Текст книги "Герои и антигерои Отечества (Сборник)"

Автор книги: Вячеслав Забродин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

В 20-е годы Ермаков служит милицейским начальником в разных городах, а с 1927 года становится одним из руководителей мест заключения Уральской области – закономерная карьера легендарного боевика-террориста. Рассказывает, что в начале тридцатых годов он лично казнил наиболее важных лиц, приговоренных к расстрелу. Тогда было арестовано более двух тысяч руководителей области, из них примерно треть – расстреляны. Как не помочь в любимом деле!

К концу 30-х годов распоряжением свыше ему запретили выступать с рассказами о своих «подвигах». Родственники вспоминают, что где-то перед самой войной постучались люди Берии: взяли Ермакова под руки, посадили на самолет, привезли в столицу, разместили в гостинице «Москва». Не разрешили выходить, и три дня он писал воспоминания о расстреле царской семьи. Вернулся из Москвы радостным, так как не чаял остаться живым. Нравы своих соратников знал. Но язык с тех пор прикусил. Хотя, по свидетельству очевидцев, во время войны, бывало, выступал с рассказами в некоторых военных частях. Умер Ермаков в 1952 году, похоронен с почестями возле памятника Героям гражданской войны, именем его названа улица Свердловска.

О Никулине (1894 г.р.) – подручном Юровского – узнать удалось мало. Известно, что посылала его ЧК на задание в качестве сексота в Академию Генерального штаба, которая в 1918 году находилась в эвакуации в Екатеринбурге. Никулин исправно сообщал в ЧК обо всех делах. Добросовестно участвовал в расстрелах. Этим, видимо, и заслужил благоволение Юровского, умирая, тот сделал его своим доверенным лицом. В архиве я видел фотографию оба с женами на берегу моря, на курорте (дружили семьями). В 20-е годы Никулин работал начальником Московского уголовного розыска, а позднее – в коммунальном хозяйстве столицы. После войны выбирался в депутаты местного Совета. В 60-е годы записал на магнитофонную пленку воспоминания.

Активными организаторами и участниками убийства были чекисты Сахаров, Горин, Радзинский, Павлушин, начальник милиции Екатеринбурга Петров Алексей Николаевич (1886–1962). Последний, по словам родственников, сам рассказывал о своем участии в убийстве царской семьи. Вообще «жестокий был. В Вятке попов в проруби топил ночью», состоял в ВКП(б) с 1905 по 1924 год. Выбыл по собственному желанию.

Теперь иностранные наемные убийцы. Их семеро: Андреас Вергази, Ласло Горват, Виктор Гринфельд, Имре Надь, Эмил Фекете, Анзелм Фишер, Изидор Эдельштейн…

Иностранные наемники старательно отрабатывают свой паек. А после убийства, вспоминают свидетели, первыми принимаются грабить трупы.

Кроме основных участников убийства существовало еще несколько десятков подручных из караульной команды, возглавляемой Павлом Спиридоновичем Медведевым:

Стрекотин Андрей Андреевич (1891–1918), Летамин Михаил Иванович (ум. 1918), Попов Николай Иванович (р. 1894), Талапов Иван Семенович (1900 1920), Старков Иван Андреевич (ум. 1918), Зайцев (ум. 1918 / 1919), Чуркин Алексей Иванович (1897–1919?), Садчиков Николай Степанович (р. 1897), Добрынин Константин Степанович (1896–1920), Орлов Александр (1899–1932), Проскуряков Филипп (р. 1900), Подкорытов Николай (р. 1899), Черепанов-Старков Андрей Семенович (инвалид), Сабуров Александр Федорович (р. 1901), Турыгин Семен Михайлович (р. 1899), Сафронов Вениамин Яковлевич, Котегов Иван Павлович, Емельянов Федор (р. 1898), Стрекотин Александр Андреевич (р. 1897), Якимов Анатолий, Нетребин Виктор Никифорович (р. 1900), Клещеев Иван Николаевич (р. 1897).

Расскажем немного о последнем. Иван Николаевич Клещеев родился в 1897 году, учился плохо, был исключен из училища, с детства воровал, перед Февральской революцией ушел из дома под предлогом поиска работы, жил среди босяков. В конце 1917 года он уже числится в красногвардейцах по отобранию и реквизиции имущества у частных владельцев. В феврале 1918 года со своими товарищами ночью врывается в дом к своему бывшему хозяину фабрики и, размахивая револьвером, требует денег и имущества. С апреля 1918 года Клещеев служит охранником Дома особого назначения, приезжая на побывку домой, привозит разные ценные мелкие вещи, украденные у царской семьи. Напившись ходил по заводу и бахвалился среди рабочих фабрики, что женится на одной из дочерей Николая II и что если она не пойдет за него добровольно, то он силою возьмет ее. После убийства царской семьи Клещеев служил в охране интендантских складов, украл сукно и при попытке его продать попался, судили, послали на принудработы.

Большая часть охранников были выходцами из города Сысерти. Я долго задавал себе вопрос: почему именно из Сысерти?

Приехал в этот город, бродил по нему, разговаривал с жителями, копался в фондах музея. Рабочие до 1917 года жили здесь зажиточно, лучше, чем сейчас. Зарабатывали хорошо, имели справные хозяйства. Каждый рабочий двор все равно что крепость. В Центральной России такого не было. Задаю вопрос: почему все-таки сысертцы были в подручных у царских убийц? Мнутся старики, молчат, некоторым вопрос не по душе, отвечать не хотят, некоторым, вижу, совестно. «Деньгу у нас здесь здорово рабочие любили, да и в церковь редко ходили. Когда революция началась, управляющего заводом Мокроносова в Екатеринбург увезли и там расстреляли. А главное даже не в этом, – сказал мне один старичок. – А так понимаю, что их кровью повязали. Когда добровольцев скликали казнить царя, всякие блага обещали. 400 рублей в месяц, паек хороший. Но вначале никто не шел. И тогда партейные другой разговор повели. Вспомнили нашим мужикам из отряда, особенно кто поактивнее был, как они ходили крестьян подавлять, которые были с советской властью не согласны, много человек поубивали. Вот, говорили они, если вернется старая власть, придется и нам, и вам всем отвечать за эти дела, спросят: кто убивал?»

Кровью повязали – не здесь ли ответ на многие вопросы? Откровенно в этом признается Троцкий в своих дневниках. Убийство царской семьи, по его мнению, было необходимо, «чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что впереди полная победа или полная гибель».

Галерея убийц семьи, начавшаяся в Екатеринбурге, неизбежно выводила к Москве.

Ограбление

Сразу же после убийства царской семьи (трупы еще лежали теплые) начался грабеж.

Стрекотин отмечает:

«При выносе трупов, некоторые из наших товарищей по команде стали снимать находящиеся при трупах разные вещи, как-то: часы, кольца, браслеты, портсигары и другие вещи… Юровский… предложил нам добровольно сдать… вещи. Кто сдал полностью, кто часть, а кто и совсем ничего не отдал».

С рассветом команда начинает рыться в вещах убитых. Кто-то глумится, зачитывая фразы из царского дневника, кто-то копается в женском белье, давая похабные комментарии, кто-то со смехом демонстрирует интимные принадлежности жертв. Приказ дан – искать ценности.

Нетребин В. Н. пишет:

«Один из товарищей, просматривая нательное белье, предназначавшееся для стирки и принадлежавшее бывшим княжнам, со смехом тряс таковое. В белье он нашел пояс из черного бархата. Этот пояс был обшит пуговицами, тоже из черного бархата, но имеющий в середине что-то твердое, наподобие дерева. Пояс, очень похожий на кучерский. „Что это, Николай в кучера готовился, что ли, ребята“, – сказал товарищ, нашедший пояс, и решил его подвергнуть той же участи, что и иконы. (Иконы они сваливали в общую кучу, предварительно разбив об пол. – О. П.) „Кидай вон на Николу Святителя“, – предложил кто-то из ребят, указывая на вблизи валявшуюся икону Николая Святителя большого размера. Пусть, мол, он подпоясывается, продолжал смеяться тот же товарищ. Пояс полетел. Через некоторое время товарищ, кинувший пояс, снова поднял его и разорвал на одной из пуговиц бархат. Вместо мнимого дерева оттуда блистал бриллиант…»

Долго рылись в десятках сундуков царской семьи, лежащих в кладовой.

«У каждого члена семьи была отдельная связка ключей и свой порядковый номер на таковых. Полный таз подходящей величины был наложен ключами. В сундуках мы не встретили ценностей…»

После такого погрома и перетряски вещей:

«…комната была сплошь покрыта солидным слоем, самый большой процент которого составляли иконы, флаконы, пустые и заполненные многочисленными сортами духов и одеколона, карточками и портретами…»

Из имущества царской семьи команде выделены различные вещи, папиросы, сигареты и др.

