355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вячеслав Забродин » Герои и антигерои Отечества (Сборник) » Текст книги (страница 26)
Герои и антигерои Отечества (Сборник)
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 04:48

Текст книги "Герои и антигерои Отечества (Сборник)"


Автор книги: Вячеслав Забродин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

В материалах, которые мы исследовали, содержится немало доказательств того, что задачу «втирания в доверие» к Сталину Берия считал одной из основных. Начал ее выполнение он, можно сказать, на дальних подступах. Перебравшись в 1923 году из Баку в Тбилиси (сначала на должность начальника секретно-оперативного отдела ЧК Грузии, затем заместителя председателя и председателя ГПУ республики), он стал проявлять особую заботу о матери Сталина. Сперва это были просто знаки повышенного внимания, позже учреждение привилегий и почти что царских почестей. Мать Иосифа Виссарионовича определили на жительство в апартаменты по проспекту Руставели, где помещался совнарком; каждый ее выход в город превращался в шумное триумфальное шествие. Одновременно с этим Берия сконцентрировал свои недюжинные энергию и изворотливость на организации дома-музея И. В. Сталина в Гори, всячески пропагандируя это «общенациональное дело» и раздувая костер славословия так, чтоб искры от него заметили в Москве. Но наибольшего успеха он достиг, издав под своим именем чужой труд «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», непомерно преувеличивая заслуги Сталина в революционной борьбе. «Как известно, – откровенничал его подручный Шария, – Берия стал политической фигурой большого масштаба благодаря известной книге „К вопросу о развитии большевистских организаций в Закавказье“, хотя не принимал участия в составлении этой работы… между тем люди, непосредственно составлявшие работу, должны были оставаться неизвестными. Более того, часть из них была репрессирована в 1937 году…»

О том, что книга сыграла значительную роль в дальнейшей карьере Берии и обратила на себя внимание того, кому в основном адресовалась, свидетельствуют не только показания очевидцев, но и общественный резонанс в стране, конечно же, организованный сталинским пропагандистским аппаратом. Ее массово изучали и обсуждали, по ней проходили читательские конференции в трудовых коллективах и воинских частях. И с годами ажиотаж вокруг нее не утих. Так, издательство «Московский рабочий» в декабре 1947 года выпустило листовку, приуроченную к выборам в местные Советы. В ней отмечалось: «…товарищ Берия – один из виднейших руководителей большевистской партии, ближайших учеников и соратников товарища Сталина… Книга Л. П. Берии „К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье“ является большим вкладом в научную историю партии большевиков».

О том, что Берия, торя дорогу к сердцу Сталина, возлагал большие надежды и делал ставку на указанную книгу, убедительно доказывает его расправа над действительным автором труда Ермолаем (Эриком) Алексеевичем Бедней. Чтобы эту расправу выдать за законную казнь, в срочном порядке была «организована» контрреволюционная группа, в которую «водворили» Бедию. В материалах подшит протокол осмотра архивно-следственного дела № 25 899 (НКВД Грузии № 12 545) по обвинению Владимира Владимировича Мирцхулавы, в котором имеется копия протокола допроса Е. А. Бедии. Последний показал, конечно под нажимом, что в контрреволюционную организацию правых его завербовал Амберкий Кекелия еще в 1931 году. Члены организации якобы занимались диверсионно-вредительской деятельностью в республике и готовили «теракт», т. е. убийство Берии. Сам Бедия будто бы осуществлял вербовку новых членов и «обрабатывал в контрреволюционном правом духе» менее податливых лиц, например Владимира Мирцхулаву – секретаря Орджоникидзевского районного комитета. «С Мирцхулавой Владимиром я имел к[онтр]р[еволюционного] содержания беседы в тот период времени, когда он работал инструктором культпродотдела закрайкома ВКП(б), – сообщал Бедия. – В разговорах с ним я подвергал правой критике политику руководства ВКП(б) и откровенно выражал свое озлобление в отношении секретаря ЦК КП(б) Грузии – Берии. С моими высказываниями он обычно солидаризировался… Я сказал Мирцхулаве о существовании группы лиц во главе с Кекелией, ведущих борьбу против руководства КП(б) Грузии, в основном против Берии…»

Мирцхулава в свою очередь на первом допросе (4 ноября 1937 г.; его допрашивали Хазан и его помощник Тверачрелидзе) «сознался», что в контрреволюционную организацию правых завербован в сентябре или октябре 1936 года Эриком Бедней. Последний в числе членов организации назвал Германа Мгалоблишвили, Шалву Матикашвили, Амберикия Кекелию, Акакия Татаришвили, Василия Дарахвелидзе, Ермолая Горделадзе, Владимира Гогешвили, Константина Деметрадзе, Карло Орагвелидзе.

Хотя Мирцхулава «чистосердечно» и «искренне» покаялся, заявив, что «решил прекратить к[онтр]р[еволюционное] сопротивление, разоружиться окончательно и правдиво изложить следствию о совершенном преступлении», его, как и Бедию, расстреляли. Последнего за то, что имел неосторожность заявить публично о своем авторстве и сказать, что, дескать, он, Бедия, работает, а награды и ордена получают другие, т. е. Берия. Мирцхулава же поплатился жизнью по воле случая, оказавшись в одной компании с врагом Берии.

Преследовались и те, кто распространял слухи о подлоге с книгой.

29 июля 1953 года свидетель Г. С. Доценко передал следствию свой разговор с бывшим начальником СПО ЧК Азербайджана Львом Абрамовичем Цыльманом.

«В 1951 г. в 5-м лаготделении горного лагеря в Норильске, вспоминал Доценко, – где мы с ним отбывали наказание и работали (я прорабом, а он у меня бригадиром), Цыльман спросил меня: „А ты знаешь, кто такой Берия в прошлом?“ Я ответил: „Знаю“. Цыльман продолжил: „Так вот, знай, что Берия… не писал брошюры ''О некоторых вопросах к истории большевистской организации Закавказья'', а писал ее другой человек…“ Я думаю, что Цыльман об этом рассказывал и другим лицам, в частности, он мог рассказать заключенному 5-го лаготделения горного лагеря Кричману Семену Александровичу, бывшему капитану государственной безопасности, работавшему последнее время (1938 г.) в Свердловске начальником 3-го отдела. Цыльман с Кричманом был тесно связан и был долгое время с ним в Дудинке, где они отбывали наказание до приезда в Норильск в 1949 г. В 1952 г., в марте, Цыльман погиб при несчастном случае на производстве на площадке горстроя, попав под вагон…»

Для сближения со Сталиным Берия искал и другие пути. Так, двоюродная сестра жены Берии – Александра Накашидзе длительное время работала хозяйкой в доме Сталина. Об этом сообщила следствию Нина Теймуразовна (жена Берии; протокол допроса от 24 июля 1953 г.). «Она после войны, – рассказывала Нина Теймуразовна об Александре Накашидзе, – вышла замуж и уехала в Тбилиси. Ее мужа я знала, фамилия его Циклаури Илья…» Располагая многочисленными фактами о том, с какой настойчивостью Берия стремился иметь везде своих людей, трудно предположить, что присутствие близкого ему «агента» в сталинских апартаментах – простая случайность. Внедрив родственницу в штат «дворцовой челяди» вождя, Берия таким образом установил постоянный, почти что прямой контакт со Сталиным. Если раньше встречи с Иосифом Виссарионовичем происходили эпизодически да и то чаще всего в официальной обстановке, то теперь Лаврентий Павлович во время своих приездов в Москву по вызову мог, точно узнав, что Сталин дома, навестить родственницу, передать ей многочисленные приветы и подарки от родни и, естественно, рассчитывая на известное кавказское гостеприимство, остаться отобедать или отужинать. А там – разговор совершенно иной, чем в кабинете: там можно более выгодно показать себя и попутно, как бы невзначай, подпортить репутацию соперника, скажем, Нестора Лакобы или Орджоникидзе. Кроме того, благодаря должности свояченицы появилась возможность воздействовать на Сталина в свою пользу непосредственно через нее: день изо дня утверждать собственную репутацию как незаурядного работника, надежного и преданного помощника, а также получать свежую информацию о реакции на подобное восхваление, чтобы в следующий раз сделать более умный и эффективный ход. Пристроить же Александру Накашидзе в дом Сталина Берия мог через его мать, которую он окружил повышенным вниманием и заботой и перед которой угодничал. А благо просто так он никогда не делал. Как бы там ни было, но вот такие размышления полностью соответствуют наблюдению одного из его самых близких приспешников Гоглидзе, заявившему: «…мне было известно, что Берия довольно прочно вторгся в доверие Сталина и таким образом ему… прощались серьезные проступки…»

Нет, не мог Берия покушаться при жизни Сталина ни на его должность, ни на его авторитет. Это произошло уже после смерти главного его покровителя и филантропа. Хотя… хотя, если быть до конца точными и объективными, одно покушение все-таки произошло значительно раньше марта 1953 года. Правда, в чекистских кругах бытовало прочное мнение, что это был всего лишь умело организованный спектакль, режиссером-постановщиком которого являлся Лаврентий Берия, сумевший извлечь из этого случая максимум выгоды: заслужить еще большее доверие Сталина, «раскрыв преступную группу», покушавшуюся на него; скомпрометировать в глазах вождя Ягоду, а быть может, и ускорить его арест и уничтожение; рассчитаться с одним из самых опасных конкурентов в борьбе за сталинскую благосклонность – Лакобой, вернее отомстить за участие в этой борьбе, скомпрометировав того после смерти (не исключено, что Берия, как причастный к этой смерти, заметал тем самым свои следы).

А произошло вот что.

В сентябре 1933 года начальник пограничных войск НКВД Закавказья Гоглидзе был срочно вызван в Гагру, на правительственную дачу. О причине столь экстренного вызова он догадывался. Ему уже доложили, что катер, на котором был Сталин, обстреляли пограничники. Догадка подтвердилась. На даче, где находились председатель Совнаркома Абхазии Нестор Лакоба, первый секретарь Закавказского крайкома ВКП(б) Лаврентий Берия, а также Иосиф Сталин, Сергей Гоглидзе получил задачу незамедлительно, сохраняя полную секретность, расследовать чрезвычайное происшествие. Вскоре Гоглидзе представил Берии отчет о расследованном им лично деле. Вероятнее всего, что с самого начала эта акция планировалась как покушение. Согласно сценарию готовился и отчет. Но тут вмешался Ягода, который убедил Берию представить все происшествие как недоразумение, оплошность или разгильдяйство отдельных лиц. Ягода, как нарком внутренних дел страны, конечно же, боялся за свою репутацию. Ведь если не он непосредственно, то его люди не сумели обеспечить безопасный отдых вождя. В определенной степени вина ложилась и на Берию, но он, находясь на партийной работе, а также сопровождая Сталина, все-таки мог быть привлеченным к ответственности меньше других. Да и в случае крайней нужды сумел бы найти подставных лиц, на которых удалось бы свалить обвинение. Если не на своего ставленника Гоглидзе, то на других начальников, рангом поменьше: председателя ГПУ Абхазии, начальника пограничной заставы… Не говоря уже о непосредственных участниках инцидента. Ведь они-то, не ведая о хитроумно задуманном плане и о том, что катер со Сталиным отсутствует в представленной им заявке на прохождение судов в охраняемой зоне, действовали, надо полагать, по инструкции. Но Гоглидзе, лично допросивший командира отделения пограничников Лаврова, сделал иное заключение. Лавров дал такое объяснение: увидев движущийся катер, пересекавший подведомственную ему зону, т. е. погранзаставы «Пицунда», он сигналами повелел катеру пристать к берегу; поскольку тот продолжал двигаться прежним курсом, произвел несколько выстрелов вверх. Гоглидзе же нашел свидетелей, которые показали, что стрельба велась в сторону моря, т. е. по катеру.

Покушение было очевидным, если судить по докладу Гоглидзе. Он нашел, что «действия Лаврова при всех случаях были грубым нарушением уставных правил пограничной службы» и отдал его под суд. Но тут вмешался Ягода, и Берии, скрепя сердце, пришлось подчиниться (портить отношения с Ягодой он пока не хотел) и временно отложить осуществление до логического конца блистательно разработанного плана. Видимо, потому в показаниях Лаврова появились детали, существенно менявшие все дело: стрельба велась не преднамеренно, а по недомыслию и недисциплинированности командира отделения пограничников, пытавшегося заполучить катер, чтобы погрузить на него грязное белье. Лавров мог охотно согласиться именно на такую оценку его действий, поскольку первоначальный вариант грозил ему смертной казнью. В итоге он был осужден на 5 лет. Понес наказание и начальник погранзаставы «Пицунда» за отсутствие дисциплины и порядка на заставе, нарушение уставных правил подчиненными. Следствие также признало виновным начальника оперативного сектора – председателя ГПУ Абхазии Микеладзе, в подчинении которого в то время находилась погранзастава. Его не только сняли с должности, но и уволили из органов НКВД. Можно представить огорчение Микеладзе, который и думать не думал, что его ждет куда более серьезное наказание. Знал об этом только Берия.

Как бы ни ограждали от огласки тайну об инциденте, она получила распространение. По крайней мере в среде чекистов и пограничников. Первые обвиняли последних в том, что разгул националистических страстей в некоторых пограничных частях привел к невиданному «ЧП» – покушению на вождя; последние, оправдываясь, доказывали, что действовали верно, поскольку незаявленный катер приняли за вражеский, а кроме того, его обстрел производился… по приказу свыше. Среди распространявших подобные слухи производились аресты.

Да, имело хождение и такое мнение: обстрел катера, на котором находился Сталин, – не простая случайность, а обдуманный террористический акт, нити которого ведут к Берии, Гоглидзе и Широкову. По словам свидетеля Доценко, Широков – «то ли начальник, то ли заместитель начальника внутренних и пограничных войск», «хозяин на границе Грузии» – жил с Берией «на короткую ногу», часто бывал у него и пьянствовал с ним. «Этот Широков, – рассказывал Доценко, – судя по характеристике… был проходимец, тесно связан с начальником АХУ (административно-хозяйственное управление НКВД СССР. – Авт.) Островским и Ягодой (надо объяснить, что у Островского работали еще два брата Широкова, но имели разные фамилии). Думаю, что расследование по этому акту Ягодой было покрыто».

Люди с замутненными биографиями – таковы, как правило, безотказные исполнители преступных планов Берии. Вот и Широков, являясь к тому же заместителем другого бериевского приспешника Гоглидзе, уж очень подходил на роль организатора инсценировки покушения на Сталина, а также распространителя слухов о «покушении» среди чекистов и пограничников. Конечно, слухов, выгодных для Берии, чтобы тот в нужный момент смог подкрепить их «реальными» фактами, использовать как острое оружие для поражения соперников, как очередную ступеньку в карьеристском восхождении.

Но, прежде чем наступил час выставить главные козыри в ставке на покушение, политический интриган-игрок Берия использовал выгодную ситуацию установил постоянное наблюдение за Лакобой, в «вотчине» которого произошел инцидент. Для этого он вскоре после окончания расследования происшествия продвинул на пост наркома внутренних дел Грузинской ССР Гоглидзе, который, по его собственному признанию, «по роду службы стал иметь больше отношений к работе органов НКВД Абхазии», иными словами вести слежку за Лакобой. А она была нужна для сбора компрометирующих материалов и «убедительных» доказательств того, что катер обстрелян не случайно, что Сталин зря так хорошо относится к Лакобе, так доверяет ему. Верить можно только Берии.

Чтобы бросить тень на репутацию Лакобы, Берия, заигрывая с ним, представляясь отзывчивым уважительным гостем и хлебосольным хозяином, не упускал любого мало-мальски подходящего случая. Об одном из них, не исключено, что организованном, рассказал следствию Гоглидзе на допросе 17 августа 1953 года.

«Не помню точно, в 1935 или 1936 году, – вспоминал изощренный бериевский интриган, – на даче у Лакобы в Гагре застрелилась дочь Розенгольца, которая отдыхала у него на даче в день самоубийства. Помню, что когда я об этом случае доносил Берии, который тогда тоже отдыхал в Гагре на своей даче, он этому факту придал большой интерес и поручил мне тщательно расследовать, не является ли виновником в смерти этой женщины Лакоба.

Вначале у нас возникло подозрение, что Лакоба изнасиловал Розенгольц, и она на этой почве покончила самоубийством, но эта версия не была подкреплена доказательствами. Было установлено вскрытием трупа, что Розенгольц в день самоубийства имела половые сношения, но с кем – установить не удалось, так как она до прибытия на дачу к Лакобе была где-то в городе Гагре, где жила в гостинице. Раньше она у Лакобы бывала и жила по нескольку дней, но он категорически отрицал сожительство с Розенгольц.

Следствием было установлено, что Розенгольц прибыла к Лакобе в день самоубийства, вместе с ним и его приближенными поужинала, немного выпила вина, а потом ушла в спальню, где взяла пистолет у Лакобы и там застрелилась. Ничего другого установить не удалось.

Докладывая тогда о ходе следствия и результаты, у меня сложилось впечатление, что Берия хочет как-то использовать материалы следствия против Лакобы. Он на непродолжительное время оставлял у себя материалы расследования, а затем возвратил их мне без замечаний».

Нет сомнений, что Гоглидзе многого не договаривает, чтобы не выдать истинную роль в этой темной истории, а также скрыть от следствия тайную цель Берии, которая могла бы послужить серьезным обвинением и против него, Гоглидзе. Но и того, что он рассказал, вполне достаточно, чтобы сделать следующее заключение: Берия в той ситуации мог не только инсценировать самоубийство из пистолета Лакобы, но сумел бы доказать, что Лакоба сам застрелил «любовницу»; но это ему было невыгодно. Второй вариант требовал более длительного и тщательного расследования, а также выпячивал в какой-то мере личную заинтересованность Берии в компрометации Лакобы. Результат же оказался бы один и тот же – Лакоба, пользуясь высокой поддержкой, отделывался соответствующим внушением, легким наказанием. Поэтому Берия довольствовался тем, что мнение Сталина о непогрешимости своего любимца поколеблено. В очередной раз, когда у Лакобы «обнаружатся» еще какие-то грехи, быть может, более тяжкие, его невиновность не станут доказывать с былой настойчивостью, а может, и вовсе не будут защищать. Берия же окажется в стороне.

…А потом наступила загадочная смерть Лакобы. По этому поводу имеются показания Гоглидзе. Точно он не помнил, когда умер Лакоба, но, как ему казалось, в ноябре 1936 года в тбилисской гостинице «Ориент». Сообщил ему о том в одну из ночей ответственный дежурный НКВД Грузии. Гоглидзе тут же позвонил Берии, который повелел, не мешкая, заехать за ним. По пути в гостиницу они захватили с собой председателя совнаркома Грузии Мгалоблишвили (Берии нужны были свидетели и потенциальные ответчики). На месте их уже поджидали другие «опричники» Берии Мичурин-Равер и Кобулов, а также врач лечебно-санитарного управления. Мертвый Лакоба лежал в постели. Врач доложил, что в результате предварительного осмотра он склонен считать причиной смерти сердечную недостаточность. Судебно-медицинское вскрытие трупа Лакобы Берия (через Гоглидзе) поручил организовать Мичурину-Раверу и Кобулову. Насколько помнит Гоглидзе, оно подтвердило первичное заключение врача, хотя никакого расследования специально не проводилось. Тело Лакобы с почестями отправили в Сухуми. Когда Берия с Гоглидзе возвращались в машине в ЦК партии республики, Лаврентий Павлович, очень взволнованный, сказал: «Жаль, что умер Лакоба, и не успели заслушать его доклад». А затем объяснил, что вызывал Лакобу для доклада о работе совнаркома Абхазии. Заслушивание должно было состояться на следующий день по приезде, а накануне Лакоба ходил в театр. Именно там он почувствовал себя плохо и, не досмотрев спектакля, возвратился в гостиницу. Где Лакоба находился до театра, Гоглидзе не известно, как не может с достоверностью сообщить, с кем он появился на спектакле – возможно, что это был Мгалоблишвили.

Что именно Мгалоблишвили сопровождал Лакобу в театр, подтвердило другое доверенное лицо Берии – Шария. Вот что он рассказал следователю 15 августа 1953 года:

«Не помню сейчас, какого числа, утром мне позвонил на квартиру секретарь обкома партии Абхазии Гобечия и передал, что мне нужно срочно прибыть в ЦК КП Грузии… Гобечия… мне рассказал, что умер Лакоба. Тогда я узнал, что Лакоба накануне обедал или ужинал у Берии, затем был с тогдашним председателем Совнаркома Грузии Мгалоблишвили в театре, чувствовал себя хорошо, шутил, рассказывал анекдоты и в ту же ночь скончался… В связи со смертью Лакобы Берия проявил большое внимание организации похорон и сопровождению гроба с телом Лакобы в Абхазию… Помню, что гроб с телом Лакобы сопровождала специальная делегация во главе с тогдашним председателем Совнаркома Грузии Мгалоблишвили…»

Возможно, в планы Берии входило рассчитаться и с Мгалоблишвили, подведя его к ответственности то ли за смерть Лакобы, то ли за тесную связь с ним. Последнее обвинение и было использовано, когда было объявлено об антисоветской деятельности Лакобы и руководимой им до 1936 года подпольной контрреволюционной группы. Как участника антисоветского заговора, Мгалоблишвили арестовали (1938 г.) и приговорили к расстрелу. Но это было позже. А в день смерти Лакобы ничего не подозревавший Мгалоблишвили с почестями сопровождал тело Лакобы в Сухуми, увозя вместе с гробом и траурный венок лично от Берии. Вместе с другими этот венок был возложен на могилу Лакобы, которого похоронили в парке при большом стечении народа. Нет сведений, прилюдно ли вскрывалось захоронение. Но что этот кощунственный акт по приказу Берии осуществился, сохранились убедительные сведения. О них, к примеру, дал показания Гоглидзе:

«Лакоба умер, кажется, в ноябре 1936 года, а о его антисоветской, заговорщической деятельности стало известно в период массовых арестов 1937 1938 гг. Помню, что на него были получены показания от лиц, арестованных НКВД Грузии, а также в НКВД СССР. Помню, что его фамилия упоминалась на открытых процессах участников право-троцкистских организаций, в связи с чем его могила была упразднена, а останки сожжены и развеяны…»

Всплыла снова и история с катером, т. е. с «покушением» на Сталина. Ягода к тому времени находился под арестом, а заменивший его Ежов был тоже не прочь еще больше скомпрометировать своего грозного предшественника. Но, видимо, не смог предвидеть, какие сильные козыри дает в руки «игрока с Биржевой улицы» не только в борьбе с мертвым Лакобой, но и с живыми участниками организованной им «заговорщической подпольной группы». Как бы там ни было, но в конце 1937 года были получены показания, что обстрелявший катер командир отделения пограничников Лавров являлся участником заговора и имел задание совершить террористический акт в отношении Сталина. Из лагеря, где Лавров отбывал наказание, его доставили в Тбилиси, во внутреннюю тюрьму НКВД, где, допросив с пристрастием, «полностью изобличили» как врага народа и террориста. Его приговорили к расстрелу. Такую же меру наказания получил и бывший председатель ГПУ Абхазии Микеладзе, уволенный за допущенный инцидент с катером в 1933 году из органов ЧК. К расстрелу он был приговорен тройкой республиканского НКВД. Это произошло уже после того, как окончательно втершийся в доверие к Сталину Берия в награду за «раскрытие» контрреволюционной террористической группы, «подготавливавшей убийство» вождя, сокрытое Ягодой, получил назначение в Москву. Сперва первым заместителем к Ежову, «столкнувшим» с помощью Берии Ягоду, чтобы менее чем через полгода убрать со своего пути и Ежова.

…Однако наступил час возмездия и для Берии. В материалах уголовного дела имеется акт, датированный 23 декабря 1953 года, извещающий о том, что:

«…сего числа в 19 часов 50 минут… приведен в исполнение приговор специального судебного присутствия по отношению к осужденному к высшей мере уголовного наказания – расстрелу Берия Лаврентию Павловичу».

Произошло это на пятьдесят четвертом году (судя по автобиографии, Л. П. Берия родился 17 марта 1899 г.) его зловещей и в общем-то ничтожной жизни, втянувшей в свой страшный водоворот сотни и тысячи покалеченных и загубленных судеб.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю