Текст книги "ТАЙНА КАТЫНИ"

Автор книги: Владислав Швед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

Одежда у всех старая… Производит она впечатление лохмотьев. Из-за недостатка пищи пленные, занятые чисткой картофеля, украдкой едят его сырым" (Красноармейцы. С. 349-350).

Объективность этой информации подтверждает начальник медицинской службы французской военной миссии в Польше майор медслужбы Готье, который в своем отчете от 3 ноября 1920 г. сообщает начальнику миссии сведения, переданные ему медицинским инспектором лагеря в Стшалкове, под Познанью, Б. Мадейским: "В лагере находится 15 000 пленных, непригодных для работ, и 22 000 пленных, используемых в качестве рабочей силы… Пленные одеты в лохмотья, питание явно недостаточно. лагерь располагает госпиталем на 1000 коек. В последнее время в госпитале на излечении находятся 2 200больных… Практически нет одеял и простыней. Смертность очень высока: в день умирает 25-50 человек (брюшной тиф, дизентерия)" (Красноармейцы. С. 361).

В ноябре 1921 г., когда, по утверждению польских профессоров "положение в лагерях радикально улучшилось", сотрудники РУД так описывали жилые помещения для пленных в Стшалкове: "Большинство бараков подземные, сырые, темные, холодные, с побитыми стеклами, поломанными полами и с худой крышей. Отверстия в крышах позволяют свободно любоваться звездным небом. Помещающиеся в них мокнут и зябнут днем и ночью… Освещения нет" (Красноармейцы. С. 25, 678).

В ноте РУД от 29 декабря 1921 г. по поводу условий содержания пленных в лагере в Стшалкове отмечалось, что "санитарное состояние лагеря до крайности неудовлетворительное… Вода почти отсутствует… Иногда не хватает для варки пищи. Отопления совершенно нет… Медицинской помощи почти нет вследствие отсутствия медикаментов" (Красноармейцы. С. 695) Не случайно в Стшалкове регулярно вспыхивали эпидемии и больными оказывалось более 30% количества всех пленных. Это ли не доказательство целенаправленной политики по созданию невыносимых условий жизни пленных красноармейцев, которые обусловливали среди них катастрофическую смертность.

К вопросу о смертности красноармейцев

В предисловии к сборнику "Красноармейцы в польском плену в 1919 – 1922 гг. " проф. 3. Карпус и В. Резмер утверждают, что «за весь трехлетний период пребывания в Польше (февраль 1919г. – октябрь 1921 г.) в польском плену умерло не более 16 – 18 тысяч российских военнопленных, в том числе около 8 тысяч в Стшалкове, до 2 тысяч в Тухоли и около 6-8 тысяч в других лагерях. Утверждение, что их умерло больше – 60, 80 или 100 тыс.,– не находит подтверждения в документации, хранящейся в польских и российских гражданских и военных архивах» (Красноармейцы. С. 26).

Можно было бы согласиться с этими доводами, если бы документы и материалы сборника "Красноармейцы в польском плену…" не свидетельствовали об обратном. Напомним их.

В период эпидемий, через которые прошли практически все польские лагеря военнопленных, заболеваемость составляла 40 и более процентов общего состава. В предисловии российской стороны к сборнику "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг. " отмечается, что "в разгар эпидемий в отдельных лагерях умирало до 60% заболевших" (Красноармейцы. С. 14). Соответственно смертность достигала 25-30 и более процентов общего числа пленных.

Напомним, что смертность пленных в лагерях Брест-Литовска в отдельные дни осени 1919 г. была такой, что пленные в количестве 10 тысяч человек могли вымереть менее чем за 2 месяца. Всего же в лагерях Брест-Литовска только за 64 дня августа-октября 1919 г., согласно "официальной статистике", умерло 1894 военнопленных. В то же время численность пленных в лагерях в период карантина, когда любые перемещения пленных запрещены, уменьшилась с 10 000 до 3861 чел. Нет сомнений, что сокращение числа пленных более чем на 6 тыс. чел. было связано со смертью в период эпидемий. Поэтому можно говорить о смертности в Брест-Литовске в 61% (Красноармейцы. С. 91-92)

Ситуация в польских лагерях для пленных после окончания военных действий в октябре 1920 г. еще более усугубилась. если в ноябре 1919 г. в крупнейшем польском лагере пленных № 1 в Стшалкове умирало от 30 до 50 в день, то через год, в октябре-ноябре 1920 г., средняя суточная смертность, по официальным данным, здесь уже составляла 50– 70 случаев, или 2000 человек в месяц (Красноармейцы. С. 349,405). В декабре 1920 г. в госпитале Стшалкова, как уже отмечалось, находился каждый третий пленный – 4800 чел. (Красноармейцы. С. 451).

Достаточно реальными представляются свидетельства бывших узников лагеря Стшалково П. Рыжакова (Рыбакова) и В. Володина: "Особенно ужасны условия жизни были в зиму до февраля месяца (1921 г.). Полуголодные, раздетые, многие босые по снегу, спящие в холодных, не отапливаемых, сырых землянках, бараках, на голых нарах, ничем не укрыты, даже без соломы, беспощадно, зверски избиваемые, находящиеся в антисанитарных условиях, пленные красноармейцы мерли положительно как мухи… Итогом всего этого явилось то, что из (приблизительно) 20 тысяч, оставшихся на зиму пленных, тиф, холера, избиения и другие болезни и несчастия унесли в могилу преждевременно около 12 тысяч товарищей красноармейцев" (Красноармейцы. С. 521).

Комитет РКП(б), подпольно действовавший в лагере Стшалково, в своем докладе Советской комиссии по делам военнопленных в апреле 1921 г. утверждал, что "… В последнюю эпидемию умирало до 300 чел. В день… В мертвецких трупы лежали штабелями, объедаемые крысами, а порядковый номер погребенных перевалил на 12-ю тысячу… Сюда не входят погребенные во время Стшалковской Аркадии, когда хоронили без документов, без счету и отметок, в общих могилах" (Красноармейцы. С. 532).

Не лучше было положение и в других лагерях. Верховный Чрезвычайный комиссар по делам борьбы с эпидемиями Э. Годлевский в своем письме от 2 декабря 1920 г. Приводит данные о смертности в сравнительно небольшой (на 1100 пленных) концентрационной распределительной станции в Пулавах. Здесь в ноябре 1920 г. в среднем ежедневно умирали 10 человек, или почти 1% от общей численности. Э. Годлевский в своем письме утверждает: "Если там будет сохраняться прежнее положение то, как ясно из приведенных выше цифр, через 111 дней в лагере в Пулавах вымрут все" (Красноармейцы. С. 420). Именно о такой ежедневной смертности в 1% от общей численности в лагере Стшалково рассказывали Рыжаков и Володин.

30 апреля 1921 г. новый начальник станции в Пулавах (прежний начальник станции майор Хлебовский сам стал жертвой эпидемии) сообщил члену Российско-Украинской делегации Е. Аболтину, что: "с 4 октября 1920 г. по 1 апреля 1921 г. в лагере умерло 540 человек, т.е. приблизительно 1/3 всего наличного состава лагеря. " Более близкими к реальным представляются свидетельства пленных, согласно которым за 6 месяцев умерло 900 чел. из 1100 военнопленных (смертность 81,8%). Они были зарыты "на левом берегу Вислы (по 30-40 человек голыми вместе) в ямах" (Красноармейцы. С. 548).

Напомним, приведенные выше воспоминания Константина Корсака, пересказанные его внуком М. Батурицким. Корсак попал в белостокский лагерь как бывший красноармеец и пробыл в нем до марта 1921 г. Он утверждал, что из 1500 заключенных в лагере осталось в живых 200 человек (смертность 87%).

Об огромной смертности пленных в рабочих командах лагеря интернированных № 1 в Домбе свидетельствуют показания вернувшегося в Россию Витольда Марецкого. Он рассказал, что за период 1920-1921 гг. Из-за невыносимых условий работы и жизни "некоторые из этих рабочих отрядов растаяли до 1/4 своего первого состава, а некоторые мелкие отряды, работавшие у окрестных помещиков, растаяли совершенно". В итоге из 550 пленных в рабочих командах к весне 1921 г. осталось в живых лишь 150 чел. (смертность – 73%) (Красноармейцы. С. 577)

Подольский (Вальден) в своих воспоминаниях упоминает об одном пареньке из партии пленных, направленной "на тяжелые мостовые работы… Он один, кажется, и остался в живых из всех 80 человек" (Новый мир. № 5. С.. 86)

Вышеприведенные примеры достаточно красноречиво свидетельствуют о реальном уровне смертности в польских лагерях. Тем не менее особого разговора заслуживает печально известный лагерь пленных № 7 в Тухоли, называемый "лагерем смерти", в котором погибли 22 тысячи красноармейцев.

Письма, которые надо уметь читать

В России защитником польской версии о нормальных условиях содержания красноармейцев в лагере Тухоль является публицист Яков Кротов. Он, являясь внуком бывшего узника этого лагеря Лазаря Гиндина, врача Красной Армии, попавшего в августе 1920 г. в польский плен, заявляет: «Мне не нужны речи Чичерина, чтобы судить о Тухоле: мой дед, Лазарь Гиндин, был там» (Московские новости, № 1065, 28. 11. 2000, с. 5). Аргумент Я. Кротова о том, что не так страшен лагерь в Тухоли, если там выжил его дед, совершенно несостоятелен хотя бы потому, что в Освенциме и на Колыме тоже выжило немало заключенных.

На основании писем своего деда из польского плена (www.krotov.info/yakov/dnevnik/2000/001784.html ).

Напомним, что в настоящем исследовании неоднократно приводились ссылки из устного рассказа Л. Гиндина в 1972 г. о фактах настоящего вандализма в отношении красноармейцев, особенно еврейской национальности, в польском плену. (http://www.krotov.info/library/k/krotov/lb_01.html#4). Однако Я. Кротов предпочитает факты из рассказа деда не упоминать. Он делает упор на его письма из польского плена. Что ж попробуем прочитать эти письма.

Письма Лазаря Гиндина – это попытка мужественного человека не только сообщить о себе близким, но и поддержать их. Ключом для понимания смысла его писем являются фразы, обращенные к любимой жене: "Береги себя, голубка, не переутомляйся. У тебя ведь слабое сердце. Обо мне не беспокойся, цел буду" (письмо от 18 мая 1921 г.). "Олечка! Деточка! Береги себя и девочек. Помни, что ты дороже мне всего…" (письмо от 24 ноября 1920 г.).

Абсолютно ясно, что Л. Гиндин не мог описывать реальное положение дел в польских лагерях, так как это могло стоить ему жизни. В материалах сборника "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг. " отмечается, что попытки пленных красноармейцев пожаловаться проверяющим на бесчеловечные условия своего содержания в лагерях, как правило, имели для жалобщиков весьма тяжкие последствия. Как выше говорилось, в Мокотове, например, "одежды пленных, которые жаловались, отмечались красной краской, и их после гоняли на более тяжелые работы" (Красноармейцы. С. 649, 650).

Гиндин рассказывает что, когда в Тухоль в связи с голодовкой заключенных по поводу плохого питания приехал российский представитель, то "открыто жаловаться никто не осмелился, чтобы надзиратели не вымещали злобу после отъезда представителя" (http://www.krotov.info/library/k/krotov/lb_01.html#4).

Стремясь успокоить жену, Л. Гиндин уделяет крайне мало внимания в своих письмах жестокой реальности в польских лагерях. Однако некоторые фразы в этих письмах, при внимательном прочтении, свидетельствуют о страшных испытаниях, которые ему довелось пережить в качестве военнопленного.

23 марта 1921 г. Гиндин пишет "Питание хорошее. Только окончательно оборвался. Все истрепалось". О том, как дело обстояло на самом деле в польских лагерях, написал в апреле 1921 г. в своем письме Ольге Гиндиной освободившийся из плена Яков Геллерштрем, сосед Л. Гиндина по Рембертовскому лагерю: "… Я также был в плену, в Рембертове, по внешности потерял всякое человеческое достоинство, унижения неописуемые и только благодаря случайности, я родился в Эстонии – был освобожден, спасен".

Какими же ужасными обстоятельствами и нечеловеческими условиями плена вызваны страшные в своей безысходности слова Геллерштрема "был спасен … Только благодаря сяучайности"? Но и у сдержанного Гиндина в письмах жене тоже иногда проскальзывают страшные признания: "Думаю, что по приезде дадут все-таки немного отдохнуть дома, а то я стану совсем инвалидом…" (письмо от 18 мая 1921 г).

Двумя месяцами позднее, чтобы успокоить жену, Л. Гиндин откровенно бравирует в своем письме от 23 июля 1921 г. Пишет о "рыбном спорте" (не рыбалке!) и в конце заявляет: "Вот видишь, как мало я могу сообщить тебе о моей жизни. Живу на всем готовом и не о чем заботиться…".

В феврале и начале мая 1921 г. Л. Гиндин тоже утверждал, что якобы вокруг все хорошо, самое скверное позади, и вдруг 5 августа того же года в письме из Белостока у него опять неожиданно вырывается: "Моя дорогая! Самое тяжелое осталось позади, и если я уцелел до сих пор, то наверно увидимся…" Возникает вопрос: так когда же на самом деле было тяжело?

Люди старшего поколения, по своему личному опыту знавшие, что такое военная цензура, могли ответить на такой вопрос, поскольку прекрасно умели читать "между строк" скрытый смысл писем своих близких. Им не надо было объяснять, почему это человек сначала бодро сообщает, что вокруг него "все хорошо", а позднее осторожно намекает на то, что еще не до конца уверен в том, что ему вообще удастся выжить, и выражает удивление, как он в тех условиях "уцелел до сих пор".

Попав в Тухоль, Гиндин поначалу не теряет оптимизма, хотя кое-что трагическое о действительном положении в лагере все равно непроизвольно прорывается у него между строк.

6 сентября 1921 г. он пишет жене из Тухоли: "Живу в бараке вместе с командным составом, тут же еще 3 врача. Сыт, одет. ничего не делаю по специальности… Пишу, а около меня делят довольно искусно только что принесенный хлеб на "порции" – итак, сейчас покушаем". Трудно поверить, что сытый человек будет так взволнованно и прочувствованно писать о маленьком кусочке простого хлеба.

Л. Гиндин поначалу умалчивает, что жилые "бараки" в Тухоли на самом деле – примитивные необустроенные землянки. Правда, через две недели, в письме от 20 сентября, он все-таки проговаривается: "Из окошечка землянки видно как отправляющаяся сегодня в Россию партия идет в баню, не идет, а бежит. Чувство скорой свободы придает бодрость всем этим бледным и измученным красноармейцам".

Если в лагере было так неплохо, как пытается нас уверить Я. Кротов, почему же тогда красноармейцы были измученные? А чего стоит неподдельная радость Гиндина по поводу того, что в преддверии зимы он "… Одет, обут, имеет матрас и одеяло", о чем он как о великом достижении сообщает в своем письме от 13 октября 1921 г.!? Однако, искренняя радость Лазаря Борисовича становится понятной, если ознакомиться с отчетами о действительном положении в Тухольском лагере.

Утверждение Я. Кротова, что в Тухольском лагере не могло быть плохо, так как его "регулярно проверяли международные инспекции Красного Креста", просто наивно. По этому поводу выше было приведено немало примеров. не случайно, Л. Гиндин, не надеясь на защиту международных организаций, предпочел в начале декабря 1921 г. бежать из лагеря.

В заключение остается пожелать Я. Кротову внимательнее читать письма предков.

Tухоль – лагерь смерти

Польский профессор З. Карпус в предисловии к сборнику «Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг.» утверждает, что "вопрос, который вызывает наибольшие разногласия и сегодня, касается количества умерших большевистских пленных в лагере в Тухоли. Во многих публикациях утверждается, что в этом лагере умерло 22 тыс. красноармейцев и поэтому этот лагерь везде называется "лагерем смерти. Подавая эту «сенсацию», авторы публикаций не задумываются над тем, возможно ли, чтобы так много российских военнопленных умерло за столь краткий срок пребывания в Тухоли…

Основываясь на сохранившихся источниках, можно с уверенностью утверждать, что в Тухоли за год умерло, в подавляющем большинстве от заразных болезней, 1950 большевистских военнопленных" (Красноармейцы. С. 26-27).

Поговорим прежде всего о точности проф. З. Карпуса. По его утверждению, в лагере пленных № 7 в Тухоли "большевистские военнопленные содержались только с конца августа 1920 г. до середины октября 1921 г. " (Красноармейцы. С. 27). Правдивость этого утверждения оспаривается тем фактом, что упоминаемый нами военврач РККА Л. Гиндин бежал из Тухольского лагеря в начале декабря 1921 г.

В книге Н. Райского "Польско-советская война…" отмечается, что "к 10 января 1922 г. в польском лагере Тухоль еще оставались российские военнопленные" (Райский. С. 35). Можно подумать, что речь идет о белогвардейцах, тем более что, по данным уполномоченного Центрэвака Е. Аболтина, в мае 1922 г. в лагере Тухоли содержалось около 4000 русских (белых) пленных (сводная казачья дивизия, дивизия Смерти и 3-я русская армия Перемыкина) (Красноармейцы. С. 702).

Однако в книге Н. Райского далее по тексту говорится, что "к апрелю 1922 г. уже ни одного военнопленного красноармейца в польских лагерях не было". Это позволяет утверждать, что пленные красноармейцы находились в лагере Тухоли до апреля 1922 г. В итоге срок пребывания красноармейцев в Тухоли возрастает с 14 месяцев, на которых настаивает проф. З. Карпус, до 20 месяцев.

Весьма избирательно обращение проф. З. Карпуса к польской лагерной статистике. Так, профессор в предисловии к сборнику "Красноармейцы в польском плену…" утверждает, что "максимально в марте 1921 г. в Тухоли находилось более 11 тысяч российских военнопленных" (Красноармейцы. С. 27).

О том, что профессор З. Карпус оперирует явно неточными данными, свидетельствует статистика лагерного госпиталя, которая приводилась в докладе председателя РУД Е. Аболтина: "… РУД имела возможность получить официальную справку заболеваемости и смертности в лагере Тухоли с февраля 1921 г. по 15 мая 1921 г. Из врачебной комиссии ведомости видно, что в лагерном госпитале при общем количестве военнопленных около 15 000…" (Красноармейцы. С. 703).

Все это свидетельствует о том, что из 15 тыс. военнопленных, которые содержались весной 1921 г. в лагере Тухоли, 4 тысячи за исключением врачебной ведомости, нигде не фигурировали. Как они питались и куда испарились, неясно. Проф. З. Карпуса этот вопрос также не заинтересовал. Можно ли после этого официальную польскую статистику о смертности в лагерях для военнопленных считать надежной?

О том, что в Тухоли бывали периоды, когда там содержалось значительно больше 11 тыс. пленных красноармейцев, сообщает и Ст. Семполовская. В своем отчете она пишет, что в конце 1920 г. в Тухоли содержалось около 15 тыс. пленных, "граждан России и Советской Украины" (Красноармейцы. С. 580).

Что касается утверждения проф. З. Карпуса, возможно ли, "чтобы так много российских военнопленных умерло за столь краткий срок пребывания в Тухоли", то достаточно сослаться на Стефанию Семполовскую, которая так характеризовала уровень смертности среди пленных лагеря Тухоли: "Смертность в лагере столь велика, что согласно подсчетам, сделанным мною с одним из офицеров, при той смертности, которая была в октябре (1920 г.), весь лагерь вымер бы за 4-5 месяцев" (Красноармейцы. С. 586).

Несложные арифметические подсчеты показывают, что осенью 1920 г. месячная смертность в Тухольском лагере составляла 20-25% от среднесписочного состава. если учесть, что на 1 октября 1920 г. в лагере находился 7981 пленный (Красноармейцы. С. 327), то месячная смертность должна была составлять от 1600 до 2000 человек, т.е. от 50 до 66 чел. в сутки.

В уже упоминаемом письме А. Иоффе Я. Домбовскому от 9 января 1921 г. констатируется, что "положение русских военнопленных в Польше настолько бедственно, что по произведенным подсчетам, если принять за норму смертность среди пленных в лагере Тухоли за октябрь месяц минувшего года, в течение полугода должны вымереть все русские военнопленные в Польше. Эти цифры подтверждены польскими военными врачами" (Красноармейцы. С. 467).

О том, что утверждение Ст. Семполовской обоснованно, свидетельствуют вышеприведенные примеры о смертности в польских лагерях, которые считались более "благополучными", нежели Тухоль. Напомним, что в лагерях Брест-Литовска, где содержалось значительно меньше пленных, нежели в Тухоли, бывали дни, когда умирало 180 человек. То есть за месяц могло умереть до 5 тыс. человек. Следует также не забывать, что, по утверждению И. Вильсона в лагере Тухоли "состояние лазарета еще хуже, чем в Стшалкове" (Красноармейцы. С. 344). Напомним, что зимой 1920 г. суточная смертность в Стшалкове не опускалась ниже 70 чел.

Однако проф. З. Карпус упорно утверждает, что лагере Тухоли "больше всего пленных – более 560 чел. – умерло в январе 1921 г. " (Красноармейцы. С. 27).

О том, что данные, которыми оперирует З. Карпус, просто ложные, свидетельствует уже упомянутая ведомость врачебной комиссии лагерного госпиталя (Тухоли) с февраля по 15 мая 1921 г., из которой видно, "что в лагерном госпитале при общем количестве военнопленных около 15 000 было за то же время 23 875 заболеваний, в числе которых эпидемических заболеваний было 6491, а именно сыпной тиф – 1706 чел., возвратный – 2654, брюшной – 124, паратиф – 13, холера – 210, дезинтерия – 617, другие эпидемические заболевания – 157. Туберкулезом страдали четыреста пятьдесят семь (457), смертных случаев в лагере Тухоли за то же время было 2561" (Красноармейцы. С. 704-705).

По утверждению проф. З. Карпуса, в Тухоли за год умерло 1950 "большевистских военнопленных". В то же время только согласно статистики тухольского госпиталя только за 3,5 месяца в лагере умерло 2561 пленных. Внимательный читатель скажет, но это общая смертность, а З. Карпус говорит о смертности "большевистских военнопленных". Учитывая, что весной 1921 г. "большевистские военнопленные" составляли 97,5% всех пленных в лагере, можно считать, что смертность среди красноармейцев за февраль-май 1921 г. составила примерно 2500 человек. Интернированные балаховцы и перемыкинцы в количестве 3431 чел. появились в тухольском лагере только в начале осени 1921 г. (Красноармейцы. С. 673).

В итоге получается, что в Тухоли за три с половиной месяца 1921 г. "большевистских военнопленных" умерло на 550 человек больше того количества, что профессор З. Карпус соглашается признать умершими за год. Эта ситуация как нельзя лучше характеризует подход польских историков к установлению реального количества красноармейцев, погибших в польском плену.

Ну, а теперь перейдем к фактам, которые характеризуют действительное положение пленных красноармейцев в Тухольском лагере.

Красноармеец В. В. Валуев рассказывал, в конце августе 1920 он с другими пленными: "были отправлены в лагерь Тухоли. Там лежали раненые, не перевязанные по целым неделям, на их ранах завелись черви. Многие из раненых умирали, каждый день хоронили по 30-35 чел. Раненые лежали в холодных бараках без пищи и медикаментов" (Красноармейцы. С. 426,).

А в морозном ноябре 1920 г. Тухольский госпиталь напоминал конвейер смерти: "Больничные здания представляют собой громадные бараки, в большинстве случаев железные, вроде ангаров. Все здания ветхие и испорченные, в стенах дыры, через которые можно просунуть руку… Холод обыкновенно ужасный. Говорят во время ночных морозов стены покрываются льдом. Больные лежат на ужасных кроватях… Все на грязных матрасах без постельного белья, только 1/4 имеет кое-какие одеяла, покрыты все грязными тряпками или одеялом из бумаги" (Красноармейцы. С. 376).

Сама Ст. Семполовская о ноябрьской (1920 г.) инспекции в Тухоль пишет так: "Больные лежат на ужасных койках" без постельного белья, лишь у четвертой части есть одеяла. Раненые жалуются на ужасный холод, который не только мешает заживлению ран, но по словам врачей, усиливает боль при заживлении. Санитарный персонал жалуется на полное отсутствие перевязочных средств, ваты и бинтов. Я видела бинты, сохнущие в лесу. В лагере широко распространен сыпной тиф и дизентерия, которая проникла к пленным, работающим в округе. Количество больных в лагере столь велико, что один из бараков в отделении коммунистов превращен в лазарет. 16 ноября там лежало более семидесяти больных. Значительная часть на земле" (Красноармейцы. С. 585-586).

10 декабря 1920 г. лагерь в Тухоли посетила представитель Польского общества Красного Креста Наталья Крейц-Вележиньская, которая писала: "Всего сейчас в Тухоли 5373 пленных. лагерь в Тухоли – это т.н. землянки, в которые входят по ступенькам, идущим вниз. По обе стороны расположены нары, на которых пленные спят. Отсутствуют сенники, солома, одеяла. Нет тепла из-за нерегулярной поставки топлива… нехватка белья, одежды во всех отделениях" (Красноармейцы. С. 437, 438)

Известно, что самыми страшными для пленных были зимние месяцы 1920/21 гг. Как уже отмечалось, 9 декабря 1920 г. в Тухоли после "бани" умерло сразу 45 человек. Других данных о страшной зиме 1920/21 г. в Тухоли не существует. Как уже говорилось, члены подпольного комитета РКП(б) лагеря в Стшалкове утверждали, что в зимний период 1920/21 г. в Тухоли, как и в Стшалкове, "умирало до 300 чел. в день" (Красноармейцы. С. 532).

Попытаемся, основываясь только на документах сборника "Красноармейцы в польском плену…", приблизительно определить численность умерших пленных красноармейцев в лагере Тухоли. Ориентировочно можно говорить только о периоде в 5,5 месяцев, относительно которых существуют документы или свидетельства, прямо или косвенно говорящие о смертности. Октябрь 1920 г., когда, по утверждению Ст. Семполовской, лагерь мог вымереть за 4-5 месяцев – смертность в пределах 1600 чел. Январь 1921 г., когда, по данным проф. 3. Карпуса, умерло 560 чел. (согласимся с этой цифрой), и февраль – 15 мая 1921 г., когда в госпитале умерли 2500 чел. Получается, что в Тухоли только за 5,5 месяца умерло 4660 красноармейцев.

На самом же деле, речь должна идти о значительно большем количестве пленных красноармейцев, погибших в Тухольском лагере от разных причин, на чем обоснованно настаивает ряд российских исследователей. Серьезным аргументом в пользу этих суждений является свидетельство руководителя польской военной разведки (II отдела Генерального штаба Верховного командования ВП) подполковника Игнацы Матушевского (Ignacy Matuszewski).

40 лет фальсификации

И. Матушевский 1 февраля 1922 г. направил военному министру Польши письмо за № 1462, в котором он подтвердил факт смерти в лагере Тухоли 22 тыс. красноармейцев (Красноармейцы. С. 701). Аналогичный документ – письмо председателя КГБ при СМ СССР А. Н. Шелепина Первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву Н-632-ш от 3 марта 1959 г. – польская сторона считает основным документом, подтвердившим факт расстрела весной 1940 г. 21 857 польских военнопленных. но к письму И. Матушевского польские историки относятся иначе.

С момента обнародования письма И. Матушевского в 1965 г. прошло более 40 лет. Все эти годы оно является объектом критики со стороны официозных польских историков. Утверждается, что непроверенные сведения об огромной смертности в Тухоли начальник польской военной разведки и контрразведки почерпнул из прессы, и поэтому они не могут быть использованы в качестве серьезного аргумента в споре о числе погибших красноармейцев.

Действительно, савинковская газета "Свобода", издаваемая в Варшаве, 19 октября 1921 г., то есть почти за три с половиной месяца до письма И. Матушевского, опубликовала информацию о том, что в лагере Тухоли за год умерло около 22 тыс. пленных красноармейцев (Тюляков. Польский лагерь смерти). Известно, что пресса часто пишет о том, что впоследствии вынуждены признавать политики. недавно все мы, благодаря прессе, стали свидетелями публичного скандала с тайными тюрьмами ЦРУ. Так произошло и в нашем случае.

Советский дипломат Ю. Иванов, долгое время проработавший в Польше, в своей статье "Трагедия польского плена" (Независимая газета, 16 июля 1995 г.) также утверждает, что в Тухоли умерло 22 тысячи красноармейцев.

Некоторые историки стремятся представить И. Матушевского как недалекого штабиста, который, по простоте душевной, без проверки, процитировал сомнительный факт из газет. Подобной трактовке противоречит тот факт, что И. Матушевский получил блестящее образование, в т.ч. и юридическое. Необходимо отметить, что подполковник И. Матушевский в системе польской военной разведки работал с начала ее организации в 1918 г. и сумел себя достойно зарекомендовать. Следует заметить, что И. Матушевский родился в семье известного польского энциклопедиста и литературного критика. Крестным отцом Игнацы был великий классик польской прозы Болеслав Прус.

Возглавляемый И. Матушевским II отдел Генштаба, действуя в польских лагерях для военнопленных совместно со II отделом Министерства военных дел Польши и II отделами штабов КГО (корпусных генеральных округов), контролировал в них политическую ситуацию и располагал достаточно широкими полномочиями. Это подтверждают распоряжения и инструкции Министерства военных дел Польши и Верховного командования ВП за 1919-1921 гг. (Красноармейцы. С. 64, 239, 193).

Начальник отдела европейской интеграции генеральной дирекции государственных архивов Эва Росовска в польском предисловии указывает, что "рапорты об условиях содержания и численности узников отдельных лагерей военнопленных, господствующих там настроениях… содержатся также в фонде II отдела Генерального штаба (фонд 1772) за 1918-1939 гг. " (Красноармейцы. С. 30).

Указание военного министра Польши начальнику II отдела Генерального штаба, оформленное распоряжением № 65/22 от 12 января 1922 г., "представить объяснение, при каких условиях произошел побег 33 коммунистов из лагеря пленных Стшалково и кто несет за это ответственность", четко определяет место II отдела Генштаба в системе польских лагерей пленных (Красноармейцы, с. 700). Подобное поручение могло быть дано лишь тому, кто в силу служебного положения обязан был знать и контролировать реальное положение дел в лагерях пленных.

И. Матушевский в своем официальном ответе военному министру Польши сообщил обстоятельства побега коммунистов из Стшалкова и добавил: "Из имеющейся во II отделе информации, почерпнутой из переписки интернированных и из прессы, следует, что побеги из лагеря не ограничиваются только Стшалковым, но случаются во всех других лагерях как для коммунистов, так и для интернированных "белых". Эти побеги вызваны условиями, в которых находятся коммунисты и интернированные (отсутствие топлива, белья и одежды, плохое питание, а также долгое ожидание отъезда в Россию). Особенно известен лагерь в Тухоли, называемый интернированными "лагерем смерти" (в этом лагере умерло около 22 000 тысяч пленных Красной Армии" (Красноармейцы. С. 701).

Примечание. необходимо заметить, что ряд авторов, Ю. Иванов и Н. Райский, дают эту цитату о лагере в Тухоли, используя слово "прославился" вместо "известен".