Текст книги "Здравствуй, Таити!"

Автор книги: Войцех Дворчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Мануиа, или удача

И вот я снова в Папеэте. Однажды Чарли сообщил мне, что пан Муха срочно просил позвонить. Он только что вернулся из отпуска, который проводил во Франции. Таким образом, наше знакомство началось с телефонного разговора.

– Добрый день, пане, я приехал из Польши, ненадолго остановился в Папеэте. Меня интересуют поляки на Таити. Мы не могли бы увидеться?

– Разумеется! О чем речь?

Через четверть часа я ждал его перед входом в здание Индокитайского банка, и инженер Муха безошибочно узнал во мне земляка.

Едем в ресторан «Матаваи», расположенный неподалеку от места работы поляка. Несколько минут спустя прошу инженера рассказать о своей судьбе. Из военного училища война забросила его во Францию, где он некоторое время находился в Альпах, участвуя в Сопротивлении. Потом женился на француженке, имел от нее двоих детей, теперь уже взрослых. Учился в Лионе, где и получил диплом инженера в области пивоварения. Потом законтрактовался на работу во Французскую Полинезию, считая, что климат в Папеэте благоприятен для его болезненной жены и что он найдет здесь широкое поле деятельности. И не ошибся.

– Спустя девять месяцев после начала строительства «Брассери дю Пасифик Мануиа» пиво полилось в бутылки, – с гордостью говорит он.

Я внимательно слушаю рассказ земляка. Какой великолепный польский язык! И это после двадцатилетнего скитания по свету! Говорит без малейшего акцента. Инженер Муха никогда не перестает думать о Польше, выписывает польские газеты, достает пластинки и книги.

За десертом он предлагает:

– Хочешь посмотреть мой пивоваренный завод? Это недалеко.

Мы посвящаем осмотру царства Владека не менее часа. В одном цехе производят лимонад «бум», в другом варят пиво «мануиа», а в следующем делают лед. Есть также разливочный цех, единственный в Папеэте, где разливают по бутылкам вино, импортируемое из Испании и Франции.

«Всего одна пивоварня, около двадцати пяти тысяч литров пива в год и столько шума», – может сказать читатель. Конечно, это предприятие – не чета таким, как наша «Хута Катовице», но по меркам Таити – настоящее достижение. Какие планы на будущее? В ближайшее время инженер Муха собирается на Новую Каледонию, где начнет строительство более крупного пивоваренного завода. Он не просто работает – он работает как вол, принадлежа к тому сорту людей, которые ничего не делают наполовину. Это хорошо знает его руководство в Париже, поэтому инженеру доверяют огромные суммы, которыми он может распоряжаться по своему усмотрению. Владек реалист, но в то же время не лишен некоторой романтичности. Он – представитель того поколения эмигрантов, которое выходит в жизнь, имея высокий уровень как общей культуры, так и специального образования, и уже на этой основе пускает в ход неисчерпаемые сокровища поистине польского романтизма.

Владек ведет меня в свой кабинет.

– Попробуй, пожалуйста! – он наливает в стакан пенистой жидкости и смеется. – Не уступает «окоцимскому» [28]28
  Сорт польского пива.


[Закрыть].

Минуту спустя добавляет:

– Здесь у нас прекрасная родниковая вода.

Пиво действительно прекрасное. Я рассматриваю кабинет директора, генеральный штаб предприятия, откуда Владек руководит, торгует со всей периферией, добираясь до островов Хуахине и Бора-Бора. С одинаковой проницательностью понимает он тайны технологии и хитрости китайского торговца, особенности права таитянина и показное расположение и сердечность конкурентов.

Приглядываюсь к Владеку. Ему уже за пятьдесят, шатен, среднего роста, лицо сосредоточенное. Но мне не лает покоя ощущение одиночества моего земляка. Я знаю, что вот уже несколько лет как он свободен, его жена не захотела больше делить жизнь с человеком, который погружен в работу с утра до ночи. Наконец я прерываю молчание и спрашиваю, не хочет ли он видеть рядом с собой милую, славную польскую женщину, любящую жену. Вопрос подействовал как прикосновение раскаленным железом.

– Конечно, хотел бы! Сейчас я словно без одного крыла, – говорит он.

– А таитянки? Разве они не хороши?

– Да, пожалуй, они очень темпераментны, но. к сожалению, им не хватает двух качеств.

– Каких же?

– Тепла и понимания…

Владек улыбается, но я вижу, что ему не до смеха.

– Но я же видел, с какой искренней сердечностью смотрят на тебя девушки из твоего бюро.

– Ну и что? Не хочу. Я мог бы жениться на богатой китаянке, но брак – это не бизнес. Кроме того, таитянки редко сохраняют постоянство.

На следующий день мы встречаемся снова, но уже втроем, трое поляков: инженер Муха, Генек Солярек и я. Пожимаю руку коренастому мужчине с бледно-голубыми глазами, директору отеля «Принцесса Хеиата». С нами нет только модельера Петра Цихочевского (он уехал в отпуск), не то вся польская колония на Таити была бы в сборе. Мне хорошо запомнился этот вечер в отеле на берегу моря, на противоположном от Польши конце света.

– Послушай, ведь ты скитаешься по земному шару не столько в силу обязанностей или по принуждению, сколько из-за потребности посмотреть мир, без заранее намеченной цели и маршрута, так или нет? – первым обращается ко мне хозяин отеля Генек.

– Ну нет – цель у меня есть. Маршрут тоже…

Владек усмехается.

– Недавно я получил письмо из Польши от какого-то коллекционера открыток, – продолжает Генек. – Еще не успел ему ответить.

– У нас есть люди, которые всерьез занимаются изучением книг о путешествиях и пишут письма с просьбами завязать переписку, выслать открытки, марки, – не без намека отвечаю я.

– Я тоже немного поездил по свету, – произносит Генек.

Нашу беседу прерывает официантка, принесшая пиво «мануиа», которое варит Владек.

– Как вам здесь работается, – спрашиваю я его, когда она отходит.

– Мне, наверное, легче было бы работать в Африке, – говорит директор отеля. – Там по крайней мере предупреждают за несколько дней, когда хотят уйти с работы. Таитянин же просто говорит «фиу» и даже не берет положенной зарплаты, – Генек горестно отхлебнул из кружки.

Несмотря на смешинки в глазах, он грустен:

– Если хочешь жить в Океании и быть счастливым, – снова возвращается он к теме разговора, – становись чиновником, судьей, жандармом, а еще лучше туристом. Только не заводи собственного дела, так как попадешь в полную зависимость от капризов природы и людей. Таитяне делают только то, что им хочется.

– Как директор завода, – вступает в беседу Владек, – я довольно часто сталкиваюсь с этим словечком «фиу». Понятие «фиу» (его смысл – «довольно», «я устал», «мне надоело») лежит в основе полинезийского характера. Вероятно, оно родилось на заре мореплавания, когда инстинкт толкал полинезийцев к миграции. Они капризны, как дети, любят перемены, им трудно усидеть на месте. Я разрешил своим людям переходить из одного цеха в другой, разнообразить работу, лишь бы удержать их на предприятии. Фиу – таитянская специфика. После фиу ничего нельзя сделать, это конец отношений с теми, кто произносит его. Если таитянин хочет уйти, его не удержит никакая сила. У меня на заводе был один парень, я очень им дорожил. И вот он сказал «фиу» и ушел. Я разыскал его на острове Маехетеа, где он спокойно ловил рыбу. Я просил его, убеждал, умолял хоть немного поработать, так как получил крупный заказ. Я говорил ему, что труд обогащает, укрепляет, труд созидателен, а лень разрушает, кто не работает, тот не ест. Таитянин вежливо слушал, но не уступал. Я обещал ему выплатить зарплату за все время, что он не выходил на работу, дать бесплатно ящик пива, а он только слушал, ерзал как на иголках и в конце концов сказал, что ему не хочется. Ничего не поделаешь, работодателям при найме на работу приходится учитывать эти особенности сынов полуденных морей.

Мы еще посидели в молчании. Сердечно прощаясь с земляками, я подумал, что, если им придется побывать в Европе, они обязательно посетят Польшу, и тогда будут моими желанными гостями.

Подветренные острова

Я ненадолго задерживаюсь в Папеэте – только повидаться с земляками, сложить багаж, пополнить запас пленки. Чарли называет меня раирева – странствующее облако.

– Куда теперь? – интересуется он.

– На Подветренные острова!

Меня охватило непреодолимое желание посетить острова, лежащие к северо-западу от Папеэте. Ведь Таити и Папеэте – еще не вся Полинезия.

Французская Полинезия – это сто десять крупных и мелких островов, поднимающихся над поверхностью Тихого океана, общей площадью около четырех тысяч квадратных километров. Все они составляют пять архипелагов: Общества (Наветренные и Подветренные острова), Маркизские, Туамоту, Гамбье и Тубуаи.

Я отправляюсь в местное пароходство в поисках судна, на котором можно добраться до Подветренных островов. Дело подвигается с неимоверным трудом, но я твердо решаю добиться своего. Я уже знаю все пароходные конторы, названия основных судов, даже фамилии] некоторых капитанов. Оказывается, шхуна «Вэтэр» конторы Дональда не берет пассажиров, так как везет груз, состоящий из баллонов с кислородом. Я останавливаю свой выбор на видавшем виды судне «Темеани», которое по вторникам совершает рейс на острова Хуахине и Раиатеа, а раз в две недели заходит и на Бора-Бора. В стоимость билета не входит питание, значит, надо везти с собой продовольствие.

Контора требует от меня разрешения на посещение островов, без него отказывается продать билет. Длинные руки Европы протянулись и сюда, в далекие Южные моря. Паспорта и французской визы недостаточно. Без особого согласия «Иммиграционной службы» мне; дозволено любоваться только островами Таити и Муреа. Я еще раньше знал, что не смогу увидеть ни островов, Тубуаи, ни атоллов Хао и Мангарева. Но Подветренные острова? Для жителей Бенилюкса правила более мягкие: до трех месяцев без визы. Прочие иностранцы обязаны представить документ о прививке оспы и обратный билет. Профессиональные фотографы и кинематографисты должны иметь специальное разрешение французских властей. О время, старое, прекрасное время свободных передвижений по морям и океанам, где ты? Как мы тоскуем по тебе, от того что поле нашей деятельности становится все более и более ограниченным!

После завершения всех формальностей я отправляюсь в Фаре-Уте. Вдоль берега стоят суда, белые как снег и быстрые, как дуновение пассата. Среди них шхуна «Моана-Рау». Ее трюм забит мешками с рисом и сахаром для центральных и западных островов архипелага Туамоту.

Являюсь на борт «Темеани» за целый час до отхода. Несколько минут брожу по кораблю, ища, кому бы сдать билет, но, похоже, никто моим билетом не интересуется. На верхней палубе меня ожидает приятный сюрприз: встречаю Пола, того самого, с которым совершил поездку по Муреа.

– Хэлло! – радостно приветствует меня Пол и указывает на единственное свободное место рядом с собой.

Корма заполнена пассажирами. Публика пестрая, но, несмотря на это, я неплохо себя чувствую в обществе этих людей: у полинезийцев намного сильнее развито чувство юмора и больше душевного равновесия, чем у моих соотечественников.

Наблюдаю погрузку судна. В трюм «Темеани» опускаются ящики с пивом, кока-колой и лимонадом. На палубе стоит вездеход.

«Темеани» – небольшой транспорт, переполненный людьми и грузом, дает последний гудок. Трап поднят. Судно, осуществляющее постоянную связь между Таити и Раиатеа, отходит от берега.

Вскоре спокойная лагуна и коралловый риф – крепостная стена Таити, остаются за кормой. Минуту спустя исчезает из виду остров Муреа. По правому борту на горизонте виднеется крошечный островок, похожий на брошенную на воду зеленую шапочку. Это атолл Тетиароа. Когда-то он служил местом отдыха таитянских королей. На Тетиароа владыки Таити предавались сладкой неге (фар ниенте), сидя целыми днями без движения в тени дерева и быстро полнея. Королева Помаре IV тоже посетила прелестный уголок и так растолстела, что, когда ей надо было сесть или встать, придворным дамам приходилось поддерживать ее с обеих сторон.

Вытягиваюсь на спальнике, расстеленном прямо на палубе, закуриваю. Тишина и покой. Глухой ритмичный шум корабельной машины действует на пассажиров усыпляюще. Полинезийские вахины закончили расчесывать волосы на ночь. Утихли разговоры и смех. Местные жители лежат на своих циновках, без которых не ступят и шагу. Колоритное общество, смешанное, как коктейль.

Перебираюсь со всеми пожитками на свободную койку на палубе. Просто чудо, что ее никто не занял. По одну сторону от меня спит полинезиец, не сняв шляпы, сплетенной из листьев пандануса, – сувенир из Папеэте; по другую – лежит грузная женщина. Недавно она едва двигалась на больных ногах, раздутых слоновой болезнью, теперь ей немного легче. В настоящее время на архипелаге широко развернулась борьба с элефантиазом, который наряду с проказой был вековым проклятием Южных морей. Однако, чтобы заболеть, надо прожить здесь не менее десяти, а то и двадцати лет.

Палубу заливает темнота. Прохладно, но не холодно. Я рад, что переезд займет всю ночь. Мне не надо заботиться о ночлеге, сочувствую пассажирам, спящим в душных, жарких каютах верхней палубы. Свежий и отдохнувший, я совершу славную экскурсию по острову.

– Раиатеа! Раиатеа! – раздается чей-то крик.

Просыпаюсь, тру заспанные глаза. Еще совсем темно, я едва различаю предметы вокруг себя. Спотыкаясь о спящих, подхожу к борту, отодвигаю брезент. Мы в открытом море. На горизонте рисуются неясные контуры Раиатеа и соседнего острова Тахаа, а еще дальше на северо-запад видны характерные контуры горы Бора-Бора. Солнце, как обычно в тропиках, быстро выкатывается из-за горизонта, и вот уже сияет новый день. На людей, расположившихся на палубе, падают первые лучи.

«Темеани» направляется к проходу в рифовом барьере, окружающем остров. Раиатеа и Тахаа имеют общую лагуну. С каждой минутой растут, увеличиваются постройки порта Утуроа, расположенного у подножия горы Теуиры. О владыка океана Таароа! Благодарение тебе за удачное плавание!

По сравнению с Папеэте, Утуроа – лишь скромное подобие города. В нем нет ничего от веселой красочности столицы. Унылая набережная из мертвого кораллового рифа покрыта пылью. В помещении, похожем на вокзал или огромный склад, до самой крыши громоздятся мешки с копрой. Зловоние от них стелется по набережной и достигает судна.

С соседней «шхуны» доносится визг и хрюканье черных свинок, которых тащат по трапу за хвост и уши. В Утуроа нет грузовых кранов, и погрузка производится вручную. Здешние свиньи мельче европейских; коротконогие, с редкой щетиной, они напоминают китайских свиней. Кстати, небольшое отступление: свинья и собака – единственные домашние животные, известные полинезийцам до прибытия первых поселенцев. Всех животных не местного происхождения они называли свиньями (пуаа), добавляя соответствующее определение. Так, коза получила забавное название пуаа-руху (свинья рогатая), корова – пуаа-торо (свинья-бык), лошадь – пуаа-орофенуа (быстробегущая свинья). Досталось также и европейцам. Жители Маркизских островов, в прошлом любители полакомиться человеческим мясом, одарили их почетным прозванием «длинная белая свинья».

Схожу на берег. Поблизости от «Темеани» – небольшая пристань для моторных лодок и пирог, курсирующих между Раиатеа и Тахаа. Есть лодки – рыбные лавки, лодки – водные трамваи, десятки лодок с моторами и без них. Чуть дальше на океанских волнах гудит гидроплан. Кажется, он имеет какое-то отношение к отелям «Хинано» и «Бали-Хаи».

Мы идем завтракать в кабачок «Пиа Тоетое», где с потолка свисает рыбацкая сеть, украшенная сушеными крабами. Чернобровая раиатеанка подает яичницу с хлебом, похожим на французскую булку. Мы очень проголодались и набрасываемся на еду, жадно прихлебывая кока-колу.

На улице бело, тепло и сонно. На базаре под навесами сидят на корточках перекупщики. Над всеми запахами преобладает сладкий аромат дынь. Этот запах всегда и везде будет напоминать мне родину дынь – остров Маупити.

Сворачиваем на «Маршалковскую» [29]29
  Маршалковская – главная улица Варшавы.


[Закрыть]Утуроа. На углах улицы высятся старые и очень некрасивые трансформаторы на столбах. Эту улицу не назовешь элегантной. Как и весь городишко, она вся в пыли, неухожена, невыразительна. Единственная отличительная черта ее – китайские лавочки, которых я насчитал целых тридцать две. Торговцы ждут, но ждать им недолго. Товары на витринах манят непреодолимо. Эта приманка привела многих полинезиек в китайские семьи.

Мне предстоит поездка в Опоа, «древний Рим» Полинезии. До появления европейцев Опоа был в Океании крупнейшим культурным центром. Остров Раиатеа назывался тогда Гавайи, или Гаваики, легендарная прародина новозеландцев [30]30
  Название прародины древних полинезийских мореплавателей – Гавайи – легко обнаружить в наименованиях, данных многим островам Полинезии, начиная с собственно Гавайев и кончая самоанским Савайи.


[Закрыть].

Потрепанный трак с медно-коричневым раиатеанином за рулем станет для нас чем-то вроде машины времени, которая позволит нам совершить путешествие в прошлое.

Поездка на юг острова проходит без осложнений. Вокруг виды, к которым я уже привык: заливы и мысы, линия прибоя у рифов. Раиатеа, крупнейший из Подветренных островов Полинезии, покрыт складками гор, рассеченных ущельями. Самая высокая точка острова – Темеани достигает 1029 метров над уровнем моря. Согласно легенде, в расселине кратера погасшего вулкана живет страшное чудовище.

Мы мчимся мимо пальмовых рощ по долинам, заросшим пышной зеленью. Раиатеа – плодородный остров. Теплый тропический дождь вымывает из красной земли микроэлементы. С потоками воды они стекают вниз, в долины, где оседают, создавая наносные слои аллювиальных почв. На этой щедрой земле растет ваниль, кофе, кокосовые пальмы, грейпфруты, овощи.

Короткая остановка, пассажиры выходят, вынося покупки, сделанные в Утуроа. Какой-то полинезиец недосчитался дынь и ищет их под нашими сиденьями, вызывая всеобщий шум и веселье.

Двигаемся в путь, но скоро останавливаемся из-за неисправности в машине. Водитель пытается запустить мотор – не тут-то было. Пока он копается в моторе, многие усаживаются на обочине, а мы подходим поближе к плантации.

– Пол, что ты знаешь о ванили?

Приятель равнодушно пожимает плечами. Ваниль явно не интересует его. Может быть, идущий к нам человек что-нибудь расскажет об этом?

Высокий мужчина, голландец (везет же мне на голландцев!), искренне рад встрече: все-таки какое-то разнообразие в монотонной деревенской жизни. Он приглашает нас «а минутку зайти в дом, стоящий рядом, среди деревьев. Коротко рассказывает о своей плантации, которую унаследовал после смерти отца: ему пришлось оставить учебу в Папеэте и заняться хозяйством. Он доволен, дела идут неплохо. В прошлом году в награду за достижения в сельском хозяйстве провел отпуск во Франции. Жан Бротерс из Фаарета держит плантацию кокосовых пальм и ванили, разводит свиней.

– Пожалуйста, расскажите о ванили, – прошу я.

Внешне ваниль похожа на фасоль и вьется вокруг жердей, вбитых в землю. Зеленые стручки собирают в апреле – июне, тщательно сушат семь-одиннадцать недель. Во время сушки вся округа наполняется приятным запахом ванили. Ваниль – род наземных растений семейства орхидных, ее родина, как и ананаса, Южная Америка. Произрастает в жарком и влажном климате, требует легкой, богатой гумусом почвы. Таитянский сорт менее ароматен, чем мексиканский, наиболее ценимый на мировом рынке. Таитянская ваниль известна в торговле под названием папете или сонда. Употребляется главным образом в парфюмерной промышленности. У ванили есть враг – микроскопических размеров, но грозный, как тигр, грибок (Penicilinum).В последнее время этот грибок обнаруживает зверский аппетит, буквально пожирая достояние плантаторов.

Покончив с ванилью, мы перешли к другой, тоже интересной для меня теме – морским раковинам. У голландца отличная коллекция. Дети хозяина показывают нам раковины всех цветов и форм, разложенные на полках рядами по семь штук каждого вида. Почему именно по семь? Собрание считается коллекцией только при этом условии – таково правило на архипелаге! Что город, то норов.

До наших ушей доносится звук сигнала: водитель автобуса дает знак к отъезду. Плантатор Жан поручает нас заботам знакомого учителя, который тоже едет в Опоа. Спасибо, месье Бротерс!

Дальнейший путь обошелся без приключений. В какой-то деревушке, не помню ее названия, мы пересаживаемся в пирогу с мотором, так как на дороге в Опоа идут строительные работы, и вскоре сходим на землю в местности, которая сыграла огромную роль в истории Полинезии.

Рыцари красного пояса

Марае Тапутапуатеа можно посещать беспрепятственно, так как это развалины, покинутые людьми. И вот мы ступаем на землю этой реликвии в кокосовой роще, огражденной колючей проволокой.

Что осталось от былого великолепия святилища? Фрагменты стен. Но и эти остатки достойны внимания. Руины марае – это единственный, сохранившийся до сего времени памятник, свидетельствующий о ранней материальной культуре полинезийцев.

Марае Тапутапуатеа – обширный комплекс развалин нескольких построек. На территории урочища я насчитал шесть культовых сооружений. Самое крупное святилище – большая прямоугольная площадка, выложенная камнями и посыпанная гравием. В торце высокая платформа – алтарь из каменных глыб, тщательно отесанных и пригнанных. Алтарь встроен в каменную стену, окружающую святилище, и составляет единую с ней кладку.

Святилища-марае, где отправлялись культовые обряды, приносились жертвы, существовали почти в каждой деревне и являлись центрами религиозной жизни народа, племени, территориального округа. В святилище находилось множество изображений божеств, героев и предков, сделанных из камня или дерева. Здесь хранились предметы культа, необходимые для обрядов и церемоний, а на алтаре приносили в жертву плоды, животных, а иногда и людей.

В самом центре площадки помещен четырехгранный камень, у которого верховный жрец проводил богослужения и восседали король и его семья. Полинезийские святилища не служили местом сборищ верующих, а были «жилищами бога». Не каждый имел доступ в святыню, это было место для жрецов и людей благородного происхождения.

В марае Тапутапуатеа есть развалины меньших размеров. Две прямо у воды, две – ближе к деревне Опоа. Как правило, это пустые площадки, усыпанные щебнем из коралла, огражденные тесно поставленными большими камнями из коралла. Как их сюда перевозили, вероятно, навсегда останется тайной.

В редкой пальмовой роще стоит огромный столб из цельной скалы, напоминающий лингу [31]31
  Линга – стилизованный фаллический символ, означающий мужественность, жизнеспособность, творческую силу.


[Закрыть], уже издали привлекая внимание своей высотой, которая достигает почти трех метров. Он символизировал рост и размеры древних владык Раиатеа, которых «короновали» красным поясом. А может быть, это был символ мужской творческой силы или место отдыха умерших душ перед путешествием в страну предков?

Марае было посвящено божеству Оро, рожденному на Раиатеа. Оро, бог земли и войны, сын создателя мира Таароа и богини Хины. Таароа подарил сыну город Опоа и марае, которое с этого момента стали называть Тапутапуатеа, вместо прежнего – Феоро, помнящего времена восьми предыдущих правителей Раиатеа. Святилище-марае украшали изображения божества Оро, вырезанным из казуаринового дерева, и пучками длинных красных перьев из хвоста птицы-фаэтон.

Знающие люди утверждают, что в образе бога Оро выступает глава второй морской экспедиции полинезийцев, которая в конце X века достигла Раиатеа, совершив путь с западных островов Полинезии. Первый правитель красного пояса Хиро утвердил могущество и значение священного острова Раиатеа, заложил столицу в Опоа и, будучи потомком королей Мануа, унаследовал от них власть над феодальными государствами Полинезии. К XIV веку влияние Раиатеа простиралось очень далеко. В последующие века (XIV–XVII) Опоа играл выдающуюся роль в истории феодальных государств Полинезии. Здесь, на Раиатеа, перекрещивались все важнейшие морские пути. Опоа был главным портом острова. В столичный город являлись посольства из самых отдаленных районов Западной Полинезии, с далекого острова Ротума, с Раротонги, с островов Тубуаи, с Таити и даже Новой Зеландии. В те времена полинезийцы делили год на тринадцать месяцев.

Смотрю на каменные стелы, идущие от берега моря до стен марае. Когда-то они служили дорожными указателями для полинезийских пирог, направлявшихся к лагуне Опоа. Эти каменные столбы возбуждают воображение. Перед моим мысленным взором рисуются сцены, описанные моими предшественниками:

«С дальних и ближних островов Полинезии к Опоа устремлялись большие парусные ладьи, называемые тевахаао те матахи (большие лодки на ветру), везя богатые дары и ритуальные человеческие жертвы. Под палубой-платформой, соединявшей обе лодки, были сложены фигурки божеств, бубны, раковины, а на самой палубе лежали трупы людей вперемежку с наловленной ранее рыбой и черепахами. Жрецы в белых одеждах восседали позади этих кошмарных жертв. Прорицатели были также в белых одеждах, с тюрбанами на головах, тогда как моряки и воины носили шлемы разнообразной формы. Они сидели на веслах, в ярких поясах, повязанных вокруг бедер. Череда лодок преодолевала проход в стене рифов, окружающей остров. Затем одну за другой лодки вытаскивали на берег, где их уже поджидала знать острова во главе с королем красного пояса и жрецами, чтобы приветствовать прибывших. Началу переговоров и общего веселья предшествовали продолжительные религиозные церемонии под аккомпанемент хорового пения. Вначале все присутствующие тянули на веревках лодки с фигурками божеств и денными дарами по уложенным на пути к святилищу трупам людей и животных Лодки расставляли под деревьями от одного залива до другого, а изображения божеств каждого государства жрецы заносили внутрь знаменитого святилища Тапутапуатеа (Великий святой свет). Кроме жрецов и колдунов, никто не имел права участвовать в священном ритуале паи атуа (собрание богов). На всем острове никто не зажигал огня, не ел, все прятались по домам в страхе перед гневом божеств…»

Я переписал этот отрывок с максимальной точностью из обширной работы «На Южных морях» пера выдающегося знатока полинезийской культуры, антрополога и этнографа Александра Леха Годлевского. Наряду с Kyбари и Малиновским профессор Годлевски был одним из трех поляков – исследователей Океании.

Добавим к этому описанию сведения о полинезийском пантеоне. Почти всем островам были известны божества Таароа, Тане, Оро и Оту. Самый главный из четверки – Таароа – это уже известный нам творец мироздания, и в том числе рода человеческого. Его царство – океан, и он лелеет его и заботится о нем. Богу Тане приписывается создание первой в мире женщины, матери людей, а также многих менее значительных божеств. Бог Оро – покровитель земледельцев, его владения – царство растений, где он присматривал за полями ямса и таро. Наконец, Оту следил за военным ремеслом. Особым почитанием этот бог пользовался на Гавайях. Кроме общеизвестных богов почти каждый архипелаг располагал своим собственным пантеоном [32]32
  О религии и мифологии полинезийцев см. подробно: Те Ранги Хироа.Мореплаватели солнечного восхода. М., 1959.


[Закрыть].

На полинезийских островах существовал и культ вождей, как живых, так и усопших много веков назад. Вожди островов, округов, деревень стояли на вершине социальной лестницы, окруженные ореолом святости. После смерти судьба вождей складывалась значительно лучше, чем у их подданных. Перед ними, так же как перед жрецами, были распахнуты ворота страны Роутуноаноа, лежащей на вершинах гор Раиатеа. Души людей из низших слоев отправлялись в мрачное и унылое царство мертвых, находившееся глубоко под землей.

Жизнь таитянского народа была не столь радостной, как ее изображали многие путешественники. До прибытия на острова Полинезии европейцев общество там делилось на четыре класса: тахуа – жрецы, арии – знать, раатира – земледельцы, монахуне – народ. У бедняков не было почти никакой собственности, и знать могла в любой момент отобрать у них последнее – жизнь.

Однако вернемся в древнюю столицу Опоа. Она была не только центром сильной монархии, но и своего рода обиталищем языческих богов Полинезии, резиденцией главы многих тысяч почитателей бога Оро, основателя религиозного общества «ареои». Здесь, на Раиатеа, находилось средоточие жрецов. В мирное время ареои давали театральные представления (упаупа), а когда начиналась война, становились воинами и сражались в первых рядах. Их стараниями на Раиатеа возник один из крупнейших художественных ансамблей Океании, выступления которого по праву можно сравнить со зрелищами древних греков.

Как и другие религии, культ бога Оро имел свои догматы, от которых нельзя было отступить ни на йоту. Кандидаты в общество «ареои» выбирались из наиболее способной молодежи (в том числе и девушек) всех классов общества, однако высшие степени посвящения могли получить только члены рода вождя. Бог Оро был требователен, он заставлял ареоев убивать всех новорожденных, кроме первенца. Одни полагают, что это явление представляет собой примитивную форму контроля за приростом населения, продиктованную ограниченностью резервов питания на островах, другие же считают, что жрецы попросту опасались перепроизводства избранных и, как следствие, дискредитации ареоев.

Большинство кандидатов в ареои проходило различные степени посвящения и обучения искусствам (прежде всего танцам). Тип одежды и татуировки зависел от положения человека в иерархии. Претендующих на высшую степень называли «мастерами красного пояса». Их ноги до самых бедер покрывала татуировка, они носили красные пояса и подчинялись непосредственно королю из Опоа, будучи его «глазами и ушами» на всех островах архипелага.

В летние месяцы ареои совершали турне по островам, выступая перед жителями [33]33
  Эти турне вряд ли правомерно расценивать как обыкновенные спектакли для публики. В действительности это были ритуальные действия для масс, имеющие целью утверждение и распространение культа бога Оро.


[Закрыть]. В их распоряжении были великолепные легкие лодки, которые переносились на руках, а их небольшая осадка позволяла без труда преодолевать рифы. Можете себе представить флотилию из ста пятидесяти лодок-катамаранов с высокой резной кормой, празднично убранных цветами, пучками перьев и трепещущими на ветру флагами?

На каждой такой лодке обычно находились запасные паруса, длинное рулевое весло, которое обслуживалось сразу несколькими людьми, черпаки для воды, каменные, якоря на длинных веревках. В рейс непременно брали запас провизии, в том числе «концентраты» из тертых плодов, живой провиант, тыквы с пресной водой. Не забывали и о божествах: на палубе сооружались для них переносные святилища. Изображение одного из таких полинезийских божеств – Тики – сейчас находится на паруснике «Дар Поможа» [34]34
  «Дар Поможа» («Дар Поморья») – польский учебный парус-1 ник, аналог нашего учебного судна «Товарищ».


[Закрыть]. Во время стоянки учебного судна на Гавайях жители поднесли его экипажу со словами: «Пока Тики на корабле, „Дар Поможа“ будет счастливо бороздить моря».

Высадившись на берег, мореплаватели-артисты лава ли ритуальный спектакль, за зрелище жители платили ценными подарками и продуктами. Спектакль состоял из хорового пения, танцев, декламации, восславлявших деяния мифических героев и богов. Свои одежды они называли небесными облаками, путешествие по морю – полетом, а лодку, на которой прибыли, радугой. Капитан Кук повстречал флотилию из семидесяти лодок, переполненных людьми в фантастических нарядах. Она только что отплыла от острова Хуахине и направлялась к другим островам архипелага.