Текст книги "Морские истребители"

Автор книги: Владимир Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Двадцать второй! С набором, побыстрее на базу, – передаю по радио, стремясь сохранить обычный тон. В ответ слышу спокойный голос Гриба:

– Я вижу. По-видимому, мне врубили. Мотор пока работает нормально. Пошли в набор.

Надо же случиться такому! Всего противник выпустил несколько очередей, выпустил, видно, наугад и все же попал в самолет Гриба. «Хотя бы дотянул, лишь бы не вспыхнул!» – говорю я мысленно, не спуская глаз с истребителя своего боевого друга.

Все обошлось благополучно. Уже на земле мы долго рассматривали пробоину и радовались счастливому стечению обстоятельств и исходу полета. Попади снаряд на несколько сантиметров в сторону, и быть бы беде.

– Видишь, как получается, – обратился ко мне Гриб, – враг еще огрызается. Нельзя пренебрегать опасностью даже в такой обстановке, при наступлении… Да и чего было лезть на рожон, проходить над городом, – самокритично сказал командир. – А в целом вылет получился удачным. Будут фашисты долго помнить наша атаки.

Я внимательно осмотрел ниши радиаторов и обнаружил в них немало веток и травы – последствия наших штурмовых атак.

Неравный бой

23 августа новое боевое задание – прикрывать пикировщики, наносящие бомбовый удар по портам Галац и Браилов на Дунае.

– А тебе, Воронов, как разведчику, – сказал командир эскадрильи, – звеном прикрыть Пе-2, который будет выполнять задачу контроля результатов удара и фотографировать порты после бомбежки.

В этом боевом задании ничего необычного не было. Настораживало только то, что мне придется действовать самостоятельно, без поддержки других истребителей. Ну и, пожалуй, место в боевом порядке. Мы были замыкающими. А им, как известно, чаще приходится встречаться с истребителями противника.

Времени па подготовку к вылету было очень мало и пришлось на ходу уточнять задачу летчикам звена. На своего ведомого Алексея Мухина я мог положиться, он был проверен в боевых вылетах, а вот ведомая пара вызывала беспокойство: оба летчика были подготовлены слабо и не отличались боевитостью.

Группа за группой над нашим аэродромом появлялись «пешки», за ними «по-зрячему» взлетали парами «яки». Последним появился одиночный самолет Пе-2. Нетрудно было догадаться, что это и был регистратор результатов удара, наш подопечный, которого мы и должны были прикрывать. Не успел разведчик выполнить и одного круга над аэродромом, как мы уже взлетели и пристроились к нему парами слева и справа.

Полет до цели проходил спокойно, хотя наблюдение за воздухом усложняла облачность. Мы временами маневрировали, обходили или же пыряли в нее вместе с «пешкой». При подходе к цели облачность уплотнилась, и я не обнаружил на месте ведомой пары. Опасения оправдались: мои «старики» растерялись, и мы с Мухиным остались вдвоем. ( «Стариками» мы называли недавно прибывших в эскадрилью летчиков, которые были старше остальных по возрасту и длительное время проходили подготовку в тылу). Разыскивать их но было времени. Командир экипажа «пешки» с высоты трех тысяч метров приступил к фотографированию портов в просветы облачности. Наступил самый ответственный момент, «Надо усилить наблюдение за воздухом, – напоминаю себе. И в тот же миг вижу четверку «мессеров», сзади выше, которые попарно уже заходили в атаку на прикрываемую нами «пешку».

Решение пришло без промедления. Бросаю машину резко вправо, навстречу ближней паре «мессеров». Одновременно передаю по радио своему напарнику:

– Прикрой. Атакую ведущую пару!

А командиру «пешки» настойчиво рекомендую:

– Сзади четверка «мессеров». Давай побыстрее в облака.

Положение наше действительно не из приятных. На стороне противника не только количественное превосходство, но и преимущество в высоте. В такой обстановке можно вести только оборонительный бой, не допуская «мессеров» к «пешке».

Первую пару «мессеров» мне удалось отсечь длинной очередью из обеих огневых точек. Но, как и следовало предполагать, к «пешке» стремительно бросилась вторая пара вражеских истребителей. Энергично переламываю машину в их сторону, чтобы сорвать и эту атаку. Мое внимание приковано к ведущему самолету врага. Позабыл и о своем ведомом, и об опасности попасть под удар других «мессеров». Лишь одна мысль владела мной: «Сорвать атаку… спасти «пешку»!» Время, казалось, замерло, секунды тянутся долго, просто мучительно. «Мессер» наседает на «пешку» и вот-вот откроет огонь. Неужто нет выхода? Подавшись вперед, ловлю его в прицел, корректирую по трассе: надо, чтоб она прошла перед носом фашиста, чтоб он увидел и отвернул, отказался от атаки.

За хвостом «пешки» появились белые клубочки разрывов. Это стрелок начал сбрасывать «хлопушки» – боевые пакеты для защиты задней полусферы, которые после отделения от самолета на парашютике взрывались и могли повредить истребитель, оказавшийся сзади. «Молодцы, ребята, не теряются!»

Конечно, для опытного истребителя эти «хлопушки» реальной угрозы не представляют и его не испугают, но в такие моменты, когда решается вопрос жизни, все средства в бою хороши. Именно так поступали опытные летчики. И «мессер» отвернул. Трудно сказать, что заставило его это сделать: пли мои очереди из пушки и пулемета, или «хлопушки», или, наконец, боязнь вскочить в кучевое облако, к которому приближалась «пешка». Скорее всего, все вместе взятое.

И вот «пешка» нырнула в облако, теперь она в безопасности, да и я не связан маневром. Что ж, теперь, используя облачность для маскировки, решаю атаковать нахального «мессера» и проучить его. Следом за «пешкой» вскакиваю в облачность и сразу же беру ручку на себя, чтобы набрать высоту для атаки сверху. Мой расчет оправдался: я оказался выше «мессеров». И слева внизу увидел одного из них, только что отвернувшего от облаков. Кладу свой послушный «як» на спину и с полупереворота устремляюсь вниз на врага. Вращаю машину влево, ловлю в прицел белые кресты «мессера». Дистанция сокращается медленно. Пытаюсь остановить силуэт вражеского истребителя в перекрестии прицела и открываю огонь. Трасса проходит по левой плоскости «мессера», чуть доворачиваю нос и снова жму на кнопки управления оружием. Мой «як» вздрагивает от очередей, слышу звуки выстрелов пушки и пулемета. Именно в этот момент особенно остро ощущаешь недостаточность вооружения Як-9. Как бы хорошо было иметь еще дополнительно пару пушек или пулеметов и тогда бы не пришлось так долго вести огонь и так тщательно прицеливаться. Ведь успех боя решает маневр и огонь.

Все– таки вторая очередь настигла фашиста, от левой плоскости «мессера» что-то отделилось, вероятно, кусок обшивки, и вражеский самолет почти отвесно пошел вниз, к земле. Что это? Беспорядочное падение или попытка резким снижением оторваться от преследования? А я, как назло, в этот момент неожиданно вскакиваю в облака и теряю из виду противника. «Какая досада! Неужели ушел?»

Выскочив из облаков на высоте нескольких сот метров, быстро осматриваюсь в надежде обнаружить «мессер», но увидел лишь самолет Мухина, который на малой высоте выписывал глубокий вираж. Слышу по радио его взволнованный голос:

– Упал «мессер» слева в плавни!

Пытаюсь в сплошных зарослях тростника с редкими блюдцами воды рассмотреть какие-нибудь признаки падения. В одном месте, где крутился Мухин, заметил несколько кусков белого металла и черное пятно на фоне сплошной зелени. «Все-таки не ушел, гад! Там, в трясине, тебе и место! А Мухин молодчина, не оторвался, даже сумел проследить за падающим «мессером».

