Текст книги "Одиссея поневоле
(Необыкновенные приключения индейца Диего на островах моря-океана и в королевствах Кастильском и Арагонском)"
Автор книги: Яков Свет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
ПУТЬ К ВОСТОКУ
Денно и нощно шесть суток носясь по водам, на седьмые
Прибыли мы к многовратному граду в стране лестригонов Ламосу.
Одиссея
Прощай, Эспаньола!
Сумбурны были три последних дня 1492 и три первых дня 1493 года. Достраивался форт, перевозились для тридцати девяти его сидельцев всяческие припасы, и, кроме того, то на «Нинье», то на берегу адмирал и «король» устраивали торжественные приемы. Эти встречи были весьма выгодны для обеих договаривающихся сторон. Адмирал получил сведения о золотых долинах Сибао и о золотых островах в синем море, а Гуаканагари – великолепные гранатовые четки, а еще более роскошные сапоги из синего кордовского сафьяна и серебряное кольцо. Кольцо так понравилось «королю», что он взамен подарил адмиралу большую золотую пластинку.
Любой севильский ювелир оценил бы пластинку в тысячу раз дороже кольца, но Гуаканагари считал, что ему необыкновенно повезло. Возможно, он был прав. Разные мерила ценностей были в Новом и в Старом Свете, вдобавок эти «варвары»-индейцы сердцем были гораздо щедрее добрых христиан.
Диего разрывался на части. Надо было сопровождать Сеньорадмирала и присутствовать на торжественных встречах. Без своего личного переводчика Сеньорадмирал не мог обойтись. Надо было навещать великого вождя Гуаканагари и беседовать с ним о бледнолицых гостях. Надо было напоследок разок-другой повидать дона Луиса, грустно было расставаться с ним.
И вот настал час последней встречи с доном Луисом.
– Помни, Диего, обычаи Кастилии непохожи на ваши индейские. Тебе нелегко придется в этой стране. – Дон Луис обнял Диего, он едва сдерживал слезы, и сын младшего брата Гуабины потерся носом о колючую щеку учителя.
Пералонсо Ниньо, кормчий великой флотилии (ныне в ней лишь один-единственный корабль) стоял рядом: дон Луис не друг ему, но он всегда ценил и уважал этого человека, и он пришел вместе с Диего, чтобы последний раз пожать ему руку. И еще пришли Желтоголовый, дон Обмани-Смерть и Родриго де Херес, с которым дон Луис ходил к Великому хану.
– Диего я не оставлю, – сказал Пералонсо дону Луису. – Понятное дело, вас я не заменю, где мне! Человек я не больно ученый, но морское дело знаю, хотя бы этому я выучу Диего да, пожалуй, еще кастильской грамоте, тут мне и Педро поможет.
– Хорошо, – прошептал дон Луис. – Очень хорошо. Но боюсь я, что не так просто вести по курсу душу людскую.
– Ваша правда, дон Луис. Но я снова повторяю, Диего я не оставлю.
– И мы не оставим, – в один голос подтвердили Желтоголовый и Обмани-Смерть.
И вот за зеленой рощей скрылись крыши форта; четверо бледнолицых идут к берегу, а за ними, поминутно оглядываясь, следует Диего. Нет, уже не видать дона Луиса, мелькнул и исчез красный плащ наставника. Сколько утрат было за последние три луны! Великий вождь Гуабина, великий жрец Гуаяра, Каона, а теперь дон Луис, бледнолицый друг. И последняя ли эта утрата?
С Гуаканагари Диего распрощался еще вчера. Снова касик вел беседу о бледнолицых. Кое-что он, пожалуй, понял, но как объяснить то, что в сущности не слишком ясно тебе самому? Спрашивал Гуаканагари о тех бледнолицых, что здесь остаются. Одно ясно – Чачу-боцман опаснее любого каймана.
Несколько дней назад Гуаканагари говорил, что, быть может, пошлет в страну бледнолицых верного человека. А сегодня появился на «Нинье» не то племянник, не то брат Гуаканагари, очень бойкий юнец, зовут его Гуакагана, и объявил, что великий касик приказал ему отправиться в Страну восхода.
