Текст книги "В Москве полночь"

Автор книги: Вячеслав Сухнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Разрушения таких объектов чреваты последствиями, сравнимыми разве что с результатами массированной бомбардировки. Пока существуют подобные сооружения, всегда найдется безответственная сволочь, готовая шантажировать угрозой искусственно вызванной катастрофы. А там, глядишь, и до космоса доберемся, подумал Седлецкий. Собственно говоря, до космических объектов Управление уже добралось. Осталось понять, как обезопасить их в будущем от террористов.

– Разрешите! – вломился в машину молоденький солдат. – Там привели!

– Кого? – вздрогнул майор. – Что ж ты, воин, не по уставу дверь с петель рвешь! Ладно, воспитаем… Давай, кого привели.

В кузов втолкнули гражданского, по виду горца – папаха на глазах, замусоленный костюм с брючинами, заправленными в пыльные, скособоченные сапоги.

– На секрет напоролся, товарищ майор, – доложил один из десантников. – Пытался убежать… По-русски не говорит.

– Обыскали?

– Так точно. Оружия нет.

– Ч-черт… – пробормотал майор. – Куда его девать прикажете?

– Сейчас выясним, – сказал Седлецкий. – Расстрелять всегда успеем.

Повернулся к горцу и сказал буднично, негромко:

– Папаху-то сними, тут жарко.

Горец дернулся было рукой к папахе, но замер, настороженно посверкивая глазами из-под волнистой серой овчины.

– Садись, – приглашающе похлопал по скамейке Седлецкий.

Задержанный, чуть поколебавшись, осторожно присел на краешек скамьи.

– Ну, расскажи, как ты по-русски не понимаешь, – усмехнулся Седлецкий.

– Мало понимаю, – пробормотал горец. – Русскым не жил.

– Так. Раз ты не понимаешь по-русски, будем говорить на твоем языке. Договорились? Куда шел, откуда?

– Из города шел, от брата, – сказал горец. – Брат болеет, начальник, совсем плохой!

– Ага, брат Митька помирает, ухи просит, – пробормотал Седлецкий. – Значит, брат у тебя в городе, а ты в горах… Кем работаешь?

– Чабаном, овец пасу.

– Овец много?

– Много… Шесть сотен. И еще сотня – родственники дали.

– Всего семьсот, – подвел итог устному счету Седлецкий. – А теперь руки покажи!

Задержанный насторожился, непроизвольно сцепил руки на животе:

– Зачем, начальник?

– Погадаю, – отрезал Седлецкий. – Ну-ка, ребята, заставьте его показать ладони…

Руки у чабана были грязные, но узкие, неогрубевшие, совсем городские.

– Ты знаешь, что такое куйюк? – спросил Седлецкий.

– Конечно, – с готовностью ответил горец, вытирая папахой внезапно вспотевший лоб. – Это, начальник, такая палка с крючком, которой овец ловят.

– Вот-вот… В моих родных местах такую палку называют герлыга. И от нее на ладони образуются большие мозоли. Особенно здесь, на подушечках под большими пальцами. Ты понимаешь о чем я говорю?

Горец молчал.

– Ну, – поощрил Седлецкий, – соври, что недавно записался в чабаны. А до того был бухгалтером.

Задержанный лихорадочно облизнулся.

– Не бойся, – сказал Седлецкий лениво. – Пытать не будем. Неинтересно. Просто расстреляем.

– За что? – вздрогнул горец.

– Понимаешь, война идет… На плотине – бандиты, которые собираются ее взорвать и затопить город. И вот эти ребята, – Седлецкий кивнул на десантников, – будут рисковать жизнью, чтобы спасти твоих же земляков. Откуда я знаю, что ты идешь не к бандитам? Сейчас прикажу раздеть. Совсем. Солдаты прощупают одежду и обувь – до последнего шва. Найдем что-нибудь, может, узнаем, кто ты. А не найдем, тоже не велика беда. Умрешь без имени, как подозреваемый в шпионаже в условиях чрезвычайного положения.

– Так нельзя! – раздул ноздри горец. – Вы же не можете… невинного человека!

– Невинные дома сидят, – заметил Седлецкий. – Кстати, ты, оказывается, хорошо говоришь по-русски.

– Ваша взяла, – досадливо сказал задержанный. – Я не мог предполагать, что тут найдутся… знатоки чабанской работы. Впрочем, встреча с вами в мои расчеты и не входила. Пришлось импровизировать.

– Ну, поговорим без импровизаций. Представьтесь для начала.

– Эсаул Реджебов из республиканской разведки… Можете связаться с нашим руководством и проверить.

– Есаул? – подивился майор. – И тут в казачков играют!

– Это старое тюркское воинское звание, – объяснил Седлецкий. – Соответствует званию капитана. Правильно, эсаул?

– Правильно, – кивнул задержанный.

Открывшись, он держался свободнее. И папаху снял, небрежно бросив на стол.

– А зачем мы будем связываться с вашей разведкой? – задумчиво спросил Седлецкий. – Мы ведь не контачим. Нет человека – нет проблемы… Так выражался один из руководителей органов, уроженец Кавказа, между прочим.

– Что вы хотите этим сказать? – насторожился Реджебов. – Предупреждаю, мое руководство знает, что я пошел через ваши посты. Да, мы не контачим… Но ведь и не воюем! У вас будут проблемы, уверяю! И вы ответите…

– Конечно, ответим, – прищурился Седлецкий. – Мол, шел ваш человек, шел – и напоролся на пост. Его с испугу и убили. За что приносим глубочайшие извинения… Ладно. Рассказывайте, зачем шли на плотину.

– Никаких задач, вредоносных для вас, я не решал. Я должен был уговорить партизан отступить в горы, не дожидаясь штурма плотины. Тем более, что Абдрахмана, настаивающего на сопротивлении, нет… Он был очень упрям, между нами говоря.

– Инте-ересно! – протянул Седлецкий. – Откуда вы знаете, что Абдрахмана нет?

– Не знаю, но догадываюсь. Он не пришел в назначенное время на явку в городе, на окончательные переговоры. Мы решили: задержан, либо убит.

– Понимаете, что затевается? – повернулся Седлецкий к командиру батальона. – Доблестная республиканская разведка решила сберечь бандформирование Абдрахмана! С какой целью, нетрудно догадаться. Оно еще пригодится, когда настанет срок брать власть сторонникам Самиева… Так, эсаул?

– Политика – не мое дело, – уклончиво сказал Реджебов. – Мы просто хотели избежать напрасного кровопролития. Вас ведь тоже должен устроить такой поворот событий!

– Поздно, – сказал Седлецкий. – Вы опоздали на несколько часов, Реджебов.

– Ракета, товарищ майор! – показался в дверях солдат.

– Хорошо. Выступаем! Пусть возьмут под стражу этого… есаула!

– Вы хотели попасть к партизанам? – сказал Седлецкий. – Доставим с максимальным комфортом. А потом еще побеседуем. Если останетесь живы, разумеется. Шальные пули, знаете ли…

Батальон снимался. Головные машины уже втягивались в пологую лощину, которая выводила на нижнюю дорогу к плотине. Холмы отстояли от этой дороги дальше, чем от верхней, и у партизан было меньше возможности скрытно подобраться к колонне. Ночной штурм в горах… Седлецкий, пересевший в кабину, опустил стекло и держал наготове автомат. В любую секунду на темном склоне, загораживающем звездное небо, могли вспыхнуть желтые брызги выстрелов.

27

На следующий день после приезда в Москву и посещения дачи Степана Акопов решил «отметить командировку». Однако телефон начальника молчал, и лишь вечером Акопов смог дозвониться подполковнику домой:

– Здравия желаю! Вас беспокоит…

– Догадываюсь! – живо перебил начальник. – Приехал, стало быть… Большой советский молодец!

Это у него было высшей формой похвалы.

– Стало быть, так! – не давая Акопову вставить в разговор ни слова, напористо продолжал подполковник. – Молчи и слушай… Надо встретиться. Помнишь дом с проходным подъездом? Буду ждать на втором этаже.

– А время?

– Дай подумать… Стало быть, так! Сегодня. Первые две цифры дверного кода.

И первым бросил трубку. По этой торопливости Акопов понял, что начальник не очень доверяет собственному телефону. Значит, волна накрыла весь отдел… Акопов еще раз мысленно похвалил себя за то, что не ринулся с вокзала в Управление – качать права и искать крайних в засветке сурханабадских явок. Вероятно, у подполковника есть какие-то объяснения дикостям, творящимся в Управлении. Надо только дождаться свидания.

