355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вячеслав Забродин » Герои и антигерои Отечества (Сборник) » Текст книги (страница 18)
Герои и антигерои Отечества (Сборник)
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 04:48

Текст книги "Герои и антигерои Отечества (Сборник)"


Автор книги: Вячеслав Забродин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Утром 30 апреля 1918 года сюда под строгим конвоем привозят трех человек. В этот же день из Екатеринбурга в Москву уходит телеграмма:

«ВЦИК Свердлову пред Совнаркома Ленину Тридцатого апреля 11 часов я принял от комиссара Яковлева бывшего царя Николая Романова бывшую царицу Александру и дочь их Марию точка Все они помещены в особняк запятая охраняемый караулом точка Белобородов».

23 мая в особняк под конвоем привозят еще четверых – мальчика и трех девушек. Царская семья собирается вместе. Отсюда они уже не выйдут. Здесь им предстоит провести пятьдесят три дня полной изоляции от окружающего мира, в атмосфере грубых издевательств, с чувством безнадежности своего положения.

Нет, их не морили голодом, питание им приносили регулярно из столовой, постели у них тоже были. Но режим был установлен тюремный. Двери в комнаты не закрывались, в любой момент входила охрана. Прогулки во дворе были очень короткими. Охрана постоянно крала мелкие вещи. Когда княжны шли в уборную, охранники наблюдали за ними, на стенах писали разные нецензурные выражения, забирались на заборы перед царскими окнами и горланили неприличные песни. Запрещалось смотреть в окно. Однажды одна из дочерей царя, забыв об этом, стала выглядывать в окно, и сразу раздались выстрелы.

В мае 1918 года в Сысерти проводится подбор людей для охраны Дома особого назначения. Уже девятого мая их размещают напротив, в доме караульной команды. До этого охрану составляли рабочие Злоказовского завода. Теперь команду вооружили винтовками, ручными гранатами и четырьмя пулеметами. Пулеметы были установлены: один – на вышке дома Ипатьева, ствол направлен на Вознесенскую площадь; второй – на колокольне Вознесенской церкви, также стволом на площадь; третий – на верхней террасе дома, стволом к переулку; четвертый – в нижнем этаже дома, стволом в сад, где совершались прогулки семьи. Караульные будки были снабжены телефонами.

Состав президиума Уралсовета на середину 1918 года был таков: Белобородое, Голощекин, Сафаров, Войков, Хатимский, Чуцкаев, Краснов, Поляков, Юровский, Сыромолотов, Тунетул, Сакович, Анучин, Уфимцев, Дидковский.

Состав руководства ЧК на июль 1918 года: председатель Лукоянов-Маратов, зампред Юровский и Сахаров, члены коллегии: Горин, Радзинский, Кайгородов, казначей Никулин, начальник отряда палачей Шиндер, секретарь Яворский.

На прогулку выводили в сад два раза: в 10 часов и днем, в 4 часа, – на полчаса каждый раз. Редко на прогулку выходили домочадцы Романовых – Боткин, Демидова, Харитонов и Трупп, иногда государыня, да и то ненадолго. Высокая, стройная, всегда серьезная, гордая и молчаливая, она шла, придерживая сбоку свое длинное темное платье.

Император носил полковничью форму, с кокардой на фуражке. Движения его были быстры и порывисты. Царевич был болен и не мог ходить – его черные глаза были всегда невеселы. Выносил его на прогулку отец. Караульный Стрекотин оставил описание этих прогулок:

«(Он)… осторожно поднимал его, прижимал к своей широкой груди, а тот крепко обхватит руками короткую толстую шею отца… Так царь вынесет его из дома, усадит в специальную коляску, потом катает его по аллеям. Остановится, наберет камешков, сорвет для него цветов или веточек с деревьев – даст ему, а тот как ребенок кидается ими в кусты. В саду для них были гамаки, но ими пользовались только четыре царские дочери. Две из них блондинки с серыми глазами, среднего роста и очень похожие одна на другую. Они были всегда вместе, и обе, казалось, были всегда веселыми и разговорчивыми. Вторые две барышни не похожи одна на другую. Одна из них Татьяна, полная, на вид здоровая, красивая брюнетка. Вторая, то есть старшая из всех, Ольга, выше среднего роста, худощавая, бледнолицая на вид – болезненная, она также мало гуляла в саду и ни с одной из своих сестер не общалась, находилась больше около брата.

Дочери очень скучали, говорили, что им в Тобольске было веселее. Пытались даже разговаривать с охраной. „Отгадайте, как зовут эту собаку?“ (Они всегда гуляли с собачками.) Но в ответ сталкивались с грубостью и прямым хамством.

По праздникам в доме устраивались богослужения, тогда царская семья пела в хоре. И в обычное время княжны иногда пели духовные песнопения. „Херувимскую песнь“, а однажды по дошедшему свидетельству, – грустную светскую, на мотив песни „Умер бедняга в больнице военной“».

В начале июля 1918 года комиссар Шая Исаакович Голощекин уезжает в Москву, где живет на квартире у Свердлова. В это время назначается конкретный срок убийства царской семьи, ибо уже 4 июля первый комендант дома Ипатьева Авдеев под предлогом злоупотреблений смещается и заменяется Янкелем Юровским (его заместителем назначается Никулин). Начинается организованная подготовка к убийству. Прежде всего Юровский сменяет значительную часть караула, во внутреннюю охрану вводятся иностранцы (из числа военнопленных их всех тогда называли «латышами»). Членам караула запрещается разговаривать с узниками под страхом расстрела. Из посторонних лиц дом посещают только Голощекин и Сафаров.

С караулом проводятся специальные занятия, целенаправленно внушается чувство ненависти к царю, подготавливают его к мысли завладеть имуществом царя. Занятия проводил сам Юровский.

Среди новых охранников внутреннего караула был и Нетребин Виктор Никифорович, восемнадцатилетний парень, написавший в середине 20-х годов воспоминания. Примерно за две недели до расстрела «я и еще несколько товарищей, – вспоминал он, – был взят с (военных) занятий тов. Юровским. Вскоре нам было объяснено, что мы взяты для охраны во внутреннем карауле б/царя и что, возможно, нам придется выполнить казнь б/царя и что мы должны держать строго в тайне все, могущее совершиться в доме заключения б/царя».

Внутренний караул состоял из нескольких смен по 5 человек. Та смена, в которой служил Нетребин, включала двух «латышей». Комната Юровского размещалась на одном этаже с узниками, в ней находилось множество бомб (гранат).

Юровский готовится к убийству тщательно. Одиннадцатого июля он вместе с Ермаковым бродит возле деревни Коптяки, в районе Ганиной Ямы, подыскивая место для тайного захоронения. 15 июля Юровского встречают в этих местах еще один раз. П. Л. Войков подготавливает серную кислоту, керосин, спирт, сукно для заворачивания трупов, привлекается «специалист» по сжиганию – некто Павлушин. На окнах устанавливаются решетки.

Еще 4 июля Юровский переписывает все царские драгоценности и оставляет их на столе в опечатанном ящике, предупреждая царскую семью, что будет приходить и проверять ежедневно.

Конечно, работа ведется не одним Юровским. Для подготовки убийства создается специальная комиссия. Об этом пишет в своей автобиографии председатель Уральской областной ЧК Федор Лукоянов. В комиссию входили, кроме Лукоянова-Шая Голощекин, Сафаров, Войков, Сосновский, Белобородое, Быков и, возможно, другие лица. «На предварительном совещании в областном Совете, – писал П. Быков, – был намечен порядок расстрела и способ уничтожения трупов».

Судя по всему, с самого начала разрабатываются несколько вариантов убийства. Уже в 60-е годы было установлено, что Уральской ЧК тогда были сфабрикованы несколько писем по-французски с предложением Николаю бежать из заключения за подписью «офицер». Составил эти письма Пинхус Лазаревич Войков, так искусно, что царь им даже поверил. По-видимому, прорабатывался вариант «побега». Чекисты хотели спровоцировать царя на побег, добиться того, чтобы он ответил согласием этому фальшивому «офицеру», а затем организовать спектакль с бегством, во время которого ликвидировать царскую семью, предъявив всем письменные доказательства заговора. Царь на провокацию не поддался. И поэтому оставалось только прямое убийство.

Прямое убийство подготавливалось также в нескольких вариантах. Среди команды было проведено что-то вроде «конкурса» на «лучший» вариант.

«Получив распоряжение от Юровского подумать о том, как лучше провести казнь, – пишет Нетребин, – мы стали обсуждать вопрос. Не помню, кто-то из нас предложил следующее. Запереть заключенных в комнату угловую, она была занята ими же, и бросить две бомбы. Так мы и решили. Чтобы решить, кому кидать бомбы, мы бросили жребий. Жребий выпал на двоих: старшему латышу и мне. День, когда придется выполнить казнь, нам был неизвестен, но все же мы чувствовали, что скоро он настанет. Прошло несколько дней. Мы снова обсудили о методе казни и решили его изменить. Мы решили расстрелять из наганов в находящейся внизу комнате».

16 июля из Москвы через Пермь «была получена телеграмма на условном языке, содержащая приказ об истреблении Романовых» – сообщает в своих воспоминаниях Юровский. Хотя у него и говорится о телеграмме из Перми, но ясно, что пермские органы, подчинявшиеся Уралсовету, не могли ему приказывать, следовательно, приказ шел из Москвы через Пермь.

В 6 часов вечера Голощекин, как главный руководитель этого преступления, дает указание Юровскому привести приказ в исполнение.

Команда уже готова, в нее входят сам Юровский Я. X., Ермаков П. З., Медведев П. С., Никулин Г. П., Ваганов С. и семь иностранных наемников.

За их спиной стоят охранники из караульной команды Стрекотин, Нетребин и др. Угловую комнату в подвальном этаже (что как раз под княжнами) освобождают от мебели. Эту комнату забирают не случайно, а потому, что в ней одна стена с деревянной оштукатуренной перегородкой. Это позволяет избежать пулевых рикошетов. Команда убийц прячется в смежной комнате и затихает. Но возникает задержка: Ермаков, которому, кроме участия в расстреле, поручено «спрятать трупы так, чтобы никто не нашел», опаздывает на полтора часа. Наконец Ермаков приехал: машина с работающим мотором поставлена во дворе, ее шум и хлопки должны заглушить выстрелы и крики.

Юровский нажимает электрический звонок, выходит царский врач Боткин: он спал недалеко от двери. Юровский просит его разбудить всех остальных. «Ввиду того, что в городе неспокойно, необходимо перевести семью Романовых из верхнего этажа в нижний». Семья одевалась и умывалась около получаса. Затем Юровский свел их по лестнице в подготовленную комнату. В комнате – бывший император Николай Александрович (1868 г.р.), бывшая императрица Александра Федоровна (1872 г.р.), их сын, наследник престола, четырнадцатилетний царевич Алексей, их дочери: двадцатитрехлетняя Ольга, двадцатиоднолетняя Татьяна, девятнадцатилетняя Мария и семнадцатилетняя Анастасия, личный врач царской семьи Евгений Сергеевич Боткин, личный повар Харитонов, царский лакей Трупп и комнатная девушка царицы Анна Демидова. В комнате нет мебели, и Александра Федоровна просит принести стулья. Приносят два стула. На один усаживают ее саму, на другой – царевича Алексея. На некоторое время устанавливается напряженное молчание. По установленному сигналу входят двенадцать человек. Юровский зачитывает смертный приговор. И сразу гремят залпы, начинается бойня.

Охранник Стрекотин вспоминает, что в ту ночь к нему подошел начальник караула Медведев и подал ему револьвер.

