Текст книги "События глазами очевидцев "

Автор книги: Вячеслав Тимашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Это была не милиция, но и не общие войска, так как были они не в общевойсковых, а в закрытых касках, бронежилетах и камуфляже, отличающемся от общевойскового. Автоматы у них были не те “поливалки” ближнего боя, что были у добровольцев из Белого дома, а настоящие армейские: с длинными стволами, с большими гасителями на конце и деревянными прикладами. Какое-то время Василий не без сожаления думал о защитниках “Белого”:

– Им бы такое оружие, хотя бы стволов сто, пару противотанковых ружей, пару противовоздушных – и никакая сила не сломит волю народа отстоять справедливость.

Но по мере того, как площадка заполнялась касками, мысли его все больше мрачнели. Он уже ясно представлял душевное состояние краснодонцев или других подпольщиков в подобной ситуации. Хотя сравнения в данном случае не могло быть: тут под камуфляжем обычные русские мальчишки. Женись он чуть раньше и останься на родине, в Воронеже, вполне реально среди этих чужих в мрачной мышиного цвета форме солдат с видом оккупантов был бы и его сын. А может и есть? “Пути Господни неисповедимы”...

Все идет к тому, что, может, вскоре его сын, которого через пару лет призовут в армию самостийной Украины, будет вынужден стрелять в детей его родного брата – офицера, который служит в Томске.

Идет медленная, но уверенная работа по стравливанию двух народов. Нет, даже не народов (это нас искусственно сделали сначала разными народами, а затем и разными государствами), а двух ветвей одного и того же народа, некогда шедшего под одним знаменем своего отца князя Игоря. Но история Руси повторится, как было много раз: народы соединятся в одно целое, и не важно даже, кто кого победит,– Россия Украину или наоборот. Жалко только, что опять, как в те века, это произойдет через кровь и страдания славян. Но, видимо, так построен мир – в крови и муках рождается истина.

Солдаты расселись внизу на ступеньках лестницы, положив, как какое-то обычное орудие труда, свое грозное боевое оружие себе на колени. Сначала молчали, затем стали разговаривать. Некоторые начаали кататься на лифте. Каждый раз, когда кабина лифта поднималась мимо Василия, он почему-то не исключал возможности быть замеченным из проплывавшей вверх кабины.

В его карманах оставались некоторые листовки из прессы Белого дома. В данный момент это предмет большого внимания со стороны ОМОНа, и он начал методично рвать их на мелкие кусочки.

Но и кусочки некуда было спрятать: и всякий раз, когда крыша кабины лифта приближалась к нему, понемногу бросал обрывки через сетку лифта на нее, опасаясь в то же время, что обрывки полетят вниз и их там заметят. Но все обошлось. Из всех листовок он оставил только маленький обрывок с телефоном, что дала “корреспондентка”.

Время от времени внизу хлопали двери, и подъезд пополнялся еще двумя-тремя солдатами. Первый пролет лестницы был заполнен, и двое уже уселись на втором в каких-то 3-4 метрах ниже от него, за кабиной лифта. Неприятное ощущение не покидало Василия, хотя и было ясно, что лампочка внизу только усиливала сумрак его укрытия, и его не было видно.

Из разговора солдат понял, что до “съема” им еще больше часа. Значит, сведения о смене основных постов на рассвете подтверждались полностью, нужно только выждать, когда они уйдут и, воспользоваться моментом. Мысли его опять вернулись к прошлому ночному видению. Он думал только о том, что обязан прорваться, и прорвётся обязательно.

Вспоминая свои ночные злоключения, он радовался, что не простудился и не заболел. Но видимо, экстремальные условия вызывают в организме человека какие-то защитные свойства, заложенные ему еще с древних времен дикого образа жизни человечества.

И хотя из-за промокшей обуви весь он тогда промерз насквозь, у него совсем не было насморка; его настоящее положение, исключающее всякое чиханье и кашель как смертельно опасное явление, по-видимому, работало на полное подавление организмом этих признаков болезни.

Правда, или все это сопровождалось бурной внутренней реакцией организма, или он просто что-то простудил из своих внутренних органов, но сам ощущал, что у него изо рта прет перегаром еще хуже, чем после великого похмелья. И в это время он, как никогда, мечтал о зубной пасте “Поморин”.

Как Василий понял, Солдаты не задумывались над ситуацией политического момента истории нашего многострадального государства и тянули свой срок обыденной солдатской жизни.

Как бы в подтверждение его наблюдений, здоровый боец, очевидно, “дед” с правами командира, по-своему стал подвергать наказанию провинившегося “салагу”: молодой боец снимал и надевал каску, стоявший рядом “дед” методично отсчитывал количество этого “тренажа”.

Василия почему-то вдруг удивило не обращение с молодым (это было в войсках всегда), но сам вид наказания. У них, в карантине, помнится, когда дембеля “зверствовали”, приходилось всем взводом, в качестве вечернего моциона, принимать многократный сон-тренаж. Что касается упражнений с касками, то, видимо, это монополия определенного рода войск: у них в авиации, собственно, и касок-то не было.

Затем, “дед” оставил солдата и начал кататься в лифте. Из наблюдений Василий понял, что здесь, кроме обученных старослужащих, есть большая часть “желторотых”, и, будь с ним те парни, которые остались в “Доме”, – человека три с их десантными “игрушками”, они легко бы разоружили всех.

Но обстоятельства были прямо противоположные, и он с тревогой наблюдал, как тот же дембель, накатавшись, поднимался к нему на площадку. Василий присел в углу, тот прошел в метре от него к окну. Долго всматривался на улицу, затем повернулся, его взгляд пробежал по площадке, включая угол с Василием.

Но его долгий просмотр на улицу с ночными фонарями, а потом беглый взгляд в темный угол, пусть и рядом, не дал возможности рассмотреть в темном комочке сидящего человека. Он прошел сначала вверх по лестнице, затем пошел назад вниз.

Василий с облегчением вздохнул. Сам факт, что его не заметили, опять напомнил ему ночное видение, и он с радостью слушал, как солдаты докладывали по рации о готовности к “снятию”.

В окна пробивался рассвет. Солдаты суетились внизу, сознавая, что очередной наряд позади. Василий также радовался вместе с ними, что все так хорошо получилось, поглядывая на них сверху вниз.

Но тот солдат, наверно, от безделья, а может, общество молодых его не удовлетворяло, начал медленно подниматься снова вверх. Василий присел опять в углу, но сейчас уже было намного светлее, и по мере того, как шаги его приближались, Васины мысли становились все мрачнее.

Зайдя за угол шахты лифта, он сразу уперся взглядом в него, от удивления взмахнул руками и как-то икнул, видимо, желая что-то сказать, но не подобрал слов и продолжал таращить глаза, ничего не понимая.

Василий медленно поднимался. Хотя его внутреннее состояние было, по правде говоря, далеко не лучшим, чем у этого солдата, но его вид не мог не вызвать улыбку на Васином лице. И он довольно дружелюбно промолвил:

– С добрым утром! Солдат опять взмахнул руками, одновременно икнув в ответ, и стал спускаться по ступенькам.

– Там шпион! – объявил он, спускаясь. Солдаты приняли это за розыгрыш и начали в ответ отшучиваться. Каково же было их удивление, когда он “нарисовался” собственной персоной, заранее предупреждая всех:

– “Я не вор, я не шпион”... Но солдаты ответили, что им “чисто до лампочки”, шпион он или нет. А на Васино предложение, в подтверждение этих слов, обыскать его, сказали, что у них автоматы и он для них опасности не представляет.

Тот солдат удивлённо спрашивал:

– Откуда ты взялся? Я десять минут назад проверял – никого не было.

Это обстоятельство очень увеличивало Васины шансы:

– Вон из той квартиры, от подруги вышел. Вижу, вы тут сидите, думаю, дай лучше пережду, когда уйдете: так будет лучше для всех.