Теперь важно не попасть под удар других вражеских истребителей, которые могут внезапно из облаков атаковать нас. Мы перешли па бреющий и взяли курс на свой аэродром.

После колоссального морального и физического напряжения сознание того, что удалось одержать победу в схватке с превосходящими силами врага, рождает в душе чувство ликования. Но радость моментально сменяется тревогой: удалось ли нашей «пешке» благополучно долететь до своего аэродрома? Где ведомая пара и почему она в решительную минуту боя не оказалась на месте? Не выдержали, видно, мои «старики» первого испытания боем. Поставили нас с Мухиным в крайне трудное положение.

Проносимся с Мухиным бреющим над нашей стоянкой, резко взмываем вверх, кручу восходящую бочку, что означает – возвращаемся с победой. Такова была у нас традиция. К нам бросились с поздравлениями.

– Где «пешка»? Возвратилась?

– Да не волнуйся, возвратилась, – бодро за всех ответил мой механик Суховицкий.

Иван Ильич был старше по возрасту многих летчиков и техников, в том числе и меня, поэтому и называли его уважительно по имени и отчеству. Иван Ильич любил и знал свое дело. Его трудами и заботами наш «як» был эталонным, лучшим по состоянию в эскадрилье. Это было признано всеми. Наша дружба и взаимопонимание крепли с каждым днем, и мне поэтому легче было перенести расставание с моим бывшим механиком Анатолием Шароновым, который был переведен в другое звено.

Иван Ильич помог мне расстегнуть привязные ремни и первым делом спросил:

– Как прошел полет, товарищ командир?

– Все хорошо, Ильич. Оружие работало безотказно. «Мессера» загнали в дунайские плавни.

– Поздравляю, командир, с победой, – с искренней радостью ответил Суховицкий.

Мы еще не успели выкурить по папиросе с Мухиным, как Иван Ильич уже закончил заправку бензином и, сняв боковые капоты мотора, копался в нем, протирая ветошью подтеки масла и пыль.

– Золотой человек Иван Ильич. Руками таких, как он, и добывается победа! – как бы между делом заметил Мухин.

Мои «старики» произвели посадку раньше нас, и им было очень неудобно докладывать о выполнении задания. На мой вопрос: «Почему оторвались?» – ведущий пары, щупленький на вид летчик, ничего вразумительного ответить не мог.

– Облачность мешала, вот мы и потеряли вас, – проговорил он, не глядя на меня.

С трудом удержал себя от резких слов, но про себя подумал: «Нет, это не истребители».

Говорят, что истребителями не рождаются, ими становятся в процессе боевой учебы, повседневного напряженного труда, постоянного стремления к совершенствованию летного мастерства. Я полностью разделяю это мнение. Но в то же время, боевой опыт, наблюдения за истинными истребителями, нашими советскими асами, за их действиями в воздухе и на земле, проявлениями характера подтверждали мнение о том, что большинству истребителей присущи такие черты, как быстрота реакции, решительность, неуемная энергия и подвижность. Самым обидным для летчика-истребителя были слова командира: «Что ты чухаешься, как бомбер!»

При разборе этого боевого вылета командир эскадрильи не пощадил самолюбия моих ведомых и резко их отчитал:

– Облачность помешала? Плохому танцору всегда что-нибудь мешает…

На следующий день после описанного воздушного боя вблизи командного пункта полка па специальном стенде с фотографиями победителей извещалось, что 23 августа старший лейтенант Б. Маслов, старший лейтенант А. Рыбаков и лейтенант В. Воронов сбили в воздушных боях по одному «мессершмитту», далее следовали слова поздравления с победой. Особенно нас всех радовала первая победа в воздушном бою Алексея Рыбакова, который совсем недавно прибыл в наш полк и очень быстро завоевал всеобщее уважение и доверие.