Таким образом, в Кастилию пойдут шесть бронзоволицых: пятеро с Острова Людей и один из страны Марьей.
4 января 1493 года на рассвете адмирал приказал поднять паруса. Дул легкий и нежный утренний бриз, за горой Христа чуть розовело просветлевшее небо. Над Святым мысом гасли звезды. Бухта Навидад медленно уплывала на юг. Уплывали ее зеленые леса, дощатые крыши форта, толпа индейцев на песчаном берегу.
В немой скорби простер к небу кривые руки истерзанный скелет «Санта-Марии».
«Нинья», распустив расцвеченные зарей паруса, с кошачьей грацией обходила мели. Миновав узкий пролив, ведущий из бухты в открытое море, она резво понеслась на восток вдоль берега Эспаньолы. Бесконечно далека была Кастилия, но на пути к ней адмирал прошел уже первые лиги.
Минуло два дня, и Обмани-Смерть с вершины грот-мачты увидел «Пинту». На всех парусах, при свежем ветре в корму она шла навстречу маленькому флагману.
И вот Мартин Алонсо уже на борту «Ниньи». Шуршит песок в ампольетах (песочных часах), по которым на кораблях отсчитывают время. За полчаса опорожняется верхняя склянка, затем юнга переворачивает ампольеты, и сухая струйка вновь устремляется вниз, и растет на дне склянки золотистая песчаная горка.
На «Нинье» тишина. Все взоры прикованы к тольдилье, куда адмирал пригласил капитана «Пинты». Одна ампольета… две… три… четыре. Тихо отворяется дверь, и Мартин Алонсо выходит на ют. Кажется, все обошлось. Мартин Алонсо идет к трапу. Он спокоен, только рдеют красные пятна на скулах.
«Пинта» идет в кильватерной струе флагмана и в ночную пору перемигивается с ним сигнальными фонарями. Кажется, Третьего на ней нет. Не сбежал ли он на Эспаньолу? Если сбежал, то, уж конечно, до Кубы он доберется.
Прошло еще шесть дней и корабли отдали якорь на последней стоянке. Это огромная, подобная широкой бутылке, бухта, и берега ее обитаемы.
Дон Обмани-Смерть, Желтоголовый и Диего отправились на берег. В негустом лесу тревожная тишина. Кажется, будто за кустами и деревьями притаились люди. Кожей чувствуешь их зоркие взгляды. Фьють!.. Тонкая и длинная стрела вонзилась в землю у ног Желтоголового.
Карибы![16]16
Строго говоря, это были не чистые карибы, а «карибизированные» индейцы сигуано, родичи таинов и лукайцев, которые переняли многие обычаи своих южных соседей и освоили их излюбленное оружие – луки и стрелы.
[Закрыть]
Диего несколько раз взмахнул пальмовой ветвью. Заметив ветвь – знак мира, человек двадцать вышло из засады. Полукольцом они окружили чужеземцев. Так и есть. Это длинноволосые! Черные волосы заброшены на спину, на темени пучки ярких перьев. У каждого большой лук, у каждого на перевязи колчан. А кое у кого тяжелые палицы и длинные копья.
У всех лица измазаны сажей. Черные обводы вокруг рта и глаз, черные пятна на щеках.
Держались они смело и вели себя не слишком учтиво. Объясняться же с ними было нелегко. У них такой же язык, как на Острове Людей, на Кубе и в земле великого касика Гуаканагари, но очень много в нем непонятных слов.
Один из длинноволосых охотно согласился отправиться на корабль. Большое каноэ бледнолицых его, конечно, озадачило, и все, что он там увидел, безмерно удивило. Но истинный воин должен сохранять хладнокровие и скрывать праздное любопытство.
Длинноволосый гость вел себя в стане пришельцев как император Карибии. Он сквозь зубы цедил слова и всем своим видом показывал, что лишь из милости удостаивает своим присутствием вождя бледнолицых.
– Золото? Этот желтый металл у нас называется туоб, и в нашей стране есть куски туоба величиной с корму этого каноэ. Только к чему он нам, мужчинам? Туоб – забава для женщин.