«Для чего он мне?» – спросил я Медведева. «Скоро будет расстрел», сказал он мне и быстро удалился. Вскоре вниз спустился с Медведевым Никулин и еще кто-то, не помню. Зашли в одну из комнат и вскоре ушли обратно. Но вот вниз спустилась неизвестная для меня группа людей, человек 6–7. Никулин ввел их в эту комнату, в которой он только что был перед этим. Теперь я окончательно убедился, что готовится расстрел. Но я не мог представить когда, где и кто будет исполнителями. Вверху послышались электрозвонки, потом шорох ходьбы людей (звонками будили царскую семью), наконец слышу шаги людей: вниз спускалась вся семья Романовых и их приближенные. Тут же идут Юровский, Никулин, Медведев и Ермаков – последнего я знал по дутовскому фронту…

Все арестованные были одеты по обыкновению чисто и нарядно. Царь на руках несет своего сына… Царевна, дочь Анастасия, несет на руках маленькую курносую собачку, экс-императорша под ручку со своей старшей дочерью Ольгой…

Никулин вскоре вышел обратно, проходил мимо меня, он сказал – для наследника понадобилось кресло, видимо, умереть он хочет в кресле. Ну что ж, пожалуйста, принесем. Когда арестованные были введены в комнату, в это время группа людей, что раньше вошла в одну из комнат, направилась к комнате, в которую только что ввели арестованных. Я пошел за ними, оставив свой пост. Они и я остановились в дверях комнаты.

Юровский коротким движением рук показывает арестованным, как и куда нужно становиться и спокойно, тихим голосом – пожалуйста, вы встаньте сюда, а вы вот сюда, вот так в ряд.

Арестованные стояли в два ряда, в первом – вся царская семья, во втором – их лакеи, наследник сидел на стуле. Правофланговым в первом ряду стоял царь. В затылок ему стоял один из лакеев. Перед царем лицом к лицу стоял Юровский, держа правую руку в кармане брюк, а в левой держал небольшой листок, потом он читал приговор…

Не успел он докончить последние слова, как царь, громко переспросил как, я не понял?

– Прочитайте еще раз.

Юровский читал вторично, при последнем слове он моментально вытащил из кармана револьвер и выстрелил в упор в царя. Сойкало несколько голосов. Царица и дочь Ольга пытались «осенить себя крестным знаменем» (так в тексте. – О. П.), но не успели.

Одновременно с выстрелами Юровского раздались выстрелы группы людей, специально призванных для этого, – царь «не выдержал» единственной пули нагана, с силой упал навзничь. Свалились и остальные десять человек. По лежащим было сделано еще несколько выстрелов. Дым заслонял электрический свет и затруднил дыхание. Стрельба была прекращена, были раскрыты двери комнаты с тем, чтоб дым разошелся.

Другие претенденты на убийство царя

Петр Захарович Ермаков вспоминает:

«…Когда позвали меня, то мне сказали: на твою долю выпало счастье – расстрелять и схоронить так, чтобы никто и никогда их трупы не нашел, под личную ответственность. Сказали, что мы доверяем как старому революционеру.

Поручение я принял и сказал, что будет выполнено точно, подготовил место, куда вести и как скрыть, учитывая все обстоятельства важности момента политического.

Когда я доложил Белобородову, что могу выполнить, то он сказал: „Сделай так, чтобы были все расстреляны, мы это решили“. Дальше я в рассуждения не вступал: стал выполнять так, как это нужно было.

Получил постановление 16 июля в 8 часов вечера, сам прибыл с двумя товарищами и др. латышом, теперь фамилии не знаю, но который служил у меня в отряде, в отделе карательном. Прибыл в 10 часов ровно в дом особого назначения, вскоре пришла моя машина малого типа, грузовая. В 11 часов было предложено заключенным Романовым и их близким, с ними сидящим, спуститься в нижний этаж. На предложение сойти вниз были вопросы для чего? Я сказал, что вас повезут в центр, здесь вас держать больше нельзя, угрожает опасность, как наши вещи? – спросили, я сказал: ваши вещи мы соберем и выдадим на руки, они согласились, сошли книзу, где для них были поставлены стулья вдоль стен. Хорошо сохранилось у меня в памяти – с фланга сел Николай, Алексей, Александра, ст. дочь Татьяна, далее доктор Боткин сел, потом фрейлина и дальше остальные.

