Текст книги "События глазами очевидцев "

Автор книги: Вячеслав Тимашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Одновременно сообщили и о потерях: “На улицах, со стороны трёх подъездов, лежат до сорока трупов гражданских людей, в том числе монашки, расстрелянные в передвижной часовне”.

Руцкой опять дублирует свой приказ впустить в здание всех оставленных на улице и внести раненых.

Вслед за этим распоряжается ещё раз оповестить по внутреннему радиоселектору и радиостанциям приказ о категорическом запрете ответного огня вне здания.

Проследить за выполнением этого приказа посылает офицера из личного приближения.

Потом заходит к себе в кабинет, но постоянно выбегает из него в своём тканевом бронежилете и в камуфляже, на ходу связываясь, то с одним, то с другим по портативному телефону сотовой связи.

Прибывший к нему посыльный доложил, что офицер, посланный им проследить за выполнением его приказа, убит в лестничном проёме снайпером.

Александр Владимирович посылает другого офицера, а по телефону в который раз повторяет:

“Черномырдин! Немедленно прекрати огонь!!!”

Ему снова докладывают, что и второй посланный им офицер убит на лестничном проёме.

Одновременно сообщают, что на бронетранспортёрах, которые не реагируют на его призывы прекратить огонь, сидят гражданские лица в кожанках, вооружённые помповыми ружьями.

Эти сообщения вывели Руцкого из равновесия, и он начал материться, на чём свет стоит: “Ё....е жиды!.. Это всё Боксер со своими головорезами!”

Эти слова удивили не только Михаила, ведь мало кто не знал о подноготной самого Александра Владимировича.

Прибыл офицер штаба, который предоставил Ачалову подробную информацию о силах, атакующих защитников Дома Советов.

Прочитав депешу, Владислав Алексеевич доложил Руцкому, что на наших семьдесят автоматов с двумя рожками патронов на каждого и пять ручных пулемётов нам противостоят около ста БТРов, до шестидесяти БМД, сорок БМП, пятнадцать БРДМ, не считая различных спецмашин МВД.

Количество военнослужащих насчитывается тысячами. Кроме этого, ожидается и подход танков.

На улице отчётливо слышны выстрелы тридцатимиллиметровых пушек БМП. Руцкой зазывает Ачалова к себе в кабинет.

Все уже как бы привыкли к обстрелу, сидят молча по своим местам. Стрельба то начинает затихать, то снова нарастает с новой силой.

– Танки, – оповещает офицер, наблюдавший за улицей.

Михаил переходит к окну и сбоку, через жалюзи, смотрит наружу.

По набережной и мосту передвигаются пять танков.

Один из них открывает огонь из крупнокалиберного пулемёта

Неожиданно появившийся Руцкой, почему-то обращаясь не к своей охране, а показав пальцем на Михаила, приказал оповестить все посты, что на “помощь к нам летят вертолёты”, которым необходимо обеспечить приземление на пандус здания Дома Советов.

Тот посылает трех офицеров выполнять приказ Руцкого, сам оставляет за себя старшего и с радостью отбывает продублировать этот приказ.

С опаской проскакивает первый лестничный проём.

На улице – залп танковых орудий.

Опять залп, и сверху грохот разрывов снарядов.

Здание трясёт, в ушах – ощущение боли.

Михаил неожиданно для себя испытывает некоторое смятение и чувствует, как холодок пробегает по всему телу.

Какое-то мгновение стоит на месте в оцепенении, ждет, где ударит следующий снаряд. Опять разрыв наверху.

Вдруг среди этого грохота... откуда-то сверху... видимо показалось, но потом яснее и все громче и громче:

...Врагу не сдается наш гордый “Варяг”, пощады никто не желает...

Безоружные депутаты, среди которых и женщины, таким образом, отвечают на орудийные залпы с танков.

Чувство страха сразу тает, и Михаил снова полон сил и уверенности.

В стрельбе наступает некоторая пауза, но затем вновь возобновляется,

видимо, изо всех танков. Снова на какое-то время утихает, и он, пользуясь паузой, пробегает по коридору к первому посту и дальше, к остальным.

...Назад возвращается тем же путем. Где-то в коридоре включен радиотранслятор, и слышно обращение к защитникам парламента:

– Товарищи! К нам на помощь идут вертолёты! По вертолётам не стрелять!

Когда же подошел к штабу, получили и радиосообщение:

– Вертолёты уже в небе Москвы и скоро будут у Дома Советов. По всему этажу слышатся ликование, радостные крики: “Ура!!! Наши!!! “

Михаил – уже у окна. Танки молчат. Вокруг них толпятся какие-то люди. А вот и небесные соколы!.. Первые два вертолёта в полном боевом. Танки разворачиваются к “Дому” задом, очевидно, по приказу сверху в буквальном смысле этого слова.

“Понятно, – думает Михаил. – Подвесные блоки с ракетами – весомый аргумент для переговоров.

Достаточно одного захода– и эти железные “чудища” будут гореть, как спичечные коробки”.

Вертолёты делают вираж и уходят, за ними то же самое проделывает другая пара.

Радисты сообщают, что танки окружены плотными кольцами гражданских лиц, и вертолётчики не желают стрелять в них...

Какое-то время стоит тишина.

Вдруг – ожесточённая стрельба в коридоре и также неожиданно стихает.

Прибывший посыльный докладывает, что со стороны двадцатогого подъезда пресечена попытка прорыва внутрь здания, но среди наших есть раненые.

Михаил продолжает наблюдать в окно. Вертолеты, не сделав ни единого выстрела, уходят от Белого дома, и танки, опять развернувшись пушками к зданию, заняли боевые позиции.

С коридора Михаилу сообщили, что его ждёт какой-то офицер. Это был знакомый – земляк из Тираспольского спецназа “Дельфин”. Он рассказал, что одного из тех солдат, что самовольно покинули свою военно-строительную часть и пришли на защиту Дома Советов, недавно забрал отец и вывел отсюда во время короткой передышки между обстрелами. Другой солдатик получил ранение и нуждается в квалифицированной медицинской помощи. Третий, их командир, убит. В целом, все они держатся молодцами. Сотник Морозов уже трижды ранен.

С докладом к Ачалову прибыл офицер, ответственный за поддержку связи с армейскими подразделениями.

Из его слов стало ясно что армия не поддержала защитников законного парламента, и более того – некоторые офицеры, отбывшие на переговоры по воинским частям, были там задержаны.

Танки не стреляют, слышны лишь автоматные очереди где-то в районе двадцатого и восьмого подъездов.

С жёлтого броневика, с мегафоном вместо пушки, чётко слышны призывы к защитникам выходить и сдаваться.

Михаил опять смотрит в окно. Видны несколько человек, идущих из “Дома” с поднятыми руками.

По рации идут сообщения с верхних этажей о возникшем пожаре, который тушить нечем,

и некоторые группы людей оказались отрезанными огнём от выходов с этажей.

Снизу сообщают, что в подвал здания через два подземных въезда для подвоза на кухню продуктов ворвались десантники 119-го полка, которые ещё утром шли на помощь защитникам, но всем офицерам этого полка Ельцин лично пообещал квартиры вне очереди, и они уже заняли цокольный этаж Дома Советов.

Михаил заходит в кабинет, где временно разместили штаб Ачалова, узнать, какие будут дальнейшие указания.

На одной из частот радиостанции, лежащей на столе, слышны обращения к защитникам Белого дома выходить и сдаваться.

На другой – дублируют приказы командования атакующих: “Уничтожать всех! Пленных не брать…”

С Ачаловым ведут разговор прибывшие час назад к нему какие-то незнакомые Михаилу люди, уговаривают его уйти с ними, пока ещё есть возможность обеспечить для него беспрепятственный выход...

Владислав Алексеевич, выслушав их, встал, опираясь на свой самодельный костыль из спинки стула, и сказал своё последнее слово: у него не хватит совести бросить в такое время депутатов. Посетители ушли.

В кабинет вошёл посыльный с улицы. Свой доклад он начал с рассказа, как один из БТРов подошёл сбоку к Горбатому мосту и из крупнокалиберного пулемёта расстрелял тех, кто прятался от обстрела под мостом...

Несколько человек с баррикад пытались отбиться бутылками с бензином, но поджечь ни один БТР не удалось...

Следующим докладывал посыльный от начальника штаба полка особого назначения, который дислоцировался в подземном бункере, так как совсем не имел оружия.

Начальник штаба устами этого посыльного доложил, что весь личный состав организованно выведен из бункера в здание Белого дома. На одеялах вынесены все раненые.

Когда посыльный вышел, Владислав Алексеевич приказал Михаилу сформировать группу для прорыва из “Белого” в город с документами штаба.

Выйдя из кабинета, Михаил понял, что его ребята окончательно решили не сдаваться, и молча набивали автоматные магазины патронами, которыми подзапаслись у охраны Руцкого. Потом они рассказали, что, по последнему донесению, Антона методично избивают, чередуя пытками целлофановым мешком, смакуя, как тело того корчится в судорогах.

После того, как группа добровольцев была сформирована, Михаил передал свои ордена и орденские книжки командиру группы. Тот пообещал, что если хоть кто-то из них прорвётся, то передаст всё это жене Михаила. Прибывший снизу посыльный доложил, что от атакующих их парашютистов прибыл для переговоров с Ачаловым офицер в звании капитана, который выдвигает предложение сдаться под его ответственность. При этом посыльный добавляет, что капитан сильно пьян.

Михаил посылает одного из своих ребят разобраться с капитаном, сам спешит за Ачаловым, опиравшимся на свой самодельный костыль и решившим лично проводить группу добровольцев до пятого подъезда. Стрельба возобновляется с новой силой. Дальше группа двинулась по коридору к двадцать четвертому подъезду. Оттуда было ближе всего к колодцу подземного коллектора.

Глава VIII

Время уже далеко за полдень. Посыльный доложил, что у дверей парадного входа какой-то представитель от атакующей стороны вызывает на переговоры.

Михаил оставил за себя старшего и спустился на два этажа вниз. Выбрал удобное место для наблюдения возле окна.

Снаружи, перед зданием, на самом верху парадной лестницы, по площадке, игнорируя обстрел, прохаживается молодой круглолицый человек. Одет он в камуфляжный ватник с планшетом и портативной радиостанцией через плечо. В руках – мегафон.

Внизу лестницы – толпа гайдаровских демократов-погромщиков, совершенно не опасающихся выстрелов со стороны защитников. По тому, как толпа слушает этого молодого человека, Михаил понял, что тот полностью владеет обстановкой. Как в подтверждение этого, обращаясь к толпе через мегафон, тот даёт приказание пропустить спецназ.

На пандус проходят человек десять офицеров в полной экипировке, в шлемах из пуленепробиваемого стекла.

От них отделяются вперёд двое.

Один из них без шлема, с куском колючей проволоки, на которой намотана белая тряпка.

Молодой человек, обращаясь к защитникам “Белого”, говорит по мегафону:

– Для переговоров к вам направляются офицеры спецназа “Альфа”!

Прошу ответить мне!

Кто-то сверху отвечает ему также по мегафону.

Почти одновременно с этим по внутреннему ретранслятору сообщают: “К нам на выручку идёт “Трудовая Москва”!

В толпе гайдаровцев поднялся рёв и свист, некоторые двинулись вперёд.

Военный, обращаясь к толпе через мегафон, командует: “Всем отойти назад!”. Офицеры спецназа оттесняют наседавшую толпу. Молодой человек снова обращается по мегафону к защитникам: “Не стреляйте! К вам идут на переговоры!”

Видно, как те два офицера поднимаются по парадной лестнице. Михаил спешит им навстречу.На втором этаже парадного холла ребята Макашова встретили его

криками: “Осторожно! Снайперы!” Сам генерал-полковник в чёрном берете со звездой Союза Советских офицеров сидит в простенке у окна с автоматом в руках.

Эта передовая группа защиты Белого дома контролировала основной проход на первый этаж холла.

Альберт Михайлович говорит Михаилу, что Андрюша Маликов с другим офицером вышли встречать парламентеров.

К удивлению Михаила, молодой человек с усиками на добродушном лице был в звании аж…младшего сержанта милиции.

Андрюша подводит к нему двух офицеров – представителей спецназов “Вымпела” и “Альфы”.

По краям площадки Михаил насчитал ещё десять стоящих офицеров со сложенными демонстративно у ног автоматами.

Один из офицеров представился полковником, командиром спецназа “Альфа”, и попросил провести его к руководству.

Михаил заводит полковника в здание к Макашову, оповещает генерала, что они идут к Руцкому. Альберт Михайлович говорит: “Идите”.

По дороге разговорились. Михаил рассказал о себе. Как мог, объяснял полковнику, что в “Белом” собрались вовсе не наркоманы и уголовники, как представляли их “демократические “ средства информации. Здесь нормальные люди, которые пришли защищать справедливость.

В приёмной Руцкого Михаил оповестил охрану о прибывшем спецназовце. Александр Владимирович вышел сам и, обращаясь к полковнику, спросил:

“Кто вы такой?” Тот представился и сказал, что прибыл для ведения переговоров на предмет беспрепятственного выхода всех из Дома Советов. Михаил оставил их и пошёл к своим.

Глава IX

Михаил прибыл в штаб. Владислав Алексеевич сразу отправил его с поручением к Макашову.

Уже, будучи у Альберта Михайловича, Михаил услышал голоса связных:

– Приказ Руцкого: прекратить сопротивление!

Генерала обступили возмущённые казаки, вопросительно смотрят на него.

На третьем этаже, где на проходившем съезде должны были выслушать прибывшего командира “Альфы”, нарастающий гул голосов, отдельные выкрики.

Альберт Михайлович, возмущённый не меньше остальных, кричит: “Не верьте. Это провокация! “ Но поблизости звякает брошенный кем-то сверху автомат.

Генерал приказывает майору Гусеву немедленно разобраться и доложить о происходящем.

Гусев был ещё наверху, когда посыльный принёс известие, что съезд народных депутатов постановил: “Во избежание излишнего кровопролития сопротивление прекратить...”

Когда Михаил снова вернулся к своим, то сразу понял общее настроение. Какое-то время они все молча всматривались в глаза Михаила.

Потом Толик, самый молодой офицер, не выдержал и, с трудом сдерживая слёзы обиды, начал:

– Не знаю, как другие, а я для себя решил окончательно: сдаваться не буду!

Уйду на верхние этажи, и живым они меня не возьмут. Сам умру, но дёшево свою жизнь не отдам, с собой унесу десять жизней этих негодяев!

Михаил молча выслушал его, потом дал высказаться каждому. Все были настроены в том же духе.

Некоторое время продолжал молчать, как бы раздумывая над услышанным, затем, обращаясь к тому офицеру, начал с вопроса:

– И жизни каких же негодяев ты хочешь прихватить с собой? Жизни тех мальчишек – наших сыновей, на которых надели военную форму и бросили в открытую против нас?

Ведь под твои пули пошлют их. А те иуды, что укрылись на всех ступенях власти, в открытый бой с тобой не пойдут.

Поэтому слушайте мои приказы.

Первый – оружие сложить здесь на пол.

Второй – всем покинуть здание Дома Советов и жить долго, чтобы донести до наших потомков правду об этих трагических днях очередного смутного времени в истории нашего Отечества.

Михаил первым бросил в угол автомат, начал доставать из всех потайных карманов и бросать туда же магазины с патронами, многочисленные листовки с обращениями Верховного Совета к соотечественникам и всё прочее, что могло послужить компроматом в этой ситуации.

Все остальные молча последовали его примеру.

Видя, как тяжело было выполнять этот приказ его боевым друзьям, Михаил, обращаясь к Толику, продолжал начатый разговор:

“А что касается войны, то тебе на твой век её хватит”.

Офицер бросил автомат и вопросительно посмотрел на Михаила.

Тот, обращаясь уже ко всем, продолжал:

– Вот то, что мы все пытались сделать, будучи здесь для защиты законно избранного высшего законодательного органа страны, было единственным шансом сохранить мир и спокойствие в нашем Отечестве. Мы давали возможность создать истинно народное правительство, которое никогда не допустило бы даже возможности проявления каких-либо межнациональных конфликтов.

К сожалению, нашим благим намерениям сбыться не дано, а пролитая здесь кровь невинных людей – это начало кровавого шабаша. И наша общая Родина ещё не один раз умоется кровью своих сыновей.

– Вы так думаете? – неуверенно спросил кто-то.

– А что же тут думать? – вмешался в разговор бородатый офицер с казацкими шевронами на рукаве.

– Во всём мире все делается, чтобы стравить ислам с христианством. Теперь настало удобное время для этого и в России.

– У нас ведь союз ислама и христианства скреплён совместно пролитой кровью наших отцов в борьбе с немецким фашизмом, – перебивает тот офицер.

– И никому не позволят разрушать этот союз внутри России.

Михаил с жалостью смотрит на него, потом на дверь, за которой о чём-то Ачалов говорит с представителями “Альфы”.

Не выдержав, в разговор вмешался другой бородатый казак:

– Наивный ты человек, открой глаза , посмотри, кто у нас опять “шагает впереди”.

Снова те же гайдары, немцовы, березовские, гусинские.

И если их дедам на пути к возрождению “Великого Израиля” удалось поделить народ одной веры на белых и красных, устроить массовый холокост против народов России, а потом заложить условия для дальнейшего деления нашего Отечества на отдельные государственные образования, то стравить народы с различными религиями для них не составит никакого труда.

А плановое время для этого уже подходит, иначе все честные люди поддержат справедливую борьбу палестинского народа против оккупантов.

Потому и наши народы стараются втянуть в местные конфликты, проведя в общественном сознании параллель между палестинским сопротивлением и бандитским формированием.

И не случайно оружие 10-ой Советской Армии передано “национально-патриотическим формированиям” и вовсе не в качестве музейных экспонатов.

Ну а идейного оружия, когда приватизированная четвертая власть оказалась в руках “демократов”, хватит на всех” юных патриотов в борьбе за свободу Ичкерии”.

– Всех задавим до единого, кто поднимет оружие на Россию, – опять обрывает его офицер.

– Естественно, задавим до единого. Кровью своих детей, но задавим, – с горечью соглашается Михаил.

– Ну, а в итоге это и нужно будет сильным мира сего для доказательства общественному мнению решения теоремы нивелирования палестинского патриота, семью которого оккупанты изгоняют с родных мест, с боевиком-сепаратистом, взявшим в руки оружие во имя идеологической догмы под общий созданный для ХХI века термин – “терроризм”. И, “ярость благородная” между христианами и исламистами будет вскипать по нарастающей

Дверь кабинета отворилась, Ачалов вышел в сопровождении офицеров “Альфы”. Он попрощался со всеми и покинул приемную.

Когда Владислав Алексеевич удалился, другие офицеры “Альфы” подошли к Михаилу и предложили передать им оружие. Надо отдать им должное “Альфовцы” вели себя очень корректно по отношению ко всем офицерам, никого не унизили.

Оружие принимали без единого намека на то, что сдают его побежденные.

Правда, все автоматы были “чистыми”, так как охране министра обороны Ачалова во время осады не пришлось сделать ни единого выстрела.

Глава X

Михаил ждет, пока его друзья по оружию, уже без такового, докурят последние сигареты и резко встает:

– Все! Идем на выход!

В это время тот же молодой офицер, сам одетый в гражданское, вдруг обращает внимание, что Михаил и еще два офицера в камуфляжной форме.

Он настаивает, чтобы они срочно переоделись, так как приходившие снизу посыльные предупреждали, что всех, кто в камуфляже, омоновцы на выходе “тормозят”, заводят в подъезды, раздевают и бьют прикладами, а тех, кто сопротивляется, расстреливают на месте.

Михаил в эти минуты отчетливо понимал, что теряла его Родина, и его жизнь для него была такой мелкой и совершенно незначимой, что он махнул рукой и скомандовал: “Всем на выход!!!”

Уже перед выходом решили только одно: выходить не с поднятыми руками.

Вышли все вместе, и сразу пошли по живому коридору, выстроенному из “Альфовцев”, за спинами которых буйствовала толпа желающих расправы над защитниками парламента.

Шли решительно, не сбавляя темпа. Вдруг где-то на середине пути пьяный майор милиции с криком “Да я вас сейчас всех порешу! “ рванулся на выходящих через цепь стоящих по краю сотрудников «Альфы».

Но офицер “Альфы”, стоя к нему спиной, так осадил его локтем, что тот, видимо, сразу отрезвел и остановился, не зная, что делать. “Альфовец”, повернувшись к нему полубоком, предупредил конкретно:

“Сунешься – пристрелю!”

– Дай Бог ему здоровья, – подумал Михаил, оглядываясь на друзей. Ни у единого из них не было признака страха. Лицо каждого выражало уверенность и силу духа.

Другой офицер ”Альфы”, обращаясь к погромщикам, громко и, должно быть, не в первый раз, объявил, что они не позволят никому учинить самосуд.

Такие слова способствовали тому, что возникло некоторое чувство безопасности и начало спадать нервное напряжение. Но сразу поняли, что оно обманчиво, видя, издали, как многих, вышедших из живого коридора “Альфовцев”, дальше окружали омоновцы. Так и есть. Чуть левее на их пути – такая же засада, но омоновцы полностью заняты, окружив каких-то молодых людей в гражданском.

Не сбавляя темпа, всей группой прошли мимо. Омоновцы не реагируют. Но нет, один внимательно смотрит в их сторону и успевает что-то передать по рации.

Всей командой свернули в сторону. Впереди какой-то небольшой сад и все резко спешат туда. Но там, в нескольких метрах впереди, новая засада: человек десять омоновцев.

Внутреннее волнение нарастает, но не настолько, чтобы подать вид.

Омоновцы стоят чуть в стороне, но видно уже приготовились выйти навстречу.

Не доходя до них метров десяти, Михаил резко сворачивает в сторону омоновцев и “в наглую” направляется прямо на них. Все идущие за ним, как по команде, перестраиваются в шеренгу по одному и, не снижая темпа, движутся живым заслоном за спиной своего командира.

Этот боевой манёвр здоровенных парней в камуфляже с армейской выправкой, видать, повлиял на сознание стоявших в засаде

. Ошарашенные резким напором, они не смогли в эти секунды определить, имеется ли у идущих под одеждой оружие. Наверное, инстинкт самосохранения у омоновцев сработал быстрее, чем умозаключение их командира, и все, как по команде, шугнули в стороны.

Что делали сзади омоновцы, для Мишиных друзей останется навсегда загадкой, но в те минуты они ускоренным шагом удалялись, и ни у кого не возникло желания оглянуться.

Пройдя какое-то расстояние, их группа увидела впереди новый заслон. Шли они уже по набережной, и поняли: обойти его им не удастся. Омоновцы еще далеко, но уже видно, как готовят автоматы.

Все молча продолжают движение. На подходе к ним, метрах в двадцати, старший омоновцев даёт команду: “Всем стоять на месте!”

Михаил подаёт жест, чтобы ожидали, сам подходит к командиру ОМОНа. Отводит его в сторону, представляется и ведёт с ним разговор, как бывший сотрудник.

Омоновец оказался нормальным мужиком, офицером с боевым опытом оперативной работы, поэтому Михаил быстро нашёл с ним общий язык, и их пропустили.

Через некоторое время ситуация повторяется, и, на их счастье, разговор Михаила и с этим командиром разрешает проблему.

Вышли на Белорусский вокзал, сели в первую проходящую электричку. Проехав несколько остановок, вышли.

С перрона Михаил позвонил друзьям. И только когда оказались в квартире одного из них, все почувствовали себя в безопасности.

Глава XI

И вот первый вечер, когда можно было спокойно отдохнуть. Да, Михаилу и его боевым друзьям повезло: они больше чем легко смогли покинуть горящий Дом Советов и миновать все опасности на пути.

Но уже сюда до них дошли страшные вести, что многих защитников Белого дома, после того, как их вывела “Альфа”, перехватывали омоновцы, заводили в закрытые дворы и били прикладами до потери сознания.

Что же касается палачей, которые истязали Антона, то они, опьянённые “победой”, а значит, и уверенные в свою безнаказанность, вообще превзошли по жестокости гестаповцев.

И это были вовсе не люди со свастикой на рукаве, которыми, формируя общественное мнение, так рьяно запугивала всех “демократическая” пресса при описании Баркашовцев, как продолжателей дела Гитлера и потенциальных палачей.

Нет, ребята из Русского Национального Единства на поверку оказались не только отважными воинами в бою, но и в обращении с захваченными пленными проявили благородство.

Они не дали демонстрантам, которые были обстреляны из окон мэрии, излить своё негодование на тех, кого выводили из этого здания, независимо от их национальности, веры и социального положения.

Палачами своего же бывшего коллеги оказались почитаемые блюстители порядка.

Это они, сотрудники “доблестной милиции”, в скрытых от людей застенках здания участкового отделения ножом вырезали на теле Антона узоры казачьих шевронов.

И “демократическая” пресса, конечно, никогда не станет проводить по этим фактам никакого расследования, как не будет и никакого судебного разбирательства в нашем “правовом” государстве по фактам происшедших трагических событий в Москве 3 – 5 октября 1993 года, в результате которых погибло, и было искалечено множество наших сограждан.

Но, безусловно, у властных структур найдётся достаточно законных оснований для судебных разбирательств, чтобы подавить национальное самосознание граждан.

По-другому и быть не может. Ведь те, кто, проникли во все структуры власти, понимают, что молодые люди, вступившие в РНЕ, никогда не станут наркоманами и проститутками.

А у людей, ведущих здоровый образ жизни, всегда будет время на раздумье о том, почему наши народы живут в нищете в такой богатой природными ресурсами стране?

Да, народ, который думает, – это уже не серая масса, которой легко управлять, формируя “общественное мнение”.

Поэтому, если даже недостаточно будет законного основания, “пятая колонна” под различными предлогами о сохранении мира, стабильности в обществе и борьбы с фашизмом, антисемитизмом, экстремизмом и т.д. “обеспечит работу” высшего законодательного органа по выдаче “на гора” нужного закона, чтобы запретить русское национальное самосознание.

Так раздумывал Михаил, прогнозируя дальнейший ход событий в “демократической “ России.

Глава XII

Пятого октября Мишины московские друзья принесли для всей группы билеты на поезд и справки с места работы в одной из коммерческих фирм. В этот же день вся группа отбыла из Москвы.

Уже в вагоне, осмотревшись, поняли, что едут с цирковыми артистами, а точнее – с группой лилипутов. Видимо, Московский цирк отправился куда-то на гастроли, и все остальные места плацкартного вагона, кроме Мишиных людей, заполнили эти маленькие человечки со взрослыми, но по-детски добрыми лицами.

По дороге выяснилось, что к тому же у руководителя этой цирковой группы был день рождения, и они его отмечали не без угощения. Прошло не так много времени, как весь вагон, словно улей, наполнился гулом большого праздничного застолья.

До выезда из Московской области оставалось несколько остановок, когда на одной из них объявили, что всем пассажирам необходимо приготовить документы для проверки.