– Где мы обитаем? Куда ступила нога воина – там его земля.
– Откуда мы пришли? Оттуда. – Он указал на юго-восток и добавил: – Мы никого не боимся. У нас есть чем встретить любых гостей.
Нехотя он принял подарки – лоскутки зеленой и красной ткани и стеклянные бусы. И взамен ничего не дал.
Гордого посла переправили на берег, а затем неведомо по чьей вине у места высадки завязалась жестокая схватка; правда, карибы вскоре сменили гнев на милость и заключили мир с иноземцами.
На следующий день явился на «Нинью» их вождь, которому вручены были красивый колпак и кусок красного сукна, а день спустя в обмен на эти роскошные подарки он прислал золотую маску. Но вторично явиться на поклон не соизволил. Эти карибы не в пример прочим индейцам явно не склонны были дарить свои сердца кому бы то ни было. Они были расчетливы и прижимисты и меновой торг у борта «Ниньи» вели почти на европейский манер.
Наблюдая за действиями длинноволосых коммерсантов, адмирал вынашивал смелый замысел. Смелый и коварный…
Утром, 16 января, незадолго до того, как корабли должны были поднять паруса, адмирал вызвал в тольдилью Висенте Яньеса Пинсона, Родриго де Хереса, боцмана Хуана Кинтеро, занявшего место своего коллеги Чачу, и Диего.
– Сеньоры, – сказал он. – Эта бухта – я назвал ее Заливом Стрел – наша последняя якорная стоянка на берегах Индий. Здесь, в Индиях, мы собрали всевозможные произведения природы. У нас есть образцы пряностей и злаков, мы везем разные изделия с новооткрытых островов. Захватили мы на этих островах и людей, у нас на «Нинье» их шестеро да, пожалуй, не меньше нынче и у сеньора Мартина Алонсо на «Пинте». Но в нашей коллекции, а ее мы обязаны преподнести их высочествам, нет ни одного кариба. За благо считаю коллекцию пополнить. Карибы снуют сейчас на своих каноэ у самого борта, да и на палубе их не меньше десятка. Нам надо схватить трех-четырех человек, связать их, а затем, коли это будет угодно святой троице, доставить в Кастилию.
Сделать же все это надо так: ты, Диего, заманишь к тольдилье карибов, а капитан Висенте Яньес, боцман и Родриго возьмут пять-шесть матросов и захватят этих индейцев в плен.
Диего тяжело вздохнул. Ему вспомнилась охота на акулу. Да, что и говорить, рыба-прилипала гуаикан верно служит человеку. Но рыба есть рыба, она не задумывается, честна или нечестна ее работа. А тебя бледнолицые сделали гуаиканом: «Завлеки, Диего, этих карибов, а мы затянем потом сеть». Конечно, карибы не люди. Они длинноволосые, мажутся не краской, а сажей, у них немирный нрав – одним словом, душа за них не болит. Но что если завтра человеку-гуаикану прикажут заманить в силки Людей Острова, его земляков и братьев?
И вот заполоскались на ветру паруса, «Нинья» поворачивается кормой к берегу, а Диего ведет к тольдилье четырех карибов. Карибы бегут за ним вприпрыжку. Как же не побежать, когда этот глупец предлагает там, у той пристройки, обменять большой нож из твердого и светлого металла на колчан со стрелами…
Колчан катится по палубе, его подхватывает боцман. Карибы лежат у самой тольдильи, они связаны по рукам и ногам. Туча стрел летит на корабль, но они не в силах поразить вероломных похитителей. «Нинья» стремглав несется в открытое море. На ней теперь десять пленников.
Курс северо-восток – четверть к востоку
Великий жрец Гуаяра, наслаждаясь радостями медового месяца, давным-давно позабыл о последних уроках, данных накануне пришествия белокрылых каноэ сыну младшего брата Гуабины.
