Текст книги "Спросите у берез..."
Автор книги: Владимир Хазанский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Группу арестованных комсомольцы повели в конец деревни. Все они дрожали от холода и страха, с опаской посматривали на своих конвоиров. Возле небольшой речушки, за которой начинался овраг, остановились.
– Мишка, обрежь у них пуговицы на брюках, – приказал Вестенберг.
Когда это было сделано, Владимир Иосифович сказал по-немецки:
– Запомните и передайте своим. Грабить мирное население мы не позволим никому! Повторится такое еще раз – пеняйте на себя.
Потом повторил сказанное по-русски.
– А теперь – марш отсюда! – скомандовал Вестенберг трясущимся от страха немцам и полицейским.
Поддерживая руками спадавшие брюки, они бросились кто куда.
– Как же с награбленным продовольствием? – спросил Мишка, когда комсомольцы стали выезжать из деревни. – Надо было его раздать крестьянам.
– Некогда. Каждый сам возьмет свое, – ответил Владимир Иосифович, и стал погонять лошадь.
Отдохнувшая, хорошо накормленная, она резво бежала по дороге. И долго еще смотрел вслед удаляющимся саням, желая благополучного пути седокам, паренек в шапке-ушанке, что спрятался за большим кленом возле дома кузнеца.
Простыня на плетне
Ни лисья хитрость, ни изворотливость – ничто не спасет предателя от расплаты. Жизнь изменника не ставит ни в грош даже враг.
Неутомимый труженик-март размесил дороги, развесил сосульки по застрехам крыш, подарил людям первое тепло. Дохнуло ароматом хвои, запахами настоенных в талой воде прошлогодних трав, особым пьянящим воздухом, который бывает в пору первого поединка весны с зимой.
И как-то сразу повеселели люди. Первые весенние дни всегда встречают с особым трепетом. А этих ждали еще и с надеждой. Скоро осуществится то, к чему так долго и упорно готовилось объединенное комсомольское подполье. Особенно радовались солнцу в лесном лагере. Его обитателям надоела холодная зима, и они по-детски улыбались ласковым лучам солнца.
Радость, однако, была непродолжительной. Через несколько дней снова сковало проталины, загулял холодный, пронизывающий ветер. Дав почувствовать смену поры года, март словно сказал: «Это было приятное, но короткое свидание…»
Теперь, когда снега вокруг землянок поубавилось, в лесу стало как-то еще холоднее. Мало спасали и ночные «грелки» в Юлиной бане. И тут кто-то из прошковских ребят вспомнил про заброшенный лесной хутор Кургановатку. Хозяин его перед самой войной перевез дом в Домоново, а вот баню разобрать не успел. Переведенные в нее лесные поселенцы сразу ощутили уют настоящего жилья. Не переставая топили они большую, занимавшую половину крохотного помещения, печь, грелись возле нее, варили себе еду.
В свободное время дня парни изучали оружие, знакомились с минноподрывным делом. Первый инструктаж провел Григорий Лукашонок. Теперь они закрепляли полученные знания. Как они завидовали тем ребятам, которые под руководством Александра Грома провели первые тренировочные стрельбы в далекой Туровщине!
Здесь, в двух-трех километрах от Прошек стрелять нельзя – сразу же обнаружишь себя.
В субботу вечером в баню пришел Василий.
– Завтра мы с Григорием Сергеевичем едем в Освею, – сообщил он товарищам.
– В Освею? – Евгений Бордович встрепенулся. – Будь другом, Вася, заедь по одному адресу.
Он рассказал о своей просьбе. По соседству с его домом жила кассирша фотоателье, к которой, готовясь уходить в Прошки, он перенес часть своих вещей и мешок муки. Как бы теперь пригодилось все это, особенно мука! Было как-то неловко, что их, шестеро нахлебников, приходилось кормить крестьянам.
– А как она, ничего женщина? – спросил Василий.
– Ничего, даже красивая… – ответил Евгений, думая о своем.
– Чудак! Наружность ее меня не интересует, – улыбнулся Василий и почему-то вспомнил Аниську.
– Извиняюсь, – поправился Бордович, – я хотел сказать вполне приличная, честная.
Времени у них было мало. Надо было побывать у Литвинова, получить очередные инструкции, новые сводки. Но очень соблазнял мешок муки. Поэтому решили рискнуть – заехать по указанному адресу.
Женщина лет сорока встретила их внешне приветливо, чуть настороженно. Когда узнала, что ее сосед, избежав расстрела, остался жив – растерялась. Однако быстро пришла в себя и стала расспрашивать, где он сейчас, как себя чувствует. Вела себя, как беспокоящийся за его судьбу человек.
Первую растерянность можно было понять так: давно съедена мука, проданы или обменены на продукты вещи и как теперь быть?..
Но женщина вдруг засуетилась, захлопотала. Она отыскала вещи, показала на стоявший в углу мешок муки, предложила пообедать.
– Подождите немного. Свежего супочка сварю. Согреетесь с дороги.
– Спасибо, некогда, – решительно отказался Григорий, которому чем-то не понравилась резкая перемена в поведении хозяйки.
Они уложили муку и вещи в сани, накрыли их сверху сеном и, попрощавшись с хозяйкой, погнали коня.
Заехав к Литвиновым, рассказали о случившемся.
– С ума сошли! – забеспокоился Антон Игнатьевич. – Знаете, куда вы попали? В дом к одному из самых ярых полицаев. Хорошо еще, что его не было дома. Очевидно, дежурит. Ну, а мать, кто ж ее знает, может и не поспешит сообщать в полицию. Конечно, сыну про ваш визит расскажет. На обед он должен прийти. Так что немедленно уезжайте. Вообще, вам надо как можно скорее ехать домой. Немцы дознались, что евреи скрываются на хуторе Кургановатка. Мне по секрету рассказал начальник полиции. Я уже послал к вам Геродника, предупредить. Хотя сегодня и воскресенье, но облаву немцы могут сделать. Парней надо срочно переводить в другое, более надежное место.
– Дознались-таки! От кого? – встревожился Григорий.
О лесных поселенцах знали немногие. Теперь, живя на хуторе, они перестали приходить в Юлину баню, и никто из прошковцев их не мог увидеть.
– Начальник полиции говорит, что какой-то ненормальный чудак донес, – ответил Литвинов, – вроде он это еще зимой сообщал. Доносил о каких-то «призраках» на кладбище. Немцы высмеяли его. Думали, что от страха показалось. Теперь же, когда он рассказал про евреев, поверили.
– Ленька! Ярыга! – в один голос сказали Григорий и Василий. – Ах, негодяй! Выследил.
Выходит, что Моргес не зря намекал о Леньке. О том, что он связан с немцами.
– Но почему? Как он отважился на такое?.. – не мог понять Василий.
– Чтобы стать предателем, отвага не нужна, – зло заметил Григорий.
– Да я не о том. Что толкнуло его на это? – хотелось разобраться Василию. – Ну, лоботряс, бездельник. Умом не выдался. Но чтобы пойти к немцам сознательно? Чтобы признать их, согласиться с ними?
– А ты думаешь, что к ним идут только по убеждению? – вмешался в разговор Антон Игнатьевич. – Ошибаешься. Думаю я, что мало кто из предателей разделяет их идеи. Да и вряд ли из этого дерьма, кого они вербуют себе в пособники, кто-нибудь по-настоящему разобрался в сути этих идей. Просто разный сброд спешит сейчас погреть на этом руки. Как и сын той женщины, куда вы только что заезжали. Уголовник. Из тюрьмы бежал. Теперь представилась возможность, не прячась, поживиться за чужой счет. Что ж, пользуется!
– А Ленька Ярыга? – спросил Василий.
– Ленька твой, видно, из той же породы, только трусливее. Делает то же самое, но втихомолку. Немцы за поимку беглецов премию обещали. Вот, наверно, и хочет получить ее.
– Может оно и так, – сказал задумчиво Григорий, – а может… Объяснение вроде простое, ясное. А Ленька не такой уж простачок, как кажется на первый взгляд. Больше придуривается.
– Это точно, – согласился Василий.
– А как ты думаешь – зачем?
– Чтобы легче было в бездельниках ходить. Как и Сорокин.
– И такое возможно. А скорее, чтобы как-то выделиться, чтобы все обратили внимание. Раньше только смешил, и это его раздражало. А теперь подвернулся случай доказать всем, в том числе и самому себе, что не козявка он, тоже что-то значит. Ну, и «самоутвердился», доказал, что и он личность, и он может распоряжаться судьбами людей.
– Психолог! Ишь как толкует!.. – улыбнулся Литвинов. – А вообще… Ты его лучше знаешь. Как бы там ни было – торопитесь. А то и впрямь этот придурок заработает премию.
Гости, не прощаясь, пошли к выходу.
– Да, минутку! – остановил их Антон Игнатьевич, – дам вам последние сводки. Подождите.
Он ушел в соседнюю комнату, а Григорий с Василием остановились у дверей.
– Нечего сказать, гостеприимные хозяева, – грустно улыбнулась Нина Михайловна, – только на порог – и до свидания.
– Не беспокойся, мать, они не обидятся. В другой раз примем как полагается, – сказал, появляясь из другой комнаты, Антон Игнатьевич. – И чарку поставим. А сейчас, друзья, в дорогу. Вот вам пакет. Спрячьте его получше.
Они быстро уходят, садятся в сани и мчатся во весь дух. Только отъехав немного от городского поселка, облегченно вздыхают. Столько неприятностей сразу!
– Кажется, пронесло, – говорит Василий.
– Пока только в одном, – соглашается Григорий. – Главное – как там, на хуторе?
Василий погоняет усталого коня: надо быстрее уйти отсюда, где они только что были на волоске от беды. Скорей туда, к товарищам, над которыми нависла серьезная опасность.
А она уже шла по пятам. Подстерегала их тихо, крадучись. На рассвете в лесу появился большой отряд карателей. Не заходя в Прошки, обойдя их стороной, направился прямо к хутору Кургановатка.
– Осторожнее, как можно осторожнее, – полушепотом говорит белобрысый немец идущему рядом с ним парню.
– Б-будет самый ак-курат. И п-пикнуть не успеют.
Ленька Ярыга, чтобы доказать немцам свое усердие, ведет их к одинокой лесной баньке. Не только зависть к сильным и смелым руководит им. Предатель надеется, что оккупанты по достоинству оценят его старание. Раньше все усилия Леньки кончались ничем. И вот теперь…
Большие надежды возлагает на эту операцию и обер-лейтенант Вилли Фишке. Он, бывший преподаватель университета, всего один месяц в армии. И вдруг такая удача! Правда, поймать десяток безоружных парней – не бог весть какой успех. И все-таки для начала – неплохо. В его послужном списке будет сделана первая поощрительная запись. В донесении, которое пойдет в высшие инстанции, будет названо его имя.
Подойдя к хутору, Вилли Фишке приказывает оцепить его со всех сторон. Солдатам отдано распоряжение затаиться и терпеливо ждать.
Он не глупец какой-нибудь, чтобы излишней торопливостью преждевременно вспугнуть беглецов. Они у него уже к руках! Важно схватить и тех, кто помогает им, приносит пищу. У него хватит выдержки, если потребуется, и подождать.
Но проходит час, другой, а никто не появляется в лесу.
У обер-лейтенанта мерзнут руки, стынет на сыром ветру тело, приходится растирать коченеющий нос. «Нет, ждать дальше глупо, – решает Фишке, – возьмем этих моющихся покойничков, и они сами расскажут, кто их тут укрывал и поддерживал».
«Моющиеся покойнички»… Неожиданная острота ему понравилась. Она даже отогнала досаду на то, что пришлось так долго топтаться здесь.
– Внимание! – тихо отдает по цепи приказ Вилли Фишке. – Сжимаем кольцо. Стрелять только по моей команде.
Проваливаясь по пояс в сугробы рыхлого снега, солдаты осторожно приближаются к бане. Боязливо выглядывая из-за дерева, обер-лейтенант кричит:
– Юден, сдавайсь! Хенде хох!
Но баня молчит.
– Сдавайсь, юден! Лучше будет! – повторяет свое требование Вилли Фишке.
И снова молчание.
Обер-лейтенант ждет еще некоторое время, а затем посылает солдат осмотреть баню.
Зревшее в сознании ликование рушится, как карточный домик: в бане пусто. Валяются старая поломанная шайка да сухой веник. Признаков, что здесь жили люди, нет и в помине.
Обер-лейтенант в недоумении застывает на пороге. Рот его раскрыт, руки дрожат. Только за белесыми ресницами бегают туда-сюда суженные глазки.
– Где твои евреи? – придя в себя, набрасывается он на проводника. – Где их следы?.. На снегу ничего нет.
– Н-никак не пойму. Не з-знаю, – заколотился в страхе Ленька Ярыга.
– А я понимаю! – с кривой улыбкой говорит офицер. – Их здесь и не было. Ты нас обманул, собака! Чтобы посмеяться над нами. Получай!
Дальнейшее произошло настолько неожиданно и быстро, что даже сам Вилли Фишке не успел осмыслить, что он делает. Выхваченный им пистолет выстрелил.
И Ленька Ярыга упал, даже не вскрикнув.
Может быть, этот глупец и не виноват. Возможно, что он сознательно и не обманывал. Но надо же было на ком-то выместить неудачу. Доннер ветер! Мог ли он полчаса назад представить себе, что так комично закончится эта затея?..
А Ярыга и в самом деле не обманывал обер-лейтенанта. Не собирался над ним смеяться. Разрушила планы Вилли Фишке простыня. Обыкновенная простыня, что появилась ночью на плетне возле дома Юлии Лукашонок. Ее заметили жители лесного лагеря, когда шли в очередной рейс за продуктами.
В последнее время комсомольцы старались как можно реже посещать лесной лагерь. Без острой необходимости туда никто не ходил. Чаще других продукты ребятам носили старшие сыновья Юлии Павловны – двенадцати летний Витя и десятилетний Вася. Иной раз лесные поселенцы приходили за ними сами. Здесь, в хорошо знакомой всем Юлиной бане, они могли поесть горячего супу, что специально варила для них заботливая женщина, узнать свежую новость. Последнее обеспечивал окруженец старший лейтенант Алексей Трофимов. Поселившись у Юлии в доме, он помогал комсомольцам поддерживать связь с лесными жителями.
Сигнал тревоги заставил парней в белых маскировочных халатах повернуть назад. В лагерь они не пошли – опасность могла подстерегать и там. Обогнув кладбище, направились в глухую лесную засеку. Это было место встречи с комсомольцами деревни на случай появления вблизи немцев.
Ждать пришлось недолго. Через полчаса сюда пришли Василий, Мишка и Алексей Трофимов. Они несли какой-то мешок, пилу и топор. Объяснений не требовалось. И так было ясно, что с теплой, уже обжитой баней покончено.
– Вместе с Мишкой двое вернутся в лагерь за вещами. В бане все убрать, чтобы не было никаких следов, – скомандовал Василий.
В тревожном ожидании прошло не меньше часа. А может прошел не час, а целая вечность? Время тянулось томительно долго. Каждая секунда промедления могла оказаться роковой. Когда нагрянут каратели, никто ведь точно не знает. Но все обошлось благополучно, и теперь, когда тревога миновала, ребята идут в лесу по глубокому снегу. А он все валит и валит. Впереди – Василий и Мишка. И как это они ориентируются в густом лесном бору, где нет ни дорог, ни каких-либо примет, а только бесконечные ели да сосны?
А они идут с разбором, не куда глаза глядят. Держат путь к границе Себежского района, подальше от Прошек. Через несколько часов останавливаются.
– Пожалуй, что хватит, – говорит Василий, – здесь можно и прописаться.
– Если только не возражают местные волки, – с оттенком грусти шутит Смирин.
Но грусть его тут же исчезает под неунывающими взглядами товарищей.
Серьезных причин для уныния и правда нет. Они не беспомощные робинзоны. У них есть топор и пила, и они построят себе новые землянки. На первое время есть мешок с продуктами, и они не будут голодать. У них есть замечательные друзья, которые не оставят в беде, – придут, помогут, согреют сердца.
– Да, чуть не забыл, – спохватился Мишка, когда все уже стали прощаться, – вот, держите! – Он вынул из кармана небольшой сверток. – Носки. Три пары. Аниська связала. Она у нас на все умелая. Только все боялась, угадает ли размеры. Сказала: «Не разглядела, какие у призраков ноги…»
– Большое спасибо твоей Аниське. – Бордович взял сверток, развернул его. – Ух, шерстяные! И размер в самый раз. Даже на Левкины ножищи влезут. Передай Аниське, что призраки не забудут ее доброты.
Нет, они совсем не робинзоны. О них думают, им помогают. Их охраняют.
Когда через несколько дней Василий пришел сюда вновь, над землей в нескольких местах выросли небольшие холмики. Они искусно замаскированы снегом и ветками. Не сразу догадаешься, что здесь живут люди. Кругом тихо. Обитатели лесного лагеря спят. Не отдыхает один Лева Гельфанд. Он в дозоре.
– Буди, Лева, ребят, – говорит Василий, – видишь, я привел к вам пополнение. Придется потесниться.
С Василием шестеро пестро одетых молодых парней. Это бывшие солдаты и сержанты Красной Армии. Они попали в окружение и прятались в латвийской деревне Башки. Кто-то донес об этом оккупантам. Чтобы спасти окруженцев от ареста, Александр Гром и Михаил Дубро переправили их к своим белорусским товарищам.
А Василий сразу привел сюда.
Отогнав сон, старожилы лагеря дружно знакомятся с новичками. Они рады пополнению: их стало больше, значит, можно чувствовать себя смелее – силы удвоились!
– Нам бы только на одну ночь, – словно извиняясь за беспокойство, говорит высокий скуластый парень. Это старший сержант Николай Волков. – Завтра мы построим новые землянки.
– Строить?.. Зачем строить, когда к вашим услугам готовая гостиница люкс, – улыбается Смирин и добавляет уже серьезно: – Новые землянки не нужны. Мы построили с запасом.
В справедливости его слов новички вскоре убедились сами.
Правда, особого простора в наспех построенных землянках нет. Но устроились все удовлетворительно, место нашлось всем. Лагерь заметно вырос, становясь чем-то похожим на бивуак – разместившееся во времянках небольшое боевое подразделение.
Гулянка в Суколях
Это был настоящий смотр будущих бойцов. Пели, танцевали, а сами внимательно присматривались к каждому.
Вечером еще дул порывистый ветер. А сегодня даже не шелохнутся листья на тополе, что стоит против Аниськиного дома. Небо чистое, словно подсиненная простыня после стирки. Щедро шлет на озябшую влажную землю свои лучи солнце. То, что не успел сделать ветер, довершают они. Греют, сушат, очищают от снега и луж. По еще недавно раскисшим проселочным и лесным дорогам можно уже свободно проехать. Григорий и Василий выкатили во двор свои велосипеды, готовят их к поездке.
Аниська не спрашивает, куда они собираются. Знает – в Суколи. Там сегодня гулянка по случаю пасхи. Отмечать религиозные праздники немцы разрешают. Это, как сказал Григорий, чтобы отвлечь от советских праздников.
У девочки двойное чувство: с одной стороны, она понимает, что не пробудившийся интерес к пасхе тянет прошковскую молодежь на находящуюся в восьми километрах горку. Влечет нечто иное, чего она не знает. С другой стороны, все-таки обидно, что молодые втянуты в то, чего они раньше сторонились, что уже отжило.
– Надо же когда-нибудь и погулять! – прищурив глаза, сказал Мишка, не то оправдываясь перед ней, не то желая что-то утаить.
Мишка поднялся очень рано, на рассвете. За ним зашли какие-то ребята. Аниська была еще в постели, поэтому не видела кто. Теперь же уже полдень. Гулянка скоро может кончиться. А Григорий и Василий только задумали ехать в Суколи.
– Смотрите, куличи прозеваете! – с подковыркой предупреждает Аниська.
– Обойдемся, – коротко бросает Григорий.
– Да мы просто так, посмотреть, – улыбается Василий, – если бы на гулянку, разве бы я поехал без тебя?
Они сели на велосипеды и, оставляя на дороге извилистый след, поехали к лесу. Едут не быстро, хотя и усиленно жмут на педали. Быстрей можно идти пешком. Но они не спешат. Потому что спешить, действительно, незачем. Сегодня они только наблюдатели.
Молодежь в Суколях соберется разная. Многие и не догадываются о целях встречи, думают – просто пасхальная гулянка. Не исключена возможность, что могут пробраться и осведомители немцев. Поэтому стоит ли им, руководителям подполья, так неосмотрительно выставлять себя?
Деревня Суколи для такой встречи выбрана не случайно. Затерялась она в глуши, на берегу Освейского озера. С востока и юга ее зажали озерные воды и топкие болота, с запада и севера – массивы густого леса. К деревне ведет единственная сухая дорога, по обе стороны которой тянутся небольшие поля. У околицы дорога идет мимо кладбища. Еще издали, метрах в ста от него, Григорий и Василий услышали звуки гармони. Подъехали ближе и увидели на полянке группу веселящейся молодежи.
Встретил велосипедистов невысокий коренастый парень. Суколевский комсомолец Виктор Шипило был одним из организаторов гулянки.
– Давайте, друзья, к лубку. Покажите свою сноровку, – предложил он.
– А мы крашеных яиц с собой не прихватили, – ответил Григорий.
– Тогда, может быть, запечатлеете себя с нами на память? – предложил кто-то рядом. Людвиг Геродник! Сумел-таки выбраться из Освеи. Даже фотоаппарат прихватил.
– Нет, у меня нефотогеничное лицо, – возразил Григорий.
– И меня фото уродует, – в тон ему сказал Василий. – Так что, пожалуйста, без нас.
То, что они уклонялись от фотографирования, некоторых насторожило. И в самом деле, зачем оставлять вещественное доказательство об этой встрече? Тут что-то Геродник недодумал.
Но когда кое-кто решил последовать примеру Григория и Василия, Людвиг сделал упреждающий жест. Он красноречиво говорил: фото из моих рук не уйдет никуда, не беспокойтесь.
Когда фотографирование окончилось, и молодежь снова затеяла танцы, Григорий незаметно отвел Людвига в сторону.
– В Освее не заметили твоего ухода?
– Еще как заметили! – улыбнулся Людвиг. – Я ведь пришел не один. Да и шли мы открыто, не таясь. А чего нам?..
– Сдурел, что ли? – рассердился Григорий.
– И, между прочим, впереди с белой повязкой шел полицейский. Кто станет задерживать компанию, с такой «охраной», да еще на пасхальную гулянку? Между прочим, полицейский у нас не опереточный, а настоящий – Антон Прошко. Смотри, вон он танцует с девушкой с косичками.
Григорий выглядел озадаченным. Осмысливая только что сказанное, он еще не решил, что делать – ругать или хвалить замысел Геродника. А тот, словно не замечая его раздумий, продолжал:
– У него есть сестра. Та – подружка одной нашей девушки. Антону она нравится. Вот и приманила его сюда, на гулянку.
Не успел Григорий ответить, как подошел Александр Гром. Лукаво посмеиваясь, тихо сказал:
– Сейчас будет цирк.
– Что, что? – не понял Григорий.
– А вот увидишь. Следи только внимательно за полицейской шкурой.
Гром вскочил на пень на краю поляны и, словно с трибуны, заговорил:
– Эй, гармонист, выключи на минутку свою шарманку.
Музыка оборвалась.
Танцующие застыли на месте, с любопытством смотрели на говорившего.
– У меня есть новость. Галка на хвосте принесла, – Александр говорит неторопливо и задорно, чуть повысив голос, – в местных лесах появились партизаны.
Он остановился, чтобы посмотреть, какую реакцию вызывает его сообщение. Увидел перед собой возбужденные лица, неподдельное любопытство в глазах.
Застыла улыбка и на лице Антона Прошко.
«Чему же улыбается этот полицейский?» – не без тревоги подумал Григорий. Но мысли его рассеял Сашин голос:
– Не на деревьях же они выросли, эти партизаны, как вы думаете?
Гром снова сделал паузу, обвел всех взглядом и продолжал:
– Кто на что горазд. У каждого свое понятие о жизни. Одни считают, что самое главное сегодня вот эти притопы, другие за оружие взялись…
Парни и девушки молчат, переглядываются, не зная, что и подумать. Сашины слова одновременно и что-то прояснили, в чем-то обрадовали и кольнули. Но высказать свои чувства никто не решается. Видимо, из-за Антона Прошко. На него поглядывают настороженно, опасливо. А полицейский поворачивает голову в сторону говорящего и, поймав его взгляд, многозначительно подмигивает.
Красноречивый обмен взглядами не ускользнул от внимания Григория. «Неужели этот полицейский тоже наш и надел белую повязку для маскировки?» – подумалось ему.
Гулянка прекратилась сама собой.
Когда все освейские ребята вместе с Антоном Прошко ушли, к Григорию подошел улыбающийся Александр.
– Ну, что скажешь? Ловко обвели эту полицейскую сволочь?
– Обвели?.. – Теперь Григорий окончательно запутался в происходящем.
– Ведь я – провокатор, будто с ними заодно, – пояснил Гром, – об этом по секрету сообщил твой братан полицаю. А провокатору и не такие фокусы дозволены.
Григорий рассмеялся. А Александр согнал с лица улыбку, стал серьезным.
– Думаю, что цель достигнута, – сказал он, докладывая. – Почти со всеми, кого знаем, переговорили. Много есть хороших ребят. Только позови – сразу возьмутся за оружие. У одного парня с Острова целое отделение подобрано, человек десять. Готовые группы для ухода в лес есть и в других деревнях.
– Только насчет партизан ты малость поспешил, – улыбнулся Григорий.
– Ну и что? Ведь будут! Теперь уже скоро, – возразил Гром. – Так что пусть свое отношение к ним каждый определит уже сейчас.
– Это так, – согласился Григорий. – Они уже есть. То, что рассказывал Петр Смычков про отряд Сергея, оказалось правдой. Сергеевцы все громче и весомее заявляют о себе. Даже в нашем районе показываются. А вот недавно появился еще один отряд – Дубняка.
– Да, я тоже слышал, на Россонщине, – подтвердил Василий. – Дубняк, говорят, учитель. Еще в прошлом году создал подпольную комсомольскую организацию. Из учителей и учеников. А теперь вывел их в лес.
– Вот бы нам к нему и присоединиться, – предложил Александр.
– Нет, мы еще не готовы, – уклончиво ответил Григорий. Было видно, что он знает нечто такое, во что пока не посвящает даже самых близких друзей.
Подошел Виктор Шипило. Он улыбнулся, как добрый хозяин, довольный тем, что доставил радость гостям.
– А у меня, Григорий Сергеевич, для вас подарочек, – сказал он.
– Собрал что-нибудь? – спросил Василий.
– Ага! Две новенькие винтовочки. Видели за оградой, в конце кладбища, кювет? Там они, миленькие, в брезенте и лежат. Сверху, конечно, замаскированы.
– Вот мы их сейчас и заберем, – предложил Василий.
– Пусть вначале все разойдутся, – сказал Григорий. – Саша, уводи быстрей прошковцев.
Когда рощица опустела, Виктор привел Григория с Василием к тайнику.
– Завернем хорошенько в брезент, привяжем к рамам, – решил Григорий, – пожалуй, никто и не догадается, что там.
– А у нас здесь немцев и не бывает, – заметил Виктор, – можете ехать даже большаком.
Григорий немного постоял, подумал.
– Езжайте, езжайте! В нашу глухомань немцы свои носы не суют, – еще раз заверил Виктор.
– Что ж, если так, поехали! – сказал Григорий.
Лесная тропа скоро привела к большаку. Легко и пружинисто шли по нему машины. До поворота, где кончается полоса соснового бора, потребовалось всего несколько минут. Не сбавляя скорости, в крутом вираже выскочили на прямой участок дороги и опешили. – Навстречу двигалась колонна немцев. Впереди ехали велосипедисты, за ними с десяток подвод. Сбоку бежали овчарки.
Повернуть? Бежать?.. Поздно! Собаки догонят и изорвут.
И тут Григорий вспомнил, как они перевозили оружие через железнодорожный переезд. Неожиданно их задержали часовые, которых раньше – когда они еще ехали порожняком – не было. Нащупав в карманах пистолеты, они уже готовились вступить в бой. Выручил тогда приближающийся поезд. Забыв о проверке, немцы ограничились тем, что согнали их с пути.
Теперь в бой не вступишь: гитлеровцев слишком много.
Передние велосипедисты уже притормаживают свои машины. О чем-то переговариваются. Кажется, собираются остановиться.
– Спокойно, делай, как я, – тихо говорит Григорий.
Он слезает с велосипеда и ставит его у обочины. Уступая дорогу колонне, громко и очень усердно здоровается с едущим впереди офицером. То же самое повторяет чуть ли не с каждым солдатом. Примеру друга следует и Василий. Его охватывает внутренняя дрожь. «А вдруг немцы вздумают отобрать велосипеды? Они их уже почти везде реквизировали для нужд своей армии. А если развернулись брезенты и видны винтовки? Посмотреть нельзя – можно привлечь к ним внимание», – проносится в голове Василия.
Но немцы, кажется, ни о чем не догадываются. Уже передумали останавливаться. Ускоряя движение, проезжают мимо. Вот и последний солдат скрылся за поворотом.
– Фу! Едва не погорели. Глупо получилось, – тихо говорит Григорий, досадуя на себя за оплошность.
– Это был он, он! – не слушая товарища, шепчет Василий.
– Кто – он?.. – недоумевает Григорий.
– Моргес! Я заметил его, когда они поворачивали.
– Где? Там же были одни немцы.
– Впереди, рядом с офицером. Когда голова колонны поравнялась с нами, он отвернулся.
– А ты уверен, что это был он?
– Никак не могло показаться…
– Н-да, – задумался Григорий. – Выходит, что он нас выручил. Спас наши велосипеды и вместе с ними наши головы. Или просто не хотел, чтобы его увидели?..
– А может, они торопились куда-нибудь, – высказал предположение Василий.
– Да, загадочный человек этот Моргес, – задумчиво сказал Григорий, – ну да ладно, черт с ним. Давай быстрей к лесу. А то опять на кого-либо нарвемся.
В лесу они решили: до наступления темноты винтовки полежат здесь, под сухим валежником.
Поздним вечером, когда густые сумерки окутали землю, Василий и Мишка перенесли спрятанное оружие в лесной склад. Кажется, что не было никакой опасности, никакого риска. А были вот эти две винтовки, которыми можно будет вооружить еще двух будущих партизан. Возможно даже, что кого-нибудь из тех, кто был сегодня на гулянке в лесной деревушке Суколи.