Черноволосый и чернобровый, с красивыми карими глазами, постоянной улыбкой на лице, он привлекал простотой, скромностью и общительностью. Волею судеб он в течение всей войны был инструктором в Ейском военно-морском авиационном училище и выполнял очень трудную и необходимую для фронта работу по подготовке летчиков-истребителей. Алексей не мог скрыть радости, что ему на завершающем этапе войны все-таки удалось вырваться из училища на фронт. Летчики, которые вместе с Рыбаковым принимали участие в этом боевом вылете, с восхищением рассказывали о мужестве и летном мастерстве Алексея, о том, как метко он сразил «мессера», который пытался прорваться к прикрываемым «пешкам».

Вечером в летной столовой мы от души поздравили Алексея Николаевича с первой победой и пожелали ему успехов в будущем. Смущенный всеобщим вниманием и искренним участием своих боевых товарищей, он не мог скрыть радости, улыбки, а его глаза излучали восторг и благодарность.

– Я очень счастлив, что оказался вместе с вами в прославленном гвардейском полку. Спасибо вам за поддержку и добрые слова. Постараюсь оправдать доверие, – взволнованно сказал Рыбаков.

Каждый из присутствующих летчиков разделял чувства и слова своего боевого товарища. В дни напряженной боевой работы весь личный состав полка был охвачен единым боевым порывом, жил одной думой и одной мечтой внести свой вклад в общее дело Победы, приумножить боевую славу полка. Летчики, техники и механики с интересом читали строчки стихотворения, написанного полковым поэтом, которое называлось «Слава авдеевцам».

Немцам соколы морские Спать спокойно не дают, И горды мы, что другие, Нас «авдеевцы» зовут. Нас в бой ведет Авдеев И гремят его дела. Нет отважней, нет смелее Черноморского орла.

Непритязательны эти строки, но в то время они нам были дороги своей искренностью.

Мы уже не раз слышали восторженные отзывы о новом истребителе Як-3, и можно попять, какой ажиотаж был в полку, когда к нам прибыли два самолета этого типа. Летчики с интересом осматривали самолеты, делились впечатлениями:

– Вот бы па таких машинах повоевать! И вооружение прекрасное: пушка и два крупнокалиберных пулемета.

Первым па новой машине полетал Авдеев. Он показал пилотаж над аэродромом и, совершив посадку, коротко сказал:

– Не самолет, а мечта пилота!

В один из августовских дней в полк прилетел командующий ВВС Черноморского флота генерал-лейтенант авиации В. Ермаченков. Он первым делом поинтересовался новым самолетом, обошел его кругом, посидел в кабине, расспросил Авдеева и буквально через час взлетел па Як-3 в воздух. Командующему машина также понравилась, и па следующий день он в паре с Авдеевым принимал участие в боевом вылете полка.

Василий Васильевич Ермаченков в дни наступления не смог усидеть в штабе и выбрал время, чтобы лично слетать на боевое задание с гвардейцами.

Генерала В. В. Ермаченкова летчики за глаза с уважением и гордостью называли Ермак. И действительно, своей внешностью, могучей фигурой, крупными, красивыми чертами лица он чем-то напоминал легендарного Ермака, с его силой и удалью. Василий Васильевич пользовался большим уважением и непререкаемым авторитетом у командования флота, командиров взаимодействующих соединений сухопутных войск и военно-воздушных сил.

По общему признанию всех, кто его знал и видел в деле, Ермаченков был сильной, незаурядной личностью, В самые тяжелые периоды войны – при отступлении и обороне Одессы, Севастополя, Кавказа – он никогда не терял присутствия духа, бодрости и уверенности в победе, отличался сильной волей и неиссякаемой энергией, способностью организовать выполнение самых сложных боевых задач. Так, например, после оставления Крыма в небывало короткие сроки на Кавказском побережье была создана сеть аэродромов для базирования черноморской авиации. В решении столь сложной и важной задачи следует отметить прежде всего организаторский талант и настойчивость командующего и его ближайшего помощника – начальника тыла генерал-майора М. Д. Желанова.

Ермаченков часто бывал па аэродромах, встречался с личным составом. Он хорошо знал состояние дел в каждом полку, кадры летного состава, с большим уважением относился к опытным и смелым воздушным бойцам. Среди летного состава о нем ходила добрая слава. Его уважали и в то же время побаивались, зная его высокую требовательность и нетерпимость к ошибкам.

Необычный воздушный десант

Наступление наших войск стремительно развивалось. 25 августа части 46-й армии вышли к левому берегу Дуная и овладели Измаилом. Активно действовали корабли Дунайской флотилии и морская пехота. Были высажены десанты и освобождены порты па Дунае: Сулина, Вилково, Жибриени, Килия Новая и Килия Старая. К исходу 27 августа войска 3-го Украинского фронта совместно с кораблями и частями Черноморского флота овладели всеми узлами сопротивления противника от устья Дуная до Галаца. Авиация флота, в том числе и наш полк, оказывала содействие приморскому флангу войск и обеспечивала боевые действия сил флота.

29 августа во второй половине дня меня, Акулова и Рыжкина неожиданно вызвал командир эскадрильи. В землянке вместе с ним находился начальник штаба полка майор «Пекинский. Этого худощавого, с тонкими чертами лица, всегда подтянутого и аккуратного офицера уважали в полку. Несмотря па загруженность земными делами, Иван Владимирович нередко вылетал на боевые задания. И на этот раз мы предполагали, что придется лететь вместе с ним. Так оно и оказалось.

– Вот какую необычную задачу поставил нам командующий ВВС, – начал Локинский…

Задача действительно была необычной. Нам предстояло в составе шестерки Як-9 произвести посадку па румынский аэродром Мамайя и захватить его. Сложность и необычность задачи заключались в том, что штаб полка не располагал данными об обстановке в районе Констанцы. Никто не мог внести ясность: успели ли подойти туда наши войска, есть ли поблизости немцы, как отнесутся к нам румыны. Поэтому надо было детально разработать порядок действий нашей группы в зависимости от складывающейся обстановки.

Постановка задачи превратилась, по сути дела, в совместную выработку решения, в котором приняли участие все летчики группы. После обмена мнениями договорились действовать следующим образом. Полет до Констанцы выполнять на малой высоте, впереди пара Локинского, а сзади, с превышением, – четверка во главе с Грибом. При подходе к аэродрому набрать высоту, внимательно осмотреть летное поле и оценить поведение противника. Если он не будет проявлять враждебных действий, то первыми должны произвести посадку Акулов с Рыжкиным, а затем по обстановке и остальные. Если же при посадке по первой паре откроют огонь, Акулов с Рыжкиным должны немедленно развернуться и взлетать, а наша задача атаками с воздуха прикрыть их. Па случай непредвиденных обстоятельств было решено в грузовой отсек каждого «яка» посадить техников или механиков с автоматами. Летчикам выдали дополнительно по двадцать патронов к пистолету «ТТ». Закончив инструктаж, Локинский сказал:

– Самое главное не попасть в ловушку, правильно и своевременно оценить обстановку. Я надеюсь на всех вас, – говорил он тихим голосом, делая длительные паузы между словами и фразами. – Что касается действий после посадки, если все пойдет гладко, решим на месте. Я думаю, на подготовку пятнадцати минут вам хватит, – посмотрев на часы, закончил Локинский.

Перед выходом из землянки, оглядев нашу форму, Локинский все же не удержался и сказал:

– Желательно всем переодеться, как-никак в гости летим к румынам.

За всех ответил наш командир Гриб:

– Ничего, форма самая фронтовая, переодеваться некогда.

Мы смущенно смотрели друг на друга. Действительно, наша форма много повидала на аэродроме и в полетах, поизносилась и имела далеко не привлекательный вид. Мы, как правило, летали на боевые задания в темно-синих хлопчатобумажных кителях, в черных флотских брюках, заправленных в кирзовые сапоги. В пыльной обуви и одежде, без знаков различия трудно было узнать и отличить летчиков от техников и механиков. Единственным отличительным признаком были, пожалуй, ордена па кителях. У кого больше – тот летчик. Конечно, у каждого из пас хранились кителя и брюки «первого срока» на торжественный случай или для выезда в город. По времени на переодевание не было, и мы взлетели в своей обычной летной форме. Гриб и на этот раз определил меня ведомым к себе, а за нами следовала пара – Акулов и Рыжкин.

Аэродром Мамайя располагался на берегу моря, в двадцати километрах к северу от военно-морской базы Констанца. Через сорок минут полета паша группа выскочила на бреющем па аэродром и резко взмыла вверх. В воздухе самолетов противника не было и с земли огня не открывали. Мы стремились побыстрее и повнимательнее рассмотреть, что же делается на летном поле. Наше внимание привлекли два больших ангара в западной части аэродрома и рядом стоянка самолетов – восьмерка «мессеров» в одну линию. Это насторожило нас и мы пошли в набор высоты, чтобы обеспечить себе атаку, если взлетят «мессеры». Выполняем круг над аэродромом. Все спокойно: «мессеры» не взлетают, зенитки огня не открывают. Слышу голос Локинского:

– Ну как, Двадцать второй, может, попробуем сесть? Как договорились?

После небольшой паузы Гриб ответил:

– Мне не нравятся эти «мессеры». Может, штурманем их, а там посмотрим, что дальше делать.

– Я тоже на них посматриваю. Было указание первыми огня не открывать. А румыны «Т» выложили против ветра. Пока ничего подозрительного, – опять послышался голос Локинского.

– Давайте попробуем, – наконец-то согласился Гриб.

– Тридцатый, заходите на посадку. Видите, где выложено «Т», вот там и садитесь, – тут же дает Гриб указание Акулову.

Акулов без промедления зашел и произвел посадку точно у посадочного знака. Сказались его высокая летная выучка и опыт. В самые решительные моменты Борис умел собраться и проявить хладнокровие. Об этом мы хорошо знали. И па этот раз он оправдал доверие, хотя Садиться на незнакомый аэродром было рискованно, ведь никто не знал, как отнесутся к нам вчерашние враги.

Четверка «яков» во главе с Пекинским продолжала парами барражировать над аэродромом и наблюдать за Действиями Акулова и румын. Мы с волнением наблюдали и ждали развязки. После пробега Акулов развернулся и порулил к ангарам, где стояли группами люди и наблюдали за нашими самолетами. Что же будет дальше? И вдруг видим, кто-то отделился от группы и флажками стал показывать Акулову место стоянии. «Вот как! Встречают со веси правилам».

Акулов остановился и выключил мотор. Значит, все в порядке, можно садиться всем. Первым пошел па посадку Рыжкин – напарник Акулова, следом за ним сели мы с Грибом, а уж за нами – пара Локинского. Зарулили и поставили «яки» в линию. Смотрю за действиями ведущего и, следуя его примеру, выключаю мотор, открываю замок крышки грузовой кабины. Тут же появляются механики с автоматами на груди. Они первыми соскакивают на землю и встают впереди наших самолетов, готовые открыть при необходимости огонь из автоматов. Мы также вылезаем из кабин самолетов и подходим к Локинскому. Рассматриваем стоящих в нескольких десятках метров людей, замечаем появившийся над их головами плакат с надписью па русском языке: «Добро пожаловать!» Молча переглядываемся. Выходит, что паше появление для них не было неожиданным. От толпы отделились несколько человек и направились в нашу сторону. Впереди шел тучный военный в фуражке с высокой тульей и большим козырьком.

Не доходя нескольких шагов, он остановился, отдал честь и что-то сказал по-румынски. Рядом с ним появился щупленький, в солдатской форме без знаков различия человек;

– Вас приветствует начальник летной школы, – сказал он по-русски.

Из разговора с начальником школы удалось узнать, что в районе аэродрома немецких войск нет, а советские еще не появлялись. Далее он сказал, что на основании решения нового румынского правительства Румыния прекратила боевые действия против Советского Союза и будет вести борьбу совместно с союзниками против фашизма. Диктатор и прихвостень Гитлера Антонеску арестован.

Глядя па начальника школы и других румынских военнослужащих, мы испытывали чувство настороженности. Трудно укладывалось в сознании, что перед нами стоят вчерашние противники и мы с ними ведем мирную беседу.

Первая встреча была короткой. Локинский принял решение немедленно вылететь в Одессу для доклада командованию, а нашу четверку во главе с Грибом оставить в Мамайе.

Проводив Локинского и посоветовавшись, мы решили расположиться около самолетов, никуда не отлучаться и постоянно нести охрану. Но пашей просьбе румыны быстро установили возле самолетов две палатки, где мы и намеревались организовать ночлег.

Вечером начальник школы передал Грибу приглашение на ужин в летную столовую. И вновь пришлось держать совет. Решили, оставив механиков для охраны самолетов, принять приглашение.

Во время ужина наших летчиков посадили рядом с румынскими пилотами. В торце хорошо сервированного стола восседал толстый начальник школы с брезгливой миной на лице. Он всем своим видом подчеркивал свое безразличие и вынужденную необходимость сидеть с нами за одним столом. Большинство же румынских летчиков проявляли общительность и охотно отвечали на все наши вопросы. Хозяева вели себя подчеркнуто дружелюбно и стремились всячески во всем угодить нам.

Когда Гриб провозгласил тост за Красную Армию, за Победу, мы весьма настойчиво попросили, чтобы наши новые знакомые выпили бокалы стоя и полностью, до дна. Эти пожелания были выполнены без всяких оговорок.

Поздно вечером мы возвратились па аэродром и долго не могли уснуть после всего пережитого и увиденного за день. Ночь прошла спокойно, без тревог и происшествий. 30 августа наш полк всем составом перелетел на аэродром Мамайя. В тот же день мы узнали о высадке морского десанта и овладении портом Констанца. 31 августа войска 2-го Украинского фронта вступили в столицу Румынии – Бухарест.

Ясско– Кишнневская наступательная операция завершилась разгромом крупной группировки немецко-фашистских войск и выводом Румынии из войны на стороне Германии.

Восемь раз столица нашей Родины салютовала доблестным воинам 2-го и 3-го Украинских фронтов, Черноморского флота и Дунайской военной флотилии.

В четырех приказах Верховного Главнокомандующего отмечались отличные боевые действия моряков и летчиков Черноморского флота. В числе отличившихся пехотинцев, танкистов, артиллеристов, саперов, летчиков была объявлена благодарность летчикам генерал-лейтенанта Ермаченкова, полковника Корзунова, подполковника Авдеева.

Мечта летчика

Наступление наших войск развивалось успешно. В первых числах сентября 1944 года они вышли к границам

Болгарии и Югославии. Были созданы благоприятные условия для изгнания гитлеровцев из всех Балканских стран.

После перебазирования полка на аэродром Мамайя румыны передали нам служебные и жилые помещения, ангары и убыли в другое место. Захваченные исправные немецкие самолеты Ме-109 было решено перегнать в Ейское авиационное училище и использовать их для обучения курсантов воздушному бою.

1 сентября нас с Акуловым вызвал командир эскадрильи.

– Получаем новые самолеты Як-3. На вас возлагается боевая задача – перегнать самолеты с завода для нашей эскадрильи. Сделайте по паре полетов на машине командира полка для тренировки и сегодня же вылетайте на Ли-2 вместе с летчиками других эскадрилий, – коротко изложил задачу Гриб.

Возглавлял группу перегонки майор Войтенко.

