Текст книги "Проклятие болот (СИ)"
Автор книги: Владимир Микульский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Гардис не собирался долго готовиться к дальнейшему. План действий был уже готов. Уже через день в шайке были заведены новые порядки. Никаких пьянок и продажных женщин, по крайней мере, на первое время. Абсолютное послушание новому атаману – закон. Попытавшийся было возразить Жога послужил примером того, что будет с ослушником. Тем более, что именно Жога в свое время нанес роковой удар приемному отцу Гардиса. Нетолстую осинку двое братьев гладко обрубили топором, заострили. Гардис приказал присутствовать всем членам шайки. Братья выволокли связанного, ничего не понимающего, с завязанным ртом Жогу и насадили его на кол. Кол подняли и вкопали в подготовленную яму. Члены шайки моментально протрезвели, глядя на мучительно дергающееся на колу мычащее тело. Бежать им было некуда. В случае поимки их на любой дороге стражниками они стали бы таким же, как то, что они видели сейчас, украшением местного пейзажа. Это все прекрасно знали и понимали.
После показательной казни власть Гардиса утвердилась окончательно и бесповоротно. По его указке уже со следующего дня находившийся в шайке бывший солдат начал обучать всех правильному владению оружием. Еще через пол-луны шайка напала не на мелкого торговца, как это было раньше, а на отставшую часть небольшого торгового каравана. Не потеряв никого из своих людей, они захватили столько добычи, сколько брали не менее чем за три оборота луны в прошлые времена. Авторитет Гардиса рос не по дням, а по часам. Через зиму в шайке, в которой поддерживалась его непререкаемая власть, было уже более сотни не просто бандитов, а вполне подготовленных к ведению боя жестоких головорезов. Проведение занятий по улучшению боевого мастерства было обязательным. Всякое нарушение дисциплины каралось немедленно, и в основном смертной казнью.
Но он также понимал, что надо давать отдушину своим людям, и время от времени целые отряды продажных женщин и торговцев появлялись на специально для этой цели выбранном месте стоянки разбойников. Несколько дней шел торг всем, что было у членов шайки. Покупались услуги женщин, тратилось награбленное золото на украшения для них. Рекой лилось вино. Оргии не прекращались ни днем, ни ночью. Через несколько дней, «спустив пар», шайка исчезала, чтобы через пару лун все повторить вновь.
Сначала в окрестных городках, затем в более отдаленных у Гардиса появилась сеть оплачиваемых награбленным добром соглядатаев, сообщавших ему не только о движении торговых караванов, но и о передвижении войск энси – вожак разбойников прекрасно понимал, что рано или поздно за его отрядом начнется охота, и собирался противостоять этому более хитростью, чем силой.
Первое время Гардис, опасаясь нападения карательных отрядов, регулярно менял место нахождения шайки. Никогда он не нападал вблизи своего логова и всегда старался разнообразить места нападений, чтобы нельзя было раскрыть место стоянки разбойников. Бдительность и еще раз бдительность – было его девизом. Конечно, за ним охотились, но благодаря, в первую очередь, своим соглядатаям, на оплату которых он никогда не скупился, во вторую очередь, своему природному чутью, и, наконец, в третью очередь, налаженной жесткой дисциплине, он всегда опережал и уходил от направленного удара.
Нападения разбойников участились. Теперь атакам стали подвергаться уже и достаточно крупные караваны. И охота на него перешла на более высокий уровень – уже не мелкие отряды солдат, подчиняющиеся местным чиновникам, вели розыск, а крупные отряды войск правителя, подчиняющиеся номарху, шныряли в его поисках. Но Гардис уже почти ничего не боялся – к этому времени в его шайке, его «вольной армии», было уже полтысячи человек. А это – сила, с которой надо считаться.
4.
За день до выхода каравана из Ларсы «армия» Гардиса увеличилась почти в два раза за счет присоединившихся мелких разбойничьих групп. Слухи о караване распространились чрезвычайно быстро, о намерениях Гардиса взять караван – еще быстрее. Мелкие разбойничьи группы понимали, что напасть на караван им самим не по силам, а с Гардисом, с его «вольной армией», они смогут хорошо поживиться при его грабеже. Со всеми присоединившимися группами Гардис заключил соглашение – половина от их добычи отходит его армии, половина – им. Согласились все, ибо ожидаемая добыча сулила перекрыть все мыслимые и немыслимые пределы.
Местность идеально подходила для нападения. Степь была пронизана заросшими травой балками, в которых могли бы укрыться целые армии. Под утро дня выхода каравана разросшаяся армия Гардиса целиком укрылась в длинной глубокой балке, за невысоким пригорком, мимо которого проходила караванная дорога. По расчетам, караван должен подойти к этому месту в середине дня. Содержатель одной городской таверны, по совместительству оптовый скупщик награбленного, должен был сам проследить и сообщить о его движении.
Почти тысяча человек с нетерпением поглядывали в сторону атамана. Все разбойники его «вольной армии» были при конях, вооружены кто прямым деревянным обоюдоострым мечом с бронзовыми вставками, которым можно было не только рубить, но и колоть, кто кривой саблей, оставляющей страшные раны. Многие имели луки с притороченными к седлам колчанами стрел. У многих на головах разномастные шлемы. Кое у кого были кожаные кольчуги. У присоединившихся разбойников конных почти не было, да и оружие у них было победнее – часто просто обломок серпа привязан к древку, да большой нож заткнут за пояс. Ждали сигнал. Солнце уже начало было клониться к горизонту, когда на пригорок поднялась отара овец и пастух взмахнул посохом, давая сигнал о том, что караван находится поблизости.
Еще никогда армия Гардиса не была так велика, но еще никогда щемящее чувство тревоги, тисками сжимающее его, не было так сильно. Он не мог понять, в чем ее причина. Отменить нападение на караван было невозможно – Гардис знал это. Его бы не понял и не поддержал ни один член его разросшейся армии. Гардис все еще медлил, пытаясь определить причину своей тревоги, когда чабан, вторично подав сигнал, скрылся за пригорком. Глухой ропот поднялся среди разбойников. Он усиливался с каждым биением сердца, пока не перешел в крик.
– Веди нас! – кричала ближайшие из них, – что ты медлишь?!
Оставалось отдаться на волю провидения.
Крик недовольства исторгался уже всей тысячей глоток, когда Гардис, решившись не слушать больше внутренний голос, взмахнул мечом, подавая сигнал к нападению. Конная масса с места в карьер вырвалась из балки, охватывая пригорок с обеих сторон. Пешие, легко взбежав на него, устремились вниз на находившийся прямо перед ними, менее чем в полете стрелы, караван. С диким потрясающим воздух криком мчалась мешанина пеших и конных людей вперед. Золото, кучи золота стояли перед глазами каждого. Ради желтого металла любой мог сейчас зарезать собственных отца и мать, попадись они на пути к вожделенному источнику обогащения. Гардис в сопровождении своих неизменных телохранителей, Ридона и Нада, пропустив свою «вольную армию» вперед, направился вслед за нею.
Караванная тропа была вовсе не тропой в обычном ее понимании. В этих местах это был участок степи, настолько широкий, что караваны обычно преодолевали его в два-три параллельных рукава, сжимаясь таким образом для безопасности. С компактно идущим караваном куда легче управиться его охране, чем с растянувшимся на несколько полетов стрелы.
Этот караван двигался в три рукава и был действительно огромным. Спереди и сзади двигалась конная охрана, которая, завидев несущуюся на нее вопящую вооруженную толпу, рванула в степь. Неудивительно, отметил про себя Гардис: нападавшие числом были существенно больше, и отбиваться в этих условиях было смерти подобно. Следом за ними, обрезав постромки, улепетывали возницы с повозок и сами караванщики. Это было даже лучше, чем рассчитывал Гардис – он ожидал встретить серьезное сопротивление. Но и в то же время очень странно – ни одной попытки сопротивления. Но на раздумья времени уже не было.
В следующие мгновения алчущая толпа накрыла то, что раньше было караваном. Отпихивая друг друга, разбойники рвали привязные ремни. Кое-где вспыхивали потасовки из-за особенно высоко нагруженных повозок. Замелькали ножи, разрезая тюки с товаром. Вот уже вскрыты первые из них. И еще, и еще…
– Здесь то же самое! – раздались крики, – и здесь тоже!
Выкрики перекатились из конца в конец разграбляемого каравана. В недоумении люди остановились. Постепенно все умолкли. Наступила зловещая тишина, лишь изредка прерываемая всхрапыванием чьей-либо лошади.
– Что такое? – спросил Гардис, приблизившись к повозкам.
– Взгляни сам, – зло бросил кто-то из толпы.
Разбойники медленно расступились, и взору Гардиса открылись вспоротые толстенные тюки. Вот только заполнены они были не индийским золотом, а… соломой!
Пораженный Гардис, подъехав ближе, потянул за угол ткани, выглядывающей из приоткрытого тюка. В его руке оказался лоскут пестрой дорогой ткани, размером с две ладони, не больше. И еще несколько таких же лоскутков оказались в его руке. А дальше в тюке – все та же солома, набитая под завязку, И так – везде, по всем ближайшим повозкам!
Гардис недоуменно двигался от повозки к повозке, разглядывая вспоротые тюки с соломой, провожаемый взглядами своего войска.
– Где наше золото? Ты обманул нас! – в полной тишине проревел чей-то голос. Все сначала глухо, затем все яростней закричали. Гнев застилал глаза обманутых в своих ожиданиях разбойников. Кто-то должен был ответить за случившееся, и толпа, распаляясь, выискивала жертву.
5.
Никто не услышал свист, нарастающий сверху сзади. А когда кто-то из разбойников в это время случайно оглянулся и пронзительно закричал, было поздно. Десятки стрел уже нашли свою цель, и уйти от них не было никакой возможности.
За первым роем стрел сразу же последовал еще один, и еще. Скрываясь за пригорком, совсем недавно дающим прикрытие разбойникам, воспользовавшись эффектом неожиданности, не видя цели, но при этом не менее результативно, чем при прицельной стрельбе, стрелу за стрелой из огромных, в рост человека, дальнобойных луков выпускали лагашские лучники. В точности повторяя маршрут нападавших разбойников, из-за пригорка вынеслись стройные ряды закованных в латы с бронзовыми накладками «бессмертных», элиты армии, личной гвардии энси, которых в дальнейшем для упрощения будем называть гвардейцами, и с ходу врубились в разбойничью толпу.
«Бессмертными» прозвали их потому, что всегда точное количество было их, ровно десять тысяч. В случае гибели кого-нибудь его тут же заменяли, и число гвардейцев поэтому никогда не менялось, оставаясь постоянным, «бессмертным». Вооружены они были бронзовыми мечами, и бронзовым же щитом прикрывались в бою.
Неорганизованные присоединившиеся к армии Гардиса отряды разбойников, придя в себя, брызнули в разные стороны. Но поздно. Со всех сторон отряды гвардейцев, выкатываясь из близлежащих балок, где спрятались раньше, чем Гардис поставил в засаду свое войско, уже неслись навстречу.
Более-менее организованное сопротивление нападавшим смогла оказать лишь малая часть разбойников, бывшая когда-то непосредственной «вольной армией» Гардиса. Управление разбойниками было потеряно им в самом начале сражения. Слишком неожиданно было нападение. Однако лагашским гвардейцам все же пришлось хорошо потрудиться, чтобы уничтожить небольшие разрозненные отчаянно сопротивляющиеся отряды. Но их прекрасная выучка и лучшее вооружение в сочетании с эффектом неожиданности и наличие лучников решили исход сражения.
Пленных не брали, да и зачем они были нужны – чтобы завтра повесить? Какой смысл в отложенном убийстве? Да и хлопоты лишние ни к чему – ведь пленных надо как-то довести до городской тюрьмы, охранять при этом в дороге, чтобы не разбежались, кормить в конце концов, чтобы не подохли раньше времени. В общем, команда «бессмертным» была дана такая: захватить только главаря. Уж его-то надо было вздернуть принародно, для острастки.
Два всадника не спеша продвигались по полю боя. Спину их оберегал десяток телохранителей.
Бронзовый шлем тонкой работы с нанесенными украшениями и большим плюмажем из перьев неведомых разноцветных птиц, прочный панцирь, украшенный чеканкой и вставками из драгоценных камней, меч с искусно сделанной рукояткой также со вставками драгоценных камней красного и зеленого цвета в богато украшенных ножнах были на одном из них. Ярко-алая плащ-накидка с вышивкой свободно ниспадала с плеч за спиной. Вооружение второго было лишено праздных изысков, лишь кое-где на шлеме и панцире нанесена вызолоченная чеканка, да рукоятка меча заканчивалась огромным драгоценным камнем синего цвета. Поговаривали, что камень этот найден в развалинах древнего храма, и что именно благодаря колдовской силе камня обладатель его до сих пор не потерпел ни одного поражения в многочисленных сражениях. Первый был Орагур, хранитель печати, первый советник правителя, получивший от него высокий титул Советника, второй – Пиригон, командующий лагашских «бессмертных». Имя его свидетельствовало об его ассирийских предках. Они ехали молча, приостанавливаясь у особенно больших нагромождений тел.
– Боги войны пировали сегодня на поле боя, и печальные равнины бога Нин-Нгирсу приняли множество новых душ, – произнес советник, озирая окрестности и сдерживая слишком резвого коня.
Командующий согласно кивнул в ответ, видя среди лежащих на земле и знакомые ему лица гвардейцев.
Еще солнце не успело подернуться вечерней дымкой, когда по всем направлениям битва затихла. Раздался сигнал трубы, собирая гвардейцев. Все очаги сопротивления были подавлены. Кроме одного.
У большого замшелого валуна, неведомыми путями оказавшегося в степи, торчащего из земли на два человеческих роста, еще кипел бой. Многие из гвардейцев уже лежали на выжженной солнцем траве перед камнем без движения, обратив холодеющие глаза к бездонному ясному небу. Здесь же лежали убитые лошади. В центре, прижимаясь спиной к камню, без устали отмахивались мечами от наседающих гвардейцев три человека – сам Гардис и его неразлучные телохранители Ридон и Над. Чуть поодаль от них, опираясь на огромный двуручный меч, неподвижно стоял человек гигантского роста в вычерненных доспехах. К нему уже никто не решался подступиться. Осмелившиеся находились здесь же, разрубленные от плеча почти до пояса.
Орагур и Пиригон переглянулись. К ним подъехал начальник сотни и, не ожидая вопросов, доложил, что гигант уже находился у камня, когда его сотня сюда же загнала разбойничьего атамана, исполняя приказ взять живым.
– Десятник Энкале всегда хотел отличиться, и с ходу кинулся на гиганта. Вон они лежат, Энкале и весь его десяток, мы и моргнуть не успели, – сотник указал на разбросанные возле камня тела.
Пиригон поднял руку, подзывая адъютанта. Несколько фраз – и тот пустился вскачь. Советник и командующий остались на месте, ожидая выполнения распоряжения.
Трубач сыграл отбой и лучники, успевшие подтянуться к месту событий и готовившиеся поразить отчаянно сопротивлявшихся оставшихся разбойников, отступили назад, опустив луки. Гвардейцы, нападающие на главаря разбойников и его телохранителей, также сделали несколько шагов назад.
Гардис, к тому времени получивший несколько небольших ран, отдышавшись, осмотрелся. Рядом, опустив окровавленные мечи, тяжело дышали преданные Ридон и Над. Невдалеке стоял какой-то закованный в черные доспехи гигант, явно не относящийся к его армии, перед которым валялось множество убитых гвардейцев. «Вольной армии» Гардиса больше не существовало. И самому ему, судя по всему, следовало готовиться умереть.
– Сдавайтесь, – закричали из толпы стоявших полукольцом гвардейцев. Гардис, не отвечая, крепче перехватил меч, готовясь к новому нападению. Но гвардейцы, не нападая, наперебой громко закричали, предлагая сдаться. Крики усиливались. Несколько гвардейцев, подняв мечи, бросились вперед, а когда Гардис сделал шаг им навстречу, раздался предостерегающий крик гиганта. В ужасающем шуме разобрать, о чем он кричал, было невозможно. Гардис уже приготовился к последней схватке, когда внезапно сверху на него и находящихся рядом Ридона и Нада упала сеть, сковывая движения. Следом за ней с вершины камня, как горох, посыпались гвардейцы, прижимая их к земле. В следующее мгновение потерявшие возможность сопротивляться разбойники были обезоружены и связаны. Скрученный по рукам и ногам, не имеющий возможности пошевелиться Гардис проклинал все на свете – шум, поднятый гвардейцами, на самом деле лишь заглушал звуки, издаваемые лезущими вверх по камню с другой его стороны их товарищами, а бросок гвардейцев вперед был нужен лишь затем, чтобы разбойники отвлеклись на них. Как он не догадался сразу?
В это же время гигант одним движением своего меча перерубил падающую на него сеть, а устремившаяся вслед за сетью пара гвардейцев тут же осталась лежать под его ногами.
Гардиса и извергающих ругательства братьев уволокли к повозкам.
Гигант стоял на месте. Голубые глаза его спокойно рассматривали приблизившихся, но остававшихся на почтительном расстоянии, советника и командующего. Из-под его шлема выбивались пряди светлых волос.
– Светлое с голубым, – задумчиво проговорил Пиригон, обращаясь к Орагуру, – интересное сочетание, интересно, из какого он народа?
– Есть в нем что-то первозданное, дикое, – ответил Орагур, – однако, какой чудной у него меч! Никогда таких не видел! Интересно, где он такой добыл и из какого он сделан материала? Однозначно, это не бронза!
Они разом сняли шлемы. Орагур оказался довольно молодым человеком, разменявшим недавно два с половиной десятка зим. Правильное бронзовое лицо его указывало на породу, выведенную многими поколениями аристократов, женившихся исключительно только на первых красавицах семей высшего общества. Холодный аналитический склад ума, несмотря на молодость, выдвинул его в число первых лиц государства. Уже две зимы, как престарелый правитель назначил его на высочайшую должность в стране. И, надо признать, ни разу за это время не пожалел о сделанном выборе.
В отличие от него Пиригону было уже более чем полвека, из которых службе в армии он отдал всю свою сознательную жизнь, начав с самых низов, храбростью и умом быстро поднявшись до высших военных чинов лагашской армии, став командующим личной гвардии правителя – десяти тысяч «бессмертных», получив из рук энси грамоту на титул номарха, передаваемый по наследству, и сам ном в придачу. Вот только передавать титул было некому – армию он всю жизнь почитал выше всего, на что никогда бы не согласилась ни одна из дам, желающих прибрать боевого номарха к рукам. Так что ном пришлось передать в управление другому номарху, а Пиригон неотлучно находился при «бессмертных». На первый взгляд – ничем не примечательный трактирщик, толстый, с жидкими волосами и обрюзгшим, как после перепоя, носом. Но стоило взглянуть в его глаза, впечатление было совершенно иное. Маленькие буравчики пронзали насквозь, как будто он видел все то, что скрыто под черепной коробкой собеседника. Взгляд быстрый, живой, схватывающий на лету.
– Бросай меч, – крикнул Пиригон, обращаясь к гиганту.
Тот молча смотрел на них. В его глазах не было страха. Спокойствием и мощью веяло от могучей фигуры. Дыхание было ровным, как будто не было перед этим ожесточенной схватки с гвардейцами.
Пиригон покачал головой.
– Жалко, что он не в моей армии, – сказал он, обращаясь к Орагуру
Орагур усмехнулся и что-то сказал ближайшему всаднику. Тот ускакал, а вскоре к Пиригону и Орагуру примчался невысокий всадник, лихо держащийся в седле. После короткого разговора он так же лихо умчался прочь.
Гвардейцы оживленно переглянулись друг с другом. На многих лицах появились улыбки.
– Сейчас Пирт что-то придумает, – говорили они друг другу.
От гиганта не укрылось движение, прошедшее среди гвардейцев, но в чем дело, понять он не мог.
– Не сдаешься? Ну, как хочешь, – прокричали ему со стороны гвардейцев. Нападать никто не торопился. Наоборот, гвардейцы даже начали отступать. Легкий шорох за спиной гиганта заставил его оглянуться и посмотреть вверх, ожидая нападения, но там все было спокойно.
Внезапно два всадника галопом устремились прочь от камня на расстоянии четверти полета стрелы с разных его сторон параллельно друг другу. До них было достаточно далеко, и непосредственной угрозы они не представляли. С вершины камня крикнули что-то веселое, раздался смех. Гигант взглянул было туда еще раз, но внезапно что-то с силой рвануло его сзади вперед, и он кубарем покатился по земле, теряя сознание.
6.
Стояла глубокая ночь, когда уцелевшие повозки каравана в сопровождении поредевшей гвардии въезжали в Ларсу. Стража получила специальный приказ пропустить сегодня ночью в город прибывшие войска.
– Не слабо же им досталось, – высказал общую мысль стражников начальник караула. Многие из проезжающих мимо гвардейцев были в смятых шлемах и доспехах, с изрубленными щитами. Немалое их число белело свеженаложенными повязками. И действительно, хотя «бессмертные» численно в несколько раз превосходили «вольную армию», отчаяние последней схватки придавало разбойникам дополнительные силы, и, будь гвардия числом немного менее, а разбойники немного более, еще неизвестно, как бы повернулось дело.
– Кого везете? – спросил начальник караула возницу, когда в воротах появилось несколько телег, накрытых рогожами, под которыми угадывались лежащие тела, в сопровождении полусотни гвардейцев.
– Не твое дело, – бросил ему гвардейский сотник, – твое дело открыть ворота, и закрыть после нас. А излишне любопытный, пусть это будет даже начальник караула, может быстро язык свой во-он там увидеть! – и сотник указал на большой крюк, торчащий из стены, к которому крепили цепи, растягиваемые поперек дороги как дополнительную преграду в ночное время.
– Ты знаешь, с кем говоришь, ты, сын шакала? – воскликнул оскорбленный до глубины души начальник караула, – я – Ур-Лума, начальник городской стражи! Только из уважения к персоне правителя нома, лично просившего меня, сегодня я сам замещаю начальника караула! Меня касается все, что делается в городе и все то, что туда въезжает! А мозги вправить любой гвардейской крысе я смогу, и очень быстро! – с угрозой проговорил он и, пока сотник с перекошенным от ярости лицом пытался что-то ответить, но из перехваченного горла исторгал лишь сдавленное мычание, сдернул рогожу с ближайшей повозки.
В повозке на спине, без всякой подстилки, закрыв глаза, лежал гигантского роста человек, почти без одежды, в одной лишь набедренной повязке. Руки и ноги его были скованы толстыми тяжелыми цепями, настолько длинными, что они были пропущены под повозкой снизу и затем большие кольца, которыми цепи заканчивались, были еще и замкнуты на железном обруче, закрепленном на поясе гиганта. Если бы он каким-нибудь образом попытался бежать, пришлось бы тащить на себе всю повозку вместе с лошадью. Колеблющийся свет факелов лишь подчеркивал каждую черточку атлетически сложенного тела, хотя и усыпанного многочисленными кровоподтеками и царапинами с запекшейся кровью.
– Сотня, ко мне! Взять эту сволочь! – возглас сотника, которому наконец-то удалось пригасить приступ ярости настолько, чтобы суметь отдать команду, тут же был перекрыт командой начальника городской стражи:
– Стража, сюда!
Из караульного помещения, располагающегося здесь же, у ворот, высыпали стражники в полном вооружении. Во всех городах страны все без исключения недолюбливали заносчивых «бессмертных» и были рады при случае намять им бока. Здесь же явно назревала драка, именно с гвардейцами, и стражники только и ожидали команды пустить кулаки в ход.
– В чем дело, Ур-Лума? Опять что-то не поделил с доблестной гвардией сотника Шар-Карена? – в освещенном проеме ворот появились две фигуры, оказавшиеся Орагуром и Пиригоном. За их спинами выстроились телохранители.
– Все в порядке, господин советник, обычное дело, – склонившись, произнес Ур-Лума.
– Как же, обычное, – засмеялся Пиригон, – в его голосе столько сожаления что мы с вами, советник, явились не вовремя, что я не удивлюсь, если завтра правителю нома доложат о парочке грандиозных драк в городе.
– Пропусти их, Ур-Лума. В конце концов, они выполняют мою просьбу – никого не подпускать к повозкам, – улыбнувшись, произнес советник.
– Его что, в бочке с горы спустили? – с удивлением спросил начальник городской стражи, показывая на повозку, в сопровождении гвардейцев уже двинувшуюся в сумрак слабо освещенных улиц города.
– Вроде того, – засмеялся Орагур, – ты же знаешь этого Пирта, бывшего комедианта, а он мастер на придумки. Когда вот этого, – он кивнул на удаляющуюся повозку, – не смогли взять, удивительно крепким бойцом оказался, Пирт опустил тихонько длинную веревку за его спиной, привязал ее к седлам и подсек его сзади, с обеих сторон погнав коней вперед. Катился, что перекати-поле. Другой бы на его месте душу отдал, а этот ничего, держится, даром что такой здоровый!
– Все прошли? Закрывай ворота! – скомандовал Ур-Лума после утвердительного кивка Пиригона.
По несколько стражников навалились на распахнутые створки ворот. Те нехотя медленно тронулись навстречу друг другу. Толкающие удвоили усилия, и створки ворот, набрав необходимую инерцию, без задержек пройдя оставшийся полукруг, сомкнулись. Когда два толстых окованных бруса были задвинуты в специальные гнезда, распахнуть ворота стало невозможно, только если выбить ударами тарана, да и то надо было бы крепко постараться для этого даже без сопротивления их защитников.
Затем четверо стражников подбежали к большому деревянному колесу с торчащими ручками и, отпустив стопор и тормозя весом своих тел, дали колесу возможность вращаться.
Оно пришло в движение, начав разматывать толстый канат, намотанный на барабан, являющийся продолжением колеса, и, перекрывая проем ворот, из высокой надстройки над ними по специально устроенным в стене пазам вниз медленно опустилась окованная бронзовыми полосами решетка, служащая дополнительной преградой для врагов.
Если бы нападавшие и смогли каким-нибудь чудесным образом преодолеть ров, прорвать первую преграду – сами ворота, то вторая преграда – решетка – была куда более сложной для преодоления. И в самом деле, никаким тараном разбить ее нельзя, об нее сломает зубы любая пила. К тому же она не является препятствием для стрел обороняющихся.
И, наконец, стражники, синхронно вращая за ручки два огромных деревянных барабана, навивая на них звенья толстых кованых цепей, уходящих к блокам, закрепленным в проемах вверху башни, подняли снаружи к воротам, закрывая их как дополнительной защитой, дальний конец моста, переброшенного через глубокий ров.
Удовлетворенно хмыкнув, советник повернул коня и, прощально махнув рукой склонившемуся начальнику городской стражи, вместе с командующим «бессмертными» в сопровождении телохранителей направился вслед за ушедшими повозками.
– Рановато советник появился, не правда ли, ребята? – с сожалением произнес Ур-Лума, – лишил вас такого удовольствия – намять бока гвардейским выскочкам.
Находящиеся вокруг стражники рассмеялись.
– Ничего, рога им еще не раз поотшибаем, – произнес один из них, вызвав этим новый взрыв веселья.
– Ну, все! – скомандовал наконец начальник городской стражи, – повеселились – и будет!
Вслед за этим бóльшая часть стражников, пересмеиваясь, скрылась в караульном помещении, остальные поспешили на места согласно караульному расписанию.
Вскоре факелы погасли, и городские стены и караульное помещение закутались в
прохладные легкие одежды летней ночи. Лишь крики ночных птиц да тяжелые шаги изредка перекликающейся ночной стражи нарушали наступившую тишину.
7.
Под призрачно-голубым светом, изливаемым на землю огромной луной, все вокруг казалось спокойным и умиротворенным. Легкий ветерок наконец-то принес долгожданную прохладу изнывающей от дневного зноя земле. Ожили и слегка подрагивали желто-бурые в свете дня, иссушенные всепожирающим солнцем, а сейчас сказочно-голубые листья деревьев. Отдавая тепло, удовлетворенно потрескивая, жадно напитывались прохладой стены домов. В воздухе с почти неслышным писком вырисовывали замысловатый рисунок летучие мыши, стремясь до дневной жары успеть собрать и принести в гнезда своим малышам вкусных жучков и букашек.
Даже лошади, и тянущие по узким улицам повозки, и несущие всадников, окружающих эти повозки, повеселели. Если раньше они еле брели, с трудом переставляя ноги, понурив головы, и никакими силами нельзя было заставить их хоть немного прибавить ход, то теперь они посвежели, пошли быстрее, гривы весело замотались в такт шагам.
Изредка улицу перекрывала натянутая поперек ее цепь, охраняемая постом из нескольких стражников. Это никого не удивляло – обычная ночная предосторожность. После предъявления ночного пропуска цепь опускалась, и группа всадников с повозками продвигалась дальше. Наконец, путь подошел к завершению – они вступили на большую площадь. Впереди, на другой ее стороне, в бледном свете луны отчетливо вырисовывались контуры высокого здания городской ратуши с полукруглой пристройкой в одной из ее сторон. Справа, на другой стороне площади, располагался ярко освещенный, несмотря на поздний час, дворец правителя нома. Еще не все строительные работы в нем были завершены, но уже сейчас было видно, что он будет ярчайшим украшением города.
Кирионис, правитель нома, избравший новой резиденцией Ларсу, уже вовсю обживал свой новый дворец, и именно сюда и направились Орагур и Пиригон, отдав последние приказания и отделившись от группы всадников, сопровождавших повозки с пленниками. Перед парадным входом во дворец их встретил сам Кирионис, мужчина средних лет с бронзовой кожей, безбородый и безусый, с выщипанными бровями и коротко подстриженными по моде времени прямыми черными волосами.
– Поздравляю, господин советник, – произнес он, обращаясь к советнику, – наконец-то с проклятыми шайками покончено. Ваш гонец с извещением о победе прибыл поздно вечером, и я сразу же отослал депешу правителю. Кстати, его племянник, номарх Сарниус, здесь, вон только отъезжает колесница, на которой он прибыл, – вполголоса добавил он.
– Какого дьявола его принесло? – воскликнул Орагур, услышав это известие, и, взглянув на Пиригона, легко спрыгнул с коня, которого вместе с конем командующего «бессмертных» тут же подхватили и увели вышколенные слуги.
На скривившемся было в презрительной гримасе лице Пиригона моментально появилась сладкая мина, когда из-за спин слуг чей-то голос язвительно произнес:
