Текст книги "Бог одержимых"

Автор книги: Владимир Яценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Бог одержимых
Владимир Яценко

СВЕЖАЯ КРОВЬ

   Григорий опасливо покосился на оранжевый пар, вьющийся над кружкой, и напомнил:

   – Девушка, я заказывал чай...

   Официантка хмыкнула, сбросила с подноса на стол тарелки, завернутые в салфетку вилку и нож, и ушла.

   – Не пей, козленочком станешь... – негромко сказал кто-то из соседей.

   Григорий с тоской посмотрел вслед официантке – «так себе», а голос проигнорировал: ссориться с местными – что в колодец плевать. Официантка скрылась за стойкой бара, возле которой не терял надежды наладить общение с залом невысокий, невероятно изможденный человек в монашеской рясе:

   – ...сколько бы люди ни ломали игрушки, дарованные им Господом, сколько бы ни уродовали, ни насиловали свою среду обитания, Господь раз за разом обращает все на пользу любимым чадам своим. Ядерные могильники снабжают горючим реакторы звездолетов. Химическое и бактериологическое оружие превращаются в активную среду биостанций, извлекающих из морской воды водород и тонны ценнейших металлов...

   – Эй, Пост, это ты про золото, что ли? – прерывает монаха кто-то из дальнего угла зала. – Так нам оно, вроде, и ни к чему. После нас, кто же его в руки возьмет?

   Раздались жиденькие хлопки, кто-то несколько раз свистнул.

   «По-видимому, это у них такое развлечение, – подумал Григорий. – Что ж? Как кормят – так и шутят...» Скользнув взглядом по темному экрану телевизора, прикрученному под потолком над стойкой бара, он посмотрел на блюда, стоящие перед ним, и понял, что совсем не голоден. В глубокой тарелке чуть подрагивало желеобразное варево. Что-то вроде холодца: полупрозрачная вибрирующая масса, в которой неизвестное растение раскинуло свои веточки по всему объему.

   «Что бы это значило? – задумался Григорий. – Желе, кисель? Вообще-то я заказывал овощной суп. Это они вилкой и ножом суп едят?..» В любом случае, для него, язвенника с пятилетним стажем, эта пища была неприемлемой.

   Григорий почувствовал привычную боль чуть пониже груди, засосало-закололо под ребрами в правом боку ближе к спине...

   – Не «мохай», паря, – оскалился сосед по столику – невзрачный дедок в кепке-ленинке. – Ешь. Проверено – мин нет!

   Участие завсегдатаев в его недоумении от местной кухни злило. Но спрашивать, а уж тем более обостряться, Григорий не хотел. Да и стоит ли испорченного на несколько дней настроения несостоявшийся ужин?

   Он взглянул на вторую тарелку и понял, что у него просто нет выбора, – следовало немедленно расплатиться, встать и уйти. На плоской тарелке несколькими отдельными горками были разложены разноцветные, мелко натертые массы, обильно залитые фиолетовым соусом. «Салат, – решил Григорий. – Впрочем, я могу и ошибаться: вот это – суп, а желе – салат...»

   Он принюхался: сложная смесь пенициллина и машинного масла. Еда так пахнуть не может.

   – ...Страждущих много, – неожиданно повысил голос Пост. – Господь дал надежду каждому. Чтоб, значит, пользовались. А мы – как собаки на сене. Ни себе – ни людям. Почему сами настойки не производим? Почему ученый люд тесним? Зверьем травим, плесенью кроем? Да хотя бы сырье продавали, если перерабатывать не умеем, а учиться не хотим. И экономику бы подняли, и людям добро...

   – Ага, – выкрикнул кто-то рядом с Григорием. – Вот свалится эта чума нам на голову: туристы пополам со студентами. Порежут нас на кусочки и будут исследовать да шнобелевские премии за кордоном получать...

   Зал одобрительно зашумел, кто-то засмеялся.

   – Чего ржете? Вот положат под микроскоп, там и будете смеяться, на стекле ихнем, под лампами...