Его объяснение развеселило и расположило солдат к нему. Эта одиссея к подруге, как он понял, их интересовала больше чем история всех сорока лет его жизни вместе взятых.

Они, дружелюбно улыбаясь, начали расспрашивать:

– Ну, как подруга?

Василий понял настроение солдат и не скупился в красноречии, рассказывая о визите к гостеприимной москвичке. Один солдат поднялся к нему близко и объявил всем, что от него несет, как из пивной бочки. Потом спросил, много ли тот выпил. Это обстоятельство удваивало его алиби. Он сразу вошел в роль, сделав на лице улыбку, как у того вчерашнего артиста-Миронова, при этом, здорово покачиваясь, “начал оправдываться”, что выпил совсем “мало-мало”... Солдаты вообще были все в восторге!

Василь, глядя на них, развеселился ещё больше чем они. Но при вопросе, куда он сейчас пойдёт, он, учитывая, что не москвич, назвал вокзал, потом ещё больше запутался в своих объяснениях. Солдаты поняли, что он что-то “заливает”, и совсем разочаровались в нем.

Обыскали. Спросили, за кого тот:

– за Ельцина или за Хасбулатова. Он ответил, что против обоих. Потом они сообщили кому-то про него по рации и стали ждать. Василию другого тоже ничего не оставалось. Ожидая, он стал спрашивать у солдат:

– Мужики, неужели будете штурмовать Белый дом, и стрелять в людей? – А куда же мы денемся? Ведь мы солдаты, нам все равно, прикажут – и будем, – отвечали вразнобой они.

– К сожалению, это так, – уныло думал он.

Вскоре появился тот, кого они вызывали, видимо, их командир. Он повернулся к Васе спиной, натянул на лицо темную маску, затем подошел к нему, обыскал и начал задавать вопросы, внимательно рассматривая его документы. Даже через прорез черной маски по глазам было видно, что это тоже молодой человек, лет двадцати пяти.

Он отдал Василию документы и все вместе вышли на улицу, где подошли к посту милиции. Милиция, видимо, тоже заканчивала свой наряд. Старший поста указал солдатам на их транспорт. Один из солдат спросил у него:

– Что делать вот с этим? Указывая пальцем на Василия. Но заканчивалось время наряда, а тут лишние хлопоты за счет своего личного времени. Кто служил, тот понимает ситуацию... Поэтому ответ старшего был неординарен:

– Дать пинка – и пусть катит!

– Ну-ну, – не соглашаясь с такой постановкой вопроса, протянул Василий, искоса поглядывая на кирзовые ботинки солдат. Потом подошел вплотную к посту. Милиционеры отвернулись от него, как будто его и не было. Солдаты, спеша, заполняли машину.

Он попрощался с ними, подняв руку, и пошел назад, но свернул в первый же переулок налево и долго шел по полупустынной улице. Потом свернул опять налево и шел уже по параллельной улице в направлении “Белого”. Рассвет только начинался, и он не встречал пока никаких патрулей, но, опасаясь встретить машину со знакомыми солдатами, перелез через забор какого-то административного здания, затем опять шел по улице, потом через дворы других зданий.

Благополучный исход его подъездного пребывания воодушевил Василия, и мысль о том ночном видении торопила к цели.

Когда на улице появлялась милицейская машина, он прятался в подъездах и дворах. Многие посты были без постовых, и только угли костров говорили об их существовании. Обходя действующие посты, он медленно, но уверенно шел к цели. В некоторых дворах встречал утренних пешеходов из местных жителей и спрашивал, как лучше пройти к “Белому”. Ему охотно рассказывали.

Вскоре сердце его забилось часто и радостно: как-то сразу в утреннем рассвете перед его взором ясно открылось здание дворца Дома Советов!

Здание, казалось, было совсем близко. Опять вспомнилось ночное видение.

– Я прорвусь в этот дом обязательно!

Сердце билось часто-часто; хотелось лететь к зданию, бежать со всех ног! Угомонив свои эмоции, он собрался с мыслями и медленно, внимательно анализируя свой дальнейший путь, стал опять пробираться к цели. Помимо постов этой стороны, он ясно видел костры и посты защитников “Дома”. Они были близко! Очень близко! И “сгореть” перед самым входом? Так обидно!

На пути неширокая улица, но на ней броневики и много военных вокруг костров.

Что делать? Идёт вверх вдоль них, по пешеходной дорожке. Слева тоже костры только, что оставленных постов.

Впереди военные уже на его пути, сбоку броневик, перед ним костер и тоже военные.

Через улицу огороженный высоким забором из металлических решеток участок какой-то организации, что-то вроде ПМК, там во дворе человек, видимо, сторож.

Сзади броневика быстро переходит улицу, на военных не смотрит и старается держаться по-деловому.

Как ни в чем не бывало Василий, подходит к калитке, негромко подзывает к себе сторожа. Тот неспеша подходит.

– Земляк, мне край надо в “Белый”, – говорит ему.

Тот делает озабоченное лицо и отвечает как бы с большой неохотой, что он еще сутки назад брал за проход по тысяче.

– А сейчас, – говорит, – ты же сам понимаешь, все усложнилось, не меньше трех.

У Васи остались последние две тысячи русских денег, остальные-карбованцы. Удивляясь самому себе, он начинает торговаться с тем за одну тысячу, убеждая его, что больше нет. Парень делает недовольный вид, долго думает потом говорит:

– Для Вас, как исключение, за полцены.

Открывает замок калитки – и Василий уже отгорожен от военных на улице высоким забором! Облегченно вздыхает, переводит дух. – Значит, видение было не зря, победа будет за нами!! Рассчитывается с парнем, тот подводит его к противоположному каменному забору.

– За забором через свалку – двор “Белого”, – говорит он. Васино сердце наполнилось радостью. Он перелез через забор, попал на большой пустырь.

Преодолевая препятствия из строительного мусора, быстро бежит, затем перемахивает через другой забор – “но, черт побери!”– это не двор Дома Советов, и здесь опять догорающие костры постов, и, если бы не это время, он попал бы прямо в объятия милиции.

Первое желание – вернуться и надавать тому сторожу. Но надо спешить. И вот он, судя по множеству спортивных снарядов, во дворе какого-то спортивного комплекса. Здесь уже ясно: забор “Белого” справа, совсем близко.

До него надо пройти сначала прямо метров пятьдесят, потом по ступенькам вниз к забору – тоже метров пятьдесят.

Но на таком же расстоянии к этой развилке, вниз по ступенькам, идет милиционер. Он хорошо видел, как Василь перемахнул через забор.

Думать некогда. Василий быстрым, но уверенным шагом идёт к этой развилке, не глядя на милиционера. Милиционер высокого роста, стройного офицерского телосложения, как ни странно, не в бронежилете и не в каске, а в осеннем плаще и фуражке. Замедлив шаг, он продолжает спускаться к пересечению их путей.

Кто знает, что думал в этот момент тот человек в милицейской форме, глядя на человека решительного вида, быстро идущего ему на пересечение?

Или он, как и многие, с симпатией относился к сторонникам Дома Советов, или его смутило уверенное движение человека с руками в карманах кожаной куртки (а пулю в живот никто не хочет).

Василий метрах в двадцати от него уже повернулся к нему спиной и быстро удалялся вниз к забору, ощущая всей спиной остроту его взгляда.

Так же быстро вскочил на забор, создав некоторый переполох среди дежуривших защитников “Белого”, и свалился в их объятия.

Глава IX

Первое, что пронеслось в его мыслях, – это ночное видение. – Оно, конечно, было неспроста, видение вещее, ведь кто-то помогал ему в эту ночь пройти столько препятствий. Никогда в жизни ему так не везло, как в эту ночь. Значит, победа будет за нами! Значит, справедливость восторжествует! Ура! Ура! Ура!..

Итак, он уже у своих, радости его нет предела. Но его появление, как он уже понял, было очень неожиданным и, к Васиному неудовольствию, его не провожают, а конвоируют, хотя и невооруженные молодые люди. – Ну, наверное, и правильно.