А ведь отнюдь не исключено, что именно благодаря Гуаяре адмирал покинул Эспаньолу, повел корабли единственно верным курсом. Северо-восток, четверть к востоку – NOtO. На первый взгляд очень странный курс. Ведь, следуя им, великий мореплаватель, казалось бы, должен был привести свои корабли не в Кастилию, а к берегам Ирландии.
Северо-восток? А почему не восток? Прямой, как стрела, путь от Эспаньолы к Канарским островам – именно путь восточный, тот путь, которым адмирал пришел в Новый Свет.
Однако в море-океане прямая не всегда кратчайшее расстояние между двумя точками. Течения и ветры не подчиняются эвклидовым аксиомам.
В XVI веке некоторые капитаны, покидая Антильские острова, принимали восточный курс, им казалось, что прямая дорога в Кастилию самая удобная и быстрая. Но восточные пассаты дули в нос кораблям, а пассатные течения неуклонно относили суда к западу.
Между тем, следуя к северо-востоку, мореплаватели попадали в попутную струю Гольфстрима, и паруса их кораблей надували западные и юго-западные ветры.
Колумбоведы и сейчас ведут ожесточенные споры. Одни считают, что адмирал совершенно случайно избрал курс NOtO. Другие полагают, что кое-что адмиралу было известно о ветрах и течениях в северной Атлантике. Вполне вероятно. Адмирал плавал и к берегам Англии, и, возможно, даже к Исландии. Он почти шесть лет провел на островах Порту-Санту и Мадейре – португальских форпостах в море-океане, лежащих в скрещении главных морских дорог Атлантики.
Но ведь не только Гуаяре, но и многим его землякам было известно: если каноэ судьба относит в сторону между полночью и восходом, оно никогда не возвращается восвояси. Могучие течения и ветры увлекают его в направлении восхода.
Когда «Нинья» и «Пинта» покинули Залив Стрел, на обоих кораблях шли горячие споры. Куда идти – на восток или на северо-восток? И право же, ученик Гуаяры мог дать адмиралу весьма полезный совет. Мог и не дать. Но несомненно, сам адмирал выспрашивал и Диего, и кузена Гуаканагари Гуакагану, и пленных карибов о ветрах и течениях в водах их родных островов. И сравнивал их сведения с знакомой картиной восточной Атлантики.
Так или иначе корабли приняли верный курс.
В январе бог Ураганов тих и благодушен. Он отдыхает после осенних оргий. В двадцатых широтах северного полушария январь и февраль – ранняя весна, ясная и теплая. Часто дуют ласковые восточные пассаты, ветры утренней свежести. Правда, кораблям, идущим из Нового Света в Старый, они не слишком выгодны. Приходится держать очень круто к этим ветрам на северо-северо-восток. Но недаром «Нинью» и «Пинту» строили лучшие корабелы Андалузии. В крутой бейдевинд – курс, при котором судно идет под самым острым углом против ветра, оба корабля шли под углом в пять румбов (56°).
Разумеется, если бы пассаты держались на всем пути к Европе, крутой бейдевинд завел бы адмирала в гренландские воды. Но на тридцать второй – тридцать третьей параллели «Нинья» и «Пинта» пересекли северные рубежи полосы пассатов, вступили в пояс устойчивых западных ветров и, словно гончие псы, понеслись прямо на восток.
Диего отлично усвоил уроки дона Луиса. Он уже знал – океан широк и просторен. И все же он и представить себе не мог, как необъятна эта водная пустыня. День, два, три, десять дней, целую луну идет белокрылый корабль по морю, а ему, этому морю, этой Большой Соленой Воде, конца нет. И сегодня, и завтра глаз видит лишь зеленоватые волны и небо, которое на горизонте сливается с бескрайной океанской гладью.
Невидимые утии вонзают свои коготки в самое сердце. О Мабуйя! Как же далека от Острова Людей Страна Восхода – Кастилия. Вечность отделяет ее от родной земли. Соленая и равнодушная вечность, перед ней ты – жалкая песчинка, и она несет тебя туда, откуда возврата быть не может.
