Текст книги "Миссия доктора Гундлаха"

Автор книги: Вольфганг Шрайер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 10

Первым, кого увидел Гундлах, сойдя на берег в Сан-Лоренсо, был полицейский в светло-зеленой форменной рубашке с короткими рукавами и сильно пропотевшими подмышками. Он стоял прямо перед деревянными мостками. Внимательно изучил паспорт Гундлаха и, конечно, обнаружил, что нет отметки о выезде из Никарагуа. Даже при краткосрочном выезде из страны требуется виза, которую выдает «Офисина Сентраль де Миграсьон» в Манагуа. Или он бежал по политическим мотивам? Гундлах мотает головой: нет, это просто незапланированная туристская поездка; вкладывает в паспорт десятидолларовую купюру, снова передает полицейскому. Тот принимает благосклонно, желает Гундлаху приятно провести время в Сан-Лоренсо. «Хэв э найс стэй!» – «Желаю приятно провести время!»

Гундлах садится за столик на веранде «Коста-Асуль», заказывает банку пива. Двенадцать часов дня. Похоже, он прибыл первым. Ресторанчик напоминает салун из американских вестернов: все из дерева – и ступеньки лестницы, и резные колонны, и перегородки. Ему помнилась такая же веранда в Белизе, где они в ноябре беседовали с Глэдис. Маленький самолет поднимается над островом. Берет курс на Никарагуа. «Хорошо, если Маклин успел на него»,– думает Гундлах.

Перед ним на столике стоит забытый Маклином транзисторный приемник. Комментатор радио Манагуа говорит: «...министр с гневом опровергает распространяемые западными агентствами печати слухи, будто Никарагуа поддерживает оружием и добровольцами фронт Освобождения Сальвадора. Истинная причина империалистического бойкота – не вымышленное вмешательство Никарагуа в сальвадорские события, а очевидное желание воспрепятствовать дальнейшей консолидации сандинистской революции».

Гундлах выключает радио, поднимает голову – и сердце его замирает. Вот они! Идут! Причем не со стороны гавани, a от базара или от казарм. Идут вчетвером: Глэдис, Пинеро, Джексон и неизвесгный ему громила, не то телохранитель, не то пилот. Да, скорее всего, они прилетели на самолете, может быть, на вчерашнем четырехместном «кессна». Пальцы Гундлаха сжали перильца веранды; первым его увидел Джексон, толкнул Пинеро в бок – и вот уже все направились прямо к веранде. Глэдис! Она все в том же белом платье, держится уверенно... На мужчинах легкие пиджаки; под левой рукой из-под тонкого материала у каждого выпирают кобуры – янки предпочитают револьверы большого калибра.

Никакого приветствия, будто они и не расставались. Пинеро садится за его столик, остальные подальше, на ветерке. Размеренно, тоном делового человека Пинеро произносит:

– Видите, мы выполнили, что обещали. Теперь ваш черед. Где ваша лодка? Сколько с вас запросил шкипер?

Гундлах ожидал худшего – угроз, упреков; от деловитости Пинеро на сердце повеяло холодом.

– Вы должны купить его лодку плюс дать надбавку за риск.

– Он ничем не рискует: люди в Ла Уньоне обо всем проинформированы. Если он пристанет к берегу западнее Пунта-Горды, его и пальцем не тронут.

– Лодку-то у него отнимут. Вы же хотите предъявить ее журналистам! Его вы тоже «предъявите»?

– Нет, удовольствуемся вами.

Пинеро покусывает губу.

– Ладно, с этим человеком – его зовут Фернандес, не правда ли? – я разберусь лично. А теперь давайте идите к вашей даме. И объясните ей хорошенько, на каком свете она живет. Если акция не состоится...

Пинеро встает и неторопливо направляется к стойке бара. На какую-то долю секунды у Гундлаха мелькнула мысль: «Откуда им известна фамилия шкипера?..» Но к чему сейчас такая подробность? Куда важнее вот что: они позволили Глэдис поговорить с ним, можно объясниться, договориться!..

Он сидит перед Глэдис, начинает говорить по-французски. Джексон, уставившийся на них, не вмешивается; ему что, безразлично, о чем они будут говорить?

– Почему ты сделал это?– нащупывает Глэдис нить разговора. Внешне она пока спокойна и невозмутима.

– Ради нас обоих. Я пытаюсь действовать...

Она кивает, словно ее предположение подтвердилось.

– Ты как-то сказал: даже падая с большой высоты, надо приземлиться на ноги. Это ты имеешь в виду?

– Я пытаюсь что-то делать, Глэдис, пойми...

– Я понимаю. От нас сейчас требуется одно: быть стойкими...– Не в силах продолжать дольше по-французски – слов не хватает! – она переходит на испанский, не обращая внимания на Джексона и остальных: – Иного пути нет! Что они тебе обещали?

– Главное, что не тронут тебя.

– Я это знаю. Ведь ты уже был в Никарагуа. Но я не хочу, чтобы из-за меня ты стал предателем.

– Подожди, подожди, Глэдис!

Маловразумительный диалог.

Гундлах не знает, как объяснить ей свой план. Он начинает все сначала, пытается дать понять, что еще не все потеряно... Берет под столом ее руку в свои, она не отнимает, но ладонь у нее холодная и вялая, будто неживая... Гундлах наклоняется к ней, хочет погладить завиток волос на виске – что ему сейчас чужие глаза!

– Ганс, дорогой, давай простимся сейчас, пока мы любим друг друга... Любим... И уважаем... И нам нечего стыдиться...

– Не тревожься, Глэдис. Тебе никогда не придется стыдиться за меня! – И быстро, свистящим шепотом, добавляет, склонившись к самому уху Глэдис, как бы для поцелуя: – Если я не смогу достать оружия нашим, враг его не получит!

Глэдис смотрит на него широко раскрытыми глазами, не в силах произнести ни звука и тяжело дыша. Дрожа всем телом, она вскакивает со стула и бросается ему на шею. Это произошло совершенно неожиданно, и никто не успел им помешать. Их отрывают друг от друга, насильно усаживают Глэдис за другой столик. Глэдис вырывается, но Джексон больно вывернул ей руку, и она кричит:

– Сражайся, как в Цюрихе, Ганс! До последнего!..

Джексон попытался закрыть ей рот ладонью, но Глэдис вонзила в нее зубы, и он отдернул руку. Гундлах хочет броситься ей на помощь, но громила с расплющенным носом и густыми тусклыми волосами выхватывает револьвер, тычет ему под ребро. Он не может сойти с места, он в их руках, они оба в их руках.

Неподалеку от ресторанчика остановился «джип», никто не слышал, как он подъехал. Двое в такой же светло-зеленой форме, что и полицейский у причала, стуча по асфальту коваными ботинками, поднимаются на веранду, третий прилег на руле.

– Кто здесь шумел? Что за крики?– спрашивает старший патрульный. – Мы в Сан-Лоренсо такого не потерпим...

Он потребовал предъявить документы: у Глэдис паспорта не оказалось, он у Пинеро, который спустился к лодке Фернандеса посмотреть, как удобнее подогнать грузовик с оружием. Глэдис арестовывают – ее отвезут в участок, чтобы допросить: на кого-то, очень похожего на нее внешне, выписан ордер на арест.

– Этот ордер устарел,– вмешался Джексон.– Справьтесь в Тегусе... Вы что, арестовываете по одному ордеру дважды?

Он предъявляет свое удостоверение в пластиковой обложке, но впечатления оно не производит – такие документы здесь никому не известны.

– Занимайтесь своими делами, мистер,– говорит полицейский, доставая пистолет.

– Смит! В машину, поезжайте с ними, живо! – приказывает Джексон громиле со сплющенным носом.– Позвоните в бюро в Тегусе и возвращайтесь вместе с ней!

Когда «джип» со Смитом на радиаторе и Глэдис, сидящей между двумя полицейскими, скрывается из вида, Гундлах вспоминает, что не сказал, как он позаботился о том, чтобы вся эта афера всплыла. Ни слова о Маклине и магнитофонных записях – о них он даже мельком не вспомнил! И так ли это важно? Сегодня утром казалось – очень! А теперь?

Глава 11

В десять минут третьего на веранде «Коста-Асуль» появился вспотевший и усталый Пинеро, потребовал у портье номер с душем. Гундлах был встревожен: Смит с Глэдис почему-то до сих пор не вернулись. Пока Джексон докладывал о случившемся, Пинеро поцеживал ледяное пиво. Выслушав, он небрежно махнул рукой: ладно, мол, все образуется. На берегу ему пришлось наорать на Фернандеса и припугнуть его – слишком тот взвинтил цену. За рейсы в районы боевых действий страховая компания ответственности не несет, на кого же тогда рассчитывать, твердил шкипер. А вообще-то он готов рискнуть, считая, видимо, что кое-что заработает: не зря же лодка его потребовалась этому янки, перед которым заискивали местные власти. В лодку загрузили деревянные ящики и коробки из твердого прочного картона; пятитонный грузовик подвез их прямо к лодке, и никто из полицейских на пристани не вмешался. Но поместились не все ящики. Только лодка осела на десять дюймов, как шкипер запретил дальнейшую погрузку. Тем более – складывать ящики на палубе. Начнут еще сбиваться на один борт и перевернут лодку!

Раздраженно прорычав все это опешившему Джексону, Пинеро набрал номер телефона шефа полиции. Тому ничего об арестованной женщине не было известно, он сослался на военных. Таможня, полицейское управление и гарнизон Сан-Лоренсо находились совсем рядом, но службы эти, по выражению шефа полиции, «гармонировали плохо». Патруль на «джипе» прибыл сюда скорее всего из Чолутеки, столицы провинции, если вообще не из Тегусигальпы, у них в Сан-Лоренсо полицейского «джипа» нет. Выяснилось, что и там ничего о «джипе» не знали.

Гундлах уже успел сообразить, что здесь могло произойти, но поверить до конца боялся. Вскоре Пинеро доложили: «Какой-то «джип» видели на Межокеанском шоссе, в восьмидесяти километрах отсюда». По времени тот «джип» никак не мог уйти так далеко – абсолютно исключается! Потом еще доложили: «Замечен другой «джип», уже на Панамериканском шоссе, мчится на предельной скорости к пограничной реке Рио Гоаскоран, в нем два или три солдата и лысый штатский!» О женщине в «джипе» ни слова.

– Остановите его! – заорал в трубку Джексон.

– Зачем? – Пинеро смахнул с губ пивную пену.– Это не наш. Бабы там нет, а Смит – с каких это пор он лысый?

– Об этом мало кто знает,– объяснил Джексон, зажимая трубку между ухом и плечом,– но Смит носит парик.

– Что он носит?

– Парик, сэр. Хорошо сработанный такой, что, если не знаешь, никогда не угадаешь. Но если его снесло... от быстрой езды... или еще почему... значит, руки у него связаны...– Он посмотрел на Гундлаха и умолк.

– Понятно,– обернулся к Гундлаху побагровевший Пинеро.– Значит, он похищен! Вместе с вашей дамой! А вы что-то не особенно даже удивлены, а?

– Я поражен,– сказал Гундлах.– Если все и впрямь так, как вы говорите, я нахожу этому только одно объяснение: партизаны подслушали наш вчерашний разговор по телефону, мы ведь не раз упоминали Сан-Лоренсо.

– Мы? Это вы упоминали! И мне ясно почему. Но теперь, Гундлах, вам будет не до шуток!

По последним данным, брошенный «джип» видели при дороге между Гоаскораном и Каридадом. Это пограничные города, и похитители могли тем временем перейти с Глэдис Ортегой и Смитом неглубокое устье речушки и оказаться в Сальвадоре.

– Имейте в виду, Гундлах, я все понял,– предупредил Пинеро, когда они спускались по набережной к лодке.– Больше мы вас ни на минуту без присмотра не оставим. Чтобы вам что-нибудь не померещилось в море и вы случайно не перепугали курс, с вами пойдет Джексон, и, если вы дорожите своей головой, Джексона не раздражайте! С кольтом тридцать восьмого калибра он обращается как фокусник. К тому же я все время тоже буду с вами.– Пинеро указал на маленький «уокитоки» , висевший у него через плечо; точно такой же был и у Джексона. Он добавил на прощанье еще пару ободряющих фраз в этом же духе и хлопнул Гундлаха по плечу: – Ладно, пока! До встречи на пресс-конференции в Сан-Сальвадоре. Попутного ветра!

Без пяти три Фернандес отдал концы, мотор застучал, и лодка пошла вниз по течению. Когда Сан-Лоренсо скрылся из виду, Джексон вытащил антенну из своего «уокитоки».

– «Рыба» вызывает «Паука», «Рыба» вызывает «Паука»,– забормотал он. Гундлах удивился: отчего эти прожженные прохвосты пользуются столь незамысловатым кодом? – Прошли восточную оконечность речного острова, на карте он безымянный...

Оказалось, что из перегруженного «Рубена Дарио» никак не выжать больше восьми узлов. Ветра нет, и лодка медленно скользила по водной глади. Слева по борту уже виден песчаный пляж болотистого острова Ратон. Двадцать минут пятого. Гундлах зашел в каюту, разложил на ящиках забытую Маклином карту. Если взять курс на песчаную отмель не за маяком Пунта-Чикирин, а несколько раньше, есть шанс выйти на партизан. Вулканы – район партизанский. Армия удерживает только прибрежную полосу от Ла Уньона до Пунта-Чикирин.

Гундлах заставил себя подняться на палубу. Без пяти пять. Так что же делать? Гундлах пока не мог найти окончательного решения. Если эта попытка окажется удачной, он наконец рассчитается с Пинеро за все! Но как избавиться от Джексона? Тот ниже ростом и легче его, однако парень он тренированный, один на один ему с Джексоном ни за что не справиться. Гундлаху вспомнились слова Глэдис: «Сражайся, как в Цюрихе, Ганс! До последнего!» Да, вот именно! Биться до конца! В Лиссабоне и Цюрихе он одерживал победы, но то были победы его мозга, его головы. А здесь? Он же не наемный убийца вроде Джексона. Нет, один на один ничего не выйдет. Но почему обязательно один на один?

Посмотрел в сторону Джексона. Тот – «Рыба» вызывает «Паука»...– опять передавал Пинеро координаты. Подошел к Фернандесу, спросил:

– Сколько он вам за это заплатил?

– Кучу денег... Пять тысяч долларов! Я доволен.

Пять тысяч. Точь-в-точь как когда-то в «Камино Реал». Пять тысяч долларов. Либо это лимит Пинеро, либо такова ставка в крайних случаях.

– Разве ваша лодка не дороже стоит?

– Конечно, вдвое. А почему вы спросили?

– Потому что ее у вас отнимут, Фернандес. Она им нужна как вещественное доказательство контрабанды оружия из Никарагуа. А мы оба, если повезет, конечно, предстанем перед судом по обвинению в сообщничестве с партизанами.

Шкипер непонимающе уставился на него:

– Но почему?

– Вы же видите: ваша лодка все равно что бочка с пороком. Это оружие, якобы предназначенное для партизан, завтра утром перехватят американцы.

– Эй, вы о чем там болтаете, а? – крикнул Джексон.– А ну разойдитесь! И держите теперь курс строго на восток, Фернандес!

– С этим грузом мне через отмели не проскочить, сеньор! Посмотрите-ка на буруны!

Джексон заткнул антенну в «уокитоки» и медленно, широко расставляя ноги и не спуская глаз с Гундлаха и Фернандеса, направился в их сторону. Вид у него был устрашающий.

– Он дорожит своей лодкой,– сказал Гундлах.– Вы дали ему ровно пол-цены.

– Ах вот оно что! – Джексон остановился перед ними, сузив глаза, и снова вытащил антенну.– ««Рыба» вызывает «Паука»! «Рыба» вызывает «Паука»... У нас есть проблемы. Вопреки моему приказу «Рыба» берет курс на Фараллоны...

Остального Гундлах не разобрал; Джексон стоял у левого борта между ящиками, съехавшими сюда, в восьми шагах от них с Фернандесом, и что-то кричал, захлебываясь от злости. Для Пинеро это сигнал тревоги: под Фараллонами явно подразумевается Никарагуа...

– Послушай,– сказал Гундлах мулату.– Этот янки на нас клевещет! Теперь добра не жди!..

Шкипер круто переложил руль, Джексон упал на колени. Волна с силой ударила в борт лодки, от носа к корме побежала пена. Джексон поднялся на ноги, теперь вместо «уокитоки» у него в руках был револьвер.

Фернандес пригнулся. Вид револьвера оказался доходчивей любых слов. Он понял: речь идет о жизни и смерти. Повернул перегруженную лодку носом против волны, и тут же на палубу обрушились потоки воды. Джексон, которого окатило с головы до ног, стоял вполоборота к ним, схватившись за поручни. Так ему прицельного выстрела не сделать. И все-таки он выстрелил, оторвав правую руку от поручней. Стекло рубки разлетелось на мелкие осколки. Это была его последняя ошибка.

– Возьми вон ту штуку! —услышал Гундлах крик Фернандеса, который тут же повел лодку на следующий бурун.

Всего несколько секунд потребовалось Гундлаху, чтобы понять мысль шкипера. Лодочный крюк! Он вырвал крюк из зажима на рубке и, как только Джексон оказался метрах в четырех, метнул его в американца, будто копье. Джексон выронил револьвер и схватился за голову. Но тут очередной поток воды сбил американца с ног и смыл в море. Фернандес даже застонал от страха, он уже глубоко сожалел о содеянном...

Обстановка изменилась. Они находились всего в четырех милях восточнее Исла Меангуэра, небольшого островка почти в центре залива, в его затененной части – солнце только что зашло за верхушки деревьев. Если верить карте Пинеро, там сумела укрепиться небольшая группа партизан. Они полным ходом пошли к островку. Вдруг Гундлах услышал какой-то писк и треск из-под рассыпавшихся на корме картонных коробок. Протиснулся туда, нагнулся и увидел длинную гибкую антенну «уокитоки». Аппарат лежал в воде, но работал исправно.

– «Рыба»! «Рыба»! Что у вас такое? Почему не выходите на связь? – услышал Гундлах голос Пинеро, и у него почему-то задрожали ноги. Он включил передающее устройство и сказал:

– «Паук», «Паук»! «Рыбу» пришлось выбросить, она протухла.

– Это вы, Гундлах? – донеслось из приемника.– Где Джексон?

– Мы его выбросили за борт. Плывет теперь к Исла Тигре.

– Что это значит? Вы что, спятили?

– Он начал стрелять в нас, нервы, наверное, не выдержали... По этой самой причине нам пришлссь с ним расстаться.

– Если он утонет, ты мне за это заплатишь, Гундлах.– Голос Пинеро сорвался на фальцет.

– Нет, тогда мы будем всего лишь квиты. Это тебе пока что за Гертеля!

Глава 12

Двадцать минут спустя они услышали рокот самолета. Он вынырнул из-за вулкана Кончагуа. Эх, хоть какой-ни-будь берег, под который можно нырнуть! Но слишком поздно – пилот их обнаружил! «Мажистер» с ревом спикировал на лодку. Море за кормой вскипело от пулеметной очереди Гундлах упал ничком на палубу, пытаясь найти укрытие за ящиками и совсем забыв о том, что в них патроны Что-то ударило его в левое бедро... Но вот шум и рев постепенно затихли, «мажистер» удаляется. Гундлах осторожно поднимает голову. Лодка пока что держится на плаву, хотя в пробоины от пуль с бульканьем входит вода И даже мотор работает! Его зазнобило; пахнет паленым деревом, и от этого запаха Гундлаха начинает поташнивать. Просто чудо, что они спаслись! Как это ни одна пуля не попала в ящики со взрывчаткой или патронами? Да, но левая нога совсем онемела и не слушается. Приподнялся на руках, чтобы сесть, и тут его пронзила жгучая боль...

В следующий момент днище лодки заскрежетало по песку и гальке. Гундлах на какое-то время потерял сознание, а когда открыл глаза, обнаружилось, что он лежит в высокой траве. Почва здесь твердая, вулканическая. Шкипер перевязывает ногу; распорол штанину, толстым слоем намотал на рану бинты, попытался из ветки сделать что-то вроде шины. Значит, рана не сквозная, перебита кость... Ничего, осенью рана была посерьезнее. Шкипер говорит, что пробоин много, но их, наверное, удастся заделать еще до отлива. Если хорошенько разобраться, они дешево отделались. В основном пулеметные очереди ушли в воду...

Всходит луна, слышно, как всплескивает прибывающая вода, стрекочут цикады. Гундлах отбивается от москитов и замечает, что Фернандес обложил его грудой каких-то вещей и коробками. Приподнявшись на локтях, увидел помигивающие через неравные промежутки времени огни двух маяков у Пуэрто-Аманалы, это в шести морских милях на северо-восток отсюда. В бедре саднящая боль, его морозит, время от времени даже зубы клацают, но сознание ясное.

Фернандес сказал, что островок необитаем, значит, здесь нет никаких партизан. Но до главного острова, где они укрепились, всего пол-кабельтова, а это, если на сей раз память Гундлаху не изменяет, сто восемьдесят пять метров, десятая часть морской мили.

– Передай партизанам, чтобы они меня забрали отсюда.

Шкипер кивает, делает ему укол в руку. Потом еще один. Ампул достаточно, Пинеро позаботился обо всем. Постепенно боль в бедре ослабевает, терпеть можно. Ночь теплая, лунная. Приятная, можно сказать, ночь, если бы он не был ранен и не был у черта на рогах, в самой восточной точке территории Сальвадора. Но уверенность в удачном исходе дела его не оставляет.

Сегодня он был в полном порядке, это факт! А у янки все полетело к чертям. Четвертая жизнь Гундлаха, бывшего якобы у них на содержании, лопнула как мыльный пузырь. Сколько она длилась? Всего пару часов, которые он провел в Манагуа, когда пытался обмануть шефа полиции. Положим, не очень-то старался, и все-таки... Зато какой блестящий нашелся выход! Глэдис на свободе!.. Оружия и лодки янки не видать как своих ушей!.. И все последующие шаги тоже ясны. Он присоединится к партизанам, подлечит рану, а потом уж найдет способ перебраться на континент к Глэдис. А потом? Может быть, появится возможность попасть в другое немецкое государство и опубликовать там свои свидетельства очевидца... Во всяком случае, обратного пути нет и не будет.

Заснуть не удается. Фернандес уже давно отчалил от островка, теперь надо только ждать. Проклятый озноб... Пальцы рук окоченели, ощущение такое, будто у него пониженная температура, полный упадок сил. Это что, туман над морем? И вдруг он начинает понимать, что не все идет, как хотелось бы. Почему не возвращается Фернандес? Почему нет партизан с главного острова, ведь до него каких-то двести метров? Почему они медлят? Пусть он их не очень интересует, но ведь ящики-то с оружием и боеприпасами им нужны! Или у них нет лодки?.. Лодка есть у Фернандеса... И вдруг с обостренной горячечной прозорливостью Гундлах догадывается, почему никто не спешит ему на помощь. Там, на главном острове, никто о его существовании и не знает. Фернандес подлатал лодку – и прямиком возвращается домой. Когда шкипер обкладывал его всеми этими ящиками и коробками с оружием и провиантом, когда принес свои одеяла, собрал автомат и не забыл оставить «уокитоки», он тем самым как бы оправдывался перед самим собой за то, что оставляет раненого без помощи. Странно, однако Гундлах сейчас почти не держал на него зла. Что их связывало, если вдуматься, кроме этой минутной борьбы с Джексоном? Фернандес понял, что впутался в очень серьезные дела, за которые можно не сносить головы. Ему-то за что расплачиваться?!

Гундлах решил доползти до западной оконечности островка, чтобы выстрелами в воздух привлечь к себе внимание или хотя бы разложить костер, но в это время в небе раздалось жужжанье вертолета. Ясно: ищут именно его, и никого другого; он не удивился бы, выйди сейчас из кабины Георг Дорпмюллер собственной персоной. Ведь в распоряжении сальвадорского филиала РИАГ имеются целых два вертолета...

Неожиданно заработал брошенный «уокитоки»:

– «Рыба», «Рыба», ответь нам, мы тебя видим...

Голос не Дорпмюллера, а Пинеро. Значит, вновь предстоит борьба. Ничего – теперь они должны понять, что лучше его отпустить подобру-поздорову. Он скажет им сейчас про пленки, находящиеся у Маклина... На такой скандал они не пойдут! Гундлах выходит на связь:

– Алло, «Паук»! Сожалею, но что-то забарахлил передатчик... Слушаю вас.

От ветра, поднятого винтом, ветки кустарника пригибаются чуть не до земли. Вертолет рыча приземляется шагах в восьмидесяти-ста, из него выпрыгивают несколько человек.

– Брось оружие! – раздается приказ из приемника, и Гундлах впервые вспоминает об автомате.

Это обыкновенный УПИ, знакомый ему со времен службы в бундесвере. Гундлах перекатывается на живот, берет оружие в руки. Оно цельнометаллическое, с коротким прикладом и сменными магазинами, в которых не то тридцать два, не то сорок патронов. Фернандес патронов не пожалел, положил рядом восемь магазинов. Гундлах слышит, как десантники ползут через кустарник.

– Гундлах, куда пропал твой шкипер?

– Смылся. Вашего налета для него за глаза хватило.

– Это не по нашему заданию... Приказываю немедленно бросить оружие!

– Послушай, Пинеро. Я должен предупредить, что, если ты меня сейчас тронешь, тебе не поздоровится! Имей в виду: я наговорил всю эту историю на магнитофон одному журналисту, которого давно след простыл. Если вы обойдетесь со мной по-честному, я еще смогу его удержать. Но если до понедельника я с ним не созвонюсь, материал будет опубликован. Понял? В день вступления президента Рейгана в должность кота выпустят из мешка!

– Ах ты свинья! Ну, терпение мое лопнуло! – Голос Пинеро задрожал от ярости.– Немедленно брось автомат, ляг и сцепи пальцы на затылке! А то с тобой будет то же, что и с твоей дамой! Она уже на «жаровне», и с ней там беседуют по-свойски.

Сердце Гундлаха остановилось:

– Она... у вас? Ты врешь, Пинеро!

– Брось автомат, пока не поздно, или мы тебя так поджарим, что от тебя одно воспоминание останется!

Но Гундлах уже не слушает его и даже боли в ноге больше не ощущает. Все рухнуло! Он жадно, словно утопающий, хватает ртом воздух. Думать он больше ни о чем не в состоянии. Переводит УПИ на продолжительный огонь и строчит по кустарнику, примерно на уровне колена. Сладковатый запах пороха – первый магазин уже расстрелян. Он меняет его, целится в плексиглас вертолета, единственное, что отсюда хорошо видно. Сталь в его руке нагревается; повлажневшими пальцами Гундлах вставляет третий магазин, потом четвертый, в лицо летят ошметки листьев и щепки, из кустов начинают стрелять в ответ. И вдруг все меркнет у него перед глазами...