   Несмотря на смех и двусмысленные шутки, Григорий не чувствовал враждебности. Если бы не голод и необходимость в строгой диете, он нашел бы способ принять участие в общем веселье. Эх, если бы перед ним стояла тарелка супа! С картошкой и зеленью. С редкими ракушками рожков. И соль... и мелкая пудра молотого перца на золотистой поверхности куриного бульона. И хлеб! Хлеб?

   В отдельной корзиночке лежали тонко нарезанные ломтики серого цвета. Григорий взял один, принюхался, потом разломил. Нет. Это был не хлеб. Две половинки никак не хотели расставаться друг с другом: по месту разлома белесыми пружинками вытягивались, распрямляясь, тонкие ниточки.

   – Друг, я возьму парочку? – молодой парень в оранжевом свитере кивнул на ломтики. – Что, аппетита нет?

   Старикан в кепке засмеялся. Григорий вздохнул, взял всю корзинку и протянул парню:

   – Да мне только две! – запротестовал тот.

   – Забери все, – тихо попросил Григорий. – И если надумаешь, то и это тоже, – он кивнул на тарелки.

   – Напрасно ты так, – заметил парень. – Оно поначалу только горькое, потом ничего, привыкаешь. Даже гнилостный привкус уходит...

   Григорий покачал головой: «Надо же: „гнилостный привкус“, – подумал он. – Где эта дура в переднике? Заплатить и бежать. Только залить в термос кипяток. В автобусе – чай и вареное мясо в холодильнике. Со вчера еще кусок хлеба оставался. Выживу! Часа два до Копти, а там по бетонке до границы. Если бы не эта компания в Тернополе, уже проезжал бы Шостку. Заладили: „Подбрось, дядечка, до Бродов“. Деньги, конечно, не малые. Считай, еще один заработок за поездку. Вот и соблазнился. Только кто ж знал, что броды эти через реку Уж? В карантинной зоне? Пропуска-то нет! За въезд пассажиры заплатили, а вот во что выезд обойдется, завтра узнаем...»

   – И пусть изучают! – не сдавался Пост. – Вот так, сообща, всем миром и будем с бедой справляться. Мы им черемуху, живосил, мяту нашу черную, а они нам врачей, клиники...

   – О какой это «беде» ты толкуешь, Пост? – возмутились с передних столиков. – Как по мне, жизнь удалась!

   – Да на кой нам, к лешему, их врачи, Пост?! – особенно злобно закричал кто-то. На крикуна неожиданно зашикали. – Только и спасения, что живосилом балуемся, оттого и сами, и дети на людей похожи. А врачи твои – убийцы в белых халатах.

   – Это кому здесь врач нужен? – осаживает чью-то злость сильный уверенный голос. – Тебе, что ли, Пост? Или тому идиоту, который машину на траве бросил?

   Как-то сразу все стихло.

   – Ты о чем это говоришь, Грыць? – отозвался в тишине уже знакомый голос неподалеку от бара. – Кто-то машиной на траву выехал?

   Григорий почувствовал, как обострилась боль в боку, кровь прилила к щекам, а спину обдало холодом. Сомнений быть не могло. Речь шла о его микроавтобусе. Табличку «на траву не выезжать» он видел, но значения, как обычно, не придал. Мало ли? «По газонам не ходить», «собак не выгуливать»... Лес! Кругом дремучий лес, чтоб ему пусто было. И как только угораздило в такую глушь забраться?

   – Эй, парень, – повысил голос Грыць, и Григорий понял, что отсидеться не получится. Взгляды всех присутствующих теперь были обращены к нему. – Похоже, это я к тебе обращаюсь!

   – Да? А мне показалось, к какому-то идиоту... – с облегчением отодвинув от себя тарелки, сказал Григорий.

   – А как еще назвать человека, который читать не умеет? Ясно же написано: на траве машины не оставлять! Специально двор бетонировали... знаешь, во сколько доставка цемента обошлась?

   «А что? Хороший повод встать, выйти и уехать, – подумал Григорий. – Все равно, есть ЭТО я не буду. А если съем – умру, и никакая но-шпа не поможет...»

   – Бегом, парень. – Грыць, высокий мужчина в черном, кожаном плаще, – был не на шутку встревожен. И его тревога каким-то необъяснимым способом передалась остальным. – Возможно, еще успеешь...

   «Что за черт? – подумал Григорий. – Это у них тут табу такое? Какая-то религия?»

