Текст книги "Спросите у берез..."
Автор книги: Владимир Хазанский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
«Сваты»
Наступает наконец время, к которому мы так долго готовились. Довольно прятаться по углам! Пора выходить на открытую дорогу борьбы.
Любит Аниська смотреть в ночное окно. Таинственной темнотой окутаны дома, деревья, палисадники. Сквозь тучи пробивается скупой лунный свет. Очертания предметов, расплылись, едва различимы.
Интересно, почему свет луны такой неровный? Все время дрожит, вроде шевелится. Ага! – понятно. Это шевелится от ветра тополь. Он-то и закрывает луну. Кажется поэтому, что бегают туда-сюда какие-то тени. А вот мелькнула другая, непохожая на эту, тень. Это уже не кажется, а так оно и есть. Перебежала дорогу и спряталась за домом.
Спустя некоторое время скрипнула дверь в сенях. Оттуда, из темноты, кто-то сказал:
– Приехали сваты. Кличут вас, Григорий Сергеевич.
Да это же Женька! Почему ока такая таинственная? И так тихо говорит?..
– Иди, я сейчас, – ответил Григорий.
Снова скрипнула дверь. Опять метнулась в сторону тень. Потом, объяснив что-то шепотом Вале, вышел из дому Григорий. Его она тоже с трудом узнала за окном.
Говорят о каких-то сватах. Кому теперь может прийти в голову свататься? Наверное, это какие-нибудь нужные Грише люди.
Так думала Аниська. А в это время Женя Фроленок разливала чай двум ночным гостям. Надо же было им, уставшим и продрогшим, согреться с дороги. Поэтому и ее, Женина, комната натоплена жарче обычного. Это уже постаралась мама, пока она бегала искать Владимира Вестенберга и Василия Лукашонка.
Ребята сидели у края стола тихие, сосредоточенные. Ждали, пока уставшие незнакомцы окончат чаепитие. С интересом разглядывали их. Смотрели не прямо, в упор, а осторожно, чтобы не показаться назойливыми. Внимательные взгляды бросала на пришедших и Женя. Вернее, на одного из них. На того, к кому все время обращался ее брат Петр, называя его Иваном Кузьмичом.
И вспомнился Жене давний, еще довоенный случай. Как обычно, ранним утром шла она из деревни в Освею, спешила на занятия в школу. Вдруг слышит сзади гудок. Не оборачиваясь, школьница быстро сошла с дороги, надеясь, что машина проедет мимо. Но легковушка догнала ее и остановилась. В машине – Женя сразу узнала его – сидел директор Чапаевской МТС Иван Кузьмич Захаров. Она часто видела его, приходя в МТС к брату Петру, где тот работал бригадиром тракторной бригады.
И вот неожиданная встреча на дороге-.
– Пожалуйста, принцесса, экипаж подан! – шутливо пригласил ее Захаров в машину.
Женя, действительно, почувствовала себя принцессой: впервые в жизни ехала в легковой машине! Она быстро мчалась по неровной лесной дороге. Мелькали по сторонам деревья, замирало на поворотах от быстрой езды сердце, и Женя испытывала необыкновенное удовольствие. Тот день она запомнила навсегда.
Запомнила и добрую улыбку директора МТС.
А вот запомнил ли ее он? Жене сначала хотелось спросить – помнит ли Иван Кузьмич ту памятную для нее поездку, но она не решалась. У Захарова усталое, озабоченное лицо. Ему теперь не до пустячных воспоминаний.
«Уж не те ли это люди, с Большой земли, которых давно ждут подпольщики?» Об этом все время думают и Вася, и Володя. Наконец приходит Григорий, и сразу завязывается оживленный разговор. Но Женя не успевает принять в нем участия.
– Милая Женечка, может походила бы возле дома, покараулила, – просит Иван Кузьмич, – ну, хотя бы в честь нашего давнего знакомства. – И тут же быстро добавляет: – Только не подумай, что у нас от тебя какие-то секреты. Ребята тебе все расскажут.
Нет, она не обижается. Ей приятно, что бывший директор МТС ее узнал. Ведь и по имени назвал, и намекнул про ту лесную поездку, когда подвез ее в школу.
Женя вышла во двор, а в избе продолжалась начатая беседа. Вернее, говорил один человек – Иван Кузьмич. Он представил ребятам своего друга и помощника Ивана Петриенко.
Да, они прибыли в тыл врага по заданию Витебского обкома партии. Им доверено возглавить борьбу коммунистов, комсомольцев и всех патриотов, создать партизанский отряд. Они же, в свою очередь, хотят узнать, что уже сделали прошковские подпольщики, как подготовились к борьбе.
Внимательно слушая Захарова, Григорий наблюдает за раскрасневшимися лицами Василия и Владимира. И удовлетворенно улыбается. Во-первых, он очень рад этой встрече. А во-вторых, почти все, о чем говорит Иван Кузьмич, он знает. С этим человеком, который живет в районе уже много месяцев, у него не первая встреча. Ему известно, что и ту газету – со снимком парада на Красной площади – передал он, Захаров.
А Василий и Владимир, уточняя и дополняя друг друга в деталях, подробно рассказывают о себе и товарищах, о своих делах и первых маленьких победах. Рассказывают о складе оружия и о лесном лагере, об окруженцах, с которыми держат постоянную связь. Говорят также о дружбе и взаимодействии с русскими и латышскими комсомольцами-подпольщиками.
– Был бы я вашим учителем, а вы моими учениками, – говорит Захаров, – всем бы поставил по пятерке. Ваша работа очень нужна Родине.
– Значит, выступаем! – не выдерживает Василий.
– Нет, пока еще придется повременить, – разочаровывает его Иван Кузьмич. – Во-первых, нам надо выбрать базу для отряда, хорошенько подготовить ее. Потом переправить туда ваших лесных жителей и окруженцев. Всех, кто не связан с семьями. Вы, местные подпольщики, пойдете в последнюю очередь, когда сделаете все, что потребуется.
Прошло несколько дней, и в Прошках появился еще один «сват». Аниська слышала разговор Григория и Мишки. Братья об этом говорили, ни от кого не таясь.
– Опоздал немного этот товарищ. Невеста уже просватана, – шутил Григорий. – И сказать по правде, уже давно.
Теперь он не скрывал от Мишки свою давнюю договоренность с Захаровым.
– А к нам он зайдет? – спросил Мишка.
– Обязательно. К обеду должен прийти вместе с Васей и Володей.
Аниська с нетерпением ждет обеда. Она понимает, что сват – это только для маскировки. И все-таки хочется увидеть этого человека.
Он пришел, как и ожидали, в обед, вместе с Василием и Владимиром Иосифовичем. Невысокий, худощавый… Да это же учитель Виктор Савельевич Езутов! Ее учитель, который уезжал на летние каникулы к родителям в Россонский район. Когда началась война, он не раз приходил в Прошки. Появится на день-другой и снова исчезнет. Теперь вот опять… Что ему здесь надо? С Вестенбергом, с которым вместе работал в школе, у него, конечно, старая дружба. А какие у него дела с Гришей, Васей и Мишкой?
Откуда ей, не посвященной в дела подполья девочке, было знать, что Виктор Езутов приходит в Прошки совсем не в гости. Его, бывшего прошковского комсомольца, посылали сюда руководители россонского подполья для связи с местными комсомольцами.
А теперь он пришел уже как представитель отряда Дубняка. Дубняк – учитель из Россон Петр Миронович Машеров – послал Езутова с новым поручением: подобрать в Прошках надежных ребят, тех, кого он знает, в свой отряд.
Парни немного растерялись – они ведь уже договорились с Захаровым. Да и в родных прошковских лесах, где им знакома каждая тропинка, будет лучше партизанить.
Россонский представитель не обиделся. Он понял, что ребята поступили правильно. Тем не менее бесцельным свой приход в этот район Виктор Савельевич не считает. Связь с соседями нужно иметь обязательно. Врага ведь им придется бить вместе.
– Это верно, – соглашается Григорий. – И встречаться будем чаще, и дружить крепче.
Прощаясь, гость советует, как лучше организовать уход людей в отряд.
– Отдавать семьи на съедение фашистам нельзя, – говорит он.
Они, россонские подпольщики, сделали так: организовали налет «неизвестных партизан» на группу молодежи во время деревенской гулянки.
– Ловко! – восхищенно сказал Василий. – Надо будет и нам что-нибудь такое придумать.
Езутов с Григорием вышли из дому. Во дворе гость остановился.
– А все-таки я хотел бы встретиться еще и с Захаровым, – сказал он.
– Можно устроить, – согласился Григорий. – Пойдешь в Лисну, на берег озера. По левой стороне крайний дом. Возле него растет высокая ель. Зайдешь к хозяину и скажешь ему: «Бэз»[1]1
Сирень (бел.).
[Закрыть] Получишь ответ – «рамонки»[2]2
Ромашки (бел.).
[Закрыть]…
– Намек на то, что пока цветочки, а ягодки еще будут, – заметил Езутов.
– Думай как хочешь, – улыбнулся Григорий. – Да, так вот тот человек и поможет тебе встретиться с Захаровым.
– Спасибо!
Езутов быстро идет к кладбищу, сворачивает на лесную стежку и вскоре скрывается из виду.
Через неделю в лагерь пришли Василий и Михаил Лукашонки. Подойдя к землянкам на небольшое расстояние, еще издали ощутили запах дыма. Потом увидели огонь. Лесные поселенцы сидели вокруг небольшого костра. От него шел дразнящий запах печеной картошки.
– Милости просим к нашему столу, – предложил Бордович, – на первое – картошка, на второе – картошка и на третье – тоже картошка.
– Выходит, что без Юлии ваши повара слабоваты, – сказал Василий.
– О, нет! Наши повара научились даже из ничего готовить вкусные блюда, – весело отозвался Николай Волков. – А это у нас не завтрак и не обед, а просто маленький перекус. Так что присаживайтесь.
– Спасибо, ребята, некогда, – ответил Василий. – Да и вам тоже, наверное, придется это дело отложить. Срочно собирайтесь.
– Что, снова переселяемся?.. Очевидно, нашли квартиры с паровым отоплением, – с иронией заметил Смирин.
– Переселяемся, и, кажется, уже в последний раз, – улыбнулся Василий, – идем в партизанский отряд.
– Ура! Ур-рра! – прогремело над лесом. То, что у каждого долго вынашивалось в сердце, прорвалось наружу. Парни стали обниматься, бросать вверх шапки, пританцовывать. Радости не было границ. Сколько тревог, сколько пустых, бесцельных дней они прожили, пока дождались этого часа!
Собрались быстро. Забрали все, что может пригодиться на новом, необжитом месте. В том числе и только что испеченную картошку. В последний раз взглянули на свое лесное убежище и пошли. Недалеко от склада оружия, на небольшой полянке, их встретили Иван Кузьмич Захаров, Иван Петриенко и Григорий.
Подпольщиков построили в одну шеренгу. Мишка раскрыл перед ними свой склад, и Григорий вручил всем оружие – кому винтовку, кому автомат, а Николаю Волкову пулемет Дегтярева.
Осторожно, с любовью взяли они его – настоящее, боевое оружие – в руки. Недаром с таким трудом добывали его комсомольцы-подпольщики, бережно хранили. Теперь оно в крепких, надежных руках.
С большим волнением слушали скрывавшиеся от немцев лесные поселенцы добрые напутствия Григория и ответное слово Николая Волкова. Пришла пора уходить.
Тепло, по-братски прощаются молодые партизаны с Григорием, Василием и Мишкой. Многое, очень многое хочется сказать им. Высказать этим людям, которые протянули им руку помощи в трудную минуту, все. Но нужные слова не находятся. Только щемит сердце, да предательские слезы набегают на глаза…
И надо спешить. До Лисно, небольшой белорусской деревушки, недалеко от которой создает свой партизанский лагерь Захаров, больше тридцати километров.
Корчекопы
Тот и везуч, кто настойчив. Тому и помогает случай, кто по-настоящему смел, находчив. Такими и были наши друзья-латыши.
Ночью на берегу окутанной туманом реки Зилупе, в районе одинокого хутора Стальмакрх, кто-то дважды просвистел. Следом раздался ответный свист.
– Лодка, – сказал кто-то на том берегу.
– Банка, – ответили на этом.
Через минуту Василий, Мишка и Петя Лукашонки, перекинув бревно через взбухшую от талых вод реку, переправились на противоположную сторону. Там их ждали Александр Гром и Михаил Дубро. Они помогли товарищам перенести два ручных пулемета, несколько ящиков с гранатами и патронами.
– Записывай, тезка, – говорит Дубро Мишке, – и не забудь приплюсовать к тому, что переправили раньше.
– Не бойся. На нашем складе ничего не затеряется, – степенно отвечает Мишка.
– Это верно. Но ты записывай. Для порядка.
Порядок, о котором беспокоится Михаил Дубро, не так уж лично ему нужен. Делается это не столько для него, сколько для других. Пусть знают латышские подпольщики, что все оружие, которое они передают белорусским друзьям на общий склад, строго учитывается. Чего греха таить – не сразу согласились они расстаться с этим бесценным грузом, на сбор которого затратили столько усилий и времени. Сказалась тут не только деревенская психология, мужицкая жилка. Оружие – ценность особая. Оно придает силу. Без оружия трудно бороться, нельзя стать партизанами. Появилась боязнь: уцелеет ли оно там, на другом берегу Зилупе, не пронюхают ли о складе оккупанты?..
И хотя они с белорусскими ребятами в одной организации, хотя Александр Гром и Михаил Дубро, которые теперь часто бывают в Прошках, хвалят этих ребят, ручаются за них, червь сомнения продолжает точить души латышских парней. Может быть, эти сомнения оттого, что сами они еще не были на другом берегу Зилупе? Не видели тех, с кем побратались в борьбе?
Сейчас, перед расставанием, друзья с сожалением думают о том вынужденном разделении, в котором они оказались с началом войны.
– Хоть бы заочно как познакомить ребят, через фотографии, – предлагает Дубро.
– Эх ты, конспиратор! – упрекает его Гром. – Через фотографии можно только сватов засылать.
– А ему, видно, не терпится скорее показать наших девушек вашим парням, – шутит Василий.
– Это не мне, ребятам нашим не терпится, – улыбается Михаил Дубро. – Чужие девушки всегда кажутся лучше.
– А ты постарайся описать. Да так, чтобы представили как живых и влюбились заочно, – смеется Василий.
Он смотрит на них, и его воображение рисует людей, которых он тоже никогда не видел. Странно, но он представляет их себе хорошо, почти зримо.
Вот словно встал перед глазами высокий, худощавый, с неизменной цигаркой во рту, Филипп Равинский.
Тот самый Равинский, который еще задолго до объединения с прошковцами пробрался в Освею, устроился там под видом окруженца плотником и пытался установить связь с кем-нибудь из руководителей партийного подполья. Но никто тогда не рискнул довериться незнакомому человеку.
Зримо представляет Василий и синеокую красавицу – жену Филиппа Катю, которая вместе с мужем организовала подпольную группу в деревне Суржи. Представляет и озорного, острого на слово «черного Сашу» – рижского друга Александра Грома, рабочего паренька. Не желая работать на врага, он оставил город и вернулся в родную деревню. Черным его прозвали, чтобы как-то отличить от Саши Грома – «Саши белого». По правде же говоря, оба они черноволосые, но, как рассказывают, Саша Дубро чуточку темнее. Здесь, в подполье, еще больше окрепла прежняя личная дружба рижских друзей. Они «сроднились» даже в том, что одновременно начали «ухаживать» за двумя сестрами – переводчицами комендатуры – Валей и Гелей, чтобы получать от них необходимые им сведения. От сестер узнали и про ту рождественскую попойку немцев, которая помогла друзьям в первый раз перебраться через границу.
Хорошо представляет себе Василий и других латышских подпольщиков: весельчака Георгия Дубро и его младшего брата Евгения, шустрого подростка; тихого, медлительного в движениях Егора Равинского и его однофамильца Василия – застенчивого, но по-крестьянски упрямого парня. Знает и некоторых других парней.
Нет, не особым талантом и не особым умением видеть на расстоянии людей наделен он, Василий. Просто, как руководитель подполья, он обязан знать каждого больше, чем другие…
Но лучше знать своих единомышленников, ближе стать друг к другу хочется всем.
Это хорошо понимает Василий и поэтому говорит:
– Конечно, нам бы рядом быть, вместе. И для дела было бы лучше.
– Верно, – соглашается Александр, – но что придумаешь? Будем все переходить кордон – можем засыпаться.
– Надо что-то сообразить. Надо! – продолжает Василий.
Гром молчит. Молчат и остальные ребята. Они понимают, что то, о чем говорит Вася, почти фантазия. Во всяком случае, пока. До того времени, когда они все вместе уйдут в партизанский отряд.
Однако прошло всего лишь несколько дней, и случилось невероятное.
Утром, едва только проснулась деревня, с противоположной стороны Синюхи показалась группа каких-то людей. Впереди шли велосипедисты и везли уложенный вдоль рам какой-то груз. Пешие несли в руках какие-то предметы, похожие на винтовки.
Группа перешла реку по пешеходному мостику у самой погранзаставы и направилась к Прошкам.
«Немцы! Шуцманы! – подумал каждый, кто увидел их приближение. – Опять будут ходить по домам и что-то искать, кого-то допрашивать, а возможно, и грабить».
Подобные налеты с погранзаставы в последнее время были не редкими.
Игравшая на улице с девочками-ровесницами Аниська, увидев переправляющихся через реку людей, стремглав, бросилась домой.
– Заборские шуцманы! – крикнула она, встретив во дворе старшего брата.
Григорий насторожился. В последнее время он жил дома. Старался меньше показываться на глаза людям, а предупрежденный о наездах оккупантов – исчезал. Фашисты все чаще стали проводить облавы, тщательно проверяли документы. Григорий быстро перемахнул через плетень, добежал Юлиным огородом до кладбища, а оттуда – в лес.
Но тревога на этот раз оказалась ложной. Когда неожиданные гости вошли в деревню, все увидели их «оружие» – топоры, ломы, кирки. А Василий и Мишка, разглядывая пришельцев из-за угла, в одном из идущих узнали Александра Грома. Рядом с ним шли рослые парни, которых прошковцы видели впервые. Среди них были, как потом выяснилось, наиболее активные подпольщики – Филипп Равинский, братья Евгений и Георгий Дубро, Александр Дубро, Егор Равинский, Василий Равинский…
– Веду своих богатырей знакомить с вашими красавицами, – весело сказал Александр, поравнявшись с Василием.
Василий вопросительно глянул в лицо друга. А тот в том же весело-загадочном тоне продолжал:
– Мы целмлаужи! Мы ценнейшие на свете и необходимейшие немцам специалисты! Поэтому нас освобождают от предстоящей отправки в Германию. У нас есть даже пропуска для свободного прохода через границу. Вот как!
– Брось ты нас разыгрывать! – серьезно сказал Василий.
– А я не разыгрываю, – ответил Александр, – все правда.
