Текст книги "Железные люди"

Автор книги: Владимир Полуботко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Рымницкий никогда не спорил с Альшанским на этот счёт. Знал: бесполезно. Стрелять и вешать – всё это уже было, «настоящий хозяин» – было… Что-то другое должно будет явиться на смену тому, что было. Но что? Рымницкий не знал.

А может быть, закон такой: что было – то и было; а что будет – то и будет… Как нельзя переписать прошлое, так нельзя переписать и будущее? История человечества – магнитозапись, на которой, что записано, то и воспроизведётся?

* * *

Амнистий за потопленные атомные подводные лодки не полагается, но Рымницкому повезло, и он отсидел не все десять лет.

А лишь семь.

В стране начались всякие перемены, вот его и отпустили с богом. Тут такие старые преступления выявлялись, и такие задумывались новые, и были и те, и другие такого планетарного размаха, что загубленная атомная подлодка казалась по сравнению с ними просто маленьким пустячком. Перед Судом Истории были безжалостно поставлены и бородатый старец Карл Маркс, и кровавый вождь мирового пролетариата Ленин, и хитрый отец народов Сталин, и косноязычные Хрущёв с Брежневым…

Рымницкий смотрел на эти события и вспоминал свою встречу в южной части Тихого океана с чем-то светящимся, разумным и небесным. Как он тогда от этих существ удирал в полном смятении чувств и ума, выжимая из своего атомохода – и огромное по человеческим меркам погружение, и огромную по нашим наивным представлениям подводную скорость! А те, быть может, смотрели на это и смеялись. Вот так же и сейчас: бывшие мошенники и казнокрады спешно пересаживаются из одних кресел в другие, спешно меняют маски и одежды, а позорные столбы где-то уже врыты в землю и ждут их…

Вышел Рымницкий на волю постаревшим, поседевшим, без пенсии и без средств к существованию. Но – всё ж таки и выжил, и вышел! И на том спасибо Судьбе, что она не совсем доконала человека, который был рождён для больших дел, но так и не свершил их.

Впереди была новая дорога – туманная и неясная.

Страна всё более и более погружалась во что-то непонятное: взрывы, мятежи, танки на улицах, безработица… А из города Петропавловска-на-Камчатке до него доходили слухи о том, что в тамошней базе атомных подводных лодок и в её окрестностях, то есть непосредственно в военном городке со всеми его жилыми домами и семьями военнослужащих, свирепствуют чеченцы. Тихо и незаметно сплели свою таинственную паутину и теперь творят всё, что хотят, и нет на них управы, и все трепещут перед ними.

Атомные подводные лодки, на которых когда-то было сделано столько походов, где столько всяких драм разыгрывалось, столько страстей кипело – и хороших, и плохих, где столько песен пелось, столько команд раздавалось, атомные подлодки эти теперь валялись на своих страшных свалках где-то на морских берегах не приспособленного для этого Земного шара. Куда девать отжившие свой срок атомные корабли, механизмы, детали, обломки и отходы – никто так и не додумался. Новые подводные атомоходы, ещё и мощнее прежних, пронизывали теперь морские глубины. И люди на них были тоже – в основном новые. А старые были уже на пенсиях.

По-разному складывались судьбы бывших подводных атомщиков. Один из старых знакомых Рымницкого – капитан первого ранга Зурабов – решил было, выйдя на пенсию, вернуться в свой родной Азербайджан.

Вернулся. В первый же день его направили в местный военкомат. А там толстяк, сидящий в одних трусах за столом и спасающийся от дикой жары холодным пивом, просмотрел его документы и говорит:

– Так ты капитан первого ранга?

– Так точно! – гордо ответил Зурабов.

Толстяка озарило открытие:

– Клянусь Аллахом! Так ведь это ж значит, что ты – полковник!

– Так точно!

– Отлично, дорогой! Нам полковники очень нужны: молодая Азербайджанская республика в опасности! Сейчас же примешь полк и поедешь в Карабах защищать Родину! На фронт!..

– Какой полк? Я – бывший морской офицер! И теперь я на пенсии!

– То ты в России на пенсии, а у нас – не Россия, у нас тут – война. Отечество в опасности! Прямо сейчас же тебя и отправим.

