355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Всеволод Нестайко » Чудеса в Гарбузянах (илл. А.Василенко) » Текст книги (страница 4)
Чудеса в Гарбузянах (илл. А.Василенко)
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 05:50

Текст книги "Чудеса в Гарбузянах (илл. А.Василенко)"


Автор книги: Всеволод Нестайко


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава девятая, в которой вы узнаете о приключении на речке Голубеньке и о том, что произошло потом и чем закончилась наше необыкновенное приключение

Эта новость, дорогие друзья, поразила меня, можно сказать, в самое сердце. Мне и в голову не приходило, что такое может произойти.

С детства, с младенческого, так сказать, возраста были они вместе. Не без того, конечно, что иногда и ссорились, драли друга за волосы, дрались даже, но к вечеру уже и мирились.

Но в этот раз вечер мира не принес. Ни вечер, ни следующее утро, ни день, ни снова вечер… Да и второй день, и третий, и четвертый…

Журавль предпринимал отчаянные попытки помирить их, но эти попытки лопались, как мыльные пузыри.

– Ишь, рога показал! Я ему эти рога откручу! Еще зачешется у него в носу! – цедил сквозь зубы Сашка Цыган и ни о каком примирении не хотел и слышать.

Марусик тоже дулся:

– Не хочу-у!.. И всё! Не хочу-у!

Журавль разрывался пополам. Половину тянуло к Сашке Цыгану, половину к Марусику.

А главное, разрывалось его сердце. Ведь он видел, что хотя и хорохорились его друзья, но оба переживали страшно.

Да-да, и Сашка Цыган тоже.

Думают, что если он атаман, то уже и не переживает, отвергает все тонкие чувства.

Да ничего подобного!

Да, может, вожаки тяжелее переживают, чем не вожаки. Потому что и поплакать не могут, не позволяют себе. А переживания, которые скрываются, таятся в сердце, всегда тяжелее тех, что выговариваются на людях.

Бунт Марусика зацепил Сашку Цыгана за живое. И изменил ему его легкий характер. Утратил он бодрость свою и веселость. Что называется, белый свет не мил. Ничего ему не хотелось, ничего его не радовало.

Ну, а Марусик – так тот совсем, как это говорят, спал с лица – похудел, осунулся, не Марусик, а одна тень.

Киношники же – молчок, ни звука… Поехали и как в воду канули. И куда они запропастились? У Марусика уже сил не было ждать.

Один день слонялся он по селу без дела, и ноги как-то сами собой принесли его ко двору Гриши Пасечного. Гриша сидел на завалинке, уставившись в книгу. То ли новый номер готовил, то ли просто так читал – неизвестно.

Марусик почувствовал себя вдруг преступником, пойманным на месте преступления.

Встал как вкопанный и не мог сдвинуться с места.

И внезапно неожиданная решимость овладела им. Он несколько раз глубоко вздохнул и подошел к Грише.

– Гриша!

– А? – встрепенулся тот, отрываясь от книжки.

– Тут недавно… киношники приезжали… – Марусик отвел глаза. – Тебя нигде не было. Поэтому они меня записали. На съёмки. Фильм для детей снимать будут.

– Да ну! – воскликнул Гриша и сразу прищурился. – А ты меня за нос не водишь?

– О! – Марусик чиркнул себя отставленным большим пальцем по шее. – Мальчик им нужен. Курносый, веснушчатый… Но я… Я им скажу, когда они приедут, чтобы они тебя взяли…

И не дав опомниться, повернулся и бросился бежать.

Дома не успел Марусик отдышаться, как пришел Журавль.

Разговор не клеился. Сколько не заговаривал с ним Журавль, Марусик отмалчивался, отмахивался. А потом неожиданно достал из кармана лягушачью лапку и протянул Журавлю:

– На!

Журавль захлопал глазами, он уже и думать забыл о волшебном талисмане после этой ссоры.

– Возьми! – вздохнул Марусик. – Она мне больше не нужна. Теперь ты судьбу искушай.

Журавль усмехнулся и склонил голову к плечу:

– Давай!

И едва успел он спрятать лягушачью лапку, как скрипнула калитка и появился запыхавшийся Гриша Пасечный.

– Слу-уша-ай!.. – прямо от калитки закричал он Марусику. – Чего же ты убежал, чудило? Ты же мне толком расскажи, что за киношники и что они такое снимать будут… – Он повернулся к Журавлю. – А то, понимаешь: «Я скажу чтобы взяли тебя» – и наутёк! Кто же так делает? Вот чудило!

Марусик втянул голову в плечи и, как пойманный воробей, зыркнул на Журавля.

Журавль расплылся в улыбке.

Да это он ко мне побежал. Я его ждал. У нас с ним дело одно. А о киношниках этих толком и рассказывать нечего. Мы вот тут у ворот сидим, семечки лузгаем, вдруг подъезжают… Тыр-быр, мы кино снимаем о сельских мальчиках. Есть ли ребята подходящие, чтобы и в самодеятельности, и учились хорошо. Ну мы сразу про тебя и подумали. Вот и всё.

Но от Гриши не так легко было отделаться. Он еще не меньше получаса расспрашивал о киношниках. И какие они, и как были одеты, и что точно говорили, и как стояли, и как сели, и как уехали. Хотелось человеку поговорить на эту тему.

И не удивительно. Если бы вам, друзья, светило сняться в кино, вы бы тоже об этом говорили. Когда он наконец ушел, Журавль хлопнул Марусика по плечу: «Молодец! Я так и знал, что ты это сделаешь!»

– Да, – махнул рукой Марусик. – Я как подумал про эти съёмки: кругом люди толпятся, таращатся на тебя. Нет. Это не для меня. Пусть уж Гриша этим занимается. Он привычный.

Надо же было Марусику что-то говорить.

Когда в тот же вечер Журавль рассказал Сашке Цыгану обо всём, тот лишь хихикнул: «А мне что! Пусть снимается. Пусть снимается. Мне всё равно».

Но было видно, что ему не всё равно. Совсем не всё равно. Потому что настроение у Цыгана сразу улучшилось, глаза засветились, и даже стал что-то напевать.

А когда Журавль заговорил о примирении, Сашка Цыган молча отрицательно покачал головой. Выдерживал марку. Не захотел первым идти с поклоном к Марусику. Он, видимо, считал, что с его стороны главное сделано. От киносъёмок он отказался. Теперь, мол, слово за Сашкой Цыганом.

«Как легко поругаться, и как трудно помириться» – с грустью думал Журавль.

Прошло еще несколько дней. Август в этом году был очень жарким. Солнце пекло и жарило немилосердно. Температура достигала тридцати пяти. Одно спасение – речка.

Голубеньку нашу, при всей к ней любви и уважении, нельзя назвать судоходной магистралью. Океанские лайнеры в неё не заплывают. В большинстве мест её спокойно перебредают коровы.

На Бамбурах было лишь одно глубокое место, где можно было купаться. И хочешь не хочешь, Сашке Цыгану и Марусику приходилось там встречаться. И они встречались. Журавль то к Марусику подплывет, поговорит, то к Сашке Цыгану. А они взгляд друг на друга не бросят. Делают вид, что не замечают, как будто незнакомые.

Вот в этот раз так было. У берега плескалась малышня. А ребята плавали на средине речки, на глубине. Сашка Цыган с одной стороны, Марусик с другой, а Журавль между ними. В воде было хорошо и не хотелось вылезать. А Журавль, плавая, пел во весь голос: «Ой, на горе калина, под горой малина. Калина-малина, чубарики-чубчики, малина…»

Сашке Цыгану и Марусику, честно говоря, тоже хотелось петь, но они сдерживались. Как-то неудобно петь, когда рядом твой бывший друг, который тебя обманул (предал). Как-то рот не раскрывался. Неожиданно Журавль закричал: «Ой! Ой! Судороги ногу сводят! Ой, ребята, как сводит!» Он ушел под водой, потом вынырнул и уже испуганно фыркая заорал: «Ой, ребята, спасайте! Спа-са…» И снова ушел с головой под воду. Первым бросился к нему Марусик, он был ближе. Подплыл, ухватил Журавля за руку, что на миг появилась из воды, и не успел опомниться, как Журавль обхватил двумя руками и они уже вдвоём ушли под воду. «Ну, всё! – мелькнуло у Марусика. – Пошли кормить раков». Он отчаянно замолотил руками и ногами, вырываясь. Но Журавль держал его крепко, как клещами. Впрочем, может быть, от этих отчаянных движений Марусика, они начали выплывать. Еще несколько мгновений и голова Марусика уже над водой. «А-а-а! – жадно глотает он воздух и замечает рядом Сашку Цыгана.

– Бей его по голове, а потом хватай за волосы, – кричит Сашка Цыган.

– Не могу, он меня держит, – едва успевает выкрикнуть Марусик и снова ныряет. И в тот же миг чувствует удар по голове. – «А-ай! Это же он вместо Журавля мне врезал». – Последнее что подумал Марусик.

