Текст книги "Морские истребители"
Автор книги: Владимир Воронов
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
В первые дни мая с личным составом проходили читки и беседы по первомайскому приказу Верховного Главнокомандующего. Партийно-политическая работа велась непрерывно. В перерывах между вылетами непосредственно у самолетов, на стоянках политработники Пятницкий, Леонов, Климентов, секретари партийных н комсомольских организаций операчивно доводили до личного состава результаты боевых вылетов, рассказывали о победах лет гаков и самоотверженной работе технического состава.
Летчики, техники, авиационные специалисты единодушно заявляли о готов нести внести свой вклад в выполнение призыва партии: очистить всю советскую землю от фашистских захватчиков и восстановить государственную границу Советского Союза по всей линии от Черного до Баренцева моря.
7 мая войска 4-го Украинского фронта перешли в наступление, штурмом овладели Сапун-горой и завязала бои непосредственно в городе Севастополе. К исходу 9 мая Севастополь был освобожден.
Всего три дня потребовалось нашим войскам, чтобы взломать «неприступную» оборону врага и овладеть городом. 10 мая столица нашей Родины – Москва салютовала доблестным войскам 4-го Украинского фронта, овладевшим городом Севастополем. В приказе Верховного Главнокомандующего отмечалось, что в боях за Севастополь отличились многие части и соединения войск, и среди них летчики генерал-лейтенанта Ермаченкова, полковника Канарева, подполковника Корзунова, подполковника Манжосова, подполковника Рождественского, полковника Любимова.
Не спасли немецко-фашистских захватчиков от разгрома ни двухлетняя напряженная работа по восстановлению и наращиванию оборонительных сооружений, ни сплошные минные поля и проволочные заграждения, ни заверения о неприступности Севастополя, ни приказы Гитлера обороняться до последнего солдата, ни подкрепления, перебрасываемые из Румынии. Фашистские войска были разбиты наголову. Советские воины добивали остатки разбитых частей врага на полуострове Херсонес. Фашисты в панике бежали да небольшой кусочек суши, с трех сторон окруженный морем.
Надежды вражеских солдат и офицеров были обращены в сторону моря. Только море могло их сласти от смерти или плена, и они пытались на любых, даже самых примитивных и ненадежных плавсредствах, включая рыбацкие и надувные лодки, самодельные плоты и понтоны, отойти от берега, надеясь, что их подберут немецкие или румынские катера и баржи.
Использовать аэродром Херсонес для приема и выпуска транспортных самолетов не представлялось возможным: летное поле находилось под непрерывным обстрелом нашей артиллерии. На маленьком клочке земли и даже под обрывом, у уреза воды скопилась масса людей, лошадей и военной техники. Организованное сопротивление врага, по сути дела, прекратилось, каждый стремился спасти свою шкуру.
Севастополь лежал в руинах.
На берегу живописных бухт когда-то простирался красивый приморский город из белого камня, город русской славы, родной и любимый город черноморских моряков. Теперь с высоты полета перед нашим взором открылась мрачная картина сплошных развалин и нагромождений камня. Повсюду поднимались вверх дымы пожаров и разрывов.
Поразительную картину представляла акватория моря к западу от Херсонеса. Сколько мог охватить взгляд, повсюду на поверхности можно было увидеть трупы лошадей с раздутыми животами, лодки, плоты, бревна, бочки и множество других мелких предметов. И везде барахтались обезумевшие от страха и потерявшие надежду на спасение гитлеровские вояки.
Вот какой финал наступил для захватчиков на севастопольской земле и в волнах Черного моря!
Час расплаты настал. Пришло возмездие за все злодеяния!
Сорвать эвакуацию остатков немецко-румынских частей морем, не дать уйти безнаказанно фашистам, отрезать все пути к спасению – в этом и состояла главная задача авиации Черноморского флота. Бомбардировщики, штурмовики, торпедоносцы и истребители действовали с предельным напряжением, непрерывно наносили неотразимые и эффективные бомбоштурмовые удары по конвоям и плавсредствам противника в море. Штурмовики нашей дивизии и истребители-гвардейцы ежедневно выполняли по три-четыре боевых вылета. Противник, лишившись возможности использовать аэродром Херсонес, не смог обеспечить надежного прикрытия конвоев на переходе морем с румынских аэродромов.
Изредка нам приходилось при сопровождении штурмовиков и бомбардировщиков вступать в бой с двухмоторными истребителями Ме-110 и противолодочными самолетами Га-138 и Га-140. Обстановка позволяла и истребителям прикрытия переключаться па штурмовку плавсредств противника. Пулеметпо-пушечным огнем мы уничтожали малоразмерные цели, подавляли зенитные батареи при топмачтовых атаках бомбардировщиков.
Уклоняясь от бомбовых и штурмовых атак, корабли и суда противника, обнаружив паши ударные группы, энергично маневрировали, одновременно ведя огонь из всех видов оружия по нашим самолетам. Поразить маневрирующую морскую цель прямым попаданием бомбы или торпеды очень сложно. Этого добивались только экипажи, мастерски владеющие авиационной техникой.
Наиболее высокая эффективность с меньшими потерями достигалась согласованными по времени и месту атаками топмачтовиков, штурмовиков и бомбардировщиков, когда действия одних ударных групп предварялись огневым воздействием других. И опять «решающее слово» было за топмачтовиками, которые внезапно для противника появлялись на бреющем через несколько минут после атаки бомбардировщиков и штурмовиков. Они сбрасывали бомбы и поражали суда противника в тот момент, когда враг, полагая, что опасность миновала, начинал восстанавливать походный ордер. Удары топмачтовиков были неожиданны и неотразимы. Это обстоятельство убедительно подтверждало вывод о том, насколько велико на войне значение неожиданного для противника применения нового тактического приема или оружия.
В дни завершающих боев в сложной, динамичной, быстроменяющейся обстановке не всегда представлялась возможность организовать тактическое взаимодействие между различными родами авиации. На первый план выдвигалась задача непрерывного воздействия на плавсредства противника. Поэтому наибольшее распространение получили последовательные удары бомбардировщиков и штурмовиков по принципу «никто никого не ждет». В первом эшелоне авиационных сил с максимальным напряжением действовали штурмовики Ил-2 11-й Новороссийской авиадивизии, полки которой базировались на аэродроме Саки, всего в шестидесяти километрах от Херсонеса. Во втором эшелоне действовали пикирующие бомбардировщики Пе-2 13-й авиадивизии с аэродрома Скадовск. В третьем эшелоне – 13-й и 5-й гвардейские полки 2-й гвардейской минно-торпедной авиадивизии на самолетах Ил-4 и Б-3 с аэродрома Сокологорное.
Штаб военно-воздушных сил Черноморского флота уделял в эти дни главное внимание организации непрерывной воздушной разведки плавсредств противника, быстро реагировал на изменения в обстановке, сосредоточивал удары авиации по наиболее крупным конвоям врага.
Командиры авиадивизий и полков в сложившейся обстановке обеспечивали четкое взаимодействие между тактическими группами и истребителями, быструю подготовку самолетов к повторному вылету. Все было подчинено главному – непрерывному воздействию на противника, нанесению ему максимального ущерба.
Особенно тяжелые потери понес противник на море 10 мая. На рассвете разведчики 30-го разведывательного авиаполка обнаружили у мыса Херсонес два крупных Конвоя, следовавших к румынским берегам. В составе каждого находилось несколько больших транспортов, переполненных фашистскими солдатами и офицерами. Немедленно в воздух были подняты и направлены па обнаруженные конвои все наши боеготовые самолеты.
Первыми по самому крупному конвою нанесли удар восемь штурмовиков 8-го гвардейского авиаполка, девять самолетов 47-го штурмового полка под прикрытием семнадцати Як-9 6-го гвардейского истребительного авиаполка. Атаки штурмовиков были направлены в основном на самые крупные транспорты. Штурмовики сбросили 68 фугасных авиабомб. Как было позже установлено, в результате бомбоштурмового удара получил сильные повреждения и затонул транспорт «Тейя», на котором находилось 3500 гитлеровцев. В уничтожении этого транспорта принимали также участие пять торпедоносцев 5-го гвардейского авиаполка.
Не ушли от возмездия и те, кто пытался убежать на судах второго конвоя. Его настигли топмачтовики 13-го гвардейского авиаполка в составе десяти самолетов Б-3. Прямыми попаданиями бомб гвардейцы поразили самый крупный транспорт и несколько других плавединиц врага. Вслед за топмачтовиками этот конвой атаковали с пикирования пять Пе-2 40-го авиаполка и шесть Ил-2 8-го гвардейского полка под прикрытием семи истребителей Як-9. В результате последовательных ударов было потоплено транспортное судно «Тотила» водоизмещением 6000 тонн, на котором находилось несколько тысяч солдат и офицеров врага. А всего в этот день черноморские летчики потопили около 30 плавединиц врага. Не менее эффективно действовала авиация Черноморского флота и в последующие дни – 11 и 12 мая. Для эвакуации своих войск противник применял практически все, что могло плавать: самоходные баржи и понтоны, различные катера. В панике солдаты и офицеры врага бросались в море на любых подручных средствах. Было уже не до крупных конвоев. Уходили малыми группами и одиночно.
Учитывая это, паша авиация стала широко применять эшелонированные действия и «свободную охоту», па которую парами и четверками отправлялись штурмовики, бомбардировщики и истребители. Они самостоятельно производили поиск плавсредств противника и, обнаружив их, уничтожали метким огнем.
Не обходилось и без потерь. Однако ничто не могло остановить боевого порыва героев-летчиков, которые наносили тяжелый урон врагу, иногда ценой жизни, приближая день Победы.
Если вам доведется быть в Севастополе, посетите памятник авиаторам-черноморцам, где увековечены имена всех погибших летчиков, не имеющих захоронений, в том числе и отважных топмачтовиков. Поклонитесь их светлой памяти.
…В тот же день, 10 мая, мне удалось перехватить и сбить фашистский самолет Ме-110. Возвращаясь со штурмовиками на аэродром, я неожиданно заметил пару двухмоторных самолетов с крестами на крыльях. «Вот так встреча! Откуда появились непрошеные гости?»
«Мессеры» шли плотным строем на максимальной скорости, прижимаясь к воде, в сторону румынских берегов. Еще две-три секунды – и они скроются в морской дымке. Решение пришло в тот же миг: «Немедленно атаковать». Разворачиваюсь энергично в сторону противника и со снижением, на полном газу – вдогонку. Напарник, не услышав, видимо, моего доклада, не последовал за мной. Я оказался один.
Кажется, погоня длится очень долго, дистанция сокращается медленно. Упираюсь левой рукой в сектора газа и шага, невольно подаюсь вперед. «Ну, еще немного! Добавь скорости», – мысленно обращаюсь к своему верному «ячку».
Внезапной атаки не получилось. «Мессеры» заметили меня и сомкнули строй вплотную. Дис1анция около трехсот метров, открываю огонь. Хорошо видны фонтаны воды вокруг «мессеров» от разрывов моих снарядов. Но и в мою сторону потянулись трассы ответного огня с обоих вражеских самолетов, «мессеры» маневром пытаются уклониться от моих очередей. Правильно говорили летчики: «сто десятый» крепкий орешек, запросто не возьмешь. «При выводе из атаки ни в коем случае нельзя проскакивать вперед: попадешь под огонь носовых пушек. Только в сторону со скольжением», – мелькает в сознании.
Топливо и боезапас на исходе. Противник может уйти.
Выход один – невзирая на огонь, сблизиться на предельную дистанцию и бить в упор, наверняка.
Бросаю свой верный «як» в повторную атаку…
Все вытеснила одна мысль, одно стремление – поразить врага. «Ближе, ближе, – говорю себе. – Целься точнее в летчика или в мотор!»
Сближаюсь. Стрелки из «мессеров» палят по мне из пулеметов. Кругом бешеная пляска огня от перекрещивающихся пулеметных трасс, кажется, они пронизывают мою машину и от них нет спасения…
– Ближе, еще ближе! – командую себе.
Совсем рядом ненавистная фашистская свастика и кресты, в белых обводах, четко вижу стрелка ведомого «мессера», прильнувшего к прицелу пулеметной установки. Теперь надо создать скольжение, резким движением левой педали накладываю центр прицела па «мессера», он «застывает» неподвижно перед носом моего «яка». «Вот теперь пора. Огонь! Огонь!»
Жму на кнопки управления огнем. Снаряды и пули достигают цели, оставляя яркие вспышки на правом моторе и кабине «мессера». Враг резким маневром попытался уйти от смертоносного огня моего «яка», но тщетно: я вцепился в него и продолжаю вести огонь.
Едва не зацепив за воду, выхватываю машину и резко ухожу вправо, не спуская глаз с атакованного «мессера». Из его правого мотора появился шлейф черного дыма, затем показалось пламя. Он стал быстро отставать от ведущего. Третьей атаки не потребовалось: через минуту подбитый «мессер» зацепился левой плоскостью за воду, перевернулся и, поднимая каскады брызг, рухнул в море. На поверхности остались лишь мелкие обломки и стелящиеся по воде клубы дыма.
Обнаружить ведущего «мессера» мне не удалось. Он бросил своего напарника и успел удрать.
После посадки Толя Шаронов обнаружил в нашем «яке» несколько пробоин. К счастью, они не повредили жизненно важных агрегатов самолета, и на следующий день мы вновь взлетали, искали и уничтожали пытавшихся уйти от возмездия фашистов.
В дни боев за Севастополь летчики-истребители нашего гвардейского полка сбили 19 вражеских самолетов. Семнадцатую победу в воздухе одержал наш новый командир эскадрильи и мой ведущий Герой Советского Союза капитан Гриб. Увеличили личный счет сбитых фашистских самолетов капитаны Москаленко, Кологривов, старший лейтенант Маслов, младшие лейтенанты Акулов, Иванов. Отважными воздушными бойцами проявили себя молодые летчики Трошкин и Рыжкин, одержавшие первые победы.
Ощутимый урон врагу наносили истребители нашего полка ц штурмовыми действиями, уничтожив несколько самоходных понтонов и большое количество плавсредств противника с гитлеровцами. Зачастую, сопроводив штурмовики или бомбардировщики до побережья и убедившись в их полной безопасности, истребители сопровождения звеньями и парами направлялись в район западнее Херсонеса и пулеметно-пушечпым огнем штурмовали катера и лодки врага до полного израсходовапия боезапаса.
В одном из боевых вылетов мы обнаружили вблизи Херсонеса пятидесятитонный самоходный понтон типа «Зибель», переполненный гитлеровцами. После нескольких метких атак «яков», убедившись в безвыходности своего положения, понтон повернул обратно и на наших глазах приткнулся к берегу. Оставшиеся в живых немцы и румыны прыгали в воду, стремились побыстрее найти укрытие в камнях под обрывом от смертоносных атак истребителей. Мы продолжали поливать огнем разбегающихся фашистов и окончательно продырявили понтон, чтобы невозможно было им воспользоваться и опять выйти в море.
На следующий день летчики нашей эскадрильи подожгли катер с солдатами и офицерами. Обезумевшие от страха фашисты прыгали в воду, спасаясь от огня. Море кипело вокруг пылающего катера от разрывов снарядов истребителей, и вряд ли кому-нибудь из гитлеровских вояк удалось уцелеть.
На нашем аэродроме Саки кипела напряженная боевая работа. Все были охвачены единым желанием нанести противнику наибольший уроп на крымской земле. Непрерывно гудели моторы взлетающих и садящихся «илов», «яков». Повсюду в воздухе виднелись группы бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей – их курс лежал в море, на запад, где наносились непрерывные бомбоштурмовые удары по транспортным судам противника.
Задание следовало за заданием. Летчики не отходили от самолетов, вместе с техниками и механиками готовили их к повторному вылету. Мы успевали буквально за несколько минут до вылета получить короткие указания о составе группы, порядке взлета прикрываемых и истребителей. Мы настолько втянулись в боевую работу и настолько слетались, что остальные детали совместных действий не требовали разъяснений. Успех во многом зависел от инициативы ведущих групп и каждого экипажа.
Дружно и самоотверженно работал технический состав под руководством Макеева, Волкова, Макарцева, Каплан, Вахрушева. Без устали трудился, доставляя бензин, бомбы и другие боеприпасы, личный состав авиационно-технической базы.
Особенно большая нагрузка в эти дни выпала на долю оружейников. Им приходилось после каждого вылета полностью восполнять боекомплект пушек и пулеметов на всех самолетах. Не покладая рук трудились оружейники нашей эскадрильи Цыбко, Нестеренко, Власенко, Попов. После каждого вылета на стоянке нас с нетерпением и любовью встречали верные боевые друзья – техники и механики. «Хороший техник каждый раз получает награду в виде благополучного возвращения на аэродром его самолета» – эти слова мне много раз приходилось слышать из уст самых скромных, самых честных и самых неутомимых тружеников, боевых помощников летчиков. Многие из них участвовали в обороне Севастополя от фашистских орд в 1941-1942 годах. После полетов они засыпали нас вопросами. «Как выглядит сверху наш родной Севастополь? Что уцелело в городе? Как выглядит Северная бухта? Что делается на Херсонесе?». А перед вылетами напутствовали:
– Соколы, не давайте пощады фашистским гадам! Пускайте их всех на дно Черного моря, чтобы помнили Севастополь.
В газете «Черноморский летчик» за 10 мая была опубликована заметка Акулова, в которой он хорошо выразил чувства и мысли нашего личного состава: «Сегодня с повой силой встают в памяти июньские дни 1942 года. Любимый Севастополь в огне… Но жарче пламени – ярость севастопольцев в борьбе против фашистских орд.
Во всех боях па Черном море нашим боевым кличем было заветное слово – «Севастополь». С думой о нем, с севастопольской яростью били мы воздушного противника, расчищая дорогу нашим войскам к славной черноморской столице».
11 мая наш полк облетела печальная весть о гибели командира первой эскадрильи Героя Советского Союза капитана Москаленко. Трудно было смириться с мыслью, что не стало одного из лучших летчиков нашего гвардейского полка, одного из первых Героев, участника многих боев в период обороны Севастополя и Кавказа. О его храбрости и летном мастерстве ходили легенды. Напарник Москаленко по роковому полету – Иванов после возвращения па аэродром только и доложил, что самолет ведущего упал в районе 35-й береговой батареи.
Велика была радость летчиков и техников полка, когда через несколько дней вдруг выяснилось, что Москаленко жив и находится в армейском госпитале. Его самолет был подожжен прямым попаданием зенитного снаряда при возвращении с боевого задания в районе Херсонеса. Пришлось приложить невероятно большие физические усилия, чтоб выбраться из кабины и покинуть горящую машину с парашютом. Озверевшие фашисты открыли по спускающемуся на парашюте летчику огонь из всех видов стрелкового оружия. Несколько пуль попали в него, но раны оказались не смертельными. Однако на этом не кончились испытания для Москаленко. Он упал с парашютом между позициями наших войск и укреплениями врага, на полосе, которая простреливалась огнем такой плотности, что казалось совершенно невероятным остаться живым в таком «пекле». И все же не суждено было Георгию Васильевичу погибнуть. Воронка разорвавшегося артиллерийского снаряда спасла его, истекающего кровью, от фашистских пуль. Под покровом темноты к нему пробралась наша отважная девушка-санитарка и вынесла его к своим. После длительного лечения Москаленко вернулся в строй.
Об обстановке и последних боях на полуострове Херсонес мне рассказал их очевидец и участник, мой брат Алексей. Он со своим дивизионом гвардейских минометов в составе передового о гряда Отдельной Приморской армии, преследуя и уничтожая отступающие немецко-фашистские войска прошел по дорогам Крыма от Керчи до Хорсонеса. 12 мая с обрыва херсонесского берега он произвел последний победный залп из «катюш» по плавающим в море фашистам.
– Еще до подхода к Херсонесу, – рассказывал Алексей, – навстречу двигались бесконечные колонны пленных. Весь полуостров был буквально забит военной техникой врага: автомобилями, танками, орудиями, повозками, самолетами. Всюду трупы гитлеровцев и лошадей. В море, недалеко от берега, горели баржи и катера, подожженные и разбитые нашей авиацией. Немногие из уцелевших гитлеровцев впоследствии писали, что такого ада, как в майские дни у Херсонеса, им не приходилось испытывать за все годы войны.
Таков был финал боев на крымской земле.
Завершилась одна из блестящих наступательных операций Красной Армии в Великой Отечественной войне, проведенная в тесном взаимодействии сухопутных войск, авиации и сил флота. Крымская операция закончилась полным разгромом 17-й немецкой армии. Потери противника составили 100 тысяч человек, в том числе 61 587 пленных, большое количество техники и вооружения».
Кроме того, большое количество германских и румынских солдат и офицеров погибло в море во время эвакуации. По признанию румынского главного штаба, тоннаж судов, потопленных и поврежденных за время эвакуации из Севастополя, составил 82,8 процента от общего тоннажа немецких, румынских и венгерских плавсредств, находящихся к тому времени на Черном море.
Итоги боевых действий убедительно подтвердили высокую эффективность морской авиации по уничтожению кораблей и судов противника в море, особенно штурмовиков и бомбардировщиков, применяющих топ-мачтовый способ бомбометания.
Летчики– черноморцы за период операции произвели 4506 боевых вылетов, в том числе: штурмовики -1070, бомбардировщики – 574, торпедоносцы – 95, разведчики – 469, истребители – 2298.
В результате было потоплено 65 и повреждено 55 транспортных судов и боевых кораблей, уничтожено большое количество другой военной техники и живой силы врага. Значительный урон противнику нанесли наши отважные подводники и катерники.
Потери противника на море в период Крымской операции были тяжелыми, этого не могли не признать даже сами фашистские вояки. Так, бывший гитлеровский адмирал Ф. Руге в своих мемуарах пишет: «…при эвакуации погибло пятьдесят судов, в том числе много небольших, частично в крепости, большая же часть в результате воздушных атак. Особенно тяжелые потери были понесены при гибели пароходов «Тотила» и «Тейя».
По данным штаба 17-й немецкой армии, только с 3 по 13 мая при эвакуации из Крыма противник потерял в море около 42 тысяч солдат и офицеров.
В боях за Севастополь и в боевых действиях на морских коммуникациях советские воины, в том числе моряки и летчики Черноморского флота, проявили массовый героизм, высокий наступательный дух и боевую активность. Партийно-политическая работа воспитывала самоотверженность и инициативу воинов при выполнении боевых задач. Широко пропагандировались славные боевые традиции защитников города-героя в 1941-1942 годах. В дни боев за Крым и Севастополь в ряды ленинской партии вливались лучшие воины. Только в марте и апреле в частях авиации Черноморского флота 310 летчиков, штурманов, авиационных специалистов подали заявление о приеме их в ряды партии.
В период Крымской операции по приказу Верховного Главнокомандующего столица нашей Родины – Москва семь раз салютовала доблестным войскам 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии. В трех приказах ВГК за отличные боевые действия была объявлена благодарность и летчикам-черноморцам генерал-лейтенанта Ермаченкова. За мужество и героизм, проявленные в боях за освобождение Крыма и Севастополя, 126 воинам было присвоено высокое звание Героя Советского Союза, в том числе 34 морякам-черноморцам. За боевые подвиги звание Героя Советского Союза было присвоено 14 летчикам черноморской авиации.
Наша 11– я Новороссийская штурмовая авиадивизия и несколько других авиаполков ВВС Черноморского флота были награждены орденом Красного Знамени. Приказом Верховного Главнокомандующего за боевые отличия при освобождении городов Крыма присвоены почетные наименования: Керченский -25-му истребительному авиаполку; Феодосийский – 8-му гвардейскому и 47-му штурмовым авиаполкам; Севастопольский – 2-й гвардейской минно-торпедпой авиадивизии, 13-й авиадивизии пикирующих бомбардировщиков, 30-му разведывательному авиаполку, 7-му истребительному авиаполку и нашему, 6-му гвардейскому Краснознаменному истребительному авиаполку.
В дни последних боев за Севастополь, к нам в полк прибыл фронтовой фотокорреспондент Евгений Халдей. Ему очень хотелось запечатлеть с воздуха освобожденный Севастополь и паши «яки» в полете. Такая возможность ему была предоставлена и он сделал несколько прекрасных снимков с двухместного самолета Як-7у.
После войны снимки Халдея с успехом экспонировались на многих выставках, печатались в книгах, журналах и газетах. Для меня, конечно, особенно дорог искусно выполненный снимок «Морские истребители-гвардейцы над освобожденным Севастополем», где запечатлена четверка самолетов 6-го гвардейского авиаполка в боевом полете. В этом полете принимали участие летчики третьей эскадрильи: ведущий четверки Як-9 с номером «22» на борту – командир эскадрильи Герой Советского Союза капитан Гриб, рядом с ним, на самолете с номером «31»– младший лейтенант Воронов. Ведущим второй пары летел старший лейтенант Белозеров на самолете с бортовым номером «26» и замыкающим шел младший лейтенант Акулов на своей «тридцатке».
Здравствуй, мама!
Бои на крымской земле наконец стихли, наступила пауза, и мы никак не могли привыкнуть к наступившей тишине. Ветераны-севастопольцы при первой же возможности отправлялись на места былых сражений, пытались разыскать свои землянки, капониры, могилы боевых товарищей, адреса знакомых и близких. Вновь хотелось им пройтись по родным улицам. Улицы, правда, уже были не те: на месте многих красивых домов лежали развалины, уцелевшие стены пробиты снарядами, то тут, то там чернели глубокие воронки. Почти на каждом шагу встречались артиллерийские орудия, подбитые танки, автомобили, брошенные фашистами.
Войска, сосредоточенные в районе Севастополя, воспользовавшись передышкой, приводили в порядок боевую технику и отдыхали. Некоторые части уже двигались к железнодорожным станциям на погрузку.
На наш вопрос: «В какие края, братва, путь держите?»-они отвечали: «На Берлин! Гитлера добивать!». Некоторые, заметив морских летчиков с орденами на груди, радушно приглашали перекусить. Быстро завязывались знакомства, оживленные разговоры о фронтовых делах, о родных и любимых. Туг же появлялась гармошка и кто-нибудь затягивал:
«Эх, дороги, пыль да туман…»
Мы, морские летчики, пели свою песню: «Прощай, любимый город, уходим завтра в море…»
Эти слова тоже многим были знакомы и нас охотно поддерживали.
Происходили перемены и у нас. Стало известно, что наша 11-я Новороссийская Краснознаменная штурмовая авиадивизия в составе двух штурмовых и 9-го истребительного полков срочно перебрасывается па Балтику. Это известие вызвало немало вопросов: «Почему наш полк не направляют вместе со штурмовиками? Где же нам придется воевать?»
Командиры неопределенно говорили: «Хватит войны для нас и на Черном море».
За долгое время совместной боевой работы мы по-настоящему подружились и сроднились с летчиками-штурмовиками 8-го гвардейского и 47-го штурмовых авиаполков. Немало трудных испытаний выпало на нашу с ними долю в период боев на Таманском полуострове, в районе Новороссийска, в боях за Крым и Севастополь. Никогда не забудутся сложные и рискованные полеты над седыми холодными волнами на Феодосию и Киик-Дтлама, Наша дружба и фронтовое братство скреплены кровью многих летчиков-штурмовиков и истребителей. И вот теперь наши боевые пути расходились.
Спустя несколько дней после завершения боев в Крыму командир эскадрильи сказал мне:
– Собирайся в отпуск. Ты уже год на фронте. Сейчас есть возможность повидаться с родными.
Это предложение меня застало врасплох и озадачило. За все три года войны мы и не помышляли об отпуске или отдыхе. И на фронте, и в тылу советские люди напрягали все свои силы в борьбе против фашизма, не считаясь с потерями и лишениями. Я поделился радостью о Борисом Акуловым. Он принял деятельное участие в сборах, пытался давать советы, куда поехать и как вести себя в той или иной ситуации.
Действительно, мне пришлось задуматься: «Куда же вначале поехать? На родину, в Калининскую область, к маме, или в Днепропетровск, к любимой девушке?»
Мои размышления и колебания прервал при встрече возле штабной землянки командир полка Авдеев. Он, как обычно, без всяких предисловий выпалил:
– Завтра на Москву летит Ли-2. Если тебя устраивает, я скажу командиру экипажа, чтобы взял тебя и доставил в столицу.
Это неожиданное предложение, забота и внимание командира полка положили конец моим колебаниям. В Москву так в Москву. На следующий день, прибыв к самолету, я убедился, что все улажено, и командир экипажа пригласил меня на борт Ли-2.
Пролетая над местами недавних ожесточенных боев, я пытался рассмотреть следы, оставленные войной. С высоты полета хорошо видны многочисленные окопы и траншеи, воронки от бомб и снарядов. Передо мной простиралась израненная и многострадальная советская земля. Распаханных участков, на которых зеленели бы всходы, было мало, попадались лишь отдельные небольшие островки. После освобождения наступила первая очень трудная весна. Руины городов и сел, развалины и одиноко торчащие печные трубы – все напоминало о прокатившемся над этой местностью огненном урагане. На душе было горько и тяжело. Не верилось, что все сгоревшее, разрушенное можно восстановить. Сколько же надо сил, времени! Да и когда восстанавливать, если надо еще гнать фашиста с родной нашей земли.
Впервые за годы войны я оказался в положении свободного человека. Непривычная ситуация. С трудом воспринималось, что я тридцать суток могу ехать куда захочу, могу делать то, что мне захочется, могу, наконец, выспаться… Целых три военных года я не видел своих родных: маму и сестру. Я не мог сообщить им о своем приезде, встреча будет для них неожиданной. Трудно было представить, как она произойдет.
Полет до Москвы прошел незаметно. Тепло распрощавшись с экипажем Ли-2 на аэродроме Измайлово, я благополучно добрался на поезде до старинного русского городка – Кашин. На рассвете город еще только просыпался. Не спеша двинулся от вокзала к центру, обдумывая, каким образом теперь добраться до деревни Витенево, в семи километрах от районного центра, где и проживали мама с сестрой Марией.
Но совету одного прохожего старичка оставил парашютную сумку в Доме колхозника на хранение и направился на городской базар, надеясь найти попутчика или знакомого до Витенева. Несмотря на раннее время, на базаре скопилось немало людей и подвод. Появление военного в морской форме с золотыми погонами и орденами не могло не привлечь всеобщего внимания. Каждому встречному хотелось заговорить или спросить о воине незнакомого фронтовика: «Откуда, морячок? Кого разыскиваешь, служивый?»