Заходят все вместе в спортзал, затем в убежище ГО. Оно все было забито спящими на полу защитниками. Глядя на них, Василий вспомнил, что три ночи на ногах, и мысль о предстоящем сне отодвинула все остальное.

Переступая через спящих, они прошли в одну из комнат. Там долго рассматривали его документы, удивляясь, что он прошел через кордоны. Человек в гражданском, средних лет, сказал:

– Вчера прорвался один человек, и вот за эту ночь только вы смогли.

Его продолжали допрашивать, но он уже думал только об отдыхе. Василий сказал, что он из личной охраны Макашова и что был на спецзадании.

Мужчина неожиданно спросил, как звать Макашова. Этот вопрос для Васи был неожиданным, и он неуверенно ответил:

– Альберт Петрович.

На него недоверчиво посмотрели, и тот же мужчина возразил:

– Что-то вы своего личного начальника звать не знаете как?

Василий смутился, потом в замешательстве сказал:

– Альберт Михайлович. Я просто устал и в голове все кругом идет, а на проходной в списке-пропуске есть моя фамилия, если еще пропуска не поменяли.

Его провели к проходной. Список, хотя и просроченный по времени, еще не был уничтожен. Сопровождающие пожали ему руку, и он с радостью побежал наверх к своим.

Но на третьем этаже его “тормознули” дневальные с автоматами, сказав, что посторонним туда нельзя. Василий сказал, что он из охраны Макашова и что ему его надо найти. Дневальные сообщили, что кабинет заместителя министра обороны на этом этаже. И он радостно подумал – уже дома!

Его завели в холл, где сидел у входа дежурный с автоматом – его старый знакомый Баркашовец, тот лысоватый. Рядом сидел сержант из числа Васиных бойцов. Оба с удивлением смотрели на него.

– Откуда это вдруг? – спросил дежурный. – Ведь после того тебя наладили отсюда…

Его слова огорчили Василия, но он, не подавая вида, ответил ему:

– Меня никто вовсе отсюда не “налаживал”.

– А что же Борода говорил тогда в спортзале, что вы уходите совсем? – продолжал он.

– Не знаю, кто что говорил, но мы были на спецзадании,– отвечал Василий.

– Знаю это спецзадание – смылся домой, наелся, напился, выспался с женой в самые решающие ночи, а теперь понял, что мы выстояли, прибежал назад,– констатировал дежурный.

Василий понимал: “дубов” везде хватает, и не стал бы перед ним оправдываться, но с ним был его солдат, который благодаря этому, так же думал про Василия, и потому продолжал:

– А ты знаешь, что за всю эту ночь никто сюда не мог пройти. И только я один это смог сделать!

– А как же ты сумел? – смутившись, спросил тот.

– Уметь надо! – не без гордости, сказал Василь.

– А-а, ну, все понятно, – значительно, с иронией в голосе, протянул он.

Василию стало обидно за себя, за то, что он, как провинившийся школьник, оправдывается непонятно перед кем.

– Где наши? – спросил он у сержанта.

– Кто именно? – переспросил тот.

– Хотя бы Женя.

– Где-то в наряде, остальные спят, – ответил он.

Васе ужасно хотелось, несмотря на эту рань, увидеть кого-нибудь из ставших уже родными лиц его товарищей по оружию. Он рванулся в дверь – но дежурный, преградив ему вход, решительно сказав:

– Кто ты такой, чтобы я тебя пускал?

Василий в амбицию. В ответ тот направил на него автомат, передернул затвор и пригрозил:

– Отойди на пять шагов, иначе сейчас прошью!

– «Страна нуждается в героях...» – съязвил ему в ответ Василий и, отойдя, сел на стоящую поодаль скамью.

Его опять охватило уныние, но потом, совладав с чувствами, стал с удовольствием думать, что все худшее позади и видение его было все-таки вещее: он прошел, как и загадывал, и принес с собой победу. Не стоит спорить со всякими и обращать внимание на эти мелочи.

Ему опять стало весело и смешно за себя, за свое примитивное поведение. Он перестал думать обо всем плохом, предвкушая встречу с его боевыми приятелями на этом коротком, как миг, но как никогда ответственном промежутке своей жизни.

Василий совсем расслабился и тут опять вспомнил, что уже три ночи, не считая электрички, не спал. Теперь, уже не без удовольствия, думал, как приляжет часов на пять, а может, и на все семь.

Будет здорово, если можно спокойно лечь и оставить на это время весь мир с его заботами, а самому беззаботно, ни о чём, не думая, отдаться во власть сладостного мира сна. А что в этом мире милее сна?

Он сидел на скамейке и был в это время по-своему счастлив: вот напротив него дежурит тот ... и пусть несет службу, а он с громадным удовольствием заляжет спать ему назло.

Его мысли прервал шум шагов из противоположного коридора. В дверях показался Макашов в своем боевом черном берете со звездой Союза офицеров. Его сопровождал Борода с автоматом через плечо.

– Ура, значит, и Борода прорвался, видно, про него мне говорили сегодня, молодец! – подумал он.

– Я вас приветствую, товарищ генерал-полковник! – радостно отчеканил Василий, вставая и протягивая ему руку. Генерал, с удивлением рассматривая его, явно без энтузиазма протянул ему свою. Тот подумал, что проявил беспардонство в обращении к заместителю министра обороны, сконфузился. Получилась некоторая молчаливая пауза. Но взгляд его с Макашова упал на стоящего сзади Бороду, радость опять заполнила его, и он, протягивая ему руку, с неменьшей радостью отчитал того:

– Борода, куда ты пропал на вокзале?

В ответ он так же чуждо, как и Макашов, протягивая ему руку, строго отчеканил:

– Это вы куда пропали? Я весь вокзал обыскал, вас не было! Его слова для него были так неожиданны, что Василий первое время не знал, что сказать, только растерянно смотрел на него. – Как мы пропали? Мы стояли на том же месте у платформы еще полдня, – упавшим голосом как бы оправдывался Василь.

– Не знаю, я тоже почти полдня был там, – отвечал Борода. Альберт Михайлович все время стоял, молча, слушая их разговор, затем повернулся и зашагал в проходную дверь. Василий некоторое время стоял в растерянности, но, видя, что Борода тоже уходит, рванул вместе с ним, вслед за генералом, мимо дежурного, пока тот соображал, пропускать сейчас его или нет.

Он прошел по коридору, затем через просторный холл и остановился у дверей кабинета Макашова. Так как к нему уже вошло несколько человек и несколько осталось у дверей ожидать своей очереди, он тоже стал ждать.

Уже стоя здесь и собравшись с мыслями, подумал, что зря сюда пришел и зря стоит. С Альбертом Михайловичем, непременно, надо объясниться по-хорошему. Но, прежде всего надо найти Женю, потом выспаться, а после все станет на свое место.

Конечно, за такие дела Бороде в другое время и по ушам не мешало бы надавать. Но сейчас и Борода, и тот Баркашовец в этой непредсказуемой обстановке являются, по большому счету, его братьями по оружию и кто знает, как сложится судьба, может, лягут в одну братскую могилу.

Видимо Борода очень продрог тогда на вокзале, а может, просто очень захотелось рвануть домой, проведать родных. В общем, Бог ему судья.

Из кабинета Макашова вышел Дунаев и направился к себе, но у генерала еще было много посетителей. Василий стал прохаживаться перед дверями кабинета.

В холле было достаточно много народа. Но это не помешало ему в другом конце увидеть своего старого знакомого, того подполковника. Он сидел за канцелярским столом, на плече у него висел автомат. Василий заметил, что он, переговариваясь с другими, время от времени поглядывал на него. Потом, громко сказал:

– Что-то здесь слишком много народа. Так, лишние, за дверь! – и показал на него пальцем.

– А почему это вдруг лишние? – возразил Василий.

– А я сказал – лишние, за дверь! – настойчиво повторил подполковник.

Потом спросил:

– Что вы тут делаете?

– Своих ищу.

– Кого своих? В каком вы подразделении?– продолжал допрашивать он.

– В личной охране Макашова, – отвечал Василий.

– Слишком до хрена охранников развелось, – фыркнул подполковник.

– Нечего делать! За дверь! Товарищ солдат, проводите его, – приказал он, обращаясь к стоящему на дверях дневальному – одному из Васиных бойцов. Солдат подошел к Василию, и он вынужден был оказаться опять в первом холле, перед лестничной площадкой.

Дежурный стал его «подначивать»:

– Что, самолеты уже взлетают, и танки идут окружать “Дом”? Солдат рядом с ним радостно смеялся, глядя на Василия.

– Ничего смешного, – оправдывался тот. – В Чили были и самолеты, и танки; и здесь можно ожидать.

– Да нет, дорогой, – продолжал дежурный, – Белый дом уже защищен плотным кольцом народа, ничего здесь не будет, на народ никто не пойдет. И штурма не будет. Время ушло.

Василий, собственно, не возражал против этих аргументов.– Время ушло, значит, выстояли, ну и (как говорили наши предки) слава тебе, Господи! Все решилось цивилизованным путем, справедливость закона восторжествовала.

Он опять стал просить солдата, чтобы тот нашел ему кого-нибудь из своих. Солдат ушел, и через некоторое время вернулся с самим Макашовым.

Появление генерала смутило Василия: он солдата посылал вовсе не за ним и не знал, что ему сказать. Но Альберт Михайлович подошел сам к нему, не дожидаясь вопроса, сказал:

– А вы у меня в охране никогда и не были, кто вам сказал, что вы у меня в охране?

Это был не столько вопрос, сколько ответ на все Васины вопросы. И не будь его полусонное состояние, он бы отреагировал однозначно:

– Все ясно, вопросов нет! – и другого ответа быть не могло. Он же, прервав мечты о семи часах сна, самопроизвольно, неожиданно для самого себя выпалил:

– Как не был? А где же я был?

Этот вопрос, видимо, озадачил и самого генерала. Он задумался, потом сказал:

– Ладно, придет капитан третьего ранга Штукатуров, тогда разберемся, – и ушел назад.

– Вот так оно будет лучше, – с удовлетворением подумал Василий. – А то полощете все утро мне мозги, начиная от рядового и до генерала, но никто не спросит, что я ел и где я спал.

А спать хотелось уже через все его возможности сопротивляться этому естественному желанию. Он сидел и через каждую минуту вздрагивал, ловя себя на том, что сваливается со скамейки.

Но вот в коридоре послышались шаги, и в дверях показался... ну, конечно же, он – Женя. Он шел с автоматом за плечами в сопровождении двух их солдат.

– Штукатуров! Вольно! – вставая, радостно отчеканил ему Василий. Тот остановился от удивления, затем его и так круглое лицо стало совсем, как шар, расплывшись в улыбке.

– Ты прорвался? – спросил он.

– Ко-неч-но, – как будто другого и быть не могло, ответил тот. Они по-мужски обменялись рукопожатиями, и пошли опять внутрь здания.

– Спать хочешь? – опять спросил он.

– Не то слово – хочешь, – ответил Василь, – но я понял, что меня успели исключить из списка личного состава.

– Кто тебе сказал? – удивленно спросил Женя.

– Да все подряд, кому не лень, включая Макашова.

– Не верь никому, как ты у нас был, так и есть, – сказал он.

Евгений завел его в кабинет (из ребят там были, только, киевляне: Олег и Николай), По номеру, Василий узнал у них свой автомат. Затем Женя показал на раскладушку с матрасом, стоящую в углу, и сказал:

– Чтобы до обеда был как огурчик!

Эта раскладушка для Василия была вроде какого-то великого приза, к которому он шел трое суток. Автомат ушел на второй план. – Ладно, с автоматом потом разберемся, после сна, – думал он. И в то же время залечь в спячку куда лучше, когда все решено, все ясно без вопросов.

Женя как бы тоже понял его мысли и сказал:

– Ложись, все вопросы потом.

Он уже сделал, было, шаг к заветной раскладушке, но, подумав еще, сказал:

– Да нет, надо бы с Макашовым расставить все точки над i.

– Хорошо, – решил Женя. – Пойдем прямо сейчас.

Они пришли опять в тот же холл, Женя зашел к генералу, Василий стал ждать. Но время шло. Тот почему-то долго не выходил. И он стал прохаживаться, чем опять впал в немилость к тому же подполковнику.

Неизвестно, чем бы закончилось на этот раз их “собеседование”, но тут вмешался мужчина из охраны Ачалова, который высказывал Василю свое сожаление по поводу ночного инцидента. И его участие разрядило конфликт.

После его позвали. За столом сидели Макашов, Женя и еще, какой-то незнакомый. Ему предложили посидеть здесь же, продолжая решать что-то текущее. Василий сначала слушал их, затем начал опять “клевать” носом. Разговор от него отдалялся, он, постоянно встряхивая головой, жалел, что не остался отдохнуть до разговора. Перед его глазами маячила, как “призрак голубой мечты”, та раскладушка...

Потом, как бы издали, услышал голос Альберта Михайловича:

– Ну что, расскажите, где вы были и что делали эти трое суток? – Где был?.. – начал он. – Мы, со Славиком Бородой поступили в распоряжение подполковника – Саши, фамилии не знаю. Все трое приехали на вокзал.

– На какой вокзал? – спросил Макашов.

– На какой? – переспросил Василий. – На Казанский. Или нет, на Ярославский, – неуверенно сказал он.

Собственно, он совсем не ожидал такого вопроса, да и не старался вовсе запоминать, на каком из вокзалов они были вначале, на каком – потом. Для него, как иногороднего жителя, они были на одно лицо.

Он запнулся, получилась неприятная пауза, и опять пожалел, что не остался выспаться перед этими объяснениями.

– Ладно, при чем здесь вокзалы? Скорее бы закончить это собеседование – и спать, спать, спать... – думал он.

– В общем, я не помню названий, на каких были вокзалах, я не местный. Но были, сначала, на одном, затем, на другом, встречали курсантов, но их, так и не дождались. Потом, Славик Борода потерялся. Мы с Сашей возвратились, но все было перекрыто, а вечером попали в большую потасовку с ОМОНом, и Саню я потерял. Где он сейчас – не знаю. Только на вторую ночь я пробрался назад, причем за всю ночь только я один смог пройти сюда!

– Это я знаю, – подтвердил генерал и сделал паузу, внимательно рассматривая Васино удостоверение офицера.

Василий, уже почти ни о чем не думал, кроме предстоящего отдыха. Саня тоже когда-то все же прорвется. Он отчитается за порученное ему дело и за них обоих. Зачем ему не свои заботы? – решил Василий.

– Так, – протянул Макашов...

– Значит, Бороду вы на вокзале потеряли, потом подполковника тоже потеряли... Прескверно вы выполнили задание, товарищ капитан-инженер запаса. Прошли ночью сюда? Как это? Разберемся. Но время прошло, и ваше оружие передано другому, да и дело даже не в этом. У меня просто нет штатной единицы для вас здесь. Поэтому я предлагаю вам отбыть в подразделение.

Василь, сначала ещё продолжая больше думать о раскладушке, не воспринимал речь генерал-полковника, до невозможности сонными глазами озирая то Макашова, то Женю, то третьего. Но потом сон вмиг слетел с него.

– Он же мне не верит... Мне не верят!.. – с ужасом подумал он. Ища поддержки, он впился взглядом в Женю. Тот, конечно, поддерживал его, но эта несвязная речь, похожая больше на детский лепет, чем на рапорт боевого офицера, смутила Евгения, и он сидел сконфуженный так же, как и Василий. Василь весь напрягся, съежился и некоторое время думал, что же ему сказать такое в свое оправдание, но сказать было нечего. И ему стало все безразлично, он расслабился и равнодушно продолжал слушать речь заместителя министра обороны.