Текст книги "В Москве полночь"

Автор книги: Вячеслав Сухнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

17

В машине он неожиданно уснул. Буквально на несколько минут, от начала до конца монолога Федосеева. Проснулся, когда въехали в город. Почувствовал себя после мгновенного сна почти нормально.

– Вы со мной согласны? – строго спросил генерал.

– Ну, конечно же, Роман Ильич, – откликнулся Седлецкий, прильнув к окошку машины.

Они двигались по тихой зеленой улице, в глубине которой виднелся двухэтажный подковообразный особняк бывшего республиканского комитета ДОСААФ. Теперь здесь располагалось министерство обороны Шаоны, где их должен ждать командующий Отдельной армией генерал-лейтенант Ткачев. В эту армию входила и дивизия полковника Лопатина. Судя по куче машин и вертолету на спортивной площадке, командарм уже прибыл на рандеву.

– Я пожилой человек, – сказал Федосеев, выбираясь из машины, – и не могу набить ему морду. Не знаете, Алексей Дмитриевич, кто его в Москве так поддерживает? Кто перед ним свечку носит, а?

– Не знаю, – сказал Седлецкий. – Как-то не приходилось сталкиваться. Другие задачи, сами понимаете…

Вообще-то Седлецкий мог бы много чего рассказать Федосееву о генерале Ткачеве и его столичных покровителях, только не хотел разбрасываться информацией. Не в ТАСС работает.

– Останься, Алиев, – повернулся генерал к сопровождающему их в поездке невезучему майору. – Надеюсь, отсюда нас с Алексеем Дмитриевичем не украдут…

Алиев лишь виновато развел руками.

– Сроду не думал, не гадал, что в армии заведется своя мафия, – продолжал бубнить Федосеев, поднимаясь по широкой замызганной лестнице на второй этаж.

А не надо было гадать, чуть брезгливо подумал Седлецкий, шагая за генералом. Когда еще в Минобороны ушла информация о сращивании армейской верхушки в отдельных округах с местными криминальными структурами… Не верили!

Кавказская война всех против всех разрушила отлаженный за десятилетия быт частей Советской Армии. Штаб округа превратился в некий фантом: вроде, существует, и даже время от времени грозные приказы издает, и вроде, нет его, потому что приказы каждая армия округа выполняла по мере своего хотения. Меньше всех считался с округом генерал Ткачев. Части его Отдельной армии, разбросанные по всему Закавказью, стремительно теряли людей и матчасть. Иные, вроде дивизии Лопатина, находились в блокаде и откровенно голодали.

Казалось бы, командующий армией обязан был стучаться во все высокие двери, требовать помощи или, по крайности, решения о выводе в Россию наиболее дезорганизованных и обворованных частей. Однако командарм, всегда окруженный внушительной свитой кавказских боевиков, кочевал, словно Махно с тачанками, с вертолетным полком, сдавая его время от времени в аренду любой противоборствующей стороне для выполнения самых разных тактических задач. В полку остались лишь жестокие и равнодушные люди, которым было все равно, кого бомбить. И бомбили они на своих «крокодилах» с замазанными бортовыми номерами мастерски, требуя оплаты за услуги в твердой валюте.

Ходили в «коммерческие» рейды и танковые части Ткачева. Гибли люди, уничтожалась техника. Только ни один случай потерь российских войск в необъявленных боевых действиях военная прокуратура Отдельной армии не рассматривала.

В Москве, конечно, знали, что часть валюты, заработанной в боях, забирает себе командарм, что у него мерседес, подаренный экс-президентом одной из кавказских республик, что он замешан в торговле оружием и горючим. Знали, но молодой генерал «цекамольского» призыва по-прежнему оставался на посту, попирая писаные и неписаные законы, дискредитируя российскую армию, которая, как ни крути, грубо вмешивалась во внутренние дела молодых государств Закавказья.

В одном из танковых полков офицерское собрание вынесло командующему Отдельной армией вотум недоверия, после чего всех офицеров вместе с семьями выбросили из квартир в небольшом городке, где дислоцировался полк. Теперь танкисты готовились к самовольному маршу-прорыву в Россию, и не ушли до сих пор только потому, что командарм пообещал разбомбить «изменников», едва хоть один танк выдвинется из расположения полка.

Вот такая репутация была у человека, на встречу с которым приехал Федосеев. Крепко сбитый, в полевой форме, бритоголовый и оттого похожий на Блюхера, командарм сидел на углу огромного стола министра обороны Шаоны и лениво покачивал ногой в грубом грязном ботинке. Рядом толпилось около десятка офицеров – свита. Командарм дернулся было навстречу Федосееву, но тот даже руки не подал, лишь отрывисто кивнул.

– Так, вы все! – повернулся Федосеев к свите командарма. – Погуляйте пока, ребята…

Свита перестала гудеть. Офицеры посмотрели на Ткачева. Тот пожал плечами и движением бровей отпустил гвардию. Ткачева, чувствовалось, заметно обескуражило прохладное приветствие московского начальника. Однако позы не сменил.

– Слышал, вас тут в заложники захватили, товарищ генерал-лейтенант? – спросил командарм после неловкого молчания.

– А ты, конечно, лично прибежал меня спасать? – ухмыльнулся Федосеев с некоторой брезгливостью.

– Если вовремя узнал бы – прибежал бы, – сверкнул крупными белыми зубами Ткачев. – Я ведь отвечаю за порядок на своей территории перед вышестоящими товарищами.

Федосеев побагровел, и Седлецкий решил, что генерал сейчас наорет на командующего Отдельной армией, как на последнего мальчишку. Однако Федосеев сдержался, посмотрел на свет стакан, набулькал из графина воды и залпом выпил. Напряженная тишина повисла в изукрашенном картами кабинете министра обороны – тщедушного, черноусого, похожего на каленый гвоздь, полковника. Еще вчера он был капитаном союзных погранвойск, командовал заставой на Пяндже. А министром в новой Шаоне стал потому, что доводился двоюродным братом премьеру.

Капитан, стремительно превратившийся в полковника и министра, еще не растерял чувства робости перед генералами, этими олимпийскими жителями, запросто свалившимися в его кабинет.

– Может, подать чаю, господа? – неуверенно спросил он, наблюдая, как Федосеев опять примеряется к графину.

И сам обрадовался возможности хоть чем-то себя занять: засуетился, расставляя чайный сервиз, принялся вскрывать банку с халвой, замахал на дылдоватого и ленивого порученца.

– Давай чаю, – согласился Ткачев. – И прикажи поискать рафинаду. Я вприкуску люблю. Давай, распорядись!

Министр бочком выскочил из кабинета.

– Рассказывай, как живешь-можешь, – потребовал Федосеев, по-хозяйски садясь в министерское кресло.

– А что рассказывать? – вздохнул Ткачев. – Или вам мало докладывают? Стукачей у меня в штабе хватает. Вот, полюбуйтесь… Тут сплетни и откровенное вранье, которое могло выйти только из моего штаба.

Он достал из нагрудного кармана истертую на сгибах газету и развернул, словно салфетку перед ужином. С первой полосы, насупив брови, смотрел он сам, командарм Ткачев, а под портретом аршинными буквами было набрано: «Гибель Отдельной армии».

– Уже похоронили… доброжелатели, – помахал газетой командарм. – А я – вот он! Так что рано меня хоронят.

Лишь теперь Ткачев присмотрелся к Седлецкому:

– Ты тоже из Минобороны? Сдается, мы встречались. В Генштабе, году так в восемьдесят седьмом? Нет?

– Вполне возможно, генерал, – кивнул Седлецкий. – Как эксперт, я иногда читаю лекции для работников Генштаба.

Этим и брал Ткачев: молодой хваткой, хорошей памятью, показной открытостью. Комсомольской демократичностью…

– Не сочти за труд, дружок, – продолжал командарм, сворачивая и пряча газету. – Зайди в редакцию и скажи там: приеду – ноги повыдергиваю. Главному редактору первому.

– Передам, – пообещал Седлецкий.

– Господь с тобой, Ткачев! – укоризненно сказал Федосеев. – Совсем ты в горах озверел – такие казни… Нехорошо. Статью, между прочим, я два раза прочитал. И два раза не мог понять: это правда или брехня, что русских офицеров тут берут заложниками и освобождают только под горючее и патроны?

– Бывает, – сказал командарм неохотно. – Война идет, дорогие товарищи, война! Самая настоящая.

– Может, меня отдадим в заложники дивизии Лопатина, а? – угрюмо предложил Федосеев. – У Лопатина как раз патронов не хватает. А ты меня и выкупишь. Я ж генерал – минимум на пару обойм к каждому стволу потяну…

– Шутите, товарищ генерал-лейтенант, – поморщился Ткачев.

