Текст книги "Наследник огня и пепла. Том I (СИ)"

Автор книги: Владислав Добрый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Проходя мимо стражников, я заметил парня, который храбро сражался на лестнице. Он выглядел целым, не считая хорошо так опаленной рожи без бровей.

– Имя? – спросил я, остановившись рядом с ним. Магн, разумеется, его не помнил. Впрочем, стражников у отца было человек двадцать только в городском имении, запомнить каждого в лицо это одно, а вот еще и по именам…

– Леон, – ответил тот, слегка скривившись. Может обиделся на меня из-за того, что я не знаю его имени, может из-за обожженных губ, из которых сочилась сукровица. Рожа вся в лечебной мази. Кожа лохмотьями сходит. Видел я женщину, на солнце заснувшую, очень похоже. Наверняка у него все болит. Я снял перчатку, коснулся его, послав лечебный импульс. Леон сначала дернулся, потом удивленно коснулся щеки.

– Благодарю, мой сеньор, – с явным облегчением сказал он.

– Следуй за мной, – велел я.

Оставив у входа свою Коровку, сдав её на руку знакомому, родному конюху, я двинулся вглубь дома. Со мной был молчаливый и настороженный Сперат, не менее молчаливый Нычка со своим оруженосцем и Леон. Так что я, считай один пошел. Остальные отправились в пиршественную залу. Старший лучников, оценив обстановку, попросил накрыть им во дворе. Там как раз было живописное местечко в окружении плодовых деревьев. И красиво, и из-за угла никто не выпрыгнет, норовя в тебя меч воткнуть до того как ты лук натянешь. Предусмотрительно. Нет, эти ребята с Туманных островов определенно стоят своих денег.

– Проводить вас… К вашему отцу? – спросил Леон.

– Да, конечно. Где он? – согласился я. Первым делом надо выказать сыновью почтительность.

– В семейной часовне, – ответил стражник и я пошел впереди. Дословно, это место называлось “Залом предков”, но мой встроенный переводчик однозначно трактовал это именно как некий аналог церкви. Только для своих, для семьи.

Пока мы поднимались по лестнице и шли через галереи – нужное нам помещение находилось на другом конце поместья – Леон сухо докладывал.

Разграбить поместье толком не успели. Что логично – Гонорат же считал его своей собственностью. Так, сперли что-то по мелочи. Одну дорогущую осветительную сферу из Большой гостиной. Убили несколько слуг. Показательно, что Леон даже не знал, сколько точно. Шесть стражников оказались предателями. Из них живыми после штурма осталось только двое, и те ушли с Гоноратом. Из оставшихся верных отцу, шестеро погибли, сражаясь. Интересно, Пьеро, который напал на меня у моих же дверей, как Леон посчитал? Уточнять я не стал, сейчас это неважно.

Нычка коротко сказал Леону, что мы разбили заговорщиков, а Гонорат сбежал. Тот кивнул, равнодушно. Или, скорее, Леона больше занимал облезающий нос. Прямо кусками кожа отслаивалась. Надеюсь, это признак успеха моего лечения и под ней просто нарастала новая. Бедолага смешно морщился и кривлялся – видимо ожоги чесались. Делал он это очень осторожно – обстановка обязывала к сдержанности. Мы наконец пришли.

Помещение нашего семейного храма когда-то было внутренним двориком. От этого времени оно сохранило плитку на узких дорожках. И высокие каменные постаменты, которые раньше были клумбами. Но теперь, будучи полностью заключено в каменные стены и закрытое от солнц сводчатым потолком, помещение выглядело просто странным. На стенах гобелены с подвигами предков. В одной из стен узкие окошки из которых падали лучи света. Они казались полупрозрачными балками, которые подпирали стену – так темно было в остальном помещении. Дальняя стена – это алтарь. Несколько реликвий, сорокасантиметровая деревянная, но позолоченная фигурка первого Итвиса, с бронзовым язычком огня в руках. А на каменных постаментах, как в склепе, теперь лежали тела. Четверо.

Все, кто сопровождал меня, остановились у дверей.

Я подошел к семейному алтарю, налил вина в жертвенную стопочку из специального серебряного сосуда, отломил черствого хлеба и положил рядом. Пробормотал восхваление и длинный перечень имен. Зажег специальный поминальный подсвечник с двенадцатью свечами. Глаза привыкли к полумраку. Потом я повернулся к ближнему телу и потянул за белое покрывало, на котором проступали красные пятна крови.

– Не стоит, – грубовато сказал Леон. – Простите молодой сеньор, но вашего отца злодеи… В общем, они выместили на нем свою ярость, сильно обезобразив тело.

“Молодой сеньор”. Люди рабы привычек. Я не стал поднимать покрывало. И в самом деле, запомню его таким, каким он был ночью, освещенный своим пламенем. С лицом человека, не боящегося своих врагов. Я нащупал руку под покрывалом и слабо пожал её. Ладно, Старый змей, лежи спокойно. Хуже чем ты, я не сделаю. Обещаю. Я перешел к следующему.

– Пер, сын Нотча, – раздался голос от дверей. – Он бился за вашего отца как… Как…

Леону отказало красноречие.

– Как того и следовало от него ожидать, – подсказал я Леону.

Положив руку на тело, я задержался. Вот перед Пером я был виноват. Он попросил же, человеческим языком. “Защити сестру”. Я тяжело вздохнул и перешел к третьему телу. Откинул покрывало. Магна лежала на маленькой подушечке, и если бы не бледность, могла бы сойти за спящую.

Та часть меня, которая осталась во мне от прежнего владельца этого тела, никак не отозвалась. Я чувствовал горечь, досаду, но не горе. Я не успел узнать эту девушку достаточно хорошо. А Магн был мертв. Его братская любовь еще оставалось во мне. Но осмыслить её смерть он уже не мог. Поэтому горя не было. Была просто какая-то ледяная стена. Холодная, как смерть.

Я долго стоял, разглядывая лицо, так похожее на меня. Да, она погибла в том числе и по моей ошибке. Но я был далек от того, чтобы взваливать на себя всю ответственность. Не я пырнул её кинжалом. Не я затеял убийство родственников. Да, я не смог её спасти, но смог уцелеть сам. И в этом нет моей вины.

Я знаю, люди часто винят себя. Например, маньячила утащит ребенка, и родители винят себя. Так уж устроен человек – постоянно думает, анализирует, пытается понять, как надо было сделать, чтобы можно было избежать беды. И чем драматичнее беда, тем сильнее кажется, что что-то ты сделал не так.

У меня такого не было даже в той, прошлой жизни. Если меня ткнут ножом в маршрутке – это не я такой дурак, что повернулся спиной, или там не следил за руками. Нет, это припадочный урод с ножом неадекватный. Я просто не ожидал такой подлости. А это, вообще-то, для нормально для вменяемого человека. У меня просто не было в вариантах развития событий такого, где Аст просто кусок говна с располагающей улыбкой. Какой-то кольчатый червь с глазами, без эмпатии и совести. И он, из моря возможностей, выберет ту, о которой я бы при всем желании не додумался. В этом мире не было государств, привычных нашему. Таких, чтобы прям с монополией на насилие. Не было адвокатов и прокуроров. Поэтому я мог вынести приговор сам.

Аст Инобал опасен. И должен быть изолирован от общества. Не только потому, что он убил мою сестру. А потому, что такие как он, могут принести слишком много горя.

Увы, тут не было тюрем, в нашем понимании. А держать его на пожизненном, пожалуй, мне будет накладно. Вдруг сбежит, опять же. А еще, в отличии от моего мира, я могу сам судить о степени причастности его близких. Никогда не верил, что семьи преступников не в курсе их преступлений, особенно вот таких, с мафиозным уклоном. Я обернулся к алтарю, заглянул в схематичное лицо статуэтки первопредка и вполголоса сказал.

– Аст Инобал должен умереть. Он, его родители, его дети, если они будут, его друзья и братья.

На секунду мне показалось, что деревянная статуэтка кивнула. Я растерянно моргнул, и по щеке скатилась слеза. Видимо, это было иллюзия, просто зарябило от влаги в глазах и тусклого освещения.

Украдкой вытерев глаза рукой, я обернулся, накрыл Магну и вопросительно кивнул на четвертое тело.

– Сеньор Джакоб, – вздохнул Леон. – Он мог бы остаться жить, но его чувства взяли верх над разумом и он наговорил Гонорату… Правду. Сказал слишком много правды. Кто бы мог ожидать такого, именно от старика Джакоба.

Значит, еще и казначей. Так, стоп.

– А что с сокровищницей? – спросил я озабоченно.

– Помощники сеньора Джакоба вместе со стражником, бывшем там на посту, заперлись изнутри и не открывают никому. Но, обещают открыть вам.

– Пошли, – я решительно направился к выходу. Поймите меня правильно, я не такой уж меркантильный, каким кажусь со стороны. Просто в данный момент золото мне нужно не меньше, чем доспехи. Золотые дукаты могут остановить направленную мне в сердце сталь не хуже железной кирасы, если использовать их с умом. А может, даже лучше.

Глава 3. Неприметный человечек

Вопрос на пару сотен килограмм серебра несколько десятков золота – как вскрыть дверь в сокровищницу, если изнутри её заперли счетоводы и не впускают? Ответ – только чудом. В буквальном смысле. Магией. Эта деревянная дверь темнела в проходе сурово и неприступно, как воин переживший тысячу битв. Опаленная – причем её, похоже жгли как магией так и банально развели рядом костер. Вся изрубленная топорами. Железные полосы согнуты и в зарубках. В некоторых местах будто погрызенная крысами. Хорошо так погрызенная, на сантиметра три вглубь. Насколько я помнил, дверь была сантиметров десять толщиной, так что это была слабая заявка, какой бы магией они это с деревом не сотворили.

Такую дверь в моем мире взрывать бы пришлось. Наладить бы туда поставки, я бы разбогател. Никакие современные двери в моем мире такую конкуренцию не выдержат. Хотя, возможно надо сравнивать с дверьми в банковские хранилища. Тогда да, эта проиграет.

– Мореный дуб из Отвина, – сказал Леон о двери с такой гордостью, как будто это он её родил и вырастил. Пока мы шли вниз, я немного расспросил его. Он отвечал очень неохотно, стараясь не называть имен. Его скрытность рассказала о нем больше, чем искренность. Пара наводящих вопросов и я убедился в своих подозрениях. Бастард с запада, обучался как рыцарь, но что-то случилось и вот он здесь. Пер его выделял, Леон был кем-то вроде офицера – увы, это не он был за главного у ворот в ту злополучную ночь.

Расшвыряв ногой куски обугленной деревянной лавки и всякого мусора, я постучал в дверь эфесом фламберга. Блин, надо не забыть отдать этот меч Грифу. Вот только другой найду.

За дверью послышалась возня, но никто не ответил. Пришлось мне поорать. Не сразу, но дверь они открыли.

Воздух в предбаннике сокровищницы нес в себе густой след их переживаний. А если говорить без изысканности – говном воняло, что аж глаза слезились.

– Вы что тут, обдристались? – заорал Нычка с претензией. И попытался прорваться внутрь. Но не смог – застрял в дверях, дальше порога его не пустили. Как ни странно, дорогу ему заступил тот мелкий, который в свое время издевательски избежал моего пинка. С крысиной мордочкой.

– Только молодой сеньор! – завизжал он в подбородок Нычке. Это вспышка, похоже, опустошила его запас ярости, потому что он, тяжело дыша добавил, куда более тихим голосом. – Может сюда входить. Только сеньор Магн.

– Нычка, отойди к лестнице, а то провоняешься, – сказал я. Седой ветеран, не шелохнулся. Даже не глянул в мою сторону, не сводя взгляда с щуплого препятствия перед собой. А потом, очень медленно поднял руку и погладил себя по шрамам на лысине. Продолжая пристально смотреть на мелкого бухгалтера. Пожалуй, это был один из самых угрожающих жестов из всех, которые я видел. В обоих мирах. И тем не менее, писарь спокойно смотрел ему в район подбородка и не двигался с места. Леон отступил за шаг и положил руку на меч, Сперат дернулся и подобрался, даже стражник внутри комнаты дернулся и перехватил поудобнее короткое копье, а бумагоморака стоял спокойно. Когда пауза затянулась, он вопросительно посмотрел на меня. Я в это смотрел на его испачканные чернилами пальцы. Они едва заметно подрагивали. Все же Нычка его напугал, но он прекрасно владел собой.

– Нычка, – мягко сказал я. – Будь так добр, встань со своим человеком у лестницы.

Наемник повернул ко мне спокойное лицо с пустым взглядом. Я уже знал, что это недобрый знак. Но тут же Нычка словно одернул себя. Осклабился, показав зубы и встопорщив седые бакенбарды, сразу став похож на пирата или уголовника.

– Да сеньор! – и затопал мимо меня.

– Прошу, сеньор Магн, – тут же отодвинулся с дороги писарь.

Я сделал шаг внутрь и тут же остановился. В нос ударил густой неприятный запах отходов человеческой жизнедеятельности.

– Деньги целы, сокровищница опечатана, – зачастили остальные писари, даже забыв меня поприветствовать. Я кивнул и рванул на выход, в относительно свежий воздух коридора.

– Как вы тут… – выдавил я. Хотел скахать “сидите и не блюете”, но замолчал, чтобы подавить рвотные позывы.

– Оставайтесь на месте. И запритесь. Я пришлю сменщиков, – отдал приказы смелый бухгалтер, закрыл дверь и заторопился за мной. – Не переживайте. Для своих естественных надобностей мы освободили сундук от монет. И уже почти заполнили его. Свадьба, обильная еда, сами понимаете. Но сейчас мы его вынесем и все будет нормально.

– Леон, подбери пару надежных людей и пришли сюда, – скомандовал я.

– Все люди, что остались в этом доме, надежны, – недовольно буркнул он.

– Ты знаешь, что Джакоб мертв? – спросил я писаря.

– Да. Приходили служанки, приносили нам еду. Я запретил открывать дверь, чтобы не рисковать. Но мы поговорили, узнали новости, – ответил тот.

– Кто может его заменить? – задал я самый важный вопрос.

– Никто, – ответил этот маленький, но очень смелый человечек. – А вот место казначея должен занять я.

Я остановился и внимательно осмотрел его. Мы стояли у лестницы, рядом с факелом. Бледный, тщедушный. Это важно – аристократы всегда спортсмены. Даже если ты не тратишь часы на тренировки с оружием, сам образ жизни располагает – то скачки, то охота. Соответственно, редко можно встретить мелкого и пузатого аристократа. Этот был мелкий и худощавый. На крестьянина похож. Кожа блеклое, мелкие, не запоминающиеся черты лица. Разве что глаза цепкие. Есть примесь не местной крови – волосы не глубоко черные, а чуть мышиного цвета, глаза слишком светлые.

– Как тебя зовут? – сказал я.

– Вокула, – ответил тот. И тут же добавил, заметив моё удивление. – С детства не люблю говорить слишком громко.

Удивился я потому, что мне это имя показалось мне слишком русским. На уме вертелся какой-то “кузнец Вакула”, но кроме этого словосочетания я ничего не помнил. А так имя типичное для местных. Даже, я бы сказал, обыденное, и характерное больше для низших слоев. Означает дословно "словечко", иногда может пониматься в контексте, как шептун. Все имена когда-то что-то значили. И все же, люди стараются подобрать имена звучные. И только у крестьян нет особых притензий. Называют детей "Вол", "Заяц". Иногда "Сильный" или "Красивая". Иногда вообще по номерам, "Первый", "Второй". А что, удобно. Уж не из крестьян ли этот Вокула? Хотя нет, тогда бы он не смог выучится письму и счету.

– Моя мать работала служанкой у двоюродного дяди сеньора Джакоба, – осторожно сказал Вокула, заглядывая мне в глаза. А, ну понятно, опять бастард. Услали подальше. Дали кое-какое образование.

– Почему ты думаешь, что только ты можешь стать казначеем? – спросил я.

– Стать казначеем может кто угодно, но вашим должен стать я. Я мало знаю о делах вашего отца и сеньора Джакоба. Но я знаю все о ваших деньгах. Сеньор Джакоб часто оставлял меня за главного, когда уезжал или…

– Джакоб был стар. Он не готовил себе преемника? – перебил я Вокулу.

– Своего сына, Бруно. Он оказался дураком. Стал деканом в Университете, – ровно ответил Вокула, не как не агентируя оскорбление. Просто констатировал факт.

– Бруно? Что он там преподает? – удивился я.

– Природоведение, геометрию и историю, – тут же доложил Вокула. – Он не понимает людей. А люди, это всегда про деньги.

Интересные у него мнения о людях. И о сыне Джакоба. Дурак и декан факультета? Впрочем, и остальные деканы были о Бруно пренебрежительного мнения. Даже не пригласили его на важный разговор. Обсуждение моей судьбы.

– Хорошо, – сказал я. – Пока ты будешь ответственен за… – я неопределенно махнул рукой в сторону сокровищницы. – За все. Свободен. Нычка, Леон, возьмите несколько людей. На конях. Нам надо навестить Городской Совет.

– Я тоже должен ехать, – перебил меня Вокула. Я так удивился, что даже разозлиться забыл. Что этот смерд себе позволяет?

– Куда? – тупо спросил я.

– Не в городской совет, точно. Если, конечно, вам нужны люди, которые принимают решения. Я договорюсь о встрече, а вы пока приведите себя в порядок. Важно показать, что последние дни никак вас не задели. Сейчас же вы несете на себе следы многочисленных лишений. Можно подумать, что вы были на краю поражения.

Ну что сказать. В общем, с Вокулой оказалось трудно спорить. Постоянно мешало желание его убить. Через полчаса я был голый, а Сперат и еще пара слуг смывали с меня “следы многочисленных лишений”. И в самом деле, изорванный костюм, многодневный пот, слегка разбавленный купанием в сточных водах и поверх всего этого сбрызнутый смесью из крови и дерьма – не самый лучший способ презентовать себя в обществе.

Я стоял в широкой деревянной бадье, пока меня терли чистым сукном и местным аналогом мыла. Можно было принять ванну – но для этого надо было греть воду в казанах, таскать её в большую деревянную бочку внизу – а на это не было времени. Обошлись парой казанов. Я учился невозмутимости, не обращая внимания на излишне громкие хихиканья служанок, таскающих горячую воду.

– Если бы кто спросил меня, – тихо сказал Сперат, улучшив момент, когда мы остались одни. – То я бы сказал, что Вокулу надо бы сразу убить. И сделать вид, что это был Гонорат.

– Выясни, что у него за семья. Откуда он. Есть ли кто за ним, – тихо сказал я.

– Уже. Он никто и не откуда. Родственники его ни разу не навещали, и сам он уезжал только на похороны матери. А ведь живет тут уже десять лет!

– Десять лет? – удивился я. Магн, разумеется, Вокулу не помнил. Но в этот раз я его не винил. Это все из-за его лица Вокулы. Никакое. Неприметное. Можно было десять раз встретить его в коридорах и не запомнить. И я бы его не вспомнил, если бы он не смог ловко увернуться от пинка в тот день, когда я пытался бежать из Карнаэна. В мой первый день в этом мире. Такое запоминается лучше.

– Он точно не ворует, старик Джакоб таких за версту чует. Живет в крыле для слуг, столуется за общим столом. А ведь платят ему хорошо. Женщины у него бывают очень редко. Все гадают, куда он тратит деньги? – Сперат нервно передернул плечами. – Очень странный человек. Я бы убил его просто из осторожности.

Несмотря на дикость последнего высказывания, я серьезно его обдумал. Как ни крути, а недавние примеры показали со всей ясностью – подобные предосторожности реально могли бы избавить меня от многих проблем. Будь Магн чуть большей мразью и зарежь вовремя своего младшего брата… Впрочем, тогда и я бы здесь не оказался. А, нахрен, все что не делается, то к лучшему. Подлость бездонна, а отражение в зеркале у меня одно. Не хочется морщиться от омерзения, каждый раз, как его видишь.

– Джакоб его ценил? – напоследок уточнил я.

– Да. Его бы выгнали давно, если бы не старик, – кивнул Сперат.

Я вспомнил старого казначея, как он вскинулся, гордо и надменно, перед зловещим Старым Змеем Караэна, когда мой отец обронил неосторожную фразу. Просто слова, которые можно было трактовать как намек на нечестность или неверность. И ведь вариант с быстрой прожаркой “медиум велл” после такого был отнюдь не нулевым. Очень гордый и храбрый был человек. Поэтому Гонорат и убил Джакоба – подлецы не выносят гордость и мужество, им нужно верить, что все вокруг такие же, как они.

– Если Джакоб его держал при себе, тогда все нормально, – сказал я. – На его должности нормальные люди быстро становятся достойными смерти. Посмотрим, не будет ли теперь наоборот.

Глава 4. Очевидные действия

Даже не зная, о чем конкретно ведутся переговоры, можно многое сказать уже потому, где они ведутся. Это довольно просто – если пацаны забили стрелку за гаражами после школы – то это одно, и варианты развития событий довольно прогнозируемые. Если те же самые действующие стороны обсуждают свои разногласия в кабинете директора – то это немного другое. Во втором случае есть третья сторона, имеющая за собой возможности принудить стороны к определенному решению и способное гарантировать выполнения взятых на себя обязательств.

И наконец, если вы идете к кому-то, то вариантов два. Или вы идете драться, или вы таким образом признаете за ним силу и демонстрируете подчинение.

Высокая политика в чем-то похожа на школьные разборки. Просто крови может быть куда больше, потому что в ней часто участвуют люди глупее, амбициозное и куда более жестокие, чем всякая шпана.

Караэн был очень большим городом. По местным меркам. И, разумеется, он вырос отнюдь не благодаря благодатному климату и хорошей земле. Это помогало, но не более. Караэн стоя на пересечении торговых маршрутов. С юга, из Таэна, через узкие полосы свободной земли, стиснутые со всех сторон Дикими землями и горами слишком низкими для долгобородов, шли квасцы, соль и вина. С запада, в Военные ворота, по старой дороге оставшейся еще от Древней Империи, через болота из Отвина везли диковинные товары, которые купцы добывали на странных далеких берегах. Благовония, пряности и шелк. С севера, через перевалы гор долгобородов, везли мех, мёд и воск. С запада, из королевства Фрей, шли грузы сукна, шерсти и вина. Тут, в Караэне, купцы перераспределяли каждый из этих потоков по трем другим направлениям, продавая и покупая целыми баржами. Прибыль была огромна, но требовалась и определенная инфраструктура. Огромные склады занимали всю западную часть города в Портовых ворот. Сотни представителей купеческих семей со всех краев жили в самом городе. И, конечно, сами караэнцы были людьми предприимчивыми.

Множество мастерских дробили в пыль квасцы из Таэна и с помощью ряда трудоемких процессов окрашивали им сукно из королевства Фрей в яркие цвета, в основном желтый и бордовый, чтобы затем продать уже его и заметно дороже. Эту отрасль оседлала гильдия ткачей. Долгобороды в своих горах вынимали каменный уголь и железную руду. Большую часть этого осваивала гильдия оружейников, живущих большей частью в нескольких городках севернее Караэна. Оружие из Караэна славилось по всему миру людей. И так далее.

Как и следовало ожидать, когда столько денег и интересов сходятся в одном месте, со временем появляются те, кто… В общем, всегда есть уважаемые люди, которые решают вопросы. К несчастью для аристократов, когда денег слишком много, а переплетение интересов слишком запутанно, не все можно решить несколькими удачными ударами меча.

Первым ко мне пришел глава гильдии портовых работников. Или, как её называли за глаза “гильдия бурлаков”. Бурлаки, это такие ребята, которые с помощью веревок тянут баржи по реке с помощью канатов. Они идут по берегу и тянут за собой лодку. Мне кажется это странным, но после небольшого размышления, я понял, что по другому никак. Как иначе плыть по узкой речушке, особенно против течения? Ветер штука непостоянная, да и долина Караэна не может похвастаться постоянными и сильными ветрами. Весла хороши всем, кроме того, что для них нужна слаженная команда и судно, хоть немного похожее на лодку.

Но даже лодочка типа “новгородская ладья”, на которую я в свое время фыркал, сравнивая с галерами или драккарами, это высокотехнологичный продукт. Нужны мастера, наработанные поколениями умения, специальный лес, в конце концов. А вот баржу могли сработать любые плотники. Да, по сути, это мог быть просто плот – главное чтобы держался на плаву.

У Портовых ворот товары грузили на баржи и бурлаки тащили их на юг и на запад по канала и рекам, пронизывающим долину Каражна. Это было очень выгодный способ доставки. На баржу можно было погрузить груз с десятка телег, для которых нужны были десяток возниц, два десятка волов и это ещё не считая охраны. А баржу теперь могло тянуть пяток оборванцев за мелкую монетку.

Разумеется, эти оборванцы тут же организовали свою гильдию. Без профсоюза тут нельзя. Если не заплатят денег, то даже спортлото нет, чтобы пожаловаться.

Ирония в том, что эта гильдия юридически не была узаконена в Караэне. Но по факту, была одна из сильнейших. В основном благодаря тому, что она объединяла в себе не столько портовых грузчиков Караэна и бурлаков, сколько являлась вооруженным профсоюзом бурлаков как бы не всего Регентства. Один из членов городского совета был буквально поставлен им. Представитель этого мегапрофсоюза и пришел в мой дом. Я встретил его у лестницы, полюбовавшись, как он нервно косится на следы от сгоревших на ней людей и лошадей. Похоже, въевшийся горелый жир и копоть уже не отодрать. Но видя реакцию этого мужика, я решил, что так лестница будет смотреться даже лучше. Внушительнее.

Сам “бурлак” мне понравился. Мужик с могучей грудью и русой бородой лопатой. Видимо, происходит откуда-то из Фрей. Мускулистые руки, с широкими ладонями и разбитыми суставами, знавшие тяжелый труд. Одет в простую, белую, некрашенную рубаху, поверх которой накинута кожаная безрукавка. На поясе, вместо привычного для Караэна меча “воловий язык”, хорошо сработанная цельнометаллическая палица с острым шипом. Такие латники используют против себе подобных.

Я усадил его за стол, не став являть своё величие через оседлание отцовского кресла. Сел напротив и мы с ним хорошенько так потолковали.

Мой план был прост, и потому красив. Мне нужна была лояльность горожан. Гонорат, выросший при правлении моего отца, презирал “смердов” не видя в них реальную силу. Что можно не брать население города в расчет. Главное, это аристократические семьи. И он же проверил это на себе, убедительно мне доказав, что это не так.

Еще до того, как людей Гонората выдавили с улиц города, крупный отряд Гонората сунулся к Портовым воротам. Где жаждал поискать добычи в забитых товарами складах, а нашел ополчение “портовых рабочих” и охрану купеческих семейств. Слухи говорили, что эти “бурлаки” перебили там с полсотни заговорщиков. Слухи как всегда врут, но то, что они отстояли свой район, резко делало “бурлаков” заметной политической силой в городе.

Тонкое искусство политики, в конечном итоге, заключается именно в том, чтобы правильно оценить размеры кулаков.

Мужик представился Задатком и я проговорил с ним часа полтора. Мне беседа понравилась. Я расспросил его о том, что никогда не интересовало Магна. Он осторожно пожаловался на притеснения от городского совета, особенно туго было с жильем – бурлаки, да и те кто работал в городском порту, жили буквально на улице, в домах их не принимали, дальше Портовых ворот не пускали. Осторожно ответив, что если он предложит какие-то решения для улучшения жизни своих людей, я его поддержу, я добился не менее осторожного обещания, что и он не будет препятствовать моим делам, пока они не коснутся его подопечных.

Честно говоря, за этим разговором я прямо душой отдохнул. Мы расстались с Задатком, крепко пожав руки.

Вокула, в очень простом костюме из дорогой ткани и с традиционным местным мечом на поясе, большую часть беседы сохранял молчание. Просто стоял за моим плечом, вместе со Сператом. Но едва я проводил Задатка до выхода, он накинулся на меня буквально с выговором:

– Вам не следовало давать ему обещания! – начал он, забыв даже мойсерньоркнуть. – Вы что, не понимаете? Вы решаете его судьбу! Он сам должен был предложить вам помощь в обмен на то, чтобы вы сохранили все так, как есть!

– Мой сеньор, разрешите я его ударю? – спросил Сперат. Я задумался.

– Вы можете меня даже убить, но это вас ничему не научит. У каждого человека есть цена! Вам следовало просто подождать, пока он сам скажет её! А этот человек не просто уже куплен, у него перед вами еще и долг! У он убивал людей внутри Караэна, задумайтесь! – не успокаивался Вокула. – Ему было достаточно было прощения, а вы буквально предложили ему свою дружбу! Зачем? За такую награду многие готовы рискнуть жизнью и платить преданностью всю жизнь. В то время как другие, просто примут это как должное! Дружба не золотая монета, ей нельзя заплатить каждому!

– В следующий раз, – перебил я разошедшегося Вокулу. – Не пыхти под ухом, а наклонись и дай совет.

– Будет ли это уместно? – засомневался Вокула.

– Я молодой дурак, еще и без боевой магии. От меня ждут причуд, – пожал плечами я. – К тому же все думают, что мной кто-то будет вертеть. Пусть это лучше будешь ты, чем Сперат.

– Согласен, – вставил паж. – Я предпочитаю вертеть девок…

– Это мудро, – уважительно кивнул Вокула, не слушая Сперата. – Но самые трудные разговоры впереди. Я пригласил его как противовес тем, кто вовсе не так наивен как он или вы. Вы должны будете сослаться на него в нужный момент, намекнув, что он вас готов поддержать даже в случае... При любом случае.

Вторым пришел Браг. Несмотря на типичное для долгобородов имя, выглядел он, почти как человек. Первые оружейники были из долгобородов, но пришли они в Караэн несколько поколений назад, успев основательно смешаться с местными. Предков в Браге выдавал только массивный нос и широкие ладони с толстыми пальцами. Телосложение оценить было трудно, он был в купеческом пафосном костюме, отдаленно похожем на халат с пуговицами. Еще и с меховой накидкой поверху. Дорого, богато и пофиг, что жара. Браг сдержанно поклонился, и поднялся по лестнице не взглянув на темные пятна. Его сопровождающие, четверо парней в кольчугах и со щитами, остались во дворе. А вот Задаток пришел всего с двумя и у тех только на поясах болталось по железяке.

Браг, сразу после длинной вступительной речи, повторного поклона, замолчал. Отказался присесть, отказался от вина. Вел себя неприятно, короче говоря. Но как минимум двое в городском совете ели с его рук. Что еще хуже, за ним совершенно точно было как минимум сотня хорошо одоспешенных воинов. Аристократы, очень любят оружие. Но еще аристократы очень любят брать, не заплатив. И оружейникам часто приходилось иметь дело с этими двумя сторонами нашего сословия. Не удивительно, что он так морозится. Я спросил, как он относится к происходящему в городе.

– Это касается городского совета. Не мне судить. Сеньор Магн, – ответил Браг.

Мда. Держит дистанцию.

– Спросите его, – вдруг зашептал мне Вокула. – Нет ли перебоев с поставками угля?

– Как идут ваши дела, уважаемый Браг? Вовремя ли приходят повозки с углем? – послушно повторил я. Мы так и стояли с этим хмурым типом посередине Большой гостиной и я чувствовал натянутость. Это заставляло меня нервничать, а когда я нервничаю, я кладу руку на меч. Заметив это мое движение, Браг вдруг прилип взглядом к эфесу фламберга. Я хотел сменить меч на менее броский и более вычурный, но оказалось что до оружейной Гонорат добрался. Тогда был единственный момент, когда Вокула потерял самообладание. Он, со списком в руках, бегал по комнате мимо пустых стоек под оружие и причитал, как бабушка: “Двенадцать копий коротких, с широким наконечником. Четыре с узким. Три длинных кавалерийских. Ах! Мечи!”. Бежал к другой пустой стойке и причитал над ней “Шесть мечей простых, широких, караэнской работы и ножены к ним! Один меч богатый, с синими камнями в рукояти и ножнами к нему!”. И это при том, что достаточно было просто войти в оружейную и увидеть, что из неё выгребли всё подчистую. Даже железные чушки заготовленные на всякий случай. Правда, это несколько объясняло сносную вооруженность вражеского отряда на площади Фонтана.