Текст книги "Гениальное просто!"

Автор книги: Wim Van Drongelen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Баббл-гам

Что касается Bubble Gum, то ее слава началась в 1928 году. Компания «Флеер» вела разработки надувной резинки с 1906 года, но первые образцы при выдувании пузырей намертво приклеивались к лицу потребителя. Победил упрямую резинку счетовод компании Уолтер Диме. А потом окрасил свое творение оказавшейся у него под рукой ярко-розовой краской. Этот цвет стал для Bubble Gum традиционным. По общему мнению, Bubble Gum полностью отключал жующего от всего происходящего вокруг.

Жевательный компонент начинал играть все более заметную роль в истории страны. Так, добрую службу сослужила американцам гвоздичная жвачка Clove (от «Адамс-Ламберт»). Во времена «сухого закона» на прилавках нелегальных алкогольных баров лежали горы этой резинки, способной перебить запах спиртного.

Жевательной резинке пришлось принять участие и в вой не. В 1930 году профессор Колумбийского университета Холлингворт опубликовал работу под названием «Психодинамика жевания», где сообщал, что жевание уменьшает мускульное напряжение и помогает расслабиться. Этим воспользовался Ригли. Вторую мировую компания встретила во всеоружии – она позаботилась о том, чтобы жевательная резинка была включена в солдатский паек. Так Wrigley внесла свой вклад в победу союзников.

Война подтвердила правоту профессора Холлингворта – солдаты на фронте потребляли в шесть раз больше жвачки, чем их мирные сограждане. Труженики тыла работали без выходных, отправляя на войну тонны Wrigley’s Spearmint, Doublemint и Juicy Fruit, тогда еще с сахаром. Война сократила сырьевую базу производства, но Филипп Л. Ригли, сын своего отца, не мог допустить, чтобы невзгоды военного времени отразились на качестве продукта, с которым американские солдаты шли в бой. Поддерживая неизменным качество фронтовой жвачки, компания к 1944 году перестала поставлять на мирный рынок все известные марки, заменив их специально разработанными временными брендами, чуть менее качественными. Одновременно она провела широкую разъяснительную кампанию среди мирных граждан, которые отнеслись к ситуации с пониманием. Но сырьевые трудности продолжались и заставили Ригли окончательно снять Spearmint, Doublemint и Juicy Fruit с производства, даже для военных нужд. Хорошо раскрученному продукту угрожало забвение. И Ригли нашел выход: стены небоскребов и провинциальных забегаловок украсили исполненные драматизма плакаты, изображавшие пустую пачку из-под жвачки Spearmint, с надписью: «Ты помнишь эту обертку?!!».

Так что, когда в 1946 году компания возобновила выпуск фирменного продукта, его с энтузиазмом встретили не только ветераны, но и жители освобожденных от фашизма стран, приобщившиеся к культуре постоянного жевания через американских солдат. Перед самым концом Второй мировой только в США жвачки потреблялось 195 миллионов фунтов в год – 175 пластинок на каждого, включая женщин и грудных младенцев. Чтобы удовлетворить растущий спрос, Ригли построили фабрики на Филиппинах и во Франции, в Австрии и Кении. Сегодня филиалы компании есть более чем в ста странах, и возглавляет ее правнук первого Ригли, тоже Уильям.

Часть 2
Игрушки для мальчиков и девочек

«Хвала изобретателям, подумавшим о мелких и смешных приспособлениях, – о щипчиках для сахара, о мундштуках для папирос….» – писал поэт. Маленькие вещи, в сущности, необязательные, без них вполне можно было бы обойтись, как и без сахара, и без папирос. Вряд ли без этих вещей наш мир был бы иным, тем более что многие их них и придуманы были лишь для того, чтобы выкачать из нас лишние деньги. Но они такие милые, такие трогательные… А иногда даже и полезные.

Значительная часть изобретений – это, в сущности, игрушки. Есть подозрение, что и сами изобретатели трудились над ними играючи, – да и что такое, в конце концов, изобретательство, как не продолжение детской игры в кубики? Недаром в Lеgo, например, любят играть не только дети, но и взрослые.

Есть игрушки универсальные – это средства развлечения, такие как телевизор, аудиозаписи и средства передвижения. А есть и игрушки, которые детям вряд ли интересны. Собственно, игрушкой для взрослых может стать практически любая вещь, обладая которой, человек может вообразить себя отважным воином, или принцессой, или, на худой конец, просто членом клана богатых и знаменитых, которым по карману дорогие ювелирные украшения.

Играют все. Играют потребители – в автомобильчики, блестящие камушки, швейцарские ножички и т. д. и т. п. Играют изобретатели, упорно трудясь над созданием не только огромных машин и механизмов, но и таких «мелких и смешных приспособлений», как липкие бумажки Post It.

И лишь производители всего этого добра сохраняют серьезность, подсчитывая барыши и усмехаясь про себя, как взрослые, наблюдающие за детской игрой.

Музыкальные консервы // Братья Пате, патефоны и прочее

Сто лет назад инженеры французской фирмы Pathe сделали на территории России первые музыкальные записи, заложив таким образом в нашей стране основы рынка аудионосителей. Примерно тогда же сформировались основные принципы организации торговли тиражным звуковым материалом. И хотя сейчас грамзапись воспринимается массовым потребителем как нечто архаичное, истинные меломаны настаивают, что виниловые пластинки до сих пор являются источником звука непревзойденного качества.

Говорящая машина

То, что первый звукозаписывающий аппарат изобрел Эдисон, знают все. Каждый школьник читал про покрытый воском вращающийся цилиндр, на который при помощи специальной иглы наносилась звуковая дорожка. После того как Эдисону удалось отклонить обвинения в чревовещании, а всеобщий восторг, вызванный говорящей машиной, поулегся, возник вполне закономерный вопрос: а кому это, собственно говоря, нужно? У Эдисона было достаточно фантазии, и он придумал для своего разговорчивого детища множество вариантов применения. Изобретатель считал, что фонограф можно использовать вместо стенографистки, в качестве книги для слепых, телефонного автоответчика, музыкальной игрушки, а также для обучения иностранным языкам, ораторскому искусству, для создания семейных звуковых альбомов или же вместо будильника и т. д. Музыкальные записи Эдисон тоже имел в виду, но ставил их отнюдь не на первое место и едва ли подозревал, что именно они обеспечат фонографу, а затем граммофону коммерческий успех.

В одной из первых рекламных листовок говорилось, что фонограф – незаменимый инструмент для нотариуса. «Завещатель высказывает в фонограф свою посмертную волю, и наследники не нуждаются ни в каких нотариальных актах; они застрахованы от всяких посягательств на их собственность, от всяких подделок и подлогов. Стоит им пригласить свидетелей, знавших покойного, и они услышат его волю, выраженную его голосом, его собственными словами». В принципе весьма убедительно, однако следует учесть, что качество первых записей было очень низким и идентифицировать записанный голос можно было далеко не всегда.

Вслед за нотариусами изобретением попытались воспользоваться дрессировщики попугаев. В начале XX века существовала специальная школа, где попугаев учили говорить при помощи фонографов. Кроме работающих на попугаев спичрайтеров, новой техникой заинтересовались политики, стремящиеся увековечить свои гениальные мысли, высказанные в выступлениях. Среди пожелавших произнести пламенную речь перед аппаратом Эдисона был, например, Бисмарк. Однако политические деятели очень быстро охладели к этой машине, поскольку тиражировать валики с записью тогда никто не умел, а получать выступление в одном экземпляре публичным людям было неинтересно. Наиболее охотно фонографом пользовались этнографы.

Именно в то время впервые записали исполнителей народных песен и прочего фольклора; Николай Миклуха-Маклай, в частности, привез в Петербург записи речи папуасов.

Вскоре к этнографам присоединился и сам Эдисон, решивший составить коллекцию выступлений своих великих современников. Его сотрудники записали игру Брамса и Чайковского, голос Толстого. Кроме того, Эдисон считал, что фонограф – это домашний аппарат, с помощью которого можно самому сделать запись, а затем ее прослушать. Поэтому он пытался наладить массовое производство не валиков с записями, а фонографов. Но стоили они дорого – $150, и желающих столько тратить на модную игрушку было немного.