– Какие шутки! – нахмурился Федосеев еще больше. – Война… Правда, кому война, а кому – мать родна. Как насчет воровства и распродажи матчасти у тебя в армии? Не слышал? Ну, молодец… Воровство – это плохо. У нас в суворовском училище за воровство у товарищей крепко били. А ты в суворовском не учился, Ткачев?

– Знаете же, что не учился, – глянул исподлобья Ткачев. – Вы меня для уточнения анкетных данных вызывали? Почти за шестьсот километров, если по прямой…

– Если по прямой, – задумчиво повторил Федосеев. – Старость не радость, все к черту забываю. Зачем же я тебя вызывал? Ах, да! Спросить хотел: почему сразу не явился, ведь тебя предупредили о моем визите! Но теперь спрашивать не буду. Это по прямой почти шестьсот километров. А ты же, как всегда, по кривой двигался. И это тактически верно, не зря штаны в академиях просиживал… Поэтому так долго и добирался. И в этой части претензий теперь не имею.

Ткачев медленно менялся в лице. Рубаху-парня он больше не играл. Ботинком размахивал уже чуть ли не перед носом Федосеева. С ребристой подошвы, с «трака», ошметки так и летели.

– Вы полагаете, – сказал он холодно, – если старше меня по возрасту и должности… то можете оскорблять?

Федосеев достал очки, нацепил и с холодным научным интересом оглядел командарма.

– Тебя, Ткачев, оскорбить нельзя, – сказал убежденно. – Вот если гниду назвать гнидой… какое же это оскорбление? Ладно. Даю тебе, Ткачев, час. Связно, и по возможности, откровенно, изложи, что думаешь о ситуации в округе и в твоей армии. Ну, предложения предложи. Вроде соцобязательств. Ты на них мастак был, на соцобязательства. Жаль, не разглядел тогда… Оставь сочинение в приемной. Видеть тебя больше не могу – изжога начинается. Все понял?

– Так точно, – хмуро сказал Ткачев, поднимаясь со стола. – Вы понимаете, я обязан доложить о сегодняшнем разговоре…

– Конечно, конечно! Дружки в Москве ждут, не дождутся.

В этот момент в кабинет влетел министр обороны – с подносом, заставленным сахарницами и вазочками.

– Нашли рафинад! – обрадовал он командарма.

– Некогда генералу чаи гонять, – осадил министра Федосеев. – Лучше найди ему отдельный кабинет и машинистку. И позвони в приемную премьера. Скажи, Федосеев проститься придет…

Командарм надвинул кепи на лоб, коротко козырнул Федосееву и вышел. Через минуту в дверь кабинета просунулась мрачная небритая морда и принялась сверлить генерала взглядом.

– Запоминаешь? – спросил морду Федосеев. – Ну, запоминай. Запомнил? А теперь – пошел в задницу!

Морда исчезла.

– Позвоню я, все-таки, Кулику, – вздохнул Федосеев. – А то эта ткачевская шпана, чего доброго…

– Можно, я посплю? – спросил Седлецкий.

И пошел на ватных ногах к покойному дивану в углу. Не успел приклонить голову к спинке, как провалился в сон. Старею, успел подумать.

18

Единственный островок на Комсомольском озере был соединен с берегом длинными неширокими мостками, которые заскрипели и заплясали, едва Акопов ступил на исшарканные множеством ног доски.

– Не провалимся? – повернулся он к спутнику, лунолицему верзиле.

– Нет, – покачал тот головой. – Ты не провалишься…

На другом конце мостков, у входа в ресторан, стоял Убайдулла, приглашающе раскинув руки. Акопов узнал его, лишь подойдя поближе. Куда девался неопрятный старик в грязном халате! Выбритый, в тонком дорогом костюме, с тщательно повязанным галстуком, Убайдулла действительно выглядел университетским преподавателем. Луноликий спутник Акопова остался на берегу. К нему тотчас из кустов вышел другой такой же шкаф. Они медленно двинулись в обход озера.

– Рад тебя видеть, дорогой Гурген, – сказал Убайдулла. – Проходи, все уже в сборе. Хотят поглядеть на гостя из самой Москвы.

– Хорошо здесь, – сказал Акопов. – Красиво.

– Красиво, – согласился старик. – И не жарко.

