Текст книги "Переодетые в чужие тела"
Автор книги: Всеслав Соло
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
– Папа, – в прикрытую дверь кабинета постучалась Юлия. – Твой кофе готов.
"Обратная Сторона"
– Алло. Это телефон... номер... семь нулей?
– Да. Вы звоните правильно.
– Интегральная фирма "Обратная сторона"?
– Секретарь Интегральной фирмы "Обратная сторона" слушает вас.
– Будьте добры, подскажите: как и когда я могу у вас проконсультироваться?
– Мы работаем с десяти до восемнадцати часов ежедневно, суббота и воскресенье – выходные дни, перерыв с часа до двух, но для того, чтобы вас проконсультировали, вам понадобится записаться на прием. Какой день и время удобны для вас?
– Неплохо бы...э...э-э..., сейчас сориентируюсь...
– Ничего страшного, я подожду, не торопитесь.
– Кажется, в пятницу лучше всего.
– Это уж вам решать, когда лучше. Так что, записывать на пятницу?
– Да. Если можно, то, пожалуйста, на пятницу.
– На который час?
– Думаю..., часика на три. Можно так?
– Записываю вас на пятнадцать часов. Большая просьба не опаздывать. Запомните пожалуйста свой номер: двадцать два.
– Разумеется. Я понимаю.
– Минуточку, не кладите, пожалуйста, трубку. По какому вопросу вы желаете получить консультацию?
– Как-то... Я... не могу... сразу и сказать, честное слово.
– Хорошо. Запишу по личному.
– В принципе так... Скажите.
– Да. Я слушаю.
– По моему приходу в пятницу мне будет ясно, там, у вас, к кому и куда обратиться. Я имею ввиду, чтобы не разыскивать, какое помещение, кто меня примет?
– Вас примет Георгио Фатович Ворбий, второй этаж, приемная...
... В наступившую пятницу, в пятнадцать часов, как и предварительно оговаривалось по телефону, Василий Федорович, без особого труда разыскал Интегральную фирму "Обратная сторона". По указанному в беглой записке Виктории Леонидовны Юсман адресу, на окраине центральной части Москвы, находился старой постройки двухэтажный особняк: множество вылепленных, видимо из гипса, всевозможных фигурок людей и животных, покрытых золотистой серебрянкой, привлекательно украшали со стороны непротяженного и почти безлюдного переулка лицевой фасад здания фирмы.
Профессор, почему-то не раздумывая долго, что никак не определялось в его отработанных правилах ситуационного поведения, сразу же нажал продолжительно на кнопку электрического звонка, расположенную невысоко, слева у входной двери в здание, сразу под табличкой: "Позвоните и ждите".
Спустя несколько секунд через небольшую никелированную решетку над табличкой раздался металлический голос: "Пожалуйста, назовите ваш номер".
– Двадцать два, – как можно отчетливее произнес профессор.
Во входной двери что-то щелкнуло и за той же никелированной решеткой тут же возник все тот же, металлический голос: "Проходите".
Василий Федорович, теперь уже осторожно, открыл входную дверь и вошел во внутрь особняка фирмы.
И вот он стоял в небольшом округлом фойе – входная дверь захлопнулась позади, и с этого мгновения профессор как-то почувствовал, что выйти отсюда обратно в переулок он сможет не иначе как по чьему-то разрешению на то, а значит, ему неминуемо предстояло с кем-то, но из представителей "Обратной стороны", встретиться. Здесь Аршиинкину-Мертвяку пришлось смириться со своим положением и он постарался успокоить себя, уравновесить и отставить в сторону волнительную мысль "вернуться в переулок", которая возникла одновременно с тем, как он, "хорошо не обдумавши", оказался в этом фойе.
– Вас ожидают в приемной на втором этаже. – неожиданно раздался неведомо откуда мужской радиоголос, но внимательный, более очеловеченный.
Профессор поднялся по беломраморным ступенькам довольно широкой лестницы и, пройдя несколько шагов по коридору, оказался в крохотном фойе второго этажа, где располагались мягкие кресла, здесь же и находилась дверь с выпуклой отливающей сталью надписью на ней – "ПРИЕМНАЯ".
Василий Федорович подумал было присесть в одно из комфортных кресел, как вдруг, не позволив профессору расслабиться от настороженности и привести свои мысли и чувства из легкой растрепанности в состояние, готовое на рассуждение и анализ, остановив его, почти что готового усесться у журнального столика в облюбованное кресло, скрипнув едва, плавно открылась дверь в "ПРИЕМНУЮ", и профессору кто-то мужским голосом, теперь кажется уже знакомым, начиная от входной двери в особняк, предложил:
– Будьте добры – мы вас ждем. Проходите в "ПРИЕМНУЮ".
– Георгио Фатович Ворбий – Учредитель Интегральной фирмы "Обратная сторона", – представился Аршиинкину-Мертвяку, наконец-таки усевшемуся в мягкое кресло, установленное для посетителей в приемной возле рабочего стола, представитель фирмы...
– "Довольно неприятный человек", – подумалось профессору.
– С кем я имею честь начать разговор? – через некоторую паузу заинтересовался представитель фирмы.
– Я не хотел бы представляться, – сказал Василий Федорович.
– Хорошо. Ваше право... Ну, назовитесь... хоть как-нибудь, если не трудно. Знаете ли..., мне кажется, – общаться будет легче.
– Добро. Тогда... Зовите меня просто Профессор.
– Что ж... Это имя, на мой взгляд, вам очень к лицу. – с оттенком лукавости высказался на этот счет представитель фирмы.
– Тем более, что оно ничего не скрывает, – прибавил к словам Ворбия Аршиинкин-Мертвяк, чтобы его не воспринимали унизительно.
– Вы хотите сказать, что вы и в самом деле...
– Я ничего не хочу сказать, – остановил представителя фирмы Василий Федорович. – Я пришел к вам по делу.
– По личному, – подтвердил последнюю фразу профессора Георгио Фатович. – По крайней мере, так у меня записано в журнале приемов моим секретарем. Я полон внимания, – перешел на строго деловой тон Ворбий. -Какая услуга требуется с нашей стороны? – сказал он и тут же поправился. -Со стороны фирмы?
Представитель фирмы говорил так, словно он, казалось профессору, уже что-то знал о своем посетителе. И тут Василий Федорович как-то замялся в своих чувствах, и это стало заметно внешне: молча, покашливая через нос, он пробовал усесться в кресле поудобнее – с левого подлокотника облокотился на правый и наоборот; его мысли, будто наспех примеряли речевые одежды-слова, вертелись перед Василием Федоровичем, но никак не решался он какими-либо из них воспользоваться, заговорить.
Дело в том, что только сейчас Аршиинкин-Мертвяк осознанно и реально понял всю нелепость своего положения, которое требовало сказать, объясниться, и на полном серьезе, по поводу причины своего прихода сюда: одно дело, хмельное, с глазу на глаз, откровение с женщиной, и совершенно другое дело – здесь!..
– Что вас интересует? – мягко, но требовательно предложил остановить затянувшуюся паузу Ворбий. – Дело в том, – пояснил он и взглянул на свои ручные часы, как бы прикидывая, формулируя вывод, – что вам придется оплатить нашей фирме неустойку за потраченное на вас рабочее время, в случае вашего необоснованного прихода. Так что, советую вам поторопиться с объяснениями. У меня есть профессиональное, извините, подозрение, что вы не страдаете тем недугом, которым занимаемся мы. Тогда что?.. Потрудитесь оправдаться или оплатить счет. Время неумолимо движется, профессор.
– Платить или говорить – это моя проблема, господин Ворбий, -сдерживая внутренний напор взволнованности чувств, как бы невзначай приструнив представителя фирмы, негромко сказал Василий Федорович, но все-таки, не сдержавшись, выказывая тем самым свою неустойчивость, он подвижно и раздраженно прибавил – хочется напомнить вам о том, что я совершенно свободен и волен выбирать решение самостоятельно, без подсказки. – И Аршиинкину-Мертвяку стало немного легче: "Поставил на место" -подумалось ему.
– Я совершенно не подразумевал вас обидеть, но Устав нашей фирмы действительно предусматривает...
– Я пришел не обижаться, а посоветоваться или же приобрести услугу, -коротко, не давши досказать Ворбию, определился Василий Федорович.
– Я все так же полон внимания, профессор.
– Дело в том, что мне уже – шестьдесят. – Внушительно объявил Аршиинкин-Мертвяк.
– Возраст – не помеха. – Игриво попытался пошутить представитель фирмы, но было появившаяся улыбка на его лице тут же исчезла, потому что посетитель не поддержал его взаимностью, даже, скорее весь вид профессора выражал определенно то, что он не заметил, не расслышал развлекательной, эмоциональной вспышки Ворбия.
Профессор снова молчал. Он сосредоточивался. Георгио Фатович извинительно и терпеливо ожидал, когда заговорит посетитель.
– Я ничего толком не знаю, но насколько осведомлен, вы, ваша фирма производит каким– то образом перевертышей? – вопросительно заговорил Аршиинкин-Мертвяк.
– Вас неверно, то есть абсолютно ложно информировали! – разгоряченно и в свою очередь немного, как показалось профессору, взволнованно, даже обидчиво, тут же отреагировал на сказанное посетителем Ворбий. – Да, мы занимаемся аномалиями людской психики и если мужчина желает быть женщиной и наоборот – мы не производим хирургических вмешательств, а исправляем самого человека. Другими словами, мужчина уходит от нас тем же самым – мужчиной, а женщина той же самой – женщиной, с той только разницей, что ни мужчина и ни женщина эти, уходящие от нас, более не мыслят изменить свое тело, поменять свой пол: мужской на женский или женский на мужской! Разве же можно назвать подобную работу с психикой пациента – производством перевертышей?.. Это -не ординарная "индустрия", всего лишь корректировки сознания.
– По-вашему...– немного замялся профессор. – От вас уходят совершенно те же мужчины и женщины, что и приходили, с той только разницей, что у них отсутствует недуг, та самая болезнь – страсть жить в теле противоположного пола. Я вас правильно понял?
– Именно так, – словно немного огрызнулся в сторону профессора представитель фирмы.
– Значит, мне помочь вы ничем не сможете, – произнес Аршиинкин-Мертвяк вслух, будто для себя самого.
– А в чем собственно ваша проблема? – В тоне мимоходной любознательности сказал Ворбий. – Объяснитесь. Может, что-то и возможно с нашей стороны... Профессор, голубчик мой! Я ведь вижу, как вы пытаетесь договорить – договаривайте. Стены этого кабинета слышали многое, но никогда не подслушивали. Расслабьтесь.
– Хорошо... – начал решительно говорить, но, будто спохватившись, снова замолчал профессор.
Ворбий, на этот раз не подталкивал посетителя, не убеждал говорить, потому что он понимал, будучи весьма опытным в подобных диалогах: "Профессор сейчас заговорит сам".
– Мне необходимо приобрести другое тело, – негромко, но отчетливо и ясно проговаривая слова, произнес Аршиинкин-Мертвяк. Он словно пересилил что-то в себе и, сказав эту фразу, даже не посмотрел в сторону представителя фирмы: все так же продолжал сидеть, будто ощупывая опущенный взгляд в своих ладонях.
– Простите, – театрально удивляясь, обратился к посетителю Ворбий. -Может, вы меня неправильно поняли, или же я неверно понимаю вас, но насколько расслышалось мне: вы... – представитель фирмы смачно причмокнул языком, – хотите...
– Не затрудняйтесь, Георгио Фатович! – прервал Аршиинкин-Мертвяк Ворбия. – Мне необходимо приобрести другое, новое тело... молодое! -громко и даже нагловато вырвалось последнее слово у профессора, и он окинул умоляющим взглядом представителя фирмы и снова отвел и опустил свои печальные глаза себе на колени.
– Признаться... – в некотором замешательстве стал объясняться Георгио Фатович. – Вы меня порядком озадачили..., профессор!
– Разве человеку нельзя, возбраняется говорить правду, если ему предлагают отвечать о ней, а не за нее? – вопросительно, будто пояснил Аршиинкин-Мертвяк, и он снова смотрел, но теперь неотрывно, как человек, которому нечего терять, в глаза Ворбия.
– Нет-нет. Но... Вы не простой человек, голубчик мой! – хитро прищурившись, как-то ласково, но настороженно сказал представитель фирмы. -К великому сожалению, "Обратная сторона" – не та фирма, что способна вам помочь. То, что вы просите – фантастика, мистический вымысел! Кстати, а какое такое, другое тело вы хотели бы поиметь как свое собственное?
– Но к чему вам знать об этом, если помочь вы не в силах, разве что любопытство?
– Может и так.
– А разве иначе?
– Я этого не говорил.
– Тогда можно и не отвечать?
– Жизнь необычайно уникальная штука, профессор.
– Бесспорно.
– Так вот. Всякое может быть, случиться из того, чего сейчас, вроде бы как нет.
– Насколько я вас теперь понял: вам необходимо подумать?
– Если хотите, то можно принять этот ваш вывод за основу. Так все-таки – о каком теле идет речь?
– О самом простом, человеческом.
– Надеюсь, вы меня понимаете, что я не мог себе представить и оказаться настолько глупым в ваших глазах, представить, что вам, скажем, необходимо принять облик животного!
– А может, вы меня принимаете за сумасшедшего? –засомневался профессор. – И...
– Обижаетесь, профессор, а ведь сами обижаете. Стал бы я говорить с вами иначе, как не серьезно!
– Извините, если не так понял.
– Полно вам, голубчик мой, извиняться... – определился в своей позиции Ворбий и на некоторое, между двумя собеседниками, время, воцарилось выжидательное молчание. Первым заговорил профессор:
– Мне необходимо молодое и крепкое тело. У меня есть дочь, она... как наваждение – точь-в-точь моя покойная супруга: и телом и душою. Я схожу и в самом деле с ума!
– Вы ревнуете ее?
– Безумно! Я не смогу без нее жить, а возраст ее может нас разлучить.
– Понимаю, – задумчиво проговорил Георгио Фатович, будто что-то подытоживая про себя и делая какой-то вывод. – Она готова для замужества.
– Вполне... Насколько мог сдерживал. Теперь мои силы на исходе.
– И вам необходимо крепкое и молодое тело, и, конечно же, чтобы оно оказалось по нраву вашей дочери...
– Чтобы не расставаться с моей дочерью, а выдать ее замуж за себя -жениться на ней, – договорил вместо представителя фирмы Аршиинкин-Мертвяк и отчетливо покрасневши, виновато опустил голову.
– Что ж... Ситуация оправданная, – как бы размышляя вслух, но нерешительно сказал Ворбий.
– Совершенно оправданная! – подтвердил посетитель, ожидая перемены в настроении Георгио Фатовича, теперь – в свою пользу.
– Знаете что... – внезапно подвижно заговорил представитель фирмы.
– Что? – тут же, нетерпеливо отозвался профессор.
– Оставьте свои координаты, если вас это не затруднит, я действительно подумаю, как вам помочь, но не могу обещать звездного решения и скоро.
– Ясно, – опечалено и все-таки с нескрываемой надеждой сказал Аршиинкин-Мертвяк, достал из внутреннего кармана пиджака кожаное портмоне и тут же извлек из него свою визитную карточку и положил ее на стол Ворбия. –Теперь,– сказал он, – мое дальнейшее существование зависит и от вас. Я буду насколько положено ждать. И вот что еще, думается мне, немаловажное: я могу хорошо заплатить.
– Было бы за что платить, а чем рассчитаться – всегда найдется! -скривил шутливую, но настороженную гримасу на своем лице Георгио Фатович.
– Нет. Я действительно в состоянии хорошо оплатить вашу услугу, у меня есть для этого случая реальные возможности! – в убедительном тоне, еще раз подтвердил свои намерения Аршиинкин-Мертвяк.
– Что ж, – вдохновенно сказал Ворбий и задумчиво добавил, -договорились.
– Я ухожу с надеждой? – спросил профессор, приподнимаясь из кресла.
– Позвольте на прощание еще задать вам, в принципе – пустяковый вопрос, – остановил посетителя представитель фирмы.
– Я еще не знаю, но может быть, мне будет легче не отвечать на него.
– Как знать, – задумчиво сказал Ворбий. – Но если вы решаете так... – не закончив свою фразу, замолчал представитель фирмы, давая тем самым, как стало ясно Василию Федоровичу, что-то понять правильнее, нежели это происходило и думалось ему.
– Я передумал, – сказал профессор. – Я назову направившего меня к вам человека.
– Вы правильно передумали, профессор, с вами можно иметь дело.
– Меня абсолютно не интересует то, для чего вам на самом деле необходимо знать, кто меня направил к вам, важно, чтобы вы не отказали мне в помощи.
– Так..., кто же это? – безразличным тоном спросил представитель фирмы, но как не постарался он подчеркнуть безразличие, чутье Аршиинкина-Мертвяка все-таки уловило серьезную заинтересованность Георгио Фатовича в ответе.
– Виктория Леонидовна Юсман, доцент кафедры психологии, – медленно проговорил Василий Федорович.
– Это и все? – настоятельно поинтересовался Ворбий.
– В каком смысле? – переспросил Аршиинкин-Мертвяк.
– Я имею ввиду, что только лишь она вам рекомендовала обратиться к нам?
– Не совсем.
– Кто же еще?
– Бондаревски Юрий Анатольевич.
– Кто он?
– Доцент кафедры психологии.
– Тоже доцент, – определился представитель фирмы.
– Не тоже, а тот же, – поправил профессор, пристально вглядываясь в реакцию Ворбия.
– Понятно, – немного призадумавшись, сказал Георгио Фатович.
Прошло с минуту. Ворбий подсел поближе к компьютеру: беглый ветерок его пальцев пробежался по клавиатуре. Вскоре представитель фирмы, вычитав что-то на мониторе, снова обратился к посетителю:
– Так вы говорите, Юсман и Бондаревски?
– Одно лицо, – ответил Василий Федорович.
И тут, неожиданно, раздался то ли мощный хлопок, то ли удар, то ли еще что-то необъяснимое. Аршиинкин-Мертвяк почувствовал, как все в кабинете побежало по кругу вокруг него, и размывались контуры предметов, Ворбий промелькнул белым пятном, словно в мутную воду погружалось все, и в конце концов профессор потерялся и куда-то глубоко провалился...
– Как вы себя чувствуете, профессор? – послышалось где-то вдалеке Василию Федоровичу, когда он приоткрыл свои глаза и стал медленно осматриваться вокруг, соображая: где он теперь находится и что с ним случилось? – Вы можете говорить? – снова услышал Василий Федорович, но сейчас уже совсем рядом и узнаваемый голос представителя фирмы.
– Да, – с огромным трудом произнес Ар-шиинкин-Мертвяк, во рту у него было все вязко и язык от этого казался непослушным.
– Ну, вот и чудненько. Вставайте, голубчик мой, вы уже два часа отдыхаете в моем кабинете.
– Как?.. Который теперь час? – основатель-но приходя в себя поторопился спросить Василий Федорович и он поднялся и присел на кушетке.
– Семнадцать часов двадцать пять минут с вашего на то позволения, -лукаво улыбаясь, ответил Ворбий, который сидел напротив профессора на стуле, но сейчас же быстро вскочил с него и прошел и уселся на стул за своим рабочим столом.
– Это я столько времени... Что со мной было? – поинтересовался Аршиинкин-Мертвяк.
– Ничего страшного, профессор! – воскликнул Георгио Фатович, – вы потеряли сознание, видимо от нервного переутомления – это бывает.
– Я слышал какой-то хлопок, удар что ли перед тем, как...
– Фантазия! Фантазия ваша, профессор! Не хлопок. Вероятнее всего вы почувствовали как ударились о пол, хорошо, что он здесь мягкий.
– О пол? – будто переспросил Василий Федорович и потер себе лоб, но тут он ощутил у мочки правого уха, над веском, припухлость, которая, будто посаженная туда прищепка, немного щемила, осознаваясь туповатой болью: Аршиинкин-Мертвяк слегка скривился лицом. – Ударился, – словно пытаясь пояснить сам себе, сказал он и взглянул в сторону смотрящего на него Георгио Фатовича.
– До свадьбы заживет, – подбодрил посетителя представитель фирмы.
– До какой свадьбы? – будто припоминая что-то, переспросил серьезно Аршиинкин-Мертвяк.
– До вашей, конечно же!
– Шутите, господин Ворбий.
– В каждой шутке, говорят, есть доля правды, профессор.
– Значит, у меня еще может оставаться надежда? – спросил Василий Федорович.
– Не исключено. Я обещаю вам вскорости позвонить, а вот каково будет решение... – представитель фирмы призадумался, – зависит не только от меня, к сожалению, – пояснил он.
– Я понимаю... – безвыборно согласился Аршиинкин-Мертвяк. – Я, пожалуй, пойду? – будто попросился он у Ворбия.
– До свидания, голубчик мой, – только лишь и сказал тот.
– До свидания, – попрощался профессор: встал с кушетки, поправил галстук, снял с вешалки свою верхнюю одежду и медленно вышел из кабинета Ворбия.
Не через долго снова Аршиинкин-Мертвяк оказался в переулке:"Будто все это мне приснилось." – грустно подумалось ему.
Новая жизнь
Сегодняшним утром профессор вскочил со своего стареющего в одиночестве двух раскладываемых, будто с болью надламлеваемых на каждую ночь, половинок дивана, вскочил, молодецки восторженный! Так же, как сейчас, он чувствовал себя всего лишь однажды в жизни, в своем неуютном детстве, когда неожиданно он узнал, что его одногодка и наглый товарищ по соседскому дому Гоша, как-то на спор перед мальчишками, пообещал, что в течение трех дней устроит юному тогда, просто – Васе, дружбу одной девочки, Лолечкину дружбу – девочка Лоля была любимица и красавица двора, но с нею водился Гоша! А Василий Федорович любил Лолю!
Правда, потом Гоша посмеялся над недотепой Гаршком, (такая была кличка у Аршиинкина-Мертвяка), посмеялся Гоша при всех, на глазах у всего двора! Но профессор забыл, не хотел и не в силах был принять издевку, в его сегодняшнем сердце значились, помнились только лишь те, одураченные подлинным счастьем, в аромате чувственной истомы, на крыльях визжащей в душе гордыни, три дня фантастического ожидания – Лоли, ее руки! Он не поверил в то, что не состоялось! Слишком велико было ожидание, энергия чувств которого целиком затмила само действо: даже когда будущий Василий Федорович шел во двор в назначенный день Гошей, он не хотел туда идти, и уже не хотел получать дружбу Лоли, когда увидел ее, и даже издевка наглого соседа -тогда, обрадовала сердце Аршиинкина-Мертвяка. И потом, в сегодняшние года свои, профессор сделает философский вывод: все самое ценное не в цели, а в пути к ней, ибо путь к цели и есть – сама цель, и если ты остался в пути к цели, в соку его переживания, то ты в самом деле понимаешь цель, обладаешь ею, и никто не сможет у тебя отнять цель, потому что путей к ней бесчисленное множество. В пути к цели ты не замкнут, тебе нечего терять, ты свободен и счастлив этим во всех остальных своих жизненных проявлениях.
Приближения и защиты диссертаций, звания и должности, престижные работы за границей и весомые заработки – никогда не стояли в одном ряду у Василия Федоровича с этим воспоминанием детства, оно всегда значилось в заглавном ряду его переживаний, всегда главенствовало и вело. Можно сказать, что все вдохновение жизни Василия Федоровича звучало аккордом трех не испачканных дней. И может потому, в основном, профессор игриво и ласково любил только джаз: сквозь всю его жизнь, сквозь все его мелодии жизненных ситуаций выводился мотив словно трех нот – мотив трех незабываемых дней, вся жизнь его была импровизацией на их непорочную тему. Он и сегодня, вскочивши с дивана, понял, что он снова оказался на пути к заветной цели: "Скоро состоится для него получение дружбы "Лоли". И может быть это будет великое счастье, если этому кто-то помешает!.."
Юлия была приятно удивлена, что отец ее, "рыцарь чести", как она всегда говорила в его адрес, когда он, в очередной раз, сдерживал атаку "соблазнителя" – молодого человека на ее "целомудрие", так вот, она была удивлена в этот день услышанному от папы:
– Нравится ли тебе, дочь моя, – ласково и торжественно сказал он за утренним питием ко-фе, – кто-нибудь? Есть ли у тебя сердечные взгляды на кого-то из мужского племени?
– Отчего же так витиевато? – спросила Юлия. – Уж не сам ли ты хочешь тем самым объясниться мне, что ты желаешь жениться?
– Сам? – коротко спросил отец и насторожился.
– Вот это да! – удивилась еще больше дочь, – "рыцарь чести" закончился! – и шутливо добавила: пора "спихнуть" и дочь в сторонку, чтобы не мешала супружеской жизни?
– Юленька! Как ты можешь так говорить, откуда, с чего такие выводы? -обиженно отодвинув чашечку кофе от себя, сказал профессор, выказывая тем самым, что ему дискомфортно продолжать питье при таком отношении к отцу.
– Интересно! – воскликнула она, – значит я буду наблюдателем, немым созерцателем вашего семейного счастья?
– Не наблюдателем, а участником, – немного огрызнулся отец.
– Ах да! Она меня удочерит, обласкает и
будет воспитывать.
– Не иронизируй, Юлия! Я не собираюсь никого приводить в дом.
– Извини, папа... Но тогда я ничего не понимаю... Хотя... Это еще мне кажется грустнее, в какой-то мере... Ты уйдешь к ней?
– Никуда я не уйду, мы будем продолжать жить вместе, Юлия, – строго сказал отец.
– Ты передумал, папа? Из-за меня, да? Прости меня, не обижайся, пожалуйста, – засуетилась дочь.
– Я не передумал, но ты не ответила на вопрос, Юлия! Я серьезно тебя спрашиваю: есть ли кто у тебя?
– Отношений ни с кем и никаких нет, конечно же, но...
– Что?
– Один человек нравится, даже не знаю чем, не могу объяснить, но...
– Почему опять "но"?
– Не нашего круга он.
– Я его знаю?
– Да.
– Близко?
– Не то чтобы так, но встречаешься с ним периодически.
– Может все-таки назовешь его и не будешь выражаться витиевато?
– Какой хитренький ты, папа! – воскликнула Юля. – Самому значит можно, да!? – улыбчиво заглянула в глаза профессора дочь.
– Ладно. Можешь не называть, – отмахнулся рукой от дочери Василий Федорович и встал из-за кухонного стола, намереваясь пройти в свой кабинет.
– Ну хватит тебе, не обижайся, пап, – немного покраснев и опустивши свой взгляд на стол, извинительно и ласково проговорила Юля, – я разберусь хорошенько и обязательно тебе скажу, честное слово, – сказала она и на мгновение взглянула в глаза отцу, чтобы проверить его реакцию.
– Ты как ребенок, Юленька! – размашисто и удивленно развел руками в стороны профессор.
– Ты абсолютно прав. В этом я и в самом деле еще маленькая девочка, -оправдалась Юля и лукаво посмотрела на отца исподлобья.
– Раз так, то по логике: большие учат маленьких. Будем учить, -твердо и даже Юле показалось, что не шутя, сказал Василий Федорович и отправился к себе в кабинет...
Замысел
Когда профессор покинул интегральную фирму "Обратная сторона", то он совершенно ни о чем не догадывался, не мог себе и вообразить даже, что именно неотступно и практически неотвратимо теперь означало его посещение этой фирмы в его последующей жизни, но он, как казалось ему, принялся готовиться к лучшему. Аршиинкин-Мертвяк почему-то был совершенно уверен в том, что ему позвонят и осведомят о хорошем результате. В какой-то мере многоопытная интуиция не подводила его...
Когда профессор покинул интегральную фирму "Обратная сторона", Ворбий, долго и тщательно размышлял. Он несколько часов подряд сидел в кресле, ходил по кабинету взад и вперед, наводил справки о профессоре, проводя короткие иносказательные переговоры по телефону с расширенной сетью своих осведомителей-агентов, тайных зазывал, периодически подключал к своим размышлениям компьютер и вычерчивал на блокнотном листке таинственную схему выводов в символах и начертаниях, понятных только ему одному.
Наконец внутренне он воодушевленно и дерзко на что-то решился. Это было ясно потому, как Георгио Фатович набирал очередной телефонный номер -сосредоточенно и безвозвратно, совсем не так, как он это делал до этого в течение всего вечера: выдерживая и обдумывая паузы перед каждой очередной цифрой.
– Алло. Я слушаю вас, – послышалось в трубке после томительно и многочисленно повторенных мелодичных гудков.
– Алло, – многозначительно, бархатным голосом произнес Ворбий, -Алекс? Это вы? – заискивающе поинтересовался он.
– Да. Что так поздно? – лениво, но строго ответил на том конце провода мужской голос.
– Очень прошу вас извинить меня, господин Маприй, но некоторые обстоятельства...
– Что-то случилось? – насторожился голос.
– То, что случилось, – весьма ординарная проблема и ее можно легко аннулировать, для этого я не стал бы беспокоить вас, но...
– Так если ничего не случилось, тогда что же это за такое супер "но", которое, все-таки, как я понимаю, составляет проблему для вас, а значит, проблема есть. Я правильно понимаю вас, Георгио Фатович?
– Проблемы нет. Но она может оказаться, если мы кое-что с вами обсудим и на кое-что согласимся.
– Хорошо. Поднимитесь ко мне в кабинет через минут... пятнадцать. Но скажите хоть, господин Ворбий: это дурно "пахнет" или вкусно?
– Вкусно, вкусно, господин Маприй, единственное...
– Не выражайтесь слишком размыто.
– Дело за принципами фирмы. Возможно, мы найдемся их откорректировать.
– Понятно. Если это чересчур, то я заранее против. Впрочем, приходите, но ничего не обещаю. Лучше стабильно и медленно подниматься, чем быстро, неведомо, но угодить в штопор, пойдя на мертвую петлю.
– Поэтому, вы понимаете, я и прошу аудиенции, Алекс.
Привыкший соблюдать субардинированность и статусную дистанцию, Георгио Фатович, пунктуально, ровно через пятнадцать минут, постучался в отливающую зеркальностью лакированную дверь кабинета Алекса Маприя – своего компаньона, владельца контрольного пакета акций Интегральной фирмы "Обратная сторона" и своего строгого шефа: над дверью высветилось электронное табло с надписью "Войдите", послышалась серия металлических щелчков и жужжание электромоторов, встроенных в скрытую конструкцию двери. Ворбий вошел в кабинет. Алекс Маприй – сухощавый, подтянутый человек, ближе к пятидесяти годам на вид, с заостренным носом и умными, всегда прищуренными глазами, короткая стрижка его черных волос поблескивала многочисленными седыми нитями. Несмотря на интересы, чьи-то или свои, в любом разговоре Алекс Маприй был всегда короток, и если эмоционален, то строго. Он имел большое мнение о себе, и все-таки иногда бывал и душевным человеком, но и в такое время, если присмотреться и проанализировать, то его душевность возникала всегда продуманно и дальновидно. Деньги, хорошая жизнь, власть – ведущие начала его сердечности к окружающим, но и всегда его слабости, правда, в трудные минуты, когда кто-либо пытался этим воспользоваться в собственных корыстных целях, скажем, через предложение хороших прибылей склонить на свою сторону, Алекса Маприя всегда выручала его эгоистичность, и он успевал раньше поссориться и разорвать отношения с таким человеком, нежели что-то могло у него с ним получиться из каких-либо результатов, и как ни странно, это врожденное эгоистическое начало, (возникшее оттого, что он очень бедствовал в молодости), весьма часто спасало его, выводило из очередной авантюры, но и мешало нередко, когда, все-таки срывалась совершенно явная для него выгода. Отсюда удивительная стабильность Алекса Маприя сочеталась с его абсолютной непредсказуемостью.
– Добрый вечер, Алекс, – с убедительной вежливостью приветствовал основного владельца фирмы Ворбий.
– Добрый, Георгио Фатович, – коротко ответил Маприй, -присаживайтесь, пожалуйста в кресло, – предложил он и, пока Ворбий занимал указанное кресло, спросил: – проблема при вас?
