Текст книги "Два шага маятника"

Автор книги: Вячеслав Пальман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА ВТОРАЯ
Помощь физика. Поездка младшего Долли. Приезд и деятельность Памелы Гривс. Письма из Москвы

Перемены в общественном устройстве жителей города Санта-Рок и вообще всех граждан Силурии не очень долго тревожили ум и сердце Карела Долли. Оп был слишком занят своим делом.

Пожалуй, только близкие люди заметили вспышку энергии у молодого биолога. Ласкар Долли с великим удовольствием отмечал повышенный интерес биологической лаборатории к проблемам физики. Карел сделал заявки на приборы, сам выбор которых говорил о явном повороте исследований в другую сторону. Редкая встреча братьев не заканчивалась теперь подробным разговором об излучениях, о способах изменения вещества и роли мельчайших частиц в жизни белковых тел.

Свободные от занятий в лаборатории часы Карел посвятил изучению русского языка. В Советском посольстве, куда обратился Карел, его встретили учтиво, нет, вернее, дружески. О нем знали в Советской России. Конечно, его желание познакомиться с достижениями русских биологов было принято как естественное, и он быстро получил визу.

– Ты когда едешь? – спросил у него Ласкар.

– Как закончу новые опыты с крольчихой. На это уйдет несколько месяцев. Всего два-три месяца.

По довольному виду Карела, по живому блеску в глазах Ласкар догадывался, что «новые опыты» у него идут успешно. Карел работал увлеченно. Кажется, он и сам понял, что нащупал твердую почву. Но от более подробного рассказа о делах в лаборатории он уклонялся. Причиной тому была не скрытность характера, а особая ответственность перед собой и перед наукой, свойственная всем настоящим ученым. Он не мог и не хотел делать выводов, пока они не станут на прочную основу фактов.

Ласкар не торопил брата. Даже лучше, если Карел поедет за границу с хорошо устоявшимся собственным мнением. То, что было сделано им до сих пор, являлось только прелюдией к настоящей работе. Отрешившись от надежд на простое лечение старости, как средство продления жизни, Карел весь отдался новому увлечению. Его опыт и знания быстро помогли найти иной путь. Первые же эксперименты с животными были обнадеживающими. Если еще Карелу удастся познакомиться с работами других биологов за рубежом, то его продвижение к вершинам науки, несомненно, ускорится.

Ласкар считал, что мировая наука, как и культура, и вообще общественная жизнь развивается тем успешнее, чем больше ученые встречаются друг с другом, делятся своими познаниями. Если его спрашивали, когда начался быстрый подъем современной физики, то он отвечал без задержки: со времени первой встречи физиков в Женеве. Там он впервые пожал руку Блохинцеву и Векслеру, этим необычайно талантливым и энергичным ученым. Их доклады вызвали в среде физиков изумление. Ведь русские первыми начали заниматься управляемыми термоядерными реакциями. Ответственные биологи России внесли немалый вклад и в науку о развитии живых организмов, они уже вторглись в тайну клетки, вплотную занимались теорией наследственности. У них было чему поучиться.

Незадолго до отъезда Карел попросил брата зайти в лабораторию. Ласкар прибыл без задержки. Его удивил торжественный вид биолога.

Усмехнувшись, физик сказал:

– На твоем челе я вижу печать значительности. В чем дело? Уж не получил ля ты Нобелевскую премию?

– Я просто доволен ходом опытов. Я хочу поблагодарить тебя, Ласкар, за ценные советы.

– Пожалуйста, без церемоний. Лучше покажи, чем богат.

Они прошли в лабораторию.

Это была уже не та лаборатория, какую видел Ласкар несколько месяцев назад. Тогда она походила на лечебное учреждение средней руки, на клинику. Сейчас главное место в четырех комнатах и в зале занимали электрические приборы, словно тут работали над проблемами атомной физики, а не медицины.

– Чувствую, куда ты повернул дело, – сказал Ласкар.

– С твоей помощью.

– Ну и как?

– Очень доволен, дорогой брат. Не могу тебе сказать всего, потому что еще не обрел полной уверенности, но если и дальше дело пойдет именно так, то мы нащупаем серьезные пути к бессмертию.

– К бессмертию? – в тоне Ласкара послышалась едва уловимая насмешка. – Не много ли для простых смертных?

– Может быть, я не совсем точно выразился… – Карел смешался, но тут же тряхнул головой и добавил: – Но что-то в этом роде.

– А точнее?

Биолог уклонился от прямого ответа. Сказал:

– Знаешь, крольчиха Эдит жива и здорова. Более здорова, чем была три месяца назад.

– Лекарства?

– Нет. Совсем иные воздействия.

Ласкар догадался, о каких воздействиях идет речь, но не стал уточнять, только удивленно поднял брови.

– Совсем иные методы, чем у твоего Ганса Хеллера, – сказал Карел.

– Он тоже делает доброе дело. Его фирма, насколько мне известно из писем, процветает. Кстати, уж коль мы заговорили о нем… Ты знаешь, он предложил мне свою помощь.

– Лечить стенокардию?

– И ее тоже. Я поколебался, а затем ответил положительно.

– Опрометчивое решение, Ласкар.

– Ты думаешь? А что я теряю? Ничего.

– Обычно после курса хемотерапии наступает короткий подъем сил, а затем депрессия. Тебе она вовсе ни к чему. Откажись.

– Нет, я попробую. Вдруг поможет? В моем положении не приходится выбирать.

Карел подумал секунды две, сощурился, словно увидел что-то вдали, и вдруг сказал:

– Несколько позже и я предложу тебе помощь.

– Вот как?

– Да, когда вернусь. А сейчас хочу просить тебя кое о чем… Видишь ли, мои сотрудники недостаточно подготовлены для вторжения в область радиологии. И все эти приборы… Не возьмешься ли ты за консультацию?

Они проговорили почти час. Карел вышел из кабинета взволнованный, раскрасневшийся. Ласкар, как обычно, хмурился, но глаза его блестели, видимо, разговор заинтересовал и его.

– Когда едешь? – спросил он.

– Послезавтра. У меня все готово.

– Переводчик?

– Обойдусь. А если увижу, что плохо, попрошу на месте.

– Ты все продумал?

– О да! Если бы только найти подтверждение своим мыслям!

– Я уверен, ты найдешь.

– Дай бог, как говорили в старину верующие люди.

– Ты тоже верующий.

– Во что? Или в кого?

– В науку, друг мой. Прекрасная вера! Чудес в науке так много, что никакая религия не сможет соревноваться. Разница в том, что научные чудеса делают человеческие руки. Вот такие, как эта рука.

Он взял руку Карела и с чувством пожал ее.

– Спасибо, – сказал Карел сдержанно.

В тот день Ласкар получил письмо от своего друга Ганса Хеллера из Урдона. Хеллер писал:

«Итак, я берусь за тебя, старина. Берусь серьезно и надеюсь, что мне удастся отстранить от тебя опасность. И сам я, и мои сотрудники синтезировали в последнее время чудесные препараты, испытали их и готовы предложить людям. Нас с тобой связывает многолетняя дружба. Кому же первому оказать помощь, как не тебе? Ты так нужен науке, прогрессу, человечеству…

На днях я .направляю к тебе одну очень способную даму, биолога Памелу Гривс, и вручаю ей твое бренное тело, твои болезни и твою судьбу. Отнесись к ней, как бы ты отнесся к доброй сестре…»

Первое письмо от брата Ласкар Долли получил через сорок дней. Он писал о том, что… Впрочем, не лучше ли познакомить читателя с этим письмом и отказаться от пересказа его?

«Москва, июль, 29.

Дорогой Ласкар!

Просты за долгое молчание. Увлеченный переменами, новизной и всем, что вижу и слышу, я не находил и минуты времени, чтобы посидеть за письменным столом и обстоятельно изложить тебе свои взгляды на интересующие меня и тебя проблемы.

Сегодня выдался свободный день. Мои новые друзья-биологи, сославшись на срочное задание, куда-то уехали. Милая Полина (о ней я расскажу тебе несколько позже) сказала мне под большим секретом, что работники института уехали на один из космодромов, где примут животных, побывавших в космосе. Обижаться на скрытность друзей мне не приходится: я человек новый для советских ученых, а новичка не всегда уместно посвящать во все тайны. Завтра они будут на работе, мое одиночество кончится, и мы возобновим беседы и встречи.

Знаешь, что мне больше всего понравилось здесь? Широта взгляда советских биологов по вопросам жизни и смерти. Один известный ученый создал, например, очень смелую гипотезу о возникновении жизни на земле, и пока что я не знаю сколько-нибудь серьезных критических работ по этой гипотезе. Молодой, малоизвестный пока биолог Коля Шустов, рядовой сотрудник головного института, куда меня прикрепили (у русских это довольно ходкое слово «прикрепить – открепить»), разрабатывает сейчас интереснейшую тему о структуре наследственности и успешно доказывает ошибочность взглядов некоторых советских и виднейших английских генетиков. Подобная смелость в разработке тем очень завидна, здесь как-то легко спорить, дух вольности наполняет все огромное здание института.

Вместе со мной работают ученые Венгрии и Австрии, Румынии и Америки. Полина приехала, например, из Польши, она доцент Варшавского университета и здесь уже второй год. Если я скажу тебе, что Полина хорошо знает силурийский язык (ее мать силурийка) и в то же время довольно сносно говорит по-русски, то ты поймешь, как полезно наше знакомство и сотрудничество. Она отличный переводчик и товарищ. В общем, я очень доволен своей работой и решил пробыть в Москве больше, чем предполагал раньше.

Твою точку зрения на биофизику здесь разделяют очень многие. Кажется, ты в этих взглядах не одинок. Ласкар. Пришло время раскачать изнутри молекулу живого организма и заставить ее работать в нужном для нас направлении. Это предпосылка. Средства и способы есть. Именно на этой основе я и продолжаю свою работу, начатую в Санта-Роке.

Посылаю тебе предварительные наброски новой схемы. Я сочинил ее за несколько дней сразу после дискуссии о расшатанной наследственности и нарушенном обмене веществ. Познакомься, подумай, не сможешь ли ты развить и углубить схему, призвав на помощь свои познания в области микромира.

Данцу я написал отдельное письмо, думаю, что он сообщит мне, как обстоит дело с программой в лаборатории. Больше всего меня беспокоит наш текущий счет; замыслов страшно много, а денег мало. Что будем делать?

Пожалуйста, сообщи о своем здоровье. Занялся ли Хеллер лечением твоей болезни? Или ограничился красным словцом? Будь осторожен, дорогой Ласкар.

Твой Карел.

Р. 3. Ну вот, все мои друзья вернулись. Сейчас звонила Полина, я с удовольствием жду ее приезда. Она знает что-то очень интересное. Как жаль, что у меня нет ее фотографии. Ты должен видеть эту красивейшую из девушек. Будь здоров, скорей пиши мне…»

Не успел Ласкар дочитать письмо, как тут же подумал о возможной перемене в жизни брата. Он никогда не уделял столько внимания девушкам. А на этот раз… Рано или поздно надо же ему жениться. Почему не теперь, если Полина так понравилась ему? Лишь бы такого рода событие не отвлекло Карела от задуманного!

Ласкар подвинул к себе лист бумаги и приготовился писать ответ. Легкая улыбка тронула его губы. У Карела много новостей. Но и здесь их не меньше. Карел еще не знает, что тут случилось вскоре после его отъезда.

Ганс Хеллер обещал прислать в Санта-Рок свою сотрудницу, биолога и медика Памелу Гривс, хотел приехать сам, чтобы, как он выражался, «присутствовать лично при начале исцеления Ласкара от недугов и выразить ему свое почтение». Но полностью выполнить это любезное обещание Хеллер не смог: сам он не приехал. Звонок, раздавшийся в квартире Ласкара Долли, известил физика о прибытии мадам Гривс. Она находилась в одном из отелей Санта-Рока.

Ласкар жил в уютном особняке недалеко от центра города. Он тотчас же пригласил гостью к себе.

Через несколько минут прислуга пропустила мадам Гривс в кабинет старшего Долли.

Он увидел перед собой молодую высокую даму, очень строго одетую, со строгим и умным лицом, в то же время очень миловидную и, кажется, деловую. Во всяком случае, она не стала тратить время на светскую болтовню. Извинившись за Хеллера, которого задержали неожиданные дела, Памела Гривс попросила ознакомить ее со всеми материалами и выводами врача, лечившего Ласкара Долли. Получив требуемое и адрес врача, она откланялась, так и не улыбнувшись ни разу.

Ласкар после ее ухода долго ходил по кабинету, покачивал головой и хмыкал. Бывают же женщины! Миловидна, даже хороша собой, – и такая воля, строгость, можно сказать, монашеская суровость в глазах. Сколько ей лет? Ведь не более тридцати, ну, может быть, тридцать два, а ведет себя, как настоятельница монастыря.

Они снова встретились через день. Памела Гривс не изменила себе ни на йоту. Только за столом, когда был подан завтрак, гостья разрешила немного полюбопытствовать. Она спросила:

– Ваш брат в отъезде?

– Он в Москве.

– Очень жаль. Я хотела познакомиться с ним. Работы Карела Долли крайне интересны.

Ласкар сказал после некоторого колебания:

– Он занят сейчас проблемами биофизики.

Она подняла брови. Серые, вдумчивые глаза Памелы спрашивали.

– Биофизика в применении к геронтологии…

– Вот как! – гостья была еще более удивлена.

Ласкар пояснил:

– Коренное изменение процессов старения возможно лишь путем изменений в самой клетке, путем перестройки молекул. А на такое вторжение в жизнь способна только физика. Насколько я понял из письма Карела, московские его коллеги разделяют такую точку зрения. Карел надеется углубить свои познания в этой области и применить теорию практически.

Она вздохнула.

– Лаборатория Хеллера далека от столь трудных проблем. Мы рассчитывали помочь людям простыми лекарствами.

– Карел тоже не отказывается от химии. Но он применяет хемотерапию как дополнительный фактор.

Памела согласилась, что это умно. Матово-бледное лицо ее немного порозовело. Ласкар смотрел на нее через стол и думал, как бы похорошела и расцвела его гостья, если бы вместо строгого костюма на ней было веселое, открытое платье, а на лице – беспечная улыбка. Она перехватила взгляд и чуть свела брови, словно поняла, о чем думает Ласкар.

Но во время осмотра больного Памела вдруг сказала:

– Выглядите вы мужчиной, Долли. Я ожидала худшего. А вы…

Это был отличный комплимент! И сказано было строго, безапелляционно, так что не верить медику он не мог. Как мало надо подчас человеку, чтобы приподнять его, укрепить дух и тело! Ласкар повеселел. Он даже позволил себе проводить Памелу до ее отеля, шутил, но Гривс оставалась монументально-строгой. И эта ее строгость действовала на Ласкара гораздо сильнее, чем милый щебет женщин, которые откровенно хотят нравиться.

Скоро Памела Гривс начала курс лечения.

– Долгое, трудное дело, – пояснила она, приступая к уколам. – Два-три месяца, не меньше. Правда, с перерывами.

– Можно мне знать, чем вы лечите? – довольно робко спросил Долли.

– Разумеется, – охотно ответила она и в течение нескольких минут произнесла два-три десятка латинских названий, половина из которых ему ничего не говорила. Ласкар только кивал. А не все ли равно чем! Лишь бы польза.

Через пять дней он предложил доктору, удобства ради, перейти из отеля в его дом.

– Для вас найдется комната, здесь небольшой сад и вообще удобнее.

Она сразу согласилась и вскоре он услышал, как Памела по-хозяйски, строго и веско, разговаривала с его прислугой. Уж, видно, такое у нее было обаяние власти, что прислуга ничуть не обиделась и с готовностью делала все, что ни приказывала мадам Гривс.

В письме к Хеллеру физик не пожалел благодарностей. Ганс ответил, что Памела – его лучшая помощница, что он, безусловно, верит ей и что его друг тоже может вполне на нее положиться.

Так в доме старого и больного физика появилась женщина, и как-то незаметно все в этом доме скоро изменилось. Перемены хозяин дома чувствовал и в себе. Он стал тщательнее бриться и одеваться, в его голове, до того целиком занятой рабочими проблемами, теперь нет-нет да и мелькали мысли о строгой хозяйке, о режиме. Он старался делать доктору что-нибудь приятное, и она принимала это как должное.

Но не улыбалась.

Никак не улыбалась.

Прекрасно выточенная глыба льда. Не больше!

Между тем в Санта-Рок пришло второе письмо от Карела, которое мы и приводим здесь целиком.

«Москва, 17 августа.

Дорогой Ласкар!

В первом письме я, кажется, только упоминал о животных, побывавших в космосе. Теперь об этом знают все, и даже есть сообщение в газетах. В нашем институте появилось семь прелестнейших собачек, маленьких, понятливых и очень забавных с виду. Но они герои, они действительно побывали в космосе, – одни в ракете на огромной высоте, другие в гондоле стратостата в верхних слоях атмосферы.

Где и как это происходило, я не знаю, но Полина утверждает, что бело-черная Злючка (имя ей дано явно не по характеру!) поднялась на тысячу километров, а флегматичная Зорька обследовала стратосферу на высоте двадцать-шестьдесят километров. Полина в курсе всех этих событий, она работает сейчас как раз в той группе, где ведут наблюдения за животными.

Первые сведения очень интересны. Путешествие в космос не прошло для животных бесследно. Вот что было замечено.

Через неделю у Злючки появились первые признаки лучевой болезни. Ракета пронесла животное через

два пояса радиации. Было бы странным, если бы Злючка осталась невредимой. Когда я пишу тебе это письмо, собачка лежит на столе, ей делают очень серьезную операцию, пытаясь сохранить жизнь и проверить новые методы лечения из области космической медицины.

В то же время вторая собачка, Зорька, «понюхавшая пороху» в стратосфере, весела и здорова, словно и не была на огромной высоте, а играла на зеленом дворике. В своем смешном комбинезончике Зорька бегает по комнате, как по арене цирка. Полина ведет за ней наблюдение, но до сих пор у собачки не обнаружено никаких признаков заболевания или расстройства функций. Более того, появились совершенно неожиданные симптомы, которые меня, например, страшно обрадовали, потому что они, эти симптомы, лишний раз подтверждают мнение, высказанное тобой во время нашего разговора в лаборатории.

Сейчас я занялся книгами, о которых слышал не раз. Читать на русском языке мне еще трудно, но постепенно, с помощью Полины, я осваиваю главу за главой. Последние дни провел за трудами академика Богомольца, основательно познакомился с работой института гериатрии. Убежден, что Бурльер был не прав, когда он отвергал предложение румынских биологов. Новокаин, как его рекомендуют румынские ученые, все-таки очень благотворно влияет на организм престарелых людей. Я увидел это своими глазами. Препарат способен дать старикам облегчение. Но в то же время я убедился, что лечение новокаином – полумера, даже четвертьмера, если угодно. На этом пути крупного успеха ждать не приходится. Другое дело, если использовать новокаин в качестве дополнительной меры при глубоком вмешательстве…

Но я еще раз хочу вернуться к истории с собаками.

Вчера Полина предложила мне познакомиться с составом крови у Зорьки. Анализ был сделан в лаборатории института очень тщательно и добросовестно.

Я углубился в колонки цифр, сравнил данные первого анализа (перед полетом) и второго (после полета) и был несказанно удивлен. Произошел несомненный и серьезный сдвиг в сторону увеличения в крови белков, уменьшения холестерина и улучшения кислородного обмена.

– Похоже, что Зорька молодеет, – сказал я Полине не очень уверенно.

– Ты угадал, – ответила она. – Зорька хорошо ест, оживлена, понятлива. Мы проверяли ее на кислородный обмен, так он возрос, артериальное давление уменьшилось. Во всяком случае, путешествие в небо ей на пользу.

Я попросил Полину сделать еще два-три анализа на радиоактивный йод, мозговой кровоток и емкость легких. Интересно до конца выяснить, случайны все эти перемены или тут кроется что-то серьезное.

Полина поняла мой замысел.

– Ты полагаешь, – спросила она, – что короткое пребывание в стратосфере может как-то влиять на ход жизненных процессов?

– А почему бы и нет, – ответил я. – Условия там необычные, они могли вызвать большие изменения Злючке досталось больше, она умирает. А Зорька как бы прошла по острому лезвию и удачно избежала опасности.

– Злючка прошла через два пояса радиации Земли, тогда как Зорька не достигла их. Где же тут необычное? Разве только давление и состав атмосферы могли повлиять на нее?

Я не нашелся, что ответить. К сожалению, мы у себя не занимались подробным изучением верхних слоев атмосферы. А ты, Ласкар, как-то не нашел времени поделиться со мной своими знаниями на этот счет.

Анализы сделали. Знаешь, что они показали? Щитовидная железа Зорьки поглощает сейчас значительно больше йода, чем перед полетом. Увеличилось общее количество воды в организме, увеличился мозговой кровоток. Удивительное дело! Материалы второго анализа становятся в один ряд с первыми и создают общую картину быстрого улучшения деятельности организма. Я затрудняюсь пока делать выводы, но факты очень интересны. Что ты на это скажешь, дорогой физик?