Солнце скатывалось к горам, и воздух против света казался уплотненным, словно между озером и хребтом висела голубоватая кисея, пронизанная редкими искрами. Легкий ветерок качал в воде дробные блики. Заросли туи по берегам закрывали городские дома. На этой тихой воде, возле крохотного деревянного ресторанчика с домашним названием «Лола», такими далекими показались Акопову страсти людские и междоусобицы, которые бушевали там, на улицах среднеазиатского Парижа. Но только на миг позволил себе Акопов поддаться очарованию спокойного предгорного пейзажа – именно страсти и междоусобицы привели его в город.

– Пошли, – вздохнул Акопов.

Убайдулла щелкнул пальцами, из уютной прохладной полумглы ресторана выскочил юноша в белой куртке. Он ловко приладил на дверь большую, заметную с берега, табличку: «Ресторан закрыт на спецобслуживание».

Привыкая к тусклому свету, Акопов на пороге огляделся. Зал ресторана был отделан темным резным деревом – розы и птицы прихотливо переплетались на панелях. Шесть низких лакированных столов двумя рядами стояли на возвышениях, куда надо было подниматься, оставляя в проходе обувь. Возле столов лежали яркие ковровые подушки. Только три человека находились в зале – высохший старичок в светлом халате и белой чалме ходжи, пожилой толстяк в обычном костюме и молодой мужчина, одетый словно на дипломатический прием – при бабочке. Но в пестрых носках…

Вначале Акопов поздоровался с ходжой, учтиво поклонившись и пробормотав длинный набор положенных приветствий. Старичок озадаченно посмотрел на Убайдуллу и с детским простодушием произнес:

– А ты говорил – кяфир…

– Кяфир, кяфир, – успокоил ходжу Акопов. – Неверный, совершенно точно. Просто, уважаемый, я слишком долго изучал ваши обычаи и язык.

– Слишком долго учил и слишком хорошо выучил! – громко засмеялся толстяк.

– Знать бы еще – зачем, – серьезно сказал молодой.

– От большой любознательности, – пожал плечами Акопов. – Думал, буду ученым.

– Садимся, – подтолкнул Акопова к столу Убайдулла. – Не знаю, как вы, дорогие друзья, а у меня с утра куска лепешки во рту не гостило… Между тем, уже обед прошел! Так что самое время…

По его знаку к столу приблизилась целая бригада белых курток и поставила закуску – холодное мясо, виноград, ломтики вяленой дыни, тонкие ломкие лепешки, салат из сладкой редьки, приправленной алыми зернами граната… В центре стола водрузили два больших чайника и один маленький. Убайдулла на правах хозяина занялся кайтаром – переливанием из пиалы в чайник, чтобы лучше заварилось. Сие священнодействие молча наблюдали сотрапезники, а Акопов наблюдал за ними. Потом несколько минут все так же молча, отдавая уважение хлебу на столе, ели. Старичок ходжа клевал с ладони, как воробушек, кусок лепешки, толстяк не брезговал мясом, а молодой мужчина в бабочке тренировал зубы на винограде. Выпили крепкого зеленого чая, почти бесцветного.

– Девяносто пятый, – позвенел ногтем по краю пиалки Акопов.

– Правильно, – покивал толстяк. – Я его заказывал.

На самом деле Акопов, не любивший чай, в особенности, зеленый, сказал наугад, полагая, что главари мафии и не станут пить другой чай – только престижный девяносто пятый, особым образом ферментированный. Тот же Степан, например, не стал бы угощать Акопова «бормотухой»…

Однако замечание Акопова словно сдвинуло с места глыбу молчания.

– Полагаю, – сказал Убайдулла, – можно переходить к настоящей еде и настоящим переговорам.

Белые куртки смели со стола объедки и поставили супницу, похожую на Тадж-Махал. В большие пиалы, касы, Убайдулла налил огненную шурпу. От мяса в ней ложка стояла. После двух глотков наперченного варева Акопов взопрел. Отвык, оказывается.

– Мы знаем, кто вы, – сказал молодой человек с бабочкой, помешивая в касе куском лепешки. – Теперь знаем. И находимся, откровенно говоря, в некотором недоумении…

– Отчего же? – насторожился Акопов.

– Помогать вашей конторе… еще не приходилось. Но о возможностях ее наслышаны. Потому и недоумеваем.

– Недоумеваем – мягко сказано, – вмешался старичок в белой чалме. – Мы бы предпочитали держаться подальше от тех могущественных институтов, один из которых вы представляете. Мы люди маленькие, у нас свое дело. Тоже маленькое… Но – свое.

– Могущество нашей конторы не беспредельно, – сказал Акопов. – И потом… Одного маленького камешка бывает достаточно, чтобы сдвинуть большой обвал. Так что не надо самоуничижения, уважаемый ходжа.

– Одно дело – посланец Степана, которого мы все глубоко уважаем, – не сдавался старичок. – И совсем другое – верный палец на карающей деснице государства. Того самого государства, от которого мы пока ничего хорошего не видели.

– Вот именно, – припечатал молодой человек с бабочкой.

– А вы не помогайте пальцу карающей десницы, – нахмурился Акопов. – Вас просит о помощи посланец Степана. Давайте так рассуждать.

– Хотелось бы, – вздохнул молодой человек. – И все же вы – не совсем посланец уважаемого Степана.

– Это как-то может повлиять на наши дальнейшие отношения?

– Возможно, – кивнул молодой человек.

Акопов покосился на Убайдуллу. Старик безучастно крошил в касу зелень.

– Ну, что ж, – медленно поднялся Акопов. – Придется обойтись без вашей помощи. Не смею настаивать.

– Сядь, – сказал Убайдулла. – Так переговоры не ведут…

– А вы их, действительно, хотите вести?

– Садитесь, садитесь, – сказал ходжа. – Какой же вы горячий… Мы вам пока изложили только причины наших опасений. Теперь давайте подумаем вместе, как их рассеять.

– Ладно, – опустился на свою подушку Акопов и скрестил ноги. – Продолжим переговоры. Вы знаете, кто я. Неплохо бы и мне знать, кто вы. Может быть, я тоже пересмотрю перспективы дальнейшего сотрудничества.

– Не лезь в бутылку, друг, – тихо сказал по-русски толстяк. – Мы готовы тебе помочь. Но и ты должен помочь…

– Погоди, Рамиз, – резко сказал молодой. – Значит, уважаемый Гурген, вы хотите знать, с кем имеете дело? Ну, что ж… Я сегодня разговаривал со Степаном. Он убедил: вам можно верить. Итак, Убайдулла представляет связь и боевые структуры. Ходжа Сайфетдин-имам возглавляет силы, поддерживающие церковь. Рамизу подчиняются люди, работающие в хозяйственной, скажем так, сфере. А я представляю правительственные круги. Достаточно представительное совещание, не так ли?

– Вполне, – кивнул Акопов.

Вот это сцепка, подумал он, стараясь не выдать изумления. Неужели это тот самый грозный имам? Но почему хмырь в бабочке так откровенен?

– Я откровенен потому, – сказал молодой человек, – что выхода у вас нет. Мы помогаем вам, вы помогаете нам…

– Насчет выхода, – поднял палец Акопов. – Сроду не любил угроз. Прошу запомнить на будущее. И о помощи… Помогу, если узнаю характер работы. Вслепую не работаю.

– Можно, я объясню? – вмешался Убайдулла. – Представь себе, дорогой Гурген, что ты – Али-Баба, попавший в пещеру с драгоценностями. Представь также, что у тебя мало времени – скоро придут разбойники и отрежут уши, если застанут возле своих богатств.

– Представил, – потрогал уши Акопов.

– Так вот… Умный Али-Баба возьмет горсть бриллиантов и убежит. А глупый будет грузить мешки золотыми горшками. И попадется. Нам нужен умный Али-Баба.

– Короче говоря, – сказал молодой человек, – предлагаем вам выступить в роли эксперта. Речь идет об образцах западного вооружения. К сожалению, время экспертизы ограниченно… По некоторым, не зависящим от нас, причинам. Надо быстро и профессионально посмотреть образцы и выдать рекомендации о степени надежности вооружения.

– Вы специально дожидались меня? – прищурился Акопов.

– Нет, конечно. Эксперт у нас есть. Но его знания… больше кабинетного свойства. А вы – практик с большим опытом. Бесценным, я бы подчеркнул, опытом… Будем считать, что нам с вами просто повезло. Придется покататься… В пределах региона, разумеется. Отобрать то, с чем вы сами не отказались бы работать. Еще раз подчеркиваю: экспертиза окажет существенную помощь нашим структурам. От ваших рекомендаций будут впоследствии зависеть объемы и оборот рынка.

– Нет проблем, – сказал Акопов. – Где пещера?

– Значит, договорились, – молодой человек улыбнулся и пододвинул к себе маленький чайник.

В пиалы он плеснул коньяка. Все, кроме имама, выпили.

– В райкоме партии давно изволили работать? – спросил Акопов.

– Обижаете! – фыркнул молодой человек в бабочке. – Никогда не работал в райкоме. Последняя моя должность в аппарате – завсектором ЦК.

– Сколько дней займет экспертиза? – спросил Акопов. – Мне бы не хотелось откладывать в долгий ящик собственное дело.

– Дня три, – подумав, прикинул молодой человек. – Концы большие.

– Тогда будем работать параллельно, – решил Акопов. – Пока я буду мотаться… по вашим концам, собирайте людей. Мои помощники начнут их инструктировать.

– Хорошо. Экспертизой займемся уже сегодня. Вечером за вами заедут. Своих помощников можете не брать.

– Юсуп! – крикнул Акопов.

– Да?

В дверях показался Юсуп, мокрый и мощный как юный Посейдон. На нем были только плавки и резиновый мешочек на шее. А в руках – израильский автомат.

– Забирай Назара и отправляйтесь домой. Сегодня отдыхайте.

– Слушаюсь!

Оторопевшие мафиози за столом молча таращились на Юсупа, в руках которого автомат казался совсем крошечным.

– Как вода? – спросил Акопов.

– Холодновата, – поежился Юсуп. – Сразу видно, горная.

Он спрятал автомат, затянул горловину мешочка – и только всплеск раздался за стеной ресторана.

– Ни хрена себе! – по-русски сказал толстяк. – А где же твои козлы, Убайдулла?

– Кусты стерегут, – засмеялся Акопов. – Тоже польза…

– Откуда вы узнали, что мы собираемся именно здесь, на озере? – спросил молодой, задумчиво разливая коньяк.

– Ну, это неинтересно, – поморщился Акопов. – Обычная оперативная разработка для первоклассников. Можно, я предложу тост за нашего общего друга Степана? Благодаря ему мы собрались за этим прекрасным столом, который…

…Ехали около двух часов. Сначала на волге. Вел ее давешний луноликий облом. Потом пересели на армейский вездеход с русским шофером. Сопровождал Акопова только толстяк Рамиз. По-русски он говорил чисто, с матерком, даже анекдоты травил. Акопов поинтересовался, где толстяк выучил русский. Оказалось, не так давно работал в Москве, в постоянном представительстве бывшей республики.

– С удовольствием опять туда поеду, – вдруг грустно сказал Рамиз. – Скучаю… Мне Москва нравится. Не может это все продолжаться вечно. Верно? Думаю, скоро будем вместе.

– Опять Союз нерушимый? – засмеялся Акопов.

– А почему бы и нет? – серьезно спросил Рамиз. – Союз, только на новом уровне отношений. Деваться нам друг от друга все равно некуда.

Акопов лишь скептически хмыкнул – новый Союз, на любом уровне отношений, с имамом Сайфетдином не построить…

Приехали на место, когда поздняя луна выползла из-за черных зубцов гор и осветила широкую речную долину с извилистой посверкивающей ниткой воды. Пяндж, подумал Акопов. Или Вахш. По времени – как раз… Они остановились на взгорке, возле низкого длинного строения, обнесенного колючей проволокой и цепью фонарей в сетке. Внизу, у реки, помигивали редкие огоньки небольшого населенного пункта.

Водитель коротко посигналил. За колючку вышел человек в униформе без погон и распахнул створку решетчатых ворот.

Низкое строение, действительно, оказалось складом, где вперемешку были навалены авторезина, мотки кабеля и раздолбанные ящики с запчастями.

Сопровождающий провел их в небольшую каморку, плотно заставленную оружейными ящиками.

– Здесь… Только, прошу, побыстрее.

И на часы глянул. Он был без головного убора, и Акопов сразу отметил «командирский» загар – лицо и шея бурые, а лоб наполовину белый. Руки у человека в униформе были в подживших ссадинах, с трауром под ногтями. Вооруженец, подумал Акопов. Или механик. Скорей всего, прапорщик. И пошел за сопровождающим вдоль штабелей. Тот открывал ящики и подавал то ствол китайского миномета, то японский пулемет, похожий на кочергу, то итальянскую противопехотную мину-лягушку, то французскую базуку. Акопов равнодушно поглядывал на тусклый металл с клочками промасленной упаковки, а сам запоминал по собственной надежной системе номера и серии… Информация лишней не бывает. Лишь у ящика с американскими винтовками он оживился:

– Где взяли?

– Не знаю, – нервно сказал сопровождающий. – Не мое дело. Мое дело – показать.

За полчаса управились и Акопов сказал Рамизу:

– Можем ехать.

– Ну, что берете? – спросил сопровождающий угрюмо и в который раз покосился на часы.

– Это не мое дело, – Акопов не отказал себе в удовольствии позубоскалить. – Мое дело – посмотреть.

– Мы так не договаривались, – раздраженно сказал человек в униформе. – Заказ надо забрать как можно быстрее! Ожидается новое поступление со дня на день, а это… Куда я его дену? Ни в одной ведомости не значится.

Ясно, подумал Акопов. Здесь накапливается конфискованная контрабанда. А этот… полузагорелый… химичит с добычей пограничников. Оттого ему так неуютно.

– Быстрее решайте, – сказал сопровождающий. – Скоро смена караула, чужие заступают… Я должен знать, что возьмете – надо тару подготовить. А если не хотите – так и скажите! Я найду, куда деть.

– Коля! – вдруг ласково сказал Рамиз, все это время молчавший. – Мы тоже найдем, куда тебя деть… Ну, бывай. Завтра в это время придет транспорт. Все должно быть готово.

– А если не придет? – вздохнул Коля.

– Может, и не придет, – согласился Рамиз. – От него все зависит.

И кивнул на Акопова. С тем и вышли. Машина покатила в темных теснинах, подсвечивая унылую дорогу одними подфарниками. Показался небольшой равнинный кишлак, где они бросили волгу. Растолкали луноликого богатыря за рулем, двинулись дальше по хорошему шоссе. Рамиз спросил:

– Ну, какое твое мнение, господин эксперт?

– Знал бы, за чем еду, – буркнул Акопов. – Барахло, если хочешь мое мнение. Американские винтовки ничего. И радиомины – более или менее. Остальное старье. Небось, друзья-афганцы выгребают подчистую поставки для душманов десятилетней давности.

– Верно, – согласился Рамиз после некоторого молчания. – Ты действительно знаешь толк в деле… Барахло, значит? Тем лучше. Тут мы нашего Колю и прижмем. А то он в последнее время раздухарился, требует несусветных бабок. Зато покупателям все равно. Оружие – оно и есть оружие. Заплатят, сколько запросим, куда денутся. Дешевле купим, дороже продадим. На том бизнес и крутится.

За полночь приехали в город. Рамиз придержал Акопова за локоток и сунул толстую пачку денег:

– Гонорар за консультацию, господин эксперт!

– Расписаться в ведомости не надо? – усмехнулся Акопов.

– Не надо, у нас без бюрократии. Завтра после обеда снова поедем. В Узбекистан. Отдыхай пока.

Поднялся Акопов в ухоронку и остолбенел. В комнате – интимный свет, музыка приглушенно играет. Назар танцует с девушкой. Акопов сунулся в ванную, помыться с дороги. А там из бело-розовой пены две головы торчат. Одна принадлежит Юсупу.

– Вы что тут устроили, выродки? – грустно спросил Акопов.

– Это не мы, – томно сказал Юсуп. – Это Джахангир привез.

– Какой еще Джахангир?

– Какой с тобой обедал. В бабочке.

– Давайте я вам полью, – поднялась из пены девушка.

И шланг с ситечком над раковиной умывальника держит. Ну, что делать Акопову – умылся. Побрел на кухню и тихо замер в дверях. Нет, подумал, Джахангир – не такой уж плохой человек, хоть и надменный с виду. Стол ломился от яств. А за столом курила блондинка – крупная, с белыми крутыми плечами. Настоящая женщина, какие Акопову всегда нравились.

– Как тебя зовут? – Акопов не придумал ничего другого.

– Нелли… Ужинать будешь?

– Буду. А если точнее?

– Наиля. Сейчас только мясо подогрею.

Наили у него ни разу не было. Экзот, одним словом. Ладно, подумал, хрен с ней, с конспирацией. Правда, и Олоферн на Юдифи погорел… Так когда это произошло!