Когда все успокоилось, тогда я вышел, сказал своему шоферу, действуй, он знал, что надо делать, машина загудела, появились хлопки, все это нужно было для того, чтобы заглушить выстрелы, чтобы не было звука слышно на воле, все сидящие чего-то ждали, у всех было напряженное состояние, изредка перекидывались словами, но Александра несколько слов сказала не по-русски, когда все было в порядке, тогда я коменданту Юровскому дал в кабинете постановление областного исполнительного комитета, он усомнился, почему всех, но я ему сказал: надо всех и разговаривать нам с вами долго нечего, время мало – пора приступать.

Я спустился книзу совместно с комендантом, надо сказать, что уже заранее было распределено, кому и как стрелять. Я себе самого взял Николая, Александру, дочь, Алексея – потому, что у меня был маузер, им можно верно работать (выделено мною. – О. П.), остальные были наганы. После спуска в каждый этаж мы немного обождали, потом комендант предложил всем встать, все встали, но Алексей сидел на стуле, тогда стал читать приговор постановления, где говорилось по постановлению исполнительного комитета расстрелять.

Тогда у Николая вырвалась фраза: так нас никуда не поведут? Ждать дальше было нельзя, я дал выстрел в него в упор, он упал сразу, но и остальные также. В то время поднялся между ними плач, один другому бросался на шею, затем дали несколько выстрелов, и все упали.

Когда я стал осматривать их состояние, которые (так в подлиннике. – О. П.) были еще живы, то я сделал новый выстрел в них. Николай умер с одной пули, жене дано две и другим также по несколько пуль…»

Восемнадцатилетний участник убийства Нетребин Виктор Никифорович пишет в своих записках:

«Последней пала горничная царицы Демидова, которая защищалась подушечкой, находящейся у нес в руках. Но очень долго были признаки жизни у бывшего наследника, несмотря на то, что он получил много выстрелов. Младшая дочь б/царя упала на спину и притаилась убитой. Замеченная тов. Ермаковым, она была убита выстрелом в грудь. Он, встав на обе (ее. – О. П.) руки, выстрелил ей в грудь».

Уже упомянутый Стрекотин дополняет:

«Арестованные уже все лежали на полу, истекая кровью, а наследник все еще сидел на стуле. Он почему-то долго не упадал со стула и оставался еще живым. Начали ему стрелять в голову и грудь, наконец и он свалился со стула. С ними вместе была расстреляна и та собачка, которую принесла с собой одна из дочерей…

Трупы выносили на грузовой автомобиль, находящийся во дворе. Второй на носилки стали ложить одну из дочерей царя; но она оказалась живой, закричала и закрыла лицо рукой. Кроме того, живыми оказались еще одна из дочерей и та особа, дама, которая находилась при царской семье. Стрелять в них было уже нельзя, так как двери все внутри здания были раскрыты, тогда тов. Ермаков, видя, что я держу в руках винтовку со штыком, предложил мне доколоть оставшихся в живых. Я отказался, тогда он взял у меня из рук винтовку и начал их докалывать. Это был самый ужасный момент их смерти. Они долго не умирали, кричали, стонали, передергивались. В особенности тяжело умерла та особа – дама. Ермаков ей всю грудь исколол. Удары штыком он делал так сильно, что штык каждый раз глубоко втыкался в пол. Один из расстрелянных мужчин, видимо, стоял до расстрела во втором ряду и около угла комнаты, и когда их стреляли, он упасть не мог, а просто присел в угол и в таком положении остался умершим».

Недавно журнал «Огонек» оповестил о существовании еще одного претендента на «честь» убийства царя. Всплывает некто Михаил Александрович Медведев, член Уральской коллегии ЧК. Ранее это имя нигде не фигурировало. Был известен Павел Спиридонович Медведев, соратник Юровского, начальник караула. О нем упоминает Стрекотин, они были земляки, родом из Сысерти. При бегстве красных Медведев попал в плен, был опознан, допрошен следователем Соколовым. Ему он рассказал многое о событиях убийства, кроме своего участия в нем (во время убийства его якобы посылали на улицу послушать, не слышно ли выстрелов). При обыске у Медведева были обнаружены вещи царской семьи. В общем, чтобы спасти свою шкуру, Павел Спиридонович «честно раскололся, заложив всех своих соратников». Умер он в тюремной больнице от тифа в 1919 году. И вот другой Медведев – участник расстрела, доживший аж до 60-х годов.

Еще одним претендентом на «честь» убийства царя был матрос Хохряков. Об этом он сам рассказывал, показывая револьвер системы «кольт», из которого им был убит император. После смерти Хохрякова, убитого на фронте, этот револьвер попал к начальнику интернационального отряда в Перми Оржеховскому, который дорожил им как историческим.

Итак, четыре лица заявляют о своей личной причастности к убийству царя, именно их пуля уложила его – Юровский, Ермаков, Медведев и Хохряков.

Но вот что сразу же бросается в глаза. Сведения об убийстве царя Юровским даются не только в его записках, но и в воспоминаниях охранников караула. Сведения об убийстве царя Ермаковым, кроме его записок, не подтверждаются никем. Да и сами записки относятся к позднему времени. Об убийстве царя Медведевым известно со слов его сына и подтверждается Никулиным уже в 60-е годы. Об участии Хохрякова известно только со слов его товарищей.

В начале 30-х годов Юровский выступает с воспоминаниями перед старыми большевиками (сохранилась стенограмма). В зале сидят живые участники событий и люди, знавшие о них из первых рук. Юровский прямо заявляет, что именно он убил царя. Где-то рядом сидит Ермаков. Если это неправда, почему он молчит?..

А молчит он потому, что еще не настало время переписывать историю. Оно приходит тогда, когда большая часть организаторов екатеринбургского убийства оказывается в числе осужденных за участие в троцкистской оппозиции. Не умри Юровский раньше (тяжелая болезнь спасла его от смерти в лагере) и его бы закопали в одну яму с Голощекиным, Сафаровым, Белобородовым, Сосновским. Поэтому о нем «забывают» вплоть до конца 50-х годов, когда память о нем «реанимирует усердием его детей».

Мы еще расскажем, как перед самой войной с Ермаковым «будут работать» люди Берии. И версия Ермакова закрепится в его официальных воспоминаниях (в то же время записка Юровского исчезнет из хранилища Музея Революции). Новую трактовку событий поддержат и силы, заинтересованные в доказательстве того, что убийство русского царя совершил «простой русский рабочий, пролетарий».

Галерея убийц

Юровский Янкель Хаимович, сорок лет, мещанин Каинска Томской губернии, из семьи сосланного за кражу в Сибирь, дед был раввин. Образование – полтора года школы. В юности искал богатства и, по словам брата Лейбы, был богат. По характеру вкрадчивый, жестокий. В 1905 году участвовал в боевых отрядах, познакомился со Свердловым. После разгрома восстания бежал в Берлин и там перешел в лютеранство. Родственники его не любили. Родной брат Лейба говорил: «Он любит угнетать людей», – а жена Лейбы, Эле Лея, добавляла: «Яков – деспот и эксплуататор». Историк Мельгунов характеризует его «самым отпетым преступником», Сидней Гибс – «хладнокровным палачом».

В 1912 году Юровский открывает собственную фотографию в Екатеринбурге. Делает фотоснимки многих богатых жителей города, представителей администрации, духовенства. Позднее эти фотографии, как и адреса клиентов, становятся основой картотеки ЧК. По ней ЧК совершает свои налеты. Свердлов доверяет Юровскому, останавливается у него на квартире, что подтверждается личным делом Юровского в Свердловском архиве. После убийства царя Юровский назначается заведующим Московской районной ЧК и членом коллегии МЧК, а с 1919 года работает председателем Екатеринбургской губернской ЧК, знаменуя свое назначение десятками новых расстрелов. В Екатеринбурге ему с семьей выделяется шикарный особняк в трехстах метрах от дома Ипатьева. С ним живут жена – руководитель партийной организации города и дочь – руководитель комсомольской организации, особенно прославившаяся акциями по разрушению православных храмов. Ее именем позднее назовут улицу. В дальнейшем партия кидает его на разные не очень высокие, но «хлебные» посты в Москве: Гохран (зав. управлением), Резинотрест (нач. отдела), завод «Красный богатырь» (зам. директора), секретарь партячейки Русаковского трамвайного парка, и, наконец, директор Политехнического музея (это с образованием в полтора года школы!). В 1938 году он умирает от рака. В 40-м году его бумаги и «исторические» пистолеты изымаются из Музея Революции, куда он их передал на хранение.

Шая Исаакович Голощекин, 42 лет, мещанин из Невеля Витебской губернии, закончил зубоврачебную школу, никогда не работал, в партии с 1903 года, близкий друг Свердлова, шесть лет провел в ссылке. Историк революционного движения В. Бурцев, знавший Голощекина, лично характеризовал его так: «Палач, жестокий, с некоторыми чертами дегенерации». С 1918 года – секретарь ЦК партии по Уралу и Сибири. Многие годы – член коллегии ЧК-ГПУ-НКВД, член ЦК. С 1924 года Голощекин работает первым секретарем компартии Казахстана. В результате его деятельности погибли тысячи людей, «а трупы штабелями складывали и снегом до весны присыпали, потому как не было у людей сил долбить мерзлую землю». С 1933 года – главный арбитр СНК СССР. Уничтожен соратниками в 1941 году.

Войков Пинкус Лазаревич, 30 лет, мещанин города Керчи, член партии с 1903 года, участник боевой организации, учился в Женевском университете, по профессии химик, впервые применил свои знания при уничтожении трупов. В 1917 году прибывает в Россию, в июле 1918 года – комиссар продовольствия Урал совета. При подготовке убийства отвечал за «хозяйственные вопросы». После убийства снял с одного трупа перстень с большим рубином и носил его (даже похваляясь). Убит в 1927 году в Варшаве эмигрантом Ковердой.

Следующий – Г. И. Сафаров (27 лет). Он наряду с Голощекиным был партийным куратором этого убийства. Последние две недели только им разрешалось посещать этот дом, был близок Троцкому и во многом подражал ему. Поддержка Троцкого позволила ему стать одним из руководителей Коминтерна и позднее вожаком советского комсомола. Но как член объединенной троцкистской оппозиции в 1927 году был смещен со всех постов, посажен, уничтожен в 1941 году.

Его друг и соратник по екатеринбургскому злодеянию Сосновский Лев Семенович, тридцатидвухлетний партийный публицист, сторонник Троцкого, прославился книгами своих статей, проникнутых ненавистью к России, глумлением над русской историей (например, книга «Рассея»). В 1927 году разделил участь Сафарова. В 1937 году уничтожен.

Белобородов Александр Григорьевич, двадцати семи лет, образование начальное. В 1905–1907 годах – мальчик на посылках у боевиков. В 1908 году арестован и судим за помощь боевикам. После разгона Учредительного собрания становится председателем Урал совета. Пойман за руку на краже крупной суммы денег. Однако дело оставлено без последствия, и он даже сохраняет свой пост. Позднее становится членом ЦК партии. Организует трудовые армии. С 1923 года Народный комиссар НКВД, активно строит «новый правопорядок». В 1927 году вместе с коллегами по Екатеринбургу Сафаровым и Сосновским убран со всех постов. В 1938 году уничтожен соратниками.

Теперь о Сыромолотове Федоре Федоровиче. Этот боевик и руководитель боевой организации был одной из ключевых фигур, которые вершили темные дела в Екатеринбурге 1918 года. Родился он в 1877 году. Отец сильно пил. Сыромолотеву с детства пришлось заниматься мелкой торговлей, непродолжительное время работал рабочим, а затем на среднетехнических должностях (закончил горное училище).

Близкий соратник Свердлова, в 1905–1907 годы – начальник сводной боевой дружины, куда входили большевики, эсеры и анархисты. Активно участвует в грабежах и убийствах. Часто живет на нелегальном положении, прерываемом кратковременными отсидками. Постоянно связан со Свердловым. В 1910 году подготавливает его бегство из тюрьмы. В 1912 году живет с женой, Троцкой X. А., в Екатеринбурге. Однако вскоре ее выселяют вместе с ребенком по месту жительства родителей в Петербург, – Сыромолотов едет вслед за ней.

В 1917 году Сыромолотов возвращается в Екатеринбург, где становится одним из главных партийных вожаков Урала, а позднее, уже в 1918 году, комиссаром финансов. В советское время занимал крупные хозяйственные посты.

Наконец, самый молодой организатор убийства – Лукоянов Федор Николаевич, двадцатичетырехлетний председатель Урал ЧК, из семьи чиновников, с юридическим образованием, любивший выступать в печати под именем Маратов. Фигура очень любопытная. С фотографии 1917 года (из фондов Пермского музея) на нас глядит совсем мальчишечка с круглыми щечками, а через два года почти не похожее лицо с жесткими чертами. В 1917 году Лукоянов – редактор газеты «Пролетарское знамя», а в 1918 году, как он сам пишет в автобиографии, «создал на Урале ряд чрезвычайных комиссий и работал… сначала председателем Пермского ГУБ ЧК (до июля 1918 года), а затем председателем Уральской областной ЧК (Екатеринбург). Был членом комиссии, судившей и руководившей расстрелом семьи Романовых». Какие же «молодецкие» подвиги мог совершить Лукоянов, если в среде таких матерых пермских боевиков, как Иванченко, Жужгов, Марков, Колпашников, Малков и Дрокин, он сумел стать главарем?!

В 20-е годы он занимает множество разных постов по линии прессы, подобно Юровскому, постоянно перекидывается с одного места на другое. Сын своего времени, по зову сердца пишет он и доносы на своих партийных товарищей, о чем особо указывает в автобиографии. «…Имел ряд конфликтов с Бухариным и его ставленниками Ципиным и Лямом. Подал 2 заявления на Бухарина в ЦК ВКГТ(б) и ЦК Союза работников печати и на ставленников его в райком ВКП(б)… Вредительское руководство „Известий“ в лице Таля отказалось использовать меня на производстве…» После прихода в Отдел печати ЦК Мехлиса Лукоянов становится редактором журнала «Мукомолье». Умер в Москве в 1947 году.

В галерее убийц видное место занимают члены оперативного руководства акцией Чуцкаев Сергей Егорович (1876–1946) – боевик и соратник Свердлова, увезенный в ГУЛАГ с поста председателя Комитета по устройству трудящихся евреев. Дидковский Борис Владимирович (1883–1938) – расстрелян. Толмачев Николай Гурьевич (1895–1919), Ефремов Михаил Иванович, Мячин (Яковлев) Константин Алексеевич (1886–1938) – расстрелян. Он – уполномоченный ВЦИК по перевозке царской семьи из Тобольска в Екатеринбург, готов был лично убить царя, в 30-е годы как чекист возглавлял группу сталинских лагерей, но и сам строил Беломорканал… Быков Павел Михайлович (1888–1953).

Теперь – непосредственно исполнители. Самой зловещей после Юровского фигурой здесь является тридцатичетырехлетний Ермаков Петр Захарович, своего рода прототип Федьки-каторжника из «Бесов». В 23 года (в 1907 году) у него три пистолета, он уже убил по крайней мере одного человека – отрезал ему голову. Его арестовывают по подозрению в убийстве, но вину берет на себя другой боевик, которого по суду присуждают к виселице. А Ермаков снова на свободе – участвует в нападениях на транспорт с деньгами, занимается вымогательством (рэкетом). Всюду за ним тянется кровавый след. В 1910 году его ссылают в Вельск. В 1917 году он сколачивает отряд для изъятия земель и имущества крупных землевладельцев, начинает первые безнаказанные расстрелы «контры». Ермакова с его отрядом направляют на подавление крестьянских восстаний: руководителей он убивает лично, о чем пишет в воспоминаниях. К моменту убийства царской семьи руки Ермакова были обагрены кровью десятков жертв. Неудивительно, что именно ему поручили уничтожение тел.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю