Текст книги "Реквием по шестой роте"

Автор книги: Владислав Шурыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Даешь Аргун! Даешь Шали!

ЗДРАВСТВУЙ, СПЕЦНАЗ!

«Вертушка» зависла у земли, едва касаясь ее черной резиной пневматиков, и буквально стригла лопастями воздух, когда борт-техник распахнул дверь и сидящий у двери высокий моложавый полковник первым спрыгнул на землю. За ним стали выпрыгивать остальные и как-то неуклюже, словно скользя на лыжах, ковыляли, ежась от бешеного ветра, к раскинувшимся неподалеку палаткам с антеннами. Дошла очередь и до меня. И, впечатавшись армейскими ботинками в землю, я мгновенно понял причину столь неуклюжего ковыляния. Поле под ногами было как пластилин. Оттаявший на солнце чернозем пудовыми липкими комьями повис на «берцах». Идти можно было только странной смесью конькового хода и ходульного шагания, потому что под оттаявшим черноземом была скользкая, как стекло, промерзшая земля.

«Вертушка» за спиной взревела движками и, круто накренившись, отвалила куда-то за недалекий лес к передовой, где ее ждали раненые. С трудом доковыляв до ближайших палаток, чертыхаясь и проклиная оттепель, я вдруг неожиданно нос к носу столкнулся с невысоким, крепким и очень знакомым человеком в армейском «горнике» – брезентовом костюме. Юрьев! Валера Юрьев!

…Несколько лет назад, когда только начиналась та, первая война, я прилетел в Чечню с полком разведки ВДВ. Созданный буквально за год до этого, этот полк был качественно новой боевой единицей. Он был сформирован с учетом опыта использования армии в национальных конфликтах и имел в своем составе, кроме боевых подразделений, собственные разведывательные подразделения, причем не только войсковые, но и агентурные, технические. А также отряд психологических операций со своей типографией, теле– и радиостанцией. И отряд беспилотных самолетов-разведчиков – до этого вообще невиданное дело для линейных частей. В общем, это был мощный кулак, который перекрывал практически весь спектр конфликтных ситуаций. Командовал полком в Чечне Юрьев, бывший в ту пору начальником штаба полка.

…Полк специального назначения разведки воздушно-десантных войск был в декабре 1994 года едва ли не единственной полнокровной боевой единицей на все Вооруженные Силы России. Создавал его неторопливо и тщательно начальник разведки ВДВ полковник Павел Поповских, отбирая для будущей элитной части лучшие подразделения ВДВ. 218-й батальон спецназа, геройски проявивший себя в Карабахе, Приднестровье, Абхазии, стал основой этого полка, а к нему Поповских добавил «непромокаемый» (по шутке ВДВ) 901-й десантно-штурмовой батальон, выдержавший годичную блокаду в осажденном Сухуми. Всего за год из этих батальонов сложился элитный, абсолютно новый в современном военном строительстве полк, идеально приспособленный для участия в локальных конфликтах, имеющий полный арсенал средств для проведения как боевых, так и психологических операций. 1 января полк бросили в Грозный как последний резерв всей Российской армии. Полк спецназа не имел ни пушек, ни танков, ни минометов. Всего четыреста бойцов с легким стрелковым оружием да десяток бэтээров – вот и все силы десантников. А в городе, после разгрома и гибели 131-й бригады, 81-го полка, после отступления штурмовых группировок на одного российского солдата приходилось восемь боевиков. И казалось, что полный разгром и гибель остатков наших войск уже неизбежны. Вот в эти часы полк с боем прорвался к генералу Рохлину. Тогда-то и стали понятны мудрость и дальновидность разведки ВДВ, создавшей и обучившей этот полк. С первых часов разведчики захватили инициативу у боевиков. Умелые, обученные, психологически подготовленные спецназовцы начали беспощадно и страшно перемалывать опьяненных успехом, уверенных в безнаказанности боевиков Дудаева. Уже через сутки после прорыва полка к Рохлину боевики окрестили его «президентским» и при одном упоминании о нем начинали нервничать. А еще через двое суток Дудаев издал приказ о запрещении прямых столкновений с «серыми волками» (эмблема полка), объявил их личными врагами и назначил огромные премии за каждого убитого спецназовца и особую премию за пленного. Эта премия так и осталась невыплаченной… Дудаеву противостоял невысокий, худощавый, немногословный полковник, который прорвался в город на броне вместе со своими «спецами» и лично руководил разработкой и проведением каждой операции полка…Он мог не ехать на эту войну. Как не прилетели сюда десятки комкоров, командармов и комдивов, отправивших в Чечню свои части, а сами оставшиеся в теплых штабных кабинетах. Но полковник Поповских не мог поступить иначе. Полк был его детищем, его созданием, а значит, он должен быть с ним. И потому Поповских не вылезал с передовой, лично ходил с группами на «боевые». Дудаев не знал, кто командует ненавистными ему «серыми волками», но заочно приговорил его к смерти. Слишком велики были потери боевиков и слишком горьким оказалось разочарование от выбитой из рук победы… Тогда, в январе 1995-го, полковник Поповских и его полк спасли не только группировку генерала Рохлина, но и честь, престиж всей России, ее армии от бесславного и позорного разгрома. Именно 45-й полк специального назначения ВДВ переломил ход боев за Грозный, нанес боевикам тяжелейшие поражения, овладел ключевыми узлами сопротивления и обеспечил удачное наступление других частей.

…Конечно, я стал гостем родного полка. Вечером в командирской палатке, отхлебывая из армейской кружки душистый чай, я с жадностью узнавал последние новости. О том, как воюют разведчики, как вообще дела у группировки ВДВ, как друзья-товарищи. Надо сказать, что интерес у меня был к полку особый еще и потому, что в нем до октября два своих солдатских года отслужил по моей «протекции» мой близкий друг Игорь, мечтавший служить только в спецназе. Вместе с полком он был переброшен в Дагестан и с первых дней войны воевал в составе группы спецназа. В составе группы он 1 октября принял неравный бой с бандой боевиков, буквально выкатившихся на замаскировавшихся в камышах разведчиков. В неравном бою разведчики рассеяли боевиков, уничтожив более десятка бандитов. Но не обошлось без потерь и у нас. Погиб командир группы майор Яценко. А Игорь был ранен – осколки гранаты посекли спину. Один из них, раздробив левую лопатку, ушел под легкое. И вот теперь я узнавал подробности того боя.

Конечно, говорили и о роли и месте «десантуры» на этой войне. Группировка ВДВ уже почти два месяца находится на острие наступления легендарного Трошева. И десантники ни разу не подвели. Воюет группировка зло, отчаянно, умело – как и полагается ВДВ…

РАЗВЕДЧИК ЛЕНЦОВ

…Вообще-то по должности Михаил Ленцов «химик» – боец взвода химической защиты. Но в силу какой-то странной военной логики именно военным-«химикам», наверное самым мирным, после медиков, были определены в заведование «Шмели» – реактивные огнеметы, едва ли не самое грозное боевое оружие из всего носимого пехотой. Короткие толстые тубусы «Шмелей» таят в себе ракеты, начиненные сверхмощной горючей смесью, которая, сдетонировав, способна сложить трехэтажный дом или испепелить все на площади в несколько десятков метров. Поэтому «химик» с «двухстволкой» – блоком из двух «Шмелей» за спиной стал на этой войне почти обязательным номером боевого расчета разведчиков.

В тот день Ленцов шел левофланговым разведгруппы двести сорок седьмого парашютного десантного полка. Задача у разведчиков была обследовать лес вокруг дороги на Аргун и обеспечить выдвижение основных сил полка. Ночью перед выходом группы густо валил снег, и к утру лес был почти по колено заметен. Снег для разведчика это, конечно, не самая большая неприятность. Куда опаснее было другое. Под сугробами исчезли все следы. А ведь небрежно брошенная пачка из-под сигарет, окурок, обрывок бинта, вощеная бумага от патронной укупорки или остывающие угли костра так много могут рассказать бывалому разведчику. По «окаменелости» окурка, свежести бинта легко можно определить как давно были здесь боевики.

Но в это утро лес дышал девственной снежной свежестью. Ни следа, ни звука.

Разведчики осторожно пробирались между стволов, чутко вслушиваясь и вглядываясь в бело-черную «графику» заснеженного леса. Группа, развернувшись веером, прочесывала лес параллельно трассе. Ничто пока не свидетельствовало о присутствии боевиков. Стрелки на часах прошли двенадцатичасовую отметку. Совсем скоро разведчики должны были выбрать место для привала и скорого обеда. И здесь неожиданно прямо из зарослей орешника на бойцов группы вразвалочку, руки в карманах, вышли из зарослей орешника два боевика. Русских здесь явно не ждали. За эту беспечность «чечам» пришлось заплатить своими жизнями.

Очереди в упор опрокинули их на снег. И здесь Ленцов краем глаза заметил движение за спиной. Резко обернулся и уже инстинктивно рухнул в снег. Невысокий снежный холм, обойденный разведчиками, оказался землянкой. Черным зевом распахнулась дверь, и из темноты, щурясь от света, выскочил бородатый боевик с автоматом наперевес. Но понять, что к чему, он не успел. Ленцов поймал в прорезь прицела бритый лоб боевика, и через мгновение его проломила автоматная пуля. А из землянки на свет лез уже очередной «дух». Подождав, пока он весь окажется на улице, Ленцов вогнал пулю между глаз и ему. Лишь после того, как на пороге землянки рухнул замертво четвертый боевик, до тех, кто в ней оставался, стало доходить что происходит наверху. Но слишком долго размышлять им над судьбой Ленцов не дал, метнув в черный зев двери рубчатую картофелину лимонки.

Несмотря на фактор неожиданности, ситуация, в которой оказались разведчики, была крайне сложной. Группа оказалась прямо в центре лагеря боевиков. Из многочисленных землянок, как черти, на белый свет лезли испуганные, обалдевшие от неожиданности «чечи». Пользуясь неразберихой, разведчики густо валили их, но силы были слишком неравны. Пятнадцати десантникам было не под силу противостоять сотне боевиков. Тем более что с каждой минутой те все больше приходили в себя. Землянки ощетинивались огнем, под прикрытием которого «чечи» змеями расползались по траншеям, укутанным снегом. Надо было отходить. Но оторваться от боевиков днем, да еще находясь почти в центре их лагеря, было очень не просто. Огрызаясь огнем, прокладывая путь гранатами, разведчики пробивались в глубь леса. Замыкал группу Ленцов с одним из автоматчиков. Неожиданно на пути у группы оказалось болото. Среди снежных шапок кочек чернела вода. Прямо через болото тянулся заснеженный язык сухой земли. Разведчики проскочили по нему на другой берег. Совсем близко за спиной затрещали очереди. Поняв, что русских совсем немного, «чечи» бросились в погоню по свежим следам на снегу…

Именно такие ситуации в разведке всегда самые тяжелые. Чтобы дать возможность группе отойти, сбить след, кто-то должен остаться прикрывать отход. В девяти из десяти случаев остаться на верную гибель, жертвуя собой, чтобы спасти жизни своих товарищей.

На краю прохода через болото остался Михаил Ленцов. Стащил со спины тубусы «Шмелей», привел их в боевое положение. Выложил на снег гранаты, сменил «магазин» у автомата. Замаскировался. Крики и очереди приближались. И вот на краю болота показались боевики. Чуя близкую добычу, они почти бежали по следам десантников. Несколько из них сунулись было прямиком через болото, но, провалившись почти по пояс в грязную жижу, ругаясь вылезли на снег и затрусили к «языку» прохода. Ленцов осторожно поднял «Шмель». В прорезь прицела поймал пробирающихся по «языку» боевиков и, выждав еще несколько мгновений, пока на переходе соберется их как можно больше, надавил на спуск. Оглушительно ахнул выстрел. Граната черной молнией метнулась к цели, и через долю мгновения «язык» утонул в огненно-черной вспышке. По ушам сухо ударил взрыв. Не давая боевикам очухаться, Ленцов подхватил второй «Шмель» и, быстро прицелившись, вогнал его гранату в самое начало прохода. Вторая вспышка накрыла подбегавших к нему из леса боевиков. И, не давая им очухаться, Ленцов ударил в это огненное месиво из автомата. Когда дым рассеялся, на черном, обугленном снегу тут и там бугрились изуродованные тела боевиков. Уцелевшие «чечи» торопливо отползали под защиту кустов. За некоторыми из них тянулись кровавые следы. Ленцов быстро сменил позицию – переполз к развилке старой ивы и замер. И вовремя. Спустя мгновение воздух распороли сотни пуль. Трещали срезаемые ими ветки, визжали отрикошетившие пули. Но били боевики не прицельно, куда попало, так и не поняв, где же находится позиция русского огнеметчика. Спустя несколько минут стрельба стихла, и от леса к проходу, сгибаясь, то дело приникая к земле, устремились два боевика. Подождав, пока они окажутся на расстоянии броска гранаты, Ленцов рванул чеку из «лимонки» и, разжав ладонь, отпустил предохранительный рычаг. Выждав мгновение, он коротким резким броском отправил гранату в боевиков. Как он и рассчитал, взрыв прогремел в воздухе над головами боевиков, навсегда пригвоздив их к земле. Воздух вновь распороли выстрелы. Ленцов по-пластунски переполз на новую позицию. Еще дважды пытались боевики прорваться через проход в болоте и оба раза откатывались, оставляя убитых и раненых. Наконец, решив, что прорваться здесь не удастся, боевики бросились искать путь вокруг болота. Воспользовавшись этим, Ленцов отошел и через час нагнал свою группу, к которой уже подходили на помощь роты полка…

А еще через несколько минут по лагерю боевиков уже мощно работала артиллерия группировки, чей огонь вызвали и скорректировали разведчики…

Когда утром на место боя вышли передовые части полка, только у болота валялось более двадцати обугленных и разорванных тел боевиков.

Вечером того же дня командир полка полковник Юрий Эм представил рядового Михаила Ленцова к званию Героя…

АЛЛАХ АКБАР!

Свято блюдя традиции военной разведки, спецназовцы не любят представляться. Так повелось исстари, что уходящий за линию фронта в тыл врага боец оставляет свое имя, свое прошлое тем, кто остается. Ни одного документа, ни клочка бумаги, которые могли бы рассказать врагу о том, кто это был, если группа погибнет и враги будут обшаривать мертвые тела. Только оружие, боеприпасы и радиопозывной. Один на всех. Но даже он лишь кодовое слово в голове командира группы и радиста… Ибо одна «засветка», и у самой подготовленной группы не останется ни одного шанса выжить. Ведь как бы ни был подготовлен спецназовец, жизнь его обрывается самой обычной пулей. Обнаруженная, окруженная в десятках километров от фронта группа обречена. Две недели назад погибла  разведгруппа соседней бригады. Командир, заблудившись в густом тумане, вышел прямо на засаду боевиков. Из четырнадцати бойцов в неравном бою пало двенадцать. Двое ранеными попали в плен.

Но бывают и почти комичные ситуации. Так, на подступах к Аргуну одной из разведгрупп ГРУ была поставлена задача выйти скрытно в тыл к боевикам, замаскироваться и наводить артиллерию и авиацию на обнаруженного противника. Под утро группа заняла позицию на старом, еще с прошлой войны, опорном пункте. Пока серая предрассветная хмарь не рассеялась низким зимним солнцем, бойцы после ночного марш-броска торопливо приводили себя в порядок, готовясь на долгие часы залечь в «секреты». Один из них – снайпер группы – присел на поваленное дерево перемотать сбившуюся портянку. И едва он успел стянуть сапог, как захрустела под чьими-то ногами помороженная прошлогодняя листва и прямо на снайпера из темноты вышел здоровый боевик с пулеметом в руках. Увидев сидящего на стволе спецназовца и, видимо, приняв его за кого-то из своих, он бодро бросил:

– Аллах акбар!

– Аллах акбар! – откликнулся разведчик, сообразив, что «дух» обознался.

Тот опустился рядом на бревно, и, поставив пулемет между ног, вытащил из кармана сигареты, протянул их спецназовцу.

– Я травкы в них забил. Курны, брат, на дорожку. Хорошо бэрет!

– Да не хочется что-то.

– Зря. А я под кайфом этих свинэй лучше рэжу… – Тут он наконец присмотрелся к сидящему рядом разведчику. – Э, брат, а ты откуда?

– Из русского спецназа, брат…

На мгновение повисла тишина.

…У «чеча» пулемет между ног, у разведчика винтовка приставлена к бревну…

Боевик рванул с пояса нож и наотмашь ударил им спецназовца. Но на пол пути его рука попала в жесткий блок ладоней, и через мгновение борьбы нож выпал из выкрученной в суставе руки. А еще через мгновение уже нож спецназовца метнулся к горлу чечена. Каким-то чудом тот увернулся, и сталь только распахала лицо от глаза до уха.

– Виктор! Микола! – взвизгнул было боевик, но второй удар заткнул его навечно. Русский клинок вошел в его ухо по самую рукоять…

– Чего орешь, Ширвани! – раздалось из темноты – Опять обкурился, бисова душа?! Москалив на тебя нет.

Стало ясно, с кем перепутал его «чеч».

Разведчик буквально рухнул за трофейный пулемет, а через мгновение из темноты уже вычертились две фигуры.

– Ну, ты где?

Ответом им была длинная очередь в упор, буквально изрешетившая боевиков. В темноте кто-то закричал. И тотчас по всему опорному пункту густо затрещали выстрелы. Бой был короток. Разведгруппа боевиков, состоявшая из чеченцев и украинских наемников, переодетых в российскую форму, беспечно заночевавшая на старых позициях, была почти полностью уничтожена. Наши разведчики отошли без потерь.

ВПЕРЕД, ДЕСАНТ!

Группировка ВДВ – это сплоченный единый кулак. Именно поэтому здесь меньше всего потерь, а одно имя ВДВ вгоняет в тоску самых отчаянных боевиков.

Вообще, наблюдая за жизнью и бытом наших десантников, я все чаще ловил себя на странном чувстве растерянности и восхищения этими людьми. Все же, как бы там ни говорили, но ВДВ – подлинная элита армии.

Они живут, выполняют задачи, сохраняют боеготовность и свой особый, ни на что не похожий десантный дух. Водитель подорвавшегося бэтээра, сам будучи тяжело контуженным, теряя сознание, смог остановить неуправляемую машину, вывернуть в сторону от обрыва, спасти товарищей – и лишь затем потерял сознание. Это ВДВ!

Ленцов – это ВДВ!

Юрьев – это ВДВ!

Эм – это ВДВ!

Честь и слава России – ВДВ!

Грозный-2000

ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТОЕ ДЕКАБРЯ

Занесенный снегом мертвый город. Бетонные скелеты руин. Непрерывный грохот разрывов, сливающийся в чудовищные по своей мощи очереди. Земля, а точнее развалины пятиэтажки, под ногами ходит ходуном. Это работает по передовым позициям боевиков наша артиллерия. Снаряды рвутся всего в ста метрах от нас. Все это уже было! Дежавю!

Такой же январь, такой же снег, те же руины. Вой снарядов, разрывы. Запах смерти: кислый – толовый, смрадный – пожарищ. Сырая муть тумана, утягивающиеся к небу жирные, черные клубы горящей нефти. Все это уже было!

Пять лет назад я вот так же лежал в километре от дворца Дудаева, вжимаясь в угол между разбитым холодильником и растрескавшимися стенами. И так же била по позициям боевиков артиллерия. Но то была другая война.

…Армия, умывшаяся кровью в новогоднюю ночь, потерявшая за несколько часов на улицах города сотни своих солдат и офицеров, большую часть техники, почти разгромленная, деморализованная, цеплялась ротами и взводами за дома и скверы, ценой огромных потерь закреплялась, замуровывалась в бетон, выравнивала положение. Шел январь 95-го. А на улицах валялись трупы наших солдат, павших еще 31 декабря, и городские псы, обожравшиеся мертвечины, лениво обнюхивали обгрызенные руки и лица.

И вот теперь, в январе 2000-го, мы вновь берем Грозный. Но сегодня его берет уже совсем другая армия. Обученная, собранная, осторожная. Берет не на «ура», любой ценой, «к юбилею». А методично, день за днем, дом за домом, метр за метром.

Нет. Эту войну нельзя сравнивать с той. Нельзя хотя бы потому, что сегодня нам противостоит совсем другой противник. В начале той войны на сотню боевиков приходилось не больше десяти обстрелянных опытных бойцов. Отряды их действовали вразнобой, хаотично, без особого плана. Теперь против нас дерутся отлично подготовленные профессионалы, прекрасно вооруженные, экипированные, организованные в сплоченные группы и отряды. Раньше наемников мерили десятками, теперь их сотни. Чеченские генералы сделали все, чтобы превратить Чечню в неприступную крепость и умыть русских собственной кровью. Но вышло иначе. Кровью умываются они сами. Потери боевиков в среднем шесть «бородатых» за одного нашего. Но сражаться приходится буквально за каждый метр.

Боевики дерутся с яростью обреченных. Консервный завод (в прошлую войну я жил там несколько дней у разведчиков 45-го полка спецназа) уже трижды переходил из рук в руки. Командиры поспешили отрапортовать о взятии моста через Сунжу, но к утру боевики вновь отбили его. Бои на «Минутке» не утихают уже две недели.

…Уже никто не помнит, как называется эта площадь по-настоящему. «Минуткой» ее прозвали из-за маленького кафе «Минутка», стоявшего здесь до штурма. В прошлую войну «Минутку» брала морская пехота. Был день, когда от черных морпеховских бушлатов, распятых пулями на снегу, рябило в глазах.

Но нам до площади еще почти километр.

* * *

…506-й полк готовится к третьей атаке. Роты накапливаются за непростреливаемыми стенами, бойцы торопливо забивают патронами магазины и пулеметные ленты, готовят «Мухи» и «Шмели», рассовывают по карманам гранаты из только что вскрытого ящика. Снайперы, не дожидаясь окончания артналета, расползаются по «лежкам». Сейчас закончит работать артиллерия, и полк рванется вперед через улицу к остовам двух девятиэтажек, в которых засел духовский отряд. Две предыдущие атаки захлебывались на подступах. Плотный огонь прижимал пехоту к земле, и приходилось, обкидавшись дымовыми шашками, отступать, вытаскивая на себе убитых и раненых. Двух «двухсотых» и четверых «трехсотых» увезла санитарная «метла» – МТЛБ. Один «двухсотый» так и остался на нейтралке.

За шиворот сыплется сбитая шальным осколком штукатурка. Беззлобно матерится прапорщик – бывший старшина, а теперь ротный, принявший час назад роту. Он уже четвертый по счету ротный. Первый погиб неделю назад. Второго ранили позавчера. Третьего – час назад. К вечеру роту примет кто-нибудь из офицеров, но пока рядом никого старше прапорщика нет.

Вообще полком 506-й остался только на штабных бумагах и картах. За неделю городских боев из строя выбыла почти треть его личного состава. В ротах осталось по двадцать-тридцать человек. В батальонах – восемьдесят-сто. Число погибших перевалило за тридцать. Люди на пределе измотанности. Но ни жалоб, ни просьб о замене. Только угрюмая решимость идти вперед. И валить! валить! валить! боевиков.

Когда пыль, поднятая разрывами снарядов, осела, выяснилось, что штурмовать уже практически нечего. Вместо стоявших еще час назад апокалипсических «скелетов» девятиэтажек перед глазами горбатились обломками стен два огромных бетонно-каменных холма, курившихся тут и там серо-черными дымами. За ними в глубине улицы открылась скрытая до этого пятиподъездная пятиэтажка. И из нее тотчас защелкали выстрелы снайперов.

– Твою мать! – устало выдохнул прапорщик. – Начинай все сначала!

– Эти, что ли, отошли? – спросил об открывших огонь снайперах кто-то из бойцов.

– Хрен его знает. Там тоннелей нарыто – немерено. А может, уже другие. Этим-то не очень дали очухаться.

Корректировщики тотчас начинают связываться с цэбэу – центром боевого управления, запрашивать огонь по новой цели. Комбат докладывает на «Динамо» – в штаб Трошева – обстановку. Штаб останавливает атаку. Приказ один – беречь людей!

В ожидании очередного артобстрела свободный народ разбредается по подвалу, устраиваясь кому как удобно. Закуривает, притыкается к углам, дремлет. Все это под «аккомпанемент» разгорающейся перестрелки. Сухо трещат выстрелы снайперов, захлебываются пулеметы, ухают разрывы «граников».

– Сейчас будут работать «Тюльпаны»! кричит сквозь грохот стрельбы корректировщик. И любопытные приникают – кто к бойницам, кто к проломам. Выглядывают осторожно, хоронясь от снайперов. Но любопытство сильнее.

«Тюльпан» – сверхмощный миномет. В начале 90-х командование решило, что орудия большой мощности Российской армии не нужны. И все «Тюльпаны», «Пионы» и еще ряд систем были отправлены на базы хранения. По логике командования того времени, они мешали мобильности «новой» Российской армии. Сегодня в Грозном глупость этого решения видна особенно явно. У армии не оказалось артиллерии, способной разрушать сильно защищенные объекты противника. Бункеры, штабы, склады.

И пришлось буквально заново создавать артиллерию особой мощности. Восстанавливать и вводить в строй. Теперь «Тюльпаны» – одно из самых эффективных средств борьбы с бункерами и блиндажами боевиков. Двухсоткилограммовая мина «Смельчак» корректируется в полете и способна поражать цели размером буквально в несколько сантиметров.

Где-то далеко тяжело ухнули залпы. И через мгновение пол под ногами заходил ходуном от близких разрывов. Судя по мощи разрывов, это работает «Мета». Неожиданно откуда-то из зенита на крышу пятиэтажки стремительно упала какая-то жирная черная «капля». Она словно впиталась крышей. Прошло мгновение-полтора, и вдруг бетон под ногами буквально вздыбился от чудовищного взрыва. С потолка дождем посыпалась штукатурка и куски лопнувшего бетона. А два средних подъезда пятиэтажки, как в замедленном кино, беззвучно лопнули и сложились до основания. Так работает «Тюльпан»…

К ночи первый батальон 506-го полка взял пятиэтажку и закрепился на другой стороне улицы. Очередные триста метров пройдены. За них отдали жизнь четверо бойцов и один офицер. Десять человек выбыло из строя по ранению…

Вечером я вдруг вспомнил, как на прошлой войне в брошенных на штурм в новогоднюю ночь частях офицеры вели свой календарь.

– Это для кого-то сегодня 31, – объяснял мне тогда комбат вэдэвэшного спецназа. – А у нас 44 декабря…

Двухтысячный год многие части тоже встретили на передовой, а не дома за бутылкой шампанского. И значит, для очень многих русских мужиков сегодня еще 56 декабря прошлого тысячелетия…

РАЙ ПОД ТЕНЬЮ САБЕЛЬ?

…Когда видишь, какая мощь стянута под Грозный, эти бесконечные поля, заполненные техникой, военными лагерями, рядами пушек и колоннами машин; когда видишь, как дивизион сверхмощной артиллерии выбрасывает в день по восемьсот снарядов и буквально засыпает позиции боевиков, но те стоят под огненным шквалом насмерть; когда видишь, как каждый день десятки самолетов обрушивают на их окопы и блиндажи сотни тонн бомб и ракет, но уцелевшие под бомбежкой боевики вновь встречают наступающие части огнем, то поневоле начинаешь уважать этот народ. Стойкость его мужчин, мужество и терпение его женщин. Сначала я стыдился этого, казалось бы, запретного к врагу чувства, гнал его от себя, но когда я услышал эти же слова от многих солдат и офицеров, то понял, что в уважении к врагу нет ничего стыдного. Врага можно и нужно уважать. Иначе его невозможно победить.

Да, я уважаю этих врагов. Уважаю этот народ, бросивший вызов великой России. Не побоявшийся огромной военной мощи Империи, гордый, стойкий, злой.

Да – злой! Когда я вижу видеокадры зверских казней, когда на экране режут глотки живым людям, рубят головы, отрезают пальцы, когда я вижу обезображенные нечеловеческими пытками тела солдат и офицеров, я понимаю, что ненавижу этого врага. Я пытаюсь понять и не могу понять логику их операторов, смакующих смерть и пытки безоружных пленников. Я пытаюсь понять и не могу понять зверские убийства русских стариков, женщин и детей только за то, что они русские. Я пытаюсь понять, что заставляет чеченцев делать ни в чем не повинных людей рабами, гордиться и хвастаться жестокостью к беззащитным, смаковать зверства, культивировать ненависть и месть.

И когда я вижу глаза русского раба, семь лет гнувшего спину на семью каких-нибудь Басаевых, когда я вижу глаза русской девочки, у которой на глазах вырезали всю семью, а ее саму, десятилетней, кинули в бардак для арабских наемников, во мне умирает жалость.

Да, я уважаю этого врага, но во мне нет жалости к нему, нет милосердия.

* * *

…Мне попался в руки интересный документ – отчет о сессии Верховного Совета с постановлением о возвращении репрессированных чеченцев из мест ссылки. Все чин чином. «Слушали… Постановили…» И вдруг фраза: «…Присутствовавшие в зале старейшины чечено-ингушского народа обратились к Верховному Совету Союза Советских Социалистических Республик со словами глубокой и искренней благодарности за мудрость этого решения и клятвенно уверили присутствовавших в вечной верности чеченцев и ингушей братской семье советских народов». Вот так: «Вечная верность…» Всего через сорок лет после тех «горячих клятв» дети и внуки тех «старейшин» устроят «братским народам» концлагерь в отдельно взятой республике.

Я пытаюсь понять, чего не хватало чеченцам в Советском Союзе? Чем были они притеснены или чего лишены? Видит бог – уровень жизни на моей родной Смоленщине был несравнимо ниже того уровня, что был в Чечне. Так что это, месть за события стопятидесятилетней давности? Но почему дагестанцы, так же храбро воевавшие против войск «Белого царя», сегодня мирно и спокойно живут в России? Кто завещал чеченцам месть? Шамиль? Но во всех своих письмах из плена он призывал соотечественников жить в мире и дружбе с Россией. Раскаивался в бессмысленной борьбе.

Тогда почему здесь сегодня идет война? Ведь казалось бы, де-факто чеченцы получили свободу пять лет назад. Россия ушла из Чечни. И даже был подписан торжественный мир и с помпой объявлено об «окончании стопятидесятилетней войны». Почему тогда в августе этого года тысячные группировки Басаева и Хаттаба вторглись в Россию? Чего им не хватало?

Вопросы без ответов.

* * *

…Рынок Урус-Мартана. Чеченки торгуются, спорят, таскают товар. На прилавках сахар, сигареты, конфеты, чай, консервы, макароны. В мешках мука и крупа. Все «завозное», импортное или российское. Чеченцы особняком стоят в стороне. Торговля на рынке не мужское дело. Взгляды недобрые. Почти в каждом инстинктивно представляешь боевика. Конечно, это излишняя мнительность, но среди разглядывающих нас чеченцев наверняка есть те, кто по ночам достает спрятанное оружие и обстреливает нашу комендатуру. Последний такой обстрел был сегодня ночью.

– Знаешь, как переводится «Урус-Мартан»? – дергает меня за рукав молодой нахальный чеченец. – Русская смерть, русская могила.

И он вызывающе заглядывает мне в глаза. Взгляда я не отвожу. И с минуту мы буквально едим друг друга глазами. Потом он отворачивается, презрительно сплевывает и отходит. Сюрреализм! Захваченное село буквально упивается своей безнаказанностью. Попробовал бы кто-нибудь из русских сказать что-то подобное чеченскому боевику. Убили бы на месте. Голову отрезали. Но мы «цивилизованные», и потому мы терпим и молча сносим оскорбления и нахальство. Только в глазах чеченцев это не доблесть. Это трусость и слабодушие. Здесь в почете только сила…