Текст книги "Железные люди"

Автор книги: Владимир Полуботко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава третья
Тайные свидетели

 
Так говорили о многом они, собеседуя тайно.
 

Гомер. «Одиссея», песнь двадцать вторая

Около двух часов ночи два старинных маяка, что высятся на мысах Маячном и Безымянном, стали свидетелями того, как в проливе между ними прошла в сторону открытого моря атомная подводная лодка.

Легко и красиво. Проскользнула, а не прошла.

И как всегда – специально ночью, чтоб не так заметно было.

Это означало, что она наконец-таки вышла из Авачинской губы в открытый океан.

Тихий, он же Великий.

Этот выход видели, наблюдали, контролировали некоторые наши живые люди и их техника.

Возможно, что и некоторые НЕ наши люди и НЕ наша техника тоже – и видели, и наблюдали, и контролировали. А иначе – зачем бы тогда существовала и успешно работала американская наземная, подводная, воздушная и космическая разведка? Но это всего лишь неуверенное предположение.

Зато с уверенностью можно утверждать, что кое-какие другие силы, не подчиняющиеся ни одной разведке, ни одной державе на нашей планете, наблюдали с большим интересом и нетерпением за движением атомохода.

И нездоровым был этот интерес, и недобрым было это нетерпение.

Оба старинных маяка знали об этом последнем обстоятельстве, но предупредить уходящих вдаль людей не могли. Не дано им было по своему желанию вступать в контакт с людьми, а люди и не знали, и не догадывались о свойстве некоторых мнимо неживых предметов – всё видеть и всё понимать.

Так же точно и сама подводная лодка что-то знала и понимала, что-то видела внутри себя внутренним своим взором; видела она и вокруг себя – зрением внешним. Знала, понимала, видела, слышала; возможно, усмехалась про себя, возможно, горько о чём-то плакала – кто её знает. Людям она ничего не говорила и даже знаков никаких не подавала…

На ходовом мостике стояло пятеро: Рымницкий, Лебедев, вахтенный офицер, боцман на вертикальном руле и матрос-сигнальщик на прожекторе.

Пять – сверху, сто пятнадцать – внутри.

Капитан второго ранга Полтавский – командир вспомогательного экипажа – был как раз-таки в числе ста пятнадцати. Дело в том, что он с самого начала пути почувствовал себя очень скверно. В этот маленький поход его запихнули, не дав предварительно отдохнуть от другой тяжёлой работы. И вот теперь у него страшно разболелась голова. Он попросил каких-то обезболивающих и успокаивающих таблеток у мичмана Семёнова, в распоряжении которого на тот момент оказалась не распакованная ещё аптечка. И тот дал. Приняв таблетки и согласовав свои действия с Рымницким и Лебедевым, а отнюдь не самовольно, Полтавский удалился в свою каюту. Рухнул на койку и провалился в глубокий сон. Дело привычное – трое с половиной суток. Не впервой.

Итак, на ходовом мостике было лишь двое самых главных офицеров. Третий вышел из игры.

Лёгкий ветер дул людям в лицо, обдавая их морскими запахами и унося прочь запахи табачные. Луна то пряталась за облака, то ненадолго выглядывала из них, словно бы дразня людей: где я? найдите меня! а вот и я!.. Вы от меня будете нырять в море, а я от вас – в тучи! Давайте так: кто кого перехитрит! Но людям, стоявшим на вершине какой-то странной башни, было не до шуток; это были очень серьёзные, хмурые люди. Люди, озабоченные более важными и ответственными делами, чем лунный свет и те облака и морские волны, которые этим самым светом подкрашивались-подсвечивались с такою легкомысленною щедростью…

Необычный по форме корабль – ни тебе мачт, ни тебе труб, ни тебе сияющих иллюминаторов – чуть возвышался над водою и освещал ночь лишь несколькими скупыми огоньками – опознавательными и сигаретными, да ещё теми совсем уж крохотными искорками, что срывались в темноту вместе с пеплом и редкими обрывками разговора…

* * *

Тяжёлое это было время для советского Тихоокеанского Флота. И особенно подводного. Где-то очень далеко от него шла война в Афганистане – в горной стране, которая-то и выхода к морю не имеет.

И оказывается: подводные лодки участвовали в этой войне! Это ведь только так говорилось полуграмотными газетно-журнальными и теле-кино-радио-болтунами и шутами, что на одной стороне были несгибаемые афганские коммунисты и Советский Союз (оплот дружбы народов на Земле), а на другой стороне – жестокие афганские феодалы и представители реакционного духовенства этой многострадальной и свободолюбивой страны.

Последнему индюку было давным-давно ясно: на одной стороне – СССР, а на другой – США.

А война между ними ведётся за сферы влияния.

Но – не напрямую.

Мы воюем своими руками, американцы – чужими. (Во Вьетнаме всё было наоборот – так что никаких упрёков быть не может.) Ежели Советский Союз оттяпает себе сейчас Афганистан, то дальше рванётся «освобождать» Пакистан, потому что для дальнейшего захвата власти на всём Земном шаре – выход к Индийскому океану очень нужен Великой Коммунистической Империи.

А ежели Пакистан окажется в коммунистической сфере влияния, то дальше-то что?

Американские эксперты размышляли по этому поводу так:

А дальше у советских вождей взор затуманится, и перед глазами поплывут миражи: Персидский залив, напичканный нефтью – а это зона особых интересов Соединённых Штатов Америки, где очень любят кататься на машинах и не желают упускать дешёвую и хорошую нефть; это и богатая Индия, это и стратегически важный Мадагаскар, это и Южноафриканская Бездонная Бочка Полезных Ископаемых, этот и Индонезия, это и дружественная нам Австралия, это и Новая Зеландия – опять же очень дружественная!.. И это всё коммунисты хотят прибрать к рукам, ибо в их священных писаниях так или иначе говорилось о необходимости Мировой Революции…

А те и в самом деле думали именно так. Или примерно так.

Но Мировое Господство – то потом. Пока же задачей номер один для Советского Союза был Афганистан. Он был нужен ещё и на случай внезапной Третьей Мировой войны: как только она начнётся, так тут же полетят на Советский Союз вражеские ракеты со всех четырёх сторон света. В том числе и с американских кораблей в Индийском океане. А мы-то глупых америкашек перехитрим и будем ихние ракеты сбивать ещё над Афганистаном! А тогда, глядишь, – и меньшую дозу радиоактивности получим и проживём в ядерной пустыне на две недели дольше!

Так что, Афганистан Советскому Союзу был очень и очень нужен, и оставался только маленький пустячок: ликвидировать там пережитки феодализма и исламизма и построить там социализм.

Ракеты могли полететь из Индийского океана в любую секунду. Но и прорыв из Афганистана в Пакистан тоже мог начаться в любую секунду – как только кремлёвским престарелым и непредсказуемым вождям такая блажь ударит в голову.

Поэтому-то присутствие советских подводных лодок в Индийском океане стало крайне необходимым. В случае чего – надо было срочно топить весь тамошний американский флот со всеми его потрохами – авианосцами, крейсерами, ракетами, людьми. И помогать нашим сухопутным войскам прорубать коридор к берегам Индийского океана: они будут бить оттуда, а мы – отсюда.

Вот этим-то целям и стал служить с некоторых пор Советский Тихоокеанский Подводный Флот, который был задуман когда-то умами светлыми – не чета этим нынешним старческим и маразматическим! – совсем для других целей. Конечно, всё ещё продолжались боевые дежурства наших субмарин и у Гавайских островов, и возле Аляски. Наши подводные атомоходы крейсировали вдоль Калифорнии, держа на прицеле весь этот небоскрёбный, наркотический, гомосексуальный мусор, которому всё равно ведь не место на нашей планете. Страшная мощь, незримо передвигающаяся под водою, готова была по команде из Москвы испепелить весь этот притон высокомерных некрофилов в считанные минуты. Но ведь такие задачи Тихоокеанский Подводный Флот и раньше выполнял – дежурил себе в Тихом океане возле Америки и дежурил. Тихо-мирно держал на прицеле врагов. Задача же по крупномасштабному обслуживанию ещё и океана Индийского никогда перед этим флотом всерьёз не ставилась!

А вот теперь была поставлена.

И требовалось решать её на голом энтузиазме, без должного материального обеспечения.

И вот подводники стали уходить в далёкий океан на такие длительные сроки, какие в прежние времена считались событием, хотя и возможным, но всё же из ряда вон выходящим. К временам же, о которых теперь идёт речь, такие походы стали обыденным явлением. Не успевали люди вернуться домой и отдышаться, как их тут же снаряжали снова и снова в эти бесконечные блуждания по Индийскому океану. Бывали случаи, когда людей хватали на улице, на причале, в базе – буквально за шкирку и, не дав им проститься с родными и близкими, без личных вещей, прямо в том, в чём их застигли, запихивали в отплывающую подлодку и отправляли туда, куда хотели!

И только вякни что-нибудь против – в миг окажешься, если и не за решёткой, то уж на улице точно. Без погон, без пенсии, без прав на квартиру. И вообще – без прав.

При Брежневе, ещё до нашего вторжения в Афганистан, был какой-то период, когда советская власть пыталась проявлять заботу о своих атомных подводниках – особое снабжение, особое санаторное и медицинское обслуживание, бешеных размеров зарплаты; порою даже и благоустроенные квартиры кому-то перепадали. Уходят моряки в поход, а их перед выходом в море спрашивают: что вам угодно получить к моменту вашего возвращения – остродефицитные ли ковровые изделия, кафель ли редкого оттенка, чего-нибудь там из мебели, или телевизор вам отгрохать такой, чтоб все штатские аж зубами заскрежетали от зависти, – вы только закажите, а мы запишем и по своим каналам, героически преодолевая всяческие сопротивления, достанем… И ведь доставали! Жёны подводников-атомников, ушедших в поход, заботливо объединялись командованием в своеобразный женский экипаж; и это была не простая формальность – за оставшимися на берегу семьями государство присматривало. Не дай бог там у моряка дитё заболеет, а в аптеке не будет нужных лекарств, или в квартире испортится водопровод – тут же тебе и женский комитет, и касса взаимной помощи, и нужные телефонные звонки в нужные инстанции, и всё будет после этого в ажуре! Вы только, дорогие наши подводники, делайте своё дело на просторах Мирового Океана, помогайте нам перекроить мир по нашим схемам, а уж мы-то, здесь-то, не дадим в обиду ваши семьи!

Но такая трогательная забота о тех, на ком держится оборонная и наступательная мощь Страны, она ведь денег стоит. Да и не только денег – тут ведь нужна и какая-то энергетическая установка по бесперебойной выработке душевного, человеческого тепла. Вера людей в себя и в то, чему они служат, должна ведь подпитываться не только барахольным снабжением или деньгами, не только партийными увещеваниями типа «надо-надо, давай-давай, вперёд-вперёд!», но и чем-то другим. Топлива же для таких установок не хватало. Всё полезное и нужное становилось дефицитом – и доброта, и тряпки, и совесть, и колбаса, и разум…

Быть готовым к защите родины – это одно. Кто ж говорит, что её не нужно защищать? Ведь сожрут же Россию, если только не поберечь её! Но шататься с атомным оружием в руках по далёким морям-океанам неизвестно с какою целью – это другое.

До начала Афганской войны и массового прохода наших кораблей в Индийский океан подавляющее большинство атомных подводников было искренне убеждено в том, что они защищают интересы родины. Не коммунистической, не политбюровской, не кагэбэшной, а Родины в самом чистом смысле этого слова.

Ну а потом…

Какое-то время можно было продержать моряков на азарте, на приказах, но не слишком долго. Гонка вооружений опустошала не только магазинные прилавки, но и души людей, и их мозги. Гниение государственной машины проникало в Военно-Морской Флот точно так же, как и во все остальные сферы жизни… И вот уже забота государства об ушедших в море подводниках стала потихоньку-полегоньку сходить на нет, она стала носить всё более формальный характер, и выполнение подводниками своих обязанностей – зачастую тоже. Многое делалось уже только из-под палки или чисто машинально. Люди уходили в море физически и нравственно измотанными, с тяжёлым сердцем о брошенных на берегу семьях, и ни тебе отдыха, ни тебе уверенности в завтрашнем дне, ни вообще – цели в жизни. Долгими-долгими месяцами не видишь солнца, неба, семьи, людей, а ради чего – уже вроде бы и не так понятно, как бывало прежде…

И всё чаще даже до самых наивных начинала доходить неприятная, но простая истина: для коммунистической государственной системы главное выжать из людей, как из механизмов, всё, что только можно. До конца. И выбросить их затем на свалку.

Подводные лодки типа «ДЕРЖАВА» были рассчитаны для походов длительностью месяца в два. Вместо этого их запускали на восемь, а то и на десять месяцев в дальние плаванья. Небольшой ремонт по возвращении в базу – и опять, и опять в дорогу!

И не только эти атомные подводные лодки, но и многие другие – точно так же. Иногда такое благополучно сходило с рук, а иногда и нет.

Однажды вконец обезумевшее высшее военно-морское командование решило послать в моря южные и индийские – атомоходы, созданные исключительно для морей северных и ледовитых. Повинуясь безумному приказу, подлодки дошли до Вьетнама, и там стало окончательно ясно, что дальше они не двинутся, хоть ты тресни – навигационное оборудование, способное выдержать адский холод, но не адскую жару, вышло из строя. Пришлось возвращать корабли назад.

Люди и машины эксплуатировались на износ. И если уж и сверхсовременная и сверхдорогая техника – и та не выдерживала порою такого к себе отношения и ломалась, то уж человеческие организмы и подавно.

Всё чаще и чаще стали происходить аварии, чрезвычайные происшествия, увечья. Всё чаще подводники стали отмечать такое: обращаешься бывало к бодрствующему человеку, а тот не слышит; тормошишь его, а он сидит с остекленелыми глазами и ничего не соображает. Отключился! Или так: ты подходишь к трезвому и спокойному на вид человеку с невинным вопросом, а он – по зубам тебя! А потом очухивается и орёт: «Ой, прости! я и сам не знаю, как это у меня так получилось!» А у самого – слёзы на глазах. И прощали, а что поделаешь!

После непривычно долгого пребывания под водою люди начинали путаться в мыслях, разговаривать сами с собою или с несуществующими собеседниками, беспричинно смеяться или плакать. Люди болели, бесились, впадали в отчаяние уже и не только в море, но и на берегу; у многих атомных подводников стали разваливаться семьи, жёны загуливали, а безнадзорные дети шли по дурному пути…

Вот тебе и выбрались в Индийский океан!

Вот тебе и заткнули за пояс Америку!

Коммунистическая Империя, на радость Империи Некрофилов, клонилась к закату, выдержать всё новые и новые экономические и моральные нагрузки она явно была не в состоянии, и когда-нибудь это должно было чем-то кончиться.

Чем?

Когда?

Глава четвёртая
ПЕРЕПАЛКА

 
Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей благородный:
– Слово обидно твоё; человек ты, я вижу, злоумный.
 

Гомер. «Одиссея», песнь восьмая

Лодка деловито рассекала морскую воду, распарывала её, а та, признавая как факт, что с нею таким образом поступают, реагировала на это таким образом: сталкиваясь с носом подводного корабля, – сначала шипела, а проскальзывая к корме вдоль бортов, уже явно рокотала, намекая на то, что, если дело и дальше пойдёт так же, то оно закончится кильватерным следом. И так и оно получалось и впрямь: белый кильватерный след возникал из всего этого и тянулся, тянулся позади корабля да так потом озабоченно и исчезал где-то в темноте… Прохладному морскому ветерку тоже была отведена определённая роль во всей этой истории: мощные вентиляторы сначала заглатывали его внутрь подводной лодки, затем прогоняли сквозь яркие, шумные, многолюдные отсеки и под конец выпускали его – ошеломлённого увиденным, уже с запахами человеческого жилья и всякой химии, прямо на просторы Тихого-претихого океана. «Лети дальше! – говорили вентиляторы ветерку. – И можешь рассказывать кому угодно о том, что ты здесь подсмотрел, но тебе всё равно никто не поверит!»

На ходовом мостике по-прежнему находились двое из трёх самых старших на корабле офицеров. Третий, забывшись тяжёлым болезненным сном, всё так же спал у себя в каюте.

Плохо, когда два командира, вместо одного. Но вот трое, вместо двух – по крайней мере в этом случае – было бы лучше!

Окажись сейчас на ходовом мостике вежливый, умный и миролюбивый Полтавский, и все дальнейшие события могли бы развернуться иначе, ну а без него беседа Рымницкого с Лебедевым почему-то не клеилась; так только – какие-то обрывки мыслей вслух, клочки распоряжений, лоскутки вопросов, ответов. И всё вроде бы было внешне спокойно и пристойно, но однако же с каким-то тайным подтекстом, что-то вроде:

– Ты – дурак!

– Да ты сам дурак!

– Я здесь главный!

– А я ещё главней!

Рымницкий терпеть не мог Лебедева и считал его выскочкой. Лебедев же на дух не переносил Рымницкого.

Рымницкий был чуть старше и по возрасту, и по годам службы. Лебедев – младше.

Рымницкий был выше ростом. Лебедев – ниже.

Рымницкий был элементарно умнее. Лебедев – явно уступал ему в образованности и в умственных способностях.

Рымницкий происходил из старинной дворянской семьи. Лебедев – из семьи потомственных революционеров.

Рымницкий выдвинулся из штурманов. Лебедев всего лишь – из минёров. Тонкий нюанс, и не всем понятный, но для посвящённых – очень многозначительный!

И последнее. На закуску:

Золотая-то Звезда, которую когда-то получил Лебедев, была на самом деле предназначена изначально Рымницкому!