Умнее повела себя компания Columbia, решившая торговать именно записями. В ее первых каталогах мы находим несколько десятков военных маршей, курсы иностранных языков и 34 композиции в исполнении мастеров художественного свиста. Качество записи было невысоким, и меньше всего новым изобретением заинтересовались серьезные музыканты и артисты. Правда, Матильда Кшесинская распорядилась, чтобы аккомпанемент к ее номерам в балете «Дочь микадо» был записан на фонограф. Но все знали, что великая балерина – дама эксцентричная, и потому ее инициатива ни у кого не вызвала энтузиазма.

Выдающихся исполнителей могла примирить с низким качеством записи на восковых валиках лишь надежда, что те сохранят их голос для будущего. Однако цилиндры обладали крайне малым рабочим ресурсом. Запись на воске можно было прослушать в среднем шесть раз. В XIX веке искусство было еще обращено к вечности, и модернистская идея о саморазрушающемся объекте культуры еще никому не приходила в голову. Лишь петербургская кондитерская фирма «Жорж Борман» спустя некоторое время решила воспользоваться недолговечностью музыкальных записей и стала выпускать пластинки из шоколада, которые следовало сначала прослушать, а потом съесть. К сожалению, эта схема общения с прекрасным не вышла за пределы кондитерских магазинов, хотя, несомненно, могла бы украсить манифест какой-нибудь авангардистской художественной группировки.

Секретная запись

Изобретенные Эдисоном валики почти не поддавались тиражированию. Певец пел одновременно перед тремя рупорами, и его голос записывался, соответственно, на три цилиндра, а оркестровые номера можно было записать сразу на десять цилиндров. Если номер пользовался популярностью у покупателей, артисту приходилось в течение нескольких дней петь одно и то же, пока не будет записано необходимое количество валиков. При такой технике о широкой торговле записями говорить не приходилось.

Превращением грамзаписи в индустрию мы обязаны не Эдисону, а его врагу Берлинеру, предложившему записывать звук не на валиках, а на дисках, которые можно было быстро наштамповать практически в любом количестве. Эдисон начал всеми доступными способами бороться с созданными Берлинером граммофонами. В ходе этой войны он умудрился не только изобрести способ тиражирования валиков, но и впервые обратил внимание на меломанов, в которых увидел потенциальных клиентов. Для них он выпустил на цилиндрах серию записей солистов Metropoliten Opera. Но победить грампластинку цилиндру Эдисона так и не удалось: штамповать валики многотысячными тиражами оказалось невозможно. В 1913 году Эдисон признал поражение. Валики некоторое время продолжали использоваться в основном для любительских записей, подобно бытовым магнитофонам.

Поскольку вокруг звукозаписи постоянно возникали патентные споры, все подробности технологического процесса были засекречены. Читатели издававшихся в те годы граммофонных журналов тщетно просили объяснить им, как изготавливаются грампластинки. Вот как отвечал любопытным читателям журнал «Граммофон и фонограф»: «Запись для граммофона составляет секрет нескольких граммофонных компаний, но охраняется очень строго; литературы по этому вопросу нет».

А лидером производства пластинок и цилиндров стала французская компания Pathe, память о которой увековечена в слове «патефон». Именно Pathe первой пришла со звуковым товаром на российский рынок. Век назад, в 1903 году, компания произвела первую запись на территории России, а в начале 1904-го коммивояжеры распространяли ее продукцию уже по всей стране. Любопытно, что первое время на пластинки записывали объявление примерно такого содержания: сейчас таким-то артистом будет исполнено то или иное музыкальное произведение, а запись сделана для компании братьев Пате (или же просто для патефона).

Соло для граммофона

Одновременно с Pathe в Европе начала действовать Berliner’s Gramophon Company. В октябре 1898 года в Ганновере смонтировали четыре гидравлических пресса, которые стали печатать пластинки прямо под открытым небом. Это было первое предприятие, отказавшееся от валиков и выпускавшее только пластинки. Примерно тогда же Gramophon Company начала регулярно проводить выездные сессии грамзаписи в различных городах Европы и записывать там лучших исполнителей. А первым городом, куда приехали специалисты компании, был Петербург.

Граммофоны стоили дорого. В 1904 году аппарат «с продолжительным заводом» стоил 80 рублей, «с концертной мембраной и большим рупором» – 100 рублей, а граммофон «Монарх-Гранд» «с рупором из чистого серебра 84-й пробы» – 600 рублей. За такие деньги можно было купить небольшой дом. Понятно, что далеко не каждый мог позволить себе личный граммофон. Поэтому вначале компании отдавали предпочтение большим и громко играющим аппаратам, которые можно было установить в ресторане или парке. Тем более что задолго до изобретения фонографа в российских точках общепита устанавливали музыкальные шкатулки, способные сыграть несколько мелодий. В 1860-е годы среди московских любителей прекрасного пользовалась большой популярностью музыкальная машина ресторана «Прага», исполнявшая отрывки из опер, еще не известных широкой публике. Поэтому и первые граммофоны воспринимались как модернизированный вариант музыкальных шкатулок.

Создание аппаратов для прослушивания пластинок казалось делом весьма перспективным. В 1913 году в Петербурге было зарегистрировано крупное акционерное общество «Таксограммофон и музыка». Его учредители исходили из того, что «работоспособность пластинок при проигрывании на таксофоне дает несравненно большую выручку за каждую пластинку, чем продажа таковой в розницу». Правда, начавшаяся мировая война не дала возможности развернуть производство.

В начале XX века большой популярностью пользовались концерты, когда зрители сидели перед эстрадой, на которой играл граммофон. Рекламные объявления уверяли, что слушать механического певца намного приятнее, чем живого, поскольку артист может отойти в дальний конец сцены, а то и просто повернуться к зрителю спиной, а граммофон дает ровный и чистый звук. (Что касается чистоты звука, то здесь налицо сильное преувеличение – справиться с характерным шипением создателям граммофона не удавалось.)

Такие концерты показывали, что граммофон – это не аттракцион вроде карусели, а вполне солидное развлечение. В погоне за респектабельностью звукозаписывающие фирмы (одна из наиболее известных так и называлась – «Граммофон») были готовы привлекать к сотрудничеству прославленных артистов, несмотря на то что их записи не всегда окупались. Такая политика принесла свои плоды – аппарат, способный заменить оркестр недорогого ресторана, теперь мог составить конкуренцию консерватории и оперному театру. В газете «Санкт-Петербургские ведомости» периодически печаталось объявление, что в Таврическом саду установлен граммофон и почтенная публика может послушать в его исполнении Шаляпина, Карузо и других знаменитых певцов.

В России всегда с трепетом относились к достижениям западной техники, поэтому солисты столичных театров охотно пели в студиях звукозаписи. В 1901 году записали свои первые пластинки Шаляпин и Собинов. К этим опытам относились по-разному: одни видели в них профанацию оперного искусства, другие пытались вычислить, какой гонорар получил тот или иной прославленный исполнитель за запись. «У нас в России, – писала в 1902 году “Русская музыкальная газета”, – американское общество “Граммофон” в грандиозных размерах и с невероятной материальной прибылью эксплуатирует все богатства музыкального творчества наших русских композиторов при содействии первоклассных певцов и певиц, уплачивая им баснословные суммы, доходящие до 10–15 тыс. рублей за несколько спетых ими романсов или оперных арий». Нужно сказать, что эта нещадная «эксплуатация» была весьма плодотворной – в 1902 году фирма «Граммофон» выпустила 1500 пластинок с записями русских исполнителей.

Не меньшей популярностью пользовались в России записи европейских певцов, что заставило руководство Gramophon Company резко расширить их ассортимент и повысить гонорары западным исполнителям. В начале XX века работавший исключительно на Россию рижский завод выпускал 7500 дисков в день.

Поняв, что музыкальные пластинки – это всерьез и надолго, Gramophon Company занялась разработкой единого стандарта для своей продукции. Начали с хронометража. Выяснилось, что средняя длительность звучания большинства музыкальных номеров составляет три минуты. В силу этого был избран формат диска, время прослушивания которого доходило до пяти минут. Тогда же начались первые опыты с долгоиграющими пластинками.

Фабрика звезд

Первые пластинки были односторонними, а позже они стали своеобразным знаком отличия, которого удостаивались лишь наиболее знаменитые артисты – звезды первой величины. В России на односторонних пластинках записывали лишь Шаляпина, Нежданову, Липковскую, Собинова, Смирнова и Дамаева. Вскоре появилось несколько серий пластинок, дизайн которых четко указывал на статус исполнителя: если обычные диски (тогда их называли «рекордами») выходили с черной этикеткой, то для звездной серии использовалась этикетка красного цвета. При этом обычная пластинка большого формата стоила три рубля, а красная этикетка поднимала цену до пяти. Однако самой престижной была оранжевая этикетка, которую помещали только на пластинки короля басов Шаляпина и короля баритонов Баттистини.

Культ знаменитостей активно поддерживался прессой, которая с удовольствием писала о том, сколько получают оперные примы и премьеры от звукозаписывающих фирм. Газеты с восторгом сообщали, что Шаляпин не берет за выступление меньше 10 тыс. рублей, а каждая нота, спетая Энрико Карузо, стоит червонец.

Однако существовала еще и эстрада. Портреты тогдашних звезд не сходили со страниц прессы, а рассказы об их туалетах, домах, собачках и супругах интересовали всех не меньше, чем личная жизнь известных оперных певцов и певиц. Самой яркой фигурой в масскультуре начала XX века, несомненно, была Анастасия Вяльцева. Газеты называли ее «ярой жрицей пошлости», но успех ее концертов был колоссальным. Публика и благожелательно настроенная часть критики неизменно сопровождали ее имя эпитетом «несравненная». Пресса писала об огромном состоянии артистки, о годовом доходе, зашкаливавшем за 100 тыс. рублей, о собственном вагоне, в котором она, подобно императрице, путешествовала по стране, а также о том, что генерал Куропаткин взял на войну граммофон с коллекцией вяльцевских пластинок. Газеты, например, сообщали, что она отказалась от концертов и, бросив все, отправилась на дальневосточный фронт к раненому мужу (что только способствовало ее популярности). Однако даже Вяльцева, чьи пластинки расходились фантастическими тиражами, не могла конкурировать с Шаляпиным.

Шаляпина записывали очень много, тем не менее известно, что его первое посещение студии звукозаписи закончилось бесславно. В 1901 году одна из газет писала, что знаменитый певец отказался петь в металлическое «ухо»: «Успешно прорепетировав несколько романсов, артист приготовился петь. Аппарат был пущен в ход, но Федор Иванович молчал и только слабо шевелил губами. Когда аппарат был остановлен, артист заявил, что петь для граммофона он никогда не будет… В этот раз в самом деле он сел на извозчика и уехал». Однако Шаляпин быстро нашел общий язык с техникой. К тому же гонорары за выступление перед рупором были на порядок выше, чем за концерты, и Gramophon Company выпустила целую серию шаляпинских пластинок. Их успех был оглушительным, и вскоре рынок наводнили пиратские перепечатки и просто поддельные диски, на которых под Шаляпина пел неизвестный имитатор. В результате на каждой шаляпинской пластинке стали помещать специальное свидетельство о подлинности вроде такого: «1910 ноября 18-го дня я, нижеподписавшийся артист Федор Шаляпин, сим удостоверяю, что граммофонные пластинки я напечатываю исключительно для акционерного общества “Граммофон” (по нотариальному условию), а потому всякое появление граммофонных пластинок с напетыми мною пьесами в других каких бы то ни было обществах мною признаются за подделку».

Подделок в начале века было немало, но считается, что первый контрафактный звуковой товар появился именно в России. Уже в 1902 году «Музыкальная газета» затеяла дискуссию об авторском праве на грамзапись. Пираты в дискуссии не участвовали, зато стремительно наращивали производство, и к 1910 году рынок был завален «левыми» записями. Правда, в отличие от нашего времени пиратские пластинки стоили почти столько же, сколько и легальные. Дело в том, что материал, из которого изготовляли диски, был очень дорогим, его стоимость составляла основную часть их цены.

Пиратство приобрело такие масштабы, что в 1911 году Государственная дума приняла закон об авторском праве, которым среди прочего регулировался и выпуск пластинок. Вскоре после принятия этого закона ряд пиратских фирм объявил о самоликвидации.