Награбленное не поддавалось учету. Начальник караула Медведев украл, видимо, больше всех, но обнаружить удалось только небольшую часть – деньги, серебряные кольца, разные ценные безделушки. Его «боец» Летемин украл около ста вещей, дневник царевича Алексея и собаку…

Все столы в комнате Юровского были завалены грудами золотых и серебряных вещей. Постоянно в этой комнате вертелся Медведев.

Юровский и Медведев подавали пример во всем. На встрече со старыми большевиками в 1934 году (стенограмма хранится в Свердловском партархиве) Юровский рассказывал, как после убийства царской семьи они, чтобы развлечься, надевали военные мундиры царя и весело маршировали. «Свой» мундир Юровский отдал сторожу. Много вещей и одежды было роздано родственникам подручных убийства, что было обнаружено следственной комиссией Соколова.

Шая Голощекин по дороге в Москву раздавал вещи, принадлежащие царской семье. Так, некоей Голубевой, служившей казначейшей при исполкоме, Голощекин подарил пуховую подушку царицы и женские ботинки на пуговицах очень хорошей мягкой кожи. Член Уралсовета Дидковский подарил своей любовнице сапожки, принадлежавшие одной из великих княжен. Один из руководителей Уралчека Валентин Аркадьевич Сахаров получил золотое кольцо с бирюзой, снятое с руки великой княжны Анастасии Николаевны.

После ухода команды Юровского в Ипатьевском доме не осталось ничего ценного, ни одной вещи из носимого белья, одежды, платьев, обуви и верхней одежды. В Москву было вывезено, кроме золота и бриллиантов, три вагона вещей царской семьи.

Царские ямы

В 1918 году место, куда убийцы везли тела царской семьи, представляло страшную глухомань. От переезда железнодорожной линии по густому, заросшему лесу шла узкая конная дорога. На расстоянии 3 верст от переезда дорога раздваивалась на две ветки возле урочища «Четыре брата». Название это оно получило от когда-то росших здесь из одного корня четырех могучих сосен. В 1918 году от сосен оставались только развалившиеся пни. Как раз за этими пнями главная ветка дороги шла к северу, проходя ряд луговин, носящих общее название «Большой покос».

Верстах в двух севернее Большого покоса обе ветки соединялись и, таким образом, ограничивали обширный район Ганиной Ямы. Общая его протяженность составляла до 5 верст. Следователь Соколов, обследовавший это место со своими многочисленными помощниками, нашел здесь больше 30 шахт, большое количество шурфов и котлованов. Обследование затруднялось тем, что это место сильно заросло травой, кустарником и деревьями.

…Наша машина еле идет по сырому, захламленному лесу, в двух километрах от деревни Коптяки. Недавно прошли дожди, лесные дороги, и так разбитые тракторами и тяжелыми машинами, превратились в непроходимое болото. Даже наш «вездеход» на двух ведущих мостах с пониженной передачей не справляется с ней. Приходится объезжать стороной, по разбитым отвороткам, цепляясь за деревья и кусты. Преобладают два вида деревьев – береза и сосна, причем березы больше. Мы ищем место, куда привезли для захоронения тела царской семьи. Долго блуждали. И наконец попадаем на это место, которое у старожилов сейчас называется Царской ямой (или Царскими ямами). От основной лесной дороги, если двигаться в сторону Коптяков, влево ведет незаметная отворотка, которая спускается как бы в лог. От основной дороги метров 150 200. Отворотка упирается в небольшую поляну, примерно 80 на 50 метров. По краям березы и сосны. В левом углу среди кустов шахта в виде двух смежных колодцев. Шахта давно уже осыпалась, только крепежные деревянные конструкции, довольно хорошо сохранившиеся, точно указывают ее месторасположение.

Сюда утром семнадцатого июля привезли трупы царской семьи.

Юровский пишет:

«Удаление трупов и перевозка лежала на обязанности т. Ермакова… Около трех часов выехали на место. <…> Но выяснилось, что никто не знает, где намеченная для этого шахта. Светало. Комендант послал верховых разыскивать место, но никто ничего не нашел. Выяснилось, что вообще ничего приготовлено не было: не было лопат и т. д. Так как машина не проходила, ехали на пролетках, закрыв трупы сукном, <…> в лесу отыскали заброшенную старательскую шахту (добывали когда-то золото) глубиной три с половиною аршина. В шахте было на аршин воды. Комендант (так называет себя Юровский. – О. П.) распорядился раздать трупы и разложить костер, чтоб все сжечь.

…Сложив все ценное в сумки, остальное, найденное на трупах, сожгли, а сами трупы опустили в шахту. Но Романовых не предполагалось оставлять здесь – шахта заранее была предназначена стать лишь временным местом их погребения».

Итак, на поляне горит большой костер, раздевают догола женщин, копаются в их белье, кидая все ненужное в огонь. Я думаю, слукавил Юровский, заявив, что это место было выбрано как временное. Он его сам нашел вместе с Ермаковым (есть показания свидетелей). Скорее всего, от этого места пришлось отказаться, потому что оно стало известно слишком многим. Если место временное, зачем пытались засыпать шахту ручными гранатами? После доклада Сафарову и Белобородову они, видимо, получили нагоняй за недобросовестное выполнение задания. А почему так? Потому что большая часть подручных, не исключая Ермакова, были сильно пьяны да к тому же увлеклись мародерством. Зря ли Войков выписал в аптеке большое количество спирта? Лопаты забыли, место, куда должны ехать, потеряли (а ведь заранее готовили), прямо на глазах Юровского стали воровать.

О том, что преступники были сильно пьяны, говорят также и множество пулевых промахов на месте убийства. Преступники убивали своих жертв «впритруть», на близком расстоянии, но не могли попасть. Большая часть пулевых следов в комнате была от пуль, не проходивших через тело.

Некоторые старики, с которыми нам приходилось беседовать в Свердловске, рассказывали, что в первые годы революции ходили слухи об убийстве царской семьи пьяными до скотского состояния бандитами. Но слухи эти пресекались как белогвардейская клевета.

Целую «повесть» о первом захоронении оставил Ермаков.

«Около часу ночи, автомобиль с трупами направился через В. Исетск по направлению дороги Коптяки, где мною было выбрано место для зарытия трупов, но я заранее учел момент, что зарывать не следует, ибо я не один, а со мной есть еще товарищи. Я вообще мало мог кому доверить это дело и тем паче, что я отвечал за все, что я заранее решил их сжечь, для этого приготовил серную кислоту и керосин, все было устроено, но не давая никому намека сразу, то я сказал, мы их спустим в шахту… <…>

Когда все это было закончено, то уже был полный рассвет, около 4-х часов утра. Это место находилось совсем в стороне от дороги, около 3-х верст. Когда все уезжали, то я остался в лесу, об этом никто не знал. С 17 на 18 июля я снова прибыл в лес, привез веревку, меня спустили в шахту, я стал каждого по отдельности привязывать, по двое ребят вытаскивали. Когда всех вытащили, тогда я велел класть на двуколку, отвезти от шахты в сторону, разложили на три группы дрова, облили керосином, а самих серной кислотой, трупы горели до пепла, и пепел был зарыт. Все это происходило в 12 часов ночи с 17 на 18 июля 1918 года. После всего 18-го я доложил».

Как относиться к этой части воспоминаний Ермакова, как к пьяному бреду или как кем-то специально продуманной легенде с целью замести настоящие следы?

После отступления красных 25 июля 1918 года по делу об убийстве царской семьи проводится расследование. Уже 27 июля к следователям является поручик Шереметьевский и докладывает, что 17 июля в районе Коптяков наблюдалась подозрительная активность большевиков. Лес был оцеплен, раздавались взрывы ручных гранат. След сразу же привел к Ганиной Яме. Еще хорошо сохранились следы двух кострищ – одно у шахты, другое – на лесной дороге под березой.

В пепелище были найдены пуговицы, крючки, обгоревший изумрудный крест и бриллиант. Откачали воду из шахты. Подняли землю со дна, просеяли ее и промыли. Обнаружили отрезанный палец, жемчужную серьгу, застежку для галстука и вставную челюсть доктора Боткина. Кроме того, около шахты были обнаружены порванные страницы анатомического трактата на немецком языке и немецкая газета. При повторном обследовании уже летом 1919 года было обнаружено еще большее количество обгоревших предметов, принадлежащих царской семье. А главное – 12 кусков какого-то беловатого вещества, смешанного с глиной. Вещество издавало сильный запах сала и легко крошилось в руках. «По внешнему виду, – пишет М. Дитерихс, – очень похоже, что это растопленное, со сжигавшихся тел, сало, смешавшееся с глиной из-под костра». Следователь Соколов, проведший огромную работу по розыску жертв убийства, приходит к выводу, что они были уничтожены до пепла при помощи огня, керосина и серной кислоты. Предварительно тела были расчленены, головы отрезаны и увезены в Москву.

