Текст книги "Курьер. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Владислав Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Космопорт А?йзис. Громкое название пустыря на гигантском марсианском плато, который тем не менее известен на всю Систему. Дело даже не в том, что это единственный действующий космопорт на Марсе, и даже, пожалуй, не в том, что на его закладку ушли миллиарды кредитов, так как проекты то согласовывались, то отклонялись, то утверждались, то гибли под ворохами макулатуры, а строительство всё шло да шло разными темпами, в результате чего космопорт сейчас похож на шизоидного дикобраза-неврастеника, у которого иглы-строения разнокалиберны, различны по своему типу и культуре постройки, многие наклонены, многие не достроены и прочая-прочая… Дело не в этом. Известность Айзиса начиналась с того факта, что Марс ещё со времён первых колонизаций, когда начинали строиться гигантские орбитальные города на Венере и Юпитере, заводы на Луне и спутниках Юпитера и Сатурна, внезапно ни с того ни с сего объявил себя обособленной колонией. Новость эта мигом облетела весь колонизированный на то время сектор Системы и стала шоком для мировой общественности. Марс… Вторая колыбель человечества после Земли. И столь неожиданное решение об обособленности.

Тогдашний Президент Земной Федерации (а сейчас Генеральный Директор Федерации и состоящий при нём Круг Управляющих) решили ни с кем не ссориться и удовлетворить требования колонистов. Как только выход Марса из коалиции по освоению Системы был документально подтверждён, правительство Федерации сразу же наложило запрет Марсу на торговлю с другими колониями за исключением самого необходимого. Сквозь моментально организованную торговую блокаду прорывались либо самые сорвиголовы, либо контрабандисты, либо взяточники. А поскольку Марс хоть криво но развивался, то этого теневого товарооборота, который к тому же невозможно было обложить налогом ввиду его официального отсутствия, ему явно не хватало. Через семнадцать лет правительство Марса запросило пощады. Президент поступила благоразумно: по её приказу часть патрулей была распущена, часть переведена во Внешнее Кольцо формирующейся СБФ, часть расстреляна за взяточничество – их корабли вместо списания практичные земляне продали втридорога марсианским колонистам – торговая блокада была сразу же снята, а через несколько дней была официально объявлена торговая независимость Марса и прочая-прочая… Колонисты сами не заметили, как в очередной раз сели в лужу: закупив устаревшие патрульные корабли, правительство наказало себя огромными суммами кредитов, которые расходовались на поддержание этих кораблей в рабочем состоянии; открыв рынки для межпланетной торговли, правительство едва не погубило местного производителя, заставив его бороться с более дешёвым и качественным импортом; после всего пошли ценовые факторы, культурные факторы и многое-многое другое… Догадавшись о своём промахе, правительство Марса вдруг поняло, что бунтовать ещё раз уже поздно – по всем крупным городам уже расхаживали вооружённые до зубов патрули гвардии СБФ, а за ними туда-сюда сновали насквозь подозрительные личности с ножами за пазухой, могущие оказаться как обычными контрабандистами и пиратами, так и разведчиками недавно организованного Особого корпуса охраны.

Даже сейчас в относительно спокойное время Айзис оставался мега-притоном всякого сброда со всех уголков Системы. В этом я убедился, когда спустился по шлюзу и вышел на примыкающую к порту рыночную площадь. В глазах зарябило от многоцветия, а уши заложило – рёв, шум и гам стоял неимоверный. Слегка обалдевший я протискивался через толпу, а торговцы наперебой, толкаясь и переругиваясь, предлагали и чуть ли не нагло совали мне в руки свой товар. За рыночными рядами виднелись яркие вывески баров и питейных заведений, у входов в которые шушукались разнокалиберные зыркающие по сторонам личности. Возле входа в бар "Луку?лл" как всегда собралась толпа, кто-то кого-то увлечённо бил, и туда уже спешил отряд плечистых мордоворотов в гвардейской форме. Я улыбнулся: "Лукулл"… Наикошмарнейшая забегаловка для всех изнеженных, опрятных, блюстителей закона, любителей чистоты и порядка, а для нас, истинных ценителей жизни во всех её проявлениях, "Лукулл" с момента основания и по сей день был и оставался прекраснейшим заведением, где можно было обсудить различные тайные делишки за стаканчиком "Ро?кко" (лучшее марсианское виски, у них вообще всё спиртное здесь своё, импортом в этой сфере они стараются не грешить), дать кому-нибудь по зубам, обжулить соседа в "Ларст" (запрещённая по всей Системе азартная игра, однако "Лукулл" и ещё несколько забегаловок на Айзисе вне компетенции правоохранительных органов, так уж повелось), срочно продать интересный товарец… На моей памяти в этом заведении пытались продать даже саму подушечку, которую якобы нынешний Голова Марса подкладывает себе под задницу, когда садится на что-нибудь жёсткое. Эх, Айзис, "Лукулл"… Романтика молодых лет!..

Вокруг меня вдруг заплясал, энергично подпрыгивая, низенький, толстенький, лысоватый мужичок. Как-то сразу он не внушил мне особого доверия; возможно, это было вызвано тем, что одет он был в женский расшитый золотом драгоценный парчовый халат с интересной металлической тарелкой на груди; а может здесь дело сыграло то, что он тарахтел как пулемёт на системном с жутким акцентом вдобавок, подталкивая меня своими пухлыми ручонками к находящейся неподалёку палатке. Не внушал он мне доверия, хоть убейте, так как весь он был какой-то странный, дёргался как кукла на ниточках, непрерывно тарахтел что-то своё и упрямо подталкивал меня к входу в палатку.

Мужичок был явно с Юпитера, точнее с орбитальных городов: они там все такие низенькие, толстенькие да и лысеют рано, не то что высокие, прямые, стройные и тощие как полвесла обитатели орбиты Венеры. Радиация на них так сильно влияет, что ли? Или лучи какие космические… Непонятно было, где он откопал такой акцент, я как актёр, пусть даже и бывший, в этих делах разбираюсь тонко. Голос этому парню, саму его манеру говорить явно ставили профессионалы, эвон сейчас старается, аж вспотел. Я посмотрел на палатку – вместительная такая, десяток человек туда вместить можно с лёгкостью; шатёр какой-то прямо, а не палатка. Я расслабился и вздохнул, едва заметно повёл плечами, проверяя готовность мышц, схема стандартная и насквозь понятная, не он первый ею пользуется, не он последний – сейчас заведёт внутрь, что-нибудь покажет для очистки совести, даст пощупать, а потом розыгрыш сценки "потерял сознание, упал, очнулся – гипс". Было бы зачем голову ломать, алиби у него железобетонное: я пытался скрыться с товаром в руке, а что в палатке у него десяток обученных громил с дубинками и парализаторами, так это сиротки…

Значит, мужичка надо будет бить первым и ничего не брать в руки, а то потом не отбрешешься. Мало того, что по организму настучат и ограбят, так ещё и патруль позовут, дескать "Ловите вора!", а в патруле всегда рады дать по зубам ближнему своему. Это же Айзис, оплот вот такой вот романтики. И никаких фильмов о космических пиратах не нужно.

Вот она палатка, хотя нет, пожалуй, все-таки действительно шатёр, уж очень украшен он аляповато, в стиле народов Востока Земли. Я сделал жутко заинтересованное лицо и кивнул, мужичок, едва не выпрыгивая от усердия из своего халата, прокричал еще одну фразу напоследок и колобком вкатился внутрь. Я пожал плечами, постоял пару секунд, раздумывая, благо было над чем призадуматься и голову поломать, и вошёл вслед за ним. "Хасол кумэ квэмме шрака нурк!" – это были его слова, и переводились они примерно так: "Товар предлагать хороший она!". Чего "она"? Обитатели орбиты Юпитера пользуются таким же системным, как и все, однако в торговых делах предпочитают свой язык, какую-то дикую смесь языка Федерации, тайного Торгового языка (за знание его диалекта многие из агентов ОКО отдали бы своё годовое жалованье) и нескольких диалектов народов Востока Земли. Словари обновляются постоянно, но многое так и остаётся загадкой. Что же он всё-таки имел в виду?

Я вошёл в шатёр и замер у входа, готовый чуть что дать дёру, перспектива отмахиваться от выросших на драках и стероидах человекоподобных кабанов торговой охраны меня не прельщала. Торговец отбежал в угол и чем-то там загремел. Я стоял и терпеливо ждал, заодно гадал, зачем он перегородил половину шатра сверху донизу плотной непроницаемой тряпкой, будто занавесом.

Торговец медленно и опасливо приблизился ко мне и снова затарахтел что-то на своём, я немного расслабился, товар он втюхивать пока вроде не собирался, и с трудом разбирал его слова "Молодой… деньги… жена… хороший работа… красавица… брать?". Это было явно вопросом, он замолчал и уставился на меня. Я что-то мыкнул непонимающе и развел руками, я действительно ничего не понимал.

Торговец медленно отошел к занавесу и медленно потянул за шнур, я напрягся и… Охнул. Такого я никак не мог ожидать…

Девушки. Стройные, симпатичные, в нарядах из крохотных тряпочек, которые едва-едва прикрывали интимные места, очень красивые, длинноногие, но…

– Мать твою, – прошептал я непослушными губами. – Ты ж гнида, червяк, работорговец!

Девушки испуганно жались одна к другой; почти полностью обнажённые, несмотря на запуганность и забитость, они были дивно хороши, и каждая буравила меня взглядом полным ужаса, безысходности и слепой яростной надежды.

– Ах ты ж мразь! – я одним прыжком покрыл расстояние, отделявшее меня от торговца живым, как оказалось, товаром и врезал ему от всей своей русской души.

От моего удара, у меня аж костяшки пальцев заныли, мужичок улетел на другой конец шатра и, судя по звукам, что-то там сломал, большое и тяжёлое. Словно бы из ниоткуда вынырнули двое пингвинообразных мордоворотов и, не говоря ни слова, устремились ко мне. Откуда они взялись, из сундука выпрыгнули, что ли? Двое из ларца, одинаковых с лица… У одного я очень удачно поднырнул под удар и, присев и развернувшись, впечатал кулак туда, где за слоем жира скрывались почки. Один хрюкнул и осел. Второй оказался умнее и выхватил дубинку. Я усмехнулся одними губами – люблю я свою работу.

Второго я всё-таки оставил в живых, и с чего бы это я стал таким мягким… Всего-то сломал ему руку в двух местах, а затем долго колотил головой о крышку стола, пока последняя жалобно не хрустнула и не проломилась. Я ни о чём не жалел – закон жизни есть закон жизни: хотят покалечить тебя, покалечь их первым. Отряхнув ладони и встряхнувшись, я свистнул патруль.

Работорговля это серьёзно, очень серьёзно, настолько серьёзно, что ею рискуют заниматься лишь самые крупные компании в Системе, у которых годовой оборот никак не меньше нескольких миллиардов кредитов, да и то тайно. Меньшим компаниям нет смысла лезть в это дело: подкуп чиновников, местных правоохранительных органов, "крыша", запасные варианты, "подарки" судьям в случае провала – всё это обходится слишком уж дорого, потому что работорговля это действительно очень серьёзно. Если уж поймали тебя на этом, поздно стучать кулаком в грудь, решение суда практически всегда одно и то же – высшая мера наказания, то бишь публичная казнь, вариантов нет. Очень, надо сказать, действенный способ. Таким способом на Земле после принятия закона о введении смертной казни за наличие наркотических веществ смогли сократить годовой поток наркотиков в тысячи раз, люди очень быстро задумались о ценности жизни. Разумеется, наркотики не исчезли совсем, было бы глупо даже думать об этом, они просто окончательно ушли в тень, но ведь всегда есть здравый смысл, а для тех, кто его не имеет, всегда существует процент допустимых потерь.

Я вздрогнул и вернулся к реальности, передо мной стоял гвардеец патруля. Шлем он успел снять, и теперь его колючие холодные глаза пристально изучали моё лицо из-под кустистых седых бровей, явно пытаясь угадать, чего от меня можно ожидать и как следует реагировать. Я незаметно передёрнулся: судя по серебряным насечкам на груди и наплечниках брони, а также коварному взгляду, гвардеец давно уже пребывал в звании "мастера", которое примерно соответствовало "сержанту" на Земле, а таких вот ребят я всегда подсознательно старался избегать – уж очень не люблю я их въедливость и придирки, насмотрелся на них, когда бродяжничал в "Лукулле" в молодые годы. За мастером стояло четверо патрульных в полном снаряжении, явно он их гоняет, как следует, вон какие подтянутые.

– Что произошло… сэр? По какой причине была активирована "тревожная консоль"? – отчеканил он и замер в ожидании ответа, его иссечённое шрамами лицо не выражало никаких эмоций.

– Да вот, даже не представляю, – я пожал плечами и с недоумением хмыкнул. – Проходил мимо, решил заглянуть, всё ж таки это Айзис, тут много чего интересного по таким вот местам разложено; заглянул внутрь, а они там все лежат как убитые и девушки пищат. Ну я и подумал… – не придумав, что же я подумал, я махнул рукой в сторону палатки и как можно более простецки вздохнул, изобразив на лице полную покорность закону и служителям его.

– Что вы подумали, сэр? – его лицо хищно исказилось, а мышцы напряглись.

– Вы знаете, – я снизошел до доверительного шепота и наклонился поближе к уху мастера патруля гвардии, – у меня стойкое подозрение, что у этих, кто в палатке, возник какой-то спор друг меж другом. Мне так кажется, что лежат они так, будто передрались между собой, да и девушки эти опять же…

– "Когда кажется, креститься нужно", так говорил Триединый, – холодно процитировал мастер патруля и недовольно отодвинулся. Судя по презрительно сжатым губам, в моём лице он нашёл ещё одного придурка из местных приживал, которые всегда горят желанием насолить ближнему своему и постоянно капают на уши гвардии о нарушениях закона тех или иных личностей. Ну нашёл и нашёл, хвала звёздам, мне же лучше…

– А что ты там про девушек сказал? – нахмурился он.

– А вы загляните в палатку, – я простецки пожал плечами, – сами всё поймёте.

Гвардеец посмотрел мне в глаза, окинул взглядом фигуру, затем, не поворачивая головы, коротко рявкнул, двое бравых парней, в шлемах, броня активирована, судя по мигающим огонькам на предплечьях, наготове парализаторы, ворвались в палатку, грамотно прикрывая друг друга. Я разинул рот, всем своим видом изображая восхищение героями и обалдевая от увиденного, с трудом давя улыбку: любят дети поиграть в войну, этого у них не отнять, потому и парятся в броне и шлемах при такой-то жаре. А ведь всем известно, особенно насквозь продувным мордам, которых полным-полно в любом порту вроде Айзиса, что гвардейская броня "ГаРМ I" даже от пистолетной пули не убережёт, ежели с десятка шагов пальнуть, да и виброножи её порезать могут, если постараться, конечно. Зато красивая она – этого у неё не отнять – чёрно-серебристая, вся блестит, чешуйки наложены друг на друга по принципу рыбьей чешуи и переливаются на солнышке, нагрудник весь рифлёный, в узорах…

Ещё двое заученными движениями встали у входа в палатку, прикрывая тех, кто вошёл. Моя челюсть упала до пола, я завистливо застонал, демонстративно ковыряясь пальцем в носу. Увидев это, мастер презрительно сплюнул себе под ноги и отвернулся, а я затрясся от еле сдерживаемого смеха, прилагая немыслимые усилия, чтобы не заржать во весь голос как самый невоспитанный на свете конь. В этот миг из палатки вынырнула голова одного из патрульных – я подавился уже готовым вырваться смешком и сделал максимально простоватое и глуповатое лицо – забрало его шлема было приподнято и видно было, что глаза гвардейца возбуждённо блестят.

– Мастер, ситуация внештатная, – доложил он, – понадобятся люди из Белой Башни. Предполагаемые виновные обезврежены.

– Что там? – недовольным голосом поинтересовался командир.

– Взгляните лучше сами, сэр, – ответил гвардеец и вновь нырнул внутрь.

Мастер тяжко но бесшумно вздохнул, еле заметно пожал плечами, но вошёл вслед за подчинённым в шатёр. Не было его буквально секунду, выйдя оттуда, он быстро подошёл ко мне.

– Это вы их там… так? – спросил он и снова уставился своим тяжёлым гипнотизирующим взглядом.

– Да как вы можете так обо мне думать? – возмутился я. – Я простой служащий порта, делал обход торговых точек и баров, заметил палатку вот, на отшибе, решил заглянуть, а там такое… Что вы, господин мастер гвардии, да разве ж я могу их так… Это же… – я замолчал не в силах высказать своим тугодумным умишком всю сложность свалившейся вдруг из ниоткуда проблемы. Нет, ну надо же было такому произойти, да еще и именно в мою-то смену. Я тут, значит, обходы делаю, а они там, значит, валяются, да ещё и девочки пищат! Непонятны дела твои, Триединый! Ох, непонятны и загадочны…

Гвардеец схватил меня за предплечье и притянул к себе, я поспешно расслабил мышцы, слегка сгорбился и отстранился, сделав испуганные глаза, даже слегка приподнял руки, страшась внезапного удара.

– Парень, – прошипел он мне в лицо, ну вот, нос уже заплевал мне, верблюд невоспитанный, – не шути с такими вещами! Ты понимаешь, чему ты был свидетелем? Это работорговля! Сейчас здесь будут клирики Белой Башни. Признайся лучше сразу, что ты дружкам своим по шеям надавал и решил сдать их, а компенсацию себе забрать. Какой из тебя нахрен работник порта?! Да ты такой же служащий, как я…

Его лицо исказила гримаса бешенства, голос опустился до явственного рычания, судя по всему гвардеец едва сдерживался, чтобы не оглушить меня парализатором. "Тоже мне, – подумал я, – дилетант, комедиант. В Пермском училище клоунов небось обучался. Ярость он мне тут разыгрывает. Ты мне отпечатки пальчиков предъяви, а коли нету таких, то и не плюйся. А таких точно нету, вон глаза так и косят на выход из палатки, доклада ждёт, а его всё нет и нет…".

– Господин верх-мастер, – мой голос задрожал и сделался плаксивым, – что вы?! Какие дружки, говорю вам, я служащий порта, здесь в "Лукулле" чистильщиком работаю. Коли не верите, спросите у Карте?са Бо?рма, он надо мной начальник. Имя моё Думла?н Ра?би, чистильщик я… Какие дружки, господин лидер?! Какая работорговля?!

– Какой я тебе, к Безымянному, лидер? – рука, вцепившаяся в меня, наконец, разжалась и отпустила моё предплечье.

Я отступил назад, пугливо озираясь, и потёр руку, губа моя подрагивала, мне очень хотелось закричать, зарыдать и убежать куда глаза глядят. Мастер презрительно скривился, едва не плюнул снова под ноги, однако предупредил:

– Не вздумай убегать, враз догоню и все ноги переломаю! Ты у меня сейчас на большом подозрении, парень…

Из палатки высунулась голова ещё одного патрульного с роскошными усами на породистом лошадином лице и печально помотала сама собой, мастер напрягся, я тоже.

– Ладно, парень, повезло тебе сегодня, – прорычал, повернувшись, гвардеец мне в лицо. – А теперь вали отсюда быстро, пока клирики не прибыли! И запомни, я проверю твой гадюшник, и если выясню, что никакого Думлана Раби и Картеса Борма не существует, я тебя из-под земли откопаю и тогда уж точно убью! А теперь пошёл вон!

Я помедлил, страх окончательно заморозил мозги недалёкого чистильщика бара "Лукулл", и он не знал, что делать дальше: окончательно пасть духом и позволить гвардии забрать себя или же бежать со всех ног подальше от этого страшного, ужасного и могучего мастера, забежать в кладовку, запереться там и тихо-тихо страдать в обнимку с роботами-уборщиками и автоматическими швабрами, страдать и тихо ненавидеть этих чёрно-серебряных за их власть, хамство и полную безнаказанность. Бедный Думлан Раби не знал, как поступить… С ответом его выручил мастер патруля.

– Да пшёл прочь отсюда! – гаркнул он и чувствительно приложил утяжелённым ботинком мне пониже спины, придав ускорения.

Я едва не упал и быстренько отбежал подальше, обернулся, успев заметить, как мастер входит в палатку, как закрывается за ним полог, и тут меня закружила, завертела толпа, разлившаяся как река в половодье по Айзису. Я позволил себе, наконец, разогнуться, вдохнуть полной грудью, согнать с лица раболепную улыбочку и зауважать себя. Эх, умею же, когда хочу. Не зря ведь меня когда-то многие гордо называли Андрей Первозванный, но, увы, это было ещё в театре, в годы горячо и пылко любимой молодости, мои выходы на сцену… М-да… Сейчас же мой талантик спас меня от подозрений гвардейца и избавил от невообразимой бумажной и следственной волокиты. О клириках и Инквизиторах я вообще молчу: их боится вся Система и за дело боится. Белая Башня – своеобразная инквизиция при марсианской церкви Триединого. В Федерации, на Плутоне, Венере, Юпитере да и везде практически уже позабыли о вере, о религии, о Боге и о богах, постоянные упоминания "Слава Триединому", "Во славу твою, Извечный" и прочие, связанные с упоминанием Триединого, носят спорадический характер и скорее пародийны, нежели несут какой-либо религиозный контекст. На Марсе всё не так: есть церковь, есть храмы, монастыри, соборы, есть даже Базилика на экваториальном плато близ Мара?ха (нынешняя столица Марса), одна вера, есть её толкования и вероучения и есть… Белая Башня. С каким удовольствием Инквизиторы берутся за всех подозрительных, а особенно за рабо– и наркоторговцев, описывать я не буду. Одни только способы добывания информации, которые используют Инквизиторы, могут вызвать продолжительную бессонницу и паническую боязнь всего острого и режущего.

Занимая место в очереди на поезд, я загривком вдруг почувствовал острый взгляд, от которого зачесалось у меня под лопаткой, так будто под неё уже были готовы воткнуть нож. Захотелось обернуться, однако усилием воли я сдержался, ничем не выказав тревоги. Если это мастер патруля, то пусть смотрит, пусть только попробует доказать, что я это не я, что на меня можно свалить вину за разборки среди работорговцев, отпечатков моих пальцев там уже нет (не первый день на свете живём, школа "Лукулла" и тамошних мордобоев быстро делает из пельменя человека), а касательно имени и должности чистильщика… Ха, пусть проверяет, в "Лукулле" статистика напрочь расходится с официальной, бывает, что по одному имени проходят два, а то и три совершенно разных человека, так что… Другое дело, если это не мастер мне спину взглядом буравит… А кто тогда? Я почесал лопатку и аккуратненько так, не спеша, лениво обернулся, мазнул взглядом уставшего от трудовых дел человека по толпе, однако… Нифига я не нашел. Никого и ничего. Бывает же такое… Ой, бывает. Очередь за мной здоровая тянется, марсианские поезда всегда напоминают мне родные российские, которых можно ждать и два часа и пять минут, как повезёт, люди само собой злы и раздражены, но, могу поклясться, что смерти никто из них мне не желает, значит не оттуда мне в спину нож хотят воткнуть. Но вот откуда?

Я задумался и тут же ощутил резкий тычок под рёбра. Я резко обернулся, готовясь дать сдачи, однако уткнулся носом в размалёванное макияжем лицо местной трехтонной Золушки, которая в изысканных выражениях посоветовала мне "не тормозить и поскорее садиться". Поезд, оказывается, уже подошёл, а я-то, дурень, прошляпил.

Ну что ж… На работу!

Глава 4

– У меня для тебя предложение, русский…

Её слова подействовали на меня как удар тока, но немного не так, как она, наверняка, рассчитывала. Вместо того, чтобы окончательно сломаться и превратиться в болванчика, пускающего розовые слюни и сопли от умиления, я отрезвился и теперь соображал куда лучше и чётче и понял, что… Понял, что…

Чёрт, какая сволочь на меня пялится?! В самый интересный момент вдобавок!

Я поднял голову и осмотрелся, краем глаза я подметил возбуждённое состояние моей новой знакомой и до поры до времени решил играть по её правилам. Я уже решил для себя, что непременно сегодняшней ночью она будет моей или я не мужик, а не знаю кто… Что…

Я повернул голову и замер. И было от чего! В меня целились! Какой-то парень в элегантном чёрном костюме и чёрных солнцезащитных очках стоял в десятке метров от меня и рассматривал мою черепушку сквозь мушку своего пистолета. Мимо моих глаз промелькнула вся моя жизнь, разум лихорадочно заметался, ища выход, но что тут можно поделать?! Прыгать в сторону? Упасть под стол? В любом случае он успеет выстрелить, а тонкий ресторанный стол – плохое укрытие. Секунды потекли как часы. Я оглянулся на Шелу, её яростное лицо в тот миг я запомнил навсегда и даже сейчас оно всё ещё свежо в моей памяти. Помню, она выкрикнула какое-то странное слово: то ли "гриб", то ли "грим", а потом швырнула меня через стол. Раздался громкий хлопок, пуля тяжело зыкнула над головой, но я уже падал, сметая со стола бутылку "Грацци", салфетки, полупустые фужеры и прочую дребедень, а рядом со мной падала Шела.

Её рука ухватила мою, сильный рывок вздёрнул меня на ноги, я ошеломлённо замер: всё вокруг казалось остановившимся, перевернувшийся стол падал, казалось, целую вечность, люди вокруг и предметы словно бы замерли по команде "Стоп! Пауза!", мой фужер с остатками "Грацци" и капли веером вокруг него, зависшие в воздухе, – всё это сбивало меня с толку.

– Да шевелись же, идиот!

Крик Шелы вырвал меня из ступора, и я скользнул за ней своеобразным прицепом, так как она ещё не соизволила отпустить мою руку. В мгновение ока она запрыгнула на ближайший стол, пробежалась по нему, пиная посуду, пустую и не очень, и прыгнула вперед. Я как дурак, естественно, рванул за ней, чтобы чуть ли не сразу с воплем отшатнуться. Я забыл, что ресторанчик находится на крыше одного из многоквартирных домов, и сейчас под нами было метров двести свободного падения прямо на центральную городскую дорогу.

– Ты сдурела?! – мой вопль был услышан, наверное, даже на Земле.

– Прыгаем, трус!

Оттолкнувшись от ограждений, Шела сиганула вниз. До меня снова не сразу допёрло, что руку мою она всё ещё сжимала. Возле уха зыкнула ещё одна пуля, она ударила мне в плечо и прошла навылет. Но я не чувствовал боли, я уже летел вниз… И умирал от страха…

Потом был яркий свет, и снова непонятный крик Шелы: "гриб"? Или всё-таки "грим"? Хотя причём тут?..

– Андрей!

Это прозвучало слишком резко, как удар кнута; я дико всхрапнул и очнулся. Похлопал ресницами, прогоняя сон, и с трудом сфокусировал взгляд на обрюзгшем, похожем на бульдожью морду в старости лице своего начальника. Он был в гневе и ходил из угла в угол, сопел, покряхтывал, жевал свой вечно слюнявый язык и плямкал губами. С нахмуренными бровями ему это очень шло. Я незаметно стёр со щеки его случайный плевок, угодивший на этот раз, впрочем, достаточно метко.

– Простите, Зизольдий Гурабанович, отвлёкся немного, – я решил, что немного раболепства в голосе не помешает, старику ведь ужасно нравилось, когда его все слушались и все подчинялись, что в общем-то происходило достаточно редко.

Поэтому я помолчал секунду-другую и добавил:

– Милостью Триединого, хранителя нашего времени и всего сущего, простите…

– Помолчи, Андрей, – буркнул он неприязненно. – Мало того, что как ребёнок соску выклянчил этот заказ, опоздал на работу, так ещё и умудрился заснуть на инструктаже! Ну что за свинство-то такое?!

– Простите пожа… – вякнул я было.

– Молчать, когда тебя спрашивают! Значит так, любезный, коли уж ты так спать хочешь, бедняга, то вот тебе вводная! Вирр получишь у Грэя, мнемо-запись у Сла?вена. Обратишься к Кузьме за всем необходимым, потом к Грину! Всё! Брысь отседова…

– Зизольдий Гурабанович… – я попытался было наладить контакт, однако вредный старик быстро расписался в инструктаже и в "обязаловке" (заявление специального обязательного рода, которое составляет каждый курьер перед выходом на задание на случай собственной гибели), вручил мне кипу бумажек и весьма невежливо вытолкал за дверь.

Я немного постоял, напряжённо прислушиваясь. Из кабинета начальника доносилось глухое бормотание, взрёвывание, затем громко заскрипело кресло и всё успокоилось. Я с облегчением перевёл дух – когда тебе уже под триста, а сотрудники повсюду ходят сплошь молодые да вдобавок ещё и быстрее соображают, тут уж поневоле начнёшь обижаться на весь свет, что тебе не тридцать и не сорок. Особенно, когда мимо тебя в дверь словно молния проскальзывает одна такая в строгой деловой юбке, которая, несмотря на официальный тон, уж очень неофициально облегает милые взгляду округлости. Тут уж хочешь, не хочешь, а возопишь во весь голос: "Ой, где ж ты, моя молодость?!".

Старик, как мы за глаза называли Капитошкина, был типичнейшим представителем дряхлозадых. Дело своё он знал великолепно, практически весь наш отдел курьерской доставки держался именно на нём и на его опыте. Однако, годы слишком уж сильно на него повлияли – Капитошкин ввёл на фирме унифицированный комплект одежды для сотрудников (без разделения на мужчин и женщин). То что раньше радовало глаз, теперь скрылось за мешковатым одеянием, до боли напоминавшим робы монахов Триединого. Женщины пришли в ярость и начали бомбардировать Верховный суд Марса гневными жалобами. Капитошкин был непреклонен. Он везде и во всём видел экономию средств. Затем он подписал указ по фирме о внутреннем регламенте. После этого мы, скрипя зубами от злости, стали разучивать новый "Кодекс правил поведения на рабочем месте". "Курить дозволяется только в специально отведённых для этого местах, весь процесс отвлечения работника от его основной деятельности не должен занимать более тридцати пяти секунд…". И так далее и тому подобное. Капитошкин установил везде камеры наблюдения, и многие из нас уже лишились премий за нарушение правил трудовой дисциплины. Капитошкин был везде и во всём, его невидимый дух витал над всеми нами, наблюдал и при необходимости вызывал к себе на ковёр.

– Не попасть бы в очередную опалу, – пробормотал я, отклеиваясь от двери. – А-то ведь опять без премии оставит, динозавр…

Я почесал подбородок и бодрым шагом направился к Грэю, следовало забрать вирр с информацией, а также почесать языки – Грэй был самым информированным сплетником на фирме. Может быть, он знал, куда на этот раз подевалась Шела…

На фирме было непривычно пусто, никто не носился сломя голову взад-вперёд, не бегал по этажам, размахивая документацией, даже роботы-уборщики куда-то запропастились. Не люблю суетливости, однако и терпеть не могу чувствовать себя единственным на свете. Я прошёл мимо охранного поста, за двухметровой высоты стенкой из прозрачного армированного пластика у мониторов дежурил цербер, казавшийся живой статуей. Я скосил на него глаза: живой он хоть или уже того, вручил душу космосу; ан нет, ухо шевельнулось, стряхивая с себя незримую пылинку, и снова замерло неподвижно. Проходя мимо, я по привычке поздоровался, он кивком, не отрываясь от экранов, ответил на моё приветствие. Я не обиделся, человек был на работе, на посту, занимался общественно-полезным делом… Наверное…