Михаилу стало ясно, что в этой адресной проверке, справки о работе в коммерческой фирме не помогут.

Руководитель цирковой группы по озадаченным лицам Мишиных друзей сразу понял, в чём дело, и не без тона административного работника дал им указание: “Всем на верхние полки!”. Никто повторной команды не дожидался.

Михаил, лежа уже наверху, из-под одеяла наблюдал, как вошёл в вагон милицейский патруль. Цирковой администратор предъявил старшему патруля какой-то очевидно общий на всех документ, приглашая одновременно милиционеров к праздничному столу. Но старший лейтенант от угощения отказался и потребовал предъявить для проверки документы каждому индивидуально.

На что администратор среагировал сразу же. Конечно, чего-чего, а артистизма ему занимать ни у кого не надо было. Раскачиваясь, как сказочный пьяный гномик, он отошёл от офицера несколько шагов назад и, глядя на того, как на злого великана, будто с цирковой арены, начал своим гортанным, но звонким голоском выступать: “Какие документы?! Вы что нас не знаете?! Вы что афиш не читаете? У нас скоро представление! Мы всегда в разъездах! И дни рождения встречаем в пути! Вы что от нас хотите?!”

Вся труппа маленьких артистов плотным кольцом обступила патруль и подняла такой гомон, что сержант, стоящий последним в патруле, закрыл руками уши. А старший лейтенант, хотя было видно, что он не из робкого десятка, не знал, как себя повести в такой ситуации, не предусмотренной уставом, замахал руками и вместе с остальными пошёл через весь вагон к выходу в следующие двери.

Михаил и его “лилипуты” посбрасывали одеяла. Он, наверное, впервые за это последнее безрадостное время на лицах товарищей увидел по-детски непринуждённые улыбки, поводом для которых послужило это неожиданное цирковое представление.

Что касается самих артистов, то они были рады ещё больше. Довольные этим удавшимся номером, они, будучи навеселе от праздничного угощения, расхаживали парами вдоль вагонных полок, весело балагурили и громко смеялись. Больше остальных радовался жизни сам именинник. Михаил, глядя на продолжение этого бесплатного представления, также по-детски смеялся и радовался.

Но мимолётная детская радость, как тепло осеннего солнышка, выглянувшего из-за туч, почему-то так же скоро растворилась, как и пришла. Чем больше он смотрел, как веселились эти милые маленькие человечки, тем грустнее становилось самому.

А потом вдруг до боли стало жалко этих его сограждан, в большинстве своём – его ровесников, с которыми так жестоко поступила природа, оборвав на каком-то этапе жизни естественный цикл нормального физического развития их человеческого организма. Под стук колёс, раздумывая, он смотрел то на них, то в окно на пробегавшие мимо домики придорожных населённых пунктов.

Вдали эти домики виделись маленькими, как игрушечные, а люди на их улочках казались такими же маленькими, как веселившиеся здесь в вагоне лилипуты. Да, именно такими же маленькими и такими же несчастными, как и эти обиженные судьбой наши сограждане.

Один населённый пункт сменялся другим, но везде, видимо, живут такие же лилипуты. Очень добрые и милые, но несчастные человечки. Потом посмотрел на лица своих здоровяков и увидел, что они тоже грустные. Затем – в бритвенное зеркало почему-то внимательно стал рассматривать своё лицо.

Но мысли его были уже о тех погибших, с которыми он, буквально, сутки назад здоровался за руки. Посмотрел опять на веселившихся лилипутов, не знавших тех, погибших. Не лилипутов, а богатырей, но не ростом, а широтой души, силой духа. Они, лилипуты, и не узнают, за что те погибли, как не узнают и те люди, что проживают в пробегавших за окном домиках.

Михаил продолжал глядеть вдаль за домиками на бескрайние просторы своего Отечества и думал о человечках, что населяют одну шестую часть суши нашей планеты, которые в один из периодов своего развития подверглись какому-то потустороннему зловещему воздействию.