Дом с проходным подъездом, о котором говорил начальник, находился в Даевом переулке, неподалеку от Сретенки. Месяц назад Акопов встречался в этом доме с мозговиками отдела, разработавшими операцию и все детали поездки в Сурханабад. Дом был тем хорош, что войдя в подъезд, можно было выбраться через другую дверь во двор и вскоре очутиться достаточно далеко от Даева переулка. А вот код… Акопов в сердцах хлопнул себя по лбу: забыл! Но не рискнул больше звонить подполковнику – тот и так боится за девственность своего телефона. Надо вспоминать. Через несколько минут Акопов с облегчением записал на бумажке три цифры: девятка, тройка, двойка. За них он ручался. А сам порядок… Три карты, забормотал Акопов, три карты! Сколько комбинаций из трех цифр можно составить? К его удивлению, комбинаций оказалось не так много: шесть. Поскольку в сутках двадцать четыре часа, то первые две цифры, долженствующие означать время, конечно же, двадцать три. Одиннадцать вечера. Как раз начинает темнеть.

Акопов не спеша оделся в новые шмотки, приклеил усы, чуть подгримировался, изменив разрез глаз. Глянул в большое зеркало в прихожей перед тем, как выйти, и остался доволен – не то узбек, не то туркмен. К тому же денежный, судя по одежке. Оружия не взял. Только заточку из велосипедной спицы вдел в шов куртки. На самый крайний случай…

У метро, возле памятника «Баба с лошадью», толклись неугомонные торгаши, чуть не в нос совали спиртное и разноцветных бутылках, голозадые книжонки и подозрительную колбасу.

– Эй, чукча! – окликнули Акопова. – Купи презерватив с секретом! Не пожалеешь…

– Одень себе на голову, – не остался в долгу Акопов.

За немыслимые еще недавно деньги купил «вечерку», пожалел старушку-газетчицу. А на эскалаторе, вглядевшись, обнаружил номер недельной давности.

В подземке поплыл вечерний народ – бездельный, чуть мятый, безоглядный. На ходу пили пиво какие-то мальчики с неестественно блестевшими волосами и остановившимися глазами. На ходу подкрашивались какие-то девочки с оголенными спинами и резкими хриплыми голосами. На эту публику загнанно косились приезжие провинциалы, которые и вечером все рвались, неугомонные, до московских достопримечательностей.

Народ дневной – он суетливый, хамоватый. Народ вечерний – добродушный сумасброд. Народ ночной – уже помятый, пьяноватый… Но есть особенный, есть утренний народ. Евтушенко е а. Сколько же я помню всякой ерунды, подумал Акопов. А три цифры кода чуть не забыл. Однако Евтушенко для выживания запоминать не обязательно, а единственная цифра может стать пропуском с того света на этот…

В поезде прочитал крохотную заметку: в Сурханабаде убит генеральный прокурор и начато расследование. Мол, нащупан след. Щупайте дальше, мысленно подбодрил Акопов. Выходя из подземки на станции «Тургеневская», уронил газету в урну.

В запасе у него оставалось около часа, и Акопов еще погулял по берегам Чистых прудов, где на скамейках сидело разнообразное общество – от заезжей пьяной рвани до рафинированной местной интеллигенции, задержавшейся в коммуналках. Представители и той, и другой социальных групп на последние копейки кормили хлебом ленивых громкоголосых уток.

– Дай закурить! – потребовали за спиной.

– Не курю, – обернулся Акопов.

– Тогда займи три рубля – как раз на пачку не хватает.

– Кошелек дома забыл.

– Ну и вали в свой Алмалык!

– Почему в Алмалык? – удивился Акопов. – Я ведь из Амдермы!

– По морде хочешь, умник косоглазый?

Двое небритых, возбужденно сопя, подвинулись ближе. Через несколько секунд Акопов неторопливо, не привлекая внимания, уходил по дорожке к трамвайной линии, а на берегу тяжело ворочались ушибленные. В этом городе крепчает ксенофобия, с грустью подумал Акопов. В самом когда-то интернациональном городе начинают ненавидеть чужих… Обозленный народ ищет крайних. Впрочем, может и не стоит делать такие опрометчивые обобщения. Но два случая подряд за каких-то полчаса? Не многовато ли?

Мимо нужного дома он прошел по другой стороне, незаметно, но тщательно оглядев пустынный, затянутый вечерней дымкой, переулок. Словно вымер он, этот переулок в центре Москвы, лишь в открытых окнах бормотали и взвизгивали телевизоры да изредка кто-то невесело смеялся. Косясь на часы, Акопов прошествовал до Садового кольца, постоял на углу, бесцельно глядя на поток машин, и вернулся в Даев переулок. Теперь он шел быстро, собранно и исчез в нужном подъезде настолько внезапно, что никто не смог бы это зафиксировать.

Два, три, девять… Замок тихо щелкнул. Акопов поднялся на второй этаж и встал за шахтой лифта. Тихо, не шевелясь, простоял с полчаса, слушая редкое погромыхивание кабины да шорох и позвякивание в мусоропроводе. Дом стихал, ночь приблизилась к оконному стеклу. Подполковника все не было, хотя срок прошел. Подожду еще полчаса, решил Акопов, садясь на высокий подоконник. Тут он чуть ли не подсознательно заметил внизу, в черном провале двора, некое шевеление. И от этого шевеления стало ему неуютно, словно сквозняком потянуло. И Акопов подумал, что даже при тусклом свете в подъезде, даже в тени, отбрасываемой мусоропроводом, человеческий силуэт в окне второго этажа разглядеть можно. Береженого Бог бережет. Едва наклонился, чтобы спрыгнуть с подоконника, как дзенькнуло над головой стекло и посыпались с облезлой трубы хлопья старой краски.

Подставился, как мальчик, подумал Акопов. А ноги сами несли его вверх по лестнице. Вбежал на площадку, на которую выходили двери четырех квартир, начал звонки нажимать – все подряд. В одной квартире не отозвались, но из трех высунулись хмурые лица.

– Милиция! – продемонстрировал Акопов красную обложку карманного зеркальца. – У кого есть телефон? Разрешите воспользоваться! А вы, граждане, не расходитесь, понадобитесь, как понятые. Одевайтесь!

За несколько минут он вызвал к дому наряд милиции и «скорую помощь». Жильцы с подозрением косились на необычного милиционера, явно восточного происхождения, к тому же разодетого, словно барыга с рынка. Акопов выдернул еще несколько человек из нижних квартир – помочь опознать труп внизу, перед домом. При слове «труп» загудел весь дом, и вскоре из подъезда вывалилась внушительная толпа. Кто-то нес фонарик. Обшарили редкие кусты вокруг дома и проезжую часть переулка. Никакого трупа… К тому же и милиционер исчез.

– Что случилось, граждане? – высунулся из тьмы прохожий.

– Сказали – труп! – раздраженно ответили граждане. – А где он?

– Скорей всего, убежал ваш труп, – пробормотал прохожий с сожалением.

Акопов тем временем уже по эскалатору метро скакал. Еще накатывал волнами легкий озноб от просквозившей опасности, но он сумел быстро взять себя в руки. Не такое переживали-с! Умылись, господа? Возвращался домой по кольцевой линии, по длинной дуге – Таганская, Павелецкая и так далее. Звонил с каждой станции. Лишь около часа ночи подполковник отозвался:

– Извини! Шел чистый, но у самого дома взяло меня сомнение. Понимаешь? Стало быть, проверился. И хвост обнаружил! Вот какое дело. Еле оторвался. Ты-то как? Без инцидентов?

– Нормально, – сказал Акопов. – Подождал да ушел. А как вы засекли хвост?

– Долго рассказывать… До подъезда, стало быть, довели, сволочи. Не стал рисковать. Давай завтра встретимся. Я тут покумекаю, как лучше организовать рандеву.

– Когда позвонить?

– Стало быть, так! Прямо с утра и звони. Часиков в семь.

– Обязательно, – усмехнулся Акопов. – Спокойной ночи!

Дудки, гражданин начальник, подумал Акопов, вешая трубку. Не буду звонить. Ни завтра, ни послезавтра. Не нравится ваш неожиданный хвост, дорогой начальник! Подозрительно расторопный он, вот что… Везде поспевает – даже пострелять. Судя по тому, что выстрела Акопов не услышал, стреляли с глушителем, берегли покой граждан.

От «Баррикадной» пошел пешком. Поравнялся с зоопарком и вздрогнул от тоскливого далекого воя – какой-то зверь кричал в клетке. Может, есть хотел, бедолага. И Акопову так тоскливо стало почти в центре огромного города, битком набитого людьми… Последняя слабая надежда, что все образуется, едва он свяжется с начальством, эта робкая надежда приказала долго жить. Акопов ощутил себя зверем, на которого открыли охоту. Даже в Сурханабаде подобного чувства не было. А тут накатило. Ощущения прикрытого тыла не осталось.

Может, махнуть к Рахмату, в Ташкент? Однако он быстро отогнал эту трусливую мыслишку. Ну, отлежится у старика месяц-другой… А дальше? Надо Седлецкого дождаться. Не сгинул же он в командировке! Должен когда-то и домой вернуться, к семье…

В тесной железной будке с надписью «Шоп» терпеливо дожидался полуночных покупателей, словно паук мух, парень с мерно двигающейся челюстью – читал книжку и развлекался жевательной резинкой.

– Выпить есть? – спросил Акопов.

– Сколько угодно. Что возьмешь?

– Покрепче чего-нибудь. И побольше.

– Спирт есть. Рояль называется.

Акопов оглядел огромную зеленую бутылку и кивнул:

– Годится. Я, правда, плохой пианист, но попробую…

Парень только хмыкнул, пропихивая в узкую амбразуру бутылку.

– Женщина нужна? – спросил деловито.

– Сестру предлагаешь? – буркнул Акопов. – Или маму?

– Сейчас свистну, – пообещал парень в будке, – тебе пасть порвут.

– А я свистну – тебе порвут задницу… Сиди уж, жуй!

Дома он разделся до трусов, не зажигая света, сел на кровать перед распахнутым окном и стал смотреть на тусклую вывеску магазина напротив. Налил в высокий бокал водички из-под крана, плеснул спирта.

– Будь здоров, не кашляй, дорогой Гурген Амаякович! Спасибо на добром слове, дорогой Гурген Амаякович…

Выпил, на ощупь достал из консервной банки кусок рыбы, зажевал влажный огонь, успокоил взвывший желудок. С кодом я хорошо придумал, похвалил сам себя. Значит, из трех цифр можно составить только шесть вариантов расстановки? А из четырех? Начал считать в уме, сбился. Отправился на кухню, выходящую во двор, ночничок зажег. Бумагу с ручкой достал. И насчитал двадцать четыре варианта. Опять себя похвалил за дотошность, угостил очередной порцией пойла. С новыми силами занялся расстановкой первых шести цифр натурального ряда. Через десять минут закончил расстановку групп, начинающихся с единицы и двойки. Получилось сорок восемь вариантов. Впереди было еще четыре группы комбинаций.

– Приехал, – громко сказал Акопов, отшвыривая карандаш. – С гвоздика поехал, дорогой Гурген Амаякович! Нашел забаву в два часа ночи. Нет, надо либо жениться, либо застрелиться…

С бокалом и консервной банкой побрел в спальню, дабы достойно подготовиться ко сну. Поставил закуску на подоконник, глянул в окно и увидел, как возле магазина осторожно тормозит темная – не то черная, не то синяя – длинная иномарка, отрада кооператоров, удачливых кинорежиссеров и бандитов.

Трое вышли из машины, аккуратно прикрыв дверцы. Один показал на дом Акопова, чуть ли не пальцем в окно квартиры потыкал.

– Милости прошу! – сказал Акопов, отставляя бокал. – Совсем заждался…

Языком он уже ворочал с некоторым усилием, а руками работал сноровисто, привычно, словно они существовали сами по себе: обойму вогнал, трубку глушителя навернул, с предохранителя снял… Дверные замки отщелкнул, встал в простенке, под вешалкой.

Три коротких звонка, один длинный. Пауза. Снова три коротких и длинный. Значит, от Степана… Но на всякий случай спросил:

– Кого несет?

– От Степана Матвеевича, – пробормотали за дверью.

Распахнул дверь рывком, пистолет сунул под ребра визитеру – плотному парнишке в черной рубашке.

– Входи. Где остальные?

– Один в машине, другой подъезд прикрывает, – чуть растерянно улыбнулся парень. – Вы разве нас ждали?

– Вообще-то, нет…

– Весь вечер названивали, но по нулям… Степан Матвеевич послал тачку. Велел дождаться и передать – срочное дело. Очень для вас важное.

– Посиди, – сказал Акопов, пряча пистолет. – Сейчас оденусь. Пушку брать, не знаешь?

– Лучше не надо… Понадобится – организуем.

Через несколько минут они уже мчались в мощной стремительной машине по полупустым московским улицам. Парни в салоне вышколенно молчали. На выезде из Москвы остановили гаишники. Один, с автоматом наперевес, остался у кирпичной будки, второй заглянул в салон. Водитель что-то негромко ему сказал. Гаишник засмеялся и махнул жезлом – проезжай.

Не успел Акопов соскучиться на мягких покойных подушках, как показались ворота дачи Степана. Водитель мигнул подфарниками, ворота поплыли в разные стороны. На сей раз Акопова не пропускали сквозь аэрофлотовский «магнит». То ли некогда было, то ли в полное доверие вошел.

Степан сидел в холле, на том же месте, где его в прошлый раз оставил Акопов. Бывший комбат покуривал душистую зеленую сигару, покручивал в пальцах тонкий фужер с золотистым блескучим вином.

– Что случилось? – бросился к нему Акопов.

– Сначала здравствуй, Гурген! – расплылся в улыбке Степан. – Ты чего такой взъерошенный?

– А каким прикажешь быть, если в два часа ночи из постели вынимают? Впрочем, извини… Здравствуй, Степа!

Степан, не выпуская руки Акопова из своей медвежьей лапы, сказал весело:

– Ну, Гургенчик, бутылку гони! Разганул я твою загадку… Узнал, кто собирался сдать тебя на макулатуру. Правда, не специально шарился, но так уж получилось. Тут, понимаешь, браток, понадобилось арсенальчнк пополнить в связи с некоторыми событиями, про какие тебе знать неинтересно. Ну, связался с нужными людьми, а они…

– Степа! – перебил Акопов. – Кто?

– Я ж подробно хочу доложить. Иначе не поверишь.

– Ошибаешься, – жестко сказал Акопов. – Я теперь во что угодно поверю. В меня вечером стреляли.

– Даже так… – посерьезнел Степан. – Значит, вовремя тебя нашли. Но сначала выпей…

Акопов взял фужер с вином, принюхался:

– Прикажи водки подать! И поесть не откажусь.

…У Степана были свои каналы поставки – из некоторых частей одного округа. Сейчас там, по его словам, совсем озверела военная прокуратура – замела почти всех продавцов. Пришлось выходить на новые связи. И выяснилось, что ниточки теперь держит в руках человек, которого прикрывает – держись за стул, Гурген! – Управление…

– Этого быть не может! – упавшим голосом сказал Акопов. – Твои люди ошибаются.

– А мы проверим…

Степан достал японский диктофон со спичечный коробок величиной, перемотал кассету.

– Запись неважная, но голоса разобрать можно.

Сначала раздалась музыка, громкая и диссонирующая. Потом она уступила место нестройному шуму голосов.

– Ресторан? – спросил Акопов.

– Так точно…

На фоне шума, звяканья и бульканья пошел разговор – напряженный, с недомолвками, с уточнением каких-то цифр. Акопов недоуменно посмотрел на Степана.

– Слушай, слушай, – сказал тот. – Сейчас начнется самое интересное.

– А гарантия где? – спросил кто-то там, в гулком зале ресторана.

– Вот гарантия, – раздался странно знакомый Акопову голос, и в записи по-жестяному зашелестела бумага. – Это номера двух ваших счетов. А это пароли к ним. Сами понимаете, мы могли их арестовать в любое время. И если мы до сих пор не трогали ваши денежки, то только потому, что рассчитываем на сотрудничество. От ареста счетов, как понимаете, прибытка никому не будет – ни вам, ни нам.

– А родное государство? – ехидно спросил кто-то. – Оно бы тут крепко подхарчилось…

– Конечно, – согласился все тот же знакомый голос. – Но государство дышит на ладан… Никто не знает, что будет с нами завтра. Пора и о себе подумать. Видите, как я откровенен, друзья?

– Узнал голос? – спросил Степан.

– Еще бы! – вздохнул Акопов. – Не могу только понять, зачем он это делает…

– Похоже на западню?

– Вряд ли. Он работает в группе аналитиков. Оперативные дела – не его профиль. Для таких дел Акопов существует…

– Знаешь, где живет? Ребята довели до Колобовского и потеряли.

– В Колобовском он работает. А живет в Чертанове.

– Встретиться не хочешь?

– Очень хочу, – медленно сказал Акопов. – Отдай его мне, Степан!

– Нет проблем. Бумагу на товар мы получили, все чин-чинарем, браток. Так что дарю этого… коллегу. Неплохо бы разобраться, кто за ним. Чувствую – шестерка.

– Правильно, шестерка, – согласился Акопов. – Мне нужна тачка и парочка ребят…