«Мы вашего Николку и всех там пожгли», – заявляли крестьянам пьяные боевики из отряда Ермакова, когда отступали на Тагил. Аналогичную версию высказал захваченный белыми большевик А. Валек. Сведения о полном уничтожении царской семьи путем сжигания наиболее распространены и среди старожилов деревни Коптяки и прилегающих к ней населенных пунктов. По-видимому, чекисты провели специальную операцию по дезинформации, ибо согласно записке Юровского трупы членов царской семьи зарыли в другом месте, прямо на проезжей дороге. Но возле шахты кого-то сожгли. Кого?..

Следственной комиссии белых удалось установить, что девятнадцатого июля 1918 года Шая Голощекин выехал в Москву в отдельном вагоне-салоне. С ним было три «тяжелых не по объему ящика». Для прислуги вагона было удивительно видеть эти грубо сколоченные из досок ящики, перевязанные веревкой. Любопытным из числа своего окружения Голощекин говорил, что везет в этих ящиках образцы артиллерийских снарядов для Путиловского завода. В Москве Голощекин отправился вместе с ящиками в Кремль на квартиру к Свердлову. Что было в этих ящиках? По одной версии – в таком виде перевозились золото и драгоценности царской семьи. Однако существует и другая – страшная, но пока не опровергнутая версия. В конце июля 1918 года эта версия обсуждалась среди мелких служащих Совнаркома: Шая Голощекин привез в спирту головы бывшего царя и членов его семьи…Вопрос об истинном месте захоронения царя остается пока открытым (хотя оно указано в записке Юровского). Требуется создание авторитетной государственной комиссии, включающей топографов, судебных медиков, химиков, историков и других специалистов.

Организованная ложь

Закопать царскую семью «на проезжей дороге» – это еще недостаточно, чтобы замести следы убийства женщин и детей. Требуется сфабриковать «липу», что они живы и здоровы и находятся в надежном месте. Официальное сообщение разносит на весь мир ложь о том, что расстрелян только «Николай Романов, а семья эвакуирована в надежное место». Более того, большевики продолжают вести официальные переговоры об отъезде семьи казненного Николая Второго за границу.

Эта же версия распространялась и в самом Екатеринбурге. Для симуляции увоза царской семьи 20 июля из Екатеринбурга в Пермь в отдельном вагоне с особыми мерами охраны и специально афишируемой «секретностью» были вывезены Шнейдер, Гендрихова, камер-лакей Волков и некоторые другие приближенные царя. Все они были расстреляны в лесу возле Перми (Волкову, к счастью, удалось бежать). В 20-х числах июля Голощекин в поезде на Петроград вел разговор о царской семье. И явно с намерением, чтобы его «подслушали», произнес такую фразу: «Теперь дело с царицей улажено». В том смысле, что она жива и находится в надежном месте.

В самом Екатеринбурге первое сообщение о казни царя делается 21 июля в городском театре во время «митинга по текущему моменту». Выступают Голощекин, Сафаров, Толмачев. При извещении о казни царя в театре раздаются крики ужаса и некоторые выбегают вон. Кстати говоря, дом Ипатьева охраняется, как будто там кто-то находится, вплоть до 21 июля.

В организованном порядке «липа» распространяется за границей. Сосновский, Войков и им подобные подготавливают целый пакет дезинформации о судьбе царской семьи.

В газете «Нью-Йорк таймс» появляется статья некоего К. Аккермана, который со слов якобы спасшегося слуги Николая Второго рассказывает о последних днях царя. За день до казни царя, пишет Аккерман, над городом летали множество аэропланов и кидали бомбы. 15 июля Николая пригласили на заседание Уралсовета, где вынесли ему смертный приговор и дали три часа на прощание с семьей.

«Николай Александрович не возвращался долго, почти два с половиной часа. А когда вернулся, был очень бледен, подбородок его нервно дрожал.

„Дай мне, старина, воды“, сказал он мне. Я принес, и он залпом выпил большой стакан. „Что случилось“, спросил я. „Они мне объявили, что через три часа я буду расстрелян“, ответил мне царь.

Вскоре после возвращения Николая Второго с заседания к нему пришла Александра Федоровна с цесаревичем, оба плакали, царица упала в обморок, и был призван доктор. Когда она оправилась, она упала на колени перед солдатами и молила о пощаде. Но солдаты ответили, что это не в их власти».

Дальше Аккерман пишет:

«…попрощавшись с близкими, царь сказал: „Теперь я в вашем распоряжении…“ Царя взяли и увели, никому не известно куда, и только ночью он был расстрелян двадцатью красноармейцами».

Внутри страны слухи об убийстве всей царской семьи расценивались как антисоветская пропаганда и преследовались вплоть до расстрела.

Факт убийства был признан лишь в середине 20-х годов.