Гром не стал больше томить друзей загадками и рассказал все по порядку. Долго бездействовавший из-за отсутствия сырья Шешковский скипидарно-смолокуренный завод возобновил свою работу: оккупантам понадобился скипидар. Все смолистые корчи на территории Латвии оказались израсходованными. Однако их много в белорусских лесах. Чтобы корчевать пни, нужны целмлаужи, то есть корчекопы. Труд этот очень нелегкий. Зато им выдается бронь, освобождение от мобилизации на всякие другие работы, в том числе и от предстоящей отправки в Германию. В волостном центре Шкяуне уже начала работать так называемая «вербовочная комиссия» и скоро предстоит угон в фашистское рабство большой группы латвийской молодежи.
Как же спасти активных подпольщиков от грозящей беды? Может быть, устроить их на завод рабочими-корчекопами?
Помог случай. Нынешний директор завода оказался неравнодушным к сестре подпольщика Филиппа Равинского. Используя на него свое влияние, Филипп попросил поставить бригадиром корчекопов «надежного парня» – Александра Грома.
Бригадир получил большие полномочия: ему было дано право производить по своему усмотрению набор людей. Вот он и выбрал восемнадцать лучших подпольщиков из Шкяуненской и Пасинской волостей.
Обещал впоследствии позаботиться и об остальных.
– Теперь я как бригадир могу в любое время собирать корчекопов вместе. Кто к нам придерется?.. Нам ведь надо обсуждать свои производственные дела. Начинаем работать почти легально. Ну, а продукции нашей немцы не дождутся! – заканчивает свой рассказ Александр Гром.
Молодцы латыши, ловко обработали фашистов! Теперь они уже по-настоящему будут рядом. Силы у подпольщиков растут!
Но прежде всего надо разместить дорогих гостей. Конечно, это забота старосты. И все-таки комсомольцы тоже должны подумать, где ребята будут жить. Удобнее, конечно, если будут находиться близко друг от друга. Наиболее надежное, не вызывающее никаких подозрений место, просторный дом старосты Бориса Прошко. Никто ведь не знает, что его дочь Мария – комсомолка-подпольщица. Здесь поселяются Александр Гром и Филипп Равинский. Саша Дубро устраивается у Василия.
В надежных домах разместились и остальные корчекопы.
Поработать немного в лесу ребятам все-таки пришлось. Могло приехать начальство и поинтересоваться, как идет заготовка сырья. Из непротаявшей еще земли корчи добывались с трудом. Да и нужных навыков и приспособлений не было.
Вскоре корчекопы собрались на свое первое «производственное» совещание. Незаметно в дом старосты пришли и прошковские комсомольцы.
– Сегодня у нас, товарищи, на повестке дня, как всегда говорят на праздничных собраниях, один вопрос, – сказал Александр Гром торжественно и немного официально. – Сегодня у нас особый день. Знаете ли вы, что это за день?..
– Первое мая! – крикнула Аниська.
– Правильно, молодец! – похвалил Александр.
– А я составила свой календарь, – призналась Аниська, – и считаю дни…
– Ишь ты! – удивился Мишка. – Даже мне не сказала.
Неожиданное к ней внимание смущает Аниську. Сегодня она впервые не дежурит на улице, а вместе со всеми комсомольцами участвует в очередном сборе.
– Да, сегодня Первое мая. Первое мая 1942 года, – продолжил Гром с прежней торжественностью. – И здесь, на оккупированной земле, мы не имеем права не отметить этот большой праздник. Предлагаю спеть нашу песню…
Не успел он закончить, как звонкий голос Саши Дубро тихо затянул знакомую мелодию. Его поддержали Мария Прошко и Женя Фроленок. Запела и Аниська. Еще мгновение – и многие мужские голоса подхватили песню, придали ей широту. Это была песня о Катюше. Она напоминала им счастливые довоенные дни, все без исключения казавшиеся теперь праздничными.
Песня отчетливо звучала в горнице. А всем им казалось, что она вырвалась наружу, шагает из дома в дом, шумит над лесом. Пропетая вполголоса, она казалась сильной, никем неодолимой.