Но Диего успел пройти краткий курс науки, которую бледнолицые называли географией. Его же землякам ничего неведомо было о необъятности моря-океана. И с тихим ужасом они плыли в неведомую Страну Восхода. Большая Соленая Вода убивала их души, гасила надежды на возвращение в родные края.
Им было очень плохо. Жить невозможно, когда день и ночь тебя укачивает зыбкое море. Из-под тебя уходит деревянная корабельная земля, от тебя бежит все, что к ней не прибито намертво, злые духи выворачивают наизнанку твои внутренности, желудок извергает пищу, голова кружится и в глазах муть и туман.
«Нинья» вышла из Пал оса с командой из двадцати двух человек. Команда ворчала: слишком много людей для такой скорлупки. А теперь, на обратном пути, эта посудинка вместила в себя тридцать пять живых душ. А длина ее восемнадцать, ширина девять шагов. Стало быть, на каждую душу приходится четыре с половиной квадратных шага.
Спать негде. Продавленные тощие тюфяки достаются лишь людям, отбывшим вахту. И всего лишь на четыре часа. И как уснешь на этом ложе, если бодрствующие наступают на бороду – ведь тюфяки валяются на самых бойких местах и обойти их нельзя. Правда, индейцам лучше: Гуаканагари, да пребудет с ним мир, подарил Сеньорадмиралу десятка полтора гамаков. Бледнолицые спать в гамаках не умеют, и поэтому этот дар великого касика достался пленникам. Но не так просто найти гамакам место, приходится их привязывать к вантам, а ванты капризны, они то натягиваются, то провисают, и гамак пляшет, словно жрец, одержимый темными духами, и норовит выбросить тебя на палубу. И тем не менее кое-как в гамаке можно выспаться.
Хуже другое: мерзкая пища бледнолицых. Иссякли запасы свежих плодов, и приходится жевать солонину, а вкусом она хуже тех веревок, из которых сплетены гамаки. Сухари – им скоро будет шесть лун – зелены от плесени. И кроме того, мало на корабле пресной воды, ее берегут как зеницу ока, а от солонины у всех лютая жажда.
Пепе и Алонсо пьют морскую воду, разбавляя ее пресной. Но прочим пленникам это соленое пойло отвратно.
Зато радуют сердце морские обычаи бледнолицых. На ранней заре юнга будит людей приятной песней:
Благословен будь свет дневной,
Благословен будь крест святой!
Все-все бледнолицые, не исключая Сеньорадмирала, становятся на колени и читают заклинание «Ave Maria». Духам Большой Соленой Воды этот утренний обряд, должно быть, очень нравится.
У бледнолицых есть очень важные земи – странного вида сосуды из прозрачного металла – ампольеты. В этих сосудах пересыпается тонкий песок из верхнего в нижний, и юнга время от времени переворачивает ампольеты. А когда он это делает, то поет чудесные песенки. Например, такую:
Пять минуло, шесть пришло.
Бог захочет, семь придет.
Ход быстрей, усердней счет.
Или такую:
Лишь в склянке кончится песок —
И время вахты минет.
Мы доплывем, хоть путь далек,
Господь нас не покинет.
Или такую:
Давайте господа молить,
Чтоб в гавань счастливо прибыть.
Защита наша – божья мать,
Нас не коснется горе,—
И нам ни смерч, ни ураган
Не страшны будут в море.
Песенку о богине бледнолицых поют в ночное время. И это хорошо: Ночь – пора Мабуйи, и людям в ночные часы нужна сильная и надежная защита.
Карибы плохо переносят неволю. Один из них тяжко захворал, а знахарей у бледнолицых нет. Было у них два лекаря, да и тех Сеньорадмирал оставил в бухте Навидад. А между тем больному с каждым днем становится все хуже и хуже и есть он ничего не может.
На Острове Людей от любых болезней верное средство – целебные травы. Диего – ученик великого жреца и знахаря Гуаяры, и ему ведомы тайны многих трав. Но где найти их на Большой Соленой Воде?
От живота помогает настой из листьев курбаны, того кустарника, который Сеньорадмирал называет корицей. Сухие листья курбаны у Сеньорадмирала есть, но от них никакого проку.