Когда он пришел в сознание и открыл глаза, то увидел что лежит на берегу. Его окружает любопытная бамбуринская малышня, среди которой, как телевизионная башня, торчит мокрый Журавль.

– О! Наконец-то! – увидев, что Марусик открыл глаза, закричал Журавль. – Ну и напугал ты нас.

– Ты… А ты же как? – спросил Марусик, тяжело дыша.

– Отпустило… Как только ты пошел на дно, судороги сразу прошли, – Журавль виновато улыбнулся. Не умел Журавль врать, и, когда приходилось говорить неправду, он всегда виновато улыбался.

Сашка Цыган поднялся, тоже виновато улыбнулся и сказал:

– Ты извини… я не хотел… я же думал, что это он… Ваши котелки в воде так похожи…

Малышня захохотала.

Марусику ничего не оставалось, как тоже засмеяться. А потом они пошли домой и весело смеялись втроём. И никто из них не вспоминал о ссоре, словно её и не было. Веселее всех смеялся Журавль. Он подпрыгивал на ходу, он захлёбывался, он заливался радостным смехом.

– Кстати, а как там… лягушачья лапка… волшебный талисман? – спросил вдруг Марусик.

– О! Лягушачья лапка! Будь здоров! – восхищенно воскликнул Журавль.

– Ты хоть пожелал что-нибудь?

– А как же!.. А как же!.. Пожелал, конечно! А как же. И исполнилось! Исполнилось! – Он лукаво улыбнулся.

Ребята переглянулись и… сразу поняли, что именно пожелал Журавль. Из-за этого желания они и идут сейчас вместе, и смеются, и радуются, и… Хотя и без всякого талисмана они бы, конечно, помирились. Но… И тут откуда-то появился Бровко. Бросился к ребятам, виляя хвостом и припадая к земле, словно хотел сказать: «Эх, как же я рад, что всё хорошо, что вы помирились! Как же я рад! И как же я вас, ребята, люблю!»

И солнце, хоть и улыбалось оно, смотря на наши Гарбузяны, всегда только утром, а сейчас уже была предвечерняя пора, не выдержало и весело засмеялось, играя искристым лучом своим на стеклах окон, на новеньких жестяных крышах, на линиях электропередач, в садах, на левадах, на волнах речки Голубеньки.

И на счастливых лицах наших героев.

А уже потом спокойно скрылось за горизонт.

Вот такое необыкновенное приключение случилось в наших Гарбузянах. Хотя, если хорошо подумать, что же в нем необыкновенного.

Ничего необыкновенного в нем нет. Все события совершенно реальны, ничего невероятного, а тем более волшебного не произошло… Обычное стечение обстоятельств.

А впрочем… Если подумать еще раз, то… неизвестно…

Честно говоря, я очень люблю необычайные события. Без них как-то скучно жить на свете.

Приключение второе. Секрет деда Коцюбы
Глава первая, в которой вы знакомитесь с дедом Коцюбой, «диверсантом» и с Тайфун Марусей. Придибенция в Липках

И снова солнце выглянуло из-за Лысой горы. Как всегда улыбнулось, любуясь нашими Гарбузянами. И сияющим лучом своим осветило, ласкаючи Бамбуры. Славный уголок нашего села, где жили герой этой повести Сашка Цыган, Марусик и Журавль.

Но сегодня оно почему-то не хотело будить их, а подозвало из-за горизонта кучерявое облачко, похожее на барашка, и, прячась за ним, начало всходить над селом.

Солнце словно знало, что один из наших героев, а именно Журавль, в этот момент досматривает удивительный сон, который он должен своим друзьям рассказать со всеми подробностями, ничего не пропуская и ничего не забыв. И пока он досматривает этот сон, не будем ему мешать, а давайте вернемся с вами в день вчерашний и увидим, что же произошло с нашими героями вчера. Ведь, честно говоря, без этого не будет понятен и удивительный сон Журавля, и дальнейшие события повести.

Так вот – вчера…

…Вчера ребят занесло в совсем другой, противоположный Бамбурам угол села, что назывался нежно и умиротворяюще – Липки.

