Текст книги "Морские истребители"

Автор книги: Владимир Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Зная повадки «мессеров», Гриб инстинктивно резко накренил машину в сторону «ведомого», чтобы лучше рассмотреть его и рассеять закравшееся сомнение. Но что это такое? От носа самолета в его сторону потянулась огненная трасса…»Это же «мессер», а не Иванов! Как же я мог прошляпить?» Гриб попытался резким маневром уйти от смертоносного огня, по па какую-то долю секунды опоздал. Снаряды и пули ударили по мотору и правой плоскости «яка», Гриб почувствовал сильный толчок и одновременно услышал металлический звук. «Вот тебе и «ведомый» «як»! Кажется, врубил «мессер» основательно». Из-под капота мотора появились клубы черного дыма, за самолетом потянулся белый шлейф пара, выбрасываемого из системы охлаждения. Признаков пожара пока не было, но бесспорно, что мотор выведен из строя и через полминуты прекратит работу. Понимая свою беззащитность и сложность положения, Гриб бросил израненную машину вниз в пикирование, рассчитывая оторваться от возможного преследования и повторных атак «мессеров». На всякий случай нажал кнопку передатчика и крикнул: «Орлы, прикройте!»

Через несколько секунд мотор зачихал и окончательно замолк. Винт остановился – верный признак заклинения. В кабине стало тихо, слышен только надрывный свист какого-то умформера. Самолет быстро терял высоту. Надо было принимать решение в несколько секунд:

выбирать площадку и попытаться спасти машину или же, не теряя времени, бросать самолет, рассчитывая на парашют. Третьего варианта в подобной ситуации нет. Высота менее 400 метров. Перетянуть Керченский пролив не удастся, и в этот момент Гриб увидел впереди, на берегу маленькую площадку. «Вот где можно приткнуться», – подумал он и решил сажать машину. Попытался выпустить шасси, но они не сдвинулись с места, сразу понял, что перебита воздушная система, не сработала и аварийная система выпуска. Выход один – садиться с ходу «на живот». «Мессеры» не преследовали Гриба, их перехватили наши «яки». В такой скоротечной и чрезвычайно опасной ситуации Гриб действовал четко, хладнокровно:

ему неоднократно приходилось бывать в подобных и даже более сложных переплетах. Он думал только о том, как бы спасти машину. И это ему удалось. «Як» пропахал фюзеляжем в мокром грунте глубокую канаву и остановился вблизи позиции артиллеристов. Гриб расстегнул привязные ремни, снял лямки парашюта. Он не спешил покидать кабину: зажигание было выключено, дымление мотора прекратилось. «Как же ты опростоволосился, Мишка? – подумал он, обращаясь к самому себе. – Так можно и в ящик сыграть. «Мессеры» таких промахов не прощают. Куда же ты делся, рыжий Иванов?»

Гриб вылез из кабины, обошел вокруг самолета. Немало придется повозиться технарям, чтобы ввести машину в строй.

К самолету подбежали несколько солдат и с ними лейтенант в шапках и грязных ватниках. Лейтенант без всякого предисловия громко сказал Грибу:

– Ты что же, дружок, землю пашешь вместо того, чтобы фашистов сбивать? Давай-ка лучше к нам в пехоту. Полежишь в грязи, земля-матушка станет роднее.

Гриб, не скрывая раздражения, повернулся к лейтенанту и сказал:

– Скажи спасибо, что я не вмазал в вашу батарею, земляк. Что же ты думаешь, в воздухе не убивают?

Лейтенант замялся, увидев на груди у Гриба Золотую Звезду Героя, орден Ленина и два ордена Красного Знамени.

– Вы уж извините, товарищ летчик, мы по-дружески. Самолет сохраним и поможем его отремонтировать. На-ка держи, пригуби немного в честь нашего знакомства, – сказал лейтенант, протягивая Грибу фляжку.

– Спасибо, лейтенант. Ты не сердись на меня за грубое слово. Досадно, что подбили в бою как молодого и необстрелянного пилота.

Через несколько минут Гриб и пехотный лейтенант сидели на крыле «яка» и разговаривали, как давнишние закадычные друзья. Так и бывало на фронте. Война и опасность роднили, сближали людей, делали их проще и доступнее.

Тем, кто помоложе, кто знает о войне только по книгам и кино, трудно понять, почему фронтовики, пожилые люди, зачастую пускают слезу при встречах? Действительно, это трудно понять, не испытав, не прочувствовав на себе фронтовое братство. Есть и еще одна причина. Некоторые книги о войне, фильмы слишком упрощенно рисуют события на суше, на море да и в воздухе. Порой диву даешься, читая описания воздушных боев: до чего же просто сбивались самолеты, как они с одной очереди разваливались, вспыхивали в воздухе, втыкались в землю. Вызывает недоверие описание атак с воздуха, когда пулеметной очередью уничтожали танки или двумя-тремя сброшенными бомбами топили транспорты и корабли водоизмещением несколько тысяч тонн. Конечно, на войне бывало всякое: удачной атакой, с одной очереди сбивали вражеские самолеты в воздушном бою, имели место и удачные бомбоштурмовые удары по различным объектам врага с нанесением ему большого ущерба. И все же надо всегда помнить, что победа на войне достигалась тяжким трудом, предельным напряжением моральных, физических и интеллектуальных сил и возможностей; кровью и безвозвратными потерями, всех – от солдата до генерала, всех, кто вступал в смертельную схватку с врагом; всюду – на земле, в воздухе и на море…

Напарник М. Гриба лейтенант А. Иванов возвратился на аэродром один, без ведущего. Встретившие его техники и летчики задавали один вопрос: «А где Гриб?» Иванов, пунцовый от пережитого и чувства своей вины, ничего вразумительного ответить не мог. Он потерял ведущего в самом начале воздушного боя, увлекшись, якобы, погоней за «мессером».

Весть о том, что Гриб возвратился и что он цел и невредим, быстро облетела эскадрилью. К самолету У-2 прибежали все, кто был свободен от боевых вылетов и от работы на технике. Летчики и техники искренне радовались возвращению Гриба. Он же, увидев среди встречавших Иванова, обратился к нему:

– Куда же ты делся, рыжий? – И не дожидаясь ответа, продолжал более мягким тоном:– Скажи спасибо, что «мессер» «пожалел» меня и не добил до конца. Пришлось бы тебе идти в штрафбат.

Гриб уже был настроен миролюбиво, хотя и собирался раньше выдать Иванову по первое число. Он только сказал, насупив брови:

– Больше, рыжий, я с тобой летать не буду. Такой ведомый мне не нужен.

Премудрость войны

Сидим в кабинах самолетов в ожидании сигнала на вылет. Холодно. Дует сильный порывистый ветер.

На море бушует шторм, с грохотом обрушиваются свинцовые волны на камни обрывистого берега, белые барашки пляшут на поверхности до самого горизонта.

Остались позади два боевых вылета па прикрытие десанта. Чувствуется усталость. Прислонив голову к стеклу фонаря, прикрываю глаза. Невольно в сознании воскрешаются отдельные эпизоды пережитого в последних вылетах. «Вот какая она – война в действительности, не

по рассказам, а увиденная своими глазами, прочувствованная своим сердцем и своим разумом. Вот что означает испытание всех физических и моральных сил в бою».

Мои размышления прервал появившийся у самолета врач полка майор В. Максимкин с неизменной большой санитарной сумкой в руке. Он часто бывал на стоянках самолетов, в землянках, там, где готовились к вылету или собирались мы после очередного полета. В. Максимкина летчики, да и не только летчики, любили за его заботу и внимание к каждому, за его тактичность и простоту, за его безотказность и постоянную готовность прийти на помощь в любой обстановке. Ему доверяли самые сокровенные тайны, то, о чем порой стеснялись поделиться даже с близким другом. Он хорошо знал каждого летчика и мог безошибочно дать объективную характеристику любому. Да это и не случайно, ведь Владимир Трофимович был самым старшим по возрасту в полку, ему было в ту пору уже 46 лет. Он прошел большую жизненную школу, немало на его долю выпало испытаний, невзгод и лишений. Не все из пас знали тогда, что В. Максимкин был участником гражданской войны в качестве лекарского помощника батальона 8-й армии Южного фронта. В 1926 году он окончил медицинский факультет Московского государственного университета. Война его застала в городе Евпатории в должности врача 20-й авиационной базы. В 1942 году тяжелый недуг надолго приковал его к постели, он заболел туберкулезом позвоночника. Только необыкновенная жизненная стойкость, настойчивость и мужество позволили ему преодолеть последствия тяжелой болезни и вернуться в строй, попасть на фронт. В августе 1943 года В Максимкин прибыл в наш полк старшим врачом.

Невысокого роста, с правильными и тонкими чертами лица и короткими усами, он передвигался какой-то неестественной походкой, переваливаясь с боку на бок, сильно сутулясь при этом. Тяжелая болезнь оставила след на всю жизнь.

Он оказался удивительным человеком. Максимкина отличали стремление к постоянной активной деятельности, высокая ответственность и чувство долга. Повседневный труд врача полка не бросался в глаза, но мы, летчики, ощущали его повседневно. Встречи и разговоры с Владимиром Трофимовичем в период тяжелых испытании приносили неоценимую помощь, создавали хорошее настроение, придавали силы и уверенность.

Вот и на этот раз он неожиданно появился возле моего самолета, пряча лицо от ветра в меновой воротник. Я открыл фонарь и помахал рукой в ответ на приветствие.

– Привет, Володя! Как самочувствие? Почему не обедал сегодня? Фатима приготовила торт на ужин в честь твоей победы. Желаю успеха и в этом вылете, – с этими словами Максимкин протянул мне несколько коричневых шариков и маленькую плитку шоколада.

– Обязательно съешь, чтобы лучше видеть «мессеров», – крикнул он и вразвалку направился к следующему самолету.

Роковым для меня мог быть последний, третий вылет в этот день на прикрытие Керченского десанта. Восьмерку вел М. Гриб. Я опять замыкающий, ведомый у Акулова. К вечеру облачность разорвало и над Керченским проливом светило яркое зимнее солнце, приближаясь к закату. Оно ослепляло, тем самым создавая для нас дополнительные сложности. Мы знали излюбленный тактический прием «мессеров» – наносить внезапный удар со стороны солнца. А неожиданность в бою всегда ошеломляла. Умение использовать солнце создавало особо выгодные условия для атакующего. Следует заметить, умение маневрировать в бою таким образом, чтобы солнце было твоим союзником, помогало первым увидеть врага и в то же время самому оставаться незаметным для пего, – большое искусство и далеко не всем удавалось им овладеть.

Нам приходилось драться с опытным врагом, который всегда стремился в полной мере использовать метеорологические условия, географические особенности района боевых действий и, конечно, условия освещенности, положение солнца. Поэтому во время войны у истребителей получил распространение неписаный закон – искать врага не там, где его легче заметить, а именно там, где его сложнее обнаружить, и в первую очередь в направлении солнца. Для осмотра солнечной стороны летчики применяли светофильтровые очки, различные приспособления, позволяющие просматривать воздушное пространство вокруг солнечного диска, прикрывали солнце ладонью или плоскостью самолета. В общем, война заставила искать и изобретать разнообразные приемы для обнаружения противника в любой обстановке. Основное правило формулировалось очень коротко: «Не подставляй хвост своего самолета солнцу: пропадешь!»

Это правило легко запомнить, по следовать ему в бою не так-то просто и не всегда удавалось. Обстановка в воздушном бою чрезвычайно динамична, и это обстоятельство создает особые сложности в выборе тактического приема.

Ведущий нашей группы М. Гриб повел пас к линии фронта не напрямую, а с учетом положения солнца. Мы прошли на север, оставляя слева Керченский пролив, Азовское море, набрали высоту 4000 метров и, выполнив левый разворот, на большой скорости пошли на Керчь в надежде неожиданно «прихватить» барражировавших в том районе «мессеров». Мне нравилось, как разумно, как предусмотрительно маневрировал в предвидении боя М. Гриб. Однако мы близко прошли от побережья Керченского пролива, занятого врагом, и нас, видимо, заблаговременно обнаружили. Добиться внезапности не удалось. При подходе к линии фронта, будучи крайним, замыкающим, я решил более внимательно осмотреть солнечную сторону, откуда, по моему мнению, следовало ожидать внезапной атаки противника. Накренил машину влево и консолью правой плоскости попытался закрыть солнечный диск, размышляя про себя: «Здорово ослепляет. Как бы не подкараулили «мессеры».

И в этот момент почувствовал неожиданный удар, услышал металлический звук и взрыв. Мой «як» швырнуло в сторону, в кабине поплыли обрывки бумаги, целлулоида, перкали… Инстинктивно вращая машину в сторону крена, выполнив двойную бочку со снижением, перевожу самолет в левый вираж. «Вот и подкараулили «мессеры», врубили, факт…» Что же будет дальше? Прежде всего осмотреться и не допустить повторной атаки «мессеров».

Осматриваюсь кругом, вверху вижу карусель наших «яков». По-видимому, они вступили в бой с «мессерами», которые успели нанести внезапный удар по мне со стороны солнца. По радио слышатся обрывки незаконченных фраз: «Саша, прикрой… давай вверх… вверх… Смотри, сзади «мессер»… Я «Мрамор-один»…»Яки» в вашем районе…»

Убедившись, что мне в настоящий момент никто не угрожает, пытаюсь оценить обстановку. Ощупываю ноги и руки, как будто целы, все нормально. Теперь надо проверить работу мотора, не спустили ли «мессеры» воду?

Температура воды и масла в норме. Плавно перемещаю сектор газа вперед, мотор работает без перебоев, температура не растет. Это уже неплохо. Успокаиваюсь и принимаю решение-побыстрее в набор и пристроиться к с носи группе: за несколько секунд после атаки «мессеров» я потерял более 800 метров высоты и оказался внизу один.

Среди нашей группы «яков» обнаружил самолет ведущего Акулова и занял свое место в строю. Продолжаю с настороженностью следить за температурным режимом и работой мотора, через несколько минут окончательно убедился, что мотор исправен и можно продолжать выполнение задания.

В этом вылете «мессеры» неоднократно пытались атаковать нашу группу, но всякий раз мы их своевременно намечали и успешно отражали. Воздушное пространство над Керченским десантом было под нашим контролем.

Солнце ужа скрылось за горизонтом, в сумерках мы пришли и произвели посадку на аэродроме Анапа. Зарулили на стоянку, выключил мотор. Вот теперь почувствовал усталость, не хочется и вылезать из кабины.

Невольно мысли возвращаются к последнему бою. Один-единственный раз я опоздал на долю секунды, не наметил своевременно врага со стороны солнца, и вот этот единственный момент мог бы для меня быть роковым и последним. «Мессеры» не страшны, когда их видишь. Это факт! Еще раз подтвердилась неопровержимая истина: «Побеждает тот, кто первым увидит врага».

Теперь на земле я могу рассмотреть, что же произошло после атаки «мессеров» и попадания пушечного снаряда в кабину. По выработанной привычке я обычно клал планшет с картой справа, втискивая его между обшивкой и рамой фюзеляжа. В таком положении он был надежно прикреплен, не мешал мне в тесной кабине, и в то же время легко можно было воспользоваться им. В планшете единственным «посторонним» предметом была небольшая стеклянная рамка с фотографией моей любимой девушки.

Многие летчики нашего полка носили постоянно при себе и летали на боевые задания с фотографиями и письмами родных. Для тех, кто постоянно подвергался опасности в бою и рисковал, это было естественным, только некоторые пытались подшучивать над сторонниками подобной традиции. Суеверными мы не были, но в талисманы нередко верили. Больший частью это были различные предметы, которые совершенно случайно в критические моменты оказывались в кармане одежды или в кабине самолета: перочинный ножик, портсигар или просто значок. Многие бывалые летчики, кому неоднократно приходилось смотреть смерти в лицо, неохотно меняли предметы летного снаряжения и летали на задание зачастую в стареньких, многое повидавших шлемофонах, перчатках, куртках. Не любили они без крайней нужды менять самолеты, особенно при вылетах на особо сложные задания. Сказывалось не столько суеверие, сколько привычка.

Я с трудом достал планшет, вернее остатки от него, и попытался рассмотреть содержимое. В обшивке фюзеляжа, как раз напротив сиденья, видно было небольшое отверстие диаметром всего два-три сантиметра. Мой планшзт представлял собой бесформенный предмет с обрывками бумаги, осколками стекла и целлулоида. Рамка с фотографией была разбита на мелкие кусочки, сильно пострадала и сама фотография. Теперь стало понятно, откуда взялись обрывки бумаги и целлулоида после взрыва в кабине. Снаряд из пушечной очереди «мессера» пробил обшивку и разнес в клочья планшет. Если бы планшета не оказалось на пути снаряда, он неминуемо попал бы мне в правый бок со всеми вытекающими последствиями. Можно сказать, что фотография любимой отвратила беду. Вот и не верь после этого в талисманы.

К самолету, как обычно, бежали техники и мотористы, и впереди всех неизменно мой заботливый и неутомимый Толя Шаронов. Он вскочил на плоскость, открыл фонарь кабины и приветствовал меня обычной фразой:

– С возвращением, командир! Как работала матчасть?

Увидев в моих руках остатки планшета, он сразу понял, в чем дело, и спросил:

– Неужели, командир, и ты поймал несколько снарядов? Как же это так?

– Подловили меня «мессеры» со стороны солнца, Толя. Вот рассматриваю, что осталось от планшета и каким чудом снаряд не проткнул мне бок, – ответил я, показывая обрывки.

Слышу громкий голос техника звена А. Гриля:

– Что же ты, Володя, подставляешь свой самолет «мессерам»?

Он успел уже кругом обойти самолет и опытным взглядом заметил несколько пробоин в фюзеляже. Мне было не до шуток. Однако Гриль нн унимался:

– Хорошо, что в мотор не попали. А вот дырка сбоку кабины очень опасная. Как только снаряд не задел тебя?

Медленно выбрался из кабины, спрыгнул на землю и сразу попал в окружение заботливых и готовых прийти на помощь друзей. Кроме Гриля и Шаронова рядом оказались Юдин, Михайлов, Проскурин, Нестеренко. Они быстро осматривают самолет, помогают заправить топливные баки бензином, пополнить боезапас пушки и пулемета, с нескрываемым любопытством рассматривают пробоины.

Толя Шаронов помогает мне опять парашют, Гриль набрасывает на плечи теплую ватную куртку, информирует о событиях в полку.

– Наши все возвратились без потерь. В первой эскадрилье двоих подбили и летчики сели на вынужденную, на Тамани.

Я внимательно осмотрел пробоины на самолете, их оказалось немного, всего три. Но, видно, на «мессере» был опытный стрелок.

Под ракурсом более трех четвертей, при котором в воздушном бою цель перемещается быстро и поразить ее очень сложно, вражеский летчик сумел попасть тремя снарядами в мой самолет. Наверняка, ему засчитали эту очередь как очередную победу. Сколько же для меня в этом бою счастливых обстоятельств! Первое: в кабину попал разрывной, а не бронебойный снаряд и взрыватель сработал при попадании в планшет. Второе: фашистский летчик все же допустил ошибку в определении упреждения и в мотор не попал ни один снаряд. Третье: бронебойный снаряд попал под большим углом в бронеспинку, не пробил ее, а срикошетировал. Четвертое: третий снаряд пробил фюзеляж в хвостовой части и не повредил жизненно важных агрегатов управления самолетом. Все это означает, что не суждено мне было сложить голову в этом бою, будем считать, что повезло. Повоюем еще. Командир звена А. Румянцев, осмотрев пробоины, сказал:

– Повезло тебе в этом бою, прямо скажем. Видишь, фашисты умеют неплохо стрелять и под большим ракурсом. На этот раз они умело использовали солнце для маскировки и обеспечения внезапности. А мы не смогли их своевременно заметить. В общем, ты у нас сегодня дважды именинник, в первом вылете сбил»мессера», а в последнем счастливо избежал гибели.

Вечером в столовой во время ужина было шумно и весело. Как будто и не было сверхчеловеческого физического и морального напряжения, как будто и не было смертельной опасности и потерь. Вероятно, эти шутки и смех как раз и были естественной реакцией на все пережитое, прочувствованное в боях. Как обычно, мы полакомились тортом, который стоял на нашем столе в честь моей второй победы в воздухе. В общем, за ужином мы ели с большим аппетитом в счет завтрака и обеда.

Борис Акулов и здесь нашел предлог, чтобы пошутить и посмеяться.

– А знаете, братва, почему Володьке сегодня «мессер» врубил? – И, не дожидаясь ответа, безапелляционно заявил:

– Потому, что он положил в планшет фотографию своей девушки. Не было бы фотографии в самолете – и ничего бы не случилось. «Мессеры», как чуют женщин и сразу без промаха бьют по ним. Так что брось, Володя, возить фотографии с собой в самолете, иначе следующий раз тебя наверняка убьют.

Увидев, что я не воспринял его шутки, Борис примирительным тоном сказал:

– Тебе, видно, сегодня «мессеры» испортили настроение.

Дело было не в испорченном настроении: был я озабочен результатом сегодняшних боев. Явно были видны существенные недостатки в тактике действий наших групп истребителей. Противник неоднократно достигал внезапности, в результата таких действий нарушал наш боевой порядок и взаимодействие между парами и группами. В чем же дело? Трусов среди наших летчиков не было. Мужества и храбрости хватало, и каждый из нас был готов без колебаний пойти на самопожертвование во имя победы над врагом. Не отнять храбрости и у наших командиров.

Задавая себе в ту пору подобные вопросы, я зачастую, в силу молодости и недостаточного боевого опыта, не мог найти ответа. Многое понял и правильно осознал значительно позже. Понял и то, что одной храбрости и готовности на самопожертвование для победы над сильным противником недостаточно. Нужны мужество и храбрость в сочетании с расчетом, с тактической зрелостью командиров, умением неожиданно для противника применить тот или иной тактический прием с учетом конкретно складывающейся обстановки. Воевать умно, с трезвым учетом слабых и сильных сторон противника, своих возможностей способны были далеко не все. Наносить противнику наибольший урон, сохраняя свои силы, не допуская неоправданных своих потерь, – вот в чем заключается одна из премудростей войны. Потери на пойне неизбежны, но избежать ненужных потерь должен стремиться каждый командир.

Уроки февральских боев

Два дня, 10 и 12 февраля 1944 года, были днями тяжелых испытаний, суровым экзаменом для летчиков нашего полка и наших самолетов. В эти дни мы оказались лицом к лицу с хорошо подготовленными фашистскими асами, причем в меньшинство. Дело в том, что псе аэродромы Таманского полуострова настолько размокли, что истребители 4-й воздушной армии взлететь не могли.

Ожесточенные бои на земле и в воздухе, активизация фашистской авиации над Керченским полуостровом подтверждали намерение гитлеровского командования любой ценой отстоять Крым. Противник умело маневрировал силами авиации, сосредоточивая ее в решающие моменты на наиболее важных направлениях. Благодаря этому фашистам удавалось на отдельных участках фронта временно добиваться преимущества. Именно так и произошло в эти февральские дни в районе Керченского десанта. Сюда нацелил противник основные силы авиации, базирующейся па аэродромах Крыма, в том числе и подразделения отборных асов на последних модификациях Ме-109 и самолетах ФВ-190. Воздушные бои над Керчью носили ожесточенный характер и велись непрерывно все светлое время суток. Фашистское командование направляло большие группы пикирующих бомбардировщиков 10-87 под прикрытием истребителей для нанесения бомбоштурмовых ударов по позициям наших войск.

Истребители Ме-109 непрерывно барражировали в воздухе, прикрывая фашистские войска на Керченском полуострове и обеспечивая действия своей бомбардировочной авиации.

Об ожесточенности и напряженности воздушных боев убедительно говорят такие данные. 10 февраля с 6.45 утра и до 18.30 вечера летчики 6-го и 25-го истребительных авиаполков произвели 123 боевых вылета на прикрытие Керченского десанта, провели 24 групповых воздушных боя, в которых сбили 19 вражеских самолетов.

12 февраля произведено 45 самолето-вылетов. Наши летчики на самолетах Як-9 и ЛаГГ-3 провели 19 воздушных боев и сбили 8 фашистских стервятников, в том числе 4 Ю-87 и 4 Me-109. В этих боях летчики-истребители Черноморского флота проявили высокое летное мастерство, мужество и храбрость, высокие морально-политические качества, умение побеждать сильного и опытного врага. Командиры полков М. Авдеев и К. Алексеев личным примером вдохновляли летчиков и вели их в бой. В этих поединках командир 25-го истребительного полка прославленный черноморский летчик К. Алексеев одержал девятнадцатую победу, а командир нашего 6-го гвардейского полка М. Авдеев сразил пятнадцатого фашистского стервятника. Высокое боевое мастерство и отвагу проявили многие летчики, среди них гвардейцы М. Гриб, II. Локинский, М. Кологривов, И. Тарасов, А. Румянцев, Б. Акулов; летчики 25-го полка: Хворов, Козунов, Калашников, Агеев, Шапочкин, Парфененко. Но победа досталась нам нелегко, мы потеряли несколько боевых товарищей и более десятка самэлетов.

В целом неплохо показали себя в бою и наши самолеты, новые модификации Як-9 и ЛаГГ-3. Они обладали хорошей маневренностью и имэли неплохое вооружение. Однако в разговорах среди летчиков неоднократно высказывались пожелания: легче было бы в бою, если бы удалось добавить нашему мотору ВК-105п еще несколько сот «лошадей», а па Як-9 установить хотя бы еще один крупнокалиберный пулемет.

Обе машины, Як-9 и ЛаГГ-3, были тяжеловаты и на них сложно было вести маневренный воздушный бой.на вертикальном маневре. Следует сказать, к чести наших генеральных конструкторов и работников авиационной промышленности, что опыт войны и боев в воздухе, пожелания летчиков находили отклик и воплощались в жизнь в последующих модификациях истребителей. Конструкторское бюро под руководством генерального конструктора А. С. Яковлева в короткое время создало самый легкий и один из лучших истребителей Як-3. На этом прекрасном самолете был установлен форсированный мотор ВК-105пф, почти на 200 лошадиных сил мощнее, чем на Як-9. На нем было установлено мощное вооружение: одна пушка 20-мм и два крупнокалиберных пулемета 12,7-мм. И при этом Як-3 весил на 400 килограммов меньше. Добрая слава ходила на фронте об этом самолете.

Большой популярностью у летного состава пользовались самолеты генерального конструктора С. А. Лавочки-па Ла-5 и Ла-7. На этих самолетах был установлен мощный мотор воздушного охлаждения АШ-82фн, пушечное вооружение. Самолет был надежным и более живучим по сравнению с другими отечественными истребителями.

Значительные потери в воздушных боях над Керчью в февральские дни 1944 года заставили командование нашего полка внимательно проанализировать итоги боев, недостатки в подготовке летчиков и организации взаимодействия между тактическими группами.

После 12 февраля целую неделю над Керченским проливом стоял туман, шли затяжные холодные дожди, иногда сыпала снежная крупа. Полеты авиации с обеих сторон были редкими и малочисленными. Вынужденный перерыв в боевых вылетах был использован для ремонта поврежденных самолетов и детального разбора воздушных боев. Необходимость глубокого и всестороннего анализа всего положительного и недостатков сознавали псе: и командиры, и политработники, и рядовые летчики. Немало было поучительного и в работе технического состава полка. Решено было сначала провести общий полковой разбор с привлечением всех летчиков, а затем более детально разобраться по эскадрильям.

На полковом разборе М. Авдеев придирчиво и дотошно выслушивал доклады командиров эскадрилий и ведущих групп, своими вопросами и репликами докапывался до истоков ошибок и промахов отдельных групп и летчиков. В его поведении чувствовалась необычная резкость и раздражительность. Мы знали, что командир особенно переживал гибель одного из лучших летчиков полка А. Костючкова и своего постоянного напарника И. Протасова.

Гибель А. Костючкова воспринималась всеми особенно тяжело, так как знали, что совсем недавно к нему повидаться приехала жена. Она была беременна и скоро должна была родить. И вот в ее присутствии муж не вернулся из боевого полета. Ей трудно было воспринять внезапно свалившееся юре. Мы видели ее неоднократно одиноко стоявшей на берегу обрыва и молча смотревшей в воды Черного моря. О чем она думала в эти минуты? Может быть, надеялась, что море вернет ей мужа и отца будущего ребенка, надеялась и ждала… Невыносимо тяжко было смотреть на слезы и муки этой женщины. Но чем поможешь в неутешном горе? Мы сжимали до боли кулаки и молча клялись отомстить фашистам за смерть нашего боевого товарища, за муки его жены, за неродившегося еще ребенка, который никогда не увидит своего отца…

Вот почему так резок был М. Авдеев. От него особенно доставалось тем летчикам, которые, оторвавшись, не видели, как сбили их ведущих. Не остались без внимания и ведущие, плохо следившие за своими напарниками. Негодование командира полка вызвало поведение лейтенанта Иванова, ведомого капитана М. Гриба.

Иванов стоял перед всеми летчиками полка и выслушивал резкие слова командира. Его залитое краской лицо трудно было отличить от огненно-рыжих волос. В полку было несколько Ивановых, и поэтому, когда говорили об Иванове из первой эскадрильи, добавляли «рыжий». А чаще просто звали его – рыжий, и всем было понятно, о ком идет речь.

Авдеев буквально кричал на Иванова:

– Ты, рыжий, запомни: никому не нужны твои сбитые самолеты, если будут сбивать твоего ведущего. Я не потерплю, чтобы у меня в полку были такие летуны. Предупреждаю тебя. Если повторится – пощады не жди!

Мы хорошо понимали, чем вызван гнев командира полка, и твердо знали, что у него слова не расходятся с делом. Насколько Авдеев чутко и внимательно относился к смелым и хорошим летчикам, настолько он не терпел трусов и ловкачей. Он мог беспощадно расправиться с ними или находил пути избавиться от них. За такую твердость и справедливость летчики любили своего командира и в то же время боялись его.

На разборе досталось и командиру второй эскадрильи капитану М. Кологривову, который задержался с вылетом своей группы и своевременно не оказал поддержки летчикам первой эскадрильи, ведущим тяжелый бой с «мессерами».

Подводя итог, командир полка сказал:

– Фашисты усилили свою авиационную группировку на керченском направлении. Нам пришлось вести воздушные бои с отборными асами. Боевой счет в нашу пользу. Совместно с летчиками двадцать пятого полка мы сбили двадцать семь вражеских самолетов и надежно прикрыли войска Отдельной Приморской армии от ударов фашистской авиации. Командующий четвертой воздушной армией генерал Вершинин передал благодарность всем летчикам, участвовавшим в этих боях, за умелые боевые действия. Наши летчики храбро дрались. Но мы несли неоправданные потери из-за плохой осмотрительности и слетанности пар. Ведущие тактических групп не всегда четко управляли действиями ведомых, зачастую сами ввязывались в бой с «мессерами». Плохо у нас еще отработано взаимодействие между тактическими группами. Командирам эскадрилий необходимо детально разобрать действия летчиков в этих боях, а также принять срочные меры по вводу самолетов в строй.