Зато, как заправские моряки, переносят плавание в море-океане пернатые пленники адмирала. Четырнадцать попугаев едут в Старый Свет, и им, пожалуй, живется вольготнее, чем пленникам индейцам. У каждого просторная клетка, а кормит и поит их Родриго де Херес. Он же учит попугаев кастильскому языку, и ему удалось добиться заметных успехов.
Правда, даже Кинтеро-боцман стыдливо краснел, когда крылатый хор приступал под руководством своего регента к словесным упражнениям…
Гуаяра не раз говорил: духи тьмы и печали выходят на ловлю в дни, когда на убыль склоняется луна.
27 января (по счету бледнолицых, этот счет Диего понимает, но им не пользуется) луна была круглой, как голова Каоны. А затем по суровому небесному закону она стала уменьшаться. И в одну из ночей – по календарю бледнолицых случилось это 2 февраля – корабли вошли в воды волшебного моря. Казалось, будто за бортом цветущий зеленый луг. Мягко шуршали травы, встревоженные «Ниньей», колыхались над черной водой высокие стебли. Ночь, день и еще одну ночь шли корабли через эти морские луга, и на рассвете, в пору, когда трава стала уже редеть, духи смерти взяли больного кариба в страну Коаиваи.
Смерти бояться негоже. Придет твой час, и ты переступишь последний порог. Но в страну Коаиваи ты попадешь, если тебя туда проводят живые люди, если они, соблюдая древние обычаи, зароют в землю твой прах.
А несчастный кариб умер в море, и тело его ушло на дно.
Взяли железный брус, привязали к ногам покойника, и покойник погрузился в пучину. Страшнее нет судьбы…
Духи тьмы съели уже половину луны, и Сеньорадмирал говорит, что корабли прошли половину пути. Ветер крепчает. Стынет тело от стужи, должно быть донеслось до кораблей первое дыхание суровой страны Восхода.
Аргонавты учат Одиссея
Дон Обмани-Смерть учил индейцев благородному моряцкому делу. Никто лучше его не умел вязать узлы, сплеснивать размочаленные концы, латать паруса, драить палубу. Он был суров, этот дон Обмани-Смерть, и часто пускал в ход свою тяжелую руку. Суров, но справедлив, и пленники не обижались на крепкие затрещины.
Ученики его делали успехи. Особенно Санчо и Пако. Им шутя давалось хитрое искусство дона Обмани-Смерть, и скупой на похвалы наставник как-то сказал:
– Не пройдет и месяца, как эти красноногие обставят любого боцмана.
Высокому искусству письма, чтения и счета учили только Диего, кузена «короля» Гуаканагари Гуакагану и кариба Бехечо. Сперва занятия вел сам Сеньорадмирал, но за недосугом он передал бразды Педро Желтоголовому.
Желтоголовый постиг грамоту в доме своего отца, благородного кавалера Доминго Сальседо. Отец владел ею не ахти как, но каким-то образом у него оказалась песня о подвигах славного рыцаря Сида-воителя. С этой книгой Педро не расставался никогда, и по ней он стал учить кастильской грамоте Диего, Гуакагану и Бехечо.
Вязать тройные морские узлы было стократ легче, чем овладевать искусством грамоты.
Можно изобразить на бумаге любой осязаемый предмет. Допустим, мачту, парус, сухарь, колокольчик. Они, эти мачты и колокольчики, существуют, ты их видишь, ты их можешь ощупать, твои глаза и пальцы помогают узнать свойства этих предметов и перенести их образ на белую бумагу. Но как передать на ней, на этой бумаге, звуки человеческой речи? Неуловимые, зыбкие, текучие. И ведь произносят эти звуки по-разному: Желтоголовый говорит не так, как дон Обмани-Смерть, а резкое двойное «рр» у Сеньорадмирала вовсе не «рр», а «гх» или «кх». И как получается, что эти непохожие друг на друга звуки сливаются воедино и образуют слова? Как они могут сливаться? Слово – это вещь, слово зримо и осязаемо. Мачта – это слово, парус – тоже слово, колокольчик – опять же слово. И проще простого привязать эти слова к бумаге, стоит только нарисовать мачту или парус, или колокольчик. Так нет же, Желтоголовый ловит не эти слова-вещи, а призраки звуков. Ловит и привязывает их диковинными значками.
Абстрактное и конкретное. Снова пропасть в сто поколений, но сегодня Диего легче понять учителя, чем две луны назад. А Бехечо уже уловил тайный смысл кастильской грамоты, вчера у него звуки-значки сами собой слились в слово-вещь.
Гуакагане чтение дается труднее, чем Бехечо и Диего, но зато он с удовольствием выводит на бумаге значки-буквы. Диего не может держать в руках перо, которым колдуют бледнолицые, макая его в черную жижу. Перо вырывается у него из рук, оно бунтует, и силой его обуздать никак не удается. А Желтоголовому это перо покорно, и в его ловких пальцах оно само летает по бумаге.
Связка желтой бумаги в твердой кожуре называется книгой. Желтоголовый, перелистывая ее, читает песню о великом касике Сиде. Песня занимательная, но не все в ней понятно. Должно быть, эти мавры, с которыми сражался Сид, похожи на длинноволосых, но длинноволосые скверны тем, что не дают покоя мирным людям, а в песне покой возмущают не мавры, а Сид и его друзья и за это Сида хвалят. Странно.
Ну а истинную радость доставляют занятия с Сеньорпералонсо. Прежде Диего думал, что Сеньорпералонсо жрец, которому подчиняются земи бледнолицых – Компас и сосуд с песком. Но оказывается, что Сеньорпералонсо не жрец, а эти земи совсем не земи. По песку в ампольетах отсчитывается время, а Компас указывает, где полночная сторона. В Компасе сидит железная игла, и она всегда показывает только в сторону полночи. Теперь понятно, как бледнолицые посреди Большой Соленой Воды находят дорогу на восход или на закат.
Конечно, тут не все чисто. Игла, несомненно, волшебная. В этом Диего убедился на опыте. Он взял плошку, налил в нее воды и пустил по воде деревяшку с большой иглой. Иглу Диего выпросил у дона Обмани-Смерть. И эта игла плясала в разные стороны и не желала смотреть в полночную сторону. Сеньорпералонсо сказал:
– Дурачок, ведь ты взял обыкновенную иглу, а в Компасе игла магнитная.
Стало быть, догадки Диего справедливы. На полночь указывает лишь волшебная игла, в которой живет великий дух Магнит.
Сеньорпералонсо очень толково объяснил, какие звезды путеводны, как по высоте солнца можно узнать, где плывет корабль. Диего узнал, что такое широта, и уяснил, какие земли лежат ближе, а какие дальше от студеной макушки земного шара.
Все это хитро, но довольно просто, хотя многого Диего так и не понял. Сеньорпералонсо долго толковал ему, как можно наперед узнать, куда придет та или другая звезда и когда луна закроет солнце. Оказывается, это очень важно для мореплавателей, но почему, Диего толком не уразумел. Сеньорпералонсо на него за это не обиделся.
– Не огорчайся, брат, – утешил он Диего. – Я и сам не сразу постиг эту премудрость. Коли нам с тобой еще придется поплавать, ты мало-помалу всему научишься и станешь таким же кормчим, как я.
Что-то не верится…
Ну а пока Сеньорпералонсо доверил Диего перевертывать ампольеты. И заставил его выучить все заклинания, которые при этом читают.
Весельчак Родриго де Херес учит всех пленников очень важному делу. Он объясняет, какие боги у бледнолицых самые могучие, а какие послабее. Тут тоже пока не все понятно. И совсем неясно, почему бледнолицые твердят, что бог един, когда оказывается, что у бога сын тоже бог, почему мать божьего сына не богиня, хотя ей поклоняются как самому Иисусхристу.
А Большая Соленая Вода спокойна, как Озеро Духов в тихий весенний день. Никто не знает, что далеко на севере сгущаются грозные тучи, никто не подозревает, что вскоре аргонавтам станет не до уроков кастильской грамоты, морского дела и богословия.
