Текст книги "Маленький человек на большом пути"

Автор книги: Вольдемар Бранк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

ПЕЧНИК

Баронский замок стоял на бугре за прудами. Высокое белое строение прикрывали пышные дубы и липы. От дома садовника туда вела брусчатка; она проходила между двумя прудами, затем круто сворачивала к замку. Я шел по широкой дороге, все время оглядываясь: не выскочат ли из-за кустов сирени или жасмина огромные, ростом с теленка, псы, не кинутся ли на меня? Таких собак держали почти все помещики. Нередко случалось, что они набрасывались на работников имения, на их детей.

На темно-коричневой поверхности пруда мерно покачивались большие сердцевидные листья, между ними белели водяные лилии. По водной глади, быстро и сильно отталкиваясь задними лапками, сновали зеленые лягушки. Я слышал от ребят, что эти обитатели баронских прудов, завезенные из теплых стран, намного вкуснее раков. У меня же мороз пробегал по коже, когда я представлял себе такое «лакомство».

Повернулся к замку. Теперь его уже не заслоняли деревья, и красивое трехэтажное здание с огромными окнами и многочисленными балконами и нишами открылось все целиком. Фасадом замок выходил на пруд. К воде спускалась широкая каменная лестница, обросшая зеленым мхом; к ней от дверей замка вело несколько тропинок, усыпанных гравием.

А какой вокруг замка был парк! Высокие старые деревья, тенистые аллеи, беседки. И сам замок… Никак я не мог понять, для чего одной семье такое огромное здание. Ведь не могут барон, его жена и дети жить сразу во всех этих комнатах!

Замок казался необитаемым. Нигде, ни на дорожках, ни в самом здании, ни души. Я остановился в растерянности. Может, совсем не здесь нужно искать печника? Может, я что-то напутал?

Только хотел повернуть обратно, как открылась большая стеклянная дверь и вышел человек в бумажной шапочке наподобие кулька. Обляпанный глиной фартук, льняные брюки, такие же замаранные. Печник.

Я вежливо поздоровался, сказал:

– Меня из того имения прислали, работать у вас.

– Работать?! – На его худощавом веснушчатом лице появилась усмешка. – Ты что, работать умеешь? Когда успел научиться?

Я смутился. Не зная, что ответить, стоял, краснел, рассматривал гальку на дорожке, просторные деревянные башмаки на ногах печника…

– Ну ладно, – наконец сжалился он надо мной. – Пошли в дом. Сегодня будешь выносить мусор, а потом покажу, как очищать старые изразцы.

Я потащился за высоким худым печником. Было такое чувство, словно меня высекли за лень или баловство. А в чем я виноват?

В обширной передней на первом этаже была аккуратно постлана рогожа. В соседней комнате, в углу, высилась па-половину разобранная печь из белого кафеля. Пахло сажей и глиняной пылью. Паркет, начиная от двери и до самой стены, тоже покрыт рогожей.

Мастер принес жестяной ящик, сунул его мне. Я собирал обломки кирпича, куски закопченной глины. Сухая пыль щекотала ноздри, забивалась в глаза. Руки у меня в несколько минут сделались черными, как у трубочиста. Вытирая невольные слезы, я перепачкал нос, щеки.

Мусор бегом относил к дальнему сараю за хозяйственными постройками. Старался не уронить на землю ни единой крошки – мастер строго предупредил.

Мастер молча разбирал печь, складывал в стопку изразцы. Меня он не понукал: я работал старательно.

– Видишь, парень, какое ремесло у печника? – первым заговорил он со мной.

– Пыльно, грязно. Но, как говорится, черная работа – белый хлеб…

Белый-то он, может быть, и белый, но все же сухая пыль и прилипчивая, жирная сажа мне не очень-то пришлись по вкусу.

Работали до позднего вечера. Уже в темноте добрался до дома садовника. Зайти таким грязным не решился. Побежал к пруду, вымыл там руки и лицо.

Приветливая хозяйка поджидала меня у двери. Впустила в кухню, снова принесла теплую воду, мыло. А на столе меня уже ждал свежий хлеб, кружка с молоком.

Из другой комнаты вышел сам садовник, без пиджака, в жилетке. В руке у него была большая керосиновая лампа; он поставил ее на полочку возле окна. Добродушно поглядывая сквозь очки, протянул мне руку:

– Первый день – и сразу дотемна? Строгий же у тебя мастер!

– А как же иначе? – ответил я несмело. – Меня сюда работать прислали.

Он уселся за стол рядом со мной:

– Ну как, нравится ремесло печника? Я уклонился от прямого ответа:

– Еще не знаю… Пыли много…

– Это уж точно! Особенно когда разбирают старую печь. А моя жена как пришла к вечеру в теплицу, так все тебя нахваливала и жалела. Такой, говорит, маленький мальчик и такая тяжелая работа… Да, брат, выбрать ремесло – не простое дело. Я вот что скажу: ремеслу надо такому учиться, к которому стремишься и разумом и душой.

– Так ведь я ж еще не выбрал! – ответил я поспешно. – Мне бы только деньжат подзаработать на школу.

– Думаешь, он много заплатит? Самое большее – десять копеек в день. А уж гонять будет, как зайца. Вот только сейчас парнишка от него ушел, недели не выдержал. Эти бродяги-ремесленники все соки выжимают из своих подручных.

У меня кусок застрял в горле.

В комнату вошла хозяйка:

– Жан, не пугай мальчугана, не надо. Поработает немного у печника, сам поймет, что у нас ему куда лучше будет. У меня и книжки всякие есть, и грифельная доска, как в настоящей школе.

– Ничего я его не пугаю, говорю, как есть. Креслинь – мастер хороший, ничего не скажешь, но подручных гоняет не меньше, чем помещик своих батраков. Да и работенка тоже… То ли дело у нас, у садовников! На кладке печи все видно – сколько сегодня разобрал, сколько сложил. А в теплице растет и растет себе потихоньку.

– Нет, Жан, оставь парнишку в покое! Потом как-нибудь возьмешь его с собой, покажешь теплицу, вот он сам и решит.

От усталости у меня слипались глаза, и очутись я сейчас на сеновале, то и раздеваться не стал бы, бросился бы в сено во всей одежде. Садовница, заметив, что я клюю носом, быстро постелила кровать, позвала:

– Иди, миленький, ложись!

Я мигом разделся и лег. Хозяева пожелали спокойной ночи и ушли в другую комнату, захватив с собой керосиновую лампу. А у меня сон пропал. В самом деле, неплохо бы обучиться садоводству. А потом домой – здесь жить не буду, затоскую по родным, по друзьям.

За печкой трещал сверчок. Размеренно тикали часы. Прокуковала кукушка, и я уснул…

Утром проснулся от того, что па щеку легла теплая рука хозяйки.

– Миленький, а миленький! – услышал я ласковый голос. – Уже утречко, пастушки скотинку погнали в поле. Скоро печник на работу выйдет, и тебе тоже пора… Ну, вставай, завтрак на столе. И на обед прибегай, ждать тебя буду…

Когда я примчался в замок, парадные двери были уже распахнуты. Мастер возился у печи в прихожей. Я робко поздоровался, но он, не ответив на приветствие, бросил на меня недовольный взгляд:

– За сараем ящик с глиной. Налей немного воды и начинай месить! Как перестанет липнуть к мешалке, так и готово.

И отвернулся, считая, что сказанного вполне достаточно.

Я видел, как месят глину каменщики, а вот сам не месил никогда. Но попросить угрюмого печника, чтобы разъяснил подробнее, не решился.

Разыскал ведро и отправился через фруктовый сад к пруду. Трава вся в росе, замочит мои ботинки. Я сел на тропку, разулся. И вдруг увидел рядом с собой, в траве, много опавших слив. Перезрелые, сочные, они сами просились в рог. Я старался на них не смотреть. Связал шнурки, перебросил ботинки через плечо. Нагнулся за ведром – рядом с ним лежала великолепная прозрачно-желтая слива. Я не выдержал. Схватил ее, зажал в ладони, оглянулся. Огромные окна замка смотрели на меня, словно волчьи глаза. Сердце екнуло. Пальцы сами собой разжались, слива покатилась в траву…

Принес воду, побрызгал глину, начал мешать. Опять встал босыми ногами на острый край ящика, как я это делал, работая у каменщиков.

У сарая показался мастер.

– Что ты там возишься? – крикнул недовольно. – Глина нужна, поворачивайся быстрее!

Подошел ближе, посмотрел молча, как я работаю. Забрал ведро с остатками воды, ушел.

Я продолжал месить. Руки и плечи заныли, лицо заливал пот. Вскоре пошло легче. Растворились комки, глина превратилась в жидкую однородную массу.

Я побежал в замок за ящиком. Креслинь работал внутри печи. Увидел меня, скомандовал:

– Воды, потом глины!.. А еще нужны кирпичи. Они сложены за сараем, бери там – и сюда!

Ботинки я поставил в сторонку, прикрыл доской, чтобы не заляпало глиной. Притащил воду, глину, кирпичи – все бегом, бегом. Мастер искоса поглядывал, проверяя, не стою ли я без дела. Как только я закончил носить кирпичи, подозвал к себе:

– Иди-ка сюда, будешь подавать изразцы из разобранной печи. Ну-ка, где там мой молоток?

Я подал молоток, необычный, тяжелый, заостренный с одного конца. Мастер взял изразец в левую руку, острым концом молотка ловко отбил от него старую глину.

– Вот так это делается, понял? – И добавил с угрозой в голосе: – Если хоть царапину сделаешь на лицевой стороне – вычту из жалованья, так и знай!

От волнения руки у меня тряслись, было трудно держать на весу изразец. Да и молоток оказался слишком тяжелым. Вскоре заломило правую руку. Но я не позволял себе даже секунду передохнуть.

Время от времени мастер бросал на меня взгляд через плечо. Почему-то мне казалось, что в его глазах проскальзывает насмешка. Словно он только и ждет, когда я взмолюсь: не могу больше!

И все-таки я поспевал за мастером. Наконец надтреснутый звон старого лемеха оповестил о перерыве. Я вздохнул с облегчением: теперь отдышусь. Но Креслинь продолжал молча работать. Тогда я набрался храбрости и спросил:

– Можно мне на обед?

– Ты что, на фабрике работаешь? Обед ему подавай! – Но через несколько минут процедил сквозь зубы: – Ладно уж, иди…

Я обулся и побежал, на ходу размахивая рукой. Садовница ждала па кухне. Посмотрела на меня вопросительно:

– Что, не хотел отпускать? Я рассказал, как мы работали.

– Ты, миленький, осматривай внимательно изразцы, прежде чем сбивать с них глину, – обеспокоенно предупредила она. – Может случиться, что мастер сам их поцарапает, а потом на тебя же и свалит.

Я обещал ей работать внимательно.

Меня ожидал сюрприз. На подоконнике лежала стопка книг – вчера их здесь не было. «Тарас Бульба», «Питер Мариц – юный бур из Трансвааля»… Надо же, какие замечательные книги!

Был тут и сборник стихов, и небольшая книжечка со смешным названием: «Искусник в жилетном кармане» – про всякие фокусы и веселые штучки. И учебники! «Арифметика», «Книга для чтения на латышском языке», «География», разговорники – русский, немецкий. И еще большая книга в толстом переплете. Я сначала подумал – Библия. Открыл – нет, не Библия, иллюстрированные журналы на немецком языке. И вообще во всей этой изрядной стопке не было ни одной религиозной книжки, словно хозяйка знала, что в общинной школе нас до тошноты пичкали всякими библейскими легендами, заставляли зубрить наизусть молитвы.

Я увлекся книгами и даже не заметил, что проворная садовница успела поставить на стол тарелку с супом. Спохватился, когда она ласково упрекнула:

– Ну хватит, миленький, книжки смотреть! Скоро прокукует кукушечка – и обеду твоему конец. И я тоже тороплюсь. Надо помочь муженьку: завтра господа приедут из города.

Теперь я понял, почему пустует замок, – баронская семья надолго уезжала отсюда.

На обед были щи из свежей капусты. Когда же я съел их и хотел встать, появилась тарелка с мясом в соусе. Ого! Такой обильный обед мы ели только в праздник. Одно портило настроение – нож с вилкой. Никак не могли привыкнуть мои руки к этим хитрым инструментам.

Только кукушка выскочила из домика, чтобы пропеть свою песенку, как снова раздался дребезжащий звук лемеха. Я помчался в замок. Креслинь был уже там. Что он, не ест, не спит, не отдыхает? Только работает, работает, работает…

Я принес глину, кирпичи, снова принялся за очистку изразцов. Отдохнувшие руки больше не болели. Теперь я, как советовала садовница, внимательно осматривал глазурь на изразцах. У одного изразца был отбит угол. Я, как увидел, сразу понес к мастеру.

– Что такое? Сам отломал, да еще смеешь что-то мне доказывать!

Я защищался как мог:

– Нет, господин мастер, честное слово, так было!

– Берегись! – Он зло смотрел на меня. – Если замечу… Старый лемех давно уже пробил конец рабочего дня, а мы все еще трудились. Лишь когда совсем стемнело, Креслинь очистил свою кельму.

– В понедельник придешь пораньше, – хмурясь, приказал он. – Завтра приедет барон, нужно поскорее освободить прихожую.

Парк окутала вечерняя мгла. Из верхних, ярко освещенных окон замка на землю падали полосы света, похожие на длинные белые пальцы.

Запыхавшись, я взбежал по каменным ступеням дома садовника и рванул дверь. В лицо пахнуло теплом. В кухне над плитой горела яркая лампа. Рядом дымилась бочка с горячей водой. Я уставился на нее в удивлении: для чего понадобилась такая здоровенная посудина? Садовница сочувственно покачала головой:

– В субботний вечерок заставить дитятко трудиться дотемна! Нет, у этого Креслиня не сердце, а камень в груди… Ну, миленький, быстро снимай одежку – и в бочку!

Она подставила к бочке табуретку и сама вышла. Я разделся, влез в теплую воду, присел. Как приятно!

Заботливая хозяйка вытащила из сундучка под кроватью мою воскресную одежду, положила на скамью. Потом намылила мочалку.

– Ну-ка, поднимись, миленький, потру тебе спинку. Было очень неловко, я смущенно топтался в бочке. Но ее прикосновения были такими легкими и нежными, словно перед ней не парнишка, который уже работает на тяжелой работе, а младенец. Вымыла мне спину, подала кусок цветного мыла:

– А вот это для головы.

Я с наслаждением вдохнул запах, исходивший от мыла. Пахло земляникой. Намылил лицо, голову, плечи. Не торопился, старался продлить удовольствие.

Не успел одеться, как из комнаты донеслось:

– Давай ужинать, миленький. Уже поздно, поешь – и в постельку.

На столе стояли молоко, оладьи, банка с вареньем. Вот это ужин! Я ел и пил сколько хотелось.

Кукушка прокуковала двенадцать раз, когда я улегся на взбитую постель. Неутомимая хозяйка еще возилась в кухне. Усталый, разморенный, я уснул раньше, чем застрекотал сверчок…

Яркие солнечные лучи били в лицо. Уже утро! А мне казалось, что я только закрыл и открыл глаза. Хозяева еще спали. Потихоньку вылез из кровати и взял книгу – ту самую, толстую, в переплете. Сколько там было всевозможных рисунков! Особенно меня привлекли картинки, изображавшие англобурскую войну. Вот целый английский полк наступает на кучку буров. Вот завоеватели расстреливают раненых пленных, – ненависть бушевала во мне, кулаки сжимались сами собой.

А вот фотографии невиданных машин. Не верилось даже, что в мире могут быть такие повозки, которые ездят без лошадей. Подписей мне не прочитать, они на немецком, но и без них все понятно. Двое хорошо одетых господ сидят на облучке. Один держит в руках нечто, похожее на колесо. Это руль, с его помощью кучер диковинной машины направляет ее, куда хочет. Внутри все похоже на баронскую карету, даже сиденья такие же, стеганые, из кожи. А колеса необычные. С редкими спицами, на ободе не плоское железо, как на повозках, а круглый толстый обруч.

Долго рассматривал я рисунок, на котором художник изобразил гибель корабля среди айсбергов. Многие пассажиры и матросы попрыгали в море с полузатонувшего судна, некоторые уже сумели отплыть от него, и их теперь несет волнами.

Невиданные страны, чужие города с удивительными многоэтажными домами. Чудесный, незнакомый мир!..

Кукушка прокуковала семь раз. Я сразу же отвлекся от журнала. Снова неудержимо захотелось заглянуть внутрь этого таинственного механизма, который так здорово подражает настоящей кукушке. Наверное, я бы не удержался, залез бы в него руками и, конечно, что-нибудь испортил. Но раньше, чем я успел привести в исполнение свой замысел, из другой комнаты вышла садовница:

– С добрым утречком, миленький. Почему не спишь?

– Так, не хочется что-то.

– А мы по воскресеньям спим долго. Это только сегодня поднялись рано. Надо прибрать в теплице. Приедет господин барон, обязательно туда заглянет.

– Возьмите меня с собой, – попросил я.

– Хорошо, миленький.

Хозяйка развела огонь, налила воду в чайник. Я присел к столу – и снова за книги. Выбрал с буквами побольше, начал читать. Каменный век, люди живут в пещерах, ножи, копья, всякие орудия труда делают из острых камней. Охота, борьба между разными племенами. Интересно!

– Отложи книжечку, миленький, будем с тобой накрывать на стол, – услышал голос хозяйки.

Я принес из кухни белый фарфоровый кофейник, наполненный до краев аппетитно пахнущей коричневой жидкостью. Расставил на свежей скатерти блюдечки, на них – чашки с нарисованными на пузатых боках цветами. В красивой вазочке белела горка ровно наколотого сахара. Садовница, улыбаясь, поставила на середину стола большую корзину из плетеной проволоки, полную кренделей, печенья, витушек. Я не мог отвести глаз.

– Что, нравится? – спросила хозяйка. – Вчера баронский кучер ездил в местечко за тортами. Вот я и попросила купить, чтобы у нас было чем полакомиться в воскресный денек.

Она осмотрела стол и, решив, вероятно, что всего этого еще мало, добавила масло и варенье. Я ожидал в неприятном предчувствии, когда же появятся на столе вилки и ножи. Но на сей раз, к моей радости, обошлось без них.

Когда все было готово, садовница позвала мужа:

– Иди, муженек, будем завтракать. А ты, миленький, садись на свое местечко, рядом с книжками.

Да, ни разу в жизни мне еще не приходилось сидеть за таким роскошным столом! У нас дома даже по большим праздникам я не видел ничего подобного.

Солнце, прорываясь сквозь листву высоких деревьев, освещало комнату. Размеренно тикали часы. В поместье было тихо. Не слышалось обычного шума рабочего дня, только из конюшен время от времени доносилось ржание лошадей – тоже, наверное, радуются отдыху. Возле людской кудахтали куры, сердито бормотал индюк.

Вошел садовник. На нем был воскресный костюм из серого сукна, жилетку украшала серебряная цепочка, пропущенная через петельку. Из верхнего кармана пиджака выглядывал уголок носового платка. Седая бородка подстрижена, волосы гладко причесаны. За стеклами очков добродушно моргали синие глаза. Снова протянул мне руку, как взрослому:

– Вот сегодня мы с тобой познакомимся по-настоящему. Так как же, ты сказал, тебя зовут?

– Волдис.

– Да, да, Волдис! Вот и хорошо, Волдис, останешься жить у нас в поместье. Тут много таких мальчиков, как ты. Будешь бегать с ними, играть в городки.

– Ешь, муженек, ешь, кофеек остывает, – напомнила садовница и сама тоже уселась за стол.

Я несмело потянулся за кренделем, давно уже манившим меня, и надкусил.

– А мы намажем его маслицем, еще вкуснее будет. – Хозяйка взяла крендель у меня из рук.

Она ухаживала за мной, как за маленьким. Было и приятно, и неловко.

После завтрака меня научили, как смазывать сапожной мазью ботинки, как чистить, чтобы блестели. Я старательно махал щеткой, а сам думал: вот бы показаться в таком виде нашим ребятам!

Отправились в теплицу. Скрипели па ходу новенькие туфли хозяйки, гамаши садовника, скрипели и мои ботинки. Я шел довольный и гордый.

Теплица находилась во фруктовом саду, возле забора, на солнечной стороне. О теплицах я слышал много: у нашего барона их было не одна, а целых четыре. Но вот видеть ни разу не приходилось. Оказалось, это просто низкий длинный кирпичный дом. Но, в отличие от обычного дома, крыша у него вся стеклянная. Стекла, которого пошло на нее, хватило бы, наверное, на все окна в нашем местечке.

Мы спустились вниз по ступенькам. Садовник открыл дверь ключом – и дыхание у меня занялось от невиданного зрелища. Нет, теплица вовсе не низкая, она только снаружи выглядит низкой, потому что большая ее часть находится ниже поверхности земли. По обе стороны длинного светлого помещения рядами высятся виноградные лозы. Они тянутся вверх, к свету, к солнцу, вьются по шестам к самой стеклянной крыше. Между зубчатыми тонкими, просвечивающимися на солнце листьями свешиваются бесчисленные гроздья.

Воздух в теплице был теплым, влажным, свет слепил глаза. А может, это вовсе не искусственный сад, а тот самый рай, о котором толкует в школе преподаватель закона божьего, – так сказочно все выглядит вокруг.

– Ну, что скажешь? – Садовник посматривал на меня с улыбкой.

Что мог сказать об этом чуде я, маленький человек, делающий первые шаги по большой дороге жизни? Я смотрел во все глаза и молчал. Правда, и мне хотелось спросить кое о чем. Например, опять, как тогда на озере, не давал покоя вопрос: как можно, чтобы одному человеку принадлежали такие богатства? Но спросить об этом садовника я не решался. Он же, так и не дождавшись от меня ответа, начал рассказывать сам:

– Видишь ли, сынок, вся эта красота сама собой не приходит. Тут много, очень много работы. Зимой, например, теплицу надо отапливать круглые сутки. А еще рыхлить землю, поливать без конца… Да, работы очень много. Но когда делаешь все вовремя и по порядку, то привыкаешь и вовсе не кажется, что трудно.

Я и сам уже знал, что труд – это основа всего на свете. Даже наших ребячьих удовольствий. Ведь сколько мы возились, пока сбили плот! Даже камышовые связки и те потребовали немалых усилий. Зато мы работали для себя, не для барона. Интересно, ест ли садовник этот самый виноград, который выращивает?

Пошли по дорожке дальше. В одном отсеке теплицы росли розы. Тут были кусты с не распустившимися еще бутонами, а были и такие большие цветы, что я не мог прикрыть их ладонью. А пахло как!

– Ой, сколько цветов! – не удержался я от восклицания, – У барона большой замок, сынок, много всяких комнат и залов. Когда съезжаются гости, этих цветов даже еще и не хватает.

В конце теплицы росли овощи. Я увидел здесь и салат, и редиску, и нежные перья лука, и еще какие-то растения, о которых понятия не имел.

Мне в теплице очень понравилось, и я твердо решил, что лучше буду учиться на садовника, чем на печника.

После вкусного обеда я снова взялся за немецкие журналы. Хозяйка вымыла посуду, потом села со мной, переводила подписи на картинках. Пообещала:

– Будем с тобой учить немецкий язык, русский. Тогда сможешь сам читать всякие книжки. На следующей неделе, когда кончишь работать у печника, поеду в местечко к твоей мамочке и договорюсь с ней обо всем. Только скажи честно – хочешь быть садовником?

Я энергично закивал: да, хочу, хочу!

Хозяева отправились отдыхать, а я засел за книги. Читал до тех пор, пока не зарябило в глазах. Вышел из дому, погулял по поместью.

Возле конюшен завязал первое знакомство – с Юрисом, сыном баронского кучера. Он был моего возраста, веселый, приветливый, и мы с ним сразу нашли общий язык.

– Айда смотреть летучих мышей! – предложил Юрис. – Их на чердаке конюшни полно!

Двери на чердак оказались на замке, и к летучим мышам мы так и не попали. Зато Юрис показал мне совиные гнезда в дуплах старых лип.

– Знаешь, какие они забавные! – сыпал без умолку мой новый знакомый. – Не знаешь? Глаза большие-пребольшие, кажется, вот-вот выпрыгнут наружу. Как стемнеет, так они начинают носиться возле конюшен и хлевов. Тихо-тихо, даже взмаха крыльев не слышишь. Знаешь, как они ловят мышей и крыс! Не знаешь? А что они кричат по ночам, знаешь? Не знаешь? «Кура где? Кура где?» – вот что!

Условились с ним в один из ближайших вечеров спрятаться у конюшен и понаблюдать за совами. А теперь решили пойти к прудам: мне очень хотелось посмотреть поближе чужеземных зеленых лягушек. Но в конце аллеи послышался дробный стук подков, шум колес, и Юрис заволновался:

– Это знаешь кто? Не знаешь? Мой отец господина барона везет!

Мы спрятались за большими липами на краю дороги.

Приближалась карета. В черный лакированный господский экипаж впряжено два гнедых жеребца. На облучке сидит отец Юриса в цилиндре из темного шелка. Синий пиджак украшен рядами блестящих пуговиц, руки в белых перчатках. В экипаже две разодетые дамы увлеченно разговаривают с господами: один офицер, другой в черном плаще и шляпе.

Экипаж пронесся мимо. Жеребцы прогарцевали вдоль пруда и, неохотно повинуясь кучеру, остановились у входа в замок.

– Кровопийца! – произнес я сквозь сжатые губы.

– С ума сошел! – Юрис боязливо осмотрелся. – Услышит кто-нибудь из слуг – знаешь что тогда! Не знаешь? Пропал ты, вот!

– Л что особенного? В нашем местечке все ребята так барона зовут.

– То в местечке! А здесь, в поместье, всяких полно. Сказал слово – барон уже знает…

Мне сделалось не по себе. Да тут и не поговоришь. Вечером, за ужином, я вспомнил, что скоро сюда перейдут работать каменщики, а с ними и мои друзья. Тогда будет веселей. Не удержался и рассказал хозяевам об этой своей будущей радости.

Садовник переглянулся с женой:

– Какие еще каменщики? Ничего вроде у нас строить не собираются.

А хозяйка добавила, посмотрев на меня с жалостью:

– Нет, миленький, не придут они, обманул тебя каменщик. Просто встретился, наверное, с печником в церковном трактире да и уступил тебя за чарку водки.

Во мне словно что-то оборвалось. Я сидел опустив голову, не притрагивался больше к еде, не тянулся к книгам. Садовник с женой наперебой успокаивали меня. Ничего, мол, страшного, до дома рукой подать, можно будет навестить друзей в одно из ближайших воскресений – отсюда в местечко часто повозки идут.

Я набрался храбрости и высказал сокровенное желание: нельзя ли посмотреть, как работают эти старинные часы с кукушкой?

– Почему нельзя? Можно. В следующее воскресенье снимем с тобой часы со стены, – пообещал садовник, – Почистим гусиным пером механизм, смажем маслом. Вот тогда все и посмотришь…

Утром меня разбудили очень рано.

– Поднимайся, миленький! – У садовницы было озабоченное лицо. – Покажу тебе, где у нас ключ от дома лежит. Обед будет в духовке, сам возьмешь. Мы оба заняты в саду, не смогу тебя кормить.

Я быстро встал, оделся. Мне показали, как открывать духовку, в какое место под половик класть ключ.

В семье садовника я уже был своим человеком.