Ведь это он тогда ещё, на далёком Кольском полуострове, тщательно готовил свой атомоход к подлёдному марш-броску, собирал экипаж, занимался ремонтом и переоснащением своего корабля. А высокопоставленный Пассажир был для него заготовлен как награда за все предыдущие труды. И вдруг в самый последний миг чей-то невидимый, но могучий пинцет взял его как муравья, как букашку, да и пересадил на атомную подводную лодку без Крупнопогонного Пассажира. И этот же хирургический инструментик аккуратненько вживил на освободившееся место другого человечка, прибывшего откуда-то со стороны.

Результат: Рымницкий, прошедший подо льдами без Пассажира, получает почётную грамоту; Лебедев, прошедший тот же путь, но с драгоценным Живым Грузом, получает Золотую Звезду Героя Советского Союза.

Ничем не примечательный и серый до сих пор человек вдруг резко вырвался вперёд за счёт другого, более достойного, но отодвинутого в сторону – обычное дело в нашей жизни. Теперь же, ко времени, о котором идёт речь, отодвинутый неудачник сделал вдруг резкий и неожиданный рывок вперёд. А какой – о том речь впереди. И это было необычно. И это взбесило Героя Советского Союза: хотелось отодвинуть и задвинуть ещё сильней; хотелось доказать, указать!.. А вместо этого!..

Вот потому-то беседа у них сейчас и не клеилась, и только внешне держалась в рамках приличия. Ведь это были враги.

Но вот капитан первого ранга Лебедев с тревогой заметил:

– Чёрт возьми!.. – это я, конечно, вру: он совсем не так выразился. Ну да ладно: – Чёрт возьми! Да ведь мы уже совсем выбились из графика. Так можем и не поспеть вовремя.

– Поспеем, – коротко и хмуро бросил в ответ Рымницкий.

Между прочим, для опасений Лебедева были все основания, ибо боевому подводному кораблю ещё предстояло провести ДИФФЕРЕНТОВКУ – такую операцию, без которой говорить всерьёз о дальнейшем продвижении вперёд просто невозможно; боевой подводный корабль для правильного лежания на воде и движения в ней должен быть тщательно выровнен; без дифферентовки, проведённой грамотно, по всем формулам, по всем вычислениям подводная лодка – она вовсе и не подводная, да вовсе и не лодка тоже.

Лебедева такой ответ Рымницкого не удовлетворил, и он то ли предложил, то ли уведомил, то ли приказал:

– Проводить дифферентовку лодки будем на ходу! Не отклоняясь для этого в район дифферентовки!

– Нет, – коротко бросил Рымницкий. Ему хотелось и стычки избежать со скандалистом, «нечаянно пригретым славой», и не отступить от требований Его Величества Закона. – Под нами сейчас – три километра! Над пропастью проползаем, какая же может быть дифферентовка?

– Но пойми же, Игорь Степаныч! Ведь мы сэкономим массу времени, а дифферентовку и так сделаем – на переходе в район торпедных стрельб! Чего там её особенно делать!

– Поймите и вы, – ответил Рымницкий, всё ещё пытаясь сдерживаться. – Это – МОЙ ПОСЛЕДНИЙ В ЖИЗНИ ВЫХОД В МОРЕ! И я хочу провести его по всем правилам, согласно руководящим документам!

Капризные нервы у Героя Советского Союза не выдержали, и он заорал:

– В таком случае, Я ВАМ ПРИКАЗЫВАЮ: ПРОВОДИТЕ ДИФФЕРЕНТОВКУ НА ХОДУ!

Рымницкий ответил неожиданно трезво и чётко:

– Есть! – и тут же передал в центральный пост: – Записать в вахтенный журнал: КОМАНДОВАНИЕ КОРАБЛЁМ ПРИНЯЛ НА СЕБЯ КАПИТАН ПЕРВОГО РАНГА ЛЕБЕДЕВ!

Вот это был удар так удар! Ответственности-то никто из этих штабных не любит. Им бы только других учить.

Лебедев кисло заулыбался:

– Ну ладно, командир! Хе-хе!.. Не кипятись! В конце-то концов, хозяин корабля здесь ты! Конечно же, тебе и все, как говорится, и карты в руки. Веди лодку в район дифферентовки. Только ж ты ходу прибавь-то, Степаныч! Ходу!

– Отставить запись в журнал! – скомандовал Рымницкий.

– Есть отставить! – ответили ему из металлических недр субмарины.

– Прибавить ходу!

– Есть прибавить ходу!

Атомная подводная лодка продолжала свой путь: пять человек сверху, сто пятнадцать – внизу; распоротая вода, шипение, белый кильватерный след…

И прохладный морской ветерок, которому тоже будет отведена определённая роль в предстоящих событиях – этакий летучий воздушный шпион: влетел – вылетел!..