Разговор о Зорьке недавно зашел в кругу видных советских биологов. Некоторые из ученых склонны приписать изменения в организме простой случайности. Другие отнеслись к результатам анализов с большей серьезностью. Институт решил повторить опыт еще с несколькими животными. Загадка должна быть и будет расшифрована.

Вспомни, Ласкар, ведь мы с тобой не раз говорили, что только расшатанный организм способен воспринимать новое. Может быть, это и случилось с Зорькой? Если так, то последующие опыты должны дать идентичный материал. Постараюсь прояснить историю до конца.

А теперь немного о личном. Не буду кружить вокруг и около, скажу тебе прямо о том, что думаю.

Кажется, я люблю Полину. Тебе-то я могу открыться. Все, что случалось со мной до сих пор, не идет ни в какое сравнение с моим чувством к этой девушке. Мне без нее уже трудно пробыть даже час, даже несколько минут. Она все понимает. Есть надежда, что и для Полины я не безразличен.

Она изумительна, Ласкар. Не найду иного слова, но боюсь, что и это слово не способно выразить всю правду о Полине. Изумительна!

Случай, о котором я сейчас расскажу тебе, сблизил нас еще больше…

Как-то я увидел в ее руках письмо с родины, из Варшавы. На конверте стояло: Полине Сокальской (это ее фамилия). Полина была задумчива. Г лаза ее грустно смотрели на меня.

– Из дома? – спросил я, не в силах преодолеть вполне понятное любопытство.

Они покачала головой: нет. И вдруг сказала:

– От жениха.

У меня потемнело в глазах. У Полины – жених?! Жених! Вид у меня, вероятно, был отчаянный, потому что она испуганно дотронулась до моей руки и спросила:

– Ты что, Карел?

– У тебя жених?! – переспросил я, на что-то надеясь.

– Да, – тихо сказала она.

– И ты любишь его?

Она покачала головой.

– Я люблю другого, – сказала она и опустила голову.

Разговор происходил в ее комнате. Я стоял у дверей, ноги у меня стали совсем каменные. Полина положила руки на мои плечи, я видел, как она закусила губы, чтобы не расплакаться. Мгновение, и я понял, кого она любит. Это мое счастье, Ласкар! Впервые я поцеловал Полину.

Что ты скажешь на это? Усмехнешься, размяк твой братец, оплошал? Вспомнишь, как я похвалялся своей твердостью, как давал клятву остаться холостяком? Да, теперь ты можешь вволю посмеяться надо мной. Я не выдержал. Но ведь я люблю ее, понимаешь? Она для меня дороже всех на свете.

Я сделал Полине предложение, она приняла его. И знаешь, что мы решили? Мы обвенчаемся здесь, в Москве. Пойдем в наше посольство, потом в польское, оформим документы и приедем в Санта-Рок вдвоем. Карел и Полина Долли! Как, звучит, а?..

До чего же я счастлив! Ты даже не можешь себе представить, дорогой Ласкар!..»

Прочитав это письмо, Ласкар задумался.

Он сидел в своем кабинете. На письменном столе горела неяркая настольная лампа. Она освещала лишь часть стола, бумаги на нем, грустно-задумчивое лицо физика.

Воистину, не знает человек, что потеряет, что найдет. Думал ли Карел, что научная поездка в Москву принесет ему не только удовлетворение постоянной жажды к знаниям, но и личное счастье? Конечно, нет! Младший брат всегда при случае бравировал своей независимостью. Он и не помышлял о семье. И вот… Как хочется, чтобы он был счастлив!

Чуть слышно скрипнула дверь. Ласкар не обернулся, не услышал этого звука.

– Можно к вам? – Памела уже стояла в дверях.

Он очнулся, оживился.

– Да, пожалуйста. Я сейчас зажгу свет…

Ласкар встал, но она уже щелкнула выключателем.

– Вы заняты?

– Размышляю над письмом Карела. Он женится. Мой брат приедет сюда с женой. Подумайте только, мадам Памела!.. С женой!

– Можно лишь радоваться… Счастливых людей так мало. Еще меньше счастливых семей.

Она села на кончик стула, строгая, собранная, холодная. Лишь в серых, немного увлажнившихся глазах ее можно было заметить тепло.

– Будем надеяться, что это событие не помешает биологу Долли, – сказала она.

– О, нет. Письмо не только о Полине.

– Ее звать Полина?

– Она из Варшавы. Тоже биолог. Они работают вместе.

– Ну, тогда… – Памела не договорила. Но Ласкар понял, что она хотела сказать. – Что нового в Москве, он не пишет?

– Если хотите… – Ласкар протянул ей письмо.

– Удобно ли? – она колебалась, стоит ли брать.

– Прочтите.

– Спасибо. Я пойду к себе. А через час у нас укол. Вы не забыли?

Памела вышла с письмом, а Ласкар посидел минуты две в задумчивости, хотел писать, но передумал, встал и, заложив руки за спину, принялся ходить по кабинету.

Карел многого еще не знает. К сожалению, подавляющее число биологов пока что плохо осведомлены обо всем, что касается космического излучения. Сейчас только рождается, возникает целое созвездие новых, необычайно интересных наук: космическая медицина, космическая биология, даже космическая геология. Что сулят человечеству новые науки, трудно даже представить. Твердо известно одно: разуму тесно на планете, он устремился к далеким мирам, он обрел крылья. Лишь бы на пользу людям!

Да, Карел многого не знает. Он, видимо, убежден, что Зорьку не затронули активные космические лучи.

Из научных сообщении известно, что первый пояс радиации находится где-то на высоте 300-400 километров от Земли. Но физики лишь недавно открыли и другое. Они узнали, что на высоте 18-50 километров тоже наблюдается интенсивное космическое излучение. К частицам высокой энергии, приходящим из космоса, здесь присоединяются вторичные космические излучения, здесь царство мезона – элементарной частицы, возникающей при взаимодействии первичных частиц с молекулами воздуха.

Еще мало изучено действие вторичного излучения на живой организм. Но что такое действие имеет место – спорить не приходится. Мезон резко и активно вторгается в живой организм. Зорька побывала в стратосфере. Ее организм как-то отозвался на излучение. Благотворное это действие или нет? Вполне возможно, что – да. Малые дозы излучения действуют на живые клетки стимулирующе, средние дозы – тормозяще, сильные – разрушающе. Правило Арндта-Шульца. Совпадение случайностей – и вот Зорька получает как раз столько, сколько надо для хорошей встряски организма. Анализ свидетельствует о каком-то обновлении, может быть, временном, а может быть, и длительном.

Из письма видно, что поездка Карела в Советский Союз и встречи с коллегами разбудили в нем новую страсть к широчайшим экспериментам. Ласкар хорошо знал брата. Карел теперь готов перевернуть горы, лишь бы пробиться к загадке жизни и смерти. Ну что ж, остается только помочь ему в этом благородном стремлении.

Если что и беспокоило Ласкара Долли, так это деньги. Карелу придется расширить объем работы, увеличить лабораторию. Хватит ли у них средств? Дело в том, что до сих пор Карел содержал лабораторию за свой счет. Академия наук страны не могла оказать ему денежную поддержку, и он, наряду с исследованиями, вынужден был заниматься медицинской практикой, даже изготовлением лекарств, чтобы иметь средства хотя бы для оплаты специалистов и содержания лаборатории. Стоит ли говорить, что Ласкар Долли постоянно помогал брату. Пока Им везло: три года назад вместе с группой физиков старший Долли был удостоен Нобелевской премии. Эта премия в значительной части была истрачена на расширение биологических опытов Карела.

Вошла прислуга, сказала:

– Мадам Гривс ожидает вас.

Памела Гривс очень пунктуально выполняла схему лечения больного. Кажется, ничто не могло поколебать ее в этом. И сейчас, едва Ласкар Долли вошел, она взяла в руки шприц.

Покончив с делом,сказала:

– Теперь я поняла замысел Карела Долли. Действие сильных физических реагентов на ослабленную клетку, изменение хода процессов в ней. Это дерзкий и, я бы сказала, опасный путь!

– В науке нет путей проторенных, мадам Памела.

Она вдруг улыбнулась.

– Как все это не похоже на Хеллера!

И тотчас, словно испугавшись своей смелости, погасила эту первую, насмешливую улыбку.

– Передайте от меня вашему брату самое дружеское пожелание счастья и успеха, – сказала она уходившему Ласкару.

Он кивнул.

Через две недели Ласкар Долли получил от брата третье – и последнее письмо. Он извещал о своем скором приезде вместе с женой.

Полина Долли почти одновременно с замужеством защитила в одном из советских университетов диссертацию на звание кандидата медицинских наук и с полным правом утвердилась в качестве помощника Карела Долли. Все у них стало общее.