Название понятно, потому что за последней хатой сразу начиналась буйная, хоть и небольшая, липовая роща. Ребят часто заносило сюда. В отличие от Бамбур, Липки были безлюдные и заброшенные. Почти во всех хатах окна и двери заколочены досками, дома оставлены, заросли бурьяном. Старые люди поумирали, молодые в город переехали. Во всех Липках только в одной хате, у самого липняка, жил одинокий дед – старый Коцюба. Для взрослых, конечно, Липки – грусть и тоска. Но для ребят – это рай земной. Правда, что может быть привлекательней для безудержной мальчишеской фантазии чем заброшенное человеческое жилище! Где каждый уголок дышит тайной, где каждая тропинка ведет в неизведанное, загадочное.

Как это захватывающе играть в сыщиков-разбойников, в войну, в разные погони и преследования.

Скрип-скрип! – таинственно скрипит старая, на одной петле калитка.

Порх! – вылетает из-под ветхой почерневшей стрехи какая-то птица.

– Воздух! – кричите вы, падая на землю.

– Та-та-та-та-та-та! – из автомата стреляете по фашистскому «мессеру», что уже упорхнул в густую крону старой груши.

Нет! Что не говорите, заброшенные безлюдные Липки – это рай земной для ребят.

В тот день они ловили диверсанта. По агентурным данным, его сбросил ночью вражеский самолёт в районе Липок.

Вам не надо объяснять, какое это сложное, ответственное дело – ловить диверсанта. Сколько оно требует умения, терпения и выдержки. И осторожности. Чтобы не вспугнуть его, внезапно застигнуть, захватить и обезвредить.

Тут просто так идти нельзя. Тут нужно красться, ползти на четвереньках, а то и на животе.

Сашка Цыган, Марусик и Журавль обшарили уже все Липки и подползали к роще.

– Тсс! – предупреждающе поднял палец Сашка Цыган, который полз, как всегда, первым. – Есть.

Марусик и Журавль поравнялись с ним и вытянули шеи.

Диверсантов было двое.

Они сидели на траве под липою и… целовались. Диверсанты были очень похожи на колхозных комсомольцев Васю и Клаву.

– Ну скажи… скажи… – в перерывах между поцелуями канючил «диверсант» Вася.

– Ага… – капризно надувала губы «диверсантка» Клава. – Тебе скажи, а ты… Сначала поедешь в Киев, зацепишься, пропишешься, вызовешь меня… тогда, может, скажу… Понимаешь?

– Клава!

– И не говори… Не говори мне! Я тут не останусь. Что я – глупая? Глупее других всех? Ты посмотри – одни пустые забитые хаты. Один придурковатый дед Коцюба…

Ребята переглянулись и презрительно скривились. И потеряли бдительность. Под рукою Сашки Цыгана треснула сухая ветка.

– Подожди!.. – насторожился «диверсант» Вася. Пришлось ребятам немедленно отступить. Вася был почти двухметрового роста, в армии служил в десантных войсках… И если учесть, что взрослые почему-то очень не любят, когда дети подглядывают, как они целуются, то лучше было, не задерживаясь, отступить. Что ребята и сделали со скоростью почти сверхзвуковой.

– Чтоб ему! – пытаясь отдышаться сказал Сашка Цыган, когда они были уже на безопасном расстоянии.

– Ага! – выдохнул Марусик.

– Подождите! Вон кто-то идет, – кивнул Журавль.

Ребята притаились за огромными, как слоновьи уши, лопухами.

По дороге шел незнакомец.

– Вот это все-таки диверсант, – уверенно сказал Сашка Цыган.

– Диверсант, – как эхо, повторили Марусик и Журавль. По этой дороге чужие, незнакомые не ходили. Эта дорога вела от птицефермы в колхозные поля. Незнакомец был молодой, с черной бородкой, в потертых джинсах и зеленой стройотрядовской куртке с яркой эмблемой на рукаве – явно городской. За плечами болтался небольшой рюкзак.

Он свернул с дороги и направился к хате деда Коцюбы.

Ребята ползком двинулись за ним.

Дед Коцюба поднял голову:

– Добрый день, дедушка, – вежливо поздоровался диверсант.

Дед Коцюба поднял голову:

– Здравствуй, сынок, коль не шутишь.

– Можно у вас тут присесть… отдохнуть немного?

– Садись, а чего же… Место есть… Идешь куда-то?

– Да просто так… Землю ногами меряю.

– Турист, значит…

Ребята переглянулись. Диверсант был явно подозрительный.

– Ну, это ничего, – сказал дед. – Григорий Сковорода тоже турист был.

– Точно, – улыбнулся диверсант. – Вот и я по его примеру… Институт закончил, последние каникулы перед работой… Решил по Украине немного походить.

– Правильно! – одобрительно кивнул дед Коцюба. – А то у нас кое-кто сразу за границу норовит, в джунгли, в прерии… А в шевченковских, гоголевских местах, куда люди со всего света приезжают, сроду и не был.

– Вот-вот, – поддакнул диверсант.

– Хитрый, змеюка! – прошептал Сашка Цыган. Марусик и Журавль молча кивнули.

– Медку хочешь? – ласково спросил дед Коцюба.

– Спасибо.

– Попробуй сначала, потом благодарить будешь, – дед взял с завалинки пузатенький горшок и протянул диверсанту.


Марусик вздохнул.

Несколько дней назад в перерыве между боями дед и их угостил медом. Воспоминания про это угощение были такие сладкие, что ребята дружно сглотнули слюну.

– Нектар! Амброзия! Вкуснота! – восторженно восклицал диверсант, пробуя мед. – Спасибо! Спасибо!..

– Не меня – пчел благодари. И липы эти. И землю нашу.

– Да-да… Земля наша… – незнакомец мечтательно вздохнул. – Лучшей нет в мире…

– Правильно.

– Только что-то не людно тут у вас.

– Да-а… – теперь уже дед вздохнул. – Здесь, считай, я один только и остался.

– Один? Совсем?

– Ага…

«Эх, и зачем это дед говорит? – с досадой подумал Марусик. – А если это действительно плохой человек? И что-то замыслил недоброе. Никто и крика деда не услышит…»

– А из родни у вас – что, нет никого? – дальше расспрашивал диверсант.

– Почему это? Двое сыновей, дочка, внуков пять, еще и правнуков двое… Жена, правда, умерла, – вздохнул дед. – В позапрошлом году. Царство ей небесное.

– И где же дети, внуки?

– Один сын на флоте слышит. Первый помощник капитана. Дочка в Виннице замужем, бабуся уже. А второй сын, самый младший, в Киеве. В рабочий класс перешел. На «Арсенале» работает… Внучка, дочка его, Галочка, медсестра в больнице.

– А почему же они вас к себе не заберут?

– Что я, сундук, чтобы меня забирать?

– Ну, вам же тут одиноко одному. Да и тяжело же, наверно.

– Пробовал я. Не выдерживаю. Домой, сюда вот тянет. Не могу. Почти же восемьдесят лет… за вычетом войны, фронта проработал вот здесь, на этой земле. Только в позапрошлом году, как бабы не стало, перешел на пенсию. А то все при деле, в колхозе.

– И кем же вы работали?

– Да кем же… Колхозником.

– Рядовым?

– Рядовым. Хлеборобом. А хлеб именно и растят.

– И так всю жизнь?

– Всю жизнь. И тут…

Ребята сначала услышали, а уже потом увидели ее – черноволосую зеленоглазую девушку, которая порывисто ворвалась неведомо откуда во двор деда Коцюбы. И все трое, словно по команде, улыбнулись.

– Здравствуйте, дедушка! – сказала девушка и лишь потом увидела незнакомца. – Ой! Здравствуйте!

– Здравствуйте! Здравствуйте! – с интересом глянул тот на девушку. Но она на него уже не смотрела.

– Дедушка! Тут моих комсомольцев не было?

– Которых?

– Ну… Клавы, Васьки…

– Да что-то не видел. А что такое?

– Да взносы собрать не могу. Никак не встречу…

«Мы! Мы видели! Вон там в роще целуются твои комсомольцы!» – очень хотелось закричать ребятам. Но они, конечно, не закричали.

– Жалко, что вы, дедушка, не комсомолец. Я бы хоть с вас взносы собрала.

– А что – давай, – улыбнулся дед. – Сколько тебе?

– Да я шучу. Наоборот. Может, вам что надо? Так я… Вы не стесняйтесь. Это же наша комсомольская обязанность – помогать пенсионерам.

– Спасибо, дочка. Не нужно мне ничего. Все у меня есть. Да что такому деду и надо? Лучше я тебя медом угощу. – Он взял с завалинки еще один пузатый горшок. (Там их стояло несколько, словно специально для угощения). – Держи! Пусть это будет мой комсомольский взнос.

– Вот так вот! Вместо того, чтобы я вам, вы мне…

– А куда же мне его? На базар же в Киев не повезу. Для людей и держу.

– Ну, благодарю… Можно, я вас поцелую?

– Давай! – шутливо махнул рукою дед.

– От имени комсомольской организации колхоза! – девушка обняла и звонко поцеловала деда в щеку.

– О! – весело воскликнул бородатый турист. – А я, кстати, тоже комсомолец. Из Киева. Сергей… Может, и меня… – подставил щеку.

– Перебьешься! – бросила девушка, повернулась и побежала. Мгновение – и уже след ее простыл.

Сашка Цыган сердито зашипел:

– Ишь! Разогнался! Диверсант! Нос утри.

Дед Коцюба с нежностью смотрел в ту сторону, куда побежала девушка.

– Маруся! – кивнул он ей в след. – Хорошая девушка. Бойкая. Как ветер. Не девушка, а настоящий тайфун, ураган, ее так и зовут Тайфун Маруся, наш комсомольский секретарь.

– Да-а, – задумчиво произнес диверсант Сергей. – Одна такая Тайфун Маруся стоит целой комсомольской организации… Дедушка, водички у вас можно попросить? А то я до меда дорвался и…

– Сейчас вынесу, – дед побрел к сеням.

– Да зачем вам ноги бить? Я… – бросился за ним Сергей.

Оба исчезли в темноте сеней.

– Ишь! Разогнался! – повторил Сашка Цыган. – Шустрый какой.

Тайфун Марусю у нас в Гарбузянах любили все – от самых маленьких дошколят до старых дедов и бабок.

Бывают такие люди, на которых стоит только взглянуть – и уже невольно улыбаешься приветливо и весело. Не была она, Тайфун Маруся, красавицей (та же самая Клава немного красивее), но было в ней что-то такое бесспорно симпатичное, что располагала к ней сердца буквально всех. И эти ямочки на щеках, и эта белозубая улыбка, и курносый вздернутый носик, и эти непослушные пряди, которые все время падали на лоб и которые она то и дело смешно сдувала с глаз… А главное – зажигательный характер (или, как говорят взрослые, темперамент), в сочетании с добротой и отзывчивостью к людям, – все это не могло не нравиться.

Я просто не представляю себе наших Гарбузян без Тайфун Маруси.

И поэтому не удивительно, что…

– Попробовал бы он ее поцеловать! – пылко воскликнул Марусик.

– …Так бы по морде получил! – подхватил Журавль.

– …Что летел бы до самого Киева! – поставил точку Сашка Цыган.

Тем временем из сеней появились дед Коцюба и Сергей. Сергей вытирал тыльной стороной ладони губы. А дед продолжал начатый в сенях разговор:

– …Был у нас когда-то председатель Михаил Львович. Вот это был человек! При нем наш колхоз разве таким был! На всю Украину гремел. В центральных газетах писали… Аллею на шоссе видел? Он посадил. При нем была специальная бригада дедов – деревья сажали. В соседних колхозах – ни деревца. Голо. Из одного колхоза другой видать. А у нас… Чья-нибудь корова об дерево почешется – штраф десять рублей. А животноводство! Коровы не молоком – сметаной доились. Специальный дед сидел, тесал расчески для коров. Расчесывать. Потому что пластмассовые, считал, негигиеничны. Коровы как куколки были… Не на машине – на бричке ездил. Возле каждой бабы остановится, следует, за ручку поздоровается, расспросит обо всем. Что они скажут – бригадирам втык давал… Для него центральной фигурой не бригадир был, а рядовой, как ты говоришь, хлебороб…

– А куда же подевался ваш Михаил Львович?

– На пенсию пошел. Болеть начал… Сердце… Прислали Степана Михайловича. Тот бричку поломал, машин понакупил, – и сам, и бригадиры – все ездили, из окна руководили. И деревья не сажали, а на доски распиливали. Раньше молодежь не убегала, а при нем поразбежалась кто куда. Агроном и тот убежал. Разве можно было выдержать? Руками размахивает, кричит. Домахался! Совсем колхоз развалил. Слава богу, вот сняли наконец. Новый теперь. Я его еще не видел. Несколько дней всего. Сидит, дела принимает. Говорят, деловой, принципиальный. Кто его знает. Посмотрим. Про Михайловича тоже говорили… Вот идем в хату, я тебе интересный документ покажу.

Дед Коцюба и Сергей зашли в хату.

Ребята еще долго ждали, притаившись за тыном, но так и не дождались. Видимо, разговор деда с диверсантом Сергеем затянулся.

Да и пора было возвращаться на Бамбуры, ведь уже должны вот-вот прийти с работы родители. И ребята отправились домой.

Вот такая придибенция, как говорит отец Сашки Цыгана Павел Максимович, произошла с ними вчера.

А теперь возвратимся в сегодняшнее утро.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю