Текст книги "ТАЙНА КАТЫНИ"
Автор книги: Владислав Швед
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)
Красноармеец Д. С. Климов после возвращения из плена рассказал, что в августе 1920 г. в районе местечка Цеханова среди пленных красноармейцев ходил польский генерал, хорошо говоривший по-русски, и "спрашивал бывших царских офицеров; когда отозвался Ракитин… Он его застрелил из револьвера. Комполка коммунист Лузин остался жив только благодаря тому, что в барабане револьвера генерала больше не было патронов" (Красноармейцы. С. 528).
В августе 1920 г. в деревне Гричине, Минского уезда после длительных истязаний и издевательств взятые в плен красноармейцы были так бесчеловечно расстреляны, "что некоторые части тела были совершенно оторваны" (Красноармейцы, с. 160). Как показал красноармеец А. Честнов, взятый в плен в мае 1920 г., после прибытия их группы пленных в г. Седлец все "партийные товарищи в числе 33 человек были выделены и расстреляны тут же" (Красноармейцы. С. 599).
Следует отметить крайний антисемитизм в польской армии и лагерях. При захвате в плен евреи, наряду с политсоставом Красной Армии, расстреливались в первую очередь. Так, бежавший из польского плена красноармеец Валуев сообщил, что 18 августа 1920 г. во время пленения под г. Новоминском из состава пленных были отделены командный состав и евреи. "Один комиссар еврей был избит и тут же расстрелян" (Красноармейцы. С. 426).
Бывший военнопленный И. Тумаркин свидетельствует о том, что при взятии его воинской части в плен 17 августа 1920 г. под Брест-Литовском поляки "начали рубку евреев" (Красноармейцы. С. 573). Тумаркин спасся тем, что выдал себя за русского Семенова.
В августе 1920 г. близ станции Михановичи штаб-ротмистр Домбровский устроил экзекуцию над пленными красноармейцами. От смерти их спас привод "хорошо одетого еврея по фамилии Хургин из местечка Самохваловичи, и хотя несчастный уверял, что он не комиссар… его раздели догола, тут же расстреляли и бросили, сказав, что жид недостоин погребения на польской земле" (Красноармейцы. С. 160-161).
Я. Подольский, культработник РККА, попавший в плен весной 1919 г. и прошедший все круги ада польского плена, в своих воспоминаниях "В польском плену. Записки", опубликованных под псевдонимом Н. Вальден в 1931 г. в № 5 и 6 журнала "Новый мир", пишет, что его несколько раз пытались расстрелять как еврея. Спасло Подольского то, что он сумел выдать себя за татарина.
Бывший узник польских лагерей Лазарь Борисович Гиндин, служивший до пленения старшим врачом в 160-м полку 18-й дивизии 6-й армии советского Западного фронта в 1972 г. в своих воспоминаниях рассказывал, что поляки прежде всего "выискивали среди пленных жидов и комиссаров. За выданных обещали хлеб и консервы. Но красноармейцы не выдавали". Гиндин также спасся лишь потому, что ночью осколком стекла успел сбрить бороду, а "врача Каца избили до полусмерти за еврейскую внешность" (www.krotov.info/library/k/krotov/lb ).
О том, что бессудные расстрелы пленных в польской армии не считались чем-то экстраординарным и предосудительным, свидетельствует то, что их исполнители свои "подвиги" не скрывали. О массовости применения практики "пулеметного возмездия" свидетельствует июньская 1920 г. запись дневнике личного секретаря начальника Польского государства и Верховного главнокомандующего Ю. Пилсудского Казимежа Свитальского. Он писал, что деморализации Красной армии и добровольной сдаче в плен ее военнослужащих мешают "ожесточенное и беспощадное уничтожение нашими солдатами пленных", особенно в Белоруссии. Какие-либо свидетельства о том, что по фактам бессудных расстрелов в действующей польской армии проводилось служебное или уголовное расследование, отсутствуют.
После заключения Рижского договора поляки продолжали активно искать красноармейцев, участников наиболее кровопролитных боев. В подтверждение этого приведем следующий пример. Научный работник из Минска Михаил Антонович Батурицкий рассказывает о событиях, о которых он слышал от деда, Корсака Константина Адамовича: "В 1920 г. дед участвовал в походе на Варшаву. Во всяком случае, он рассказывал об отступлении по 60 км в сутки, когда он и еще 11 человек были оставлены в засаде с 6 пулеметами под г. Игуменом (ныне райцентр – г. Червень Минской обл.), где они уничтожили полк преследовавших их белополяков.
После окончания войны Несвижский район Минской области, где дед жил с семьей в д. Саская Липка, отошел к Польше. Властями было объявлено о регистрации в д. Малево Несвижского р-на всех, кто служил в "Русской армии" (выражение деда). Он пошел регистрироваться вместе со своим шурином, Лозняком Антоном, который жил в соседней деревне Глебовщина. В Малеве их сразу же арестовали и допросили.
На допросах спрашивали, не участвовал ли он в "засадке под Игуменом". Если бы дед признался, его бы сразу же расстреляли. Однако его никто не предал и дело окончилось концлагерем. Деда послали в концлагерь под Белосток, где он пробыл до марта 1921 года. В лагере было 1500 человек, в живых осталось только 200. Деда выпустили, потому что он был по паспорту поляк, остальных оставили умирать" (http//katyn.ru/forums/viewtopic/php?id=55).
Еще одним грубейшим нарушением польской армией международных норм обращения с военнопленными было не оказание помощи раненым красноармейцам, попавшим в плен. Весьма красноречивым свидетельством этого является "рапорт командования 14-й Великопольской пехотной дивизии командованию 4-й армии от 12 октября 1920 г., в котором, в частности, сообщалось, что за время боев от Брест-Литовска до Барановичей взято в общей сложности 5000 пленных и оставлено на поле боя около 40% названной суммы раненых и убитых большевиков" (Красноармейцы. С. 338), т.е. фактически в сводке 14-й дивизии фигурировало 7 тысяч красноармейцев, взятых в плен.
Подобные факты были не единичными. Сколько тысяч раненых красноармейцев было оставлено умирать на поле боя другими польскими дивизиями, неизвестно.
В рапорте начальника секции гигиены Верховного командования ВП Станислава Саского о результатах проверки санитарного состояния концентрационной станции пленных в Седльце приводится заявление пленного красноармейца Пеловина Алексея о том, что под Свислочью "он и его товарищи не были перевязаны санитарами (польскими). О них позаботилось гражданское население" (Красноармейцы. С. 317).
Распространенным явлением в Польше было уничтожение красноармейцев, отставших от своих частей и оказавшихся в польском тылу. К этому призывал в своем обращении "К польскому народу" в августе 1920 г. начальник польского государства Юзеф Пилсудский. В нем говорилось: "Разгромленные и отрезанные большевистские банды еще блуждают и скрываются в лесах, грабя и расхищая имущество жителей. Польский народ! Встань плечом к плечу на борьбу с бегущим врагом. Пусть ни один агрессор не уйдет с польской земли! За погибших при защите Родины отцов и братьев пусть твои карающие кулаки, вооруженные вилами, косами и цепами, обрушатся на плечи большевиков. Захваченных живыми отдавайте в руки ближайших военных или гражданских органов. Пусть отступающий враг не имеет ни минуты отдыха, пусть его со всех сторон ждут смерть и неволя! Польский народ! К оружию!"
Вот она польская логика! Поход Пилсудского на Киев – это "освобождение Украины". А вот ответный удар Красной Армии и ее вступление на территорию Польши – это "агрессия".
Воззвание Пилсудского сыграло свою роль. Охота за отставшими и ранеными красноармейцами приобрела общенациональный характер. В результате, как свидетельствует помещенная в № 7 за 1920 г. польского военного журнала "Беллона" заметка о потерях Красной Армии в сражении за Варшаву, "потери пленными до 75 тысяч, потери погибшими на поле боя, убитых нашими крестьянами и раненых – очень большие" (Матвеев. "Новая и новейшая история", № 3, 2006).
А вот как призывал относиться к пленным полякам известный своей беспощадностью к врагам революции председатель Реввоенсовета Республики Л. Д. Троцкий. 10 мая 1920 г он издал приказ о необходимости гуманного отношения к пленным. В нем говорилось, что несмотря на известия "о неслыханных зверствах, учиняемых белогвардейскими польскими войсками над пленными и ранеными красноармейцами, щадите пленных и раненых неприятелей… Беспощадность в бою, великодушие к пленному и раненому врагу, таков лозунг Рабоче-Крестьянской Красной Армии" (Красноармейцы. С. 203).
Путь на Голгофу
Немало красноармейцев стали жертвами голода, жажды, холода, а также бесчеловечного отношения охраны в эшелонах в долгом пути до лагерей. 20 декабря 1919 г. на совещании в Верховном командовании Войска Польского (ВК ВП) майор Янушкевич, сотрудник Волынского КЭО (командования этапного округа) сообщил, что "прибывшие с Галицийского фронта транспорты изможденные, оглодавшие и инфицированные (из транспорта в 700 человек, высланных из Тернополя, прибыло 400) (Красноармейцы. С. 126). Смертность военнопленных в этом случае составила около 43 %. Однако никакой реакции со стороны Верховного командования ВП по данному случаю не последовало. Подобная ситуация, вероятно, была воспринята польскими властями как штатная.
Уже упомянутый Подольский (Вальден) описывал шовинистический настрой польской интеллигенции, которая специально приходила к поезду с военнопленными, чтобы поиздеваться над ними или проверить личное оружие. Раздетый польскими солдатами до "подштанников и рубахи, босой" Подольский весной 1919 г. вместе с другими пленными был загружен в поезд, в котором они ехали 12 дней, из них первые 7-8 дней "без всякой пищи". По дороге, на остановках, иногда длившихся сутки, к поезду подходили "господа с палками и "дамы из общества", которые истязали выбранных ими пленных. Подольский вспоминает, что какой-то "… Шляхетский юноша действительно хотел испробовать на мне свой револьвер. Кто-то его остановил… Многих мы не досчитались за нашу поездку" (Новый мир, № 5, с. 84).
Спустя год ситуация не изменилась. Попавший в польский плен в августе 1920 г. военврач РККА Л. Гиндин вспоминает, что с него "сняли сапоги и одежду, дали вместо них отрепья. По одному вызывали на допрос. Потом повели босиком через деревню. Подбегали поляки, били пленных, ругались. Конвой им не мешал" ((http//www.krotov.info/librali/ry/k/krotov/lb_01.html#4).
Представитель Польского общества Красного Креста Наталья Крейц-Вележиньская в декабре 1920 г. отмечала, что "трагичнее всего условия вновь прибывших, которых перевозят в неотапливаемых вагонах, без соответствующей одежды, холодные, голодные и уставшие… После такого путешествия многих из них отправляют в госпиталь, а более слабые умирают" (Красноармейцы. С. 438). Естественно, умерших в эшелонах пленных хоронили вблизи станций, на которых останавливались эшелоны. Сведения об этих случаях отсутствуют в кладбищенской статистике. Умерших на подъезде к лагерям для военнопленных захоранивали близ лагерей, но лагерная администрация их тоже не учитывала.
А что же польские власти? Как они реагировали на нечеловеческие условия транспортировки пленных красноармейцев? 8 декабря 1920 г. министр военных дел Польши издал приказ о недопустимости транспортировки голодных и больных пленных. Основанием для приказа явился факт отправки из Ковеля в Пулавы 300 пленных, из которых доехали лишь 263 человека: 37 умерло, а 137 после прибытия были помещены в госпиталь. "Пленные, по рассказу нынешнего командира станции, были 5 дней в пути и все это время не получали еды, поэтому после прибытия в Пулавы, как только их выгрузили и направили на станцию, пленные бросились на дохлую лошадь и ели сырую падаль" (Красноармейцы. С. 434). Следует отметить, что командир распределительной станции в Пулавах майор Хлебовский и врач станции подполковник Опольский сообщили Верховному чрезвычайному комиссару по делам борьбы с эпидемиями профессору Э. Годлевскому по данному случаю несколько иную информацию.
По их словам, "транспорт, который пришел 3 ноября 1920 г. из Ковеля в Пулавы в составе более 700 человек, шел из Ковеля 4 дня, в течение которых людям вообще не давали еды, О том, как сопровождающий конвой понимал свои задачи, свидетельствует то, что вместе с людьми в поезде везли мясо, предназначенное им для еды. Мясо привезли замороженным и одновременно людей так изголодавшихся, что значительная их часть самостоятельно не могла выйти из вагонов, а 15 человек из них в первый день после приезда умерли в Пулавах" (Красноармейцы. С. 420).
Несовпадение количественных данных этого инцидента можно объяснить, если предположить, что из Ковеля отправили 700 человек, а в Пулавы доехало 263. Надо иметь в виду, что уже в октябре 1920 г. начались сильные морозы (Красноармейцы. С. 356). Трудно поверить, что 4-дневную дорогу в неотапливаемых вагонах, без пищи, смогли, как информировало Министерство военных дел Польши (далее Минвоендел), выдержать 263 из 300 пленных. Более реально выглядит ситуация, аналогичная той, о которой докладывал, майор Янушкевич, когда в таком же эшелоне вымерло более 40% пленных.
В случае транспортировки пленных из Ковеля в Пулавы смертность, вероятно, составила 437 из 700 человек. Публично признать такую смертность польские власти не решились. Это был бы международный скандал. Поэтому, вероятно, решили уменьшить число отправленных из Ковеля. Соответственно уменьшилось и количество погибших. Подобная операция при перевозках пленных, надо полагать, осуществлялась польскими властями не раз. Это один из секретов бесследного исчезновения тысяч пленных красноармейцев. Не доехали, потому что не выезжали. Сколько таких эшелонов прошло по дорогам Польши, одному Богу известно.
В сборнике "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг." содержатся документы о "смертном" пути "большевистских пленных" в лагеря. О том, что подобное отношение к пленным красноармейцам было нормой для польских властей, свидетельствует тот факт, что даже после окончания военных действий красноармейцы отправлялись из лагеря в лагерь и по обмену в Россию полураздетые и без достаточного питания.
12 декабря 1920 г. в рамках обмена пленными из Польши в Россию в холодном, неотапливаемом вагоне прибыло 40 красноармейцев в "сильно изнуренном состоянии". Из прибывшей партии за неделю умерло 5 человек (Красноармейцы. С. 444). Практически в то же время в Минск прибыл поезд с 36 пленными красноармейцами, которые были также "чрезвычайно изнурены и истощены, в лохмотьях, и один даже без всякой обуви. Жаловались на дурное питание и обращение; вагон был совершенно не приспособлен для перевозки и даже не очищен от конского навоза, который лежал слоем в 1/4 аршина… По прибытии в Минск 30 красноармейцев были отправлены в изоляторы Белкомэвака" (Красноармейцы, с. 445).
В польских лагерях, даже в "благополучном", по мнению польских профессоров 1921 году, бывали случаи, когда оставшихся пленных раздевали, чтобы одеть отправляемых на родину. Красноармеец Каськов 18 июля 1921 г. в лагере Стшалково был посажен на 14 суток в карцер за то, что "на нем не было кальсон", которые отняли для того, чтобы одеть отъезжающего в Россию, а других не выдали (Красноармейцы. С. 644).
Но для тех красноармейцев, которые сумели выжить в нечеловеческих условиях польских транспортных эшелонов, Голгофа продолжилась в сборных и пересыльных станциях, о которых красноречивее всего сказал заместитель начальника санитарной службы Литовско-Белорусского фронта Войска Польского майор Б. Хакбейл: "Лагерь пленных при сборной станции для пленных – это был настоящий застенок. Никто об этих несчастных не заботился, поэтому ничего удивительного в том, что человек немытый, раздетый, плохо кормленный и размещенный в неподходящих условиях в результате инфекции был обречен только на смерть" (Красноармейцы. С. 167).
Зафиксированная смертность пленных на этих станциях была высокой. например, в Бобруйске в декабре 1919-январе 1920 г. умерли 933 пленных, в Брест-Литовске с 18 по 28 ноября 1920 г. – 75 пленных, в тех же Пулавах с 10 ноября до 2 декабря 1920 г. – 247 пленных.
С учетом вышесказанного достоверным представляется предположение о том, что в период пленения и транспортировки пленных красноармейцев с фронта в лагеря значительная их часть (до 40%), как полагают некоторые российские исследователи, погибла. Это в определенной степени проясняет судьбу тех 30-40 тыс. красноармейцев, взятых в плен, но не попавших в польские лагеря для военнопленных.
Особенности польского учета и инспекционных проверок
Польские профессора З. Карпус и В. Резмер прекрасно осведомлены о том, что значительное количество документов о пленных красноармейцах в ходе Второй мировой войны было утрачено. Также им известно, что в 1919 и 1920 годах польские власти фактически не вели достоверного учета ситуации с пленными красноармейцами. Поэтому, отстаивая позицию заниженного числа пленных и погибших красноармейцев в польском плену, они стремятся рассматривать эту проблему только через неопровержимые документальные свидетельства.
Господам 3. Карпусу и В. Резмеру хочется напомнить, что их коллега польский профессор Яцек Вильчур (Jacek Wilczur), предложил достаточно объективную методику расследования массовых уничтожений военнопленных в отсутствие достаточных документальных свидетельств. В своей книге-исследовании "Nievola i eksterminacja jencow wojennych – wlochow w niemieckich obozach jenieckich. Wrzesien 1943 – maj 1945. Warszawa. 1969" (Плен и уничтожение итальянских военнопленных в немецких лагерях для пленных. Сентябрь 1943 – май 1945. Варшава, 1969) он пишет, что в условиях отсутствия документов, свидетельствующих о точном количестве пленных, находившихся в лагерях, а также об их количестве погибших и уничтоженных, "можно полагаться только на показания свидетелей" (J. Wilczur, с. 161).
В отличие от проф. Я. Вильчура логика З. Карпуса и В. Резмера проста – рассмотрению подлежат только официальные документы. Если комендатуры лагерей ежемесячно 1 и 15 числа сообщали в Минвоендел данные о численности пленных (Красноармейцы. С. 59, 67, 197, 432), то, по мнению польских профессоров, нет оснований не доверять, этим сведениям. Для них заявления очевидцев о тысячах умерших в лагерях являются малозначимыми. Главное – количество покойников в лагерных списках. Уверены профессора и в том, что нормы питания, утвержденные для военнопленных в Варшаве, обеспечивались во всех лагерях. Ну а факты обнаружения сырых очисток и травы в желудках умерших красноармейцев – просто случайность. И т.д. и т.п.
Польский учет в 1919-1921 гг., к сожалению, не всегда соответствовал действительности. Весьма далеки от истины были также результаты некоторых проверок состояния лагерей для военнопленных различными польскими инспекциями. Это видно из целого ряда документов сборника "Красноармейцы в польском плену…".
Упомянутый нами майор Янушкевич 20 декабря 1919 г. во время совещания в Верховном командовании Войска Польского обратил внимание "на отсутствие учета пленных и особенно интернированных, прибывающих со сборных пунктов и просил о повторном издании соответствующих приказов" (Красноармейцы. С. 126).
5 сентября 1920 г. польский Генштаб издал приказ по итогам поверки 2, 3-й и 4-й армий в связи с тем, что, "несмотря на неоднократные приказы, Верховное командование до сих пор не имеет точных данных о состоянии и численности пленных во 2, 3-й и 4-й армиях. Присылаемые донесения совершенно не содержат точных данных о численности пленных, захваченных отдельными армиями" (Матвеев. Новая и новейшая история, № 3, 2006). Однако этот приказ не оказал желаемого воздействия.
Поэтому 25 апреля 1921 г. в приказе Минвоендел Польши о порядке учета умерших военнопленных красноармейцев отмечалось, что ранее изданный приказ № 1939/Jenc. об учете умерших большевистских пленных выполнялся "неточно" (Красноармейцы. С. 541). Следует отметить, что основная масса пленных красноармейцев погибла именно в период военных действий 1920 г. и осенне-зимний период 1920/21 г. Приказ Минвоедел в апреле 1921 г. в плане реального учета умерших пленных уже мало что решал.
Известная польская общественная деятельница, член ЦК МОПР Польши, уполномоченная Российского общества Красного Креста Стефания Семполовская констатировала: "В начале власти, кажется, не вели правильно учет умерших. (Уполномоченные делегата говорят, что по различным причинам администрация лагерей часто скрывала или фальсифицировала цифры смертности.)" (Красноармейцы. С. 586).
Кстати, польские власти в 1921 г. досрочно прекратили полномочия Ст. Семполовской как представителя РОКК. Эта мужественная и честная женщина во времена царизма много сделала для оказания помощи польским политзаключенным, многие из которых впоследствии, в 1921 г., оказались у власти (Райский. С. 26, Красноармейцы. С. 850). В сегодняшней Польше городские власти Вроцлава планируют переименовать улицу Ст. Семполовской в улицу "Жертв Катыни" на том основании, что она сотрудничала с большевиками.
Однако вернемся к нашей теме. Председатель РУД (Российско-Украинской делегации в Смешанной комиссии по репатриации) Емельян Аболтин в феврале 1923 г. докладывал в НКИД РСФСР: "Смертность пленных при вышеуказанных условиях была ужасна. Сколько умерло в Польше наших военнопленных, установить нельзя, так как поляки никакого учета умершим в 1920 г. не вели. Самая большая смертность была осенью 1920 г." (Красноармейцы. С. 704).
В октябре 1919 г. уполномоченные Международного комитета Красного Креста (МККК) д-р Шатенэ, г-н В. Глур и военный врач французской военной миссии д-р Камю после посещения 4 лагерей военнопленных, расположенных в Брест-Литовске (лагерь Буг-шуппе, форт Берг, казарма Граевского и офицерский лагерь), констатировали, что "они поражены недостаточностью статистических данных по заболеваемости и смертности пленных" (Красноармейцы. С. 92).
Достаточно сказать, что, по данным Санитарного департамента Минвоендела Польши, в лагерях Брест-Литовска на 13 сентября 1919 г. находилось 953 больных и 7000 здоровых пленных (Красноармейцы. С. 77). На самом деле уполномоченные МККК на основе официальной статистики о заболеваемости и смертности в лагерях Брест-Литовска установили, что в период с 7 сентября по 7 октября 1919 г. больных было 2973 человека (71,4%), что на две тысячи больше данных Санитарного департамента. Количество здоровых пленных в лагере составляло в тот период всего 4165 чел., т.е. почти на 3 тысячи меньше, нежели данные Санитарного департамента (Красноармейцы. С. 91).
Однако вопиющие неточности польского учета мало волнуют З. Карпуса и В. Резмера. Документальные свидетельства, противоречащие их версии, они просто не желают замечать. Таких документов и материалов в сборнике "Красноармейцы в польском плену…" содержится немало, но они так и не удостоились внимания уважаемых профессоров. Об этом мы говорили выше.
Зато в предисловии З. Карпуса нашлось место для воспоминаний посла Великобритании в Германии Э. В. д'Абернона, находившегося в Варшаве с 25 июля по 25 августа 1920 г., который пишет: "… Варшава, 23 августа 1920 г… Я решил лично убедиться, в каких условиях живут русские военнопленные, и из того, что видел, могу сказать, что отношение к пленным совершенно удовлетворительное. Я не заметил никаких следов издевательств над беззащитными. Поляки скорее считают пленных несчастными жертвами, чем ненавистными врагами. Я видел, как их здорово и хорошо кормят…" (Красноармейцы. С. 23).
О том, как в действительности кормили русских пленных, расскажем ниже. В данном случае позиция польских профессоров вновь граничит с подлогом, когда желаемое стремятся выдать за действительное.
В своем стремлении приукрасить ситуацию в лагерях не отставали от Э. В. Д'Абернона многие проверяющие из различных польских инспекций. Так, начальник I департамента Минвоендел Польши Ю. Рыбак 12 октября 1919 г. докладывал в Главное интендантство Верховного командования ВП о ситуации в лагере Стшалково. Он рапортовал: "Что касается сегодняшнего положения в Стшалково, то его наилучшей иллюстрацией является рапорт инспектората о проверке этого лагеря, состоявшейся 24 сентября 1919 г.: "Лагерь во всех отношениях образцовый… Благодаря энергии и необыкновенной заботе о лагере его начальника капитана Вагнера. Питание пленных хорошее… Пленные моются очень часто, потому что командир лагеря капитан Вагнер оборудовал дополнительные бани" (Красноармейцы. С. 86).
Буквально через две недели после подобных похвал капитан Вагнер за злоупотребление служебным положением был отдан под суд. Новый начальник лагеря полковник Кевнарский, приступивший к обязанностям в ноябре 1919 г., оценил состояние лагеря как "очень запущенное" (Красноармейцы. С. 110). Очевидно, что доклады польского инспектората и других должностных лиц не всегда были объективны.
Начальник Верховного военного контроля Минвоендел Польши генерал-поручик Ян Ромер в своем отчете от 16 декабря 1920 г. о результатах проверки лагеря пленных в Тухоли отмечал, что в лагере "… На пищевом довольствии в среднем 6 000, количество больных по причине значительного числа инфекционных болезней (идет) вверх 2 000, средний уровень смертности в день– 10 человек)…" (Красноармейцы. С. 454).
Начальнику Верховного военного контроля не мешало бы знать, что при заболеваемости в 2000 чел. смертность зимой 1920/21 г. в польских лагерях для военнопленных была несравненно выше. Об этом свидетельствуют документы сборника "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг.". например, в лагере Стшалково при заболеваемости в 2200 больных официальная смертность достигала 50 человек в день (Красноармейцы. С. 361). В середине ноября она составила уже 70 человек в день (Красноармейцы С. 388.). Представители американского Союза Христианской молодежи еще в октябре 1920 г. отмечали, что в Тухольском лагере "состояние лазарета еще хуже, чем в Стшалково" (Красноармейцы. С. 344). Поэтому нет сомнений в том, что смертность в Тухольском лазарете в декабре 1920 г. была значительно выше 10 чел. В сутки и, что генерал Ромер стал жертвой "точной" лагерной отчетности, о которой мы уже говорили.
Польские власти в большинстве случаев пытались скрыть или исказить негативные ситуации, связанные с нечеловеческими условиями содержания пленных красноармейцев в лагерях. Так, командир укрепленного района Модлин Малевич в октябре 1920 г. телеграфировал начальству о том, что среди военнопленных концентрационной станции пленных и интернированных в Модлине свирепствует эпидемия желудочных заболеваний, умерло 58 человек. "Главные причины заболевания – поедание пленными различных сырых очистков и полностью отсутствие у них обуви и одежды" (Красноармейцы. С. 355).
Однако инспекция Верховного командования Войска Польского, проверив 1 ноября 1920 г. санитарное состояние концентрационной станции в Модлине, признала "питание пленных удовлетворительным" (Красноармейцы. С. 360). Для этого было достаточно, чтобы в день проверки в лагере был сварен "суп густой и вкусный, в достаточном количестве". Помимо этого проверяющие были уверены в том, что "пленные получают хлеба 1 фунт в день, утром кофе и мармелад, на обед суп, чаще всего картофельный, на ужин тоже суп… на многочисленные вопросы все пленные отвечали, что питанием довольны" (Красноармейцы. С. 358). Поистине ошибается тот, кто хочет ошибаться.
В то же время в рапорте начальника бактериологического отдела Военного санитарного совета подполковника Шимановского от 3 ноября 1920 г. о результатах изучения причин смерти военнопленных в Модлине указывается: "Вскрытие умерших военнопленных не выявило никаких изменений… Зато в кишечнике найдена сырая картошка… Пленные находятся в каземате, достаточно сыром; на вопрос о питании отвечали, что получают все им полагающееся и не имеют жалоб. Зато врачи госпиталя единодушно заявили, что все пленные производят впечатление чрезвычайно изголодавших, так как прямо из земли выгребают и едят сырой картофель, собирают на помойках и едят всевозможные отходы, как то: кости, капустные листья и т.д." (Красноармейцы. С. 362, 363). Комментарии излишни.
О том, что случай сокрытия реальной ситуации с бедственным положением "большевистских пленных" был не единичным, свидетельствует ситуация в лагере Тухоли. 22 декабря 1920 г. львовская газета "Вперед" сообщила, что в этом лагере в один день умерло 45 российских военнопленных. Причиной этого послужило то, что в морозный и ветреный день "полуголых и босых" пленных "водили в баню", представляющую холодный барак с цементным полом, а затем перевели в грязные землянки без полов. "В результате, – сообщалось в газете, – беспрерывно выносили мертвецов и тяжело больных" (Красноармейцы. С. 466).
Российский историк Н. С Райский в своей работе "Польско-советская война 1919-1920 годов и судьба военнопленных, интернированных и заложников" пишет, что, учитывая официальные протесты российской стороны, польские власти провели расследование. Его результаты, естественно, опровергли сообщение в газете. "9 декабря 1920 г., – извещала польская делегация в ПРУВСК (Польско-Российско-Украинская военно-согласительная комиссия) российскую делегацию, – установлена смерть 10 пленных, умерших от сыпного тифа… Баня была нагрета… И здоровые пленные после купания помещались в бараках, предварительно продезинфицированных, больные же помещались прямо в госпиталь". Выводы явно фальсифицированные, но… Газета "Вперед" была закрыта на неопределенный срок, никаких выводов по данному инциденту сделано не было (Райский. С. 25).
Случаи, подобные происшедшему в Тухоли, были и в других лагерях. Это признавали сами поляки. Так, в ноябрьском (1920 г.) рапорте командования Познанского генерального округа в Минвоендел сообщается, что условия, в которых находятся пленные в лагере в Стшалково, плохие и трудно переносимые. Гигиенические условия неудовлетворительные. "Имеются случаи смерти после купания", т.к. после купания пленный "надевает влажную одежду и белье и возвращается в нетопленый барак" (Красноармейцы. С 404).
Как рассказывал уже упомянутый М. Батурицкий, в лагере в Белостоке накануне освобождения в марте 1921 г. "освобождаемым устроили санобработку: раздели в одном бараке, нагишом по снегу прогнали в другой барак, где окатили ледяной водой и по снегу обратно погнали одеваться" (http//katyn.ru/forums/viewtopic/php?id=55).
О том, что заявлениям любым польским комиссиям и инспекциям тех лет следует доверять с определенным "коэффициентом" поправки, свидетельствует выступление представителя Минвоенотдел Польши 6 ноября 1919 г. на заседании комиссии сейма. Военный представитель "доложил" представителям верховного органа Польши о том, что "лагерь в Стшалково в окрестностях Слупцы – самый большой, рассчитан на 25 000 мест, очень хорошо оборудован" (Красноармейцы. С. 96). Это была явная ложь.