   «Давай, давай», – поддержали Грыця еще голоса. Парень, что от загадочных хлебцев Григория избавил, озабоченно поинтересовался: «Давно стоит? Кажется, Степан с Пришибом выходили. Что же: вернуться сказать не могли?..»

   Кто-то за спиной добавил: «Может, специально навел кто?»

   Неожиданный интерес к столь простому вопросу пугал и сбивал с толку. «Это они так чужаков не любят? – подумал Григорий. – Или траву берегут?»

   – Ладно, ладно, мужики, – громко сказал он, перекрикивая общий гомон. – Если это для вас так важно, все! Ваша взяла. Пойду переставлю...

   – Это не нам, – ласково поправил его Грыць. – Это для тебя важно. Нам-то, вообще, плевать...

   Но Григорию не то, что спорить, – находиться здесь было противно. Он оставил на столике двадцатку и двинулся к выходу.

   – Бегом! – напомнил ему Грыць.

   – Да пошел ты... – рассеянно бросил ему через плечо Григорий.

   Для него и корчма с ядовитой пищей, и ее непонятные завсегдатаи уже были далеко. Через полчаса он будет вспоминать это место, как кошмарный сон.

   – Дурак, – внятно сказал кто-то в наступившей тишине. – О тебе же печемся...

   – Ага, – уже возле дверей ответил Григорий. – А я-то думаю, почему это у меня чашка с чаем, будто труба суперфосфатного завода дымит?..

   Толстая дубовая дверь, великолепно сработанная под старину: вместо ручки – широкая кожаная петля, отгородила его от жующей компании, отрезав от шума и людей. Здесь, снаружи, ждала тишина и вечерняя прохлада конца сентября. Небо, устав от лета, пряталось за сплошной пеленой низких облаков. Но западный горизонт был чист, и в этой узкой полоске радостной голубизны вот-вот должен был показаться диск солнца, чтобы через две минуты окончательно уйти по своим важным делам до завтрашнего утра.

   Сзади стукнула дверь. Григорий обернулся: в сумерки выполз Грыць, за ним еще кто-то... Смешливые, развязные, чувствующие себя хозяевами жизни и округи.

   – А-а, турист! – насмешливо ухмыльнулся один.

   – Даже не пригубил, – поддержал его другой. – Химию нашу...

   – Бегом к машине, – хмуро бросил Грыць.

   В это мгновение показалось солнце. Света хватило всем. Мгновенно обласкав и умыв теплом безликую местность, превратив унылый осенний пейзаж в цветную открытку с райских островов, солнце, будто прощаясь, послало этот воздушный поцелуй всем и каждому.

   Нет. Не всем.

   – Шевелись, турист, – голос Грыця был полон яду. – Или без машины остаться хочешь?

   – Без машины? – спокойно переспросил Григорий. Он все еще щурился на заходящее солнце. Смотрел, изо всех сил впитывая его тепло, и не мог насмотреться. Будто в последний раз видел. – Нет, конечно. Без машины я остаться не хочу...

   И все... погасло. Ушло солнце. И сразу померк, обесцветился мир. Стал серым и плоским, как древняя фотография времен второй отечественной войны.

   Вдруг кто-то охнул.

   – Смотри, парень, – с чувством сказал Грыць. – Смотри и не говори, что тебя не предупреждали.

   Григорий с сожалением отвлекся от далекого горизонта, за которым только что спряталось дневное светило, и мгновенно забыл о нем. Его микроавтобус, покачиваясь, оседал, проваливался в землю. Сперва в грунт ушла резина, потом под землей оказались диски...

   – Это еще что такое? – вырвалось у Григория.

   Колеса ушли в землю. По периметру тонущего в грунте автобуса на земле возникла складка в полметра высотой. И эти гигантские губы засасывали машину все глубже, вот уже окна нелепо выглядывают из травы. Странно было смотреть на технику под этим ракурсом: с высоты роста теперь просматривалась крыша...

   – Эй!!! – закричал Григорий и рванулся вперед.

   Его не пустили. Чьи-то руки цепко ухватили за шею, кто-то обхватил корпус, еще двое стиснули с боков, сковывая движения, не давая возможности пошевелиться. Он опустился на колени, и тот, что повис на шее, придавил того, кто держал талию. Хватка на талии едва ослабела, но и этого оказалось достаточно, чтобы Григорий мощным рывком перебросил одного из противников через голову. Потом прямо с колен перекатился на спину: нападающий, что повис на нем, коротко вякнул и отпустил руки. Теперь остальные...

   Остальных не было. Все расступились в стороны. Стоят. Смотрят хмуро. Два человека потирают ушибленные места. Григорий развернулся: там, где только что стоял его пассажирский «Рекс», теперь лишь чернел свежевспаханный грунт.

   Григорий сделал шаг, потом второй.

   Никто не вмешивался. Все стояли молча.

   Он подошел к самому пятну, присел и положил руку на черную землю. Земля была теплой и тонко, на самой границе восприятия, вибрировала. Грунт мелко измельчен. Самый крупный комок казался не больше ногтя на мизинце.

   Григорий присел и стал ладонями отбрасывать податливую почву в сторону. Никто не стал ему помогать, никто даже не подошел. Так и стояли невзрачной толпой на бетонированной площадке перед дверью корчмы, хмуро глядя то ли на него, то ли на его работу.

   – Это что же у вас такое? – закричал Григорий. – Зыбучие пески?

   Никто ему не ответил. Только зашевелились, будто просыпаясь, их тени, да кто-то устало сказал:

   – Все, мужики. Концерт окончен. Айда в корчму. Эй, землекоп, как надоест в экскаватор играть, в сенях руки вымой и заходи. Говорить будем...

***

   "Не хотел же ехать! Ох, как не хотел!

   Как чувствовал. И Виленка плакала. Будто знала. Никогда не ревела перед его рейсами, а в этот раз повисла на шее: «папа-папочка!» Отпускать не хотела. И Катерина..."

   – Значит так, парень, – дружелюбно обратился к Григорию Грыць. – Звать меня будешь «Капитаном». Разговор у нас долгий, так что имена – не последнее дело...

   Они вернулись в корчму. Народ уже расселся по своим местам. Проповедник, монах Пост, куда-то исчез, растворился среди столиков с жующей компанией, а может, и вовсе ушел: не показалась публика достойной его времени...

   – А «Грыць», что же? – немного задыхаясь, спросил Григорий. – Разонравился?

   Схватка у дверей корчмы обессилила его. Да и рытье грунта голыми руками здоровья не прибавило. Верх живота горел, от боли в боку темнело в глазах...

   – «Грыць» – это для местных, – спокойно уточнил Капитан. – К тебе это, стало быть, не относится. Кстати, а как тебя зовут? Документы, хоть какие-то, остались?

   – Документов нет, – хладнокровно ответил Григорий. – А зовут меня Григорием.

   – Григорий? – переспросил Капитан. – Тезка, значит?

   Он поднял руку, подзывая официантку. Та подлетела, будто только и ждала его команды.

   – Давай-ка, Настена, все-таки этого парня покормим. Что-то мне подсказывает, что он сейчас от голода в обморок хлопнется. Поджарь-ка нам яблок, налей квасу и, помню, ржаные лепешки я Петровичу на неделе привозил...

   – Пять минут, дядя Гриша, – пообещала Настя. – Квас и лепешки сразу принесу, а яблочки чуточку обождете...

   – Нет, – выдавил из себя Григорий. Он уже едва сдерживался, чтоб не скорчится от боли. – Не смогу я этого есть.

   – А что такое? – заинтересовался Капитан. – Ого! Да что это с тобой?

   – Язва у меня. Двенадцатиперстной. Если вовремя не поем – на стенку лезу. Мне еще таблетки нужны. Мои теперь в автобусе, под землей...

   – Язва? – с улыбкой здорового человека переспросил Капитан. – То-то я гляжу, ты какой-то зеленый... Да после нашей диеты, парень, ты о своей язве ни разу не вспомнишь, а медицинские припасы скормишь урне для мусора. Так, Настена, вместо кваса клюквенный морс и колечко сарды для нашего гостя. Только без соуса, как по первому разу...

   – Конечно, – кивнула Настя. Она посмотрела на Григория, и тот готов был поклясться, что разглядел в ее глазах сочувствие. – Бегу...

   – Давай, давай, красавица, – снисходительно кивнул Капитан. И уже к Григорию, – Только «Григорий», как-то длинно будет. Как насчет Грига? Грыць у нас есть, Гришка тоже. А вот Грига еще не было...

   – Если я – «Григ», то ты – «Кэп», – прошептал Григорий, боль под диафрагмой становилась непереносимой. – А зачем яблоки жарить? Может, лучше, картошку сварить?

   – Кэп так Кэп, – заулыбался Капитан. – А ты, парень, не промах. Чует мое сердце, что разговор у нас получится. А картошку, Григ, кушать мы не можем. Поскольку из почвы нашей она сама выбирается, да так и норовит зубами в ногу кому-нибудь вцепиться. Зубы у нее небольшие, но острые, – он покачал головой. – И с десяток рядов будет. Не дай Бог встретится... Так что жарим старый добрый топинамбур, а по нашему – земляное яблоко...

   Подлетела Настя с тяжелым, отблескивающим влажными подтеками кувшином. Две чашки, корзинка с лепешками, маленькое блюдце с оранжевым колечком.

   «Похоже на ананас», – подумал Григорий.

   – Уже на сковороде, – радостно сообщила Настя, по-видимому, услышав последние слова Капитана. – Пять минут...

   И ускакала.

   – Ешь, – велел Капитан. – Колечко сарды, лепешка и пару глотков морса. Давай. Как рукой снимет. Это я тебе как медик говорю.

   «Терять-то мне нечего, – подумал Григорий. – Хуже быть не может». Он послушно принялся за еду, не забывая следить за ходом мысли Капитана.

   – Машину ты потерял, денег нет, документов тоже... – меланхолично перечислял тот, наливая морс в свою чашку. – Знаешь, парень, а ведь у тебя только три варианта...

   – Что это было? – спросил Григорий.

   – Ты о чем?

   – Машина, сквозь землю...

   – А-а, – Капитан небрежно махнул рукой. – Рой медведок прошел. Они чувствуют давление на траву. Когда животное погибает, оно лежит себе, понимаешь, смердит и давит траву. Вот медведки и приспособились. У нас ведь как – все едят каждого, а каждые – объединяются, чтоб их не так часто ели...

   Сарда по вкусу напоминала ливерную колбасу не первой свежести, зато лепешка и морс понравились. Вкусно. Он доел лепешку и сразу потянулся за следующей, но остановился: «Подождем, что кишки скажут», – предостерег он себя.

   – А дом почему не проваливается?

   – Вот чудак! – изумился Капитан. – Разве дома на траве стоят?

   – В самом деле... – кивнул Григорий. – Давайте ваши варианты.

   – Молодец, – похвалил Капитан. – Итак. Во-первых, тебя можно просто отправить в Киев. Недельку-другую у нас покантуешься, пока, значит, оказия какая-нибудь не подвернется. Сам понимаешь, автобусы у нас по расписанию не ходят...

   – И что дальше будет?

   – Зависит от того, что споешь, – пожал плечами Капитан. – Для начала мне скажи, кто такой и как в карантине оказался...

   – А вы кто такой? – чуть осоловело спросил Григорий.

   Сарда с лепешкой как-то сытно улеглись в желудке. Внутри все потеплело и расслабилось. Боль ушла. Теперь хотелось спать.

   – Ух ты! – сказал Капитан. – Молодой, наглый и счастливый...

   – Было бы счастье, видели бы вы меня, – буркнул Григорий.

   – Не было бы счастья, – сидел бы сейчас в своей машине на глубине пяти метров, – заметил Капитан. – Или я с обходом в другое село завернул. Что делать бы стал?

   – Кто вы такой? – нахально повторил вопрос Григорий.

   – Это можно, – снисходительно ответил Капитан. – Только если я по всей форме представлюсь, то из разговоров у нас только официальная часть и останется. Про Киев, я имею в виду. Еще будет участок, решетка и замок на дверях... ну, как? Интересуешься еще моими документами?

   – Нет-нет, – замахал руками Григорий, какая-то крошка потревожила трахею. Он заперхал, прокашлялся. – Григорий Скадовский, русский, москвич. Отвез бригаду строителей в Ивано-Франковск. В Москве дачу барыге строили. Сюда завернул за длинным рублем. Семейка из Тернополя в Броды попросилась...

   – А-а, Степаненковы вернулись. Знаю, – заметил Капитан. – Так это ты их привез? Папа, мама, двое детишек?

   – Трое, – поправил Григорий и подлил себе морса. – Трое у них детишек. Салон под самый потолок узлами-чемоданами забили...

   – Так ты – русский? Из Москвы? Тогда дело осложняется. В Киеве недели две уйдет, чтоб через посольство установить твою личность. Потом еще неделька на бумажные дела. В общем, месяца через два вернешься домой.... Без денег, машины и документов. И знаешь, что?

   – Сейчас узнаю, – предположил Григорий.

   – Это не лучший способ провести время.

   Григорий вспомнил местные блюда и вздрогнул.

   – Но ведь есть варианты, – напомнил он.

   – Конечно, – согласился Капитан и на минуту задумался. – Второй вариант, это начать раскопки. Только есть тут одно обстоятельство...

   – Какое же?

   – Ты мне ничего плохого не сделал, вот что. Копать придется самому, не жалуют местные чужаков, сам видишь. Копать придется вручную – механизации у нас никакой: ни экскаваторов, ни кранов. Машина твоя на глубине метра три-четыре, пока докопаешь до крыши, освободишь борта, колеса... очистишь днище. Через неделю пойдут дожди, – в болоте много не наработаешь. А через месяц – заморозки. И ведь нужно еще пандус отрыть, чтоб выехать. Ты представляешь, сколько это кубов грунта придется отбросить? Так что или сам сломаешься, или лопату сломаешь, но автобус тебе не отрыть. Забудь о нем... всего лишь железо. Главное – живой. Верно?

   Он замолчал, о чем-то задумался, постукивая по столу ногтем указательного пальца.

   На самом деле призывы Капитана к спокойствию были лишними. Григорий не в первый раз попадал в переделку и знал, что для выхода из кризиса необходимо принять ситуацию, осознать необратимость произошедших перемен.

   «Авария УЖЕ произошла, – сказал он себе. – Все! Ты больше никуда не торопишься. Наступила другая жизнь. И прежде, чем куда-то двигаться, нужно спокойно и взвешенно оценить новую обстановку».

   – Третий? – напомнил он.

   – Что? – будто очнувшись, переспросил Капитан.

   – Вы говорили о трех вариантах...

   – А-а, верно. Только вот ведь какая штука, Григ, ничего плохого ты мне, конечно, не сделал. Но ведь и хорошего от тебя мне видеть не довелось...

   – Лучший способ познакомиться – дать возможность друг другу заработать, – подсказал Григорий.

   – Молодец! – похвалил Капитан. – Бери еще лепешек, уже можно. Я ведь сразу приметил, как ты наших раскидал. Такие штучки не каждый водило отчебучить может. Верно, Григ?

   – Армия, – важно пояснил Григорий. Он взял лепешку и подлил себе морсу. – Правда, там и болячку подхватил. Голодали мы. «Попали» в общем. Жрали, что придется.

   Он уже чувствовал, что выход из переплета, в который его угораздило вляпаться, есть. Вот только пока было неясно, что от него хотят...

   – Автобус из этой же истории? – поинтересовался Капитан.

   – Из этой, – неохотно согласился Григорий. – Родина своих героев не забывает. Военком подмахнул обеспечение, банк дал ссуду. Еще три года выплачивать...

   – Страховка?

   – А как же?!

   – Так чего переживаешь? – заулыбался Капитан. – Дам тебе справку о ДТП. Машина – вдребезги. Восстановлению не подлежит. Водитель не виноват. Возьмешь новую...

   – Что нужно делать, Кэп? – перебил его Григорий. – И сколько за это заплатят?

   – Делов-то – копейка, – многозначительно поднял бровь Капитан. – А заплатят столько, что точно такой же сарай на колесиках купишь, только новый, из салона, и еще столько же останется. Как? Интересно? Плюс здоровье, минус язва...

   – И сколько за такую заботу хорошему человеку отстегнуть придется?

   – Спасибо отпишешь, на том и сойдемся, – хитро улыбнулся Капитан. – Мой интерес с другой стороны, парень.

   – Оплата подходит! – уверенно заявил Григорий. – Только что делать, я так и не понял.

   – Есть тут одно местечко занятное, – поднял указательный палец кверху Капитан. – Нужно будет там покрутиться денек-другой...

   – И что?

   – А все, Григ, – Капитан развел руки. – Все! Нанюхаешься нашей флоры, впитаешь споры, бактерии, микроорганику. Организм твой начнет вырабатывать антитела, чтоб, значит, дуба не врезать. Потом отвезу тебя в Киев. Поваляешься в госпитале недельку. Сдашь, сколько получится, литров крови на предмет изготовления сыворотки от болезней разных. Как всё у тебя в норму придет, так и отпустят на все четыре стороны...

   – А деньги? – хмуро напомнил Григорий.

   Что-то ему подсказывало – не все чисто в этом предложении. Да и вообще... как-то слишком гладко стелет украинский «Капитан». «Минус язва...» ну и ну!

   – При выписке получишь. Все как положено, квитанция, чек. Да! В приемном отделении заявление напишешь, а я дам подтверждение, что ты и вправду отсюда, из карантинной зоны. Формула простая: контракт – кровь – деньги. Что скажешь?

   – А что же местные в доноры не торопятся? – не удержался от колкости Григорий.

   Капитан недовольно покосился на ближайшие столики и спокойно ответил:

   – Вижу, друг мой, что далек ты от микробиологии. Антитела на нашу заразу вырабатываются только в первые несколько суток. Потом – привыкание, ассимиляция и все... никакого целительного эффекта! Здоровье-то остается, у выживших, разумеется, а вот, чтоб поделиться, – дудки! Потому-то чужаки в цене. Нужна только свежая кровь. Так-то...

   – Все равно непонятно, – настаивал Григорий. – Это вы меня куда-то отведете...

   – Высадим, – жестко поправил Капитан. – Высадим с вертолета. Местечко-то неподалеку, километров пятьдесят к северо-западу, только пешком туда добираться... охотники уже лет десять как перевелись. Стало быть, задача такая: вертушка доставит на место, спускаешься и топаешь до Лысой поляны. Она от места высадки в тридцати километрах точно на юг будет. Там, на Лысой, я и буду тебя через сутки ждать. С вертолетом. Оттуда сразу в Киев полетим.

   – И как же ориентироваться?

   – Компас, азимут... – Капитан пожал плечами. – Я бы тебе дал свой GPS, да только лишнее это. У тебя будут часы и маяк. Ежели что, так я тебя по маяку на следующее утро искать буду.

   «Или то, что от меня останется...» – мрачно про себя добавил Григорий, но вслух сказал другое:

   – Вроде, и в самом деле не сложно... всего-то тридцать километров. Можно и бегом...

   – Э! – жизнерадостно поддержал его Капитан. – Наперегонки с хищной растительностью и в обход затаившейся живности. А еще отмахиваясь от комаров, величиной с ладонь, и от стаи волков, каждый из которых размером с теленка...

   Григорий не смог удержать дрожи.

   – Что? Пробирает? – не удержался от замечания Капитан. – Может, все-таки лопату поклянчишь?..

   Его прервало появление Насти с широким подносом, с которого обильно валил пар. Настоящий, бледно-прозрачный пар, а не густой оранжевый дым, которым человеческая пища чадить не может.

   Не дожидаясь приглашения, Григорий положил немного на свою тарелку и попробовал: если б не сказали, что топинамбур – ни за что бы не догадался. По вкусу – обыкновенная печеная картошка. Только сладкая.

***

   Капитан проверил защелку карабина на поясе Григория, чуть вытравил трос из барабана и сдвинул в сторону нижний грузовой люк. Открывшаяся прореха в днище вертолета соединила тесную, душную кабину, доверху наполненную грохотом двигателей и свистом лопастей, со сверкающей под утренним солнцем зеленью внизу. Но это единение не вносило в душу Григория спокойствия: вот прямо сейчас, через секунду он сделает шаг в пропасть и, может так статься, этот шаг окажется последним в его жизни.

   Григорий усмехнулся своим мыслям, уселся на край проймы, свесив ноги в пропасть, сам выбрал слабину троса и вопросительно взглянул на Капитана. Из-за рева винтов и вибрации корпуса говорить о чем-то было бессмысленно. Капитан лишь поднял большой палец вверх и похлопал Григория по плечу.

   «Надо же! – подумал Григорий. – Какое сочувствие...»

   Он развернулся спиной к высоте, отжался на руках, потом согнул руки в локтях, перебросил один локоть, второй, теперь только пальцы принадлежали вертолету. Он висел над кроной дерева. Его ноги почти касались листвы.

   Григорий в последний раз взглянул в глаза Капитану, нисколько не сомневаясь, что промедли он еще секунду-другую и тот опустит ему на пальцы свой тяжелый армейский ботинок.

   И разжал руки.

   Все. Теперь только трос тонкой, пластиковой пуповиной соединял его с цивилизацией. Мир дрогнул и приподнялся ему навстречу. Это там, наверху, заработала лебедка, плавно опуская его в объятия леса.

   Зеленая листва, едва тронутая желтизной неумолимо вступающей в свои права осени, приняла его тело, не сопротивляясь, даже приветливо. Сперва по колено, потом по пояс... Григорий все глубже погружался в море зелени. Когда листья сомкнулись у него над головой, ноги в первый раз ударились обо что-то прочное и твердое. Перегруппировавшись, Григорий пропустил эту первую настоящую ветку и продолжил плавное движение вниз.

   Пояс немилосердно давил – еще бы: сейчас весь его вес опирался на эту полоску пластика. Но окружающий мир интересовал Григория больше, он внимательно осматривался и прислушивался. Хлопающий шум лопастей вертолета становился все глуше, растворяясь в тесном переплетении кроны дерева. Зеленый полумрак с каждым мгновением становился все гуще. Солнечные зайчики, легкомысленно скачущие по его телу и близким упругим веткам, бледнели и быстро растворялись во влажном полумраке. Какие-то десять метров спуска и уже трудно было представить яркие голубые краски, царившие над куполом леса.

   Григорий развернулся и увидел в метрах пяти от себя ствол дерева, на одной из веток которого вот-вот должно было закончиться его путешествие.

   «Ну, нет, – усмехнулся он про себя. – Скорее, начнется...»

   Он взглянул вниз и убедился, что это «вот-вот» уже наступило: огромная ветка располагалась горизонтально прямо под его ногами. Григорий уселся на нее, быстро отстегнул карабин с пояса, обернул трос вокруг ветки и взял его на карабин, намертво пришвартовав вертолет к дереву.

   Теперь нельзя было мешкать. Он быстро перебрался по ветке к стволу, спустился на одну ветку вниз и стал дожидаться, что будет дальше.

   А дальше трос напрягся, вытянулся в струну. Стало слышно, как рев турбины перешел в визг. Потом стало тише, трос провис и снова несколько раз с силой натянулся.

   «Они полагают, что трос за что-то зацепился, – подумал Григорий. – Теперь многое зависит от того, что они предпримут...»

   Он надеялся, что Капитан отрежет трос и сбросит его конец вниз. Собственно, для этого и была проделана эта мелкая пакость. Наличие прочной веревки существенно повышало вероятность выживания. Категорический отказ Капитана дать хоть какое-то оружие вселял подозрения, подкрепляя сомнения в честности сделки.

   Но экипаж вертолета избрал другой ход развития событий: из зеленого купола показались ноги, – сквозь шелест и треск ломающихся сучьев вниз спускался сам Капитан.

   Это была неслыханная удача. Пилотам не пришло в голову пожертвовать тросом, и они предложили Капитану воспользоваться вторым подъемником.

   Григорий припал к стволу, обогнул его и, не выпуская из вида Грыця, стал осторожно к нему пробираться. Капитан, по-видимому, примерно представлял себе, где находится зацепившийся Григория трос, но в путанице листвы и веток разглядеть его, конечно, не мог. Потому он все время смотрел в одну сторону, что, вообще говоря, было непростительной ошибкой. Это позволило Григорию подойти к нему вплотную и даже оказаться чуть сверху.