательности. Бронислава отвечала за шницеля и зелёный горошек, которыми собиралась кормить велогонщиков, чтоб они у неё – шницеля и горошек – получились «первый сорт». Тётке Галине отвечать за внешний вид велогонщиков: поскольку в дороге они не стриглись, их надо было постричь и побрить. Дядя Борис, как опытный шофёр и автомеханик, должен был провести профилактический осмотр велосипедов: где надо, запаять и зачинить. Наташу назначили ответственной за травмы: то есть она должна была сделать всё, чтобы велогонщики покинули наш город здоровыми. Наконец сам Коля, вместе с матросом Сёмой и ещё несколькими энтузиастами, устроит для велогонщиков катание на лодках. А чтобы они зря не тратили силу, будет сам за них править и грести.

– Вот это верно, – одобрили Сиракузовы. – Мы тоже можем грести.

И после уроков в сопровождении почти всего класса отправились к Коле, чтобы заявить ему, что, в случае необходимости, они тоже могут править и грести, так что Коля может на них рассчитывать.

4. Велогонка (продолжение)

Дома я сказал Вере что Сиракузовых надо поставить на место. Я ничего не имею против незнакомых мне Кеши и Виктора, но наших Сиракузовых надо поставить на место.

– Как? – спросила Вера.

И тогда я сказал ей, что уже придумал. Главное у велогонщиков – это поломки и проколы. Велосипеды мы, конечно, ломать не будем, а вот шины, возможно, проколем.

– Как? – опять удивилась Вера.

– С помощью гвоздиков. Мы разбросаем на дороге гвоздики, и когда Сиракузовы появятся в нашем городе, они проколют себе шины.

– Жалко ведь, – тихо сказала Вера.

– Ничего. Им поставят новые.

– Да не шины жалко, – сказала Вера, – а Сиракузовых… Кешу этого и Виктора…

– А мне, думаешь, не жалко? – сказал я. – Люди много дней несутся к финишу, а мы их прокалываем гвоздиками… Конечно, жалко! Но я просто не знаю, как поставить иначе Сиракузовых на место. Сегодня в классе они, например, заявили, что это будет у них вторая золотая медаль. Первую они, мол, получили на вторых Олимпийских играх…

– Врут, – безнадёжно сказала Вера.

– Конечно, врут. Вот и надо поставить их на место.

– Конечно, жаль Кешу и Виктора, но с гвоздиками ничего не выйдет, – подумав, сказала Вера. – Гвоздики, чтобы на них наехали, должны стоять торчком.

– Мы их вобьём в асфальт шляпками…

– Затупятся, – сказала Вера.

Поразмыслив, я вынужден был согласиться (всё-таки Вера кое-что соображала) и предложил другой план:

– Тогда мы вобьём эти гвоздики в дощечку, положим эту дощечку на дорогу, и Сиракузовы, которые пойдут первыми – ведь они же лидеры! – на неё наступят…

– Объедут, – сказала Вера. – Увидят и подумают: «Что там за дощечка?» – и объедут.

Определённо, Вера и тут больше меня соображала.

И тогда мне пришло в голову купить металлическую щётку, примерно такую, которой чистят коней. Тут-то они её не объедут: увидят – щётка как щётка – и не объедут.

– А как ты её положишь? – спросила Вера.

– Металлической частью вверх, – сказал я.

– Я про другое, – сказала Вера. – Как ты её положишь? Ведь люди кругом будут…

– А я встану у самой кромки шоссе и будто бы уроню.

Тут уж Вера ничего не смогла возразить, и я стал думать, где взять теперь такую щётку. Потому что коней в нашем городе не было и в магазинах такие щётки не продавались.

Я решил сходить к Ферапонту Григорьевичу.

– Ну, поздравь, – увидев меня, сказал он, – меня, кажется, включили в штаб.

– Да нет же, – сказал я, – вас в штаб не включили. Включили тётю Розу.

Я не хотел огорчать его, но я ничего не мог поделать.

– Разве? – удивился он. – Тогда куда же меня включили?

– Помогать тёте Розе.

– Ага, значит, всё-таки включили… – Он повеселел. – Но ты хорошо сделал, что пришёл. Я хочу посоветоваться с тобой…

– Я тоже, – сказал я.

– Ты о чём?

– Где достать щётку, которой чистят коней.

– А я про другое. Помнишь, я рассказывал тебе историю… гм-гм… про банку Лафонтена?

– Помню… Конечно, помню! – сердито сказал я.

Но он не обратил на мою сердитость внимания.

– Так вот, я записал всю эту историю на бумаге. Получилось пять страниц. Может, послать куда-нибудь эту историю?..

– Куда послать? – не понял я.

– В детскую газету или в журнал…

Тут до меня дошло:

– А вы что, хотите, как Михайла Михайлович, стать писателем?

– Нет, про это я не говорю, – сказал он. – Ни я, ни Михайла Михайлович, насколько я знаю, не собираемся становиться писателями… Он просто пишет научную книгу, а я просто хочу послать то, что я сделал, в газету или в журнал… Тётя Роза говорила, что однажды ты посылал что-то такое…

Я покраснел.

– Ну, посылал… – Про поэтический опыт Сиракузовых я ему не стал рассказывать. – Заметку про нас и про Сиракузовых… что, мол, живём мы в городе, где половина всех жителей – это или Лапины, или Сиракузовы…

– Ну и что? – с интересом спросил он.

– Сказали, чтоб не баловался…

– Боюсь, меня тоже отругают, – вздохнул он. – Так что ты говорил про щётку?

– Которой коней чистят.

– А у вас что, кони завелись?

Я оглянулся на дверь, проверяя, не подслушивают ли Сиракузовы, а потом начал объяснять, зачем мне эта щётка, но Ферапонт Григорьевич остановил меня:

– Не трудись, я знаю. Ты хочешь подложить её Сиракузовым.

– Верно, – сказал я.

– Они на неё сядут, а ты будешь смотреть, что из этого получится.

– Не сядут, а наедут! – сказал я.

– Чем? – удивился Ферапонт Григорьевич.

– Колёсами!

– Ах, ты вот про что, – сообразил Ферапонт Григорьевич и нахмурился. – А я думал, ты про наших Сиракузовых… Чем же Кеша и Виктор заслужили от тебя такой подарок?

– Ничем, – покраснел я.

– Я тоже думаю так. Парни жмут на своих велосипедах от самого Ленинграда, никогда до этого ни тебя, ни меня не видели, и вместо первого рукопожатия ты подкладываешь им щётку!..

– Но ведь Сиракузовы…

– Они такие же Сиракузовы, как я – Лапин. Седьмая вода на киселе нашим Сиракузовым. Можешь спросить у бабушки Василисы: в её инвентарной книге всё записано. Впрочем… – Он посмотрел на часы. – Скоро обеденный перерыв, и я, если ты не возражаешь, могу пойти с тобой…

Через полчаса мы сидели у бабушки Василисы.

– Вы слышали про велогонку? – спросил Ферапонт Григорьевич.

– Конечно, – сказала бабушка, – и готовлюсь: вместе со всеми буду махать…

– А вот он… собирается подложить Сиракузовым под колёса железную щётку.

– Майн гот! – сказала бабушка. – Зачем?

– Из-за наших Сиракузовых. Думает этим их наказать.

– Но ведь они не имеют никакого отношения к нашим Сиракузовым! – сказала бабушка. – Пусть уж он лучше мне подкладывает эту щётку!

– Да зачем вам? – сказал я.

– А как ты ко мне относишься?

– Очень хорошо! – сказал я.

Бабушка удовлетворённо кивнула.

– А почему? – спросила она. – Потому что я твоя бабушка?

– Не только поэтому, – сказал я. – Тем более, что ты скорее бабушка Сиракузовых.

Ферапонт Григорьевич улыбнулся, а бабушка Василиса сказала:

– Но если говорить строго, им я тоже не бабушка. Просто я ношу их фамилию.

– Как – не бабушка? – удивился я.

– Сейчас объясню… – Она полезла в сундук и вытащила оттуда свои инвентарные книги (так я их впервые увидел) и раскрыла одну. – Вот тут всё записано про Сиракузовых и Лапиных, начиная с восемнадцатого века…

– И это всё ты записывала? – разглядывая старинные буквы, спросил я.

– Ты хочешь сказать, я родилась в восемнадцатом веке? Тогда мне сейчас должно быть… – Она задумалась.

– Около двухсот семидесяти лет, – подсказал Ферапонт Григорьевич.

– Но мне всего семьдесят. Эти записи делали другие люди. Их давно нет, а я храню и продолжаю вести третью книгу… Так вот, я была замужем за Иваном Ивановичем Сиракузовым, а он не состоял в прямом родстве ни с Лапиными, ни с Сиракузовыми. А я вообще Горохова… это моя девичья фамилия… – Она улыбнулась. – И только выйдя замуж за Ивана Ивановича, я появилась в этой книге… Так что ни тебе, ни Сиракузовым я, строго говоря, не бабушка…

– А кто же ты? – спросил я.

– Да бабушка, бабушка! – сказала она. – Кто же ещё? Вы так считаете, я так считаю, и это самое главное. Только не надо подкладывать ничего велосипедистам Сиракузовым… Они тоже считают всех нас своими родственниками, и это самое главное!..

– Если считают, то почему писем не пишут? – сердито сказал я.

– А вот за это мы их, конечно, отругаем…

В общем, выходило, что мы все – родственники, но если строго придерживаться инвентарных книг, то давным-давно стали чужими. Это меня здорово напугало: я не мог представить себе чужой бабушку Василису или Ферапонта Григорьевича, не говоря уж про этих жутких Сиракузовых…

– А про олимпийскую медаль там ничего нету? – показывая на книги, спросил я. – Сиракузовы говорили, что один из Сиракузовых завоевал её на скачках…

– В каком году? – спросила бабушка.

– В тысяча девятьсот шестом.

Бабушка полистала одну книгу.

– Верно, – сказала она. – Один из Сиракузовых участвовал в Олимпийских играх, но занял там лишь тридцать второе место.

– А сколько было участников?

– Тридцать два и было, – сказала бабушка.

Ферапонт Григорьевич захохотал, а я подумал, что ничего другого и не следовало ожидать от Сиракузовых.

Когда я пришёл домой, Вера спросила:

– Ну, достал щётку?

– Какая щётка! – сказал я и, видя, что Вера ничего не понимает, добавил: – Я не буду им ничего подкладывать…