Зурабов хотел было возразить, что армяне ему никогда в жизни ничего плохого не делали, что он всю жизнь общался с ними и ему не приходило в голову, что это его враги, что тут какой-то обман, но вдруг осознал: бесполезно.

– Да дайте же хоть родных повидать! Я ведь только-только приехал, столько лет не видел родные края!

Толстяк поднял на Зурабова тяжёлые ленивые глаза.

– Хорошо. Уговорил. Но только, чтоб завтра, в девять утра, был здесь с вещами. Иначе – трибунал!

Зурабов понял, что просить и спорить бесполезно и отправился домой готовиться. Но – не к отправлению на фронт, а к погружению. Завтра – это означало, что времени ещё около суток. За это время можно успеть исчезнуть из Азербайджана.

На другое утро в военкомате не дождались Зурабова и решили, что он, видимо, проспал или невсерьёз воспринял требование явиться для защиты отечества.

Что ж, проучим наглеца!

Снарядили отряд захвата, примчались к его дому на машине.

А его и нету.

Тю-тю.

Опытный подводник – он всегда подводник. Где нырнул и как – неизвестно; каким курсом и через какие препятствия протиснулся – тайна; но достоверно известно одно: вынырнул он в России, в южной её части, в маленьком городке, где теперь и торгует на одном из базаров вкусными шашлыками собственного приготовления, изображает всем своим видом «лицо кавказской национальности», ничуть не напоминая бывшего командира стратегической атомной подводной лодки (кому скажешь – никто не поверит; а он и не говорит!), и радуется, что обрёл наконец-таки уютную гавань. Там Рымницкий его и встретил однажды. Сколько было радости для обоих!

* * *

Были и другие встречи – смешные и грустные.

Одна из них произошла у Рымницкого в Москве, куда он приехал хлопотать насчёт хотя бы частичной для себя пенсии.

Старый друг, новая квартира.

Да ты проходи, не стесняйся… Садись… Вот так… Для начала – выпьем… Закусим…

Проблемы?.. Понимаю!..

Ну что ты!.. У меня тут такие связи!.. Я решу твой вопрос в пять минут!.. Сейчас такие дела решаются очень просто!.. Я тут и не такое проворачивал…

Смотришь, какая у меня обстановочка?… Да, брат, стараемся идти в ногу со временем, стараемся… Сейчас грех не взять того, что само ну так и плывёт в руки, ну так и плывёт… Да ты закусывай, закусывай – икры у меня полно…

Вовка Ненастьев, мужественный боец военно-морского идеологического фронта, выйдя на пенсию, остался верен этому своему призванию: подался в демократы и в антикоммунисты; закупил у какой-то адмиральской вдовы одним махом гигантскую библиотеку по истории Российского Флота; выступал везде, даже и по телевиденью и даже (и в прямом эфире) и рассказывал всем о том счастливом пути, по которому пойдёт нынче Россия к новым горизонтам под чутким руководством таких, как он; коллекционировал модели парусных кораблей и картины современных маринистов. Попутно он занимался какими-то видами коммерции, дружил с коммунистами и с жириновцами, с антисемитами и сионистами, очень любил инфляцию и в одной только Москве имел зачем-то, кроме этой квартиры, ещё четыре! Помимо того, он держал деньги в западных банках и собирался приобрести недвижимость где-то в Великобритании – на тот случай, если вдруг вся эта новая кормушка рухнет и придётся драпать. Именно так и именно этими словами он и говорил с наивною откровенностью другу своей курсантской юности – Игорю Степановичу Рымницкому.

– Ну а каталог, коллекция – как же они? – спросил Рымницкий.

– Коллекция и каталог? Всё – как и раньше! Как говорил товарищ Ленин: учёт и контроль!

И тут солидный и убелённый сединами Володька Ненастьев принялся демонстрировать гостю новейшую видеоаппаратуру и компьютерную технику, которые запечатлевали в цвете, звуках и таблицах и диаграммах прекрасные мгновения его жизни. Голые женские округлости и изгибы мелькали на экране так, что и уследить было невозможно, как там они изгибаются и разгибаются, как округляются и как закругляются…

– Об одном только жалею: не было у меня ещё негритяночки! А так хотелось бы чего-нибудь африканского!..

– Подхватишь СПИД – будет тебе африканское!

Уже сильно напившийся Ненастьев сделал отрицающий жест мотающимся указательным пальцем перед глазами своего гостя.

– Запомни: я никогда ещё, ни единого разу ничего не подхватывал и никогда ничего не подхвачу. Умру от чего угодно, но только не от этого – это я точно знаю!

– Откуда?

Ненастьев внушительно и пьяно приподнял одну бровь.

– Гороскоп. Мне его сделали специалисты высочайшей квалификации.

Семьи у Ненастьева по-прежнему не было; дети, к сожалению, где-то всё-таки завелись, но он их ни разу не видел; по-прежнему он очень сильно рассчитывал, лишь на то, что на старости лет именно законсервированные образы голых женщин и своей персоны на их фоне смогут продержать его на плаву ещё некоторое время перед полным и окончательным погружением в небытие…

Стоит ли говорить, что влиятельный и богатый Ненастьев так ничего и не сделал для друга своей молодости!

Другая встреча состоялась в Ростове на набережной Дона: Тамара к этому времени так раздобрела и раскоровела, что Рымницкий с трудом её узнал в толпе гуляющих.

При ней был муж – капитан от артиллерии с какими-то мутными карими глазками, которые то ли слащаво улыбались, то ли вообще не видели ничего перед собою. Муж вёл за руку хорошо одетого мальчика лет пяти, и, судя по всему, хозяйкой в семье был муж, а мужиком в доме – мощная и властолюбивая жена.

Встретившись, разговорились.

Муж с сынишкой почтительно держался где-то сзади, а Рымницкий с Тамарой медленно шли впереди.

– Ах, Игорёк, как я рада тебя видеть!..

– Я тоже рад видеть тебя.

– Скажи: ты меня простил или до сих пор считаешь, что я такая – плохая?..

– Простил. Я всех давно простил.

– Да, я слышала про тебя… Рассказывали… наши общие знакомые.

Рымницкий промолчал. Слышала – так слышала.

Дело было в апреле, погода стояла почти летняя, и он вдруг почувствовал, что ему стало жарко. Снял с себя пиджак и перекинул через руку. Тотчас же шедший сзади муженёк подскочил и со словами «Позвольте я!..» удачно изогнулся и перехватил пиджачок. Рымницкий оглянулся в изумлении – капитан артиллерии шёл сзади на почтительном расстоянии и приторно улыбался и кивал Рымницкому.

– Где ты откопала такого придурка? – в изумлении шепнул Рымницкий.

Тамара только многозначительно и самодовольно улыбнулась, и её бывший возлюбленный понял, что невольно отпустил ей обалденный комплимент.

– И потом: тогда ты сбежала с моряком, а теперь у тебя – уже сухопутный артиллерист!

– Ой, да что там и говорить!.. Много у меня с тех пор вас перебывало. Я, Игорёк, люблю мужчин. Так же сильно, как деньги. И теперь у меня много и того, и другого. Люблю разнообразие. Люблю варианты. Люблю – чтоб аж всласть! Люблю, когда мужчин сразу несколько… А на этого, что сзади, – не обращай внимания! Он безобидный. Принял тебя, наверно, за представителя фирмы «Трофименко и Внуки», которого мы сегодня ждём. Моя меховая фабрика очень сильно зависит от ихних поставок…

– У тебя есть меховая фабрика? – изумился Рымницкий.

– Да, я настоящая капиталистка.

– Когда же ты успела?

– Ой, долго ли умеючи!..

– Но ведь для основания дела нужен же какой-то первоначальный капитал – я правильно понимаю?

– Правильно, правильно. Тут главное – вовремя грабануть то, что надо и там, где надо.

– Ты банк ограбила?

– Ну что ты, Игорёк! Это в дикой Америке грабят банки. А у нас – всё на бумаге делается… Как видишь, я времени зря не трачу! – Тамара громко расхохоталась. Потом вдруг посерьёзнела: – Прости, если я тебя обидела!..

– Нет-нет, ничего, – задумчиво пробормотал Рымницкий. – Послушай, а зачем тебе много денег?

– А вот ты представь: придёт когда-нибудь старость и ко мне, и захочется мне тогда мужчинки, чтоб в самом соку был, молоденький чтоб! А зачем старый? А где его взять – мужчинку этого, когда я буду некрасивая, старая, больная, неповоротливая? Вот тут-то денежки и пригодятся! – она снова рассмеялась.

Рымницкий тоже улыбнулся. Но по другой причине: он вдруг сообразил, что последние её слова поразительно напоминают рассуждение папаши Карамазова из романа Достоевского.

– Ах, время, время! – продолжала болтать Тамара. – Давно ли ты подобрал меня в кафе, а я там, как дура последняя, ревела из-за того, что меня кто-то ущипнул лишний раз за жопу. Наивная была, не понимала, что женская задница для того ведь и существует, чтобы её щупали мужчины!..

Тамара в который уже раз дико расхохоталась, и Рымницкий, глядя на то, как у неё колышутся груди и двойной подбородок, почувствовал вдруг, что и ему наконец-таки стало по-настоящему смешно…

Всё – комедия. Когда-то молоденькая девушка взбиралась по спине ему на плечи и оттуда ныряла в море. И так же точно в жизни: она взобралась на его плечи и нырнула оттуда в Большую Жизнь, в Жизнь с Размахом: сперва поселилась в Петропавловске на правах офицерской жены, а не ушедшей из дому и всеми гонимой, без надёжного куска хлеба и без собственной крыши над головой полудеревенской девчушки; в довольстве и сытости тщательно и деловито осмотрелась, увидела, что вокруг полным-полно неженатых, молодых и хорошо обеспеченных мужчин – край-то северный, а городок-то военный, и с женщинами там плохо… Спокойно выбрала себе то, что ей было нужно на тот момент. Ещё несколько таких замен, да кое-какая писанина с переводом государственной собственности в собственные руки – вот и устроила свою судьбу…

Рымницкий почему-то совсем не держал на неё зла. Даже и благодарность какую-то испытывал к ней: молоденькая девушка на время скрасила ему тогда жизнь, пригрела возле себя, дала кое-какой урок. А развернулась во всю свою бесовскую ширь уже не с ним, а с другими, ну а те другие пусть и расхлёбывают!

* * *

Но были встречи и печальные – с людьми, уцелевшими после катастрофы уже другой атомной подводной лодки, затонувшей опять же при фантастически безумных обстоятельствах где-то к северу от Норвегии. Это была цепь вопиющих безобразий, которая начиналась в штабах на берегу, а закончилась в море на людях, плохо обученных, недисциплинированных и доверившихся доведённой до развала технике. Адмирал Белов, попытавшийся было добиться правды в раскрытии этого дела, был немедленно вышвырнут вон из флота. А адмирал Алкфеев, стоявший у истоков этой катастрофы пошёл на повышение. Это был всё тот же самый Алкфеев. который когда-то незаконно заставил Рымницкого выйти в море на неисправной атомной подводной лодке! И на этот раз всё опять-таки осталось шито-крыто. И по-настоящему спросить – не с кого.

Старый знакомый, чудом выживший после гибели «Революционного красногвардейца», рассказывал Рымницкому такие подробности, что у того от этих рассказов даже и плакать уже не было сил…

Когда всё это началось? С эпохи впавшего в маразм Позднего Брежнева? Или с Залпа Авроры? А может быть, ещё с Порт-Артура и Цусимы?

И почему опыт прошлого не способен ничему научить людей?

В Питере объявился какой-то писатель, который на фактах и документах доказывал, что во время Второй Мировой войны наше командование умышленно посылало на смерть наши же подводные лодки. Финский залив был немцами наглухо заминирован и перегорожен сетями. Командование прекрасно знало, что эти препятствия непреодолимы, отказывалось что-либо делать, чтобы их убрать, и всё посылало и посылало на верную гибель наши подводные корабли. Подводники знали о том, что их гонят на убой и запивали с горя; где свои, где чужие, понять было невозможно… Писатель объяснял это так: некоторые коммунистические вожди (хотя и не все!) были кровно заинтересованы в гибели нашего флота и в победе Гитлера. Конкретными поступками они работали на наше поражение!

Рымницкий и сам знал о многих безобразиях, но чтобы уж такое…

Многое надо было переосмысливать, но, наверное, он уже не имел на это права после того, что когда-то сделал сам.

* * *

Окончательно переселившись к своим детям на Юг России, Рымницкий стал перебиваться случайными заработками – то в чьей-то авторемонтной мастерской, то в чьём-то саду. Подкармливали, конечно же, и дети, но ему не хотелось быть кому-либо в тягость. Хотелось работать, пока есть силы. Прикинув собственные возможности, он всё более и более приходил к мысли, что пчеловодство и уединённая, удалённая от всего на свете пасека – это наиболее достойный и приемлемый для него способ провести последний отрезок своей жизни. Так бы оно и было, если бы не взволновавшие его события июня 1995 года в ставропольском городке по имени Святой Крест…

Чёрная Быль и Святой Крест…

Долгий и мучительный путь от одного национального кошмара к другому.

Рымницкий включал радио: Запад откровенно злорадствовал по поводу самого большого в Истории террористического акта. Мнение Востока и так было понятно – бандиты ведь были мусульмане.

А бывшие когда-то союзники в Восточной Европе вступали в НАТО, что могло означать лишь одно: подготовку к войне против России.

А на территории бывшей Югославии такая война уже давно репетировалась: Запад и Восток оказались едины в ненависти к православным сербам и совместными усилиями истребляли этот народ, столь похожий на русский…

Но ведь и сами русские ничего не делают не только для спасения своих собратьев на Балканах, но и для своего собственного выживания в своей собственной стране… Пока что одно несомненно: Россия идёт к гибели и сама же своим безволием и провоцирует презрительное отношение к себе.

А надо уметь давать отпор. Уважают только сильных.

Так как же всё-таки провести остаток своей жизни? Фашизм, коммунизм? Для Рымницкого и то, и другое было одинаково ненавистно…

Впрочем, это уже новая история, а нам пора возвращаться к нашей.

Глава сорок вторая
Краснобаев, Семёнов и другие судьбы

 
Горе! К какому народу зашёл я? Быть может, здесь область
Диких, не знающих правды людей?
 

Гомер. «Одиссея», песнь шестая

Нам пора возвращаться к нашей истории и к тем её событиям, ради которых она и задумывалась и писалась.

Мичман Краснобаев.

Очень интересно сложилась его судьба. Сразу после окончания спасательных работ командир дивизии предложил представить его к награде.

– Мы аварийщиков не награждаем, – ответил на это адмирал Ковшов.

Видимо, устыдившись за немыслимую глупость своих слов, Ковшов всё-таки смягчился и спросил:

– А что? Есть ли у этого Краснобаева квартира?

– Есть, товарищ адмирал! Конечно же, есть, – заверил Ковшова уже знакомый нам заместитель командира дивизии по политической части капитан второго ранга Шлесарев, он же Маньяк-с-Бритвой.

– Есть! Есть! – наперебой закричали и другие штабные заправилы, прекрасно знавшие, что Краснобаев с женою и маленьким ребёнком ютится в семиметровой комнатушке.

А комнатушка – часть большой и шумной коммунальной квартиры с другими военно-морскими семьями и трудными судьбами; корыта – на стенах, мешки с картошкой – по углам, а бельевые верёвки – крест-накрест! Но если сейчас этому самому Краснобаеву дать хату, то тогда кому-то из своих людей эта хата не достанется! А всё-то уже давным-давно распределено наперёд. И не без выгоды для распределителей!

– Ну тогда – давайте подарим ему что-нибудь очень ценное. Как-никак человек спас от затопления седьмой отсек, сэкономил государству гигантские средства! Да разве ж мы не понимаем этого? Мы – всё понимаем! Давайте подарим ему машину «Волгу»!

Предложение Ковшова было принято с восторгом, и пылкое начальство поклялось, что машину оно подарит герою Краснобаеву в самом ближайшем будущем.

Есть все основания считать, что так оно, начальство это, и сделало: подарило машину.

Но только не Краснобаеву.

А кому-то другому.

Так же, как и квартиру вне очереди – её, конечно же, выделили, но опять же не Краснобаеву, а кому-то совсем-совсем другому.

А Краснобаев ничего себе и не требовал – не такой он был человек. Однако же год спустя, когда его маленькая дочка подросла и вознамерилась пойти в детский садик, он попытался добиться для неё этой чести.

И – не добился.

Местов нету! Ну что тут поделаешь?

Нету местов для мичманов краснобаевых!

Ему даже и в числе живых не нашлось места: лет через десять после описываемых событий он тяжело заболел и умер.

* * *

Долго ли, коротко ли, но повреждённые рука и нога у мичмана Семёнова зажили, и он снова встал в строй. Жена его благополучно родила ему сына, и поскольку самого мичмана Семёнова звали Виктором, то есть Победителем, и это имя так его здорово выручило, счастливые отец и мать решили и сына назвать так же. Пусть побеждает и он!

Виктор Семёнов-старший всё не решался и не решался сделать одно дело, а однажды решился. Выбрал он подходящее время и спросил мичмана Смолякова:

– Слушай, Серёжа, что ж ты меня тогда в темноте не подобрал? И даже не позвал никого на помощь?

Смоляков прикинулся дурачком:

– Это когда? В какой темноте?

– Ты знаешь, в какой: когда ты и Матвеев наткнулись на меня на средней палубе первого отсека. Я тогда лежал и всё слышал, хотя и сил не имел шевельнуться, и голоса не имел…

– Я даже и не помню такого… Я не натыкался на тебя, Витя. Ты что-то путаешь.

Мичман Семёнов не стал продолжать этот разговор со Смоляковым. Но потом подошёл и к Матвееву и спросил то же самое.

Этот оказался честнее. Или циничнее.

– Да, было такое, – признался он. – Ну ты ж понимаешь, как оно бывает: когда такое случается, каждый сам за себя… Ну вот и я тогда – тоже… Ты уж прости!..

Семёнов зла ни на кого и не держал. Прирождённые победители – они всегда великодушны к падшим.

Два года спустя он оказался на борту атомной подводной лодки другого проекта. Возле Курильских островов подводная лодка потерпела аварию: вода для охлаждения атомного реактора куда-то вдруг вся вытекла (ну, то есть, исчезла в неизвестном направлении), реактор вышел из-под контроля, и лишь благодаря гениальной и – главное! – молниеносной находчивости механика, удалось предотвратить самый настоящий атомный взрыв. Семёнов тогда участвовал в тушении пожара, и остался цел; попал под простой (не атомный!) взрыв – и опять выжил, хотя и получил тяжёлые травмы… На море же между тем был сильный шторм, и беспомощную подводную лодку понесло на скалы возле берегов Парамушира. Дали сигнал «SOS», и навстречу терпящим бедствие выслали спасательные корабли, которые должны были поймать подлодку и взять её на буксир. Корабли в темноте и в буре прошли мимо, а острые рифы становились всё ближе и ближе… И вот уж после таких-то дел для той подводной лодки и её экипажа выжить не было уже совсем никаких шансов…

Когда-нибудь, в другой раз, я, быть может, вернусь к этой необыкновенной истории. Пока же скажу только одно: они не утопили своего корабля и спаслись. И мичман Виктор Семёнов – в том числе. (А иначе как бы мы потом с ним встретились летом 1996-го года?)

В третьем походе на третьей атомной подводной лодке он опять тушил пожар, который заметил первым. Тогда обошлось не столь благополучно, и у него обуглились кончики двух пальцев на левой руке. Корабельный врач укоротил ему оба пальца, но не сильно. Он и после этого продолжал служить, продолжал ходить в далёкие походы. Потом сошёл окончательно на берег, но и по сей день он такой же силач, как и прежде, полон энергии и держится молодцом. Кругом – нищета и безработица, а он вкалывает как проклятый на тяжёлой работе, неплохие деньги зарабатывает себе и семье.

Вот такая у него судьба!

* * *

А как повели себя и о чём подумали русский Мерзляков и молдаванин Лесничий, когда спустя некоторое количество лет в Молдавии начались боевые действия между русскими и молдаванами – линия фронта, окопы, стрельба и взаимное истребление!

Приношу свои извинения, но я об этом ничего не знаю. А как бы хотелось узнать!..

* * *

Теперь о других.

Хныкавшего секретаря партийной организации попёрли и из партии, и из флота.

Полетели и многие другие карьеры и карьерки.

Например, командиру вспомогательного экипажа капитану второго ранга Полтавскому приписали малодушие. Его понизили в должности и в звании и спровадили на какую-то маленькую канцелярскую должность – доживать на ней до пенсии вдали от моря и боевых кораблей. Предпринято это было для того, чтобы часть вины снять с других, чтобы тех совсем не раздавило – например с Рымницкого и Лебедева – и по частям переложить на чьи-то другие плечи. Так и сделали, и не только по отношению к Полтавскому.

Да и многим другим офицерам было велено подыскивать себе сухопутные места да такие, чтоб даже и не на Камчатке были, а где-нибудь подальше!

Лейтенант Капустин, специалист по торпедной части (командир БЧ-3), и тот был наказан: никаких плаваний! Как это у тебя случилось, что торпеда оказалась в плену между двумя заклинившими крышками? И это не отговорка, что лодка, мол, чужая и тебя запихнули на неё за день до отплытия! Управлять погрузкой и разгрузкой торпед на берегу – вот твой удел отныне!

Капитана первого ранга и Героя Советского Союза Лебедева понизили в должности и исключили из партии. Он было возражал: я ведь выступал решительно против выхода в море этой подлодки! Я даже и послание специальное направил по этому поводу адмиралу Алкфееву! Но Алкфеев на это очень просто ответил, что никакого послания он и в глаза не видел, ну а так-то, если бы послание на самом деле имело бы место, то он бы, тогда бы конечно бы, прислушался бы к нему. Но послания не было. И он, Алкфеев, не мог узнать об истинном положении вещей от столь заметного человека, каковым считался Лебедев… И даже копия послания, которую предусмотрительный Лебедев припрятал в своём сейфе, тоже пропала. Первое, что сделал Лебедев, как только вылез из барокамеры, это побежал к своему сейфу. Нужно было представить письменное доказательство своей непричастности к трагедии. И что же он увидел?

Сейф взломан! И в нём пусто!

Вот потому-то Лебедева и понизили. Но – ненадолго. Уже год спустя его сильно повысили да так, что взлетел он ещё и выше прежнего! В это трудно поверить, но и в партии его восстановили. И переехал он сначала в более тёплый и культурный Севастополь и занял там пост, соответствующий контр-адмиральской вышине.

Золотая Звезда Героя – это такой поплавок, с которым никогда не утонешь!

Хотя… Высшие Силы – они-то могут посмотреть на всё совсем иначе. Блеском золота и ложью их подкупить нельзя, и своё возмездие они могут приберечь до какого-то особого, им одним известного момента. Именно так и случилось с Лебедевым. Однажды, уже будучи заслуженным пенсионером, окружённым славою знаменитого подводника – спасателя, избавителя и радетеля, поучающего с телевизионных экранов заблудших, он скромно, по-стариковски отправился на рыбалку. Жил он к тому времени уже не в бурном Севастополе, а на благополучном российском побережье Чёрного моря в окрестностях Геленджика. Море в тот день было тихим и безветренным, а резиновая лодка Лебедева была крепка и надёжна. Потом вспоминали, что некоторое время его лодку видели недалеко от берега, а потом она отплыла чуть дальше, а потом и ещё дальше… И что было после этого – никто толком не знает. Но знаменитый подводник исчез на несколько дней. А потом вдруг объявился у берегов всё того же Геленджика на всё той же самой исправной и надёжной резиновой лодке. Но уже без признаков жизни. Воды и пищи у него с собой было вдоволь, время года было тогда тёплое – не жаркое и не холодное, и вскрытие так потом и не смогло установить истинных причин его смерти.

И адмирал Алкфеев, который когда-то шантажом и угрозами незаконно заставил капитана первого ранга Рымницкого выйти в поход на неисправном и неподготовленном подводном атомоходе, который чуть было не провалил работы по поиску затонувшей подводной лодки и который после катастрофы самым бессовестным образом фальсифицировал документы и оказывал грубое давление на тех, кто давал показания следственным органам, – он так ведь и не предстал перед военным трибуналом. Вполне естественное обвинение в измене Родине так и не коснулось главного виновника всей трагедии. Вместо этого, он самым успешным образом продвинулся по службе!..

Несколько лет спустя у берегов Норвегии при самых невероятных по своей нелепости обстоятельствах затонет атомная подводная лодка «Революционный красногвардеец», подчиняющаяся этому же самому Алкфееву. Эту новую катастрофу не удастся засекретить, и тогда весь мир содрогнётся от ужаса, узнав безумные подробности коммунистической безалаберности.

И именно после этой ужасающей беды Алкфеев опять поднимется по служебной лестнице!!!

Когда-нибудь и к нему придёт Возмездие…