Текст книги "Миссия доктора Гундлаха"

Автор книги: Вольфганг Шрайер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3

Все пошло под откос. Рычащая металлическая коробка без окон пахнет мазутом, потом человеческих тел и кожей от обивки сидений, пахнет войной и кровью. Их обоих привезли на самый конец взлетного поля, где стояли военные машины, пятнистые, коричневато-зеленые. Около трех часов дня запихнули в этот самый вертолет, где, кроме них, находились восемь парашютистов-десантников и два пилота. С Глэдис и словом не перебросишься: между ними – трое солдат, а напротив, у стенки, рядом с приоткрытой дверью, еще пятеро. Да и что сказать? Когда он чуть наклонялся вперед, ему был виден ее профиль.

Несущий винт свистел, от грохота шестисотсильного мотора раскалывалась голова. Одна-единственная мысль преследовала Гундлаха: вот так и попадают в руки врага... Хунта, которой их передадут в самое ближайшее время, переживает отчаянные дни, это противник ожесточившийся, раненый дикий зверь... Сколько еще ждать? До Сан-Сальвадора никак не может быть больше двухсот километров – если по воздуху. Когда вертолет начал спускаться, часы на руке соседа слева показывали без двадцати пять.

Ротор перестал вибрировать, что-то щелкнуло, и он замер; дверцу рванули и открыли до отказа. Гундлаха вытолкнули наружу под слепящие лучи солнца, подвели к одному из «джипов», втиснули на заднее сиденье. Глэдис – к другому, тоже затолкали между двумя солдатами. Повезли в сторону оливково-зеленых кирпичных бараков, мимо реактивных истребителей, уткнувшихся носами в бетон, мимо сгоревших вертолетов и распотрошенных французских «мажистеров» на трех «ногах». Вдали виднеется здание аэровокзала, красивое здание, гордость РИАГ А везде мешки с песком, патрули. Военный сектор огорожен забором с колючей проволокой в два или три ряда, сторожевые вышки, прожекторы – отсюда никому не вырваться... Ему вспомнилось, как он приземлился в Илопаньо минувшей осенью, когда его встретил Петер Гертель, корректный и услужливый. Никаких формальностей доктора Гундлаха здесь не ожидает, его принимают как важную персону. В известной степени это и сегодня так, разве стали бы они иначе тащить его сюда на вертолете? Или это просто единственно возможный путь, потому что партизаны перерезали наземные дороги?

Тут у солдат другая форма одежды – они в пропотевших куртках цвета хаки, чинов не различишь. В бараке он услышал жужжанье электрических пишущих машинок. На двери табличка «МААГ», пустой кабинет, жалюзи, верхний свет, из-за угла доносятся обрывки фраз... Это американцы! Здесь что, штаб американских военных советников? Вошел мужчина в гражданском костюме, щуплый, но весь как на шарнирах, голова сплюснута, глаза бегают, движения точно у дикой кошки – опасный тип.

– Мистер Гундлах, если не ошибаюсь?

Подошел к Гундлаху и разрезал шнур, которым были связаны большие пальцы.

– Мы пойдем к шефу. Один совет для начала: не играйте с нами в прятки. У нас много разных дел, кроме вашего. А о вас нам известно все.

Шеф – судя по погонам на рубашке, майор американских ВВС – сидел на винтовом стуле перед письменным столом, на котором, кроме двух телефонов и пепельницы, ничего не было. Подтянутый офицер с узким удлиненным лицом, седеющие волосы подстрижены довольно коротко, из-под стекол очков в коричневой металлической оправе на Гундлаха смотрят умные, проницательные глаза. Челюсть тяжеловатая, цвет костлявого лица нездоровый, словно он до приезда в Сальвадор редко выходил из кабинета на свежий воздух.

– Садитесь!

– Майор, где моя сопровождающая?

– Рядом. Нам есть еще о чем с ней побеседовать. Синьора Ортега замешана во многих преступлениях. Да и вы здесь оказались не без вины!

Гундлаха взяли в оборот, вопросы посыпались с обеих сторон, причем спрашивали все время о разных предметах. Проинформированы они всесторонне, все этапы их пути с Глэдис известны, и интерес представляли только детали, например, как удалось перебраться через Белиз. И еще хотели узнать, что им понадобилось на Кубе.

– Это было проверкой,– нашелся Гундлах.– Парадоксально, но эмигранты опасались, что меня к ним внедрили...

Майор погасил сигарету в пепельнице и взял желтоватыми от никотина пальцами следующую.

– Парадоксально, говорите?

Не сводя с Гундлаха пристального взгляда, майор велел принести кофе. Вентилятор под потолком, урча, боролся с табачным дымом.

– Майор, я не шпион, и мне нечего от вас скрывать. Да, я работал на фронт Освобождения, и это вам не по вкусу...

– Я-то не против, пусть каждый делает что считает нужным... Но у хунты другой взгляд на эти вещи.

Гундлах начал испытывать к майору чувство смутной благодарности. Но, похоже, они чего-то хотят от него. Иначе для чего кофе, продолжение разговора после допроса?

Тот, в гражданском, сказал:

– Не исключено, нам удастся кое-что сделать для вас. При одном условии: если вы заявите перед представителями печати, что получили на Кубе деньги, на которые и закупали в Европе оружие. Например, в Брюсселе!

Гундлаху снова стало страшно. Всего несколько минут назад он вообразил, будто имеет дело с людьми порядочными или хотя бы мыслящими рационально. Но, видимо, майор тоже испытывает давление откуда-то сверху. Он явно озабочен, эта озабоченность повисла в кабинете как туча и ощущается почти материально. Может быть, ему в чем-то необходимо оправдаться перед начальством? Необходимо отличиться, нужен успех, и он хочет, чтобы Гундлах помог ему в этом. Так или иначе, но помог.

– Поймите, у вас свои проблемы, у нас – свои,– говорит майор,– и поэтому лучше всего нам найти общий язык. Поразмыслите хорошенько обо всем ночью. Я уверен, мы договоримся.

Глава 4

Стемнело. Гундлах подумал, что сейчас его посадят под замок. Да, так над чем же предложено поразмыслить? Пресс-конференция перед журналистами... Сам он готов наплести хоть тьму небылиц – потом можно будет от них публично отказаться! Но Глэдис? Она воспримет это как предательство и скорее даст разорвать себя на куски, чем нанесет ущерб делу своей революции. Таким образом, ловушка захлопывается для обоих. Подлость этого шантажа в том, что ему отрезали все пути отступления – если он не отступится от Глэдис, а об этом не может быть и речи, это исключается. Он всегда склонял голову перед силой, собственную жизнь никогда на карту не ставил. Голову склонял, но не больше! Он отходил в сторону, чтобы попытать счастья в другой раз. Но Глэдис на такой шаг не согласится, а без нее все теряет смысл.

– Шефу вы приглянулись,– сказал в конце коридора тот, в штатском.– Но есть еще один разговор.

Прошли мимо каких-то дверей, о щель пробивался свет – очевидно, там полно народу. Гундлаха подтолкнули к следующей двери, здесь, должно быть, находится карт-кабинет: все стены завешаны картами, на письменном столе громоздится пачка лоций. А в стороне от стола у телетайпа стоит не кто иной, как Пинеро, в распахнутой на груди рубахе.

– Хай! – встретил он Гундлаха боевым приветствием индейцев. Вид у Пинеро такой, будто между ними ничего не произошло. Все та же добродушная белозубая улыбка...– Что, мистер Гундлах, само приземление на Илопаньо как-то освежает, правда? Мы вас уже заждались.

Пинеро прошелся по кабинету, остановился у карты.

– Итак,– продолжил он,– мы тут мучаемся над тем, чтобы не дать вооружиться этим бандитам из фронта Освобождения, а вы собирали деньги на оружие для них. И с помощью этого оружия нам нанесен сильнейший удар!

– Ну и что дальше?

Пинеро сел на край стола, о чем-то раздумывая.

– Вам придется принять участие еще в одном деле, кроме того, о котором говорил майор. Ваша дама в эту игру играть не пожелала, напрасно я уговаривал ее чуть не на коленях... Но вам придется.

– Что будет с ней?

– Это зависит от вас. Мне ее искренне жаль! Было, наверное, занятно прокатиться с ней по Европе? В ней есть какая-то искренность чувств, естественность... Не вешайте нос, Гундлах, когда все закончится, мы вам ее вернем. Мы люди не бессердечные, человеческие страсти признаем и права на счастье ни у кого не отнимаем. Дело, о котором я говорю, займет дня три. А после этого ваша дама сердца будет вашей и днем и ночью.

К чему он клонит? Гундлах заставил себя не думать о Глэдис. Он внимательно прислушивался к словам Пинеро, стараясь проникнуть в их подспудный смысл. Пинеро говорил чуть монотонно, однако четко и связно: группа американских советников работает, не считаясь со временем, без перерывов на второй завтрак и обед. Бои местного значения у вулканов близ Сан-Сальвадора шли уже давно, но события последних дней всех застали врасплох. Никто не мог предвидеть, что повстанцы способны нанести регулярным войскам удары такой мощи. Армия удерживает за собой казармы и большинство городов, по крайней мере, днем, когда солдат сопровождают танки и бронетранспортеры. У партизан нет артиллерии, у них одни «базуки», ручные гранатометы, и это не позволяет им штурмовать укрепления. Военные действия зашли в тупик, такое положение шахматисты называют «патом».

Но скоро все изменится! Если верить Пинеро, перелома ждать недолго. Ситуацией они уже овладели. Противник проявил хитрость, выбрав для наступления последнюю неделю правления администрации Картера,– посчитали, что Вашингтон будет стеснен в действиях. Но эти расчеты не оправдались, военная помощь режиму хунты идет полным ходом. Скоро хунте удастся выйти из клинча, и тогда в Сальвадоре будет применена тактика, оправдавшая себя в Колумбии. Сначала партизан окружают, потом сбрасывают в центр кольца десант «рейнджеров», и те в свойственной им манере рассекают отряды партизан и взрывают «котел» изнутри. Пинеро обвел по карте очертания пяти или шести таких «котлов», их расщелкают по очереди, как только войска получат подкрепление и перегруппируются.

– Всыпали нам здорово и попотеть заставили!—сказал Пинеро.– Но те, кто заварил эту кашу, пусть теперь уповают на бога!

Загвоздка, по словам Пинеро, в одном: никак не удается определить, откуда противник получает военное снаряжение. Ничего похожего на «тропу Хо Ши Мина» в Сальвадоре как будто нет. Две соседние страны стараются перекрыть сухопутные границы; у Гондураса, правда, не хватает сил. Ну и остается еще прибрежная полоса протяженностью в 200 миль! Нужны непреложные факты, что оружие поступает к повстанцам морем. Сегодня утром истребитель-бомбардировщик обнаружил восточнее Байя Хикилиско большую шхуну, обстрелял ее, но перестарался – затопил вместо того чтобы заставить пристать к берегу. Ничего, кроме пары щепок, найти не удалось!.. Гундлах начал догадываться, что к чему. Необходимы доказательства того, что тут орудуют агенты Москвы и Кастро, а как это докажешь? Что предъявить представителям мировой печати?

– Да пошлите вы туда водолазов, или там слишком глубоко?

– Не слишком, но с высоты ничего не различишь, я над этим квадратом пролетал. Взять за точку отсчета место, где выбросило щепки? Нет резона. Течение там раздваивается, идет полтора узла как на запад, так и на восток...

– Ну, появится какая-нибудь другая шхуна или яхта.

– Жди ее! Нет, мы должны сделать это сами. Что вы уставились на меня, Гундлах? Итак, шхуна появится – и на ней будете вы. Вы нам привезете это оружие, и не позднее чем послезавтра.

Гундлах сглотнул слюну, от неожиданности он потерял дар речи. То есть что же получается? Они требуют, чтобы он доставил в Сальвадор транспорт с оружием, так сказать, «наследил»! И в его согласии они уверены заранее – ведь заложницей у них остается Глэдис. Но где же он возьмет на борт оружие, кто «отправитель»?

– Разумеется, Никарагуа.

Ага, теперь понятно! За неимением доказательств они решили такой «факт» изобрести. Провокация чистой воды!..

– Оружие из Никарагуа?

– Вы ведь еще сегодня были там! – Пинеро поднялся и обошел вокруг Гундлаха пружинящей тигриной походкой, весь во власти своей идеи.– Вы сделаете все вполне официально: обратитесь прямо к правительству, представитесь уполномоченным фронта Освобождения, как привыкли это делать в Европе. Для господ из Манагуа вы не инкогнито, ваше имя частенько упоминалось в печати, круиз с синьорой Ортегой сделал вас человеком известным. Объясните, что собираетесь доставить это оружие повстанцам в восточной провинции Ла Уньон, – дела у них, дескать, идут совсем туго. Такая просьба этих господ расшевелит, она – призыв к их революционной совести...

Гундлах посмотрел на карту. Восточная оконечность Никарагуа в каких-то 17 морских милях от побережья провинции Ла Уньон. Да, через бухту Фонсека до берегов Сальвадора рукой подать! Совсем недавно, казалось бы, он пролетал над ней в воздушном такси...

– И вы хотите, чтобы я был на борту?

– Конечно. Это обязательное условие.

– Оно мне не нравится! Я не люблю служить мишенью для охочих пострелять летчиков.

– Не считайте нас дураками. Мы ведь собираемся выпустить вас потом на пресс-конференции. Вы обретете для нас свою настоящую цену лишь после высадки на сальвадорском берегу. Сами посудите, где нам взять второго такого, как вы? Вашу безопасность я гарантирую.

– Вы лично? Это утешает. Аргумент убедительный...

– К чему столько сарказма? Боже мой, да вы просто болезненно подозрительны! Разве мы не отнеслись к вам куда лучше, чем вы могли рассчитывать? Разве с головы вашей дамы упал хоть один волос? Потому что мы связываем с вами далеко идущие планы. Впереди десятки встреч с журналистами и интервью, вы отправитесь в турне. Меня бы только порадовало, если вы напишете книгу о своем опыте там, на их стороне! А мы уж позаботимся, чтобы книга стала бестселлером, выпустим ее на двенадцати языках, предварительно напечатав в самых известных журналах.

Заманчивая картина, но в нее никак не вписывается Глэдис – и, значит, они не учли главного. Они считают отношения между ним и Глэдис банальной интрижкой, на которой можно поставить крест ради большой выгоды. Им не понять, сколь прочными узами они с Глэдис связаны...

– Есть несколько пожеланий с моей стороны. Пока вы не отправите меня отсюда, я хочу увидеться с нею. Иначе я и с места не сдвинусь. И как только я вернусь сюда на шхуне, вы немедленно переправите ее в Манагуа.

– Помягче, помягче...

– В день моего возвращения в Сальвадор вы ее освободите. Это требование умеренное.

– В вашем положении я бы остерегся что-то требовать.

– Мы с вами компаньоны, Пинеро. Выгода должна быть обоюдной. До звонка синьоры Ортеги из Манагуа я перед журналистами и рта не раскрою.

– Лучше бы вам не открывать его сейчас.

Некоторое время они еще торговались, пока у Пинеро наконец не лопнуло терпение. Он набрал по телефону какой-то двузначный номер и передал ему трубку.

– Где ты? – У Гундлаха, услышавшего голос Глэдис, запершило в горле.– Что у тебя, Глэдис? Все в порядке?

– Да, Ганс. Я пока еще на аэродроме... Они дают нам поговорить? Почему?

– По моему желанию. Ты в одном из зеленых кирпичных бараков? Кто там с тобой?

– Женщина, американка. А до нее приходил некто, который хотел меня принудить выступить публично с лживыми заявлениями... Тебя заставляют уговорить меня?..

– Нет, Глэдис. Держись, не поддавайся!

– Довольно! – прикрикнул Пинеро.– Говорите только о личных делах.

– Ганс, будь осторожен! Пожалуйста, не иди у них на поводу.

– Не тревожься. Через три дня мы отсюда выберемся.

– Но куда?..

– В Манагуа. Положись на меня.

Пинеро стукнул ладонью по рычажку аппарата.

– Ну, это уж слишком!

– Пока что вы были моим должником!– Гундлах расстегнул рубаху, распахнул ее и показал Пинеро спину.– Видите шрам под лопаткой? Ваш сувенир. И мы еще не квиты!

Главы 5—6

Вот, значит, как повернулось дело. За трюк с оружием ему развязывали руки, давали свободу маневра и возможность спасти Глэдис. А она требует, чтобы он не шел на поводу. Но кому-то действовать необходимо, в противном случае они погибнут оба. Его ценность в глазах Пинеро – единственный оставшийся у них козырь, это он понял сразу. Поставщик оружия. Кому и сыграть такую роль, как не ему после того, что случилось с момента вылета из Мехико? Что ж, он попробует ее сыграть достойно! И да поможет ему бог.

Рано на рассвете Гундлаха растормошили. Он поплелся по коридору к умывальнику; один из подчиненных майора, верткий, с угловатыми движениями, подгонял его. Им необходимо успеть на самый первый самолет в Манагуа, до Тегусигальпы они полетят вместе. Фамилия его Джексон. Будут вопросы?

Вопросов у Гундлаха не было.

В предрассветных сумерках Джексон проводил его к четырехместному спортивному самолету. Там их ожидали бутерброды с ветчиной и кофе в бумажных стаканчиках. Гундлах вяло жевал бутерброды, прислушиваясь к шуму разогреваемых моторов. И вот уже самолет побежал по взлетной полосе и поднялся в воздух навстречу восходящему солнцу. Внизу пронеслись улицы Сан-Сальвадора – центр города с его церквами, зелень аламеды Рузвельта, уходящая вверх к Эскалопу и вулкану.

В самолете Джексон вручил ему паспорт, деньги и вдобавок стодолларовые чеки на предъявителя, дал все необходимые инструкции и адреса: Правительственный совет в Национальном дворце, высший орган власти Никарагуа; Государственный совет – их парламент; Сандинистский комитет обороны...

– Не вздумайте вернуться без нужного груза,– сказал на прощание Джексон.– В три мы ждем вашего звонка. Но не из отеля. Вам ясно, что вас ждет, если вы завалите дело!

– А вы позаботьтесь, чтобы синьора Ортега оказалась на месте. Если я не смогу поговорить с ней, я и пальцем не пошевелю!

Джексон собрался было вспылить, но Гундлах отвернулся от него. Самолет шел на посадку.

И снова полет – на этот раз лайнер панамской авиакомпании «Копа». Гундлах был в невеселом настроении. Никакого выхода не видно, он попал в тяжелые тиски. Либо он добудет оружие и вызволит Глэдис, но это выглядит предательством. Либо... либо она попадет в лапы хунты. Альтернатива!

Взял из сетки на переднем сиденье газеты. И сразу бросилось в глаза сообщение о «вторжении» на южном побережье Сальвадора. Посол Роберт Уайт утверждал, будто обнаружены две десантные лодки, на которых рано утром доставлены добровольцы из Никарагуа. Глава правительства Дуарте заявил, что добровольцев этих было ровно сто человек: пятьдесят убиты в перестрелке, при них найдены никарагуанские или кубинские документы... Очень неприятная новость! Даже если это обыкновенная газетная утка, в Манагуа будут вдвойне осторожны.

Аэропорт в Манагуа встретил их неприветливо. Несмотря на ранний час, стояла удручающая духота. Манагуа по отношению к уровню моря расположена ниже всех остальных столиц в западном полушарии. Со стороны огромного озера и океана, который совсем рядом, ни ветерка, ни освежающего дуновения. И куда, вообще говоря, ему ехать? Без предварительного заказа, объяснил шофер, номера в отеле не получить. Землетрясение пощадило лишь немногих из них, а на восстановительные работы почти не было времени. Во время гражданской войны город бомбили самолеты Сомосы...

– Везите меня в самый большой отель,– поразмыслив, сказал Гундлах.

Город действительно лежал в руинах. Разрушенные землетрясением и бомбардировкой дома разбирались по кирпичику, участки, на которых они некогда стояли, разравнивались, их старательно озеленяли. Административный центр Манагуа внизу, у самого озера. Там пласа де ла Республика с собором, огромным, недостроенным, и Национальный дворец. Туда ему и нужно.

Шофер остановил машину перед «Интерконтиненталем». Он да еще пятнадцати-этажное здание банка по другую сторону главной городской магистрали – единственные высотные здания, пережившие землетрясение.

На последнем этаже «Интерконтиненталя» жил когда-то свихнувшийся и чуждавшийся людей миллиардер Говард Хьюз; его личный самолет был последней гражданской машиной, которую выпустили из Манагуа.

Свободных мест не оказалось. В конце концов багаж Гундлаха приняли в камеру хранения, а его фамилию внесли в список ожидающих. Перед двухэтажным зданием Национального дворца он испытал неподдельный страх. Одно несомненно – со своей просьбой он должен обратиться к лицу высокопоставленному, облеченному настоящей властью, иначе все теряет смысл, конца не будет всяким формальностям, проверкам и перепроверкам. Но до обеда ему не удалось встретиться ни с одним из членов Революционного совета. Добиться приема у министра внутренних дел Томаса Борхе, повидаться с которым ему рекомендовал вчера Пинеро, тоже не удалось: секретарь объяснил, что Борхе еще не приехал. Но Гундлах почувствовал и другое: к нему присматриваются, ему не очень доверяют. Почему? Потому что он из Западной Европы? Или есть уже куда более веские причины?

У него трижды потребовали предъявить паспорт. К обеду силы были на исходе. И в этот момент Гундлаху сказали, что его может принять шеф полиции Манагуа Энрике Шмидт. До победы сандинистов он был их представителем в Бонне. Гундлаху он запомнился из-за своей немецкой фамилии.

Шеф полиции, перед которым предстал Гундлах, внешне выглядел лет на сорок, вид у него был сугубо гражданский – лицо открытое, густые вьющиеся волосы, широкие, закрывающие уголки рта усы.

– Итак, вас прислала синьора Ортега.– Энрике Шмидт листал паспорт Гундлаха.– А почему не прилетела она сама? Ведь только вчера вы оба были здесь...

– Она находится в южном пограничном районе у Рио Гоаскоран. Послать ее сюда вторично сочли нецелесообразным, лицо синьоры Ортеги слишком примелькалось. В Тегусе контроль ужесточился. Скоро этот путь для нас отпадет окончательно.

– Как это вам удалось проскользнуть!.. Итак, пожалуйста, суть вашего дела.

– Синьор Шмидт, фронт Освобождения успешно продвигался вперед в Ла Уньоне, а теперь движение почти застопорилось. Атака порта не удалась. Положение повстанцев в Ла Уньоне тревожное, не хватает буквально всего – от бинтов и пенициллина до базук и боеприпасов для пехотного оружия, девятимиллиметровых «парабеллумов» и «нато» калибра семь и шестьдесят две сотых.

– Разбираетесь в оружии?

– Был когда-то солдатом.

Шмидт внимательно посмотрел на него:

– Даже если бы мы смогли помочь... Как вы представляете себе доставку оружия?

– Ночью, морем. С этим я как-нибудь справлюсь.

– Так вы еще и моряк?

– Необязательно быть моряком, чтобы провести шхуну по заливу Фонсека.

– Ночью – обязательно!

Гундлах ничего не ответил, он был настороже. Здесь наверняка есть люди, которые горят желанием помочь сальвадорским партизанам. Но пусть идея дать ему человека, хорошо знающего все подводные течения в заливе, придет в голову начальнику полиции. Однако тот молчал, и лицо его ровным счетом ничего не выражало. Наступила пауза; собеседники словно изучали друг друга. Дело, конечно, рискованное, попахивает международным конфликтом... У Гундлаха сложилось такое впечатление, что Шмидт никак не разберется, кто сидит перед ним; но точно так же и он не догадывался, о чем сейчас думал Шмидт.

Несколько погодя Шмидт негромко проговорил:

– Как вам известно, в Сан-Сальвадоре сейчас спят и видят появление такого транспорта с оружием. Позавчера ночью там будто бы высадились сто наших добровольцев, и половина из них погибла в первой же стычке, причем у всех найдены никарагуанские или кубинские документы. Ни трупы, ни оружие, ни документы печати предъявлены не были, не говоря уже о пленных. Единственным вещественным доказательством на пресс-конференции была поперечная доска с одной из этих мифических десантных лодок. Дерево, из которого она сделана, якобы в Сальвадоре не произрастает... Что же удивляться: вещественных доказательств нет и не могло быть – подобного рода помощь нами Сальвадору не оказывается.

– Я уважаю вашу официальную точку зрения. Но курс можно проложить через территориальные воды Гондураса, так что ваша страна останется незапятнанной.

Шеф полиции предостерегающе поднял руку.

– Нет, мы не станем вмешиваться, хотя совершенно очевидно, на чьей стороне наши симпатии. Против нас самих постоянно предпринимаются вылазки из Гондураса... Страна, в которой более половины населения недоедает, где дети мрут как мухи из-за отсутствия медицинской помощи, где столько людей живет в жилищах, недостойных так называться,– наша страна – обязана прежде всего создать нормальные условия для жизни. Мы не имеем права пускаться на авантюры.

– Но как же ваша солидарность?

– Мы добились освобождения собственными силами. При настоящем положении вещей от нас может исходить только моральная поддержка. Сегодня кое-кто утверждает, будто за восстанием в Сальвадоре стоят Куба и Никарагуа... Мы вынуждены считаться с подобными обвинениями. Но дело даже не в этом. Сомнительно, чтобы оружие, доставленное всего на нескольких катерах, существенно помогло фронту, в один американский транспортный самолет поместится больше – они тут же поставят оружие хунте!

Гундлах поднялся, поблагодарил за беседу. Все ясно: оружия он не получит. Энрике Шмидт обошел вокруг стола, поинтересовался, где Гундлах остановился, пообещал помочь с номером в «Интерконтинентале».

– Вы будете там нашим гостем. Прошу вас, дождитесь телефонного звонка.