В первых же полетах на Як-3 мы убедились в высоких летно-тактических характеристиках этой машины. Летчики с восторгом отзывались о новом самолете, наделяли его самыми лестными эпитетами: «Чудо-машина! Мечта пилота! Легкая, как «ишак»!-и добавляли:– Вот бы повоевать на таких самолетах!»

Особенно стремились к этому те, кто уже не раз выходил на поединок с «мессерами» и испытал на собственном опыте, с каким трудом достигалась победа в бою. Самолет Як-3 был самым легким, скоростным и одним из лучших истребителей периода Великой Отечественной войны. Он превосходил по своим летно-тактическим характеристикам фашистские самолеты Ме-109 и ФВ-190, а также лучшие американские и английские истребители «Аэрокобра» и «Спитфайр». Полеты на Як-3 доставляли истинное наслаждение. На нем был установлен форсированный мотор водяного охлаждения М-105пф мощностью 1240 лошадиных сил, масляный радиатор не выступал, а располагался внутри центроплана. Все это позволяло повысить максимальную скорость до 620 километров в час, а также улучшить разгонные и взлетно-посадочные характеристики. Самолет был исключительно легким и простым в управлении, имел: мощное вооружение.

На Як– 3 воевали французские летчики из эскадрильи «Нормандия-Неман» и также с восторгом отзывались об этой машине.

На аэродроме, расположенном недалеко от Тбилиси, куда мы прибыли за получением новых машин, скопилось немало американских самолетов-истребителей «Аэрокобра», «Тандерболт». Их перегоняли наши летчики из Ирана.

При облетах «яков» в процессе приемки мы не только выжимали из них все, на что они были способны, но и демонстрировали полное превосходство над хвалеными американскими «кобрами» в воздухе. Да и в разговорах, при встречах с нашим летчиками-перегонщиками никто не пытался даже оспаривать преимущество Як-3, все отдавали предпочтение нашему истребителю.

За короткое время мы с Акуловым, Денисовым, Рыжкиным и другими летчиками полка перегнали на аэродром Мамайя сорок самолетов Як-3 без происшествий, за исключением вынужденной посадки Акулова на воду, которая могла закончиться трагически.

Сложность перегонки заключалась в том, что приходилось выполнять посадку па пяти промежуточных аэродромах Кавказа, Крыма и в Одессе для дозаправки топливом. На Як-3 не было грузовой кабины, куда можно было бы посадить техника или механика, и нам самим приходилось осматривать и дозаправлять самолеты. Во время войны такое положение было обычным, и летчики в большинстве своем хорошо знали технику и могли самостоятельно готовить самолеты к вылету, а кое-кто из наиболее предусмотрительных постоянно имел в кабине истребителя инструмент, и прежде всего плоскогубцы и отвертку.

Обычно перелеты осуществлялись парами и четверками на малой высоте. У моего друга Бориса Акулова был один изъян, о котором знали только его близкие товарищи. Он, как и Паша Королев, не умел плавать. Для нас это открытие было полной неожиданностью. До войны он жил в Севастополе, у моря и… не научился. Непостижимо. Но факт остается фактом, узнали об этом совершенно случайно, когда в один из жарких дней пытались шутя затащить его в воду и окунуть. Он сначала отшучивался, а потом, видя, что слова не помогают, стал отбиваться от нас по-настоящему. До этого дня Акулов тщательно скрывал свои «недуг» и не давал повода для разговоров и подначек, летал на любое, самое сложное задание над морем и робости не проявлял. И надо же произойти такому: Акулов, не умеющий плавать, оказался в воде без спасательного жилета!

При полете парой с Рыжкиным над лиманом на малой высоте у Бориса неожиданно заклинило мотор. Вин г остановился, и ему ничего не оставалось делать, как садиться на воду. Акулов не успел даже осмыслить происходящее, буквально через несколько мгновений плюхнулся в воду, самолет стал медленно погружаться и вода хлынула в кабину. «Что делать? Как быть? – лихорадочно заработало сознание. – Прежде всего надо незамедлительно выбираться из кабины».