Текст книги "Ангелы приходят всегда"
Автор книги: Всеволод Инок (Филипьев)
Жанры:
Боевики
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
Елена Сергеевна, потихоньку плакавшая во время повествования Ангелины, разрыдалась и вышла из кухни.
– А милиция? – спросил Сергей Сергеевич. И сам же ответил: – Ищет. Но только не там, где нужно, а там, где сказано. А уж сказано в данном случае – наверняка, это будьте спокойны. Потому что если бы искали не там, где сказано, а там, где нужно, то нашли бы уже. Одна надежда теперь могла бы быть на Замоскворецкого. Слышал я о его делишках, как же… И потому такой надежды у меня, к сожалению, нет.
Полковник помолчал, смахнул с усов капельку кофе и грустно добавил:
– На войне, как на войне. Ладно, нужно будет переговорить кое с кем.
* * *
Инокиня Неонилла напоминала живую куклу. Ее лицо было неестественно белым, губы казались слишком алыми, а круги под глазами слишком темными. Она лежала на кровати в закутке, отгороженном от остальной комнаты одеялом, подвешенным под потолок. Рука инокини безжизненно свисала, глаза были полузакрыты, губы что-то шептали. Дышала она тяжело и прерывисто.
За импровизированной завесой, у стола сидело двое парней. Они курили и играли в компьютерную игру на потрепанном ноутбуке, а когда надоедало играть, выпивали, закусывали и смотрели на том же ноутбуке фильмы DVD.
На столе стояла початая бутылка клюквенной водки и лежала закуска: шпроты, пучок зеленого лука, порезанный лимон, плитка шоколада, хлеб. Под столом валялась медицинская коробка с ампулами и шприцами. Рядом, на табуретке, лежал начищенный пистолет-пулемет системы «Бизон».
Подняв красные от компьютера и табачного дыма глаза, один из парней фыркнул:
– Миха, если ты, елы-палы, так же вяло будешь разных отморозков гасить, как этого гребаного монстра гасишь, то тебя начальство скоро с работы попрет! Ты посмотри, он тебя сейчас замочит! Убегай, тебе говорю! Кретин! Все… Он тебя замочил.
Миха устало отвалился на спинку стула и захлопнул ноутбук:
– Причем тут отморозки? Ты че наезжаешь, Дрюня? Ты че, не видишь, что у него уровень выше моего? Там, блин, надо посидеть, пару тестов сделать, я его уровня достигну, и мы этого монстра шлепнем. Вот тебе и вся война!
– Не знаю, кого мы шлепнем, но мы с этой гребаной игрой время укола уже прошлепали. Пора ей вмазать, а то проснется. Доставай шприц, медбрат, елы-палы. Вколешь и можешь уезжать.
– Да, пора. Как раз приеду на базу, с охраной пожрать успею. А то у них потом кухня закрывается, и соси лапу. Чего это они всех стягивают?
– Говорят, из-за Жана. Давно такого не было, почти со всех точек снимают людей. Зато я тут поразвлекаюсь, – парень засмеялся и сально покосился на занавеску.
– Не трогай ее, – предупредил Миха. – Это не по инструкции. Сказано ведь «сохранять в хорошем состоянии».
– А кто узнает? Она не вспомнит, она спит. Ты же не сдашь? А?
– Смотри. Пеняй потом на себя. Тем более, она ведь это… монахиня.
– Я не суеверный! Завидно, что ли? – спаясничал Дрюня.
– Иди ты! Вон лучше в лесу ворон постреляй. Ствол я, кстати, тебе оставляю, мне сказано приезжать без оружия.
Более двух недель для инокини Неониллы продолжалась такая полуобморочная жизнь. Ей казалось, что она видит страшный сон и не может проснуться. Она пыталась силой воли прекратить сон, но не получалось. Потом вспоминала, что это не сон, отчаянно молилась, но не могла удержать внимания, как вообще не могла сосредоточенно думать о чем-либо. Периодически она видела нависающий силуэт мужчины, чувствовала, как жгутом перетягивают руку и делают укол в вену, но сопротивляться не было сил. Очередной прилив слабости накрывал ее мутной волной, и она проваливалась в забытье. Время от времени ей вливали в рот что-то съедобное, хотя есть совсем не хотелось, иногда выводили под руки в уборную. Неонилла с трудом вспоминала, как она попала в это место. Ей чудилось, что прошли столетия.
Пробиваясь через нудный монотонный шум в голове, до инокини донесся мужской голос. Она не разобрала всей фразы, но отчетливо услышало одно слово: «Война».
«Война? Почему война?» – судорожно пыталась понять Неонилла. И вдруг ей показалось все совершенно ясным. «Ах, да, война», – успокоилась она. Ее безжизненно свесившаяся рука ожила и сжалась в кулак…
Небольшой одноэтажный дом из белого кирпича, в котором все это происходило, утопал в зелени. Сладкий белый налив оттягивал ветви яблонь. Вдоль деревянного забора крупными розовыми шарами цвели пионы. На грядках зеленели лук и укроп.
Жители подмосковного поселка Жаворонки и подумать не могли, что в доме, купленном недавно какими-то москвичами, находится заложница.
* * *
«Серый человек» достал из портфеля диск, вставил в компьютер, стоявший на столе, и обратился к сидевшему в кресле пожилому мужчине:
– Здесь, Антон Петрович, видеосюжеты о приезде объекта в Москву, его встрече со знакомыми. Кликните на «Просмотр».
Пожилой неуверенно подвигал «мышкой»:
– Остаюсь тенью прошлого века. Сколько ни стараюсь освоить, у меня внутри все протестует против этих ваших компьютерных новинок. Помогите. Куда тут нажимать? Кажется, я что-то не так сделал…
– Ну что вы, Антон Петрович! Все правильно, просто нужно подождать, сейчас появится изображение. Ага, вот, смотрите… Он выходит из здания аэропорта. Колонна тронулась. Так. А это уже на месте. Тут плохое качество съемки, света не хватало, но видно. Это он стоит перед компанией, отчитывается.
– Его не узнать! Преобразился. Поп-толоконный лоб. Но здорово они его! – усмехнулся пожилой. – Стоит, как школьник у директора на ковре. Молчит?
– Да, почти все время молчал.
– Партизан, – опять усмехнулся пожилой.
– Требовал выдать заложницу.
– Очень хорошо.
Они досмотрели сюжет, и «серый» спросил:
– Какие-нибудь замечания? Корректировка?
– Где объект сейчас?
– В Преображенской церкви на Волоколамском шоссе в Тушинском районе. Посещение незапланированное. Видимо, решил в церкви поискать выход из своей безвыходной ситуации. И потом я уточнил, сегодня в храмах важное богослужение, относящееся к завтрашнему празднику Преображения.
– Преображение – это когда яблоки святой водой кропят?
– Так точно.
– Что ж? В корректировке необходимости нет, действуйте по плану, – сказал пожилой. – Не волнуйтесь, друг мой, – пожурил он «серого». – Понимаю, вы разрабатываете это дело не один год, и сейчас предстоит последний аккорд. Но сыграть нужно красиво, чтобы аккорд прозвучал душещипательно и в то же время победоносно! Королю объявляется пат, всем остальным фигурам – мат. Одним ударом решаем две задачи. – Он помолчал. – Мы ведем эту войну и рискуем не ради денег или славы. Сами знаете, что стоит на кону. Так что вперед – обдуманно и хладнокровно.
Глава восьмая
СИНИЛЬГА
Сколько лет прошло, всё о том же гудят провода,
всё того же ждут самолёты.
Девочка с глазами из самого синего льда
тает под огнём пулемёта.
Должен же растаять хоть кто-то.
(«Сплин»)
Синильга сидела дома у компьютера и что-то тихонько напевала. Время от времени она брала из пиалы орешек в глазури, сладко жмурясь, клала его в рот и, разжевав, запивала молочным коктейлем. В соседней комнате работал канал русского телевидения, в который раз показывали «Бригаду». Синильга знала фильм почти наизусть и потому не смотрела, а увлеченно занималась своей электронной почтой.
Она выглядела лет на двадцать семь, хотя в действительности ей было несколько больше. Это была яркая молодая женщина: черные волосы, сплетенные в длинную тугую косу, большие иконописные глаза синего цвета, тонкий нос с чуть заметной изящной горбинкой, стройная фигура, высокий рост.
Синильгой назвал ее отец, которому очень нравилось это имя героини Шишкова из «Угрюм-реки». К тому же он был, как и полагалось научной интеллигенции семидесятых, походником, горнолыжником и альпинистом, а у костров в то время под гитару часто исполнялась песня про Синильгу, где были такие слова:
Росу голубую склевала синица,
над южным болотом струится рассвет.
Мы снова уходим, и снова Синильга
берёзовой веточкой машет нам вслед…
Другой причиной, определившей выбор имени, был необычно синий цвет глаз новорожденной. Думали, что глаза изменят цвет, когда девочка подрастет, но этого не произошло, только оттенок стал меняться при разном освещении. Обычно глаза Синильги отливали фиолетовым, при ярком солнечном свете переливались сиреневыми тонами, а в полутьме цвет глаз был иссине-сапфировым.
Родные и друзья сокращенно звали Синильгу – Илей, Иличкой. Родилась она в Ленинграде (хотя в их семье даже в советское время город предпочитали именовать Питером). До перестройки отец Синильги работал в конструкторском бюро одного научно-исследовательского института, а мать преподавала английский в Ленинградском университете.
Каждое лето Синильга отдыхала на Черном море у бабушки и дедушки – родителей отца. Дед по отцу был военно-морским офицером. Окончив училище в Ленинграде, он получил распределение на Черноморский флот. Там женился и осел на всю жизнь. С детства Синильга трепетно полюбила море, прибрежный соленый ветер, загадочные огни маяков, причудливые узоры морских ракушек, крики чаек и горячее летнее солнце…
По линии матери Синильга имела дворянские корни. Бабушка и дедушка – мамины родители – жили в старом доме на Васильевском острове. Их квартира, выходившая окнами на Благовещенскую церковь, напоминала собой антикварный салон. Дедушка всю жизнь занимался коллекционированием икон, живописи и предметов антиквариата. Он привил внучке любовь к искусству и старине. Это определило выбор ее жизненного пути.
Сознательный приход Синильги к Богу состоялся в ранней юности, хотя подспудно он подготавливался с детства. Будучи маленькой девочкой, Синильга, затаив дыхание, слушала рассказы дедушки, объяснявшего изображенные на иконах библейские сюжеты, и со всей нежностью юного сердца переживала и сочувствовала страданиям Богочеловека, принесшего Себя в жертву за всех людей. Однажды бабушка тихо и просто сказала ей, что Бог есть и что Он невидимо пребывает повсюду. От этих слов стало легко и спокойно.
Да и сам горячо любимый Синильгою Петербург помогал ее ищущей душе обрести путь к православной вере. Он безмолвно свидетельствовал об Истине своей мистической красотой: в ликах ангелов, смотрящих на девочку с крыш дворцов, со шпилей и колонн, через сюжеты картин в музеях, кресты на куполах и росписи древних соборов. Так город делился своей сокровенной тайной, и сердце Синильги умело ее понять.
Дорожа этим хрупким ростком веры, пробившимся в душе сквозь мощный слой атеистической пропаганды, девочка не рассказывала никому о своих переживаниях, не желая споров, возможных насмешек и просто непонимающих взглядов. Это была ее личная тайна и сокровище.
Когда, перед тринадцатым днем рождения, на вопрос родителей о желаемом подарке Синильга попросила устроить в церкви ее крещение, родители немного удивились, но препятствовать не стали. Таинство крещения состоялось в последний день весны, в день рождения девочки. Имя Синильги в святцах отсутствовало, и новокрещенную назвали Иулией, поскольку в тот день поминалась святая мученица Иулия.
31-го мая новое имя было торжественно произнесено над серебряной купелью. Так этот день стал для Синильги еще и днем ее духовного рождения. Было тепло и солнечно. Девочка вышла из собора с новым именем, святым миром на лице, каплями купельной воды, красиво блестевшими на волосах, и благодатной тишиной в сердце. Она была счастлива…
Первая влюбленность посетила девушку в родном городе, принеся с собой неизвестные ранее радость и боль. Синильга училась тогда в последнем классе школы. Однажды на улице с ней познакомился Роман. Вскоре между ними возникло сильное чувство. Однако их отношения не могли развиваться. Роман был женат, имел ребенка и оставлять семью не собирался. Девушка, сама не ожидая от себя, довольно долго продолжала встречаться с Романом, но каждая встреча все больше тяготила ее сердце. Несколько раз она пыталась прекратить знакомство, но Роман проявлял упорство, и ему удавалось отсрочить разрыв. Отъезд семьи Синильги в Америку в первой половине 90-х годов разрешил ситуацию. Роман упрашивал не уезжать, обещал купить отдельную квартиру и окружить любимую заботой. Но девушка чувствовала, что это неправильно и дальше так продолжаться не может.
Ее последняя встреча с Романом оставила на сердце рану. Они сидели в его машине, дождь прозрачными пальцами барабанил по стеклам. Решили, что, когда Синильга выйдет из машины, они больше не посмотрят друг на друга. Синильга вышла, открыла зонт, направилась в сторону дома. Машина медленно двинулась в противоположном направлении. Роман и Синильга не обернулись. Оба плакали…
Новоприбывшие эмигранты устроились в Америке благополучно. Приложив усилия, родители смогли найти хорошо оплачиваемую работу и поселились в достаточно престижном районе Нью-Йорка. Уже несколько лет Синильга жила в отдельной квартире, куда она переехала, когда сама стала зарабатывать. Карьера ее складывалась успешно: окончив искусствоведческий факультет университета, девушка устроилась работать консультантом в один из антикварных салонов Манхэттена. Основное время она проводила в офисе, где помимо консультаций занималась поиском антикварных товаров в интернете и обновляла информацию на сайте салона. По работе ей часто приходилось посещать аукционы, выставки, музеи, встречаться с крупными коллекционерами и даже ездить в командировки за границу. Благодаря работе и увлечению стариной Синильга завела интересные знакомства и дружбу в среде эмигрантов прежних волн.
Образ девушки был овеян романтикой и тайной. Одежду и украшения она подбирала себе с безупречным и тонким вкусом. Особенно любила серебряный и фиолетовый цвета. Украшением, с которым она почти никогда не расставалась, был массивный браслет из серебра, обрамленный крупными сапфирами. Этот старинный браслет издавна передавался в семье по женской линии. В волосах Синильга любила носить серебро, вплетая в тугую черную косу серебряные нити. Она делала это в знак преданности Санкт-Петербургу. В ее памяти этот город белых ночей – город света во тьме – представал окутанным в серебристую дымку…
Одиночество не всегда тяготило Синильгу. Ей по-своему было хорошо. Иногда она просыпалась утром с чувством радости… Но порой накатывала грусть-тоска: девушка начинала опасаться за свое будущее, сожалеть о том, что не может найти «вторую половинку», в то время как ее сверстницы давно обзавелись семьями. Предложений «руки и сердца» в адрес Синильги поступало немало, но она не хотела без любви связывать жизнь с каким-либо человеком.
Как-то в храм, который она посещала, зашел странствующий музыкант, он так и представился: «Музыкант». С ним у Синильги возникли теплые отношения, вылившиеся со временем в дружбу. Музыкант колесил по Америке, периодически появляясь в Нью-Йорке. Он почти всегда был на связи с Синильгой благодаря интернету. Как раз сейчас она получила от Музыканта письмо:
From: [email protected]
Subject: ZhZh
Date: August 18, 2006 08:22:18 PM
эй, нью-йоркская затворница!!! :)
я тут в Живом Журнале (Live Journal) обнаружил журнал некоего инока Всеволода.
вот почитай: http://inok.livejournal.com
его ЖЖурнал какое-то время назад захватили и хакнули сатанисты (потом удалось вернуть и восстановить, но не все), в инете об этой истории писали, так я узнал о журнале инока, у него встречается интересное, хотя я далеко не со всем согласен… еще он ведет сайт «Русский инок» http://www.russian-inok.org/, но там мало личного.
говоря о его ЖЖ, меня удивило, насколько у нас много с ним точек соприкосновения, мы примерно ровесники и вышли из одной среды, если б пообщались, наверняка нашли немало общих знакомых…
я сейчас в Вашингтоне, играю здесь каждый день на просторнейшей аллее музеев с видом на Капитолий, сочинил две новые песни.
жара! в Вашингтоне красиво весной, когда цветет сакура, а сейчас жааарко…
зато подкидывают на жисть хорошо, обошел почти все центральные музеи, благо они здесь бесплатные.
с наступающим тебя праздником Преображения, я завтра музыку задвину и пойду на литургию к отцу Виктору, а ты, наверно, из-за работы на службу завтра не попадешь? ((:
ну, Иля, желаю тебе, чтоб в душе был храм! :)
в ваших краях думаю быть.
странствующий волк ;)
* * *
«Интересно. Что за инок?» – оживилась Синильга, впечатывая указанный адрес сайта. Какое-то время она бегло просматривала записи. Это был интернет-дневник, начатый в 2002 году. Синильге захотелось почитать в хронологическом порядке все с начала… Она не отрывалась от дневника до глубокой ночи.
Глава девятая
ЖИВОЙ ЖУРНАЛ/LIVE JOURNAL: INOK (1)
Во имя Отца и Сына и Святого Духа
Я начал с молитвы, но то, что я буду писать, надеюсь, не будет морализаторством и схоластической проповедью Христианства. По крайней мере, я менее всего хотел бы этого.
Что же будет в дневнике?
Хотелось бы откровенного разговора с самим собой, и с тобою, добрый друг, читающий эти строки.
Кто-то сказал, что каждый христианин ежедневно дает отчет Богу за весь мир…
Хорошо бы, конечно, научиться давать отчет самому себе о самом себе.
Для начала предложу для размышления такой факт. Один мой старший друг, бывший таллиннский диссидент В., приехав на паломничество к нам в Джорданвилль, сказал примерно следующее: «А знаете, отец Всеволод, Православие погибнет, если в ближайшее время не будет создано православное искусство, философия, и в частности кино, музыка, живопись, поэзия. При этом нужна не стилизация под Православие, а именно современное творчество, передающее Православие без искажения».
А я к этому суждению добавлю вопрос от себя: причем же тут иночество?
Американское Евангелие
Один брат после обеденной трапезы вышел из монастыря пройтись по пустыне. Добравшись до канала, он увидел одиноко стоящую лодку и попросил лодочника покатать его. Тот согласился, и они поплыли.
По берегам зеленели изумрудные рощи, поверхность воды была тихой и сонной. Полуденное солнце пекло. Брат уныло оглядывал окрестности… Да, это была она – американская «пустыня».
«А этот лодочник, – размышлял брат, – интересно, о чем он сейчас думает? Подсчитывает выручку? Мечтает о вечернем пиве у телевизора?»
Они плавали по каналу около часа. Плакучие ивы приветствовали их легким движением ветвей. Изредка поверхность воды разрезали безобидные водяные змейки. Вдали напряженно гудела трасса.
Прогулка закончилась. Брат, покидая лодку, достал деньги и хотел дать их лодочнику, но тот отказался и задумчиво сказал: «Знаете, Сын Божий не зря приходил на землю…» Брат опешил от таких слов и не знал, что ответить. «Да, – продолжал лодочник, – не зря. Он все-таки смог объяснить людям одну несложную вещь: что нужно любить друг друга, что нужно любить врагов. И потому мы не можем говорить или думать, что тот плохой или эта плохая. Все мы были и остаемся предметом Его любви».
(Эта история подлинно произошла сегодня.)
Святая Русь
Прельщенные ложными идеями, люди ревностно умирали и умирают за что угодно. Это не отменяет подвиг тех, кто умирает за святое.
Святая Русь (как и все святое) есть понятие вечное и неуничтожимое по определению. Это одна из светлых идей Бога о мире, проявившаяся во времени и пространстве.
Что дает смерть за «красную идею»? В лучшем случае возможность попасть в список на мемориальном памятнике.
А смерть за Святую Русь дает возможность приобщиться и войти (!) в Святую Русь.
Чтобы умереть за Святую Русь, совсем не обязательно быть русским. Так, за нее умер недавно чилиец Иосиф Муньос-Кортес, пятнадцать лет хранивший Мироточивую Иверскую Монреальскую икону и служивший русскому Православию, а через это и Вселенскому. Его замучили в Афинах в 1997 году.
Святая Русь – реальность. И доказать это может, например, то, что за нее и сегодня с радостью умерли бы многие…
Трагедия
Аркадий пишет: «Хорошо сказано у „Наутилуса“: „…я не мог им простить, что у них нет Тебя (Бога), и они могут жить…“».
Лично мне кажется, что с православной точки зрения, нужно уметь не обижаться на «них» за это. На кого тут обижаться? Это же ведь трагедия. Участники трагедии вызывают сострадание и жалость, а не обиду.
Скажут, что в песне «Наутилуса» автор имел в виду человека, а не Бога, как интерпретировал Аркадий. Пусть так. Ну, а если иметь в виду под «Тебя» все же Бога… Ведь это не фантазия. Ведь именно инквизиция руководствуется подобным лозунгом: «я не мог им простить, что у них нет Тебя».
Так что вопрос актуален.
Перед смертью
Если бы каждый пишущий в дневнике представил, что он пишет последнюю запись в своей жизни, пишет перед смертью, то ЖЖ стал бы собранием очень интересного материала.
Что бы я написал?
Наверное, так:
«Прошу прощения у всех, кого обидел.
Если плохо я шел, то это не значит, что Путь виноват.
Теперь уповаю только на милость Господа Любви».
А вы что написали бы перед смертью?
Путешествие
В связи с моим вопросом о предсмертных словах Танита написала в дневнике:
«Грустная тема, но вряд ли найдется такой, кто не задумался бы об этом хотя бы раз. Я надеюсь не уловить, не понять и не ощутить никогда чудовищное приближение конца. Пусть мысли об этом не отравляют моего существования. Каждый когда-нибудь возникнет и исчезнет, а все вокруг останется неизменно. И каждый, дойдя до последней черты, за которой уже нет ничего, подумает: "И это все? А я думал, что жизнь бесконечна, я только намеревался пожить, я только понял истинное значение своего существования, я только начал ощущать наслаждение от того, что просто живу. А все уже заканчивается? Несправедливо, глупо, трагично".
Одни исчезают бесследно, другие пытаются оставить след, и оставляют его для потомков. Но все это бессмысленно, не стоит прожигать жизнь ради вечной памяти, вечной славы. Все это не значит ничего для тех, кого уже не будет. Жизнь прекрасна во всех ее проявлениях. Жизнь – это как путевка в санаторий. Получил – значит используй по назначению и дорожи каждым мгновением. Нет ничего проще и прекраснее жизни!»
Благодарю Вас, Танита, за откровенные мысли.
У меня был недавно интересный случай: мои знакомые подарили своей восемнадцатилетней дочери мою книгу «Ангел Апокалипсиса». Девушка, просмотрев, сказала, что она, к сожалению, не сможет прочесть книгу. Почему? – Потому что боится смерти, мертвых и вообще любого упоминания о кладбищах и т. п.
Меня это поразило. Действительно, в моей книге есть стихи о памяти смертной, о Страшном Суде, есть даже фотография монашеских похорон (хотя, на мой взгляд, совсем не мрачная).
Вот, оказывается, как бывает: часть людей постоянно смакует тему смерти (клубы самоубийц, отчасти рок-культура и т. п.), в то время как другая часть людей не желает слышать о смерти ни слова.
А если все же не кончается со смертью жизнь? Если смерть только момент разлучения души и тела, и состояние такого разлучения временно? Если жизнь после жизни будет, не стоит ли тогда попытаться что-то узнать об этой жизни? Ведь изучаем же мы географию страны перед путешествием в нее. А перед путешествием в страну загробной жизни не хотим изучить «географию»? Как вы думаете?
Пустынь
Собрал впечатления паломников о Новой Курской Коренной пустыни, где ныне – приходской храм и служит священник отец Илия.
Александр:
«Сегодня впервые побывали в Курской Коренной пустыни (Mahopac, NY). Батюшка произнес проповедь, попытаюсь ее воссоздать: "Примеров есть много… Ладно… Слава Богу!" Чему именно примеров много, не поняли ни я, ни моя жена, но этими словами он нас покорил. :) Меня при первой возможности он радостно и удивленно спросил: "Ты кто?!". Это было немного неожиданно, так как мы привыкли, что наш приходской батюшка обращается ко всем на "вы", даже к детям.
После отец Илья рассказывал кому-то, что многие слова в разных языках произошли от турецких слов. Опять пересекшись со мной, он спросил, откуда я родом, и я ответил, что с Украины, на что он сказал: "Да-да, и в украинском языке много турецких слов!"
Но главное: с ним рядом было хорошо. :)»
Позже Александр писал так:
«В воскресенье на литургию поехал в Магопак, к отцу Илье. Чудесный наш батюшка! В конце литургии сказал проповедь в своем духе, примерно так: "Проповедей много написано… Читайте!", и ушел. :)
Правда, потом все же нам прочитали проповедь из книжки вслух, и было хорошо. Обедали со всем приходом, очень дружным и домашним. Одна сестра говорила с батюшкой о своих делах и упомянула, что квартиру ищет на съём, отец Илия сразу же ей сказал, что попробует ей помочь. В общем, словами это не передать – те свет и мир, которые от него исходят, такого простого и любящего…
Хотел еще поделиться переживанием. Вчера ехали после литургии в машине, так красиво вокруг – леса, луга по сторонам, такое глубокое небо в облаках… И мне подумалось, что все это похоже на единый храм Божий. И тут меня пробила мысль: это же и есть один огромный храм, и в нем постоянно идет литургия, и мы на ней присутствуем! Всю жизнь, каждый миг! Ведь мы здесь, сейчас, чтобы служить Господу, исполняя Его заповеди любви, блаженства, всего Евангелия. Вот такое богослужение, и это реальность, а не образ, по-моему. Вот жить бы еще в соответствии с этой реальностью – всегда предстоять перед Господом в любой точке земли так, как иногда получается только в храме перед чашей».
Светлана:
«В эти выходные была в храме Новой Курской Коренной пустыни. Как там хорошо! Как где-то в российской глубинке. Совершенное ощущение дома, вот приехала к бабушке в деревню, и все! Приход расположен в большом деревянном доме. Большие застекленные двери в конце храма, завешанные воздушными белыми занавесками, тоже домашние очень. Когда время пришло, служитель открыл эти двери, по тропинке спустился и стал звонить в колокол. Вокруг зелено… Тишина и покой».
Переписка с Пересветом Игоревичем
Пишет Пересвет Игоревич:
Приветствую! «Русский Инок» – православный, христианский вестник, так?! А вот из списка адресов, на которые было отправлено письмо с приглашением его посетить, большое число принадлежит людям, имеющим довольно тесное соприкосновение с язычеством, магией, антихристианством, ведовством и т.д.
Зачем рекламировать себя в кругах, которые сознательно отвергли предлагаемое вами?
Мой ответ:
Милостивый сударь Пересвет Игоревич, благодарю за вопрос. Прежде всего, простите, если мое письмо с приглашением посетить «Русский Инок» как-то смутило вас. Поверьте, что такое письмо я посылаю только один раз.
Почему я приглашаю посетить «Русский Инок» людей имеющих «соприкосновение с язычеством, магией, антихристианством, ведовством»? А еще добавлю сюда атеистов, коммунистов, проституток, наркоманов, братков и т.п.
Потому, что всех их любит Бог. Если их любит Бог, то неужели кто-то может отвергать и презирать их. Мне не раз приходилось убеждаться, что подобные люди зачастую несут в себе такой сокровенный свет христианских добродетелей, пред которым «свет моей души» есть тьма… Ведь когда такие люди делают что-то поистине доброе, то это делает в них Христос, это совершает через них любовь и благодать Божия, хотя они сами об этом пока не догадываются.
Я обращаюсь к таким людям, чтобы общаться…
Исповедь бывшей скрипки
В последнее время в интернете стал популярным тест: «Какой вы музыкальный инструмент?»… Многие прошли его и убедились, что «гадается» довольно похоже на реальность. Куда же делась сила астрологии? Оказывается, музыкальные инструменты тоже влияют на наше рождение!? :-) Это уже прямо анти-астрология!
В тест я играть не стал. А просто сам написал «Исповедь бывшей скрипки». Итак…
Мне говорили, что я родился скрипкой.
Но шли дожди, и скрипка размокла и распалась.
Ее впопыхах собрали, обтянули толстой кожей, и тогда я стал барабаном.
Мне нравилась дробь.
В этой дроби мне слышались шаги тех, кто будет действовать завтра. Я все еще любил дождь. Любил даже тогда, когда мои друзья поскальзывались и падали, странно раскидывая руки и улыбаясь предсмертной улыбкой…
Я остановился у края большой воды и заплакал.
Я, барабан, которого боялись, – плакал. Оставшиеся в живых друзья морщились и презрительно смотрели в мою сторону.
И тогда я умер.
Теперь в моей новой жизни я учусь быть свирелью.
Я полюбил стройные волны воздуха, цветущие на полях тишины.
Но исход еще неизвестен. Кто будет играть на мне? Бог или сатана?.. Надеюсь на милость Божию.
Тайное слово
Они собирались на московской квартире у двух сестер. Пахло старой мебелью, дореволюционными гобеленами и восточными благовониями. Юные поэты, мыслители, художники, музыканты. Говорили об искусстве, читали стихи, обсуждали сюжеты новых картин, слушали поющего под гитару:
Открой мне свои роковые тайны,
четырнадцатый и последний день Екклисиаста,
я помню твои тайные преданья,
суды над судьями судей.
Они восхищались друг другом, не любили толпу, верили, что они вне мещанского быта. Они, они, они…
Первым умер от рака Олег, художник, совсем мальчик еще. Они стояли у его постели, у одра умирающего, а он, широко раскрыв глаза, спрашивал: «Ребята, вы принесли хлеба?» – «Хлеба? О чем это он?» – не понимали они. Возможно, он был самым лучшим из них.
Хрустальный замок рушился на глазах. Кто-то стал пить, кто-то резал вены, кто-то… А одну девочку нашли в Финском заливе, в мешке, разрубленной на куски. Остальных разметало.
Молодые, талантливые, счастливые?..
Но кто-то ведь должен был дойти. Вернее – выйти. Неужели никто?
Какими бы они ни были, именно им, всем вместе и каждому в отдельности, я говорю с надеждой: ………
Глава десятая
В ДЕНЬ ПРЕОБРАЖЕНИЯ
Никому не доверяй
наших самых страшных тайн,
никому не говори, как мы умрём…
Мы лежим на облаках,
а внизу бежит река,
нам вернули наши пули все сполна.
(«Сплин»)
– Слышишь, Петь? Колокол… – удивленно сказала Екатерина Францевна.
– Это из Павшино слышно. Там церковь. Колокол, колокол. По ком звонит колокол? – задумчиво произнес Петр.
Они сидели за столиком на просторном балконе третьего этажа загородного особняка и завтракали. Выход на балкон вел из спальни. Петр выглядел моложе собеседницы. Оба они были одеты в восточные халаты. Он доедал омлет, сидя спиной к панораме, она потягивала сок из бокала, любуясь пейзажем подмосковной природы.
– Ишь, какой смелый! – снисходительно улыбнулась Екатерина Францевна. – Ты лучше бы таким на людях был. А то вечно, как серьезный разговор, так под дурака косишь, а я отдуваюсь.
– Ничего. Зато дураку быстрее карты раскрывают.
– Что-то Жан тебе вчера ничего не раскрыл. Только и твердил: «Отдайте монашку. Отдайте монашку».
– Теперь это неважно. Нам сказано, что встреча только одна. Следовательно, сегодня он не вернется. У них там свой план. Наше дело было его напугать, лапшу на уши навешать про счета и деньги, остальное нас не касается. Возьмут его, конечно… или уберут.
