Текст книги "В Москве полночь"

Автор книги: Вячеслав Сухнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– О том, что в главкомате есть люди оттуда, я знаю. Но только в общих чертах. А теперь вот… детализируются. Однако докладывать главкому бесполезно. Он, как кот Леопольд, хочет жить дружно со всеми мышами… Придется выходить на других людей. А премьера Шаоны жалко – с ним можно было нормально договориться. Может, Кулик его как-то поддержит?

– Вряд ли, – покачал головой Седлецкий. – Наоборот, упал престиж. Сам не справился, не навел порядок, пригласил оккупантов. Милли меджлис готовится заслушать премьера на своем заседании.

– Так… А что с Ткачевым?

– Зарылся по самые брови. Информацию по Отдельной армии я вчерне подготовил. Мотострелковая дивизия Лопатина собирается самовольно сниматься и уходить в Россию. Ткачев ее фактически разоружил. Так что командарма надо убирать.

– Для этого надо свалить пару тузов в Минобороны… Операцию только начали. К сожалению, мы почему-то везде стали опаздывать. Не ощущаешь?

– Ощущаю. И даже догадываюсь с некоторых пор, почему. Именно в этой связи я и рискнул побеспокоить вас, не дожидаясь, пока прочтете полный отчет.

– Н-ну, беспокой! – откинулся на спинку кресла начальник. – С некоторых пор – это я понимаю так: с тех пор, как увиделся с Толмачевым?

– Увиделся, – усмехнулся Седлецкий. – И не жалею.

– Научился бегать… – сердито сказал генерал. – Я про Толмачева! Такой, вроде, рохля, ногами загребает… Его сначала внаглую повели, а он и явил прыть. Что к тебе пробивается – засекли. А момент выхода прозевали. Так о чем вы говорили?

Седлецкий пересказал разговор с Толмачевым. Генерал сморщился, словно от зубной боли:

– Наша профессия вырождается лишь потому, что одолевают дилетанты… Разжижается профессия, как спирт водой. До определенной концентрации это еще водка, а потом – зубной эликсир. То есть, смесь меняется качественно.

И вновь Седлецкий приготовился терпеливо выслушать лекцию начальника по диалектике. И снова ошибся в ожиданиях.

– Понимаешь, эти деятели… Толмачев с его непосредственным начальником просекли утечку и самостоятельно высчитали водопроводчика. Вместо того, чтобы доложить по команде, они сидели и считали! В результате насторожили подлецов и затруднили оперативную работу службы безопасности. Мало того, Толмачев добрался до крайнего. Я тут, понимаешь, одного прячу в больничку от греха подальше, другому подписываю командировку на месяц… А командированный болтается по Москве, ховается от нашей крыши и строит из себя Шерлока Холмса!

– Кто же убрал Самарина?

– Не знаю, – развел руками генерал. – После того, как Толмачев прижал Самарина, мы свернули операцию и сейчас вся банда сидит у нас в подвале. Самарина оставили вместо привады, а тут… Думаю, информация о нем ушла по другим каналам. Значит, пресекая самодеятельность Толмачева, мы в спешке кого-то пропустили. И теперь недобитки залегли на дно…

– Толмачев связывает свою засветку с провалом группы, направленной в Сурханабад.

– Никакого провала не было, – поднял палец генерал. – Наш человек сработал артистически, хоть его сдали еще по дороге туда. Операцию провел на пять с плюсом. Но почему-то задерживается, контрольные сроки прошли. Может, никак не оторвется?

– Если вы говорите про Акопова… – прищурился Седлецкий.

– Вот видишь! – пристукнул по столу генерал, – Откуда ветер надул?

– Догадался, – пожал плечами Седлецкий. – Скорей всего, Акопов вернулся и залег. Он еще в Сурханабаде мог высчитать, на каком уровне его сдали. И теперь выжидает, пока в конторе закроют форточки. Уверен, он давно в Москве.

– А не мог он… выйти на Самарина самостоятельно?

– Не удивлюсь, – задумчиво сказал Седлецкий.

В молчании они еще выпили по чашке. Седлецкий достал сигареты и вопросительно посмотрел на начальника. Тот кивнул – кури, мол, травись на здоровье…

– Трудно стало работать, – вздохнул генерал. – Борзеют людишки. Страна разваливается, пора, мол, и о себе подумать, не все же – о державе. Ткачев вооружение загоняет, словно конокрад лошадей, а мои подчиненные – информацию.

– Не понимаю, – сбил пепел Седлецкий, – какой был прок сдавать Акопова?

– Толмачев тебе, вероятно, рассказал, как его похитили… В результате операции мы вышли на оружейный синдикат. Именно оружейникам была невыгодна акция Акопова, потому что способствовала укреплению режима в Сурханабаде. То есть, сужала рынок продажи оружия.

– Каким же образом?

– Суди сам… Убит один из лидеров панисламистов. С одной стороны, оппозиция реально теряет шанс на поддержку за кордоном. С другой стороны, поджимает лапки обыватель. Ведь это уже по-крупному. Это не митинг, где поорали, поорали, а потом пошли витрины бить. Обыватель ежится и начинает мечтать о порядке.

– Неубедительно, – пробормотал Седлецкий. – Клин клином вышибают только при колке дров.

– Да, клин клином… Как это ни парадоксально, как это ни кажется неприменимым в политике. А самое главное, никто никого и не собирался убеждать. Гость из-за кордона убит, президент выступает с обращением к нации: видите, дорогие сограждане, до чего мы домитинговались? Определенные силы… Это всегда так веско звучит – насчет определенных сил! Да. Определенные силы хотят нас поссорить с соседней страной, с которой мы связаны общим языком и культурой. У этих людей нет за душой ничего святого! К тому же растет преступность. А поэтому всем, кому дороги интересы народа, должны забыть политические разногласия до лучших времен и объединиться, чтобы покончить с негативными процессами в нашей молодой республике. Ну, скажи, какой обыватель, уставший от беспредела и бардака, не клюнет на эту здравую речь? Кстати, сценарий универсальный. Для любого региона.

– И для любого времени, – уточнил Седлецкий. – За неимением рейхстага… Годится!

– К тому же нам подыграла мафия – убрала генпрокурора, царствие ему небесное… Республика, действительно, вступила в опасную полосу развала. И поскольку оппозиция не откликнулась на миротворческий призыв президента, у того остался один выход: апеллировать к старшему брату. Ну, раз так просите, сказал старший брат… И тишина.

– Тишины-то как раз и не наблюдается, – вздохнул Седлецкий. – Я читал, что президент ударился в бега, его чуть не выволокли из вертолета.

– Да, сорвалось пока, – с сожалением сказал начальник. – Слабаком оказался наш партаппаратчик. Долгая и безнаказанная власть, за которую не надо бороться самому, лично, расслабляет мускулы. Поэтому бывших и бьют везде. Ну, ничего… Найдем другого, покрепче. В нашем деле, как на рыбалке, главное – терпение.

– А нынешнего куда? Начнет строить из себя страдальца, ломать игру… Опять надо убирать?

– Не надо, – улыбнулся генерал. – Есть информация, что оппозиция готова сама, без подсказки… Ладно. Ты моих карпов не видел? Пойдем, покажу. Веришь, настоящие поросята! Как-нибудь приглашу на запеченного карпа. К осени, думаю, развяжемся с Кавказом – расслабимся.

– Что передать Толмачеву, товарищ генерал-полковник? – спросил Седлецкий, поднимаясь.

– На него уже должны были выйти, – буркнул начальник. – Но если мерзавец улизнул от контакта… Скажи, пусть прекращает партизанить и является на службу!

– Последний вопрос… Кто такой Григорий Владимирович, о котором говорил Толмачев?

– А то не знаешь, – поморщился генерал. – Григорий Владимирович Рытов, начальник группы вооружений отдела стратегических мероприятий. Я сам выдвигал подлеца!

– Гриша? – пробормотал Седлецкий. – Вот это номер… Надеюсь, он тоже в подвале?

– Не надейся. Вообще, это тебя не касается… Ну, да ладно, расскажу. Едва нашли Самарина… Опергруппа тут же выехала брать Рытова – у него дачка в Опалихе. Нашли только его зареванную жену. Она и рассказала, что с утречка, буквально на рассвете, пришла машина. Иномарка – не то синяя, не то черная. Гостей было трое. Рытова взяли прямо в постели.

– Она не запомнила других деталей, кроме цвета машины?

– Запомнила, – криво улыбнулся генерал. – Человек, который командовал захватом Рытова, был невысокого роста, с усами. Так сказать, кавказской национальности. А может, не кавказской. Женщина не уверена. Но явно не русский.

– Акопов, – задумчиво сказал Седлецкий. – Я же говорю, он в Москве.

– Не знаешь, где он может быть? – остро глянул начальник. – Вы же приятели. Говорят, у него хорошие завязки с мафией. Если так – достать будет трудно.

– Сам явится, – успокоил начальника Седлецкий. – У Акопова весьма развито чувство долга.

– И на том спасибо…

30

– Вот диктофон, вот вода – если в горле пересохнет. Значит, так: фамилии, связи, объемы поставок. Особо расскажи о тех, кто на тебя работает в Управлении. Задача ясна?

Рытов покорно кивнул.

– И предупреждаю, – покачался на носках Акопов. – Единственный шанс остаться в живых – полностью расколоться. Сведения проверю. Соврешь хоть в маленькой детали – начну пытать. Я умею развязывать языки. Вот, например, один старинный восточный способ… Тебя сажают голой задницей на бочку, а туда запускают голодную крысу. Ну, что – делать заказ на животное?

– Не надо, – облизнулся Рытов. – Я ведь исполнитель… За других отдуваться не имею желания.

– Молодец, – усмехнулся Акопов.

И вышел из бункера.

Раньше здесь было овощехранилище, и слабый дух засладевшей картошки еще витал в старых стенах. Хранилище находилось в чистом поле, у дороги, в километре от небольшой деревушки, недавно служившей отделением убыточного совхоза. Хранить в подвалах кроме упомянутого духа давно было нечего, и совхоз с большим удовольствием сдал Степану в аренду полгектара пустоши с обомшелой, наполовину вросшей в землю кирпичной коробкой. Участок обнесли колючкой и посадили у ворот сторожа с собакой.

После небольшого, но ударного ремонта помещение преобразилось. Часть его заняли стеллажи с ходовым товаром: финская писчая бумага там, калькуляторы, электробытовая техника в ящиках и коробках. Склад как склад. А за стеллажами, за стеной, был оборудован настоящий схрон: с запасами воды и еды, оружия, снаряжения, запчастей. В подвале находилась и личная тюрьма Степана на два «волчка». В одной бетонной каморке сидел недавно пойманный участник покушения на «батю» – дожидался остальных. В другую камеру водворили Рытова, оказав любезность Акопову.

Стальная дверь с тихим щелчком закрылась за ним. После подвала теплая зеленая поляна, заросшая одуванчиками, показалась райским уголком. У ворот, за кустами, приткнулся темно-синий вольво. Мальчики, приданные Акопову, со скуки дразнили собаку, поджарую огромную овчарку. Они тоненько, по-щенячьи, поскуливали. Собака тоскливо взлаивала и недоуменно оглядывалась. Мальчики и сторож хохотали. При виде Акопова они встали.

– Разрешите доложить… От Степана Матвеевича звонили. Он приглашает на обед.

– Поехали, какие проблемы? – потер руки Акопов. – Самое время.

– А с тем… что делать? – кивнул на хранилище сторож.

– Жрать не давать! Я ему оставил диктофон и кассеты. Как наговорится – отберешь.

– Слушаюсь!

Да, подумал Акопов, забираясь в машину, кадры решают все, правы классики. Но не простые кадры, а дисциплинированные.

…Столовую, наконец, отремонтировали. На потолке восстановили лепные розетки, а стены выкрасили в песочный цвет. За длинным столом под белоснежной хрусткой скатертью, придавленной синим кувшином с крупными ромашками, сидели Степан и незнакомый Акопову жилистый парень с прямой спиной. Сразу ясно, не одну пару сапог истоптал, хотя по виду ему было чуть за тридцать.

– Знакомься, Гурген, – сказал Степан. – Это Андрей.

Акопов пожал жесткую как доска руку.

– Черный пояс?

Андрей коротко кивнул.

– Ну, как там коллега? – спросил Степан.

– Нормально, – ответил Акопов. – Поплыл. Сейчас наедине с диктофоном предается воспоминаниям.

Степан стукнул костыликом в пол. В дверь вкатили тележку с супницей, тарелками и хлебом. Через несколько минут Степан подмигнул Акопову:

– Знаешь, как раньше в деревнях работников нанимали? Сажали сначала за стол. Если парень хорошо ест, значит, хорошо работает. Гляжу на тебя – душа радуется.

– Прошу прощения, – тихо сказал Андрей. – Сейчас, Степан Матвеевич, такой способ проверки устарел. Хорошо ест как раз тот, кто не умеет работать.

– Ну, тебе видней, – согласился Степан.

После первой перемены на столе он сказал Акопову:

– Андрей – наш кадровик. Пригласил его специально, чтобы познакомиться. Начальнику отдела кадров надо лично знать будущего начальника отдела конъюнктуры.

– Красиво звучит, – хмыкнул Акопов. – Отдел конъюнктуры.

– Не я придумал. В нашей конторе – все как у людей.

– Однако я еще не дал согласия на перевод.

– А куда ты денешься, – улыбнулся Степан. – Не согласишься – живым отсюда не выйдешь. Уроем – и все! Правда, Андрей?

– Как прикажете, – сухо сказал кадровик.

– Меня урыть нельзя, – сказал Акопов, выбирая на тарелке мясо в майонезе. – Надо будет – уйду из твоей крепости, Степа, за минуту. Может, поспорим?

– Да, – с сожалением сказал Степан кадровику. – Он уйдет. Большой специалист, собака…

– Интересно, как?

В глазах Андрея засквозило профессиональное любопытство.

– На досуге покажу, – пообещал Акопов. – Если, конечно, трудоустроюсь в вашей конторе. Но пока у меня нет оснований менять работу.

– Ошибаетесь, – все тем же тихим голосом сказал Андрей. – Основания у вас, Гурген Амаякович, появились. И достаточно серьезные.

Он посмотрел на Степана.

– Да, да, – поощрил тот. – Покажи…

Андрей взял с соседнего стула газету, развернул и протянул Акопову:

– Колонка новостей. Внизу.

Акопов вчитался и сразу же забыл про обед.

«…предварительным расследованием установлено, что покушение организовано одной из российских спецслужб. Следствие располагает неопровержимыми уликами того, что во главе террористической группы стоял специалист, «прославившийся» еще в Афганистане как командир отряда особого назначения Тевосян. Он в совершенстве знает ряд восточных языков, может выдавать себя за жителя любого региона Средней Азии. По пути в Сурханабад этот, с позволения сказать, «специалист», походя убил двух работников правоохранительных органов, едва понял, что вызвал у них подозрение.

Сурханабадские власти и правительство Узбекистана потребовали незамедлительной выдачи специалиста по «мокрым делам». Российской стороне, спецслужбе которой еще раз продемонстрировали… нелегко сказать… законные требования… мировое сообщество».

– Прочитал? – спросил Степан. – Как впечатление?

– Кавычек много, – угрюмо ответил Акопов. – И потом, черт возьми, о каких правоохранительных органах идет речь?

– На суде спросишь, – жестко сказал Степан. – Если, разумеется, дело доведут до суда.

– Еще неизвестно, какой будет реакция Управления, – задумчиво сказал Акопов.

– Вот она, реакция! – показал на газету Степан. – Захотели бы прикрыть – нашли бы способ заткнуть пасть писакам!

Акопов лениво ковырял нежное мясо.

– О чем думаешь? – не отставал Степан. – О долге перед Родиной? Х-ха! Я долг исполнил – и с чем остался? Вот с этим?

Он потряс костылями.

– Ты знаешь, почему Андрей так тихо разговаривает? У него гортань газами сожжена! Четыре года квартиру ждал, а мать-пенсионерка работать пошла, чтобы сыночка-инвалида прокормить! Тебе сорок лет, Гурген… Ни семьи, ни квартиры, ни сберкнижки. А Родина… В Управлении отбрешутся, докажут, что покушение – твоя личная инициатива. И выдадут. А до суда шлепнут, чтобы лишнего не наговорил… Для мирового сообщества, его мать!

– Позвонить надо, – поднялся Акопов.

– Только не от меня, – буркнул Степан, остывая. – Бери тачку и кати на станцию, звонарь… А лучше не звони. Принимайся за дело. Работа отвлекает, по себе знаю. Могу хоть сегодня отправить в командировку.

…С пристанционного телефона-автомата Акопов еле пробился к начальнику.

– Вы доложили руководству, что я прибыл в Москву? – спросил он без всяких предисловий.

– Н-нет, – после некоторой заминки сказал начальник. – Телефонный разговор к делу не пришьешь. Явишься – вместе и доложим. Тут, стало быть, возникли некоторые осложнения…

– Наслышан, – сказал Акопов. – Вернее, начитан уже. Вы, действительно, собираетесь меня отдавать?

– Не мне решать, – вздохнул начальник.

– Да, вы можете одно решать: убирать меня или нет.

И бросил трубку. Ему стало окончательно ясно, почему начальник не смог прийти в Даев переулок. Никакого хвоста не было. Он и не собирался на встречу. И если бы не чувство опасности, развитое за многие годы…

…Вечером Акопов получил тяжелый «дипломат» с деньгами, вещественный пароль в виде календарика с изображением Лавры и потертый паспорт Саркисяна.

– А билет?

– Мы, предприниматели, летаем без билетов, – добродушно прогудел Степан. – Бартер с родным аэрофлотом! Не волнуйся. Здесь тебя посадят, а там проводят. И багаж погрузят без твоей помощи. Повторяю, ты должен лишь четко организовать контакт с продавцами, передать деньги и прикрыть людей во время операции. Ну, с Богом…

…На восток летели четыре часа. Да еще столько же составляла разница в поясном времени. В результате Акопов за эти четыре часа ночь прожил. И ранним утром уже озирался на узкой площади перед Красноярским аэропортом, где в ожидании автобусов колыхались хвосты очередей.

– Ты, что ли, Саркисян? – услышал за спиной.

Здоровенный звероватый лоб пристально смотрел на Акопова и вертел на пальце ключи.

– Я, что ли, Саркисян, – согласился Акопов.

– Пошли…

Они молча уселись в желтый таксомотор и понеслись по пустой всхолмленной равнине, кое-где оживленной редкими рощами да белыми кубиками поселков. Ехали около часа, и далекие низкие горы, проступающие в воздухе словно края гигантского блюда, медленно кружили на горизонте. Потом дорога упала вниз. Блеснула под солнцем широкая извилистая река в голубоватой дымке лесов, открылся город, разбросанный по скалистым берегам.

В Красноярске Акопов не бывал ни разу, и потому с любопытством разглядывал то церковь на горе, то кучу деревянных домиков с бревенчатыми палисадами, зажатыми высокими белыми корпусами. Город как город. Теплынь. Девушки в платьях с короткими рукавами. Ребята с мороженым. Так что летом при слове Сибирь можно не ежиться…

По широкому мосту они пересекли Енисей, развернулись на трамвайном кольце и въехали в обычный безалаберный двор – со сломанными качелями, с похилившимся грибком над песочницей, где окурков было больше чем песка, с рядами раздолбанных мусорных баков вдоль покореженного бордюра. Сразу стало легче на душе, когда Акопов увидел знакомый по московским дворам кавардак.

– С прибытием, – сказал водитель.

– О-о! – удивился Акопов. – Ты, братец, оказывается, и разговаривать умеешь. Сколько я должен за приятную поездку?

– Уплочено, остряк-самоучка, – сказал таксист и газанул.

Акопова дожидались на втором этаже, в квартире почти без мебели, больше похожей на притон. Дверь открыл скользкий тип, протянул пухлую лапку. Акопов собирался ее пожать, но тип защелкал пальцами.

– Пароль, уважаемый… Так, все правильно. Проходи, представлю людям.

При появлении Акопова в большой комнате, где было сине от дыма, несколько человек прервали разговор.

– Товарищ из Москвы, – представил Акопова скользкий.

– Садись, товарищ из Москвы… – похлопал по пустому стулу в углу сутулый человек, которого Акопов мысленно сразу же окрестил горбатым. – Будем знакомиться. Как тебя, говоришь, зовут?

– Я еще ничего не говорю, – пошел вокруг стола Акопов. – Саркисян моя фамилия. Крымский татарин и наполовину бухарский еврей, если интересно. И немножко чукча.

В компании, включая скользкого и горбатого было семеро. В основном, молодые ребята без особых примет. И без особых мускулов. Не то, что гвардия Степана. Шпана, одним словом. Акопов вздохнул и повернулся к горбатому:

– На дело все идут?

– Все, – кивнул тот. – Кроме меня и хозяина.

– Многовато, – сказал Акопов. – Один лишний. Вот этот.

– Почему? – вскинулся парень с нечистым капризным лицом.

– Потому, что шыряться надо меньше, – сказал Акопов. – Или нюхать. Не знаю уж, как ты заправляешься.

– Ты чо, падла! – вскочил капризный. – На чо намекаешь, чурка?

Никто ничего не успел заметить, однако капризный вдруг словно задохнулся синим вонючим воздухом и мешком свалился на стул.

– Диафрагма слабовата, – сказал Акопов. – Вот до чего доводит злоупотребление наркотиками. Хочу предупредить… Неврастеников, алкоголиков, наркоманов и фраеров мне не надо. Если во время операции кто-то струсит или захочет сделать по-своему… Убью на месте. Вопросы в этом плане есть?

В этом плане вопросов не было. Даже у капризного, который очнулся и поплелся вон.

– Тогда обсудим детали, – строго сказал Акопов воинству за столом. – Итак, до объекта добираемся на двух тачках… Водилы, покажитесь!